Разрушитель

Глава 10

На следующее утро в течение двадцати минут, пока ждал Уильяма Самнера в гостиной коттеджа Лангтон, чтобы поговорить с ним, Джон Гелбрайт узнал два факта о его умершей жене. Первый — Кейт Самнер страдала тщеславием. Каждая фотография на витрине была либо ее собственная, либо ее вместе с Ханной, он безуспешно пытался найти портрет Уильяма или хотя бы какой-то пожилой женщины, которая могла быть матерью Уильяма. В полном разочаровании он закончил считать фотографии, кажется, всего тринадцать с изображением приятно улыбающегося лица в обрамлении золотых локонов. Интересно, это культ личности, доведенный до крайности, или показатель подсознательного ощущения собственной неполноценности, которая требовала постоянного напоминания о том, что фотогеничность тоже талант?

Второй факт — он сам никогда не смог бы жить с Кейт. Она ухитрялась везде пришивать оборки: кружевные занавески с оборками, ламбрекены с оборками, накидки на кресла с оборками, даже абажуры были украшены кисточками. Ничто, даже стены, не избежали ее пристрастия к избыточным украшениям. В коттедже Лангтон, построенном в стиле XIX века, были потолки с потолочными балками и кирпичный камин. Вместо того чтобы покрыть стены простой белой штукатуркой, которая наилучшим образом смогла бы подчеркнуть все достоинства дома, стены гостиной, вероятно за большие деньги, были оклеены безвкусными обоями, подделкой под стиль эпохи регентства, украшенными золотыми полосами, белыми бантами и корзинами фруктов неестественного цвета. Гелбрайт содрогнулся от осквернения того, что могло стать чудесной комнатой, и бессознательно сравнил ее с простотой шлюпа Стивена Хардинга, отделанного деревом, который сейчас под микроскопом исследуют офицеры полиции, профессионалы по осмотру мест преступлений, пока сам Хардинг, пользуясь правом хранить молчание, в нетерпеливом ожидании сидит в тюремной камере.

Улица Роуп-Уок представляла собой спокойную аллею, обсаженную деревьями, на западе от яхт-клуба «Ройал Лимингтон» и городского яхт-клуба. Было понятно, что коттедж Лангтон не дешевый. Пока инспектор Гелбрайт стучал в дверь в 8.00 во вторник утром, поспав только два часа, он задумался о том, на какую сумму взял закладную Уильям для приобретения дома и сколько же он зарабатывает как химик-фармацевт. Он не видел логики в том, что они переехали из Чичестера, особенно потому, что ни Кейт, ни Уильям, как оказалось, не имели связей с Лимингтоном.

Его впустила констебль Сандра Гриффитс, у которой вытянулось лицо, когда он сообщил, что ему нужно переговорить с Самнером.

— Ну, тебе везет, — прошептала она, — Ханна орала всю ночь от головной боли. Сомневаюсь, что ты сможешь добиться чего-нибудь от него. Он почти не спал, как и я.

— Давайте создадим клуб бессонницы.

— Ты тоже, да?

Гелбрайт улыбнулся.

— Как он держится?

Гриффитс пожала плечами:

— Не слишком хорошо. Продолжает рыдать и приговаривать, мол, никогда не думал, что так может получиться. — Она заговорила еще тише: — Меня действительно очень беспокоит Ханна. Совершенно очевидно, что она боится отца. У нее начинаются вспышки раздражения при его появлении в комнате, а когда он уходит, девочка сразу успокаивается. В конце концов я приказала ему пойти в постель, а сама попыталась уложить ее спать.

Гелбрайт сразу заинтересовался.

— Как он реагировал?

— Это странно. Никак. Он просто проигнорировал это, словно привык.

— Он сказал, почему это происходит с ней?

— Только то, что он слишком подолгу отсутствует на работе и у него нет возможности поладить с дочкой. Возможно, это правда. У меня сложилось впечатление, что Кейт заворачивала ее в вату. В доме сплошные средства безопасности. Я не понимаю, как можно ждать, что Ханна чему-нибудь научится. На каждой двери защелки от ребенка, даже на шкафу в ее спальне. Ребенок лишен возможности исследовать его, выбрать себе одежду или даже создать беспорядок, если захочет. Ей почти три года, но она до сих пор спит в колыбельке. Это довольно странно, знаешь. Больше похоже на тюремную камеру с решетками, чем на детскую комнату. Странный способ воспитывать ребенка, и, откровенно говоря, меня не удивляет, что она такая замкнутая, эта маленькая девочка.

— Полагаю, тебе пришло в голову, что она может бояться его потому, что наблюдала, как он убил ее мать, — прошептал Гелбрайт.

— Исключая лишь то, что я не понимаю, как он мог сделать это. Самнер подготовил целый список коллег, которые могут подтвердить его алиби на субботний вечер в Ливерпуле. И если с этим будет все в порядке, то у него не было возможности столкнуть жену в воду в час ночи в Дорсете.

— Не было, — согласился Гелбрайт. — И все же… — В задумчивости он поджал губы. — Ты понимаешь, при обыске в его доме не найдено никаких лекарственных средств, даже парацетамола. Это довольно странно, учитывая, что Уильям — химик-фармацевт.

— Может, этим и объясняется, что их нет. Он знает их состав.

