Разные берега

Глава седьмая

каждым днем уверенность Элизабет в собственных силах росла. Сегодня она решила снова попытаться рисовать.

Она сняла с крючка у двери пуховое пальто и взяла холщовую сумку с художественными принадлежностями. На улице стояла ясная погода, было холодно.

Она вышла на крыльцо и застыла на месте. Океан был серо-фиолетовым. Прямо у нее над головой, лениво помахивая крыльями, пролетели два огромных баклана.

Элизабет прошла по лужайке и остановилась у лестницы, ведущей на пляж. Был прилив.

Разочарованная, она сидела на верхней ступеньке и смотрела на океан. Волны разбивались о скалы, и на воде тут же появлялась белоснежная пена. Иногда брызги долетали и до нее.

– Птичка!

Элизабет обернулась.

Во дворе рядом со своим «порше» стояла Меган. Ее модные джинсы и черный кашемировый свитер были мокрыми от дождя.

– Мег!

Элизабет прихватила сумку и побежала к подруге. Когда Меган обняла ее, ей захотелось остаться в ее объятиях навсегда.

– Не вздумай рыдать, – сказала Меган. – Впусти меня наконец-то в дом и дай чего-нибудь выпить.

Элизабет за руку отвела Меган в дом, быстро развела огонь и достала единственное, что у нее было из спиртного, – бутылку текилы.

Они устроились у камина и в молчании выпили по паре рюмок. Наконец Меган откинулась на спинку дивана:

– Ну что, детка, как ты себя чувствуешь?

Элизабет со вздохом сказала:

– Знаешь, Мег, я много лет мечтала начать жизнь заново, а теперь мне вдруг стало ужасно страшно.

– Это нормальная реакция. Посмотришь, скоро ты почувствуешь себя гораздо лучше.

– Общими фразами ты от меня не отделаешься. Лучше скажи, что бы ты посоветовала, если бы я была твоей клиенткой.

Меган сделала глоток текилы, а потом неторопливо произнесла:

– Ну что ж, обычно женщинам вроде тебя я советую...

– Женщинам вроде меня?

Меган поморщилась:

– Ну, я имею в виду домохозяек, которые никогда нигде не работали.

– Продолжай.

Элизабет налила себе еще текилы:

– Ну так вот. Я обычно советую им устроиться на работу. Это способствует повышению самооценки. Не говоря уже о деньгах...

– И где же, по-твоему, я могу работать? Может, пойти чистить рыбу на рынке? Я это хорошо умею.

– Думаю, тебе стоит закинуть невод поглубже, извини за каламбур. По дороге сюда я вспомнила, как ты всегда хотела окончить аспирантуру по отделению изобразительных искусств? Сейчас как раз время этим заняться.

– Все это было так давно.

– Наберись храбрости, Птичка! Заполни анкеты и подай заявление. Займись наконец тем, о чем мечтала.

– Перестань, Мег. Мне сорок пять, и я уже двадцать лет не брала в руки кисть. Иногда случается, что в жизни так и не выпадает второго шанса.

– Ну ладно, успокойся, а то я смотрю, у тебя даже веко задергалось. Давай переменим тему.

– Спасибо.

– А что, если тебе переехать в Сиэтл? У меня в доме есть для тебя свободная спальня.

– Мне нравится жить здесь. И ты это знаешь.

– Но здесь ты как на другой планете, к тому же необитаемой.

– Пойдем со мной.

Элизабет встала с дивана и сразу поняла, что захмелела. Ноги у нее были как ватные. Меган тоже встала:

– Куда это мы идем?

Не ответив, Элизабет направилась к выходу. Меган застыла на месте:

– На улицу? Ведь дождь льет как из ведра.

– Ничего с тобой не случится. Подумаешь, вымокнем немного. Мы идем на пляж. Я хожу туда каждый вечер. Это у меня теперь такой ритуал.

– А все потому, что у тебя нет своей, настоящей жизни. А эти два дня ты, значит, будешь обращаться со мной как с игрушкой, развлекаться за мой счет?

Элизабет взяла Меган за руку и потащила к двери:

– Давай быстрее, а то мои киты очень пунктуальны.

– Киты? Ты шутишь?

Элизабет весело рассмеялась. Как же хорошо ей было с подругой!

– Давайте, госпожа адвокат, одевайтесь-ка поживее. На этот раз вы последуете за мной как миленькая, не вечно же вам командовать.

