Разрисованная мама

Бриллианты

Угадали, что он в конце концов сделал? Точно — отвез меня в детский дом.

— Это временно, пока мы все не уладим, —повторяла Лиззи, социальный работник.

— Я приеду проведать тебя, как только смогу, — твердил Майкл. — Не пугайся, прошу тебя. Я поговорю с Мег и девочками. Тогда ты сможешь приехать к нам переночевать, даже пожить, если захочешь.

— Я хочу сейчас, — пробормотала я.

— Подожди немного, Долфин. Мы же совсем не знаем друг друга. К тому же ни меня, ни Мег целыми днями не бывает дома. Тебе придется ездить в школу и в больницу, а это очень далеко от нашего дома.

— Майкл совершенно прав, Долфин. Сейчас это единственный выход. Я знаю, что твоя сестра уехала и живет у своего отца, но нам очень нужно связаться с ней.

— Вам не удастся ее найти, — сказала я.

Дома меня ждала посылка от Стар. Мы заехали туда, чтобы я могла прихватить ночную рубашку и зубную щетку.

Я распечатала сверток — там была картонная коробка, а внутри мобильный телефон. Кроме телефона там еще лежала записка с подробными указаниями, как его подключить и какой у нас пинкод. Я никак не могла взять в толк, для чего Стар прислала телефон — ведь она все равно не поверит ни единому моему слову, даже если я сказала бы ей чистую правду. К тому же мне вообще не хотелось ей звонить — пусть мучается, пусть гадает, куда я пропала. Ей-то небось хорошо, наслаждается сказочной жизнью вместе со своим Микки. А меня очень скоро запрут в темницу и посадят на хлеб и воду.

— А может, прихватишь с собой какую-нибудь любимую игрушку? — спросила Лиззи. — Ну вот хотя бы этого очаровательного дельфина!

— Ненавижу его! — прорычала я. И с размаху швырнула об стену. Вместо дельфина я взяла свой старый шелковый шарф, понадеявшись, что его примут за обычный платок.

— А джинсы? А тренировочный костюм? Легинсы, футболки, чистые носки и все такое? Не забудь еще теплый свитер, — суетился Майкл, с унылым видом обводя взглядом мою комнату. Перед моими глазами вдруг встали его дочки, Алиса и Грейс, — в джинсах от Кэпа и найковских спортивных костюмах, в цветастых легинсах и майках с яркими, красочными эмблемами на груди, в ослепительно-белых носочках и аккуратных курточках, выстиранных и отглаженных их мамой…

— Я не ношу это барахло. Вот в чем я обычно хожу, — вызывающе бросила я, скрестив руки на груди и продемонстрировав им обоим свое черное ведьмино платье.

— Э-э-э… понятно. Очень… красиво, — проблеял Майкл, но по всему было заметно, что далось ему это с трудом. Скорее всего, мое одеяние показалось ему просто чудовищным.

В глубине души я и сама считала так же. Да и потом платье уже давным-давно не обладало никакой магической властью, и я смирилась с этим.

— Что ж, ладно. Тогда нам пора, — сказала Лиззи. — Если тебе что-то понадобится, через пару дней можем заехать сюда снова.

Она позволила мне самой запереть дверь и ничуть не возражала, чтобы ключ остался у меня.

— Это ведь твой дом, Долфин, а не мой, — сказала она.

— Я уверен, что очень скоро ты вернешься домой, — прибавил Майкл. — Ну ладно, завтра утром постараюсь заехать повидать тебя, Долфин, хорошо? Лиззи дала мне адрес. И ничего не бойся.

Я промолчала. Мы оба знали, что я боюсь, так что толку было говорить об этом снова?

— Тогда до свиданья, — добавил Майкл. Я видела, что ему не по себе. Он робко покосился на Лиззи, словно спрашивая, можно ли ему уйти.

— Конечно. И вы не волнуйтесь. Идите себе спокойно, — сказала она.

Майкл минут пять еще неловко топтался на месте, что-то бормоча, снова и снова проверяя, записал ли он телефон и адрес, раза три поинтересовался, в порядке ли я.

В каком «порядке», хотелось крикнуть мне, разве ты не видишь, что мне плохо ?! Очень плохо!

Потом он еще раз сказал «до свиданья» и, просунув голову в окно Лиззиной машины, неловко чмокнул меня в щеку. Я не сделала даже попытки поцеловать его в ответ. В конце концов, он ведь попросту избавился от меня. Он был моим папой. Но я была ему не нужна.

— Похоже, он славный, твой папа, — сказала Лиззи, как только машина тронулась.

Я презрительно фыркнула:

— Он в полном порядке. Можете не волноваться. — И по привычке принялась грызть ноготь. — Он больше наверняка не появится.

— Да нет, тут ты ошибаешься, Долфин. А кстати, тебя и в самом деле зовут Долфин или это просто прозвище? Нет, твой отец настроен очень серьезно. Именно поэтому он и хочет, чтобы все шло официальным путем. Можешь мне поверить, он рад, что ты теперь станешь частью его жизни, только все это случилось так неожиданно для него. Ему нужно время, чтобы привыкнуть к этой мысли. Ну и, конечно, подготовить семью.

— А как насчет меня ?— поинтересовалась я. — Для меня все это случилось не слишком быстро? И мне не нужно времени, чтобы к этому привыкнуть?

