Разиэль

У меня начинала кружиться голова, и я задавалась вопросом, была ли это потеря крови или всё дело в ужасе ночи. Это не имело значения — головокружение было предпочтительнее окружавшей меня реальности, смерти и ужаса, которые превратили идиллический побег в склеп. Я закрыла глаза, слабея, когда услышала рёв такой слепой ярости, что поняла, что не все Нефилимы были ещё побеждены, и что меня разорвут на куски. Что-то схватило меня, отдернуло от Тамлела, и я полетела по ночному воздуху, приземлившись на окровавленный песок, задыхаясь и готовясь к смерти, которой мне удалось избежать.

Я подняла глаза, ожидая увидеть огромную, громоздкую фигуру Нефилима. Но на фоне лунного света вырисовывался силуэт не чудовища. Он был весь в крови, она спутала его волосы и покрыла кожу, но я знала эти глаза, глаза Разиэля, запылавшие яростью, когда он повернулся к Тамлелу, его клыки обнажились в атаке.

— Нет! — закричала я, уверенная, что он вот-вот разорвёт своего друга на куски.

Мгновение спустя ярость покинула его тело, и он повернулся ко мне, опустившись на колени рядом со мной на песок, притягивая меня в свои объятия. Запах смерти, пота и крови окутал его, и я с облегчением прижалась к нему.

— Прости, — выдохнул он. — Я не знаю… я сделал тебе больно?

Я уже не могла говорить. Я могла только качать головой у него на груди, пытаясь теснее прижаться к нему.

Что-то свернулось вокруг меня, мягкое как перья, тёмное как ночь, когда всё почернело.

Глава 20

ЕСЛИ БЫ НЕ ЗЛОВОНИЕ, я могла бы проспать целую вечность. День был мрачный, сильно несколько отличающийся от нежного тумана, который обычно окутывал Шеол. Я лежала в постели, не шевелясь. Свет, проникавший через окна, был мутным, тусклым, а кровать под моим бедным, ноющим, израненным телом была слишком удобной, чтобы её покидать. Я неохотно перевернулась. Последнее, что я могла вспомнить, это то, как я летела по воздуху, одернутая от Тамлела разъярённым монстром, и в этой короткой вспышке я была уверена, что умру. Пока я не подняла глаза и не увидела Разиэля.

Больше я ничего не могла вспомнить. Кто-то умудрился затащить мою задницу наверх и вымыть меня. Я спала не одна, почему-то я это знала. Я была совершенно голая, а кровь и грязь были смыты с моего тела какой-то призрачной служанкой. Разиэль ухаживал за мной, несмотря на собственные раны.

Разиэль отнёс меня наверх и позаботился обо мне.

Неужели мне всё это приснилось? Я посмотрела на свою руку в поисках следов зубов. Рана всё ещё была там, длинная царапина от бицепса до запястья, но она уже закрылась, заживая, и не было никаких признаков того, что двое из Падших питались от меня.

Также мгновенно зажило запястье Сары, когда она покормила Разиэля. Но я не могла думать о Саре.

Я откинулась на спинку кровати. Я и подумать не могла, что такое произойдет прошлой ночью, как и не могла поверить, что это принесло им какую-то пользу. Моя кровь была не более чем пустышкой. Пустая грудь для голодающего младенца, приносящая мгновенное утешение, но не пропитание. Но, по крайней мере, это их успокоило, и для этого я могла бы потерять несколько пинт крови. Пока Разиэль не появился с рёвом ярости, оттаскивая меня от Тамлела и собираясь убить своего старого друга. Неужели битва временно лишила его рассудка? Зачем ему желать причинить Тамлелу боль?

Мой крик остановил его. И его руки обвились вокруг меня, его рот у моего виска, были безопасностью, защитой, любовью.

Нет, не это. Он больше никогда никого не полюбит.

Этого ужасного запаха, смешанного с маслянистым дымом, было достаточно, чтобы меня затошнило. Я медленно поднялась с кровати, моё тело болело, и я схватила халат, который висел на двери ванной комнаты. Это было древнее кимоно, тяжёлый шёлк странно успокаивал, когда скользнул на моё обнажённое тело, и я босиком вошла в гостиную, отчасти боясь, что найду там Разиэля, а отчасти — что нет.

Его там не было, там было пусто. Я подошла к открытому окну и выглянула наружу, надеясь увидеть высокую знакомую фигуру на пляже.

Тела исчезли, но песок казался чёрным от пролитой крови. Справа виднелся дым и, не раздумывая, я выбралась на балкон, чтобы получше его рассмотреть, поморщившись от судороги в колене. Там был огромный костёр, за ним присматривали три женщины. Я не могла узнать ни одну из них…

Они выглядели такими же побитыми, как и я, но они внимательно следили за пламенем, и мне потребовалось мгновение, чтобы понять, что стало причиной ужасной вони. Это был погребальный костёр для гниющей плоти. Они сжигали тела Нефилимов.

Падшие не могли этого сделать. Огонь был для них ядом — случайная искра, и они могли умереть. Только люди могли иметь дело с огнём. Только мы могли разобраться с беспорядком. Но Сара была мертва.

Окровавленный пляж перед домом был пуст. Туман был лёгким, покрывая всё вокруг как унылая вуаль, но не было никаких признаков жизни.

Кто же выжил? Что же им теперь делать?

Я забралась обратно внутрь и подошла к шкафу, а затем замерла, глядя на разноцветную одежду. Платья, в котором я была вчера, нигде не было видно. Платье, которое Разиэлю почти удалось стащить с меня, платье, которое я использовала, чтобы остановить кровь Сары, когда она лилась из её тела.

Сара была мертва. У Сары не было никакой возможности вырваться из тюрьмы и стать бессмертной, как её муж. Если бы это было так, Азазель не был бы таким мрачным, и Разиэль всё ещё был бы счастлив в браке с невестой номер сорок семь или кем-то ещё. А я бы жарилась в аду.

Сегодня был не день цвета, а день траура. Я подумывала надеть чёрную одежду Разиэля, но затем остановила выбор на свободной белой юбке и тунике, снова став похожей на члена культа. Я провела щёткой по спутанным волосам и в последний раз взглянула на своё отражение в зеркале. Я выглядела бледной, как будто потеряла много крови, и мне было интересно, сколько Тамлел взял у меня. Выжил ли он вообще?

Я ничего не могла поделать с тем, как я выглядела — вероятно, я была намного здоровее, чем большинство других выживших. Чертовски лучше, включая и Разиэля. Нет, я даже не собиралась рассматривать какую-либо альтернативу. Я на мгновение закрыла глаза, пытаясь проникнуть в его сознание.

Я столкнулась с мысленным эквивалентом захлопнутой двери и рассмеялась с огромным облегчением — облегчением, к которому я не хотела слишком пристально приглядываться. Он был жив и всё ещё зол.

На лестнице была кровь. Кто-то попытался убрать её, но пятна всё ещё были видны, и я была рада, что решила надеть белые сандалии вместо того, чтобы идти босиком. Мысль о том, что придётся идти по засохшей крови, вызвала у меня лёгкий ужас. Я бы скорее втиснула ноги в эти проклятые шпильки, которые быстро положили конец моей многообещающей жизни.

Я не знала, было ли моё истощение физическим или эмоциональным. Мне приходилось останавливаться на каждой площадке, чтобы отдышаться, и это давало мне достаточно времени, чтобы рассмотреть боевые пятна, которые замарали большую часть поверхности. Кровь на коврах, выбоины в стенах.

Проклятое головокружение продолжалось. Неужели то, что я отдала свою кровь Тамлелу и другому Падшему, сделало это со мной? Разиэль говорил мне, что неправильная кровь опасна — ужас прошлой ночи сделал мою память далеко не ясной, но Тамлел не мог взять так много крови, не так ли? На моей руке не было никаких следов, кроме длинной царапины, и не было причин, по которым моя кровь могла бы помочь им или навредить мне. По крайней мере, если верить Разиэлю.

Но я чувствовала себя так, будто только что сдала кровь и забыла взять печенье. Они делали здесь переливание крови? Поскольку у меня было неприятное подозрение, что мне оно не помешало бы.

Массивный вестибюль выглядел совсем по-другому в тусклом свете дня. Тела исчезли. Как и большая часть мебели, которая была разбита во время битвы. Запах смерти всё ещё витал в воздухе, отвратительное зловоние Нефилимов, запах разложения. Я вздрогнула, выглянув в открытую дверь, но пляж всё ещё был пуст. Кровь на песке высохла до тёмной ржавчины. Потребуется сильный дождь, чтобы смыть её.

Я посмотрела на погребальный костёр. У меня не было желания подходить ближе — запах с подветренной стороны был достаточно неприятным. Я присмотрелась к огню, к горящим конечностям и брызгам жжёного жира, и вздрогнула, чувствуя лёгкую тошноту. Была ли Сара частью этой огненной горы? А остальные? Конечно, нет.

Я повернулась и пошла обратно в дом. В общественных залах никого не было, и у меня возникло внезапное тревожное подозрение, что выжившие Падшие могли уйти, покинув это место и тех немногих женщин, которые выжили.

А потом я подумала о зале Совета, где собирались Падшие. Там, где Разиэль питался от запястья Сары, навсегда изменив мой взгляд на вещи. Они были там, я знала это.

Двери в большой зал заседаний были закрыты. В тяжёлом дереве были выбоины, и одна ручка была разбита. Однажды я убежала отсюда в шоке и ужасе. На этот раз я собиралась остаться.

Я толкнула дверь и шагнула внутрь, и внезапный прилив эмоций ударил меня. «Я не заплачу, — сказала я себе, — несмотря ни на что». Мужчины, сидевшие за столом, уставились на меня, как на надоедливого нарушителя спокойствия, но я не собиралась никуда уходить. Я сохранила спокойным и безразличным выражение своего лица. «Помоги мне, Сара, — сказал я про себя. — Не позволяй этим товарищам нервировать меня».

Азазель сидел во главе стола, его лицо было искажено горем и яростью. Он уставился на меня с такой ненавистью, которая тут же меня потрясла. Он никогда не любил меня, это было очевидно, но теперь он выглядел так, словно хотел убить меня, и я не могла понять почему. Я никогда ничего ему не делала.

— Сядь.

Это был голос Разиэля, и от облегчения, которое нахлынуло на меня, у меня чуть не закружилась голова. Просто здорово: я бы упала к его ногам в девичьем обмороке. Придав своему лицу серьёзное выражение, я повернулась и посмотрела на него. Как и все остальные, он выглядел ужасно, словно участвовал в битве, которую едва выиграл. Но он был жив и невредим, хотя и казался почти таким же злым, как Азазель. Неужели они думали, что я впустила Нефилимов? Что я такого сделала, что они так рассердились на меня?

Нравится мне это или нет, но Разиэль был моим ближайшим союзником. Я направилась к нему, но он остановил меня одним словом.

— Нет, — сказал он. — Сядь с другой стороны. На место Сары.

Я замерла.

— Я не могу.

— Сара мертва, — сказал Азазель диким голосом. — Делай, как говорит тебе твоя пара.

— Но он не…

— Сядь, — голос Разиэля был низким и убийственным.

Я подошла к месту Сары и села.

Их осталось совсем немного. Но Тамлел сидел рядом с Азазелем, стараясь выглядеть ободряюще, а другой мужчина, тот первый, кому я дала кровь, сидел рядом. Так близко к смерти, и им каким-то образом удалось выжить, что было удивительно.

В комнате не было других женщин. Я скучала по успокаивающему присутствию Сары, скучала так сильно, что мне хотелось плакать. Я сидела и молчала.

Азазель продолжил, как будто моё появление не означало ничего дурного, что, на мой взгляд, было правдой.

— Кто-то открыл ворота, — сказал он. — Мы все это знаем. И пока мы не выясним, кто это сделал и почему, мы в опасности.

— Это была не я, — быстро сказала я.

Азазель посмотрел на меня, и Разиэль зарычал:

— Никто не думает, что это ты. А пока помолчи. Твоя очередь придёт.

«Едва ли это обнадеживает», — подумала я, откидываясь на спинку жёсткого стула, который столько лет служил Саре. И Разиэль, и Азазель были злы на меня, и было вполне логично, что они злились из-за крови. У меня была сотня оправданий. Моя рука была распорота одним из Нефилимов, и мужчины были на волоске от смерти — что плохого в попытке помочь? И уж конечно, это была не моя идея с самого начала. Раненый мужчина просто вцепился в мою кровоточащую руку, как голодный котёнок. Он был слишком не в себе, чтобы понять, что делает — в этом не было ничьей вины.

Возвращение к Тамлелу было совсем другим делом, но Тамлел выглядел таким спокойным, что я была уверена, что вступится за меня. В конце концов, он был тем, кто цеплялся и использовал свои зубы, как какой-то гигантский угорь. Он должен был поддержать меня, учитывая то, как Разиэль свирепо смотрел на меня.

— Как, по-твоему, ты узнаешь, кто их впустил? — Самаэль сказал ровным голосом, и я вздрогнула. Я думала, что он был одним из мёртвых, но каким-то образом ему удалось выжить: — Это пустая трата времени. Они, вероятно, съели того, кто открыл врата, или же он или она были убиты в бою. Не знаю, сможешь ли ты когда-нибудь узнать, кто это сделал. Мы должны вкладывать свою энергию в восстановление, а не в бесполезные поиски неуместной истины.

— Я знаю, что ты скорбишь о потере жены, Самаэль, — холодно сказал Азазель. — И процесс восстановления начнётся, как только лодка будет закончена. Между тем, истина никогда не бывает неуместной. Мы найдём того, кто это сделал. Кто был ответственен за смерть семи наших братьев и девятнадцати наших женщин. Нефилимы очень хорошо выполняли приказы, они знали, что уничтожение наших женщин уничтожит и нас.