Джек приехал на студию позже обычного. Накануне они с Уорреном допоздна засиделись в ресторане и много выпили. Им было что отмечать. Программа «Чистый спорт» вышла в эфир и сразу стала настоящей сенсацией. Рейтинг был просто заоблачный.

Сначала Джек сходил на совещание, а потом несколько часов просматривал и редактировал материалы для сегодняшней передачи. Наконец они с Уорреном отправились на студию, где их уже ждал приглашенный на этот вечер олимпийский чемпион по прыжкам в длину, заболевший рассеянным склерозом.

После эфира Джек еще какое-то время пробыл на студии, общаясь с засидевшимися допоздна журналистами. Примерно через час, когда здание практически опустело, он вернулся в свой офис, сел за стол и по памяти набрал номер.

Она ответила после третьего гудка.

– Привет, Салли, – сказал он, откидываясь на спинку кресла.

– Джек! Как я рада тебя слышать! Ну, как дела в Нью-Йорке? Я слышала, твоя программа пользуется бешеным успехом.

Он не мог припомнить, чтобы кто-то в последнее время был так ему рад.

– Все прекрасно. Начальство превозносит меня до небес.

– И правильно делает, но без тебя здесь совсем не интересно стало работать.

– Тогда, может, переберешься в Нью-Йорк? Мне нужен помощник.

Салли ответила далеко не сразу:

– Ты что, шутишь?

– Нет, я делаю тебе серьезное предложение. Мой начальник уже дал добро. Платить тебе будут не слишком много, но все равно больше, чем ты сейчас получаешь.

– Я могла бы прилететь через десять дней, – радостно заявила она. – Да я соглашусь на любую зарплату, лишь бы работать в Нью-Йорке. Спасибо, Джек. Ты даже не представляешь, как много это для меня значит.

– Ты этого заслуживаешь, Салли.

Положив трубку, Джек несколько минут посидел в задумчивости. А когда он собрался уходить, зазвонил телефон. Это был Уоррен.

– Привет! У Бет сегодня занятия по йоге. Не хочешь поужинать со мной в «Спарксе»?

– С удовольствием.

Движение в городе было ужасное, и Джек опоздал на пятнадцать минут. Хорошенькая женщина-метрдотель в черном, обтягивающем ее стройное тело платье, с лучезарной улыбкой приветствовала его:

– Добро пожаловать в «Спаркс», мистер Шор.

Джек одарил ее ослепительной, хорошо отрепетированной улыбкой:

– Спасибо. Приятно снова оказаться здесь. Я сегодня ужинаю с Уорреном Митчелом.

– Он уже пришел. Пойдемте, я вас провожу.

Она повернулась на каблучках, и он пошел за ней к столику, за которым расположился Уоррен. У столика она коснулась его руки и с обворожительной улыбкой сказала:

– Я сегодня работаю до закрытия. Если вам что-нибудь, – она сделала ударение на этом слове, – понадобится, я к вашим услугам.

– Я подумаю над вашим предложением, дорогая, – ответил Джек, усаживаясь на место.

Уоррен рассмеялся.

– Я заказал тебе виски со льдом, – сказал он, поднимая в знак приветствия свой бокал. – Просто потрясающе: стоит помелькать в ящике, и ты становишься сто крат более привлекательным для противоположного пола.

– Во всяком случае, очень приятно снова почувствовать себя нормальным человеком, – ответил Джек, беря свой бокал.

Уоррен глотнул виски:

– Да уж, представляю, каково тебе было, поиграв в Национальной футбольной лиге, освещать провинциальные спортивные события.

– Это был кошмар.

– Я тогда тебе не помог, ну, когда ты повредил колено.

– Да ты и не мог мне ничем помочь.

– Дело не в этом. – Уоррен снова выпил. – Знаешь, меня это тогда очень напугало. Только что ты был звездой, а потом вот так вдруг сразу всего лишился. Как ты это пережил?

Джек откинулся на спинку стула. Он уже много лет старался не думать о том, как он все потерял. После многочисленных операций он неделями лежал в спальне, в полной темноте, притворяясь, что боль намного сильнее, чем на самом деле, и одну за другой глотал болеутоляющие таблетки.

И вот в один прекрасный день Элизабет вошла к нему и решительно отдернула занавески, впустив в комнату солнечный свет.

– Все, хватит, Джексон Шор. У тебя десять минут на то, чтобы встать и одеться. Не встанешь – я оболью тебя ледяной водой.