— Да, конечно, я понимаю. Ты молодец. Здорово держишься.

Вот тут она ошиблась. Держалась я хуже некуда. Сжавшись в комочек, я думала о той женщине, которая станет моей приемной матерью. О хозяйке семейного детского дома. Почему-то она представлялась мне высокой и тощей, с вечно нахмуренными бровями и узким злым ртом. Пахло от нее хлоркой. И к тому же у нее наверняка тяжелая рука.

А что будет, когда придет время отправляться спать? Я ведь не рассказала Оливеру всей правды. Я вспомнила про бесчисленные дыры в моих полиэтиленовых штанишках, которые я надевала поверх трусов, когда ложилась в постель… не всегда, конечно, так, изредка. На всякий случай. Теперь об этом наверняка узнают остальные дети, и тогда меня просто заклюют. Я попыталась представить себе этих детей. Наверняка они вроде Ронни Черли или Ивонны с Кайли, только еще злее. Потом я попыталась представить себе этот семейный детский дом — огромная унылая уродливая коробка, а внизу — темный подвал, куда в качестве наказания обычно запирают на ночь непослушных детей.

— Ну вот, почти приехали, — весело объявила Лиззи, сунув мне в руки объемистый батончик «Роло».

От шоколадки с ирисовой начинкой зубы у меня моментально склеились. И меня почти сразу же стало подташнивать. Я старалась смотреть прямо перед собой, по спине у меня полз холодный липкий пот.

Я попыталась представить себе, как встречусь с хозяйкой детского дома.

"Вот это твоя приемная мать, Долфин, — скажет Лиззи. — Будь хорошей девочкой, пожми ей руку и скажи «здравствуйте».

А я в ответ открою рот и выблюю ей на юбку содержимое своего желудка. Дальнейшее легко себе представить: сначала меня жестоко высекут, а потом запрут в темном подвале на веки вечные.

— Ну вот и приехали, — сказала Лиззи. — Что-то ты позеленела, Долфин. Тебя не тошнит? Ну ничего, сейчас выберешься из машины и сразу же почувствуешь себя лучше. Только сделай сразу пару глубоких вдохов.

Я набрала полную грудь воздуху и выдохнула. Потом еще раз. И еще. На меня навалилась такая слабость, что пришлось прислониться спиной к машине, чтобы не упасть. Затуманенными глазами я смотрела на стоявший передо мной дом.

Он был похож на игрушечный: маленький, с небольшой верандой и дверкой, смахивающей на красный почтовый ящик, с аккуратными ставнями и двухцветными занавесками — желтыми сверху и голубыми внизу. Со всех сторон домик окружала живая зеленая изгородь, а в крохотном, сильно запущенном садике буйствовала трава, из которой робко выглядывали нарциссы и маргаритки. Сказать по правде, он совершенно не был похож на тот семейный детский дом, каким я его представляла. Скорее он смахивал на сказочный домик — один из тех, которые я обожала рисовать фломастерами в своем альбоме.

Лиззи громко постучала в выкрашенную красной краской дверь. Дом изнутри словно взорвался веселыми голосами и громкими воплями. Потом дверь распахнулась, и перед нами предстала хозяйка — пожилая, невысокая и кругленькая, как колобок. Она была совсем не красива — с седыми, коротко остриженными волосами и очень красным лицом, на котором выделялся огромный красноватый нос. Ее даже можно было бы назвать почти уродливой — если бы не прозрачные светло-голубые глаза и широкая добродушная улыбка. А стоило ей увидеть меня, как она заулыбалась еще шире.

— Батюшки, кто это у нас? Как тебя зовут, золотце мое?

— Долфин.

— Долфин?! Ух ты, никогда раньше не встречала девочку с таким необыкновенным именем. Долфин, скажите на милость! Очаровательное имя! Ну и повезло же тебе. А я просто Джейн. Моя матушка только взглянула на меня в первый раз и решила, что придумывать для меня какое-нибудь заковыристое имя — пустая трата времени! Можешь звать меня тетушка Джейн. — Она бросила взгляд на Лиззи. — Привет, Лиззи. А твоя Долфин — я смотрю — уже большой ребенок.

— Я не ребенок, — буркнула я.

— Не буду спорить, — согласилась тетушка Джейн. — Я тут, видишь ли, вожусь в основном с малышами. С теми, кому еще и пяти нет. Возможно, ты очень крупный ребенок, но я бы сказала, что тебе явно больше пяти.

— Да ладно тебе, Джейн, не пугай малышку. К тому же Долфин пробудет с нами всего несколько дней. Просто у всех других моих подопечных совсем нет мест.

— Среди твоих подопечных я, наверное, самая старая и мой дом уже тоже начинает трещать по всем швам… но, как говорится, в тесноте, да не в обиде. Во всяком случае, для крошки Долфин уголок всегда найдется. Пойдем, моя дорогая, познакомимся с остальными. А ты чего стоишь, Лиззи? Мы и без тебя управимся. Долгие проводы — лишние слезы.

Итак, Лиззи уехала. А я осталась.

Сначала меня провели в большую светлую кухню. Посреди нее, в высоком детском стульчике, сидел слюнявый малыш. В крохотных розовых кулачках он сжимал гирлянду пластмассовых погремушек. Тетушка Джейн ласково пощекотала ему круглый животик, и он что-то восторженно залопотал, пуская пузыри.

