Разум вашего новорожденного ребенка

Глава 6. Открытие памяти рождения

Идея памяти своего рождения у детей может показаться вам новой. Между тем это не так. В течение XX столетия в кабинетах врачей память рождения всплывала неожиданно и случайно. Эти воспоминания были загадкой как для пациентов, так и для врачей. И поскольку никто не верил в существование такой памяти, эти воспоминания были предметом смущения. Воспоминания нередко принимали какую-либо скрытую форму, например, повторяющихся снов, мыслей, привычек, страхов либо иного феномена, требовавшего понимания и тщательного исследования. Воспоминания рождения появлялись во время сеансов гипноза, психоанализа, ЛСД, психодрамы, при нырянии в воду и дыхании по системе йогов. Они сохраняются в сознании неожиданным образом.

Упоминания о памяти рождения начали появляться с 1890-х годов. То, что сначала было тонкой струйкой подземного ручейка, разрозненной и слабой, стало мощным потоком, прорывающимся практически везде. Если вы вспомнили что-то из вашего собственного рождения, значит, вы принадлежите к избранной и стремительно увеличивающейся группе людей. В этой главе мы познакомимся с теми, кто открыл этот важный, скрытый ручей памяти.

Воспоминания о рождении могут стать сенсацией XX века. Мы слишком мало знаем о том, вспоминали ли люди в древности свое собственное рождение. Даже если такие воспоминания действительно существовали, они никак не записывались, оставались тайной либо просто игнорировались как невозможные, невероятные. Подобное отношение мы наблюдаем даже сегодня. Но как только ваш ребенок научится говорить и вы спросите его (или даже не спросите), возможно, он или она поделится с вами некоторыми воспоминаниями рождения.

В конце XIX века, когда врачи еще только изучали возможности погружения пациентов в сноподобный транс и делали предположения о его использовании для медицинского исцеления, кое-кто пришел к удивительному открытию. Некоторые предметы, события, восстановленные в состоянии транса, могли относиться к очень раннему промежутку времени, даже к моменту рождения и жизни в матке. Эксперименты в Париже и Нью-Йорке сопровождались не дословными отчетами, а сомнительными записями. Сама идея казалась такой надуманной, что не вызвала значительного научного интереса. Исследования осознания рождения с помощью гипноза оставались не более чем кабинетной игрой до середины XX века.

Однако идея памяти рождения поддерживалась горсткой врачей, в основном психоаналитиков — сторонников Фрейда. Глубоко убежденные в том, что опыт ранней жизни влияет на развитие психологических проблем, эти врачи иногда находили связь между содержанием сновидений и поведенческими моделями своих пациентов, которые очень соотносились с их рождением. Фрейд популяризировал идею сознательного и бессознательного мышления для объяснения ежедневных процессов запоминания и забывания. Он писал, что мы только на сознательном уровне "забываем" что-то, тогда как истинная память о многом хранится в бессознательном, откуда они продолжают свое влияние на нашу дальнейшую жизнь. Мы "разыгрываем" наши глубоко запрятанные воспоминания, снова и снова повторяя свое поведение и не осознавая настоящей причины этого.

Проводя лечение пациентов, страдающих от различных страхов, зависимостей и тревог, Фрейд предполагал, что предшественником появления этих чувств может быть травматичное рождение. Так, тревога взрослых, по мнению Фрейда, может представлять собой след каких-то предыдущих воздействий, связанных с травмой рождения. Он не считал, что все случаи рождения являются травматичными, но допускал, что всегда есть определенный риск такого рождения.

Фрейд сомневался в реальности психической жизни при рождении, и когда его пациенты предъявляли какие-то картины памяти рождения, он считал их фантазиями, созданными мышлением в более позднее время. Эта точка зрения в целом была принята психоаналитиками и не намного изменилась в последние годы.

Еще одним психотерапевтом-фантазером, который видел связи между рождением и многими жизненными проблемами, был Отто Ранк, друг и коллега Фрейда. Ранк пошел дальше Фрейда (слишком далеко, по мнению самого Фрейда) в убеждении, что фактически все психологические проблемы и поведение человека вообще следовало бы рассматривать как реакции на травму рождения.

Ранк рассматривал матку как примитивный рай, который болезненно утрачен в процессе родов. Соответственно, он полагал, что все дальнейшие действия, направленные на поиски удовольствия, являлись попытками вновь испытать радость пребывания в матке. По его мнению, игра в прятки воспроизводит серьезность отделения от матери и удовольствие от ее повторного нахождения. Все игры с движениями покачивания повторяют ритм, пережитый в состоянии эмбриона — когда матери двигаются, останавливаются, снова двигаются, работают и отдыхают. Боязнь туннелей и путешествий, опасения быть пойманным в ловушку повторяют тревоги рождения. Даже сон и секс считались бессознательными попытками вернуться к темноте и удовольствию матки.

Эти взгляды Ранка в 1924 году считались радикальными и были приняты большинством психиатров только сегодня. Его предположение, что матка — постоянный рай, в настоящее время вызывает сомнение с тех пор, н, п< современные исследования предоставили доказательства того, что страдания имеют место и в матке. Однако идеи Ранка о психоанализе, сконцентрированном на рождении, сократили время, необходимое для терапии, от нескольких лет до четырех — восьми месяцев и, следовательно, указывают на то, что он был на правильном пути.

В середине XX века американский психоаналитик Нэндор Фодор (Nandor Inilor) описал множество примеров воспоминаний взрослых и снов, связанных с рождением. События рождения периодически обнаруживались в симптомах его пациентов. Один мужчина, родившийся 4 июля и потому оказавшийся в бедламе громких звуков в течение первых 24 часов своей жизни, страдал анормальным страхом фейерверков. Другой пациент, рожденный в доме недалеко от железнодорожных путей, оказался чрезмерно чувствительным к свисткам паровозов. Третий испытывал болезненную реакцию на яркие огни, явно связанную с операцией на его черепе при рождении. Взрослый человек, рожденный в холодном помещении, жаловался на хронический озноб.

Фодор описал наблюдения, которые своими проявлениями сверхъестественным образом бессознательно указывали на время рождения. Головные боли, бессонница и специфические страхи ассоциировались с днем и часом рождения. Так, один клиент страдал головными болями в 14.00 по пятницам, это было время его рождения. Другой испытывал особый страх при наступлении 2.00 ночи. Он не мог владеть собой, не мог лечь спать до (Того часа и чувствовал себя невероятно подавленным при наступлении ночи. Ребенком он часто просыпался в страхе и слезах в 2 часа ночи. Как оказалось, это было точное время его рождения. Фодор предположил, что такие болезненные просыпания являлись вспышками боли, ассоциируемой с рождением.

Когда Фодору удавалось установить связь между симптомами у клиентов и их родовыми травмами, лечение оказывалось успешным. Подобно Ранку, Фодор рассматривал рождение как мучительное испытание для младенца, переход в другое состояние, которое он сравнивал со смертью. Фодор полагал, что рождение является для нас настолько травматичным, что мы все развиваем защитную амнезию в отношении него. Он считал, что реальная память связана с бессознательным мышлением и проявляется во снах или поведении.

Фодор был озадачен, когда его пациенты освобождались от воспоминаний о рождении прямо в его кабинете на сеансах терапии, лежа на кушетке. Как и другие исследователи, он не вполне принимал тот факт, что реальное мышление при рождении было активным и что актуальная память была ответственной за это. Он называл рассказы о рождении "впечатлениями организма" и сравнивал их с годовыми кольцами на срезе дерева, которые являются метками его физического роста.