— Мы не уничтожены, — тихо сказал Тамлел. — Мы скорбим. Но мы не уничтожены.

— Кто бы их ни впустил, он всё ещё жив, — сказал Азазель. — Я всем сердцем знаю это. Мы найдём предателя.

— И что потом? — сказал Разиэль, отказываясь смотреть на меня. — Неважно, как сильно ты хочешь разорвать его на куски, мы не убиваем. Только не своих.

Азазель стиснул челюсть, не опровергая утверждение Разиэля.

— Он будет изгнан. Вынужден скитаться по земле. Тот, кто совершил подобное преступление, никогда не найдёт кровную пару, и ему никогда не позволят приблизиться к Источнику. И рано или поздно он ослабеет и умрёт. Не будет никакой мести, никакого ликования. Простое правосудие.

Источник? Сара была мертва. Кто-то должен был стать тем, кто станет заменой и займёт её место, кто-то вроде Источник-ждущий-своей-очереди. Эта женщина, должно быть, прошла по моим стопам прошлой ночью и спасла тех, кому я попыталась помочь.

Но как бы сильно мне не хотелось поверить в этот сказочный вздор, у меня было ужасное ощущение, что всё было совсем не так. У меня было очень жуткое предчувствие о грядущем, и я не хотела слышать этого.

Азазель перевёл яростный взгляд своих чёрных глаз на меня, и у меня возникло чёткое представление, что он протянул бы свои сильные руки и придушил бы меня на месте, будь мы одни. Я ему не нравилась, вплоть с самого моего прибытия сюда, и эта неприязнь возросла до колоссальных пропорций.

— Зачем ты пыталась покормить Тамлела? — требовательно спросил он. — У тебя минимум познаний о нашем образе жизни, о направляющих нас законах. В своей неуклюжей попытке помочь, ты могла убить его.

— Как по мне, так он отлично выглядит, — сказала я.

«Не благодаря тебе», — вероятно, он хотел сказать.

— Отвечай на мой вопрос, — его голос был леденящим.

Я посмотрела на Разиэля, но никакой помощи с этой стороны не последовало. Он выглядел столь же разгневанным, как и Разиэль.

— Само собой я ничего не планировала, — оправдываясь, сказала я. — Я спустилась вниз посмотреть смогу ли чем-то помочь…

— Невзирая на то, что я приказал тебе оставаться там, где ты была, — голос Разиэля был низким и смертоносным.

«Проклятье, неужели ослушаться одного из предполагаемых царя и бога было некого рода преступлением? Если так, я была по уши в дерьме и продолжу там оставаться до тех пор, пока вынуждена буду мириться с властными порядками Разиэля».

Если он смог проигнорировать меня, значит, с такой же лёгкостью я могу игнорировать его.

— Я спустилась вниз, — снова произнесла я, мой голос перекрыл голос Разиэля, — посмотреть смогу ли чем-то помочь. Я увидела Сару… — на мгновение я осеклась, и я демонстративно не смотрела на Азазеля. — Я увидела, что Сара ранена, и Разиэль вывел меня на улицу. Когда я пошла за помощью, поскольку увидела лежавшего там Тамлела, один из раненных схватил меня за юбку и стал умолять о помощи. Я ничем не могла помочь ему, но я встала на колени и стала убаюкивать его в своих руках, надеясь, что либо успокою его до прибытия медицинской помощи, либо хотя бы побуду там с ним, пока он умирает, — я взглянула на молодого парня, и он кивнул.

— Это был я, — сказал он. — Я пытался добраться до Сары, когда один из Нефилимов набросился на меня со спины. Я умудрился его убить, но он достаточно серьёзно распорол меня, и я не выжил бы.

— Гадраэль, — Азазель узнал его. — И ты в порядке?

— Вполне нормально, мой господин.

Азазель вновь обратил взор своих холодных пустых голубых глаз на меня.

— Продолжай. Ты убаюкивала Гадраэля и вдруг решила, что твоя кровь сможет помочь ему?

— Нет. Я пыталась успокоить его. Но у меня был длинный порез на руке. Пока я держала его, я рукой задела его губы и он инстинктивно начал сосать кровь. Он едва держался в сознании и он понятия не имел кто я… он просто узнал запах крови.

— Понятно. Но он не кусал тебя, просто пил из раны. Что случилось потом?

А вот тут всё сложнее. Я была совершенно невинна в первом случае. Второй поступок был сущей самонадеянностью, и я не могла их винить за то, что они были взбешены.

— Ну, Гадраэль стал лучше выглядеть. И я знала, что Тамлел умирает, и посчитала, что помощь не поспеет к нему вовремя, и я подумала, коль уж плохая кровь, похоже, помогла Гадраэлю, тогда может быть она поможет Тамлелу, по крайней мере, поможет ему продержаться до прибытия помощи. Так что я вернулась к нему и… предложила свою руку.

— Тебе ни разу не пришло в голову, что твоя кровь могла помочь Гадраэлю, потому что ты можешь быть его кровной парой? — спросил Азазель.

Низкое рычание было пугающим, и я посмотрела на Разиэля, сидевшего напротив. Он выглядел совершенно… диким. Я уже слышала это рычание раньше. Прошлой ночью, прямо перед тем, как он схватил меня и улетел со мной прочь от Тамлела.

— Нет, — сказала я, отводя глаза.

— С Тамлелом, — Азазель продолжил свою инквизицию. — Он тоже слизывал твою кровь, отреагировал на предложение крови из твоей раны?

— Нет. Он был без сознания. Гораздо ближе к смерти, чем Гадраэль.

Очередное рычание от Разиэля.

— Объясни.

«Чёрт, — подумала я. — Но честно, что такого ужасного было в том, что я сделала? Была критическая ситуация и я отреагировала инстинктивно, и они должны были тратить своё время на выяснение кто впустил Нефилимов, а не изводить меня». Я вздохнула, зная, что Азазель не остановится, пока не получит свои ответы.

— Когда Тамлел не отреагировал на прижатую к его губам руку, я… я открыла ему рот, затем разодрала рану, чтобы кровь свободно стекала, и тогда её капли попали ему в рот. Этого хватило, чтобы привести его в чувства, хотя бы отчасти, и он ухватился за мою руку и, ну… стал пить.

Я изо всех сил постаралась выглядеть наивной, но вряд ли Азазеля одурачишь. И уж тем более Разиэля.

— И он воспользовался своими зубами, так ведь? Проколол тебе вену?

— Да.

— И ты позволила ему продолжить, почти до смерти, до того, как Разиэль нашёл тебя и остановил его?

Я взглянула на Разиэля. Я никогда ещё не видела его таким разгневанным.

— Полагаю, что так, — нехотя ответила я. — Я ничего не соображала. Мне и мысли не приходило, что Тамлел в прямом смысле укусит меня — в конце концов, Гадраэль не кусал же. И к тому же полагаю, он остановился, когда ему было достаточно.

Я мельком посмотрела на Тамлела, который выглядел стоически. У него были такие же неприятности, как и у меня?

— Итак, у нас тут две вероятности, — сказал Азазель своим холодным, неэмоциональным голосом после долгой паузы. — Вероятней всего, Гадраэль был менее тяжело ранен, чем ты посчитала. Не перебивай, — добавил он, увидев, как я начала протестовать. — В его состоянии, вкуса крови, пусть и плохой, вполне хватило, чтобы вернуть его к жизни. Ты здесь находишься только в качестве партнёра для Разиэля, ты с ним не связана, и поскольку это необычно, представляется вероятным, что ты кровная пара Тамлела, и никто из вас этого не осознавал.

— Нет, — произнёс Разиэль тихим свирепым голосом.

Проигнорировав Разиэля, я взглянула на Тамлела. Он казался милым, очаровательным, но я не хотела быть его кровной парой. Я не хотела целовать его, трахаться с ним, бороться с ним… я вновь глянула на Разиэля, который, судя по виду, готов был вот-вот взорваться. Разиэль был иное дело. Я не могла сейчас заниматься тем, чтобы разбираться чего хотела, в чём нуждалась от него, только не сейчас, когда я была слишком измотана, чтобы мыслить ясно. Единственное, что я знала наверняка — я нуждалась в нём.

Проклятье. И он, вероятно, прочитал эту обнажающую мысль, уничтожив ту крошечную оставшуюся защиту.

— Тогда есть другой вариант, который представляется маловероятным.

Тишина в комнате была настолько мёртвой, что едва не душила, и Азазель похоже был не в настроении уточнять. Меня уже начало всё это раздражать. Я знала, что вот-вот последует.

— Ты собираешься продолжить или мы все будем тут сидеть в неловком молчании? — рявкнула я.

— Мы уже обсудили такую вероятность, — угрожающе сказал Азазель. — Мы лишь обдумываем это.

«Почему, чёрт возьми, такая прелестная, милая Сара вышла замуж за такого твердолобого зануду?» Я подалась вперёд.

— Но ты забыл включить меня в это обсуждение, которое, видимо, касалось именно меня. Я понимаю, что из-за вашего патриархального дерьмового образа жизни, вы позабыли, что у женщин есть мозги и мнение, но поскольку это касается меня, ты можешь просто выложить всё начистоту.

— Единственной другой альтернативой является то, что по неким причинам, по какой-то грандиозной ошибке или аномальным превратностям судьбы, ты новый Источник. В чём вообще нет никакого смысла. Источник должен быть кровной парой одного из Падших, а у тебя не было церемонии связывания. Не думаю, что ты одурачила меня своей шарадой — я прекрасно знаю, что всё это была игра. Кроме того, всегда проходит долгий период скорби, прежде чем обнаруживается новый Источник. Из этого следует, что ты не можешь быть Источником, это исключено.

— Исключено, — согласилась я, в животе забурлило. Я знала что приближалось. Я лишь надеялась, что ошибалась. — Но, что если я Источник? Это же не значит, что я должна быть твоей кровной парой, так?

Если уж на то пошло, по виду Азазель испытал больше отвращение от этой мысли, нежели я.

— Не совсем. Источник может принадлежать любому.

— Принадлежать? — мой голос стал злым.

Опять меня обсуждали как товар, и я прошла точку невозврата из бытности Хорошей Девочки.

— Если ты Источник, тогда не исключена возможность, что твоя связь с Разиэлем глубже, чем кто-либо из вас хочет это осознавать.

Лицо Разиэля стало очень серьёзным. Но оно не шло ни в какое сравнение с тем, как я себя чувствовала. Он может и был самым великолепным мужчиной, который когда-либо в жизни касался меня, но он был высокомерным, мрачным, вероломным и лживым, и самое худшее, хоть может он и хотел меня, он определённо не любил меня. И будь оно всё проклято, я хотела любви. Истинной любви, сентиментальной, романтической, о-боже-мой-заветной-любви. Кое-что, что Разиэль больше никогда не собирался отдавать, и уж тем более мне.

Единственной защитой у меня было оттолкнуть его перво-наперво.

— Так как мы выясним это? — деятельно произнесла я.

Они выглядели ошарашенными. Очевидно, они были настолько захвачены отвращением относительно вероятности, что я каким-то образом могу играть роль в их мальчишечьем клубе, что они даже не подумали об этом.

— Что случится, если кто-то выпьет моей крови, и я не окажусь Источником? Он умрёт?

— Возможно, — неторопливо сказал Азазель. — Как минимум он заболеет, его залихорадит, возможно, будет тошнить. Мы не можем сказать наверняка по реакциям Тамлела и Гадраэля, поскольку их тела уже были подвергнуты угрозе из-за полученных ран.

— Тогда нам нужен доброволец, — пылко произнесла я. — Только так мы может быть уверены.

Разиэль поднялся, отодвинув кресло, но Азазель пригвоздил его взглядом.

— Ты же знаешь, что не можешь быть добровольцем. Если она твоя кровная пара, ты сможешь испить от неё и узнаешь это. Полагаю, ты пока ещё не сделал это.

— Ни твоего ума дело, — рявкнул Разиэль.

— Это касается всех нас, — ответил лидер. — Самаэль, ты можешь попробовать.

Самаэль сидел рядом со мной, и я тут же выставила руку, испытывая больше любопытства по поводу реакции Разиэля, нежели по остальному. Я ощущала напряжение и ярость, омывавшую его, до безумия животная реакция. Он не стал садиться, он просто стоял и вибрировал чем-то, что вряд ли мне захотелось бы истолковывать.

Самаэль выглядел отнюдь не радостным от этой затеи, но взял мою руку, словно она была початком кукурузы, и его резцы увеличились. Я зачаровано наблюдала, гадая, что побудило такую реакцию. Поток крови, подобно эрекции? Были ли сложности у старых вампиров с подъёмом, или спуском, или что там происходит у них?

Самаэль поднёс запястье к своему рту, и я ощутила двойной укол, лишь быструю острую боль. А потом перестала чувствовать что-либо, пока он кормился из моего запястья.

— Хватит! — рявкнул Разиэль, и Самаэль быстро оторвал рот от моей руки. — Она уже и так потеряла слишком много крови из-за беспечности Тамлела.

Азазель сосредоточился на Самаэле.

— Ну? Чувствуешь себя плохо?

Медленно Самаэль покачал головой.

— Она Источник, — тихо вымолвил он.

— Чёрт, — выругался себе под нос Разиэль, высказавшись тем самым за всех них, включая меня.

Мёртвая тишина. Я подумывала заныть «Но я не хочу быть Источником», потом передумала. Я хранила молчание, позволив новости усвоиться.

Спустя минуту заговорил Азазель, и его низкий гневный голос был опустошённым.

— Очень хорошо. Как пожиратели крови, мы знаем, что кровь не врёт. Тебе придётся выяснить, кто является твоей истинной парой…

— Она моя, — яростно высказался Разиэль, рухнув на стул. — А ни кого-то другого.