— Ммм… Или преднамеренно от них избавился перед нашим приходом. — Он взглянул в сторону лестницы: — Тебе он понравился?

— Не очень. — Гриффитс вздохнула. — Но ты не пропустишь мимо ушей, что я скажу. Я всегда плохо определяю характер, особенно если речь идет о мужчинах. По-моему, он мог лет тридцать назад получить хороший урок, который научил его манерам, но сейчас положение дел таково, что он смотрит на женщин как на обслуживающий персонал.

Гелбрайт рассмеялся:

— Думаешь, у тебя хватит сил вынести это?

Она потерла усталые глаза:

— Бог знает! Твой парень ушел приблизительно полтора часа назад. Возможно, будет полегче, когда Уильяма увезут для опознания тела и разговора с доктором, которая осматривала Ханну. Проблема в том, что я не могу представить, что Ханна легко отпустит меня. Она липнет ко мне. Я использую свободную комнату, чтобы хоть немного вздремнуть по возможности. Могу придумать временное прикрытие, пока она спит, для того чтобы остаться здесь. Но мне нужно связаться с моим начальством, чтобы кого-то прислали. — Она вздохнула. — Полагаю, ты хочешь, чтобы я разбудила Уильяма.

Он похлопал ее по плечу:

— Нет. Просто покажи его комнату.

— Ты побеспокоишь Ханну, — нахмурилась она, — и клянусь Богом, убью тебя, если она снова начнет вопить до того, как я успею перекурить и выпить немного кофе. Я выдохлась. Больше не могу переносить ее крики без мегадоз никотина и кофеина.

— Поэтому у тебя нет детей?

— Поэтому у меня нет мужей. Мне было бы легче справляться со всем, если бы он не висел надо мной как темная туча. — Она легко открыла дверь гостиной. — Можешь подождать здесь, пока он придет. Тебе понравится. Настоящий ковчег.

Гелбрайт услышал шаги на лестнице и повернулся, чтобы посмотреть на дверь, когда она открылась. Самнеру едва перевалило за сорок, но выглядел он сейчас значительно старше. Гелбрайт заподозрил, что Хардинг был бы более суровым в своем описании, если бы смог увидеть мужа Кейт в таком виде — небритого, непричесанного, с невыразимо усталым лицом, то ли от горя, то ли от недостатка сна. Тем не менее глаза сияли достаточно ярко, и Гелбрайт не оставил этот факт без внимания. Нехватка сна автоматически не приводит к притуплению разума.

— Доброе утро, сэр, — вежливо произнес он. — Мне жаль снова будить вас в такую рань, но у меня возникли вопросы, которые я должен задать, и боюсь, дело не ждет.

— Все нормально. Садитесь. Понимаю, прошлой ночью от меня пользы не было, но я совершенно разбит и плохо соображаю. — Он сел в кресло, оставляя диван Гелбрайту. — Я составил списки, о которых вы просили. Они на столе на кухне.

— Спасибо. — Инспектор внимательно посмотрел на Самнера: — Удалось хоть немного поспать?

— Нет. Не удалось не думать об этом ужасе. Все лишено логики. Я смог бы понять, если бы они обе утонули, но нет никакого смысла в том, что Кейт мертва, а Ханна жива.

Гелбрайт согласился. Они с Карпентером почти всю ночь ломали голову над этой загадкой. Почему Кейт вынуждена была плыть, спасая свою жизнь, а малышке позволили остаться в живых? Объяснение, что лодка преступника — это лодка «Крейзи Дейз», что Ханна была на борту лодки, но ей удалось освободиться, пока Хардинг совершал пешую прогулку к бухте Чапмена, не давало ответа на вопрос, почему ребенка не столкнули в море вместе с матерью, почему Хардинга не беспокоило, что ее вопли и крики услышат другие яхтсмены, рыбаки и так далее. Он даже оставил ее одну на произвол судьбы. Кто кормил, поил и менял малышке подгузники до того, как девочку нашли?

— У вас нашлось время проверить гардероб жены, мистер Самнер? Выяснили, не пропало ли что-нибудь из одежды?

— Не знаю, что и сказать… но это не имеет большого значения, — добавил он в запоздалом раздумье. — Совсем не замечаю, что носят люди, понимаете?

— Чемоданы?

— Не думаю.

— Хорошо. — Гелбрайт открыл портфель. — Хочу показать вам несколько предметов одежды, мистер Самнер. Сообщите, пожалуйста, если узнаете какой-нибудь из них.

Он достал полиэтиленовый пакет, в котором лежала легкая блузка, найденная на борту «Крейзи Дейз», и показал ее Самнеру.

Самнер покачал головой, не притрагиваясь к вещи.

— Это не принадлежит Кейт, — сказал он.

— Почему сразу и так решительно, — с любопытством спросил Гелбрайт, — если учесть, что вы вообще не замечали, что она носила?

— Она желтая. Кейт ненавидела желтый цвет. Утверждала, что он не идет блондинкам. — Нерешительным жестом он показал в сторону двери: — В доме нет ничего желтого.

— Понятно. — Инспектор вытащил пакеты с лифчиком и трусиками. — Что-нибудь узнаете из этих вещей?

Самнер неохотно протянул руку и взял оба пакета, внимательно изучая содержимое через прозрачную пленку.