И она действительно вылила ему на голову кастрюлю холодной воды.

А несколько часов спустя произнесла это страшное, запретное слово: наркомания.

– Меня тогда спасла Элизабет, – произнес наконец Джек.

– Меня это нисколько не удивляет. Да, с Птичкой тебе повезло. Если бы я женился на такой девушке, как она, а не...

– Мы с ней расстались.

Джек впервые вслух произнес эти слова и был поражен тем, что они в нем вызвали одновременно и боль, и душевный подъем.

– Боже, вы ведь прожили вместе целую вечность. Как ты себя теперь чувствуешь?

Ответить на этот вопрос было совсем не легко. Но Джеку не хотелось копаться в своей душе и анализировать свои чувства. Он хотел просто плыть по течению и наслаждаться новой жизнью.

– Знаешь, в последнее время у нас с ней что-то разладилось.

– Да, знаю, такое бывает. А как Элизабет, она-то как пережила ваш разрыв?

Уоррен был уверен, что решение расстаться принял Джек. Ему в голову не могло прийти, что у Птички хватило на это отваги.

– С ней все в порядке. Давай-ка лучше поговорим о чем-нибудь другом.

– Конечно, Джек. Как скажешь.

Наступил четверг. Элизабет поймала себя на том, что с нетерпением ждет вечера.

– Добро пожаловать. Входите быстрее, – с воодушевлением поприветствовала ее Сара Тейлор.

Элизабет уселась на свободное место рядом с Миной.

– Ну, кто сегодня начнет? – Сара сразу же приступила к делу.

К собственному изумлению, Элизабет подняла руку. Когда все присутствующие повернулись к ней, ей стало немного не по себе.

– Мы с мужем расстались, – тихо проговорила она.

– Ну и что вы в этой связи чувствуете? – спросила Сара. И тогда Элизабет начала говорить. Ей казалось, что она не остановится никогда. Она рассказала им все и закончила свою речь словами:

– Мне надо начать новую жизнь, но я просто не знаю, как это сделать. Вот поэтому я сюда и пришла.

– Я думала о вас всю эту неделю, – сказала Мина. – Я тут просматривала каталог колледжа, выбирала курсы, на которые мне записаться теперь, когда я уже научилась водить, и обратила внимание, что вот-вот должны начаться занятия по живописи.

Элизабет почудилась искра надежды.

– Правда?

Мина полезла в сумочку и вытащила оттуда потрепанный каталог.

– Я его захватила специально для вас, – сказала она, протягивая каталог Элизабет.

– Спасибо. – Элизабет была растрогана до глубины души.

Дальше разговор пошел по кругу, иногда прерываясь слезами и смехом. Когда встреча закончилась, Элизабет еще несколько минут поболтала с женщинами и только после этого поехала домой.

Достав почту из ящика, она свернула на дорожку, ведущую к дому.

Войдя к себе, в уютный теплый дом, Элизабет просмотрела корреспонденцию. Среди прочего ей пришел большой белый конверт от Меган. Она нетерпеливо разорвала его, и оттуда на стол выпали каталоги университетов. Три из них когда-то приняли ее в аспирантуру.

А еще в конверте была записка от подруги: «Сейчас ты уже не скажешь, что у тебя на все это нет времени».

Элизабет избегала разговоров с дочерьми. Она звонила им в то время, когда они были на занятиях, и оставляла на автоответчике жизнерадостные сообщения: у папы в Нью-Йорке все идет прекрасно, она сама пытается сдать их дом. Ложь все копилась и копилась.

Она взглянула на часы, стоявшие на камине. Было без четверти час. Значит, в Вашингтоне без четверти пять. Девочки сейчас на занятиях.

Трусиха, подумала про себя Элизабет и набрала номер. Она составляла в уме сообщение, которое оставит на автоответчике, и до нее не сразу дошло, что трубку взяла Стефани.

У Элизабет вырвался нервный смешок.

– Привет, дорогая! Так приятно слышать твой голос. В последнее время я о вас двоих только и думаю.

– Привет, мама. – Голос Стефани звучал устало. – Наверное, ты действительно экстрасенс. Я болею.

– Что с тобой?

– Ничего страшного, не паникуй! Всего лишь желудочный грипп.

– А что Джеми, она, надеюсь, за тобой ухаживает?

– Ну да, конечно. Вот, например, сегодня утром она сказала: «Если тебя вырвет, постарайся не попасть на мои новые туфли».