— Ну, мы дадим тебе время выяснить действительно ли это так. Тем временем, женщина должна быть посвящена в свои обязанности Источника, о подходящей диете и тренировках, и она…

— Хрена с два, — сказала я.

Я была сыта по горло этим патриархальным дерьмом.

Вновь повисла оглушительная тишина.

— Что ты сказала? — угрожающе потребовал Азазель.

— Я сказала, хрена с два. Если ты думаешь, что я буду секс-рабыней Разиэля и твоим личным банком крови, тебе придётся подумать ещё раз. Это твоя проблема — разбирайся с ней сам.

Мой блистательный уход был слегка омрачён, когда пышный рукав моей туники зацепился за дверную ручку, но я выдернула его рывком, столь же демонстративно, как смогла, и широким шагом вышла из зала.

Как только я скрылась из виду, мне захотелось вскинуть кулак в триумфе. Придурки, все они. Я не собиралась позволить кому-либо помыкать мною, особенно Азазелю с Разиэлем. Они могут найти себе кого-то другого, кто станет их чёртовым Источником, желательно кого-то очень похожего на Сару, с её благостной улыбкой и спокойным характером.

От мысли о ней мне захотелось расплакаться, но я отбросила слёзы. Я нуждалась в свежем воздухе и запахе океана, чтобы очистить голову от всего этого тестостерона. Если кто-нибудь из них совершит ошибку и последует за мной, я просто отправлюсь к кострищу и схвачу горящую ветку или что-нибудь ещё. Я даже смогу возвести вокруг себя кольцо из огня, если испытаю в этом потребность. Это послужит им уроком и вероятно они сойдут с ума от разочарования. Оказалось, что я даже смогла выдавить кислую улыбку.

Когда я вышла на солнечный свет, я почувствовала кого-то у себя за спиной, кого-то высокого, и я знала, кто это был. Я повернулась, готовая выплеснуть весь свой гнев на него.

Разиэль выглядел таким же яростным, какой чувствовала я себя, что только всё усугубило.

— В чём твоя проблема? — рьяно спросила я. — Не похоже, что они от тебя ожидают, что ты будешь нечто средним между шлюхой и передвижной установкой по сбору крови. Если ты думаешь, что я буду молча сидеть, пока мужчина сосёт из моего запястья, ты глубоко ошибаешься. Прости за выражение.

— Я так не думаю, — его низкий голос не мог не вызвать удивления.

— Неужели?

— Никто не прикоснётся к тебе, кроме меня, — произнёс он.

Глава 21

ОНА ВЫГЛЯДЕЛА ПОТРЯСЁННОЙ, и я не мог её винить. Она была свидетелем резни, немыслимой для кого-то из её мира, она видела, как умирали люди, которых она ценила, она потеряла слишком много крови из-за небрежности Тамлела, и в довершение катастрофы, худший из возможных сценариев осуществился. Она была не только привязана ко мне, она была привязана ко всем нам.

Я мог отпираться, но были предупреждающие знаки. Я просто отказывался признавать это. Она читала меня всё больше и больше. У меня была железная воля, но я не мог держаться от неё подальше. В глубине души я знал это и больше не мог отрицать. Она была моей связанной парой. Я буду смотреть, как она стареет и умирает, но самое худшее, мне придётся смотреть, как другие питаются от её узкого запястья с синими венами, и я ничего не смогу с этим поделать, даже когда моя атавистическая кровь заревёт в ответ.

И я причинил ей боль. Когда я вернулся после того, как запечатал стену, я нашёл её сидящей у края воды, голова Тамлела лежала у неё на коленях, пока он пил из неё. Она была бледна и одурманена от потери крови, и меня охватила ярость, убийственная ярость, которая только что утихла. Я оторвал её от Тамлела, слишком ослеплённый ревнивой яростью, чтобы понять, что делаю.

Не знаю, чтобы я сделал с Тамлелом, если бы не услышал её тихий стон. Я развернулся на пропитанном кровью песке и увидел её, лежащей у камня, и чувство вины и паники смыло ярость. Целители были слишком заняты умирающими, чтобы помочь ей — всё, что я мог сделать, это вернуть её в свои комнаты и ухаживать за ней, как мог, смывая с неё кровь и грязь, позволяя своим рукам успокаивать и исцелять её. У всех нас была целительная сила, у некоторых больше, чем у других, и она всегда была сильнее с нашими парами. Я должен был понять, когда держал её руки и исцелял их, что она моя.

Я знал об этом. Я просто отказывался смотреть правде в лицо.

Я всё ещё не хотел этого. Уриэль, должно быть, знал, что она моя пара. Её грехи были слишком незначительны, чтобы заслужить сопровождение или приговор к сожжению. Уриэль предполагал, что я выполню приказ и сброшу её в пропасть, лишив Падших их следующего Источника. Чтобы, когда его предатель впустит Нефилимов, уцелевших не осталось.

Я не знал, как много она считывала с меня. Наш союз был слишком юн — её восприятие меня станет сильнее, и тогда естественные границы разовьются.

Что бы она ни услышала от меня, ей это не понравилось.

Она попятилась, когда я попытался прикоснуться к ней, качая головой.

— Ты ненавидишь меня, — решительно сказала она.

Я сдержал вспышку раздражения. Конечно, она так думала — мой гнев был настолько силён, что заглушил бы любое другое чувство.

— Нет, — ответил я, пытаясь говорить разумно, но безуспешно.

— Я не буду этого делать, — она была близка к слезам, что меня удивило.

За последние несколько дней, независимо от того, с чем ей пришлось столкнуться, я ни разу не видел, чтобы она плакала, за что был ей глубоко благодарен. Я терпеть не мог, когда женщины плакали.

— Да, — ответил я. — Не будешь.

И прежде чем она успела увернуться от меня, я подхватил её сзади под руки и взмыл вверх, намеренно держа её разум открытым, а не закрывая его, как в прошлый раз, когда я летел с ней.

Я услышал, как она вздохнула от шума ветра, проносившегося мимо нас. Я скрестил руки на её груди, прижимая её к себе, и почувствовал, как забилось её сердце. Она была тёплой рядом со мной, несмотря на прохладный воздух, и через мгновение я почувствовал, как её окоченевшее тело расслабилось, и она приникла ко мне, ласково, как тростинка в воде, и её юбки накрыли мои ноги, когда мы поднялись выше.

Я намеревался донести её только до нашей квартиры на верхнем этаже, но в тот момент, когда я почувствовал её радость, я передумал. Я парил над огромным старым домом, поворачивая направо, чтобы избежать маслянистого дыма погребального костра, направляясь всё глубже в девственные леса с их тёмными деревьями, мимо сверкающей воды. Я поднялся над туманом, где солнце ярко светило над головой, согревая меня, и я позволил этому теплу течь к ней, посылая лучи тепла через неё, прежде чем она могла заледенеть в атмосфере. Мы поднялись на вершину горы, и инстинктивно я позвал слабый голос Люцифера. Планы Уриэля сработали хорошо…

Яростная атака Нефилимов заставила нас всех быть слишком занятыми поисками единственного человека, который мог бы спасти нас. Я снова позвал, но слабого шёпота не было слышно. На этот раз всё, что я мог слышать — это страстное желание Элли, поющее мне, её тело танцевало с моим, хотя её разум всё ещё боролся с этим желанием.

Мы накренились, миновав испуганную стаю канадских гусей, и я почувствовал, как она смеётся надо мной, почувствовал чистую радость, которая наполнила её, так же как она наполнила меня, когда я летел, и мои руки незаметно сжались, прижимая её ещё ближе, каким-то образом желая впитать её в свои кости.

Мои крылья расправились вокруг нас, когда я направился обратно к дому. Элли расслабилась, тёплая, мягкая и податливая, и я понял, что спонтанный полёт был мудрой идеей. Не то чтобы она не была готова снова драться со мной, как только мы сядем. Но, по крайней мере, сейчас она приняла мою силу, приняла моё прикосновение. И она снова это сделает.

Я приземлился на узкий выступ достаточно легко, планируя держаться за неё, пока мои крылья не сложатся, но стоять неподвижно на террасе было слишком хорошо, и вместо этого я прижался лицом к её шее, вдыхая её сладкий запах, пока она не запаниковала и не отпрыгнула, повернувшись, чтобы посмотреть на меня с выражением шока.

Что было неудивительно. Мои крылья были особенно впечатляющими — переливчатыми кобальтово-синими с чёрными прожилками, они символизировали одно правило Падших. Чем дольше мы жили, тем более богато были украшены наши крылья. У только что Падших были белоснежные крылья. У Люцифера, Первого Падшего, были крылья чисто чёрного цвета. Я был где-то посередине.

Я позволил им сложиться обратно, надеясь, что этого будет достаточно, чтобы успокоить её, но она всё ещё смотрела на меня. Её неожиданные слёзы высохли, слава богу, и она была готова к бою. Я всё ещё ощущал затяжной след её удовольствия от нашего полёта и подавил усмешку. Никому ещё не нравилось летать в моих объятиях, и для меня это оказался почти такой же пьянящий опыт.

— Хорошо, — сказала она. — А что мы будем делать с этим бардаком? — она решила быть благоразумной.

Я чувствовал это, чувствовал, как она борется за свой обычный прагматизм.

«Нет такой большой проблемы, которую нельзя было бы решить, — думала она. — Должен же быть какой-то способ обойти это».

— Нет, — ответил я. — Мы говорим о силах, недоступных твоему пониманию. О нечто, с чем невозможно договориться.

Она не огрызнулась на меня за то, что я её читаю.

— Другими словами, мы в ловушке.

— Да.

— И тебе это не нравится?

Я чувствовал, как во мне закипает слишком знакомая ярость. Мне никогда не приходилось делить свою пару, никогда, на протяжении бесконечных лет вечности. Только Азазель женился на Источнике, и я слишком хорошо помнил трудности переходного периода. Трудности, к которым я приписывал горе и обычные проблемы в новых отношениях. Теперь я задумался.

— Тебе не нужно отвечать, — мрачно сказала она. — Я это чувствую.

Она опять неправильно меня поняла, приняв мой гнев за то, что я должен делиться ней, за бунт против неё как моей жены. Я посмотрел на неё, и на поверхность всплыло блуждающее воспоминание.

— Где ты выросла? — спросил я, больше желая получить ответы, чем успокоить её уязвлённую гордость.

Я вполне мог бы позаботиться об этом, когда уложу её в постель.

— Я не лягу с тобой в постель.

Я рассмеялся, и это поразило её. Она ожидала, что её способность читать меня будет раздражать, но сейчас всё было как раз наоборот. Это было доказательством того, что, нравится мне это или нет, она моя, как и я её.

— Ты ведь выросла в Род-Айленде, не так ли? — сказал я, игнорируя её протест.

— Ты уже знаешь обо мне всё, включая количество мужчин, с которыми я спала, и понравилось мне это или нет, — с горечью сказала она.

— Я никогда не уделял должного внимания твоему детство, — сказал я.

Я вспомнил её. Ей было семь лет, и она сидела одна возле маленького домика неподалеку от Провиденса.

Её длинные каштановые волосы были заплетены в косы, рот сжат в тонкую линию, и я видел следы её слёз, стекавших по грязному лицу. Она ковыряла землю палкой, не обращая внимания на сердитый голос, доносившийся из дома. Я остановился, чтобы посмотреть на неё, и она увидела меня, и на мгновение её глаза распахнулись от удивления, а надутые губки исчезли.

Я знал почему. Дети видели нас по-другому. Они знали, что мы не представляем для них угрозы, и когда они смотрели, то инстинктивно знали, кто мы такие.

Элли Уотсон посмотрела на меня и улыбнулась, её страдание мгновенно исчезло.

Я должен был догадаться ещё тогда.

Я снова увидел её, когда ей было тринадцать, и она была слишком взрослая, чтобы понять, кто я на самом деле. Я не ожидал увидеть её, а когда увидел, отступил в тень, чтобы она меня не заметила. Она была разгневана, взбунтовалась, выбежала из магазина перед женщиной, которая громогласно молилась и призывала Иисуса пощадить её никчёмную, неблагодарную дочь.

Мне хотелось схватить эту женщину, прижать её к стене и сообщить, что Иисус, скорее всего, избавит дочь от такой жестокой матери, но я не двинулся с места, наблюдая, как они садятся в машину, как мать рвётся в поток машин, а её язвительный рот всё ещё шевелится, в то время как Элли смотрит в окно, пытаясь отгородиться от неё.

И тогда она снова увидела меня. Даже в полумраке её юные глаза заметили меня, и на мгновение её лицо смягчилось, словно она узнала меня и она подняла руку.

А потом машина свернула за угол, и она исчезла.

Я должен был догадаться тогда. Вместо этого, как трус, я выбросил это из головы. Мне показали её раньше, чтобы я мог присматривать за ней, охранять её, но я был слишком полон решимости не попасть в эту ловушку снова и я повернулся к ней спиной.

Я должен был прийти за ней, когда она была бы готова. Мои инстинкты подсказали бы мне — это могло случиться, когда ей было восемнадцать или когда ей было двадцать.

Вместо этого я потратил впустую все те годы, когда она могла быть здесь, в безопасности.

— О чём, чёрт возьми, ты говоришь? — сказала она. — Или думаешь… хотя думай о чём угодно. Почему я должна хотеть быть здесь? Я хочу вернуться к своей прежней жизни. Я хочу писать книги, ходить на обеды, заводить любовников и носить свою собственную одежду. Я… не… хочу… быть… здесь, — произнесла она. — Тебе это достаточно ясно?

Я прошёл мимо неё, заходя обратно в квартиру, зная, что она последует за мной. Я не стал проверять, заперта ли дверь — никто, даже Азазель, не стал бы подниматься по лестнице и мешать нам.