— Я бы удивился, если бы они оказались ее. Она любила кружево и оборки, а эти совсем простые. Можно сравнить с другими вещами в ящиках, если хотите. Поймете, что я имел в виду.

Гелбрайт кивнул:

— Обязательно сделаю это. Спасибо. — Он взял пакет с детскими туфельками и поставил их на свою правую ладонь. — Что скажете по этому поводу?

Самнер вновь покачал головой:

— Извините. Все детские туфельки для меня одинаковы.

— На обратной стороне ремешка написано: «X. САМНЕР».

Вдовец пожал плечами:

— Тогда они должны принадлежать Ханне?

— Не обязательно, — возразил Гелбрайт. — Они очень маленькие, годятся скорее для годовалого ребенка, нежели для трехлетнего. Имя на ремешке мог написать кто угодно.

— Почему?

— Претензия, возможно.

Самнер нахмурился.

— Где их нашли?

Но Гелбрайт покачал головой:

— Боюсь, на этом этапе не имею права разглашать сведения о работе полиции. — Он снова поднял туфельки. — Сможет ли Ханна узнать их, как думаете? Вдруг старая пара?

— Вполне, если их покажет женщина, — вздохнул Самнер. — Мне можно и не пытаться. Она каждый раз поднимает ужасный крик, когда видит меня. — Он смахнул воображаемую грязь с подлокотника кресла. — Проблема в том, что я слишком много времени уделяю работе, у нее не было возможности узнать меня получше.

Гелбрайт сочувственно улыбнулся, задавая себе вопрос, есть ли правда в его словах. Кто смог бы возразить ему? Кейт мертва, Ханна лишена дара речи, а соседи, которые уже опрошены, заявили, что мало знают Уильяма. Да и Кейт.

— Я понял, что Ханна плакала почти всю ночь. Она себя обычно ведет так?

— Нет, — ответил Самнер без колебаний, — но Кейт всегда укачивала ее, когда малышка была расстроена. Она плакала и звала мамочку, бедняжка.

— Таким образом, вы не заметили разницы в ее поведении.

— Конечно, нет.

— Врач, осматривавшая девочку после того, как ее доставили в отделение полиции Пула, очень волнуется по этому поводу, описывает ее как неестественно замкнутую, с отсталым развитием и допускает, что малышка перенесла психологическую травму. — Гелбрайт слегка улыбнулся. — Но ведь вы повторяете, что для Ханны это все совершенно нормально?

Самнер слегка покраснел, словно его поймали на лжи.

— Она всегда была немного… скажем, странная. Я думал, либо она страдает аутизмом, либо глухая, поэтому мы делали всякие анализы и тестирования. Но педиатр сказал, что нарушений нет, посоветовал проявить терпение. Он пояснил, что дети очень изобретательны. Если Кейт будет меньше бегать за ней, девочка будет вынуждена просить то, что она хочет, и проблема исчезнет.

— Когда это было?

— Около полугода назад.

— Имя вашего педиатра?

— Доктор Аттуотер.

— Кейт последовала его совету?

Он покачал головой:

— У нее не лежало сердце к этому. Ханна всегда заставляла ее понимать, чего она хочет, и Кейт не видела смысла насильно заставлять ее заговорить раньше, чем она будет готова к этому.

Гелбрайт записал имя педиатра.

— Вы умный человек, мистер Самнер. Я уверен, вы знаете, почему я задаю такие вопросы.

На усталом лице мужчины промелькнуло подобие улыбки.

— Да, конечно, я понимаю. Моя дочь кричит всякий раз, когда видит меня, моя жена имела большие возможности вести себя нечестно по отношению ко мне, потому что я совсем мало бываю дома. Я злюсь, поскольку не хотел переезжать в Лимингтон, закладная на этот дом слишком велика, мне хотелось бы освободиться от нее. Кейт чувствовала свое одиночество, потому что не заводила много друзей, и… жен чаще в ярости убивают их партнеры, чем посторонние мужчины в пылу страсти. — Он устало усмехнулся. — Единственное, что говорит в мою пользу, — железное алиби. Поверьте, бóльшую часть ночи я провел, благодаря Господа за это.

В соответствии с правилами, определяющими срок задержания в полиции, ограничивается время задержания человека без предъявления обвинения. По мере того как проходили часы, напряжение у полицейских, ищущих доказательства против Стивена Хардинга, возрастало. В глаза так и лезло отсутствие доказательств. Пятна на полу каюты оказались следами рвоты, вызванной виски, группа крови — А — совпадала с группой крови Хардинга. Тщательное обследование лодки не помогло обнаружить доказательств того, что акт насилия совершен на борту его судна.

Если заключение судебно-медицинского эксперта было правильным: «Посинение от ударов и ссадины на спине (наиболее выраженные на лопатках и ягодицах) и внутренней части бедер, что характерно для принудительного полового акта на твердой поверхности, например, на палубе или на полу, не покрытом ковром, некоторая потеря крови из ссадин во влагалище», — то на деревянной обшивке палубы и/или салона, и/или каюты должны были сохраниться следы крови, ткани кожи или даже следы спермы, оставшейся в пазах соединений или под деревянными планками. Но никаких следов обнаружено не было. Высохшую соль в изобилии соскребали с обшивки палубы, хотя это служило косвенным доказательством того, что Хардинг промывал всю лодку морской водой, пользуясь щеткой, чтобы уничтожить следы преступления, но то, что на лодке, выходящей в море, можно найти высохшую соль, не требовало никаких доказательств.