— Моя любимая крошка, — проворковала тетушка Джейн. — А теперь, Долфин, пойдем. Познакомимся с остальной семьей.

Остальные расположились в гостиной. По экрану большого телевизора метались телепузики. Двое малышей — вылитые телепузики — в крошечных маечках и хлопчатобумажных штанишках, возились на полу. Девочка постарше приветливо помахала мне пухлой ручонкой. Еще один малыш с размаху хлопнулся на пол и растерянно заморгал, глядя на меня, — судя по всему, гадал, заплакать ему или нет.

Я сама готова была заплакать. Слезы подступали у меня к глазам. Я чувствовала себя в точности как Дороти, ведь я тоже вроде как попала в страну Оз.

— Так, и куда же нам тебя определить? — задумалась тетушка Джейн. — Боюсь, из детской кроватки ты явно выросла. Ладно, думаю, комната Марка как раз тебе подойдет.

Марк, младший из ее сыновей, уехал в университет. Стены его комнаты пестрели фотографиями известных футбольных игроков и рок-звезд, а над кроватью висел цветной портрет Памелы Андерсон.

— Правда, не очень-то она девичья, — покачала головой тетушка Джейн, взбивая пуховое одеяло в пододеяльнике, усеянном крошечными динозавриками.

На меня вдруг разом навалилась такая усталость, что я хотела только одного — прямо как есть, в одежде, заползти под это теплое одеяло, ткнуться головой в подушку и уснуть мертвым сном, однако мне не дали этого сделать. Сначала мне было велено съесть яйцо с картошкой, после чего тетушка Джейн вручила мне ложку и пришлось кормить малышей. Я совала кусочки яйца в крохотные слюнявые ротики, а потом кормила из бутылочки самого маленького. Но и это было еще не все — пришло время познакомиться с дядюшкой Эдди, таким же старым и седовласым, как и тетушка Джейн. Он почему-то прозвал меня Мечтательной Долли. Потом мне велено было выкупаться в ванне, вымыть голову и постричь ногти. К тому времени, как я наконец заползла в постель, вся кожа у меня горела от жесткой мочалки тетушки Джейн, но зато я чувствовала себя восхитительно чистой и свежей.

Уснула я моментально. Мне снилось, что динозаврики, которыми было разрисовано одеяло, вдруг ожили и через ухо проникли в мой мозг.

Во сне у меня была подружка — хорошенькая, с блестящим глянцевым панцирем динозавриха, но она вдруг ускользнула в чащу леса и пропала, и я никак не могла ее отыскать. Без нее я чувствовала себя страшно одинокой. Я прислушивалась, стараясь разобрать, не раздастся ли поблизости ее знакомый рев, но вокруг царила тишина. Пришлось подружиться с другими маленькими динозаврами. Они оказались довольно славными и добродушными, прыгали и резвились в траве и позволяли мне гладить их. Но были там и другие — огромные, страшные, с мощными хвостами и клыками чудовищной величины, которым ничего не стоило в мгновение ока разорвать меня в клочья.

Был среди них один, который показался мне довольно симпатичным. У него были круглые, блестящие глаза. Я почему-то решила, что он травоядный. Но стоило мне только протянуть руку, чтобы почесать ему шею, как он, непонятно почему разозлившись, кинулся на меня. Я бросилась бежать и тут же заблудилась. Очень скоро я поняла, что не знаю, куда мне идти. Я блуждала в темной чаще леса, и мне было страшно, как никогда в жизни.

Земля у меня под ногами содрогалась от тяжкого топота бегущих по моему следу динозавров, я слышала лязганье их страшных клыков и глухой шум волочившихся по траве исполинских хвостов. С каждой минутой они были все ближе и ближе. Наконец я выскочила из леса и остановилась как вкопанная — прямо у моих ног расстилалась темная гладь озера. В дальнем его конце с шумом плескались в воде и ныряли какие-то существа. Оставалось только гадать, смогу ли я перебраться на другую сторону и не утащат ли они меня под воду. Я знала, что плавать я не умею. Но разъяренные динозавры были уже совсем близко, я чувствовала за спиной их жаркое дыхание, их когти рвали мне одежду, едва не касаясь моего тела, поэтому я, не раздумывая, бросилась в воду. Она оказалась странно теплой и невероятно мокрой… она была повсюду…

Тут я проснулась и поняла, что произошло. Постель подо мной хлюпала. Я лежала, затаив дыхание, и чувствовала, что умираю от стыда. Собрав все свое мужество в кулак, я заставила себя встать, собрала мокрые, тяжелые простыни в охапку и поволокла их в ванную. Напустив туда холодной воды, я принялась полоскать их, стараясь не думать о том, как мне удастся высушить их к утру. Или хотя бы отжать. И вдруг у меня за спиной раздались шаги.

— Долфин? Долфин, с тобой все в порядке, милая? Ты захотела попить?

Пробормотав сквозь зубы что-то неразборчивое, я принялась молиться, чтобы она ушла. Но она не уходила. Подождав немного за дверью, она постучала:

— Я загляну к тебе, малышка.