Для Фодора пренатальная травма была такой же важной, как родовая травма. Он был озабочен возможными негативными последствиями для плода попыток аборта и полового акта на поздних сроках беременности. Он понимал, что мать может оказывать воздействие на сознание плода путем телепатической коммуникации — общения одного разума с другим.

К 1950 году Л. Рон Хаббард, основатель сайентологической церкви, человек, о котором много спорят, разработал метод так называемого одитинга, который одновременно с другими способами нередко обнаруживал воспоминания о рождении. Его методическое руководство для "одиторов" включало метод отслеживания симптомов до момента их происхождения; некоторые из них имели начало при рождении или еще до него.

По словам Хаббарда, он обнаружил, что люди способны входить в ментальное состояние, названное "дианетическими мечтами" (это не гипноз), при котором они могли получать доступ к болезненным "записям" (не памяти), "запертым" в клетках тела.

Впоследствии были проданы миллионы экземпляров его Руководства, и несчетное количество людей вспомнили свое рождение. Движение сайентологии популяризировало идею о том, что память рождения реальна и может рассматриваться наравне с другими реальными проблемами.

Хаббард стал убежденным сторонником того, что рождение воздействует на личность и что жизнь в матке оказывает еще большее влияние на нее. Одиторы обнаружили, например, что астма, воспаление глаз и проблемы синусовых пазух часто ассоциировались с впечатлениями, полученными при рождении.

Хаббард утверждал, что во время дианетического сна люди могут вновь пережить травматические инциденты, которые происходили на любой стадии развития клетки от зиготы до новорожденного. С помощью одитора люди могут быть "освобождены" либо полностью "очищены" от своих проблем, хотя на это может уйти от ста до пятисот часов работы в зависимости от количества травм, с которыми приходится иметь дело.

Хотя никаких формальных программ по исследованию и подтверждению воспоминаний рождения не было, заявление Хаббарда о том, что записи в паре мать-ребенок при дианетической терапии совпадали "слово в слово, деталь в деталь, имя в имя", получило поддержку.

В 1970 году психолог Артур Янов (Arthur Janov) опубликовал первую из (моих работ по первичной терапии. Как и Ранк, Янов верил, что неприятности, обиды ранней жизни (первичная боль) являются основой большинства психологических проблем. В своей терапии Янов работал над тем, чтобы интенсивными методами вызывать первичную боль до тех пор, пока Пациент ее полностью не прочувствует и постепенно не примет. Боли при рождении уделялось особое внимание, поскольку именно эта боль счита-цась самой разрушительной, требовала больше всего времени для лечения и, полностью вылеченная, указывала на правильность терапевтического подхода.

В первичной терапии оздоровление чувств имеет ведущий приоритет, поскольку они рассматриваются как ключ к коррекции поведения и лечения заболеваний. Воспоминания о рождении таковыми не считаются. Сессия первичной терапии, во время которой люди раскрываются и выражают спои чувства, теперь бессловесная, так как Янов полагает, что словесное общение не является частью рождения человека. Поэтому истории о рождении, полученные с помощью такой терапии, представляют собой рефлективные автопортреты людей, взглянувших на опыт рождения изнутри. Они устанавливают определенные связи между своим рождением и своими физическими и эмоциональными проблемами. Янов приводит богатейший документальный материал, доказывающий эти связи в книге "Следы: Влияние рождения на всю жизнь" (Imprints: The Lifelong Effects of the Birth Experience).

Воспоминания о рождении, глубоко скрытые в бессознательном, обычно обнаруживают себя лишь косвенно. Они появляются только в связи с некоторыми неординарными событиями, такими как наблюдения за актером в кино, перемещающимся в пространстве, дракой, в которой кого-то ранили, или за рыбой, пытающейся сорваться с крючка. Чувство крайней тревоги, вызываемое этими событиями, привлекает внимание к важным воспоминаниям, скрытым в глубинных уровнях сознания.

Сновидения могут отражать скрытые воспоминания рождения — например, сны о том, что человек находится в узком подземном туннеле, или с трудом пытается выбраться на поверхность из глубины вод, или карабкается на вершину высокой горы и никак не может ее достичь.

Янов заметил, что повторное использование определенных фраз и выражений может представлять прорыв памяти рождения. Таковыми являются, например, выражения типа "Моя голова упирается в стену", "Я никак не могу прорваться", "Я очень тесно зажат", "Я не вижу света", "Никак не могу начать", "Не могу найти выход", "Не знаю, куда нужно повернуть", "Ничего не могу сделать правильно" или "Больше не могу этого вынести". Частое использование таких слов, как раздавленный, зажатый, растянутый, схваченный, выпавший или вытолкнутый, также может нести подтекст рождения.

Метод, предложенный еще в 1953 году психологом Лесли ЛеКроном (Leslie LeCron), привел к дополнительным открытиям связей между рождением и заболеваниями в последующей жизни. Замечательной особенностью этого метода была возможность косвенного извлечения информации из бессознательного уровня памяти. В противоположность методу Янова с его приоритетом чувств, метод ЛеКрона ставит во главу угла информацию, собранную быстро и с минимумом эмоциональных расстройств.

ЛеКрон заметил, что пациенты, обычно находящиеся в состоянии легкого транса, бессознательно отвечают на вопросы об их состоянии с помощью сигналов пальцами, обозначающих "да", "нет" и "я не хочу отвечать". Названные идеомоторными, поскольку они представляют собой сигналы "ум-тело", эти пальцевые знаки метода ЛеКрона до сих пор часто используются в гипнотерапии.

Тесно работавший с ЛеКроном и использовавший его метод идеомоторных сигналов, акушер Дэвид Чик (David Cheek) из Сан-Франциско выявил множество родовых и пренатальных состояний, играющих важную роль в развитии заболеваний. В 1975 году Чик докладывал, что каждый случай желудочно-кишечной патологии, которую он исследовал, был связан с тем, что мать не могла или не хотела кормить ребенка грудью. Сюда же он включил и случаи язвы желудка и двенадцатиперстной кишки, спазмы пищевода и толстой кишки. Дыхательные проблемы, такие, как астма, эмфизема, гипервентиляция, часто были связаны с общим наркозом матери или с удушьем младенца и паникой при рождении. Случай мигрени пациента был связан с наложением щипцов при родах.

На основе своей обширной практики Чик заключил, что многие женские заболевания, такие как бесплодие и фригидность, болезненные или трудные менструации, привычный выкидыш, преждевременные роды и токсикозы, иногда были связаны с чувством, что эти женщины были нежеланными детьми или детьми не того пола, который хотели родители. Он отмечал, что младенцы очень чувствительны и долго сохраняют "следы" (один из видов мгновенного обучения) таких замечаний, как "Мы хотели мальчика в этот раз" или "Мы не выбирали имя для девочки". В зрелом возрасте такие женщины не могут принимать никаких проявлений восхищения собой и испытывают сложности с принятием комплиментов.

Метод общения с бессознательной памятью, предложенный ЛеКроном, иногда приводит к быстрому преодолению психологических трудностей. Однажды в полете, используя гипноз и пальцевый сигналинг, Чик сумел помочь пассажиру самолета — молодому человеку, страдавшему от сильных болей в сердце. С помощью ответов из бессознательного, полученных при помощи идеомоторных сигналов, Чик узнал, что боль (которая появилась только после смерти матери молодого человека) была заложена при рождении, когда он услышал, как кричала его мать. Он всегда винил себя в том, что причинил ей боль. Это привело к осознанию вины и тревоги за то, чтобы не причинить боль другим людям, а в конечном итоге — к самонаказанию через боль в сердце. Когда это открытие было рассмотрено в соответствующем контексте и молодой пассажир научился управлять своей болью) в состоянии гипноза, проблема была решена — еще до приземления самолета в аэропорту.