Учитывая более вероятную возможность, что на твердой поверхности было расстелено одеяло или ковер перед тем, как Кейт принудительно опустили на нее, был исследован каждый кусок ткани, имеющейся на борту, но результаты оказались отрицательными, хотя более чем очевидно было то, что все такие предметы должны были быть выброшены за борт вместе с одеждой Кейт и всем тем, что связывало ее с лодкой. Тело Кейт обследовали дюйм за дюймом еще раз в надежде на то, что отдельные занозы, связывающие ее с «Крейзи Дейз», могли застрять под кожей. Но либо воздействие морской воды на открытые раны, при котором они обдирались еще больше, смыло все доказательства, либо их никогда там и не было. Такая же история и с ее сломанными ногтями. Если что-нибудь вообще было под ними, оно уже давно исчезло.

Только на простынях в каюте имелись пятна от спермы, но так как постельное белье очень давно не стирали, невозможно было сказать, являются ли эти пятна следствием недавнего полового акта. И действительно, поскольку на подушках и постельном белье было обнаружено только два чужих волоса, ни один из которых не принадлежал Кейт, хотя оба были светлые, пришли к заключению, что Стивен Хардинг вовсе не такой уж неразборчивый альфонс, каким его представил начальник порта, а фактически одинокий мастурбатор.

В шкафчике возле кровати было обнаружено небольшое количество конопли и масса неоткрытых презервативов вместе с тремя разорванными упаковками «Мейтс», но без содержимого. Не обнаружены использованные презервативы. Каждый ящик, шкафчик были проверены на наличие бензодиазепина, рогипнола и/или любого снотворного средства. Не найдено ничего.

Несмотря на тщательный поиск порнографических снимков и журналов, ничего не обнаружено. Последующий обыск машины и лондонской квартиры Хардинга также не дал ожидаемых результатов, хотя в квартире нашли 35 фильмов для взрослых. Однако все они были в широком прокате.

Полиция получила ордер на обыск дома Тони Бриджеса в Лимингтоне, но и там не было ничего, в чем можно обвинить Стивена Хардинга или связать его или кого-то другого из находившихся там с Кейт Самнер. Несмотря на широкий опрос, полиция не могла обнаружить других помещений, принадлежащих или используемых Хардингом, исключая лишь единственный эпизод, когда видели, как он разговаривал с Кейт возле магазина «Теско» в субботу утром.

Был отпечаток пальца и ладони, что доказывало присутствие Кейт и Ханны Самнер на борту «Крейзи Дейз», но на них наложилось слишком много других отпечатков, некоторые принадлежали Стивену Хардингу, хотя полицейские из бригады по осмотру места преступления уверяли, что визит был нанесен совсем недавно.

Интерес значительно возрос, когда в салоне было снято 25 различных комплектов отпечатков пальцев, исключая отпечатки пальцев Карпентера, Гелбрайта, Кейт, Ханны и Стивена, по меньшей мере пять из которых были достаточно маленькими и соответствовали детским, совпадающим с отпечатками пальцев, снятыми в доме Бриджеса, но в каюте они почти не повторялись, там их было очень мало. Из этого следовало, что Хардинг развлекал гостей на борту лодки, хотя характер этого развлечения остается тайной. Актер заявил, что всегда приглашает приятелей по мореплаванию в салон, когда швартуется на причале, а при отсутствии каких-либо противоречащих доказательств полиции пришлось принять его объяснение. Тем не менее у них сохранился интерес к этому эпизоду.

Учитывая, что в камбузе нашлись яблоки и сыр, это казалось зацепкой, поскольку последней едой Кейт Самнер были именно эти продукты, пока судебно-медицинский эксперт не заявил, что невозможно сопоставить полупереваренную пищу с конкретной покупкой. Яблоки гольден из магазина «Теско», переваренные в желудочном соке, показывали те же результаты, что и яблоки гольден из магазина «Сейнзберри». Даже детский нагрудник оказался неубедительным доказательством, когда отпечатки пальцев, снятые с пластиковой поверхности, продемонстрировали, что, хотя Стивен Хардинг и двое других, личности которых не установлены, трогали его, Кейт Самнер не дотрагивалась до этой вещицы.

Сообщение Ника Ингрема привлекло внимание к единственному рюкзаку, найденному в лодке, — черному, треугольной формы, с горстью фантиков от конфет на дне. Ни Пол, ни Дэнни Спендеры не могли дать точное описание рюкзака. Дэнни говорил: «Большой черный…», а Пол: «Довольно большой, кажется, зеленый…», но даже отдаленной подсказки о содержимом рюкзака в воскресенье утром, о том, что помогло бы идентифицировать его с рюкзаком, который видели мальчики, не было.

Стивен Хардинг, который, казалось, был сбит с толку интересом полиции к его рюкзаку, заявил, что именно этим рюкзаком он пользовался в тот день. Объяснил, что оставил его на склоне холма, потому что в нем была литровая бутылка воды — он не мог тащить его вниз на лодочную стоянку просто для того, чтобы потом снова вместе с ним подниматься вверх по склону. И далее сказал, что полицейский Ингрем ни разу не спросил о рюкзаке, поэтому он и не упоминал о нем в тот раз.