Она зашла. И с первого взгляда заметила мою мокрую ночную рубашку. И замоченные простыни в ванне. Подбежав ко мне, она крепко обняла меня и прижала к себе.

— Не расстраивайся, детка. Такое может случиться с каждым. Сейчас помоемся — только горячей водой, хорошо? А потом я дам тебе свою рубашку, теплую и чистую.

— Вы на меня не сердитесь? Значит, вы не злая, — прошептала я.

— Я ни капельки не злая, — ответила она.

Помыв, она закутала меня в теплое махровое полотенце. Потом опустила крышку унитаза и уселась на него, усадив меня к себе на колени и принялась укачивать, словно я снова стала ребенком.

Я очень надеялась, что на следующий день мне удастся увильнуть от занятий в школе, но она сказала, что пойти придется обязательно.

— Я сама отведу тебя, дорогая. Так даже лучше. Это поможет тебе отвлечься от грустных мыслей.

— Ты не знаешь, что меня там ждет, тетушка Джейн. Там мне станет только хуже.

— Вздор.

— И вовсе нет. Не пойду я в школу. И ты меня не заставишь.

Она только рассмеялась. Наутро, усевшись в постели, я объявила, что не собираюсь одеваться. И умываться тоже. Тетушка Джейн снова рассмеялась:

— Здорово будет, если мне придется тащить тебя в школу волоком, да еще в моей ночной рубашке! Тем более на улице льет, как из ведра. Кстати, можно использовать ее как зонт — она такая широкая, что у тебя под подолом спрячется полкласса.

— Чушь какая!

— Вот именно. Поэтому перестань глупить и вставай. Беги умойся. И не забудь свою одежду. Я немного привела ее в порядок.

Увидев свое старое бедное ведьминское платье, я испытала такой шок, что едва не свалилась замертво. Наверное, его прокрутили в стиральной машине, потому что из черного оно вдруг стало грязно-серым и утратило присущий ему такой знакомый, успокаивающий запах. И, конечно, утратило свою колдовскую силу.

— С ним пришлось-таки изрядно повозиться, — жизнерадостно объявила тетушка Джейн. — Посмотри-ка, я отыскала для тебя носки Марка — думаю, они должны быть тебе в самый раз.

Носки были черные и очень длинные. Потом в дальнем углу комода мне удалось отыскать пару черных кроссовок. Я примерила их. Они были невообразимо велики, но выглядели настолько классно, что я глаз не могла от них оторвать. При таких «колесах» мне и ведьмино платье не понадобится: один удар — и старина Ронни Черли улетит за тридевять земель.

Увидев, что у меня на ногах, тетушка Джейн едва не умерла со смеху.

— Ты не можешь их носить, дорогая. Они на добрых шесть размеров больше, чем тебе нужно.

— Можно натолкать туда старых носков или газет, и никто ничего не заметит.

— У тебя на все готов ответ. Но я не сержусь — сама обожаю поспорить. Тем более после всей этой возни с младенцами и пеленками. Так сказать, приятное разнообразие.

Из этого спора победительницей вышла тетушка Джейн. Пришлось тащиться в школу в собственном спортивном костюме, старом-престаром. Чтобы поспеть на работу, дядюшка Эдди уехал из дому чуть свет, поэтому еще куча времени ушла на то, чтобы одеть всю ребятню и усадить их в огромную коляску.

— Я и одна могу добраться до школы, подумаешь, большое дело! — предложила я, но тетушка Джейн и слышать об этом не хотела.

Ужасно странно было идти в школу совсем из другой части города. Когда мы свернули за угол и оказались на дорожке, ведущей к школе, кое-кто из ребят начал удивленно оглядываться на меня. У школьных ворот остановилась машина. Из нее выбралась Ивонна и с открытым ртом уставилась на нашу процессию.

— Пока, Долфин. Мы вернемся за тобой в половине первого, — сказала тетушка Джейн и заботливо одернула на мне костюм.

— Кто это? — бесцеремонно осведомилась Ивонна.

— Я Джейн, тетушка Долфин. — И, поцеловав меня в щеку, тетушка Джейн покатила коляску, ласково агукая малышам.

— Это что… все ее дети?! — спросила Ивонна.

— Да, представь себе. Вот такое чудо современной науки, — бросила я небрежно.

Завидев на школьном дворе Оливера, я довольно бесцеремонно отпихнула Ивонну в сторону и помчалась к нему. Оливер кинулся мне навстречу. Это здорово смахивало на какую-то дурацкую романтическую сцену из фильма. Мы едва не кинулись друг другу на шею — даже руки уже вытянули! — слава богу, вовремя опомнились и остановились как вкопанные, глупо ухмыляясь. Не хватало еще обниматься на глазах у всех.

— С тобой все в порядке, Долфин? Я так волновался! Где ты ночевала?

— В семейном детском доме. Но мне понравилось, — улыбнулась я. — У них там уйма малышей! Троих еще в коляске возят.

— Я люблю малышей, — сказал Оливер.

— Думаю, ты сможешь как-нибудь прийти поиграть с ними. Тетушка Джейн не рассердится.

— Так это твоя тетушка !

— Ну… не настоящая. Но все равно она классная.

— Ох, как я рад! Так ты пока останешься у нее?

— Не знаю даже. Наверное, на какое-то время. Пока… пока маме не станет лучше.