Травмы рождения порой являются источником проблем для человека, многого достигшего в жизни. Примером может служить мужчина, не способный достичь чувства собственной значимости, несмотря на свою необыкновенно успешную и продуктивную деятельность. Он был рожден преждевременно в семь с половиной месяцев и весил только три с половиной фунта. Проблема, терзавшая его 55 лет, разрешилась, когда он вспомнил, что врач сказал медсестре: "Не тратьте на него слишком много времени. Не думаю, что его стоит спасать". Это замечание, преследовавшее его всю жизнь, стало вдохновением для многих его достижений.

При терапии с использованием наркотика ЛСД психиатр Станислав Гроф (Stanislav Grof) обнаружил, что его пациенты постоянно возвращаются к аспектам своего рождения. Гроф пришел к убеждению, что роды и рождение оказывают глубокое и длительное воздействие на личность. Во время одного из сеансов пациент сказал о том, что слышал голоса людей, смех, крики и звуки карнавальных труб. Позднее его мать независимо от него подтвердила, что это были воспоминания из матки. Вопреки советам матери и бабушки она, будучи беременной, посетила ежегодную деревенскую ярмарку. Согласно их рассказам, именно шум и волнение ярмарки вызвали начало родов. Пациент ничего не знал об этой истории, о которой мать забыла ему рассказать.

После своих экспериментальных работ с ЛСД Гроф разработал систему холотропной терапии, при которой воспоминания детства, рождения и внутриутробной жизни появлялись уже без наркотика — с помощью разнообразных звуков, музыки и движений. Поскольку холотропная терапия Грофа центрирована на чувствах, воспоминания о рождении в форме рассказов весьма редки, хотя понимание рождения обычно происходит.

В 1977 году появилось важное движение — ребефинг (повторное рождение), начало которому было положено книгой Леонарда Oppa (Leonard Опт) и Сондры Рэй (Sondra Ray) "Ребефинг в новой эре" (Rebirthing in the New Age).

В этой системе дыхание является основным инструментом, используемым для определения травматичных моментов в прошлом, включая рождение. Для лечения таких травм применялись дыхательные техники и повторяющиеся позитивные утверждения. Например, пациент "нежеланного" пола может использовать такие утверждения: "Мой пол мне подходит" или "Слава Богу, что я мужчина/женщина".

Сторонники ребефинга вслед за Грофом и Яновым разделяют идею о том, что все случаи рождения травматичны, так же, как и идею о том, что рождение — это важный и чувствительный этап жизни, который формирует модели поведения, и любые события в дальнейшем несут следы рождения. Например, в одинаковой ситуации человек, рожденный преждевременно, будет действовать иначе, чем человек, рожденный своевременно. Нежеланные дети могут развить отвержение; у родившихся в тазовом предлежании может проявляться робость во взаимоотношениях; дети, родившиеся с помощью кесарева сечения, испытывают сложности с завершением действий; а дети, дозревавшие в кювезах (инкубаторах), могут расти и вести себя так, словно их "отделили от любви" стеклянной стеной. В книге о рождении и отношениях различные варианты рождений соотносятся с моделями нарушенных взаимоотношений.

Сторонники ребефинга полагают, что важные модели мышления создаются не только при рождении, но и при зачатии и во время беременности. В эти периоды жизни формируется первое негативное отношение к самому себе, которое впоследствии действует как "персональный закон", например, "Я никогда не могу добиться того, чего хочу, когда я этого хочу". Это ограничивает поведение и имеет глубокие последствия. Одной из основных целей ребефинга является нейтрализация этого состояния. Для ее достижения обычно необходимы серии (сухих или водных) процедур и тренинговые семинары.

Сеансы ребефинга не всегда заканчиваются рассказами о рождении. Впечатления, возникающие при кризисе дыхания, нередко трудно поддаются описанию. Как и при другой терапии, ориентированной на чувства, вербальные описания рождения не являются реальной целью.

Сообщения о рождении, рассказанные последовательно, момент за моментом, очень редки, даже уникальны, и искать их в опубликованных работах — напрасный труд. Но при использовании техники гипноза, "проявляющей" память, появляются действительно убедительные и детальные сообщения. Эти удивительные истории имеют все преимущества зрелого языка (так как младенцы уже выросли), они отражают ясные мыслительные процессы и глубокие чувства, испытываемые младенцем во время своего рождения. Эти истории учат нас тому, что же такое рождение с точки зрения младенца.

Глава 7. Маленькие дети вспоминают

Воспоминания о рождении, хотя они и загадочные, способны оказывать на нас сильное воздействие. Они приходят к нам в разнообразных масках, срываемых психотерапевтами, которые лечат ночные кошмары, головные боли, проблемы с дыханием и различные фобии, связанные с рождением. Наиболее обезоруживающими из всех воспоминаний о рождении являются те, которые рассказывают очень маленькие дети. Вдохновленные какими-то чувствами, опытом или ассоциациями, дети, начинающие ходить, могут удивить своих родителей подробными воспоминаниями о рождении. Как и сами дети, эти воспоминания невинные, неожиданные и спонтанные. Они составляют важную часть новых свидетельств реальности памяти рождения. Небольшая коллекция таких историй, собранная Линдой Мэтисон (Linda Mathison) из Сиэттла, открыла новое окошко в мышление новорожденного. Я благодарен Линде и другим коллегам за разрешение поделиться некоторыми историями с вами. Когда многие из нас начнут задавать своим детям вопросы и выслушивать их ответы, такие истории станут делом привычным. Я прошу читателей присылать мне копии воспоминаний о рождении, рассказанные очень маленькими детьми.

Обычно в возрасте между двумя и тремя годами, когда дети начинают говорить, всплывают такие рассказы, и они могут быть достаточно достоверными. Представьте себя в такой семье. Вот ваш двухлетний сын купается в ванночке. Вдруг он говорит, что есть много вещей, которые он не понимает о своем рождении. Почему свет был такой яркий, когда он только что родился? Почему свет был яркий только в том месте, где он родился, а вокруг был приглушен?

Он задает один осторожный вопрос за другим. Почему нижняя половина лица у людей была прикрыта зеленой повязкой? Почему кто-то исследовал его анус пальцем и почему они ввели в его носик трубочку, которая издавала громкие сосущие звуки? Его вопросы превращаются в жалобы. Ему не понравилась жидкость, которую закапали в его глазки, из-за нее он ничего не видел, и ему не понравилось, что его положили в пластиковую коробку и унесли куда-то.

Этот ребенок не знает, что существуют зеленые хирургические маски, отсасывающие приборы, хирургические лампы или раствор нитрата серебра. Такие прорывы памяти рождения могут крайне удивить вас, как в данном пи/чае были удивлены родители этого ребенка, отец которого — профессор колледжа, а мать — детский психиатр.