Элизабет рассмеялась. Да, в этом вся ее дочь: даже больная не перестает шутить.

– Уверена, ты скоро поправишься.

– Надеюсь. Послушай, мама. Нас с Джеми на весенние каникулы пригласили покататься на лыжах в Вермонт. На второй неделе марта.

Слава богу, подумала Элизабет. Она с тревогой предвкушала, как они с Джеком будут общаться с дочерьми, когда те приедут домой на каникулы. Одно дело – как-то обходить то, что случилось, в телефонных разговорах, и совсем другое – изворачиваться и лгать в лицо.

– Ну что ж, здорово!

– Но понимаешь, это довольно дорого...

– Ничего, я думаю, папа вполне может все оплатить, – сказала Элизабет и тут же поморщилась.

Она должна была бы сказать: «Мы можем все оплатить».

– Спасибо, мам. Ну как там дела с домом? Сколько тебе еще оставаться в Орегоне?

– Я и сама не знаю. Похоже, никто не горит желанием жить в такой глуши, а оставлять дом без жильцов не хотелось бы. – Она немного помолчала. – Ну а как у тебя с учебой? – сказала наконец Элизабет, чтобы поменять тему разговора.

И это сработало. Стефани принялась рассказывать смешные истории про Джеми.

Элизабет смеялась вместе с ней:

– Ты знаешь, эта черта характера передалась ей от моего отца. Он всегда все делал очертя голову. И говорил, что, если вести себя иначе, никогда никого не удивишь.

Тут сердце ее дрогнуло: папы больше нет.

– Мама, с тобой все в порядке?

– Конечно. Просто я иногда очень скучаю по нему.

– Да, я тебя понимаю. – Стефани на секунду замолчала. – Слушай, мам, я действительно ужасно себя чувствую. Просто валюсь с ног. Попроси папу позвонить мне сегодня вечером. Я хочу узнать, как у него прошло интервью с Джеем.

– Хорошо, – ответила Элизабет, а сама подумала: с каким это Джеем?

– Я люблю тебя, доченька, – сказала она.

– И я тоже люблю вас с папой. Пока.

Последние несколько дней Джек крутился как белка в колесе. Дрю Грейленду предъявили обвинение в суде, и об этом сообщили по телевидению. Грязная история получила общенациональную огласку. По всей Америке студенты и их родители протестовали против того, что спортсменам все сходит с рук. Девушки из десятков университетов обращались с заявлениями об изнасиловании игроками футбольных и баскетбольных команд.

Джек Шор оказался в центре внимания – ведь это он стал зачинщиком всех этих разбирательств.

Нервы у него были на пределе. Салли все это время находилась рядом и постоянно уверяла его:

– Вот посмотришь, все у тебя получится!

Ему хотелось, чтобы она повторяла эти слова снова и снова. Ей всегда удавалось его подбодрить, и, кроме того, работала она блестяще.

В дверь кто-то постучал. Это была Эвери Кормейн. Она проводила Джека в маленькую комнату без окон, где он должен был ждать начала интервью.

– Ну как вы себя чувствуете? – спросила Эвери.

– Скажите, кому-нибудь уже становилось плохо на вашей передаче «Сегодня вечером» или я буду первым?

Эвери Кормейн улыбнулась:

– Не беспокойтесь, все пройдет замечательно. Смотрите на Джея, если почувствуете, что начинаете волноваться. Он вас обязательно подхватит, если вы вдруг вздумаете грохнуться в обморок.

Салли как раз поэтому и выбрала суперпопулярную программу Джея Лено. Когда на прошлой неделе его завалили предложениями выступить по телевидению, Джек было решил пойти на другое ток-шоу. Но заботливая Салли убедила его, что намного проще ему будет с Джеем.

Эвери взглянула на часы.

– А теперь идите за мной.

Джек послушно встал. Салли шла рядом, ни на секунду не выпуская его из виду. Попетляв по бесконечным коридорам, они наконец добрались до нужной студии.

От волнения у Джека вспотели ладони. Ему вдруг захотелось, чтобы Элизабет оказалась сейчас с ним рядом. Одного ее взгляда бывало достаточно, чтобы Джек успокоился.

Раздались громкие аплодисменты. На стене загорелась красная лампочка. Эвери похлопала его по плечу:

– Джек, камеры включены. Идите на сцену.