Я не назвала Мэриголд по имени — побоялась, что станет еще больнее. Но уроки начались, а мысли о ней не оставляли меня ни на минуту. Она все время стояла у меня перед глазами — как она лежит в постели одна-одинешенька и разрисовывает себя чернилами. Мне хотелось свернуться клубочком возле нее, отобрать шариковую ручку и крепко обнять, чтобы не дать ей больше мучить себя.

На перемене мисс Хилл подозвала меня к себе.

— Как ты сегодня, Долфин? — спросила она.

Я даже сначала не узнала ее голос — он был настолько липким и тягучим, что мне показалось, у нее полный рот патоки.

Я ошарашенно уставилась на нее.

— Если у тебя тяжело на душе, дорогая, приходи ко мне, поболтаем немного, и сразу станет легче.

Дорогая?!

Даже мисс Дунстан, столкнувшись со мной в коридоре, вдруг неуклюже кивнула мне головой, изобразив на лице некое подобие дружелюбной ухмылки, и тут до меня внезапно дошло. Скорее всего, Лиззи позвонила в школу и сообщила о том, что произошло, и теперь все учителя из кожи вон лезли, чтобы показать, как им жаль бедную крошку, которую пришлось отдать в сиротский приют.

Понятия не имею, знал ли об этом мистер Гаррисон — во всяком случае, вел он себя обычно. Когда мы с Оливером на большой перемене явились в библиотеку, он, по своему обыкновению, помахал нам рукой и тут же забыл о нашем присутствии. Вытащив с полки свою любимую книгу про дельфинов, мы с Оливером забились в уголок. А мистер Гаррисон принялся копаться в своем портфеле. Вдруг нашего слуха коснулся призывный свист. Обернувшись как по команде, мы увидели, что он сдирает обертку с батончика «Кэдбери».

— Время подкрепиться! — объявил он, после чего разломил батончик на три части и вручил каждому из нас его долю.

Жизнь понемногу засияла яркими красками. Казалось, еще немного — и Ронни Черли станет украдкой посылать мне воздушные поцелуи, Ивонна с Кайли в знак вечной дружбы предложат обменяться фенечками, а Таша примется бегать за мной и умолять прийти к ней в гости и даже остаться там навсегда — если только я захочу.

Конечно, на самом деле все было не так. Кайли, Ивонна и Ронни с Ташей вели себя как всегда, а вот учителя старались изо всех сил. Особенно мисс Хилл.

Во второй половине дня она объявила, что мы должны написать рассказ. Как будто мы журналисты, которые берут интервью, объяснила мисс Хилл. Мы разобьемся на пары, после чего один придумает рассказ, а другой запишет его.

Ронни Черли громко застонал:

— О нет, это несправедливо! Опять возиться с этой дурындой Долфин, которая на бумаге и двух слов связать не умеет!

— Не дождешься! — фыркнула я. Выскочив из-за парты, я чуть ли не бегом бросилась через весь класс и села возле Оливера, выбрав его своим напарником.

Мисс Хилл подняла голову, открыла было рот, чтобы что-то сказать… и промолчала! Она разрешила мне сидеть с Оливером. Мы договорились, что он будет брать у меня интервью. Все остальные в нашем классе взялись выдумывать, что они кинозвезды или известные игроки в футбол и наперегонки хвастались, какие кучи денег они зашибают. А я решила, что стану единственным оставшимся в живых свидетелем кораблекрушения. Рассказ начинался с той минуты, как я попала в больницу. Дав волю своему воображению, я долго описывала выпавшие на мою долю тяжкие испытания, а потом принялась причитать, какой одинокой я чувствую себя и какой тяжкий груз вины лежит на душе у того, кому выпала судьба уцелеть после того, как весь корабль с пассажирами пошел ко дну. Оливер едва успевал записывать. Ручка его так и летала по бумаге.

Потом репортеры один за другим принялись читать свои интервью. Дошла очередь и до нас с Оливером. Вначале Ивонна с Кайли, как всегда, принялись хихикать, но стоило только Оливеру дойти до описания жуткого кораблекрушения, как они примолкли. А Оливер, увлекшись, продолжал: как все до одного утонули — кроме меня, естественно, — как он пробрался ко мне в больницу и как я с величайшим трудом, преодолевая страшную боль в поврежденных легких, хриплым шепотом поведала ему свою трагическую историю. Угадайте, чем все закончилось?! Мисс Хилл, придя в восторг, объявила наше сочинение великолепным и вручила нам обоим по золотой звезде!

Это был первый раз, когда я получила за что-то золотую звезду.

— А все потому, что мисс Хилл сегодня весь день чуть не плачет от жалости к тебе, Дельфиниха! — прошипела Кайли. — Что там с тобой стряслось? Это все из-за твоей мамочки? Померла, что ли?

Я зажмурилась — перед моим мысленным взором встала Мэриголд. Вот она лежит на кровати в своей ночной рубашке, странно тихая, руки покойно сложены на груди, застывшее лицо похоже на маску. И глаза мои наполнились слезами.

— Кайли, ну как не стыдно говорить такие ужасные вещи?! — ахнула Ивонна. — Так это правда, Долфин?

— Прости, Долфин. Не плачь, — испугалась Кайли.