Этот интересный ребенок говорил о "забавном" раскрытии стенок матки, Как об окне (это было кесарево сечение). Он признавался, что много раз чувствовал, как его стискивали и сжимали "стенки" матки, и ощущал очень смутный свет, проходящий через них. Его мать, энергичная исполнительница народных песен, на поздних сроках беременности заметила, что когда она громко пела нижние ноты, младенец становился более активным. Тогда она интерпретировала это как знак удовольствия. Однако в рассказе re сына, когда он купался в ванночке, заключалась жалоба, что громкие нижние ноты причиняли ему боль.

(Интересное недавнее дополнение к этой истории: когда мать на встрече психиатров предложила рассмотреть эту спонтанную историю, ее коллеги отвергли эту идею как фривольную.)

После того как дети начинают говорить, рождение может быть одной из Первых тем, которую они захотят обсудить. Этот импульс не будет продолжаться слишком долго, возможно, год или два, до того момента, как они забудут свою внутриутробную жизнь. Вы можете начать "охоту" за этими воспоминаниями, пока они еще свежи в памяти.

Возможно, вы захотите управлять своими исследованиями памяти детей этого возраста. Вначале убедитесь в том, что создана расслабляющая обстановка, у ребенка есть настроение, а вы владеете его вниманием. Просто мягко спросите: "Ты помнишь, как ты родился?" Не забывайте, что детский словарь ограничен, но память все еще свежа. Наблюдайте за демонстрацией знаний в виде жестов, указаний, рисунков или других невербальных описаний.

Мужчина из Сан-Диего рассказал мне историю своей дочери. Когда девочке было два года, он спросил ее, помнит ли она себя до рождения. Она отметила: "Это было вот так…" — и приняла точно такое же положение, какое он сам помнил на рентгеновском снимке, сделанном как раз до ее рождения. Рентгеновский снимок, необходимый в случае осложненных родов и дистресса плода, выявил ягодичное предлежание ребенка. Врачи показали снимок отцу, для того чтобы получить его разрешение на хирургическое вмешательство.

Дети находят собственные слова для звуков, которые они слышат до рождения, например, "брум-брум", "муу-дин, муу-дин" или "пун-пун". Они говорят о том, что были рождены "в воде" или "пруду", о "плавании" и выходе через "туннель" к яркому свету и холоду. Очевидно, имея в виду пуповину, одна девочка сказала: "Там была змея внутри вместе со мной… Она пыталась съесть меня, но она была неядовитая". Один ребенок описал рождение как "выход из светлого стеклянного шара, который разбился".

Дети, родившиеся с помощью кесарева сечения, проходят через другие ворота. Один мальчик сказал, что вышел сам, когда доктор сделал большой разрез. Он также описал круговые движения "вокруг, и вокруг, и вокруг", используемые для нанесения антисептика перед разрезом.

Дети не всегда описывают вещи так, как это делаем мы, взрослые, но то, что они описывают, может оказаться неожиданно обоснованным. Та же девочка, рассказывавшая про "змею, бывшую внутри вместе с ней", настаивала на том, что вместе с ней была и "собачка". Она рассказывала, что играла с ней "вот так" (обнимая ее ручками) и слышала ее лай. Неправдоподобная собачка оказалась семейным любимцем и появилась в семье щенком за пять месяцев до рождения девочки. Мать сказала, что собака проводила много времени, лежа у нее на животе в поздние сроки беременности.

Рисунки, игры и указания на части тела — это невербальные способы, которыми дети могут пользоваться, чтобы рассказать о том, что они помнят о рождении. Ребенок в Мэйне нарисовал цветным карандашом длинный рулон бумаги, который выглядел как плод в матке. Показывая на рисунок, он сказал: "Мамочка, это там, где я жил. Это был я, мамочка, внутри твоего животика".

Еще у одной матери состоялся такой интересный разговор со своей дочерью, которой было тогда два года и семь месяцев. Они сидели на кровати, на матери были широкие брюки от тренировочного костюма.

Мать: Ты помнишь, когда ты родилась, когда ты вышла?

Дочь: Да.

Мать: Где ты была перед тем, как выйти?

Дочь: Там. (Приподнимает одежду матери и показывает на живот.)

Мать: Ты помнишь, как это было, когда ты выходила?

Дочь: Да… Я плакала в животе у мамы. (Снова отодвигает одежду и показывает на промежность. Эти слова были подтверждены фактом, что ребенок заплакал, как только вышла головка, до того, как родилось тело.)

Мать: Что еще ты помнишь?

Дочь (Пауза, девочка кладет свои ручки на рот матери, раздвигает губы, смыкает и растягивает их): Бот так; это было вот так.

Мать: Ты помнишь себя перед тем, как вышла?

Дочь: Да. Маленькая девочка плавала.

Мать: Ты помнишь, когда ты вышла, что ты видела?

Дочь; Дженну и Донну (акушерки) и папочку.

Мать: Ты помнишь что-то еще?

Дочь: Я плакала внутри маминого животика. Вот тут. (Показывает вниз на брюки матери.)

Мать: Что случилось, когда ты вышла?

Дочь: Дженна сделала мне кнопочку на животе.

Мать: Ты что-нибудь чувствовала? Как ты чувствовала?

Дочь: Я не чувствовала. Я думаю, что была в порядке. Я только плакала.

Мать: Ты что-нибудь слышала, когда родилась?

Дочь: Дженна сказала: "Донна, ребенок выходит". Да, Дженна и Донна разговаривали. Дженна говорила со мной.

Мать: Ты помнишь что-нибудь или кого-нибудь еще?

Дочь; Нет, мама. Это все.

Другой ребенок, двух с половиной лет, родившийся с помощью щипцов, на вопрос матери, больно ли было малышке при рождении, ответила: "Да!.. Как головная боль". Еще один ребенок, которого спросили о боли при рождении, сказал: "Нет" — и обхватил своими ручками плечи сдавливающим движением.

Иногда дети сами рассказывают о рождении без вопросов взрослых. Во время долгого путешествия на машине трехлетний мальчик из штата Висконсин неожиданно спросил с заднего сиденья: "Мам, ты помнишь день, когда я родился?" Затем он рассказал ей, что было темно, он был очень высоко и не мог добраться до "двери". "Я был напуган, но наконец я подпрыгнул и прошел через дверь. Потом я был в порядке". Мать сказала, что рассказ ребенка согласуется с фактом, что в первой фазе родов он находился (лишком высоко, над входом в малый таз — примерно двадцать часов, затем неожиданно все изменилось и он был рожден во второй стадии родов за десять минут.

Еще одна мама, профессор антропологии, была удивлена следующим разговором со своей дочерью.

Дочь: Ребенок всегда грязный, когда выходит из животика? Я была грязная, когда вышла из твоего животика в больнице.

Мать: Правда? А в чем ты была испачкана?

Дочь: В грязи. Я вся была в грязи. Это было противно!

Мать: А какого цвета была грязь?

Дочь: Белого.

Мать: И что произошло?

Дочь: Они положили меня в ванночку и всю вымыли.

Мать: А потом что случилось?

Дочь: Они отдали меня тебе, и ты меня держала. Затем они забрали меня и положили в коробку. Зачем они положили меня в коробку?

Мать: Чтобы согреть. А как выглядела коробка?

Дочь: Это была пластмассовая коробка с крышкой.

Мать: А потом что случилось?

Дочь: Они принесли меня к тебе, и ты снова держала меня.

Мать: Ты помнишь, когда мы вернулись домой из больницы?

Дочь: 0, да. Мы спустились вниз по лестнице и затем сели в машину.

Мать: Где ты была в машине? На своем сиденье или у меня на руках?

Дочь: У тебя на руках. Я всю дорогу домой была у тебя на руках.