Джек неловко обогнул угол декораций, навстречу ему уже шел с протянутой в приветствии рукой Джей Лено.

– А вот и Джек Молния, – сказал он с улыбкой.

И тут волнение как рукой сняло. Как же он забыл, что он – Джек Молния?

Он помахал рукой, и зрители в студии откликнулись бурными аплодисментами.

А потом он прошел за Джеем по ярко освещенной сцене и занял свое место.

– Итак, – начал Джей, – как же вам удалось взбудоражить весь спортивный мир?

– Просто я в нужное время оказался в нужном месте. Джей усмехнулся:

– Наверное, приятно чувствовать, что к вам снова приковано внимание публики?

– Да, и я этого не скрываю.

– Расскажите, каково было все эти годы прожить без футбола?

– Это все равно что пересесть с «феррари» на подержанный «вольво».

– Какой ужас! – воскликнул Джей под смех аудитории. – А что вас заставило выступить с разоблачением Грейленда? Многие спортсмены страшно на вас разозлились.

– Дело в том, что я сам отец, – сказал Джек. – Ведь на месте той девушки с Грейлендом вполне могла оказаться одна из моих дочерей.

Интервью продолжалось еще несколько минут. В конце его Джей встал и похлопал Джека по плечу.

– Было очень интересно с вами поговорить.

Джек помахал рукой и сошел со сцены. У него было такое ощущение, будто он только что привел свою команду к победе в суперкубке.

В пятницу после обеда Меган позвонила Элизабет.

– Сегодня у нас большое событие, – сказала она. – Первое занятие по живописи. Как бы мне хотелось быть рядом с тобой!

Губы Элизабет тронула легкая улыбка.

– Ты имеешь в виду, тебе хотелось бы отвезти меня на это занятие?

– Да, и довести до самых дверей.

– Я и вправду уже подумывала, под каким бы предлогом не пойти.

– Ну конечно, я так и знала. Но если ты не пойдешь сейчас...– Мег не договорила.

– Да я все прекрасно сама понимаю. И я пойду на занятие. Обещаю тебе!

– Ну вот и хорошо. Позвони, когда вернешься домой. А пока постарайся не забывать, какая ты талантливая! И действуй.

– Хорошо.

Элизабет последовала совету подруги. Она подъехала к колледжу вовремя. На двери аудитории висела табличка: ЖИВОПИСЬ ДЛЯ НАЧИНАЮЩИХ / 5.00.

Она осторожно открыла дверь. В маленькой комнатке сидело семь женщин. Они расположились полукругом. Напротив был стол, покрытый белой материей. На середине стола стояла деревянная миска с красными яблоками.

Элизабет попыталась незаметно пробраться на свободное место. Она крепко прижимала к груди свою холщовую сумку, как будто это был пуленепробиваемый жилет.

Сзади открылась и тут же закрылась дверь. Мужской голос произнес:

– Добро пожаловать.

Мужчина прошел мимо учениц и подошел к доске, а когда он обернулся, у Элизабет перехватило дыхание – до того он оказался хорош! Преподаватель был молод, не старше тридцати.

– Меня зовут Дэниэл Бодро, – сказал он с улыбкой. – Следующие шесть недель я буду вашим преподавателем.

Его голубые глаза по очереди останавливались на лицах учениц. На Элизабет его взгляд задержался на какую-то секунду дольше. А может, это ей просто показалось?

– Надеюсь, это будет началом любви, которая продлится до конца вашей жизни. – Дэниэл отошел от доски и приблизился к столу с фруктами: – А теперь давайте поговорим о композиции.

Сердце Элизабет забилось чаще. Скоро, очень скоро он скажет: «Ну что ж, давайте приступим».

– Как и все на свете, занятие живописью требует тщательной подготовки. Мы начнем писать акриловыми красками. А теперь прикрепите бумагу к мольберту.

Элизабет взяла шершавый лист бумаги и прикрепила его к доске.

– А теперь посмотрите на фрукты. Вглядитесь в них повнимательнее. Изучите их форму, то, как на них отражается свет. Ведь в живописи главное – уметь видеть. Постарайтесь различить все цвета яблок. А когда решите, что готовы, – начинайте! Попозже мы займемся с вами набросками, а сейчас я хочу, чтобы вы сразу поработали красками.

Женщины обмакнули кисточки в краски.

Элизабет постаралась выбросить из головы все, за исключением фруктов. Только фрукты. Свет и тени, цвет, линия рисунка, композиция.