Она, конечно же, пришла за мной. Она молча наблюдала, как я нашёл бутылку вина, открыл её и налил нам по бокалу. Я протянул ей один, и она взяла его, и на мгновение я подумал, не собирается ли она бросить его мне в лицо в виде драматического жеста, который ей так нравился.

— Нет, — сказала она, прочитав мои мысли, и села на софу. — Но не скажу, что не испытываю искушения.

Прошло так много времени с тех пор, как кто-то мог читать меня, что к этому нужно было привыкнуть. Она и так была слишком искусна в этом, учитывая, как мало мы занимались сексом. И я не питался от неё.

Я не стану питаться от неё. Как только я это сделаю, пути назад уже не будет, и внутри меня осталось достаточно сопротивления, чтобы удержать эту надежду. По крайней мере, ещё немного. Кроме того, она всё ещё была слаба из-за беспечности Тамлела, хотя я чувствовал, как к ней возвращаются силы. Это был ещё один признак того, что она была Источником. Её способность восстанавливаться после потери крови.

— Ты не можешь вернуться к своей прежней жизни, Элли, — устало сказал я. — Сколько раз я должен тебе это объяснять? Ты умерла. Это происходит с людьми всё время.

— Ты не получишь счастливую жизнь с принцем, скачущим в закат. Ты не получишь дом с белым штакетником и двумя-тремя детьми. У тебя никогда не будет детей. Ты умерла слишком молодой для всего этого.

Я услышал её быстрый вдох, звук боли, который она пыталась скрыть от меня. Я считал, что она не станет переживать из-за того, что не будет матерью. Я ошибся. В этом, и ещё в столь многом.

— Значит, вместо этого я буду обедом для кучки вампиров? Класс. Будут ли ежедневные переливания?

Я ощутил уже знакомую вспышку гнева при этой мысли, но подавил её.

— Они тебе не понадобятся. Источник обеспечивает кровью тех, кто не связан, и их количество минимально, мероприятие окружено ритуалом, и призывать тебя служить будут не чаще одного раза в месяц.

В тот миг как я это произнёс, я понял, что это был плохой выбор слов.

— Служить? — сказала она. — Как официантка с сытной едой?

Она делала всё возможное, чтобы разозлить меня, и преуспела.

— Нет. Как человек с высшим призванием.

— Скармливать кровь вампирам — это высшее призвание?

— Давать жизнь Падшим — вот высшее призвание. И зовёмся мы пожирателями крови.

— Мне всё равно, как это называется, вы те же вампиры.

Я заскрежетал зубами. Она действительно обладала необычайной способностью проникать мне под кожу, когда мне удавалось так долго оставаться невосприимчивым ко всему и ко всем. Она возвращала меня к жизни, а воскрешать мёртвых всегда было больно.

— Отлично, — сказал я. — Мы вампиры. Закончим с этим.

— Что вы делали в прошлом, когда Источник умирал? Кто-то из вас должен был быстро найти добровольную жертву?

Под её враждебностью я почувствовал серьёзную обеспокоенность и решил ответить ей.

— Азазель был единственным, кто женился на Источнике. Источник никогда не умирал внезапно — это всегда были естественные причины, и было много предупреждений. Целители… — я не знал, как это сформулировать, но Элли вытянула этот образ из моего сознания.

— Они брали у неё кровь через равные промежутки времени и хранили её, — добавила она. — Как мило. И как долго Азазель будет скорбеть? Сколько ещё пройдёт времени, прежде чем Сару заменит какая-нибудь молодая особа?

— У него всегда было достаточно времени, чтобы горевать. С Сарой это станет проблемой. Я не знаю, сколько времени ему понадобится, чтобы оправиться от её потери.

— У него было достаточно практики, — сказала она грубым голосом. — Так почему я? И не говори мне эту чушь о том, что мы связаны кровными узами, мы оба знаем, что это невозможно. Мы даже не нравимся друг другу.

Я подавил желание улыбнуться. Она прилагала столько усилий, чтобы держать меня на расстоянии. Она не хотела, чтобы я был рядом с ней. Она не хотела, чтобы я затащил её под чистые белые простыни, спустился вниз по её сладкому, великолепному телу, пробуя её на вкус, мои руки на её бёдрах, мой рот…

— Не делай этого! — сказала она, потрясённая. Она искала какой-то способ остановить меня, какое-то оскорбление: — После тех двух ночей, я считала, ты не веришь в прелюдии.

— Я был слишком быстр для тебя? — сказал я невозмутимо. — Мне показалось, что ты не отставала от меня. Хочешь сказать, что тебе это не понравилось?

— Конечно, нет! — огрызнулась она. — Я просто говорю, что женщины любят, когда за ними ухаживают, медленно и уважительно.

Я рассмеялся.

— Значит, те оргазмы были фальшивыми? Ты настолько хорошо можешь контролировать своё тело? Должен признаться, я впечатлён. И очевидно, что моя информация была неверной… там говорилось, что ты испытываешь оргазм только сама с собой. Что, кстати, некоторыми учёными считается грехом, но мы с энтузиазмом это принимаем.

Она покраснела, и я не смог устоять.

— Пойдём со мной в постель, — сказал я, вставая и протягивая руку.

Она только посмотрела на меня с бунтом.

— Стало быть, ты можешь подпитаться от моего запястья? Можешь сделать это и здесь.

— Нет.

И снова я ощутил это тихое рычание, которое, казалось, исходило из ниоткуда. Рычание, которое, как я знал, она почувствовала, и оно испугало её. Я изо всех сил пытался контролировать его.

— Я не буду брать твою кровь. Если бы я это сделал, это было бы из артерии, а не из вены.

— Фу, — сказала она, сморщив нос. — А что, если ты профукал уроки анатомии?

— Я чую разницу, — сказал я. — Но этого не произойдёт.

— Почему ты не хочешь взять мою кровь? Если я твоя предполагаемая кровная пара, что тебя останавливает? Все остальные будут получать её от меня.

— Это плохая идея.

Она долго и пристально смотрела на меня, и выводы, к которым она спешила, смешались в её сознании.

— Хорошо, — сказала она, вставая. — Ты можешь спать на софе.

И она направилась в спальню.

Глава 22

ХЛОПАТЬ ДВЕРЬЮ Я НЕ СОБИРАЛАСЬ, я планировала закрыть её тихо и демонстративно, показав чинное недовольство, но он уже был тут как тут и рукой распахнул дверь.

— Спать на софе я не буду.

— Хорошо, — сказала я. — Я буду.

Я направилась мимо него, но он поймал меня, резко развернул и притянул к себе, сильными руками пленяя меня.

Мне не нравилось быть в подчинении. По крайней мере, не совсем. По мне пронёсся мизерный трепет эротической реакции, когда моё тело прижалось к нему, и на мимолётный миг я приняла это удовольствие, хотя прекрасно понимала, что не должна была этого делать. Я подняла на него глаза, так близко, так чертовски восхитительно близко.

— Ты никуда не пойдёшь, — сказал он, а потом склонил голову и поцеловал меня.

Ну да ладно, мне нравилось его целовать. Я знала, что должна была быть неподвижной, и я пыталась, очень пыталась. Но он обхватил мою челюсть, его длинные пальцы нежно ласкали моё лицо, и его рот был таким мягким, влажным, и как я могла устоять, в самом-то деле? Потому что жестокая правда была такова — я испытывала к нему больше, чем к кому-либо всю свою жизнь. Он был моим, даже если я и боялась, что он до сих пор мог хотеть увильнуть от этого. Он был моим.

Я обмякла рядом с ним, и он выпустил мои запястья, зная, что я не ударю его. Я скользнула руками по его талии, притягивая его ближе, и приподнялась на цыпочки, чтобы иметь лучший доступ к нему, чтобы я смогла прижаться грудью к его твёрдой груди, чтобы я могла погрузиться в его тепло.

Он с лёгкостью поднял меня. Да, я знала, что он был неестественно силён, но всё же, мне нравилось это, я любила чувствовать себя хрупкой и невесомой, в то время как я всегда ощущала себя мешковатой. Он же считал, что я была сочной. Я знала это, невзирая на то, что мои сомнения пытались омрачить это знание. Он считал моё мягкое, округлое тело неоспоримо сексуальным. И я чувствовала жар крови, текущий по мне как река удовольствия. Я хотела его прикосновений, хотела ощутить его рот на себе, хотела всего.

Он отнёс меня в спальню. Сквозь ряд окон лился приглушённый свет, и жуткая вонь пропала. Вместо этого в комнате пахло корицей и специями, как и тёплая плоть Разиэля и нечто под нею, нечто горячее и насыщенное. Он усадил меня на кровать, и на этот раз я не попыталась вскочить, не стала спорить или сопротивляться. Он развязал мою белую тунику и снял её через голову. Он поцеловал меня в губы, поцеловал возвышенности груди, выступавшие над кружевным бюстгальтером, протанцевал языком по соску, укрывшемуся под кружевом, прежде чем сомкнул на нём мой рот. Я тихо простонала от наслаждения.

Я и не думала, что моя грудь была столь чувствительна. Когда другие мужчины прикасались ко мне, грудь ощущалась просто частью процесса, но когда рот Разиэля заявлял на меня права….

Он поднял голову, и его глаза были тёмными и сверкающими.

— Перестань думать о других мужчинах, — сказал он, почти что прорычал.

Мне стало до жути интересно, стоит ли мне бояться его.

— Нет, — сказал он. — Я не причиню тебе боли. Я никогда не сделаю тебе больно.

Я уловила нотку вины и сожаления. Он отшвырнул меня от Тамлела, и от удара, я потеряла сознание. Я ничего не сказала. Его глубокого сожаления об этом инциденте было достаточно, чтобы уверить меня, что я была в безопасности. Какая бы ярость не жила в его душе, я могла чувствовать, как она кипит, она никогда не будет обращена на меня. Он толкнул меня на кровать, и я подалась, позволив свои глазам закрыться, когда он снял с меня свободные белые брюки. Он снял и нижнее белье, несколько раньше, чем меня устроило бы, и умелой рукой щёлкнул застёжку бюстгальтера. Ну, конечно же, он был опытным — у него были тысячи лет…

— Бюстгальтеры появились только в прошлом веке, — пробормотал он, и его голос был полон страсти.

— Прекрати читать мои мысли, — запротестовала я, хотя мой томный голос был далёк от строгого.

— В этом часть веселья, — сказал он, и я ощутила его губы на своём животе, они стали опускаться.

Я знала куда он направился, и понимала, что не должна возражать. Он думал, что делает мне приятно, когда на самом деле я всегда была к этому бесстрастна. Мне даже было ненавистно, что он будет вынужден приложить все эти усилия, когда, по сути, мне это не нравится, но я не хотела отбивать у него охоту…

— Тебе понравится, — сказал он.

Он положил свои длинные руки мне на бёдра и развёл их, и накрыл ртом мой бутон, его язык скользнул по мне. И пока я твердила себе, что надо потакать ему, первая дрожь ответной реакции застала меня врасплох.

Я взвизгнула, и ощутила его веселье, но он не прекратил начатое, слава Богу, и я дотянулась до него руками и запустила пальцы в волосы, поглаживая его, когда он щёлкнул языком по моему клитору. Я издала низкий хныкающий звук, выгнула бёдра, и его руки оказались на мне, длинные пальцы скользнули внутрь меня, нежно погружаясь и обещая грядущее, в то время как его язык творил нечестивую магию. А потом он пустил в ход зубы, нежно, и я взорвалась.

Он, он был очень плохим мужчиной. Он не позволил мне насладиться первым пиком наслаждения; вместо этого он сделал его затяжным, продолжая касаться меня, лизать меня, кусать, так что волна за волной накатывали на меня, и моё тело стало окоченевшим, каждое нервное окончание искрило, и мне кажется, я, должно быть, стала кричать, умолять его оставить меня в покое, умоляя его не останавливаться, умоляя его…

Я рухнула на кровать, бездыханная. Я старалась взять под контроль рыдания, которые стояли в моём горле. Он вытер рот об простыню и лёг рядом со мной, всё ещё полностью одетый, и мне захотелось коснуться его, сорвать с него одежду, но на данный момент я не могла двигаться.

Он рассмеялся. Это был мягкий, соблазнительный звук.

— Всё в порядке. Я знаю, как раздеться.

Он стянул с себя чёрную футболку, а потом потянулся к джинсам.

Он был чертовски красивым. Но опять же, ангелы и должны были быть красивыми, не так ли? Длинные, отточенные конечности, красивая бледная кожа, натянутая по упругим мускулам.

Он уже был возбуждён, и мне хотелось потрогать его, хотела ощутить его ртом, там куда я никогда в жизни не опускала рот с кем-либо другим.

Последние отголоски дрожи, наконец, угасли, но я по-прежнему чувствовала себя слабой, истощённой, на удивление готовая вот-вот разрыдаться, хотя я никогда не плакала.

— Не спеши, — сказал он, растянувшись рядом со мной, рукой прослеживая полноту моей груди. — Мы никуда не торопимся.

— Может, ты и не торопишься, — умудрилась я выговорить. — Ты вечен. Я же, нет.

А вот это не надо было говорить. Игривое выражение на его лице тут же испарилось, и на его лице сгустилась мрачность. Он начал было отодвигаться, но я стряхнула с себя остатки своего беспокойства и схватила его за руку, возвращая его к себе.

— Послушай, это всего лишь я. Нет необходимости впадать в глубокие раздумья насчёт этого. Я же не любовь всей твоей жизни.

Я вновь ощутила в нём ярость, но на этот раз, она меня не напугала. Он поймал меня и подмял под себя.

— Ты идиотка, — сказал он. — Ты вообще ничего в этом не понимаешь?