Мать: А что было, когда мы приехали домой?

Дочь: Ты надела на меня красивое детское белье, положила в колыбельку, и я уснула.

Другое спонтанное откровение мать услышала от Джейсона, своего сына трех с половиной лет, в машине по дороге домой. Однажды вечером Джейсон заявил, что помнит свое рождение. Он сказал матери, что слышал, как она кричала, и что он очень старался сделать все, чтобы поскорее родиться. Было очень "узко", он чувствовал "влагу" и что-то вокруг шеи и горла. Еще что-то ударило его по голове, и он помнит, как его лицо кто-то "расцарапал".

Мать Джейсона сказала, что никогда не говорила сыну о его рождении, но факты были верными. Пуповина обмоталась вокруг его шеи, за ним наблюдали с помощью электродов, введенных под кожу на его головке, и его извлекли щипцами. На фотографии, сделанной в больнице, видны царапины на его лице.

Девочка двух с половиной лет удивила свою мать рассказом о своем рождении. Сначала она описала свои чувства, как ей было холодно, как много людей было в комнате и что делали ее мать и отец. Затем она сказала: "Папочка боялся брать меня на руки, так что он только смотрел на меня и трогал. А ты плакала, но не потому, что тебе было больно, а потому что ты была счастлива". Рассказ оказался правдивым, а родители сказали, что никогда не говорили с ребенком о ее рождении.

Одна девочка, почти четырех лет, вспомнила момент своего рождения, который держался в тайне. Поскольку никто в семье не знал об этом, никто не мог ей рассказать.

Кэти помогала акушерке во время родов на дому. После родов, когда все завершилось благополучно, мать вышла из комнаты принять ванну. Акушерка помогала ей. Кэти осталась одна с ребенком, и малышка начала плакать. Инстинктивно Кэти взяла ее на руки и дала ей свою грудь. Младенец начал сосать. Когда мать вернулась, ребенок уже спал. Кэти говорит, что чувствовала себя немного виноватой, что первая покормила ребенка и поэтому никому не сказала об этом.

Кэти работала няней в группе детей, которую посещала и эта девочка. Через три года и девять месяцев, выбрав подходящий момент, Кэти спросила ребенка, помнит ли она свое рождение. Девочка ответила "да" и подробно рассказала о том, кто присутствовал при родах и какую роль играл. Она описала смутный свет матки и ощущения сдавливания, которые испытала ВО время родов. Затем малышка подвинулась ближе и прошептала доверительным тоном: "Ты еще взяла меня на руки и дала мне грудь, когда я плакала, а мамы не было в комнате". Сказав это, она подпрыгнула и убежала играть. Теперь Кэти говорит: "Никто не убедит меня в том, что дети не помнят свое рождение".

Глава 8. Сопоставление воспоминаний

Как родитель вы, возможно, не перестаете удивляться реальности воспоминаний о рождении. Возникают два важных вопроса: что же это за воспоминания (реальны ли они)? Надежны ли они с точки зрения той информации, которую содержат? И хотя абсолютные доказательства при данном уровне наших знаний невозможны, исследования, которые я проводил с десятью парами матерей и их детей, показывают, что память рождения реальна и вполне достоверна.

Для установления достоверности того, что люди помнят под гипнозом, я работал с парами — матерями их взрослыми детьми. Условиями исследования были способность к гипермнезии (живой и полной памяти), дети должны были быть достаточно взрослыми для разговора о многих деталях рождения. Матери не должны были раньше обсуждать с детьми детали их рождения, а дети не должны были иметь сознательных данных и воспоминаний о рождении.

Дети, отобранные для данного исследования, были в возрасте от 9 до 23 лет, большинство из них оказались подростками. Возраст матерей ко времени исследования колебался от 32 до 46 лет. Отбирая исследуемых в произвольном порядке, я погружал их в гипноз до стадии, необходимой для легкого извлечения воспоминаний.

Чтобы свести фантазии к минимуму, вопросы в гипнозе были консервативными, исключались наводящие вопросы, и я позволял испытуемым говорить свободно. Рассказы обычно завершались в течение одного сеанса продолжительностью от одного до четырех часов. Сеансы работы с матерями и детьми проводились в разное время, записывались на аудиокассету, обрабатывались и сопоставлялись.

Предполагалось, что под гипнозом воспоминания матери о рождении должны были быть в целом надежными. Рассматривая воспоминания детей параллельно с воспоминаниями их матерей, я надеялся увидеть, насколько они совпадают. Если память рождения — всего лишь фантазии, как утверждают некоторые, тогда детские версии должны противоречить версиям их матерей. Если детские воспоминания были жизненными и точными, они во многом должны были повторять воспоминания матерей.

Рассказы матерей и детей были согласованными, содержали множество фактов, связанных между собой, они были последовательными и включали похожие описания людей, окружения и результативности действий. Независимые повествования согласовывались так, как будто одна история была рассказана с двух разных точек зрения. В некоторых случаях совпадения были просто фантастическими.

В целом рассказы подтверждали друг друга во многих деталях, таких, как время суток, месторасположение, присутствовавшие люди, использованные инструменты (отсос, щипцы, инкубатор) и тип родов (ножками или головкой вперед). Последовательность получения бутылочек воды, специального детского питания или грудного молока, появление и исчезновение отцов, а также перемещение из разных комнат довольно часто совпадали. Серьезные противоречия были редки. Таблица, приведенная ниже, отражает общие характеристики совпадений и серьезных противоречий, выявленных в десяти парах рассказов.

Совпадения и различия в 10 парах мать-ребенок

Пара 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10

Совпадения 12 12 9 9 16 19 8 13 24 15

Различия 1 1 0 1 0 0 1 4 0 1

Две дочери дали точное описание причесок своих матерей в то время. Одна мать описала себя как "пьяную" и дезориентированную после анестетиков во время родов, и ее ребенок сказал: "Моя мама была где-то далеко… словно спала, но с открытыми глазами". Мальчик, мать которого сказала, что его положили в колыбель с пластиковыми стенками, жаловался на "блестящие пластиковые или стеклянные стены вокруг меня. Все выглядело смутно, искаженно".

Начало родов (пара № 10). Факты, полученные от ребенка: мать отдыхала в спальне. Это было днем. Схватки начались в 13.10. Мать позвонила отцу и врачу, ей посоветовали подождать. Факты, полученные от матери: дома в постели до 11.30. "Около 13 часов я поняла, что начались роды, позвонила мужу и попросила его приехать домой. Я позвонила врачу, он посоветовал подождать".

При воссоединении (пара № 10). Ребенок говорит: "Мама разговаривает и играет со мной. Была заминка насчет имени. Маме не нравилось имя Вирджиния. Ей не нравилось имя Джинджер, а папе нравилось". Мать: "Я щекочу и играю с ней, поглаживаю ее… Я хочу назвать ребенка Мэри Кэтрин, а Бобби хочет назвать ее Джинджер".

Роды (пара № 1). Мать сказала, что "Михель родилась очень быстро, и им пришлось разрезать пуповину на ее шее. Люди все еще клали салфетки мне на ноги, даже когда она рождалась. А затем, со следующей потугой, она вышла вся". Ребенок: "Что-то яркое, что-то большое вокруг меня. Становится холоднее. Я чувствую, что чьи-то руки трогают мою шею, что-то снимают".

Слова и имена (пара № 1). Ребенок говорит, что слышала свое имя и слова: "Я люблю тебя". Мать сказала так: "Я люблю тебя", обнимаю и целую ее и называю ее Михель".