И вдруг она с удивлением обнаружила, что преподаватель стоит рядом, склонившись над ее мольбертом.

– Что-то не так? – спросил он.

Она почувствовала, что краснеет.

– Извините, что вы сказали?

Элизабет так резко повернулась к нему, что они чуть не столкнулись лбами. Он немного отступил в сторону и рассмеялся:

– Как вас зовут?

– Элизабет.

– Ну так вот, Элизабет, вам, по-моему, что-то не по душе. Почему вы не начинаете?

– Я не знаю, с чего начать, я пока этого не вижу.

– Что вы не видите, яблоки? Можете перейти поближе.

– Да нет, не в том дело. Я не вижу перед собой завершенной картины.

– Ах, вот оно что. Очень интересный ответ. Закройте на минуту глаза.

Элизабет послушалась и тут же пожалела об этом. Теперь ей казалось, что он стоит совсем вплотную к ней.

– Опишите мне фрукты.

– Они лежат в деревянной миске ручной, не очень умелой работы. Стол накрыт белой скатертью. Яблоки – красные, сорт Макинтош, с зелеными и черными полосками. На краю стола лежит перышко, возможно, голубой сойки.

Дэниэл немного помолчал.

– Я, очевидно, неправильно поставил натюрморт, – сказал он наконец. – А как, по-вашему, лучше было это сделать?

– Скатерть должна быть желтой. А яблоко – одно. Нет, лучше даже не яблоко, а апельсин. И никаких мисок. Все остальное только мешает.

Он дотронулся до ее руки. И в следующую же секунду она поняла, что он вложил ей в руку кисть.

Она широко раскрыла глаза. Он пристально смотрел на нее.

– Покажите, Элизабет, на что вы способны.

И вдруг перед ее мысленным взором возникла завершенная картина. Один-единственный апельсин. Он отбрасывал бледно-лиловую тень на желтую скатерть. Она обмакнула кисточку в желтую краску и приступила к работе.

Остановиться Элизабет уже не могла. Ее кисти летали над листом бумаги. Когда Элизабет наконец закончила, она вся дрожала от возбуждения.

Она огляделась вокруг.

Комната опустела.

Элизабет взглянула на часы. Было уже восемь. Занятие окончилось час назад.

– О боже!

Она рассмеялась.

Подошел Дэниэл. Он долго разглядывал ее картину, а потом внимательно посмотрел на нее.

Она почувствовала, что у нее все внутри замерло – прямо как в школьные годы. И она понимала, что с ней происходит: этот молодой преподаватель ей очень нравился, ее непреодолимо влекло к нему.

Что же делать? А вдруг он догадался об этом? Что, если он пригласит ее куда-нибудь? Что она ему скажет? Вы слишком молоды и слишком красивы, а мне уже много лет?

На губах у него появилась улыбка.

– Почему вы записались на этот курс?

– Я очень давно не брала в руки кисти.

Элизабет дрожащими руками открепила картину от мольберта, положила ее в сумку и собралась уходить. Она была уже в дверях, когда Дэниэл сказал:

– Вы знаете, что у вас талант?

Всю дорогу домой она улыбалась, а один раз даже громко рассмеялась.

Элизабет прикрепила картину к холодильнику и принялась рассматривать ее. Она не помнила, когда так прекрасно себя чувствовала.

А потом она налила себе бокал вина, взяла телефон, набрала номер Меган и оставила сообщение на автоответчике: «Я сегодня рисовала. Ура! Да, кстати, мой преподаватель – просто красавчик. Позвони, когда вернешься домой».

По-прежнему чувствуя необыкновенный подъем, Элизабет поставила свою любимую пластинку и начала танцевать, подпевая певице. Когда она кружилась у камина, ее взгляд упал на фотографию Джека с дочками.

И тут ей ужасно захотелось, чтобы Джек очутился здесь, с нею рядом. Он бы ею гордился. Старая любовь, которая продолжала жить в глубине ее души, напомнила Элизабет, как ей когда-то было хорошо с ним. Она об этом почти забыла.

А потом она посмотрела на другую фотографию, сделанную много лет назад. Элизабет была на ней в клетчатой юбке и свитере. А Джек стоял рядом с самоуверенной улыбкой футбольной звезды.

Университет штата Вашингтон. Время надежд.

Она закрыла глаза, раскачиваясь под музыку, вспоминая тот день, когда он впервые поцеловал ее.