— В том, что ты меняешь женщину каждое столетие или около того? Конечно же, я понимаю это. И ты говорил, что Азазель с Сарой были необычной парой по вашим меркам, так что полагаю, как только мне стукнет сорок или пятьдесят, ты обратишь всё своё внимание на кого-то другого, и…

— Ты ничего не знаешь, — жестоко сказал он — Мы связаны, ты и я. Это не просто интрижка, и это не прекратится, когда ты постареешь. Это не «всего лишь ты». Это ты. Почему, по твоему, я так упорно этому сопротивлялся? Отныне ты самое важное в моей жизни, хочу я этого или нет.

По мне так это до сих пор звучало, что он совсем не хочет меня, что некий вселенский шутник играл в игру с ним, привязывая меня к нему, в то время как он предпочёл бы быть с кем-то другим.

— Нет, — сказал он, вновь прочитав меня. — Ты упускаешь суть. Я не хотел ни о ком заботиться подобным образом, когда-либо вновь. Потеря слишком тяжёлая. Когда я думаю о твоей утрате, меня сводит с ума от скорби и боли. Я не могу потерять тебя.

— Только потому что кто-то заворожил тебя… — начала я, приготовившись оспаривать свою точку зрения.

— Никто не завораживал меня, чтобы это ни значило. Мы были судьбой предназначены друг другу, и я был полным дураком, пытаясь сопротивляться этому. Если бы я столь решительно был настроен остаться одиноким, я бы уберёг нас обоих от многих проблем. Посмотрим мне в глаза, Элли. Вглядись поглубже. Ты знаешь меня.

Он заставлял меня нервничать, и я быстро отмахнулась от воспоминаний, с которыми боялась столкнуться.

— Ты знаешь меня, — вновь произнёс он, и я всмотрелась в его чёрные, испещрённые глаза, и вспомнила.

Сижу в одиночестве во дворе, слушаю крики моей матери в мой адрес из гостиной комнаты, обнимаю себя, и вот он там, и я больше не чувствую одиночества. А вот позже мать тащит меня из аптеки, где я рассматривала средства для макияжа, и я вновь увидела его. И я вспомнила его, даже когда его не было там, и каким-то образом я умудрилась вытерпеть гнев и нотации, зная, что он был там. И в горле защипало.

— Я должен был прийти за тобой раньше, Элли, — нежно вымолвил он. — Если бы я не сопротивлялся так сильно этому, я был бы там. Хотя, я даже не узнал тебя.

«Я не заплачу».

— Но ты всё равно хочешь избежать этого, — сказала я. — Ты по-прежнему хочешь разорвать эту… связь.

Он запнулся, и этой заминки вполне хватило, чтобы понять насколько права я была.

— Всё не так просто, — наконец ответил он. — Ты через многое прошла. Не думаю, что ты готова.

— Не смей мне говорить на что я готова, — сказала я. — Я знаю свои чувства. И единственное чего я желаю чувствовать, это тебя.

И я приподнялась и, положив руку ему на грудь, толкнула его на кровать.

Он был тёплым, чуть ли не горячим, и его кожа была гладкой и упругой. Я склонилась и поцеловала его, это было всего лишь мимолётное касание губами к его губам, и когда он должен был бы углубить поцелуй, я отстранилась, поцелуями проложив дорожку вниз по его шее, целуя его там, где он вкушал меня, где он укусил бы меня, если бы всерьёз желал обладать мною вечность.

Но он не почувствует этого. Я наполнила свой разум образами его со мной, образами и словами, и всеми откликами чувств, вкуса, прикосновения, запаха, равно как взгляда и голоса. Я могла слышать, как колотилось его сердце, как кровь пульсировала в его теле, и в этом было нечто нестерпимо сексуальное.

Я скользила губами ниже и ниже, не совсем уверенная как это сделать. Я смотрела порно по настоянию Джейсона, так что знала механизм, но не хотела следовать тому деятельному примеру. Вместо этого я хотела исследовать его, аккуратно с помощью языка, прослеживая голубые вены, изучая тяжёлый эрегированный вес, сомкнув рот вокруг головки и нежно пососав, пока не услышала стон столь ослеплённого повиновения от него, что волны сексуального наслаждения затанцевали по мне, и я хотела большего от него, хотела втянуть и пососать его, хотела его всего у себя во рту, и от его тяжёлого вздоха трепет удовольствия пронёсся по мне.

Он отстранил меня, сдерживая дыхание, и приподнял меня, чтобы я посмотрела на него.

— Только не таким образом, — сказал он. — Не в этот раз.

И он подмял меня под себя, ртом накрыв мои губы.

Я снова дрожала ко времени, как он скользнул ртом по мне. Могла ли я кончить, только поцеловав его? Могла ли я кончить, просто коснувшись его губами? Кульминация была близка, только лишь вне досягаемости, я была почти готова, и мои руки дрожали. Это было чересчур. Внезапно паника вспыхнула вокруг меня, и я попыталась спешно отползти от него.

— Я не могу, — произнесла я, вдруг испугавшись. — Я, правда, не могу.

И я попыталась слезть с кровати.

Он поймал меня на краю, притянув меня назад под себя, так что я оказалась лицом вниз, ртом прижавшись к льняным простыням, которые пахли лавандой и специями и чем-то гораздо более первичным.

— Нет, можешь, — высказал он истинную правду и скользнул рукой под мой живот, поднимая меня на четвереньки.

Я знала, что он собирался сделать, а я уже была за гранью ожидания. Я хотела всего, чего хотел он, и если он собирался взять меня подобным образом, буду упиваться этим. Я ощущала его меж своих ног, горячий и твердый и до сих пор влажный от моего рта, и даже под этим углом он плавно скользнул в меня, наполнив меня, и я издала сдавленный крик от массивного вторжения, которое в корне вывернуло меня. С такого угла ощущения были новыми, необычными, невероятно мощными, и едва ли не больше, чем я могла вынести.

Он взял мою руку и, заведя её назад, положил её на свой член, и к своему ужасу я сознала, что, несмотря на то, что я чувствовала себя совершенно заполненной, внушительный размер всё ещё ждал своего часа. Я пальцами обхватила его, и захотела большего. Мне нужен был весь он. Целиком. И полностью.

— Элли, — выдохнул он, с нотами печали и тоски. — Вряд ли я смогу остановиться, если вдруг тебе это понадобится.

— Мне не надо, чтобы ты останавливался, — сказала я, стараясь толкнуться навстречу к нему, пытаясь заполучить ещё больше его. — Я не хочу прерываться, ты же знаешь. Мне нужен только ты.

Он простонал и толкнулся внутрь, глубже, жёстче, и он ощущался огромным, едва ли не больше, чем я смогла вынести. Едва ли.

— Больше, — прошептала я, и он вонзился в меня.

Я тихо вскрикнула, это была смесь боли и удивления, когда он каким-то образом умудрился полностью войти в меня, и я ощутила его у своего лона, и я захотела носить его ребёнка там, отчаянно этого пожелала.

Но я никогда не смогу иметь этого. Ни детей, ни семьи, ни коттеджа с белым забором.

Но я могла иметь его, целиком, и я мягко охнула от удовлетворения, приняв его. «Он был моим», — напомнила я себе. Даже если он искал пути к отступлению, я приняла его, всего, внутри себя. Он был моим.

Он вколачивался в меня, шквальным порочным ритмом, который был подобен барабанному бою из сердца Африки. Барабанный бой богов. И я не смогла сдержать дрожь, устремившуюся по мне, во мне назревали мини-оргазмы. И он запустил руку меж моих ног и прикоснулся пальцами ко мне, и я закричала, опустив голову и лицом зарывшись в простынях, сдавшись дикости и мощи, животной потребности, омывавшей меня. Я отдала себя ему с полным доверием, больше ни о чём не думая, больше ни в чём не сомневаясь. Он обеспечит мне безопасность, он остановится, когда я уже не смогу с этим справиться, он будет знать.

Снова. И снова. И снова он вколачивался в меня, и каждый жёсткий толчок разбивал меня вдребезги, раз за разом, пока я не перестала думать, слышать, видеть. Я была ничем иным, как кипящей массой ощущений.

Он вышел из меня и, подняв голову, я вскрикнула от утраты его, но он просто перевернул меня под себя, снова толкнувшись внутрь, глубоко, очень глубоко.

— Я хочу смотреть на тебя, когда кончу, — замерев внутри меня, сказал он, его голос был низким рычанием.

Я лишилась голоса. Я не могла думать, меня не терзали сомнения. Единственное, что я могла делать, это чувствовать. Я всецело принадлежала ему, но он сдерживался.

— Возьми меня, — прошептала я. — Возьми меня.

И протянув руку, я обхватила его голову и направила её к своей шее, его рот коснулся меня, он был горячий и влажный, и я ощутила, как его зубы оцарапали меня, и я захотела большего. — Возьми всё.

Он напрягся, оцепенел в моих руках, и на миг я испугалась, что он отстраниться от меня. Он поднял голову и посмотрел на меня, и в его глазах стояла такая печаль, печаль, которую я не понимала.

— Элли, — нежно произнёс он.

Но я была непоколебима. Моё тело изнывало от потребности, нужды, которую я либо не узнавала, либо не понимала. Но я откуда-то знала, что должна почувствовать его рот на себе, как он испивает меня, чтобы я наконец-то ощутила себя восполнённой.

— Пожалуйста, — взмолилась я, а я никогда в жизни не умоляла, клянусь. — Испей.

Он поцеловал меня в губы, настолько нежно, что мне хотелось разрыдаться. Он склонился и поцеловал меня в шею, с той же трепещущей сладостью. И затем я ощутила острую, сладкую колющую боль, когда его зубы погрузились в мою кожу, я почувствовала как он втягивает в себя мою кровь, прильнув к моей шее, испивая меня, испивая из меня жизнь, и по моему лицу потекли слёзы, когда-то я наконец-то ощутила себя всецелой. Наполняя его, как и он наполнял меня.

Его член внутри меня, казалось, набух, и я бережно держала его голову, пробегаясь пальцами по его густым, волнистым волосам, нашёптывая ему нежные слова, любовные слова.

И потом он отстранился, поднявшись, и я увидела свою кровь на его губах, увидела блеск в его глазах. Он пристально посмотрел на меня, не двигаясь, и я ощутила его оргазм глубоко внутри меня, возвращая мне то, что забрал у меня, и я присоединилась к нему, отдав себя темноте, где он был моим единственным проводником.

***

ВОЗМОЖНО, Я ПРОСПАЛА НЕСКОЛЬКО МИНУТ, а может несколько часов или даже дней. Это было неважно. Я была обёрнута объятиями Разиэля, и никто из нас не двигался. Я почувствовал нежное касание его руки к моей щеке.

— Ты плачешь, — прошептал он. — Я сделал тебе больно. Я знал, что не должен был этого делать.

— Ты не причинил мне боли, — сказала я, потеревшись лицом о его руку, как голодный котёнок. — Я счастлива.

Он немного сместился и посмотрел на меня, и выражение его лица было ошеломленно.

— Ты всегда плачешь, когда счастлива?

— Вряд ли я раньше когда-то была счастлива, — просто ответила я.

Он хотел было поспорить, но потом одёрнул себя, вспомнив мою жизнь, жизнь, которую он знал почти также хорошо, как я.

— Может и не была, — в итоге сказал он и поцеловал меня.

Мне было интересно, остался ли на его губах вкус моей крови, но нет. На вкус он был Разиэлем, и я поцеловала его в ответ, и потом позволила ему прижать меня к его тёплому, обнажённому телу. Двигаться мне не хотелось.

Я пробежалась рукой вверх по его руке, мои пальцы упивались, ощущая его.

— Какая на вкус моя кровь?

Его рука была на моей шее, его длинные пальцы массировали мышцы, снимая напряжение, но от моих слов они замерли на мгновение.

— Для меня? Как медовое вино, сладкое, насыщенное и опьяняющее. Для тебя кровь будет иной на вкус.

— Так ты можешь кусать людей и обращать их в ва… в пожирателей крови? — спросила я.

— Нет. И зачем мне хотеть этого? Это проклятье, возложенное на нас за неповиновение Богу. С чего мне хотеть распространять это проклятие, даже если бы я мог?

— Но ведь это дарует вечную жизнь, не так ли?

Он знал куда я клоню и, вздохнув, он притянул меня к себе ещё ближе.

— Нет, Элли. Это невозможно. Люди не созданы для священнодействия, но стоило однажды одному Падшему поддаться искушению, и его пара умерла. Это запрещено.

— Мне просто было любопытно, — сказала я.

— Конечно, тебе было любопытно, — в его голосе сквозила насмешка.

— Ты всегда будешь способен читать мои мысли? — спросила я с ноткой раздражения.

— Постараюсь этого не делать. Когда ты испытываешь сильные эмоции, они проникают в меня, и это будет работать в обоих направлениях. В повседневной жизни я могу ограждать твои мысли.

— А в постели? Полагаю, мы снова будем этим заниматься? — я затаила дыхание в ожидании ответа.

Неужели он до сих пор сопротивлялся этому? Должна ли я всё также бороться с его сопротивлением?

Прошло несколько долгих бесконечных минут, прежде чем он заговорил.

— Как можно чаще, — сказал он.

Я знала ход его мыслей, знала чего он желает. Сейчас. Снова.

— Да, — сказала я. — Да.

Глава 23

Я ДОЛЖЕН БЫЛ ИСПЫТЫВАТЬ ЧУВСТВО ВИНЫ. Я пытался сопротивляться, но, в конце концов, она оказалась мне не по силам. Я подпитался от неё, выпил так много, и тем самым навсегда привязал её к себе.