При воссоединении (пара № 6). Мать сказала: "Я беру ее и нюхаю. Я нюхаю ее головку. Я смотрю на ее пальчики и говорю: "О Боже! У нее деформированы пальчики!" Затем она спрашивает медсестру о пальцах и получает заверения, что они в порядке. Ребенок сказал: "Она берет меня, смотрит… Она меня нюхает! И спрашивает медсестру, почему мои пальчики такие смешные. Сестра сказала, что у меня просто такие пальчики и что они не кривые".

ОШИБКИ И ПРАВДА

В этих рассказах встречались ошибки разного типа, большие и маленькие. Например, мать сказала, что роды проходили в Блумингтоне, а ребенок назвал Уилмигтон; мать сказала, что ребенка завернули в хлопок, а ребенок сказал, что в бумагу. Тетя была ошибочно принята за бабушку, отец — за врача (в это время отец ребенка был интерном).

Некоторые события совпадали, но были беспорядочными. Пропуски — то, что помнил один, но забывал другой, — были очень интригующими. Одна мать призналась, что сказала гадость о ребенке, но ребенок об этом не рассказал. Что означает этот пропуск — ошибку, акт милосердия или это воспоминание лежит глубже и требует большего раскрытия?

Противоречия. Серьезные противоречия между рассказами матерей и детей были редки, но действительно имели место.

В паре № 1 ребенок ассоциирует кормление грудью с родильной комнатой, а мать жаловалась, что это событие было отложено персоналом больницы на целых 12 часов.

В паре № 10 ребенок сказал, что ее кормили грудью, когда отец был в больничной палате. Она даже описала его одежду, очки, волосы и сказала: "Мама позволяет ему подержать меня". Однако, по словам матери, отцов не допускали в палаты во время кормления.

В паре № 7 ребенок сказал: "Она держит меня (в родильной комнате) и начинает целовать меня". Согласно рассказу матери, ребенка положили ей на живот на несколько минут и быстро забрали, чтобы вымыть, снова показали ей, а затем поместили в инкубатор — и не позволяли трогать младенца.

В паре № 2 сын сказал, что мать держала его на руках (после родов), она улыбалась и смеялась, очень счастливая. Мать же сказала, что, напротив, она испытывала чувство беспомощности, паники и страха смерти, так как анестезия парализовала ее до самой шеи. Она сказала, что было трудно дышать или сказать кому-либо о том, что с ней происходило.

Фантазии. Наиболее убедительным доказательством фантазии из всех случаев я считаю 4 несоответствия в паре № 8. Согласно рассказу ребенка, ее отец присутствовал при родах, это было традиционным и нормальным, а мать сказала, что он был шизофреником и не принимал в этом никакого участия. Любимые бабушки и дедушки также были включены в рассказ ребенка, хотя в реальности они были за 3000 миль от больницы. Но, несмотря на эти грубые противоречия, представляющие собой детские фантазии, рассказы матери и ребенка совпали в 13 пунктах. Это важная информация. Она означает, что фантазии могут присутствовать в рассказах ребенка, но не могут влиять на весь рассказ в целом. Фантазии были ограниченными и специфичными.

Путаница. Дети не все помнят одинаково хорошо и четко, и детали не всегда ясны. Например, один ребенок помнил, как покинул родильную комнату: "На мне две вещи, но они разные. Сестра меня вынесла. Потом я нахожусь в этой штуке, которую они катят на колесиках. Наверное, она везет меня к двери". Мать просто сказала, что они ушли из комнаты вместе. Все сказанное может быть правдой. Здесь мы имеем дело с неадекватностью вербальной памяти.

Младенец может проснуться, взглянуть вокруг и уснуть через мгновение. Завернутый в одеяло, ребенок то видит окружающее, то его лицо закрывают и он внезапно уже перестает что-либо видеть. Следовательно, то, что видит младенец, может сильно отличаться от того, что описывает мать.

Точность. Правдивы ли эти воспоминания? Рассматривая эти рассказы в целом, мы видим, что они когерентны, совпадают и в целом точны. Погрешности понятны, но могут быть отнесены скорее к исключениям из правил, учитывая естественную ограниченность человеческой памяти. Рассказы могут быть довольно жизненными, но содержать некоторые ошибки.

Некоторые ошибки памяти, возможно, связаны с неправильным восприятием начала рождения (один ребенок думал, что видел своего отца-врача, но на самом деле это был один из больничных врачей). Ошибка памяти также может быть связана с желаемым (желание видеть бабушку и дедушку) или с созидательным выдумыванием для заполнения пробелов памяти. Бессознательное мышление могло прятать или затушевывать некоторые болезненные аспекты истинной ситуации (психически больной отец).

Объяснение точности, вероятно, гораздо важнее, чем объяснение ошибок.

В последующих повествованиях воспоминания матери и ребенка об одном рождении для сравнения расположены последовательно. Они иллюстрируют когерентность и соответствия, обнаруженные в данном исследовании.

Эти повествования — независимые рассказы матери и ребенка, находившихся в гипнотическом состоянии. Совпадающие описания и детали являются признаком того, что эти воспоминания — не фантазии (которые неизбежно расходились бы и противоречили друг другу), а две истории одного рождения, рассказанные с разных точек зрения.

Процесс рождения — это общий опыт матери и ребенка, особенно во время родов, воссоединения в больнице и по дороге домой. Отчеты об этих событиях часто совпадают. Однако два человека имеют индивидуальные интересы, весьма четко отличающиеся. Например, мать может остановиться на описании чисто внешних деталей, относящихся к получению эпидуральной анестезии, тогда как ребенок рассказывает о внутреннем мире сжатий. Ребенок может описать, как врач поворачивает и скручивает его шею, пытаясь вытянуть ее, тогда как мать может не видеть или вообще не думать об этом.

Наиболее очевидные разрывы в воспоминаниях включают периоды нахождения в инкубаторе или детской палате. Память ребенка о временном пребывании там обычно отражает рассказ его одного, без параллельного рассказа матери, которой там не было. Поэтому рассказы о детской в этом разделе опущены.

Линда и ее мать

Начало схваток

Линда: Я чувствую, что моя мама напряжена, и я напряжена. Затем я расслабляюсь. Я чувствую, что куда-то хочу идти, но остаюсь на месте. Там внутри я вся хлюпаю. Когда я вся хлюпаю, я хочу идти вперед, а когда расслабляюсь, я хочу оттолкнуться назад.

Мама: Мой муж не поверил мне, что у меня начались схватки. Он не хотел вызывать доктора, тогда я сама позвонила врачу, и он велел мне приехать в больницу. Я была рада, что пришло время. Мой муж посадил меня в машину.

Линда: Она гуляет… села в машину или что-то другое. Я в смешной позиции. Я чувствую вибрации машины. Это действительно неудобно, потому что я в очень неудобном положении… Я вся сжата. Мои плечи сжаты, но моя шея вывернута. Я хочу распрямиться, но у меня не получается.

В родильной комнате

Линда: Я предполагаю, что на столе сейчас моя мама. Моя мама на кого-то зла, но не на меня. Она сердится. Я думаю, что это женщина, но не доктор.

Мама: Какая-то женщина кричит в соседней комнате. Она продолжает кричать и заставляет меня кричать! Мои нервы на взводе. Я пытаюсь дышать, пытаюсь справиться со своими чувствами. Я хотела крикнуть, чтобы она заткнулась! На самом деле она кричала не от боли, а от желания постоянно получать внимание.