Они обе с тревогой покосились на мисс Хилл. Я поняла. Если она заметит, что я плачу, им обеим влетит по первое число.

Я вытерла глаза.

— Нет, она не умерла. Но она очень больна. Ее забрали в больницу, — объяснила я.

Они обе уставились на меня круглыми глазами. Потом Ивонна вдруг протянула ко мне руку и ободряюще погладила меня по плечу.

— Надеюсь, она скоро поправится, — прошептала она.

— Да, я тоже надеюсь. Я совсем не то хотела сказать. Наверное, я просто не подумала, — покаянно прошептала Кайли.

Конечно, это было здорово, что обе они сейчас едва не умирали от жалости ко мне, но я никак не могла выбросить из головы образ мертвой Мэриголд.

Я знала, что она как-то раз уже пыталась убить себя. Это было давно, когда она была моложе. У нее на запястье сохранились два шрама. Их было незаметно, потому что Мэриголд сделала поверх две татуировки — два ромбовидных бриллианта с расходящимися в разные стороны лучами, изображавшими сияние. Она всегда говорила, что мы со Стар для нее — как эти два бриллианта. Но теперь Стар бросила ее. А я сделала все, чтобы Мэриголд упрятали в психушку.

Едва дождавшись звонка, я кубарем скатилась по лестнице и выскочила из школы. Даже не стала ждать Оливера. Я рассчитывала бежать прямиком в больницу, но у ворот со своей коляской меня уже поджидала тетушка Джейн.

— Потише, потише, Долфин. — Она перехватила меня на бегу. — Куда это ты так несешься? Уж не собираешься ли удрать от нас?

— Да нет. Просто тороплюсь в больницу.

— Да, крошка, я тебя понимаю. Конечно, ты соскучилась по маме. Но звонил твой папа и обещал сам отвезти тебя к ней после чая.

Чуть не подпрыгнув от радости, я все же принялась спорить:

— Тетушка Джейн, ты не понимаешь — мне нужно увидеть ее как можно скорее. Прямо сейчас!

— Я все понимаю, детка, но и ты меня пойми — не могу же я отпустить тебя в такую даль совершенно одну! Я знаю, ты умница и вполне в состоянии сама найти туда дорогу, но мне поручили приглядывать за тобой, а это значит, что и мне придется тащиться туда вместе с коляской. И как, по-твоему, это будет выглядеть? А если малыши поднимут рев? Мы ведь их еще не кормили.

Мне пришлось согласиться.

Тут к нам подбежал Оливер, слегка задетый тем, что я вот так, без зазрения совести, бросила его одного, и в то же время страшно довольный возможностью познакомиться с тетушкой Джейн и малышами. Впрочем, он обращался с ними в точности, как со взрослыми. Выяснив, как отличить Мартина от Селины, и их обоих — от крошки Дэрила, он торжественно пожал каждому пухлую ручонку. Мартин уже начал капризничать, но сразу же замолчал, совершенно завороженный очками Оливера. А Дэрил довольно захихикал, когда Оливер пощекотал его под подбородком.

— Как ты здорово управляешься с малышами, дорогой, — улыбнулась тетушка Джейн. — Не хочешь проводить нас до дому? Поиграешь с ними немного, пока я быстренько управлюсь с готовкой.

— Правда? Нет, честно, тетушка Джейн? Значит, Оливеру можно прийти к нам на чай?!

— Конечно, можно. Если его мама не станет возражать.

— Еще как станет… — вздохнул Оливер. — Учитывая, что она еще не пришла в себя после вчерашнего. Я пока еще в немилости.

— Славный мальчик, — проводила его одобрительным кивком тетушка Джейн. — Твой близкий друг?

— Да, самый лучший. Знаешь, я собираюсь его подстричь.

— Правда, дорогая?

По ее тону было понятно, что она восприняла мои слова за шутку.

— Нет, ты зря — я здорово умею стричь, так что ты не думай. И к тому же у меня даже есть специальные парикмахерские ножницы. Ну… дома, конечно, не здесь. — Голос у меня дрогнул.

— Да уж, постричься бы ему не помешало.

— Ему здорово пойдет короткая стрижка. Под «ежик» или даже вообще налысо. Точно как у скинхеда! Ох, и круто ж он будет выглядеть!

— Знаешь, по-моему, лучше сначала спросить у его мамы, — посоветовала тетушка Джейн.

— А можно мне тогда забежать домой за ножницами?

— Конечно, дорогая. Выберем свободную минутку и обязательно заедем за ними.

— Если хочешь, я могу и тебя постричь, тетушка Джейн!

— Под скинхеда? — подмигнула мне тетушка Джейн.

Мы обе захохотали и двинулись к дому. Малыши получили свое молоко, сваренные «в мешочек» яйца и сандвичи с «Мермайтом». То же самое перепало и мне, только вот с «Мермайтом» получился конфуз. Приняв его за шоколадную пасту я густо намазала им хлеб и едва не задохнулась после первого же куска. Я кашляла как сумасшедшая, обливаясь слезами, но тетушка Джейн, наверное, обладала ангельским терпением, потому что не рассердилась на меня даже тогда, когда я выплюнула то, что у меня было во рту, прямо на тарелку. Она мигом намазала мне пару бутербродов с маслом и домашним клубничным джемом, который варила сама. Он был такой вкусный, что я их буквально проглотила. Поэтому тетушка Джейн сделала мне еще.