Это было тем, что я поклялся никогда не сделать снова. У меня был выбор, много миллиардов лет назад, и я заплатил за это. Ни для меня, ни для остальных спасения не было, но для Элли всё было иначе. Пока я держался подальше от её вены, оставался шанс, что она в один прекрасный момент уйдёт.

Теперь уже нет. И взяв её кровь, мне придется столкнуться с тем, что она будет служить Источником и это будет ещё труднее принять. Опасно. Не для меня, а для того, кто осмелится приблизиться к ней. Возможно, им придётся сдерживать меня в течение первого года или около того, пока я не научусь контролировать свою собственническую ярость.

Я должен был знать, что не смогу остановиться. Не тогда, когда она умоляла. А я должен был знать, что она будет умолять. Связанный партнёр нуждается в этом окончательном соединении. Без него она никогда не почувствовала бы себя полноценной, и я смирился с тем, что она действительно была моей женой. Как только я уложил её в постель, это было предрешено, и было удивительно, что я боролся с этим так долго. Обычно я не был таким тупоголовым.

Я лгал ей, защищая свой разум, чтобы она не узнала. Были редкие случаи, когда пара кормилась от своего партнера, но это было очень опасно. В четырёх случаях из пяти женщина умирала. Но в пятом случае она получала сотни лет жизни, если питание продолжалось.

Мораг, в итоге, умерла, когда её супруг пал под натиском Нефилимов, ей было уже больше восьмисот лет. Я знал на что пойдёт Элли, если узнает об этом, и не мог позволить, чтобы это случилось.

Пока что я не буду об этом беспокоиться. Я сделал всё возможное, чтобы защитить её, взяв её кровь, я сделал её побег невозможным, и я сожалел об этом.

Но больше ни о чём не жалел.

Я оставил её спать. Я бы предпочёл остаться с ней, но мне нужно было найти Азазеля. Я знал его достаточно хорошо, чувствовал его энергию, и я знал, что всё было очень плохо. Сара была его душой. Без неё он был опустошен.

Я нашёл его сидящим на вершине уступа, глядящего вниз на поселение и океан за ним. Погребальный костер Нефилимов выгорел до нескольких углей, и я вздрогнул, увидев его. Наш страх перед огнём так глубоко укоренился, что преследовал меня. Как и мы, Нефилимы боялись его, но мы были слишком уязвимы, чтобы использовать его в качестве оружия.

Я сложил крылья и сел рядом с Азазелем. Он смотрел на спешно построенную лодку, доверху заваленную телами наших женщин и погибших братьев. Сара будет на этой лодке. Лодку подожгут, а потом отправят в океан, похороны викингов, достойные храбрых воинов, как мужчин, так и женщин. Это был наш ритуал, которого мы не могли избежать, единственный раз, когда мы охотно принимали огонь.

— Я ухожу, — тихо сказал Азазель.

— Знаю.

Мы были вместе с самого начала, ещё до того, как пали. Я знал его так же хорошо, как самого себя. И впервые за тысячелетия он больше не будет рядом.

Он повернулся ко мне, и в его тёмных глазах мелькнула тень улыбки.

— Ну, как, продвигаются дела у тебя с этой женщиной? Ты всё ещё борешься со своей судьбой?

— Моей судьбой? В чём именно заключается моя судьба?

— Ты связан или будешь связан с Источником. И вполне логично, что ты также должен стать Альфой.

— Нет. Альфа ты. Ты всегда им был.

— Я всегда был связан с Источником, и подозреваю, что ты не собираешься отдавать её.

Я ничего не ответил. Мне нечего было сказать.

— Кроме того, — добавил он, — меня здесь не будет.

Я знал, что в этом его не переубедишь.

— Я буду служить вместо тебя, пока тебя не будет, — сказал я. — Как только ты вернёшься, ты получишь статус обратно.

Он покачал головой, его глаза потускнели при взгляде в пустое будущее.

— Я могу и не вернуться. Нефилимы становятся сильнее, и нет ничего, чего Уриэль хотел бы больше, чем уничтожить меня.

— Тогда зачем уходить?

— Я должен, — он снова посмотрел на лодку. — Я не могу быть здесь без неё, не сейчас. Это пройдёт, так всегда бывает, даже если я этого не хочу. Но сейчас я не могу оставаться в наших комнатах, сидеть за нашим столом, быть в нашем доме без неё.

Я молча кивнул. Потеря пары была самым разрушительным событием, которое могло случиться с нами, и страсть Азазеля к Саре была глубокой и сильной. Я мог только надеяться, что он выживет вне наших безопасных стен. Стен, которые больше не были столь безопасными.

— Я понимаю, — сказал я.

Он взглянул на меня.

— А ты сможешь смотреть, как другие принимают кровавое причастие? — спросил он. — Мне показалось, что сегодня тебе было трудно контролировать себя. Было бы лучше, если бы ты подождал, пока не покормишься от неё. Пока ты этого не сделаешь, твой собственнический гнев будет трудно контролировать.

— Я уже кормился от неё, — сказал я.

Азазель посмотрел на меня.

— Так быстро? Ты меня удивляешь. Я думал, ты её ненавидишь. Ты достаточно сильно боролся, чтобы избавиться от неё.

— Она моя, — сказал я.

Он кивнул.

— Я так и подозревал. Но я должен предупредить тебя. Даже если ты питался от нее, первые два или три раза, когда другие будут брать её кровь, будут трудными для тебя. Постепенно ты привыкнешь к этому и увидишь разницу между причастием и тем, когда сам кормишься. Но это будет трудно. Не позволяй своей ревности выйти из-под контроля. Эта женщина без ума от тебя. Даже если бы она могла смотреть на других мужчин, она бы этого не сделала, я знал это с самого начала.

— А ты знал, что Источником будет она?

Темнота омрачила лицо Азазеля.

— Нет, — ответил он. — Если бы я это знал, то убил бы её, — он поднялся, и я поднялся вместе с ним, наблюдая, как его крылья расправляются вокруг него. — Я не нашёл предателя. Я планировал подождать, пока мы не узнаем, кто впустил Нефилимов, но я… я не могу.

Он посмотрел в сторону погребальной лодки, и его лицо стало ещё мрачнее.

— На церемонии тебя не будет?

— Нет, — это было простое слово, которое передавало всё. — Прощай, брат мой. Позаботься об этой ведьме, которую ты привёл к нам.

А потом он ушёл, взмыв в ночное небо.

Я смотрел ему вслед, пока он не скрылся из виду, потом снова сел и обездвижено сидел. Это была перемена, которую я предчувствовал, конец, который угрожал нам всем. Азазель вёл нас от начала времён, он никогда не покидал нас. У меня не было дара предвидения, но даже я знал, что конец времён настал. Неудивительно, что я боролся с этим.

Ворвались бы сюда Нефилимы, если бы здесь не было Элли? Было ли это частью плана Уриэля? Знал ли он, что я буду колебаться, узнав её по нашим предыдущим встречам? Всё было возможно.

Больше всего на свете он хотел отвлечь нас от нашей главной цели, и ему это удалось. Люцифер всё ещё сидел в ловушке, дальше, чем когда-либо, и мы ещё долго будем оплакивать наших мёртвых и восстанавливать нашу оборону. Рано или поздно монстры прорвались бы, но что если появление Элли и тот факт, что она, несомненно, была моей, как-то подтолкнули события? Я никогда этого не узнаю.

Уриэль победил. Я это знал, как и Азазель. Неудивительно, что он ненавидел Элли. Её появление ознаменовало смерть Сары.

Я мысленно вернулся к Источнику, к её нежной улыбке, к её мудрости. Элли была далека от безмятежности Сары. Я даже не был уверен, что она согласится на причастие.

Она настаивала на том, что не собирается давать кровь Падшим. Как только они начнут слабеть, она, конечно же, передумает. Элли была не из тех женщин, которые стоят в стороне и позволяют кому-то страдать.

Кроме, пожалуй, меня, если я её раздражал. Мне нравились спокойные женщины. Нежные, послушные женщины, единственным смыслом жизни которых была любовь ко мне. В Элли было слишком много нового мира. Она уже была занозой в заднице, и я знал, что так будет и дальше. Мне придётся привыкнуть к этому.

Я должен вернуться и сказать Падшим, что Азазель покинул нас. Большинство из них уже знали — невысказанная связь между всеми нами была очень сильна. Я мог бы рассказать им, а потом вернуться наверх, обнять Элли и медленно разбудить её.

Я старался быть осторожным, боясь причинить ей боль. Она была маленькой, не привыкшей ко мне, и одной мысли о том, что я причиню ей боль, было достаточно, чтобы замедлить бушующую волну моего голода по ней. Но я не мог остановиться, так же как не мог удержаться от кормления от неё. И всё же она смогла принять всё, лишь слегка поморщившись. Ещё одно доказательство того, что она была создана для меня, а я так долго отказывался в это верить. Ни одна обычная женщина не смогла бы взять меня так, как она, не без боли, которая исключала бы удовольствие.

Я чувствовал, как она сжимается вокруг меня в беспомощном ответе, чувствовал, как она отдаёт мне всё. Она была моей, а я её.

Я больше не был один. Я обернулся и увидел, что Самаэль приземлился рядом со мной, лёгкий, как всегда, его светло-коричневые крылья сложились вокруг него. Его лицо было бесстрастным, и я поприветствовал его, не вставая. Он тоже потерял свою пару. Его горе должно было быть очень глубоким. Таким глубоким, что он не позволял себе это показать.

— Азазель ушёл? — сказал он.

Я присматривал за Самаэлем после того, как он пал. Помогал ему свыкнуться с огромными изменениями, слушал его, советовал, когда он просил совета, оставался с ним, когда его охватывал ужас. Если Азазель был старшим братом, то Самаэль младшим. Кто-то, кого я защищал, оберегал от зла.

Я посмотрел на Самаэля и увидел пустоту в его глазах. И я познал правду.

* * *

Я ПОТЯНУЛАСЬ К РАЗИЭЛЮ, но его уже не было. Кровать уже остыла там, где он лежал, хотя в основном он был сверху, снизу, сзади и вокруг меня. Я должна была проспать несколько дней после всего, что мы делали. Вместо этого я проснулась и стала гадать, где он. И когда он вернётся, будет рядом со мной, внутри меня, снова.

Вставать не хотелось — вечерний воздух был прохладным, а одеяла восхитительно тёплыми. Разве кто-то не говорил мне, что мне не придётся так часто пользоваться ванной? Они солгали.

Я встала, с похотливым удовольствием заметив, что у меня дрожат ноги. И поплелась в ванную, впервые поняв, что такое облегчение. Вымыв руки, я посмотрела на своё отражение в зеркале и рассмеялась.

Он оставил на мне свои следы. След от укуса на шее, два бледных прокола, которые выглядели как нечто из «Баффи — истребительнице вампиров». Засосы горели у меня на груди. Крошечные укусы, царапины и даже слабые синяки были по всей моей бледной коже. Осторожно я позволила своим рукам скользнуть вниз по моему телу, лаская все эти отметины, и закрыла глаза, испустив тихий вздох удовольствия.

— Ещё, — прошептала я.

Что этот мужчина сделал со мной — превратил меня в нимфоманку? За последние два дня у меня было больше секса, чем за все предыдущие годы.

Я направилась в душ, ступая под тёплую струю, которая всегда была точно такой же температуры. «Ещё одно преимущество загробной жизни», — подумала я. Я всегда ненавидела возиться с душем, чтобы убедиться, что температура воды будет правильной, особенно в довоенном многоквартирном доме в Нью-Йорке со старинной сантехникой. Прекрасное совершенство душа в комнатах Разиэля было поистине радостным.

Не говоря уже о том, что было семнадцать различных режимов, начиная от дождя в лесу над головой и заканчивая мириадами массажных брызг, идущих из серебряной трубы, каждая из которых была направлена на стратегическую часть моего тела. Я потянулась за жидким мылом и чуть не упала в обморок. От него исходил тот же пряный запах, что и от золотистой кожи Разиэля. Я закрыла глаза и намазалась им, позволяя воде смыть его с меня.

Ванная наполнилась паром, и я села на скамейку в душе, чтобы насладиться им; мгновение спустя я услышала, как открылась дверь, и мой пульс подскочил. Он вернулся раньше, чем я ожидала. Я никогда не принимала душ вместе с мужчиной. Делить его с Разиэлем было бы… очень вкусно.

— Я здесь, — сказала я без всякой необходимости. — Почему бы тебе не присоединиться ко мне?

Это было удивительно смело с моей стороны; учитывая, что застенчивость никогда не была моим особым недостатком, сексуальная открытость была столь же чужда. Но я посмотрела ему в глаза и поняла, как сильно он хочет меня, и никакие глупые опасения не встанут у меня на пути. Он хотел меня, и сейчас я могла позволить себе принять это, упиваться этим. Он был моим.

Сквозь густой туман в ванной я могла видеть его силуэт, двигающийся к дверному проёму душа, и я поднялась одним плавным движением, готовая броситься в его объятия, когда что-то остановило меня. Я замерла, наклонив голову, чтобы послушать его, но от человека, который стоял там, неслышно было ничего, кроме тишины.

Это был не Разиэль. Этот человек был ниже ростом, шире в плечах. Опасный. Я уже окликнула его — не было никакой возможности притвориться, что меня тут не было. Никаких шансов выскользнуть из открытого душа и спрятаться за дверью ванной. Я была в ловушке.

Я оставила душ включенным на тот случай, если тот, кто был здесь, испытывал отвращение к тому, чтобы промокнуть, даже когда поняла, как глупо это было — ведь мне угрожала не злая ведьма Запада. Он придвинулся ближе, и брызги сверху захлестали по его светлым кудрям, по его хорошо вылепленному лицу, и я почувствовала облегчение. Это был Самаэль. Должно быть, Разиэль велел ему привести меня к нему.