Последней каплей, переполнившей чашу подозрений полиции, стало сообщение кассирши из магазина «Теско», расположенного на Хай-стрит в Лимингтоне, которая работала в предшествующую субботу.

«Конечно, я знаю Стива, — сказала она, взглянув на фото. — Он заходит каждую субботу за продуктами. Видела ли я, как он разговаривал со светловолосой женщиной и ребенком на прошлой неделе? Конечно, видела. Он заметил их, когда уже собирался уходить, и сказал: „Черт!“ А я сказала: „В чем проблема?“ А он сказал: „Я знаю эту женщину. Она хочет поговорить со мной, потому что всегда так поступает“. Тогда я сказала, подумав, что та ревнивая: „Она хорошенькая“. А он ответил: „Забудь это, Дон, она замужем. В любом случае я тороплюсь“.

И он был прав. Она все-таки заговорила с ним, но он не задержался. Просто показал на часы и ушел. Хотите знать мое мнение? У него было что-то намечено, и он не мог отложить это. У нее совсем испортилось настроение, когда он ушел, но я не осуждаю ее. Стив довольно привлекательный. Я бы сама пошла за ним, не будь я трижды бабушка».

Уильям Самнер заявил, что ему мало известно о ведении хозяйства в коттедже, а также о регулярных передвижениях жены.

— Меня не бывает дома по двенадцать часов в сутки, с семи утра до семи вечера, — сообщил он Гелбрайту. — Я был в курсе ее повседневных дел в Чичестере, возможно, потому, что знал людей и магазины, о которых она говорила. Все запоминается лучше, когда узнаешь имена. А здесь все по-другому.

— Имя Стивена Хардинга упоминалось в ее разговорах? — спросил Гелбрайт.

— Туфли Ханны нашли у этого негодяя? — зло потребовал ответа Самнер.

Гелбрайт покачал головой:

— Мы продвинемся значительно быстрее, если вы не будете заставлять меня делать догадки, Уильям. Позвольте напомнить, мы до сих пор еще не знаем, принадлежат ли туфли Ханне. — Он выдержал взгляд своего собеседника. — И пока мы затронули эту тему, позвольте мне предупредить вас: если начнете размышлять о том, что можете предпринять по этому поводу, вы помешаете обвинению. А это значит, что убийца Кейт останется на свободе.

— Простите. Продолжайте.

— Упоминала ли она о Стивене Хардинге? — повторил вопрос Гелбрайт.

— Нет.

Гелбрайт просмотрел список имен, составленный Самнером.

— Есть ли среди перечисленных здесь людей ее бывшие бойфренды? Например, те, кто проживает в Портсмуте. Встречалась ли она с ними до того, как стала встречаться с вами?

Он еще раз покачал головой:

— Они все женаты.

Гелбрайт удивился наивности, но не стал развивать тему. Вместо этого он продолжал попытки выстроить картину ранней жизни Кейт. Это оказалось почти так же легко, как построить дом из соломы. В истории, изложенной Уильямом, было гораздо больше пробелов, чем событий. Девичья фамилия Кейт была Хилл, но фамилия это матери или отца, он не знал.

— Думаю, они не состояли в браке, — высказался фармацевт.

— И Кейт его не знала?

— Нет. Отец ушел от них, когда Кейт была еще в грудном возрасте.

Кейт с матерью жили в муниципальной квартире в Бирмингеме, но Уильям не представлял, где она там находилась. Не знал он, в какую школу ходила Кейт, где училась на секретаря и даже где работала перед тем, как устроиться в «Фарматек».

Гелбрайт спросил, сохранились ли у нее друзья с тех времен, с которыми она поддерживала связь. Но получил отрицательный ответ. Уильям достал адресную книгу из ящика в небольшом бюро в углу комнаты и сказал, что Гелбрайт может проверить сам.

— Но не найдете там никого из Бирмингема.

— Когда она уехала оттуда?

— Когда умерла ее мать. Однажды Кейт призналась, что ей хотелось, чтобы расстояние между тем местом, где она выросла, и ею было по возможности длиннее, поэтому она перебралась в Портсмут и сняла квартиру на окраине.

— Она объяснила, почему мечтала оказаться подальше от родных мест?

— Думаю, чувствовала, что будет меньше шансов пробиться, если останется там. Она была очень тщеславной.

— Из-за карьеры? — удивленно спросил Гелбрайт, вспомнив утверждение Самнера накануне, что единственной амбицией Кейт было желание завести семью. — Я думал, она была счастлива, когда ушла с работы, будучи беременной.

Наступило недолгое молчание.

— Я полагаю, вы планируете побеседовать с моей матерью?

Гелбрайт кивнул.

— Она не одобряла Кейт, поэтому скажет, что Кейт была авантюристкой. Возможно, ей не потребуются для этого особые слова, но вывод будет понятен. Она может быть довольно злой, если захочет. — Уильям уставился в пол.

— А это правда? — напомнил Гелбрайт через секунду.

— У меня другое мнение. Единственное, чего хотела Кейт, — чтобы у детей все было лучше, чем у нее. Поэтому я восхищался ею.

— А ваша мать нет?

— Это не имеет значения. Она вообще не одобряла никого из женщин, которых я приводил домой. Возможно, этим объясняется, что я так долго не женился.