— Ты, наверное, считаешь, что я обжора, каких свет не видывал.

— Нет, детка, это здорово. Тебе нужно кушать побольше, а то ты такая худенькая, просто кожа да кости.

— Моя мама не очень-то любила готовить, даже когда не болела, — призналась я, на мгновение перестав жевать и глотать.

— Зато она наверняка умеет делать что-то другое, — сказала тетушка Джейн. — Она ведь артистическая натура. А твой папа считает, что она вообще необыкновенная.

Я задумчиво куснула заусенец.

— Она и есть необыкновенная, — кивнула я. — Просто она не сильна во всяких таких вещах… ну, ты понимаешь — как все обычные мамы. Не как ты.

— А в чем она сильна, твоя мама? — спросила тетушка Джейн.

Я задумалась, по-прежнему старательно обгладывая палец.

— Она здорово умеет придумывать всякие истории.

— Ага, понятно. Ну что ж, вот в этом мне и в самом деле до нее далеко. Лично я вообще ничего придумать не могу. Я бы не смогла сочинить ни одной истории, даже если б от этого зависела моя собственная жизнь.

— А вот я запросто, — похвасталась я.

— Тогда, значит, ты пошла в свою маму.

— Хочешь сказать, что я кончу в психушке, как моя мама?

— Да нет, что-то подсказывает мне, что ты вряд ли когда-нибудь потеряешь голову — для этого ты слишком крепко стоишь обеими ножками на земле. Не знаю только, поймешь ли ты меня, моя девочка.

Я попыталась представить себе собственные ноги, крепко упирающиеся в пол, потом голову — как она внезапно начинает вращаться, а потом и вовсе свинчивается, словно крышка с тюбика. Неужели примерно это и произошло с Мэриголд? — думала я. Сама она, похоже, ничуть не сомневалась, что спятить может кто угодно, только не она. Хотелось бы знать, каково ей сейчас в больнице… — вздохнула я. Судя по всему, она до сих пор сердится на меня. И наверное, разозлится еще больше, когда увидит снова.

От невеселых мыслей я опять впилась зубами в ноготь.

— Не стоит глодать ногти, радость моя, — сказала тетушка Джейн. — Хочешь, сделаю тебе еще несколько тостов, если ты не наелась?

— Ты и вправду думаешь, что Майкл приедет?

— Нисколько в этом не сомневаюсь.

— Если честно, то я и сама не знаю, нужно ли мне ехать. Мама, наверное, еще злится на меня. Знаешь, как она иногда злится? Ого-го! — Я изо всех сил постаралась произнести это самым обыденным тоном, но голос у меня дрогнул, и это меня выдало.

— Просто мама сейчас очень больна, милая. Может быть, в больнице ее вылечат, и все будет хорошо. Не надо бояться. И не стоит думать о таких вещах, тем более сейчас. Иди ко мне, котенок.

— Ты просто не знаешь, какие ужасные мысли иногда приходят мне в голову, — невнятно прошептала я, уткнувшись носом в большую уютную грудь тетушки Джейн. — Например, я страшно боялась, что ты тоже окажешься злой.

— О-о-о, думаешь, я добрая? Я тоже могу быть злой! — усмехнулась тетушка Джейн. — Отодвинув меня в сторону, она злобно оскалила зубы и угрожающе зарычала. И рычала до тех пор, пока я не начала смеяться.

Майкл приехал в шесть часов — минута в минуту. По нему можно было часы проверять.

— А вот и твой папа, — сказала тетушка Джейн.

— Привет, — прошептала я, вдруг страшно смутившись.

Сегодня он показался мне совсем другим. На нем был костюм, а волосы причесаны волосок к волоску. Вначале мне показалось, что он чем-то недоволен, но потом я случайно заметила, как блестят у него глаза за стеклами очков — в точности как у Оливера, только повзрослевшего, — и у меня сразу же отлегло от сердца.

— Ну что, едем к маме, Долфин? — спросил он.

Похоже, он тоже нервничал. По дороге в больницу мы говорили только о Мэриголд. Майкл, оказывается, уже успел поговорить с доктором, и она объяснила ему, что это за штука такая — маниакальная депрессия.

— Естественно, она говорила только в самых общих словах, а о Мэриголд ведь не скажешь, что она обычный человек. Она всегда была не такой, как все.

— Вы ее очень любили? — осторожно спросила я.

— Да. Я просто с ума по ней сходил, — кивнул Майкл.

— И до сих пор ее любите?

— Ну… ты ведь понимаешь, все это было чертовски давно. Теперь я люблю Мег, и Грейс, и Алису. Кстати, я рассказал им про тебя. Так что они все трое ждут не дождутся, когда смогут увидеть тебя собственными глазами.

— Это вы так думаете! — фыркнула я.

— Нет, это чистая правда. Конечно, все это было немножко неожиданно, я им все объяснил. И вот теперь… короче, как насчет того, чтобы приехать к нам в воскресенье? Если, конечно, тетушка Джейн не будет возражать. Ну и если ты сама захочешь…

— Ну… — Я замялась, гадая, действительно ли он хочет, чтобы я приехала.

Я исподтишка разглядывала его. Интересно, сможет ли он когда-нибудь полюбить меня? — гадала я. А я — его. Думать об этом было чертовски странно.