Они с ним занимались, сидя на лужайке. Весна была в полном разгаре. Кругом цвели вишни, маленькие розовые лепестки уже начали опадать на землю.

Она легла на спину, подложив руки под голову. Джек лег рядом, подперев голову рукой.

– Ты такая красивая! Твой жених из Гарварда говорит тебе об этом, наверное, каждый день.

– Нет.

Элизабет сказала это очень тихо, почти прошептала. Розовый лепесток упал ей на щеку.

Джек стряхнул лепесток, и от его прикосновения она почувствовала дрожь во всем теле. Он медленно склонился над ней – если бы захотела, она могла отстраниться от него.

Но она лежала неподвижно.

Он поцеловал ее нежно и быстро, они лишь слегка прикоснулись друг к другу губами. Но Элизабет вдруг расплакалась.

– Ты могла бы полюбить такого парня, как я?

– А почему, по-твоему, я плачу? – ответила она.

Она дотронулась до фотографии, погладила его такое красивое лицо.

И впервые за несколько недель подумала: а может быть, у них еще остался шанс вернуть прежние времена? Зазвонил телефон. Это наверняка Меган. Элизабет порывисто сняла трубку:

– Слушай, Мег, преподаватель живописи действительно настоящий красавчик...

– Гм... Птичка, это ты?

Элизабет поморщилась:

– А, это ты, Анита. Привет!

– Извини, что я так поздно. Но ты обещала позвонить. Элизабет слышала, как дрожит голос мачехи.

– Извини, Анита, что-то я замоталась. Как ты поживаешь? Анита рассмеялась, но смех ее был невеселым.

– Знаешь, дорогая, я стараюсь много о себе не думать. Элизабет прекрасно понимала Аниту. Вот так мы, женщины, всегда себя и ведем. Стараемся не думать о себе, а потом оказывается, что жизнь проходит мимо.

– Что у тебя там происходит?

– Извини, Анита, у тебя и своих проблем достаточно. Не хватало еще нагружать тебя моими.

– Ты просто не можешь и не хочешь это сделать.

– Что ты имеешь в виду?

– Откровенно обо всем рассказать.

– Я не хотела расстраивать тебя, – ответила Элизабет, уязвленная упреком. – Мы с Джеком разошлись.

– О боже, что случилось?

– Все и ничего.

Элизабет сделала большой глоток вина. Как объяснить свою смутную неудовлетворенность женщине, которая сама требовала от жизни так немного?

– Это просто временные трудности. Я уверена, все наладится.

Анита глубоко вздохнула:

– Мне очень жаль, что у вас неприятности. Очевидно, эту дежурную фразу ты и хотела бы от меня услышать?

Элизабет решила, что пора поменять тему:

– Ну ладно, хватит обо мне. Как ты-то поживаешь? Я очень часто тебя вспоминаю.

– В этом большом старом доме слишком много привидений, – сказала Анита. – Иногда мне кажется, что я сойду с ума от тишины.

– А знаешь, что мне помогло? Я теперь каждый день бываю на пляже. Может, и тебе поменять обстановку?

– Ты так думаешь?

Ну вот, разговор вроде бы перешел в безопасное русло. Природа, перемена обстановки – это то, что надо.

– Знаешь, это чудесно, вот так одной сидеть на берегу океана. Даже смешно вспомнить, что когда-то я боялась спуститься на пляж. А сейчас я без океана просто жить не могу. – Ее голос стал грустным. – Мне так хотелось бы, чтобы вы с папой могли увидеть мой прекрасный пляж!

– Нам с ним всегда казалось, что у нас в запасе еще уйма времени.

Время. Как часто оно утекает незаметно, словно вода между пальцами. Но иногда можно обернуться назад и все-таки выхватить из прошлого что-то важное для себя, то, что не успел сделать когда-то.

– Я ходила сегодня на занятие живописью, – сказала Элизабет.

– Ах, Птичка, как же это замечательно! Я так переживала, когда ты зарыла в землю талант, который у тебя от Бога.

– Так ты считала, что у меня есть талант? Ты мне никогда об этом не говорила.

– Ну что ты, милая, говорила, и не раз. Ну ладно, прошу тебя, побольше думай о себе. Всего тебе хорошего!

– И тебе тоже. А еще подумай, может, и тебе стоит отправиться куда-нибудь на море?

– Я непременно это сделаю. Перемена обстановки – как раз то, что мне нужно.