Гелбрайт взглянул на одну из бессмысленно улыбающихся фотографий на каминной доске.

— У Кейт был твердый характер?

— О да. Она была целеустремленной.

Он криво улыбался, пока жестом обводил вокруг комнаты:

— Вот это. Мечта. Ее собственный дом. Общественное признание. Респектабельность. Именно поэтому я и знаю, что у нее не было никакого романа. Она ни за что на свете не стала бы рисковать всем этим.

Еще одно проявление наивности? Гелбрайт старался понять.

— Возможно, она не понимала, что есть риск? — произнес он бесстрастно. — Ведь из ваших слов следует, что вы почти не бываете здесь. Она легко могла завести роман, а вы ничего бы не узнали.

Самнер покачал головой:

— Вы не понимаете. — Он вздохнул. — Это не было страхом, что я могу узнать, — это бы ее не остановило. Она обводила меня вокруг своего крошечного пальчика с первого момента нашей встречи. — От кривой улыбки его губы стали тонкими. — Моя жена была старомодной пуританкой. Это был страх перед другими людьми, которые могли узнать, что определяет ее жизнь. Имела значение только респектабельность.

Инспектору не терпелось спросить, любил ли он когда-нибудь свою вторую половину, но он решил пока промолчать. Какой бы ответ Самнер ни дал, он все равно не поверит ему. Инспектор почувствовал неприязнь к Уильяму, как и Сэнди Гриффитс, но не мог решить, было ли это просто антипатией или отвращением, вызванным подозрением, что Уильям убил свою жену.

Следующим местом, куда планировал съездить Гелбрайт, был Олд-Конвент, Осборн-Кресчент в Чичестере, где в квартире № 2 в охраняемом доме жила миссис Самнер-старшая. Совершенно очевидно, что когда-то этот дом был школой, а сейчас его перепланировали в дюжину небольших квартир. Перед тем как войти, он внимательно посмотрел через дорогу на солидные прямоугольные одноквартирные дома 1930-х годов на другой стороне, тщетно пытаясь догадаться, какой из них принадлежал Самнерам, до того как был продан ради приобретения коттеджа Лангтон. Унылая безликость однотипных строений вызвала у инспектора глубокое сочувствие к страстному стремлению Кейт уехать отсюда.

Анжела Самнер удивила его. Она оказалась не такой, как он ожидал увидеть. Гелбрайт представлял себе авторитарную старую особу с реакционными взглядами, а вместо этого увидел отважную, крепкую женщину, прикованную к инвалидной коляске ревматоидным артритом. В ее глазах светился здоровый юмор. Она велела ему положить свое удостоверение в почтовый ящик и только тогда разрешила войти. Затем пригласила инспектора последовать за ее электрическим креслом по коридору в гостиную.

— Полагаю, ты присвоил Уильяму третью степень, — усмехнулась она, — а теперь ждешь, чтобы я либо подтвердила то, что он рассказал тебе, либо нет.

— А вы разговаривали с ним? — улыбнулся в ответ Гелбрайт.

Она кивнула, указывая на стул.

— Он звонил мне вчера вечером. Сказать, что Кейт умерла.

Инспектор сел на стул.

— Самнер рассказал, как она умерла?

Пожилая дама кивнула.

— Это потрясло меня, хотя, если честно, я догадывалась, что должно произойти что-то ужасное, в ту минуту, как только увидела фотографию Ханны по телевизору. Кейт никогда бы не оставила ребенка одного. Она души в ней не чаяла.

— Почему не позвонили в полицию, узнав Ханну по фотографии? — с любопытством спросил он. — Почему попросили Уильяма сделать это?

Она вздохнула.

— Потому что я все время повторяла себе: «Это не может быть Ханна». Я имею в виду, она так не похожа на ребенка, который может бродить по незнакомому городу один-одинешенек, и мне совсем не хотелось причинять беспокойство, если нет причины. Я звонила и звонила в коттедж Лангтон, но только когда вчера утром стало ясно, что никто и не собирается отвечать, я позвонила секретарю Уильяма, и она сказала мне, где он находится.

— Какое же беспокойство вы могли причинить?

Женщина долго не отвечала.

— Просто представим себе, что Кейт не поверила бы в искренность моих намерений, если бы я допустила случайную ошибку. Понимаешь, я не видела Ханну с тех пор, как они уехали год назад, поэтому я и не была уверена на сто процентов, что права. В этом возрасте дети так быстро меняются…

Ответ неточный, но Гелбрайт старался пока не обращать внимания на подобные нестыковки.

— Итак, вы не знали, что Уильям уехал в Ливерпуль?

— А почему я должна знать? Я не ожидаю, что он будет постоянно докладывать мне, где находится. Один раз в неделю он звонит, иногда заезжает на обратном пути в Лимингтон, но мы не следим друг за другом.

— Это совсем другое дело, так ведь? Вы жили в одном доме до его женитьбы?

Она рассмеялась:

— И ты думаешь, будто я знала, чем он занимается? Очевидно, у тебя нет взрослых детей, инспектор. Не имеет значения, живут они с тобой или нет. Все равно ты не можешь их контролировать.

— У меня две девочки, одной семь, а другой пять лет, у них уже такая бурная общественная жизнь, какая вряд ли была у меня когда-нибудь. Будет еще хуже, да?