Выражение его лица было странным, почти отсутствующим, когда он протянул руку мимо меня и выключил воду. Он не обратил внимания на то, что я была голая, но это меня не удивило. Я была не из тех, кто разжигает страсти большинства мужчин, а Самаэль только что потерял свою любимую жену. Вероятно, он едва замечал меня.

Он взял меня за руку, совсем не нежно, и вытащил из душа, бросив мне полотенце.

— Вытрись, — приказал он своим невыразительным голосом.

Что-то было не так. С Самаэлем, во всей этой ситуации, и страх пронзил меня. Разиэль ранен?

Я повернулась к нему, собираясь потребовать объяснений, но что-то остановило меня. Он стоял так неподвижно, ожидая меня, с пустым лицом и мёртвыми глазами. «Оплакивает свою жену», — подумала я. Но я всё ещё не могла избавиться от убеждения, что что-то было ужасно неправильно.

Я не теряла времени даром, хотя вытираться и одеваться на глазах у Самаэля оказалось не самым приятным занятием в моей жизни. Я стояла к нему спиной и обернулась, как только натянула белую рубашку и свободные чёрные брюки, которые снова стащила у Разиэля. Я всё ещё не могла смотреть на яркие цвета, но простой белый казался уж слишком печальным.

— Ты ведёшь меня к Разиэлю? — спросила я.

— Конечно.

Он всё ещё казался странным, как будто был в шоке.

— Я так рада, что ты выжил, Самаэль, — сказала я. — Я знаю, что потеря Кэрри, должно быть, очень тяжела для тебя.

Он и глазом не моргнул.

— Он ждёт тебя, — сказал он.

Где? Я не произнесла этого слова вслух, хотя и не знаю почему. Чувствуя себя неуютно, я позволила своему разуму осторожно потянуться в поисках Разиэля.

Ответа не последовало. Даже не было приглушённого сознания, до которого я могла дотянуться, когда он был намеренно закрыт от меня. Неужели он спит? Ушёл ли он куда-нибудь отдохнуть после тех бурных часов, которые мы провели вместе?

Но он бы этого не сделал. Когда я засыпала в последний раз, я лежала в его объятиях, в своей сытости он не сдерживался. Он ничего так не хотел, как спать вот так, прижавшись ко мне всем телом.

А теперь он исчез. Я резко повернула голову и посмотрела на Самаэля.

— Где же он? — переспросила я. — Почему его здесь нет?

— Он хочет, чтобы ты присоединилась к нему. Он в пещерах.

Холодная, подкрадывающаяся тошнота наполнила мой живот. Он лгал мне. Разиэль сказал мне никогда больше не приходить на гору, и не было никаких причин, чтобы это изменилось, даже в нашем недавнем сближении.

Я начала медленно пятиться назад. Я понятия не имела, смогу ли бежать быстрее, чем один из Падших, но попробовать стоило.

— Позволь мне только выпить чашечку кофе, — весело сказала я, поворачиваясь к кухне.

— Нет.

Я подняла бровь, почувствовав кураж.

— Нет? Если я захочу чашечку кофе, я её выпью, — отрезала я. — И если то, что сказал Азазель, правда, и я действительно являюсь Источником, ты будешь полагаться на мою кровь в течение следующего времени, независимо от того, сколько времени тебе потребуется, чтобы найти другую пару. Так что не зли меня.

— Мне не нужна твоя кровь, — сказал он. — Проклятие будет снято, и я вернусь туда, где должен быть.

Вот дерьмо.

— Только ты? Или все вы?

Мне не нужно было видеть выражение его лица, чтобы удостовериться в том, что я уже знала.

— Ты впустил Нефилимов, — слабо произнесла я, вспомнив их звук и зловоние, отвратительное разрывание тел, крики умирающих. Его собственную жену растерзали и сожрали. Меня чуть не стошнило.

— Нет новой жизни без конца старой. Падшие должны были быть стёрты с лица земли много веков назад. Как только Падшие будут уничтожены, может наступить новый порядок, и я взойду на свой трон на небесах.

— Взойдёшь на свой трон? Ты думаешь, что ты Бог? Иисус?

Он бросил на меня взгляд, полный презрения.

— Ты ничего не знаешь об этих делах. Я присоединюсь к Уриэлю как хранителю неба и земли, и зло будет сожжено. Падшие будут погребены в сердце земли, как Люцифер, там их ждут вечные муки…

— Я всё поняла, — теперь в его глазах появился мессианский блеск, и я уяснила ещё давно, стоя на коленях рядом со своей матерью, что нет ничего хуже фанатика. — А что будет со мной?

— Ты — шлюха Падшего. Для тебя нет ни милости, ни прощения, — он схватил меня за запястье, он очень сильно сжал мои кости вместе, но я прикусила губу и ничего не сказала. — Он ждёт тебя.

Он вытащил меня на узкую террасу, и я, потеряв всякое достоинство, закричала о помощи, готовая драться изо всех сил, прежде чем он меня сбросит.

Вместо этого он обнял меня одной мускулистой рукой за талию и взмыл вверх, в залитое лунным светом небо.

Я перестала сопротивляться. Он легко мог меня уронить, а я никогда не любила высоту. Да, я знаю, что я должна была преодолеть все свои фобии, но было много вещей, которые должны были быть правдой, которые до сих пор не подвели меня.

Я не боялась, когда летела с Разиэлем. Но Разиэль был моей парой, моей душой, всем для меня. Так как я, вероятно, умру, не было никакой необходимости пытаться отговорить себя от этого. Это было совершенно неоригинально с моей стороны, но я была отчаянно влюблена в своего прекрасного Падшего ангела и, слава Богу, собиралась умереть, прежде чем скажу ему. По крайней мере, я избавлюсь от этого смущения.

Кроме того, что он знал. Он должен был слышать меня, познать меня в эти бесконечные, блаженные часы принятия и отдачи. Он знал, что я влюблена в него, и с тех пор… Я уже не могла вспомнить, когда не любила его. Он был настолько большой частью меня, что я не могла разделить его на время или пространство. Любила его так сильно, что могла умереть за него, прыгнуть в ад ради него. Сделать всё, что должна.

У меня был выбор. Я была опасно близка к слезам, но не собиралась поддаваться слабости. Если мне суждено было умереть, я бы сгорела в огне и взяла бы с собой Самаэля, если бы смогла.

Мы тяжело приземлились на склоне горы, и он отпустил меня, словно моё прикосновение было чем-то нечистым. Я приземлилась на задницу и, глядя ему в лицо, сумела изобразить явное презрение.

— Так где же Разиэль? Ты уже убил его? И что ты собираешься делать со всеми остальными?

Это не было концом, пока всё не закончилось, и если бы я смогла заставить его сделать злой трюк и раскрыть его коварные планы, у меня, возможно, был бы шанс остановить его.

Особенно если он превратился в змею, которая, согласно правилу злого Повелителя за номером 666, никогда не помогает.

Нет, он не мог этого сделать. У меня слегка закружилась голова, слишком много всего случилось со мной, и я устала от того, что меня постоянно толкают.

— С остальными проблем не будет. Их женщины мертвы или умирают. Если нет Источника, они ослабнут и умрут. В следующий раз, когда я впущу Нефилимов, они сожрут остальных, и я вознесусь на небеса.

— Если только они не сожрут и тебя тоже, — подметила я, стараясь быть практичной. — Значит, я должна умереть, потому что я — Источник. Повезло же мне. Зачем убивать Разиэля? Почему бы не позволить ему ослабеть и умереть, как остальным?

Разиэлю потребуется чертовски много времени, чтобы ослабеть настолько, чтобы Самаэль или целая армия Нефилимов смогли взять его, и прежде чем это случится, он поймёт, кто предатель. В этом я была совершенно уверена.

Хотя тогда я была бы уже мертва. А я не хотела умирать. Я хотела провести как можно больше времени с Разиэлем, каким бы властным он ни был.

— Я не могу убить тебя, не убив Разиэля. Если он потеряет свою пару слишком рано, он будет очень опасен.

Да, точно. По какой-то причине я не могла представить себе Разиэля, потерявшего рассудок из-за моей безвременной кончины. Для него я была просто вопросом судьбы. Не то чтобы он действительно хотел иметь пару. Если я умру, у него будет свободный выход из тюрьмы.

Я медленно поднялась на ноги, чувствуя себя разбитой и замёрзшей. Он поднял меня высоко, где воздух был разреженным и ледяным, и я всё ещё чувствовала холод.

— Ты же знаешь, — сказала я непринуждённым тоном, — Я не хочу умирать. Может, мы что-нибудь придумаем?

Если Разиэль ещё не умер, значит, ещё есть надежда. Я не могла поверить, что Разиэля может одолеть такой маленький засранец, как Самаэль.

— Твои желания для меня ничего не значат, — сказал он.

Я проигнорировала его.

— Я провела первую часть своей жизни с религиозным психом. Я бы предпочла, чтобы убил меня не фанатик.

Сэмаэль остался невозмутим.

— Он ждёт тебя. И у меня есть дела. Начинай идти.

Я посмотрела на огромную зияющую пасть пещеры, и меня прошиб холодный пот.

— Он всё ещё жив?

Потому что в противном случае я решила, что скорее умру на улице, под ясным ночным небом, чем в какой-нибудь тёмной дыре.

— Он жив, — неохотно ответил Самаэль. — Он ждёт.

— Я иду, — сказала я, подражая его скупому языку.

И я начала подниматься по тропинке.

Глава 24

ОН ЛЕЖАЛ НА СПИНЕ В ДАЛЬНЕМ КОНЦЕ огромной каменной пещеры, и на мгновение мне показалось, что он мёртв. Цвет лица Разиэля всегда был бледно-золотистым, но сейчас он казался пепельным, и Разиэль был абсолютно неподвижным. Он выглядел так же, как в ту первую ночь в лесу, когда умирал от вредоносного ожога.

— Что ты с ним сделал? — прошептала я мужчине, который сжимал мою руку.

Я дернула руку, но уже не пыталась вырваться. Я отчаянно хотела добраться до Разиэля.

Он отпустил меня, и я споткнулась, чуть не упав на колени. Я побежала по твёрдому каменному полу, игнорируя всё в своей спешке, лишь бы добраться до своей пары. Я опустилась на колени и обняла его так, как никогда бы не осмелилась, если бы он был в сознании. Я слышала, как бьётся его сердце, более слабое, чем обычно, но всё ещё ровное, и его кожа была прохладной. Я хотела спрятать лицо у него на груди, но это ничем не поможет. Самаэль не собирался менять своё решение и уходить. Боже, спаси меня от фанатиков.

Я встала, глядя в омертвелое лицо Разиэля. Его рыжеватые волосы были откинуты назад, и он выглядел поразительно красивым, от высоких скул, точеных черт лица до бледного рта, который мог творить такие прекрасные, порочные вещи. Я позволила себе нежно откинуть волосы с его высокого лба.

— Что ты с ним сделал? — прошептала я, не в силах сдержать боль в голосе.

— Я думал, он тебе безразличен, — сказал Самаэль. — Почему ты оплакиваешь его?

Я снова посмотрела на него.

— Ты прекрасно знаешь почему, — сказала я, раздражение пробилось сквозь моё отчаяние. — Я влюблена в него. Я его кровная пара, его душа, нравится это кому-то из нас или нет.

— Вам обоим это нравится, — сказал Самаэль, скривив губы. — Я знаю такие вещи. Вы возбуждаетесь как животные. Из-за вас они и пали.

— Эй, меня там даже не было, — запротестовала я, оглядываясь в поисках какого-нибудь оружия.

— Молчать! — прогремел он, как какой-нибудь мультяшный монарх.

Разиэль зашевелился рядом со мной, его рука на мгновение дёрнулась, и я подумала, что он приходит в себя. Пока он без сознания, я мало что могла сделать. В пещере не было никакого оружия.

Я посмотрела на него, и он открыл глаза, его взгляд был острым и ясным. Он рукой поймал мою руку, вне поля зрения безумных глаз Самаэля, и крепко сжал её в утешении.

Меня это не успокоило.

Он лежал на каком-то странном возвышении — подстилке из веток, травы и более крупных ветвей, — и я посмотрела на него сначала в замешательстве, а потом в нарастающем ужасе, когда поняла, что задумал Самаэль.

Я резко обернулась, пытаясь заслонить Разиэля от его взгляда.

— Ты… ты не можешь! Ты же не собираешься сжечь его!

— Он умрёт от огня, — спокойно сказал Самаэль.

Я почувствовала, как Разиэль задвигался у меня за спиной, и попыталась встать между ним и Самаэлем, тщетно пытаясь защитить его.

— Только через мой труп.

Да, это было мелодраматично, но я уже не пыталась быть невозмутимой. Я не собиралась позволить ему умереть.

Но Разиэль с трудом поднялся на ноги позади меня, и я почувствовала, как его руки сжали мои.

— Не вмешивайся, жена, — сказал он грубым голосом, пытаясь оттолкнуть меня.

Я не двигалась. Я изо всех сил старалась упереться пятками, но, конечно же, моя сила была ничтожной в сравнении с мощью Разиэля, даже через несколько мгновений после того, как он пришёл в себя.

Он толкнул меня, сильно, и я растянулась на земле, дыхание вышибло из меня. Какое-то время я лежала, разозлившись настолько, что позабыла об опасности, в которой мы оба находились. Ты же не мог дышать, когда был мёртв, не так ли? Неужели всё так и будет? Я не хотела умирать.

— Оставь её в покое, — голос Разиэля прозвучал почти скучающе. — Она не имеет к этому никакого отношения… это между нами.

— Нет, не так, — сказал Самаэль. На краткий миг его лицо смягчилось: — Я не желаю тебе зла, Разиэль. Но если я хочу вернуть себе искупление, Падшие должны быть побеждены.