Линда: Она лежит на столе. Кажется, все участвуют в этом, все смотрят. Я не могу видеть их, но могу сказать, что они там. Моя мама хочет, чтобы я поторопилась. Я чувствую, как она думает, что это слишком долго продолжается. Я чувствую сильное сжатие, но моя шея не сдавлена. Перед тем, как она расслабилась, я хотела снова уйти назад. Теперь, когда она расслабилась, я остаюсь на том же месте и не ухожу назад. Моя голова сильно сжата, но это сжатие не чувствуется на верхушке головы.

Мама: Доктор входит. Я рада. Он спокоен за меня. Он задает медицинской сестре несколько вопросов. Должно быть, о том, почему его так поздно позвали.

Они надавливают на позвоночник. Мне очень неудобно на спине. Тяжело дышать. Схватки болезненные. Они привязывают мое тело, в то время как я сопротивляюсь, и доктор делает мне укол.

Роды

Линда: Я повернула голову вокруг, не знаю как. Моя голова немного снаружи. Я начинаю поворачивать голову, то же самое делает мое тело, потому что она высунута наружу. Я беспокоилась о том, чтобы держать голову прямо.

Доктор положил руки мне на виски. Я хочу, чтобы он ушел. Я пытаюсь отодвинуться назад, потому что мне это не нравится. Я чувствую себя разочарованной, потому что хочу сделать все сама. Я хочу, чтобы это было предоставлено сделать мне. Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне. Я чувствую здесь давление. Это может занять немного больше времени, но я чувствовала бы больше комфорта.

Он не стал делать это осторожно, он просто пытался покончить с этим. Затем он потянул! Моей спине больно! Затем он повернул меня вокруг — я не надеялась ни на что! Он вытащил меня, поднял в воздух и отодвинул от себя. Затем он ударил меня — не очень сильно, и я начинаю плакать.

Моя мама хотела бы, чтобы я была рядом с ней, и я хочу быть рядом с ней, но ни я, ни она ничего не можем с этим поделать. Я хочу подлететь, но не могу. Это безнадежно.

Тут есть какая-то машина или что-то похожее… И они накладывают ее на мой рот. Это было действительно странно, подобно белой машине в форме трубы. Я думаю, что они хотели вытянуть мои легкие или что-то в этом роде.

Мама: Я не чувствовала больше схваток, просто давление, не боль. Доктор приспособил зеркало так, чтобы я могла видеть. Я могу видеть черные волосы малыша.

Они все говорят о моей следующей схватке. Они хотят, чтобы я тужилась. Я этого не чувствую, поэтому не знаю, когда тужиться. Акушерка встает надо мной и нажимает на мой живот. Я думаю, если смогу это выдержать, то скоро все закончится.

Голова малыша снаружи. Много черных волос.

…Сейчас я думаю только о малыше. Доктор кладет свой палец на ее ротик, чтобы засунуть ложечку. После этого медицинская сестра дает ему белую спринцовку, которую он кладет в ее рот, чтобы высосать жидкость.

Малыш родился, и он говорит мне, что это девочка. Прекрасно. Я счастлива

На животе мамы

Линда: Они положили меня на живот мамы. Я чувствую себя намного лучше. Я пыталась ухватиться за нее, и она смотрела на меня.

Я посмотрела вверх на нее. Я хотела, чтобы она не позволила им забрать меня, но когда я увидела ее лицо, то поняла, что она не хотела это делать. Затем я просто сдалась.

Кто-то вытирает меня, заворачивает в одеяло, протягивает медицинской сестре, и она выносит меня в маленькую комнату. Она кладет меня вниз в одну из этих корзинок для маленьких детей. Я думаю, что они фотографируют меня. Я хочу отвернуться и уснуть…

Мама: Затем они приносят ребенка и кладут ее на мой живот. Она плачет. Они положили ее поперек моего живота лицом вниз. Я думаю, что она красивый ребенок. Я заплакала. Я в восторге от того, что они положили ее на мой живот. Она лежит поперек моего живота с головкой, повернутой влево. Я со стороны могу смотреть на ее лицо. Она поднимает голову вверх и плачет. Я думаю, что не предполагала притронуться к ней.

Они забирают ее. Мне это не понравилось, но я поняла, что так должно быть. Она прекращает плакать. Она осматривается вокруг.

Они завернули ее в одеяло. Они положили ее в коробку со стеклянными или пластиковыми стенками; она там на другой стороне комнаты.

В детской

Линда: Я думаю, что я ушла первой. Мои глаза закрыты, и я вся скручена, потому что они забрали меня от моей мамы. Я завернута в одеяло.

…(Я пришла) в комнату, куда идут все малыши. Я хотела быть с моей мамой. Я могла бы сказать, что здесь было много других малышей… но моей мамы там не было.

Мама: Они везут меня вместе с ребенком, мы рядом друг с другом. Мой муж в холле, он видит ребенка. Он сейчас улыбается. Слезы катятся у меня по щекам, и они ведут меня в мою комнату. Они берут ребенка в детскую. Я не знаю, когда увижу ее снова. Я хочу держать ее, смотреть на нее. Я планирую, как буду нянчиться с ней.

Воссоединение

Линда: Сестра понесла меня и прошла одну кровать. Я думаю, моя мама лежала дальше всех от двери. Затем я увидела ее. Я чувствую себя хорошо. Я знала, что она несет меня к ней.

Мама: Я занимала кровать, которая стояла дальше всех от двери…

Линда: Мама протянула руки и взяла меня. Она обняла меня и начала меня кормить. Самочувствие хорошее. Сестра стояла рядом в течение минуты… Она спросила мою маму, нужно ли ей что-то… В комнате еще кто-то был, другая пациентка. Я обращала больше внимания на то, чтобы быть с моей мамой.

Мама: Я повернулась на сторону, опираюсь на локоть, потому что они собираются положить ее рядом со мной. Я лежу на левой стороне. Они опускают ее вниз, на кровать, и я открываю свою ночную рубашку, чтобы ее кормить. Сестра старается помочь мне и говорит, что для многих женщин это тяжелое время. Я хочу, чтобы она просто оставила меня одну. Я стараюсь выкинуть ее из головы и обратить все внимание на ребенка. Проблем нет. Она берет сосок с первого раза. И сестра уходит. Она сказала, что я сделала все хорошо.

Линда: Я все хочу обнять ее, но не могу. Я просто двигаю руками, хватаю за вещи, как будто за ее руки. Она говорит мне, что я симпатичная малышка. Она проводит своим пальчиком по моим волосам. Она сказала мне, что у меня хорошие волосы. И это делает меня счастливой.

Время от времени она просто смотрит на меня и улыбается. Я чувствую, что она счастлива, хотя я ей причинила проблемы в самом начале. Она об этом уже не помнит.

Мама: И затем я начала раскутывать ребенка, смотреть на ее ножки и ступни, говорить с ней. Я сказала: "Какая ты симпатичная, Линда! Привет Линда! Я люблю тебя. Я твоя мама".

По дороге домой

Линда: Они кладут меня в матерчатую сумку. Мой папа здесь. Он кажется не очень уверенным, когда рядом со мной. На улице я чувствую себя по-другому. Здесь очень ярко. Я все время протягиваю ручки вперед и назад. Мои мама и папа помогали друг другу. Мой папа собирался вести машину домой… Они сказали мне, что я увижу мой дом, и я знаю, что сестра больше не унесет меня.