— Все зависит от того, поддержишь ли ты их, когда они начнут расправлять крылышки. Думаю, чем больше свободы ты предоставишь им, тем более вероятно, что они больше полюбят тебя, когда повзрослеют. Во всяком случае, мой муж лет пятнадцать назад разделил дом на две отдельные квартиры. Мы с ним жили внизу, а Уильям наверху. Мы могли не встречаться несколько дней. Вели совершенно различный образ жизни, что и продолжалось даже после смерти мужа. Конечно, я стала более недееспособной, но, надеюсь, никогда не была обузой для Уильяма.

Гелбрайт улыбнулся:

— Уверен, что нет, но, должно быть, вы немного переживали, что рано или поздно он все равно женится и в вашей жизни произойдут изменения.

Она покачала головой:

— Наоборот. Я не могла дождаться, когда он остепенится, но не было признаков этого. Он обожал ходить на яхте, проводил почти все свое время на своей прогулочной лодке «Контесса». Были и девушки, но ни к одной из них он не относился серьезно.

— Вы были рады, когда он женился на Кейт?

Пожилая дама напряженно замерла.

— А почему же нет?

Гелбрайт пожал плечами:

— Не вижу причин. Просто поинтересовался.

Неожиданно у нее в глазах появился насмешливый огонек.

— Полагаю, он сказал тебе, что я думала, будто его жена авантюристка.

— Да.

— Хорошо, — кивнула она. — Ненавижу врать.

Шишковатыми пальцами она убрала со щеки выбившуюся прядь волос.

— В любом случае не вижу смысла притворяться, что была счастлива, когда любой здесь скажет, что это не так. Она была авантюристка, но не потому я решила, что он сошел с ума, когда женился на ней. Страдала только из-за того, что у них было очень мало общего. Она на десять лет моложе его, фактически без образования и совершенно одурманенная материальными благами жизни. Однажды она призналась, что единственное удовольствие в жизни — шопинг. Честно говоря, не могла понять, что могло их связывать. Кейт не проявляла интереса к плаванию, наотрез отказывалась принимать участие в этой стороне жизни Уильяма.

— Он продолжал заниматься плаванием на яхте после женитьбы?

— О да. У нее не возникало проблем с этим, просто она сама не ходила с ним в море.

— Она познакомилась с кем-нибудь из его друзей по плаванию?

— Не в том смысле, что ты имеешь в виду.

— А в каком смысле, миссис Самнер?

— Уильям сказал, ты думаешь, будто у нее был роман.

— Не можем не учитывать такую возможность.

— О, думаю, сможете, если поймете. Кейт знала стоимость всего и цену отсутствия всего. Она, конечно, просчитала расходы на измену с точки зрения своих потерь, если Уильям узнает об этом. Во всяком случае, не стала заводить романа с кем-нибудь из друзей Уильяма. Его выбор жены потряс их больше, чем меня. Кейт даже не пыталась найти с ними общий язык, понимаешь? Плюс разница в возрасте. Если честно, их просто ошеломляла ее бессмысленная, глупая речь. Она не имела представления ни о чем, кроме мыльных опер, поп-музыки и звезд кино.

— Так что же привлекало в ней Уильяма? Он интеллигентный человек и, безусловно, не производит впечатления, что ему нравятся глупые разговоры.

Миссис Самнер смиренно улыбнулась:

— Секс, конечно. У него уже было достаточное количество интеллигентных женщин. Помню, как он рассказывал, что подругу, которая была перед Кейт, — она вздохнула, — ее звали Уэнди Платер, такая приятная девушка… такая подходящая… так вот, ее волновала идея стимуляции перед половым актом, которая сводилась к обсуждению воздействия половой активности на обмен веществ. Я заметила, что это очень интересно, а Уильям рассмеялся, мол, будь у него выбор, он бы предпочел физическую стимуляцию.

Выражение лица Гелбрайта не изменилось.

— Не думаю, что он одинок в этом желании, миссис Самнер.

— Я и не собираюсь оспаривать, инспектор. В любом случае Кейт была значительно опытнее его, хотя и моложе на десять лет. Ей было известно, что он хочет семью, и она подарила ему ребеночка.

Он услышал напряжение в ее голосе и удивился.

— Ее подход к браку сводился к тому, чтобы морально разложить мужа, Уильям наслаждался этим. Он ничего не должен был делать, кроме ежедневных поездок на работу. Самая старомодная организация семейной жизни — даже трудно себе представить. Жена — главный почитатель и посудомойка и муж, усердно работающий как кормилец. Я думаю, это называется пассивно-агрессивными отношениями, когда женщина управляет мужчиной, принуждая его к зависимости от нее, но создавая впечатление, будто именно она от него зависит.

— И вы не одобряли?

— Только потому, что их брак не моя идея. Брак должен быть встречей разумов так же, как и тел, в противном случае он превращается в неплодородную почву, которая не может дать всходов. Все, о чем она трещала с энтузиазмом, — ее походы по магазинам и сплетни о тех, с кем пришлось столкнуться днем. Ясно, что Уильям никогда не слушал ни слова из того, что она говорила.

«Интересно, понимает ли она, что Уильяма еще не исключили из числа подозреваемых?» — подумал Гелбрайт.

— Итак, он устал от Кейт, она надоедала ему?