— Она не одна из нас.

Мимолетная улыбка Самаэля была почти печальной.

— Она Источник.

— Если ты убьёшь всех нас, она не будет представлять угрозы.

— Она должна быть наказана. Все Падшие и их человеческие шлюхи должны умереть.

— Она не человек.

Моё дыхание вернулось с внезапным, судорожным свистом.

— Не надо, — с трудом выдавила я. — Ты не хочешь этого делать.

К этому моменту я уже не обращала внимания на Разиэля, как и он на меня.

Но Самаэль вытащил огромный меч, оружие, которое выглядело так, будто взялось из какой-то средневековой картины с изображением ангела-мстителя. Он появился из ниоткуда, как какой-то чертов световой меч из Звёздных войн, и я стиснула зубы. Как бы вы боролись со сверхъестественным существом, когда правила на них не распространяются?

— Ты должен дать ему оружие, если собираешься драться, — запротестовала я, медленно поднимаясь на ноги.

«Если я выживу, — подумала я, — то буду вся в синяках и ссадинах». Прямо сейчас я могла только удивляться, почему мне потребовалось так много времени, чтобы подняться до моего полного, довольно незначительного роста.

— Он не собирается драться со мной, — сказал Разиэль. — Он может убить меня только двумя способами: сжечь или отрубить голову. Но он слишком труслив, чтобы подойти достаточно близко и нанести мне удар. Поэтому это должен быть огонь и у него есть правильное оружие.

— Но как… — спросила я и увидела, как Самаэль взвел меч над головой, больше похожий на средневекового ангела мщения, чем когда-либо, с…

Господи, пылающий меч отмщения. Пламя лизало лезвие, удерживаемое от Самаэля широкой рукоятью, и не более того.

— Ты же знаешь, что тот, кто владеет мечом, тоже погибнет в огне, — сказал Разиэль, по-видимому, равнодушный к своей неминуемой кончине.

Самаэль медленно покачал головой.

— Уриэль даровал мне искупление. Я выполнил его приказы, и я снова вознесусь на небеса, очищенный от греха и зловония смертных.

— Не будь дураком, Самаэль. Мы прокляты Богом. Даже Уриэль не может этого изменить.

— Я верю, — просто ответил Самаэль и медленно опустил меч, направив его на Разиэля и погребальный костёр.

Этого было достаточно. Всё, что я знала, это то, что я не могла позволить этому случиться, не могла позволить силам невежества победить, не в этот раз.

— Нет! — закричала я, юркнув вперёд и бросившись на Самаэля, чтобы остановить его.

При звуке моего голоса он автоматически повернулся, и между нами возник пылающий меч. Я почувствовала, как он вонзается в меня, и на удивление это было безболезненно, просто жар и давление, пока я смотрела в перепуганное лицо Самаэля. Пламя дотянулось до меня по блестящему металлу меча, который пронзил мою грудь, и я потянулась, схватив клинок, и толкнула огонь обратно на него.

Я чувствовала жар, но пламя не обжигало мои руки, пока оно двигалось назад по защитной рукояти, на Самаэля, на грубую ткань его одежды, извергая пламя.

Он закричал и выдернул меч. Я рухнула, как марионетка, у которой перерезали верёвочки. Я лежала в реке крови, и если бы могла говорить, то велела бы Разиэлю найти что-нибудь, в чем её можно было бы сохранить. Я умирала и у Падших не останется никого, на кого можно было бы рассчитывать как на Источник для существования.

Но я не могла заговорить. Я так устала. Казалось, я сражалась целую вечность, и мне нужно было отдохнуть. Было слишком много первобытного удовлетворения в наблюдении за тем, как Самаэль метался и боролся в охватившем его пожарище. Он умирал в ужасных муках, но думаю, во мне было достаточно ветхозаветного после всего этого, чтобы я упивалась этим.

— Элли. Любимая, — это был голос Разиэля.

Наверное, я уже была мертва — он ни за что не назвал бы меня любимой. В конце концов, меня пронзил меч размером с Экскалибур — даже если он и не попал мне в сердце, то нанёс непоправимый урон.

Я почувствовала, как он притянул меня в свои объятия, и стала сопротивляться, пытаясь вызвать предсмертную панику.

— Нет, — ответила я. — Искры…

Он проигнорировал меня, притянув к себе, и положил руку на зияющую рану в моей груди. Я увидела, как последняя оставшаяся искра перескочила на него, и застонала от отчаяния, несмотря на то, что давление в груди становилось всё сильнее и острее.

— Это нелепо, — слабо сказала я. — Теперь мы оба умрём, плохие из нас Ромео и Джульетта…

— Мы не умрём, — я услышала боль в его голосе, и мне захотелось закричать на него.

Он прижал руку к моей груди, и внезапная боль была ослепляющей, такой сильной, что моё тело выгнулось дугой, резко дёрнулось, а затем снова рухнуло в его объятия. Кровотечение остановилось, и я поняла, что он исцелил меня — каким-то образом сумел закрыть рану, запечатать разрыв.

Но я умирала. Он не мог этого остановить.

— Нет, — ответил он. — Я не потеряю тебя. Я не могу.

Он притянул меня к себе, и его лицо было жёстким, холодным, мрачным. Он протянул руку и нежно погладил меня по лицу, и я поняла, что он прощается. А потом он распахнул свою собственную рубашку и разодрал кожу, разрывая плоть так, что брызнула кровь.

Я поняла, что он собирается сделать за секунду до того, как он это сделал, и открыла рот, чтобы возразить. Я открыла рот, а он прижал его к своей ране, и кровь потекла в мой рот, горячая и насыщенная, и моё холодное, холодное тело превратилось в огонь, пока я пила из него, глубоко глотая сладость жизни, кровь его жизни становилась моей.

Он дрожал, его рука горела под моей головой. Он отстранил меня, и я почувствовала влагу его крови на своих губах. Он наклонился и поцеловал меня, полным, твёрдым и глубоким поцелуем, кровь смешалась между нами, и последний барьер исчез.

— Я люблю тебя, — сказал он, слова вырвались из него.

— Я знаю.

Затем он поднялся одним плавным движением, но я смогла разглядеть в нём слабость.

— Если я не выкарабкаюсь, — тихо прорычал он, — обещай мне, что будешь жить. Падшие будут нуждаться в тебе. Ты Источник, даже без меня.

— Нет. Ты живёшь или я не буду, — сказала я упрямо и сердито.

Он не стал спорить. Его крылья расправились, великолепно переливаясь иссиня-черным, и мгновение спустя мы уже вылетели из пещеры, поднимаясь всё выше и выше в ночное небо. Я чувствовала, как его силы покидают его, пока он нёс меня. Впереди был океан — ему надо было только долететь до него, но жар распространялся гораздо быстрее, чем в ту первую ночь, и я знала, что, дав мне своей крови, он ускорил отравление, и мне хотелось ударить его.

Я сделала единственное, что могла.

— Не смей меня ронять, — предупредила я его. — Мы прошли через всё это не для того, чтобы меня размазало по скалам, как пьяную чайку.

Он рассмеялся. Это была лишь слабая дрожь звука, но этого было достаточно. Он оттолкнулся, сумев подняться выше, и тут последние силы покинули его, как и сознание, и я поняла, что мы слишком далеко от океана, мы разобьёмся, как современный Икар.

Я хотела умереть, целуя его прекрасные губы. Его руки обмякли, и я прильнула к нему, прижавшись губами к его губам, и это движение развернуло его окрыленное тело навстречу ветру.

Ветерок подхватил нас, скользнул под нами, и внезапно мы заскользили, двигаясь всё быстрее на ветру, пересекая ночное небо с кошмарной скоростью, а затем падали, падали, кружились, мои руки обвились вокруг него, мой рот на его, кровь между нами, когда мы стремительно погрузились в…

В океан. Мы погрузились глубоко, ледяная вода была шоком, оторвавшим меня от него. Было так темно, так холодно, и я потеряла его, скользя вниз по бурлящей воде. «Только так можно обмануть смерть», — ошеломлённо подумала я, и на этот раз закрыла глаза от жжения солёной воды, выдохнула, зная, что мне больше не с чем бороться. Разиэль выживет, океанская вода исцелит его, и он найдёт то, что ему нужно.

Глубоко там отец лежит,

Кости стали как кораллы,

Жемчуг вместо глаз блестит,

Но ничего не пропало.

По-морски лишь изменилось,

В чудо-клады превратилось.

На этот раз я утону. Я уже пережила кардинальную перемену такой значимости, ничего не осталось, и мои кости станут кораллами, а глаза-жемчужинами. Шекспир в моих ушах.

Кто-то был там, чья-то рука коснулась моей и, открыв глаза, я увидела Сару, безмятежную и красивую, улыбающуюся мне. Всё, что мне нужно, это яркий свет, подумала я, улыбаясь ей в ответ. На той стороне не было никого, с кем я хотела бы встретиться, и я потянулась к ней.

Она покачала головой. Её губы не шевелились, но я отчётливо слышала её слова.

— Пока нет, — ответила она. — Ещё не скоро.

Я покачала головой. Я так устала от борьбы.

— Подожди его, — сказала она. — Он стоит ожидания.

Сильная рука схватила меня за запястье, дёрнула вверх, и после бесконечно долгого мига я поднялась, вырвавшись на холодный воздух, кашляя и задыхаясь в руках Разиэля, когда он направился к берегу.

Мы в изнеможении рухнули на берег, оба задыхаясь. Разиэль перекатился на спину, и я увидела кровь на его мокрой одежде. Моя кровь.

Я лежала лицом вниз на песке и знала, что должна перевернуться, но у меня не было сил ничего делать, кроме как лежать и бороться за дыхание.

Его руки на моих плечах были нежными, когда он повернул меня лицом к себе. Он смахнул мокрый песок с моего лица, волос и посмотрел на меня сверху вниз с нетерпением, с досадой. С любовью.

— Первое, что ты сделаешь, — сказал он грубым голосом, — это научишься плавать.

И поцеловал меня.

Глава 25

ПЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ Я ПОНЯЛА, ЧТО САРА СОЛГАЛА. Клянусь Богом, я каким-то образом сделала невозможное и сумела набрать десять фунтов с тех пор, как начала жить в Шеоле, и большая часть этих фунтов оказалась в моей заднице. К счастью, у Разиэля была слабость к женщинам эпохи Возрождения, и он всё ещё находил моё слегка перезрелое тело неотразимым.

Нефилимы ушли, побеждённые, по крайней мере, с этого континента. Некоторые укрылись в дикой природе, но так как они выживали, питаясь мелкими животными и плотью Падших, в конечном счете, они изголодаются. К сожалению, Разиэль сказал мне, что они могут прожить столетия без еды, так что это займёт некоторое время. Я отказывалась думать о том, что это объясняет их мерзкий, ненасытный голод.

Небольшие группы останутся на других континентах — горстка в Азии, большая группа в Австралии, посланная туда Уриэлем в поисках Падших ренегатов, а затем брошенная. Это не моя забота. У меня не было ни малейшего желания покидать Шеол.

Разиэль научил меня плавать. Конечно, с исчезновением Самаэля и эффективным разгромом Нефилимов мне не нужно было лезть в ледяной океан, но у Разиэля была властная жилка. Не то чтобы я мирилась с этим, но если я могла видеть здравый смысл за его автократическими заявлениями, я склонна была сдаваться после того, как столько откладывала, сколько могла, даже если это была моя идея в первую очередь. Разиэль лучше справлялся, когда люди не кланялись ему, и я считала своим долгом вывести его из равновесия.

Ему не нравилось быть Альфой. И он ненавидел, что я была Источником, хотя после первых нескольких кровопролитий ему удалось сдержать ревность. Первые два раза Тамлел и Гадраэль садились на него, просто чтобы убедиться, что он никому не оторвёт голову. Я могла читать его мысли, и знала, что он был близок к тому.

Я понятия не имею, облегчал ли ему жизнь тот факт, что мне нравилось быть Источником или наоборот всё усложнял. Раз уж у меня не могло быть детей, по крайней мере, я могла кормить и лелеять Падших, и я приветствовала этот шанс как способ облегчить часть моего горя. Я никогда не говорила о своей тоске по детям с Разиэлем, и он никогда не говорил об этом со мной. Но мы знали мысли друг друга и разделяли боль.

От Азазеля не было никаких вестей. Большинство думали, что он мёртв, включая и меня, но Разиэль считал иначе. «Он вернётся, — сказал Разиэль, — когда придёт время. Будет знак, и он вернётся».

Может, я и растолстела, но не стала старше. Моё лицо не изменилось, ни морщинок в уголках глаз, ни морщинок от смеха, хотя я обнаружила, что могу много смеяться в скрытом тумане Шеола. Я больше никогда не кормилась от Разиэля, хотя он знал, что я этого хочу. Вместо этого я отдала ему своё тело, свою кровь, а он дал мне экстаз, раздражение и глубокую неизменную любовь, которая вряд ли существовала в простой жизни.

Я понятия не имела, как долго проживу, и не беспокоилась об этом. В безвременном мире Шеола у тебя не было выбора, кроме как жить настоящим моментом, и даже если я не могла жить по доброму примеру Сары, я и так вполне хорошо справлялась.

До того дня, пока не появилась она. Лилит, жена демона.

И весь ад вырвался на свободу.

КОНЕЦ ПЕРВОЙ КНИГИ

Переведено для сайта http://vk-booksource.online и группы https://vk.com/booksource.translations

Notes

[

←1

]

Кулэйд — товарный знак растворимого порошка для приготовления фруктовых прохладительных напитков

[

←2

]

Энн Райс — американская писательница, сценарист и продюсер. Наибольшую известность писательнице принёс роман «Интервью с вампиром», который обязан своей популярностью одноимённому фильму.