Я так глубоко погрузилась в свои мысли, что даже не сразу спохватилась, что так ему и не ответила.

— Я бы с удовольствием сводил тебя поплавать. Но если не хочешь, не надо. Только не думай, пожалуйста, что ты вроде как должна чего-нибудь…

— Не знаю, как насчет поплавать, — задумчиво протянула я, — а погостить приеду с радостью… спасибо.

Как вскоре выяснилось, приехали мы зря. Мэриголд накануне была «сильно расстроена», и теперь ей нужно было «отдохнуть».

— Наверняка затолкали ее в смирительную рубашку, — проворчала я.

Но когда я сунула голову за штору, ничего такого на ней не было. Мэриголд лежала в постели, как и вчера, только глаза у нее были закрыты. Ярко-рыжие волосы разметались по подушке. Я бросила взгляд на ее руки — ни одной фигурки кричащей женщины! Видно, их отмыли.

— Сегодня она выглядит более умиротворенной, — прошептал Майкл. Подражая мне, он тоже сунул голову в щель между занавесками. — Ладно, приедем в другой раз.

Склонившись к Мэриголд, я поцеловала ее в бледную щеку.

— Я люблю тебя, — чуть слышно прошептала я.

Вздрогнув, она беспокойно заворочалась и что-то неразборчиво пробормотала.

— Нет, нет, это не Стар. Я Долфин. Стар тоже любит тебя, — прошептала я. Хотя выговорить это стоило мне немалого труда. Я сморщилась, словно наелась лимонов.

Майкл не сразу отвез меня домой. Вначале мы с ним заехали в «Макдоналдс», и он купил мне молочный коктейль и мороженое.

— Какое твое любимое, Долфин? Алиса и Грейс просто с ума сходят от шоколадного, а я лично до смерти люблю крем-брюле.

— И я тоже!

Мы смущенно улыбнулись друг другу. Потом каждый уткнулся в свое мороженое. Воцарилось неловкое молчание. Каждый из нас, наверное, ломал голову, что бы еще такое сказать. Первым решился Майкл — принялся расспрашивать меня о школе. Пришлось немного покривить душой.

— Я так понимаю, ты не слишком любишь школу? — спросил он.

— А кто любит?

— Ну… Грейс, например, просто обожает школу. Просто не может дождаться, когда наступит утро, и бежит туда со всех ног. Алиса, если честно, относится к школе несколько прохладнее. Она, знаешь ли, ужасная болтушка, не может усидеть на месте, и поэтому ей вечно влетает от учительницы. Чаще всего ее выгоняют за дверь. Но при этом, как ни странно, все ее любят.

— Стало быть, они у вас умные, и Алиса, и Грейс?

— Конечно. Они у меня умницы.

— Стар тоже умная. И первая ученица в классе. Честное слово, не верите? А я вот нет… — Я глубоко вздохнула. — И читаю я плохо,

— Тебе скучно?

— Да нет, наоборот — я люблю всякие истории. Все дело в словах. Понимаете, я никак не могу выучиться читать сложные слова.

— Понятно.

— Только не подумайте, что я такая тупая. Это все дис-лек-сия. Вот, как это называется.

— Правильно. Ну что ж, если хочешь, я могу попробовать тебе помочь. Грейс и Алиса часто читают мне вслух. И я с удовольствием слушаю.

Мне уже в который раз пришло в голову, что жить рядом с таким человеком, как Майкл, — не такое уж простое дело. Даже не знаю, от чего меня в первую очередь кинуло в холодный пот — от возможных уроков плавания или при мысли о том, как я стану читать ему вслух. Впрочем, подумала я, он не похож на человека, который, чуть что, выходит из себя. На самом деле он даже славный. Ей-богу, славный. Конечно, не такой хипповый и крутой, как Микки, и уж, конечно, не такой шикарный. Но, если честно, я и не хотела, чтобы мой папа был таким.

Майкл отвез меня назад к тетушке Джейн и пообещал, что приедет за мной в воскресенье. Потом я помогла дядюшке Эдди выкупать малышей, пока тетушка Джейн готовила ужин, и мне даже разрешили уложить их обоих в кроватку. Я уложила даже крошку Дэрила — сунула ему в рот соску, а потом немного покачала его, пока он не уснул. А потом мы с тетушкой Джейн и дядюшкой Эдди взяли свои тарелки и уселись перед телевизором.

На ужин были цыплята с жареной картошкой. Тетушка Джейн замечательно жарила картошку — просто пальчики оближешь! Она положила мне полную тарелку. Я уже начинала чувствовать себя почти счастливой, когда раздался звонок в дверь.

— Интересно, кто это может быть в такое время? — удивилась тетушка Джейн.

Неприятное предчувствие превратило содержимое моего желудка в ледяной ком.

Внизу послышались голоса — разговаривали тетушка Джейн и Лиззи. Вдруг тетушка Джейн окликнула меня:

— Долфин! Долфин, угадай-ка, кто к тебе пришел!

В прихожей стояла Стар. Она выглядела еще красивей, чем всегда, — прекрасные светлые волосы были заплетены во множество косичек и украшены шариками, яркими бусинками и разноцветными заколками. А в носу у нее сверкал крошечный бриллиант!