Пожилая дама долго размышляла над вопросом.

— Не думаю, — наконец произнесла она. — Думаю, он просто понимал, что нужно воспринимать ее как должное. Поэтому его рабочий день становился все длиннее и длиннее, поэтому он не возражал против переезда в Лимингтон. Кейт одобряла все, что он делал, понимаешь, и ему не нужно было даже задумываться о том, что жене тоже следует уделять время. В их отношениях не было интриги. — Она выдержала паузу. — Я думала, дети сблизят их, но Кейт присвоила Ханну с самого рождения, словно это было что-то такое, что охраняют только женщины. Если я все-таки права, это крошечное создание еще больше увеличило дистанцию между ними. Она принималась реветь до хрипоты всякий раз, когда Уильям пытался взять малышку на руки. Понятно, что он быстро устал от нее. Поэтому я сделала выговор Кейт, объяснила, что она не сделает ребенку добра, окружая ее только материнской любовью. Но Кейт лишь разозлилась. — Миссис Самнер вздохнула. — Не нужно было вмешиваться. Конечно, именно это и заставило их уехать.

— Из Чичестера?

— Да. Это моя ошибка. Они сделали слишком много перемен в своей жизни и слишком быстро. Уильяму пришлось оплатить мою закладную на покупку этой квартиры, когда он продал дом через дорогу, а затем взял кредит на крупную сумму, чтобы купить коттедж Лангтон. Продал яхту, бросил плавание. Не говоря уже о том, что он до смерти изматывается, гоняя на работу и обратно каждый божий день. И все для чего? Для дома, который он даже и не очень любит.

Гелбрайт соблюдал все меры предосторожности, чтобы не выдать интереса.

— Тогда зачем же они переезжали?

— Так захотела Кейт.

— Но если у них все не ладилось, почему Уильям согласился?

— Регулярный секс, — сердито буркнула она. — Во всяком случае, я не говорила, что у них все не ладилось.

— Вы сказали, он воспринимал жену как должное. Разве это не одно и то же?

— Вовсе нет. С точки зрения Уильяма, она была отличной женой. Вела дом, рожала детей и не досаждала до такой степени, чтобы ему захотелось уйти. — От горькой усмешки у нее скривился рот. — Они продолжали жить как на пожаре, пока он не выплатит все по закладной. Уильям соответствующим образом обращался с ней, но и к этому она стала быстро привыкать. Знаю, что ты не расположен возвращаться к этой теме, но она была ужасной простушкой. Те несколько подруг, которых ей удалось завести, были совершенно отвратительными… шумные… с килограммом косметики на лице… — Ее передернуло. — Отвратительные!

Подперев подбородок кулаком, Гелбрайт рассматривал миссис Самнер с явным любопытством.

— Вам она действительно не нравилась, так?

И снова миссис Самнер тщательно взвешивала ответ.

— Нет, не нравилась, — наконец отозвалась она. — Не потому, что была откровенно неприятной или недоброй, а потому, что была самой эгоцентричной женщиной в мире. Если все, а я имею в виду вообще все, в жизни не вращалось вокруг нее, она маневрировала и манипулировала до тех пор, пока не добивалась своего. Посмотри на Ханну, если не веришь. Зачем ставить ребенка в полную зависимость от матери, если у мамаши нет притязаний на ее любовь?

Гелбрайт вспомнил фотографии в коттедже Лангтон и свой вывод о тщеславии Кейт.

— Если все же случившееся не связано с романом, то как вы думаете, что могло случиться? Что могло убедить ее взять Ханну на борт чьей-то прогулочной яхты, если она ненавидела море?

— Что за странный вопрос. Ничто не могло убедить ее. Очевидно, Кейт силой затащили на борт. Почему ты сомневаешься? Кто-то, кто уже подготовился к тому, чтобы изнасиловать и убить Кейт, оставив ребенка в одиночестве бродить по улицам, очевидно, не испытывал приступов малодушия и угрызений совести, когда угрожал и запугивал женщину, принуждая к сексу.

— Но причалы и порты слишком многолюдные места. Хотя нет сведений, что кто-то видел, как женщину и ребенка затаскивали на борт против их воли.

И действительно, по сообщениям, поступающим в полицию, до сих пор не зафиксировано обнаружения Кейт и Ханны Самнер ни в одном из пунктов доступа к лодкам вдоль побережья реки Лимингтон. Осталось ждать субботы, когда возвращались отдыхающие, но пока полиции приходилось работать вслепую.

— Не думаю, чтобы такое могло быть, — решительно запротестовала Анжела Самнер, — ну, если только допустить, что мужчина, который нес Ханну на руках, угрожал убить малышку, если Кейт не сделает то, что он велел. Она любила ребенка до безумия. Могла сделать все, лишь бы не пострадала малышка.

Гелбрайт уже приготовился возразить, что подобный сценарий должен был зависеть от согласия Ханны на то, чтобы ее нес мужчина. Но это вообще маловероятно, если принять во внимание отчет о психическом состоянии ребенка и то, что утверждала сама Анжела Самнер: девочка начинала кричать до хрипоты всякий раз, когда собственный отец пытался взять ее на руки. Но ему в голову пришли и другие соображения. Логика была вполне здравой. Даже если метод мог быть другим… Очевидно, Ханне дали успокаивающее…