Мама: Я сажусь в машину, чтобы ехать домой, сестра протягивает мне малышку. Тэд везет нас домой. Я чувствую себя хорошо. Я знаю, что смогу быть хорошей мамой. Я рада этой перемене — быть одной со своей малышкой. Я предвкушаю тот момент, когда покажу ее моим родителям.

Линда: Я осматриваюсь вокруг, внутри квартиры, которая поднимается на несколько ступенек… Они кладут меня в спальне. Это не только моя спальня… Кажется, вокруг меня люди. Я чувствую себя намного лучше, чем в больнице.

Мама: Мы снимали верхний этаж большого дома в Виттиере. Мои мама и папа здесь. Тэд понес малышку наверх (внутрь дома)… Мой папа говорит мне, что она чудесная малышка. Он кажется очень гордым.

Я кладу ребенка в колыбельку. Она стояла рядом с моей кроватью. Я оградила ее "барьером", она казалась там такой маленькой…

Кэти и ее мама

В родильной комнате

Кэти: Это достаточно большая комната, внутри много всего серебристого. Люди, кажется, очень заняты. Я думаю, здесь четыре или пять человек. Стало холодней, чем было сначала. Я чувствую, как я кручусь,

поворачиваюсь слишком быстро. Они тянут и тянут меня. Доктор нервничает… дрожит… трясется, и это беспокоит меня.

Мама: Это достаточно большая комната и прохладная. Я могу видеть ее голову, выходящую из моего влагалища. Здесь два доктора. Молодой доктор (в зеленом) и старый доктор с седыми волосами (в белом). По сторонам стоят акушерки. Молодой доктор занят. Они сдерживают головку… Головка снаружи (сейчас).

Кэти: Они кладут меня ей на живот, как будто выгрузили меня на нее. Доктор разговаривает с моей мамой. Все, кажется, в порядке и она выглядит спокойной. Он, кажется, все еще нервничает, поднял меня вверх и отдал кому-то. Я чувствую себя больше и тяжелее. Я могу ее видеть, но я не рядом с ней. Ее волосы завернуты как будто в бигуди или что-то подобное. Она выглядит усталой, вспотевшей.

Мама: Они, похоже, положили ее на мой живот, но все еще поддерживают ее. Я могла видеть ее… много крови и белой жидкости. Она плачет. Я могу видеть пуповину. Мои руки привязаны внизу, поэтому я не могу протянуть их и дотронуться до нее. Я хотела бы двигать ими, взять и завернуть ее. Кто-то, наконец, берет ее. Я говорю с доктором… Я полагаю, что они надели белую шапочку на мои волосы.

Кэти: Никто со мной не разговаривает. Они говорят обо мне, я думаю, но не со мной. Они действуют так, как будто знают, что я здесь, но будто я не знаю, что я здесь. Акушерка, похоже, вытерла… вымыла меня. Затем они принесли меня и положили рядом с моей мамой. Она не плакала, но было что-то очень похожее. Она первой заговорила со мной. Она сказала: "Привет!" Больше никто, похоже, не думал, что я была действительно здесь. Затем она побеседовала с доктором, и они снова забрали меня.

Мама: Они, наконец, освободили мои руки, и акушерка принесла ее с левой стороны от меня. Но она держит ее так близко, что я могу дотронуться до нее. Я действительно чувствую себя разочарованной. Я говорю ей: "Привет!" Она такая симпатичная и маленькая, но все еще немного грязная. Они кладут ее в маленький обогреватель. Я беседую с доктором о ее весе.

В детской

Кэти: Я не знала, куда они собрались унести меня и почему. Я покинула комнату раньше мамы. Я больше не вижу моего папу. Он был рядом… но не долго. Я действительно не знаю точно, где он был… позднее.

Затем они снова унесли меня в другую комнату с множеством других людей (детей). Я была там в компании других малышей, и люди входили и беспокоили, будили нас.

Мама: Мы были готовы уезжать. Я на подвижной кушетке. Они увезли ее первой. Мы спустились вниз, в холл. Ее папа там, смотрит на нее (но не прикасается). Я не помню, легла в кровать, но я в кровати. Я не знаю, что случилось с малышкой или с моим мужем. Они поместили малышку в другую комнату.

Воссоединение

Кэти: Иногда они приносили меня к маме, но всегда снова возвращали в комнату (в детскую). Это было действительно четко. (Мама) казалась счастливой, уютной. Ее волосы были распущены. Я устала и хотела спать. Мне нравится, когда меня кормят грудью. Сестра постоянно входила и выходила. Все знали, что происходит, кроме меня. Я не знала, почему они забирали меня и где я была в действительности.

Мама: Я в двухместной комнате, мы обе чистенькие. Она в маленькой пластиковой кроватке. Они перемещают ее будто в комнате. Я беру ее на руки, разворачиваю, удобно устраиваю на кровати. Она рассматривает меня. Я говорю с ней… Я кормлю ее грудью. Затем кладу ее обратно в кроватку. Ее папа входит навестить (но не прикасается). Ночью они снова забирают ее в детскую.

Уход из больницы

Кэти: Мой папа пришел забрать мою маму с моей сестрой и еще с кем-то, другим мужчиной, но я не знаю, кто он. Моя мама была в передвижном кресле и держала меня. Меня завернули в одеяло, шелковистое, с маленькими розовыми цветочками.

Дорога показалась действительно долгой. Каждый казался счастливым.

Мама: Я приготовилась. Я одета и с нетерпением жду отъезда. На малышке фланелевые ползунки и маленькая кофточка с розовыми бутончиками внизу. Ее отец входит и говорит мне, что наша дочь и мой сводный брат ждут внизу. Входит медицинская сестра. Я сажусь в передвижное кресло и держу малышку.

Кажется, мы долго едем. Нужно много времени, чтобы добраться до дома. Много шуток, идет легкая беседа.

Кэти: Я была в белой колыбельке… и что-то висело над моей головой. Вначале я подумала, что это немного странно, потом привыкла.

Мама: Малышка лежит в плетеной колыбельке с верхом. Она не спит, но кажется действительно счастливой. Я думаю, мы прикрепили к ее кроватке мобильный телефон.

К объяснению памяти родов систематически обращались три теории. Некоторые подозревают, что воспоминания ребенка — это фактически воспоминания матери, которая в детстве случайно передала их ребенку и забыла. Это объяснение весьма вероятно, но не согласуется с содержанием воспоминаний. Во-первых, обстоятельства, которых не знала мать, и обстоятельства, о которых она не хотела рассказывать. Иногда память ребенка подтверждается чаще, чем память матери, хотя слова, обычно используемые ими, не являются теми "техническими" словами, которые предпочитают взрослые.

Вторая теория заключается в том, что воспоминания родов — это полотна фантазии, сотканные из накопившихся кусочков информации, и сшитые вскоре после рождения. Такой продукт фантазии был бы более стереотипным и предсказуемым, чем рассказы о рождении, которые мы слышали. В воспоминаниях моих 10 пар фантазия была редкой и легко определяемой. Она не может объяснить реалии, общие для обоих рассказов.

Наконец, некоторые полагают, что дети не понимают, что говорят во время родов, пока не научатся разговаривать, и, таким образом, видят родовые травмы как ретроактивные. Эта теория запоздалого влияния отвергает наличие осознанного общения при рождении. Между тем жизнь представляется нам прогрессивной, а не ретроактивной. Детей шлепают сейчас не для того, чтобы они реагировали позже. Искусная коммуникация при рождении не является доказательством задержки интеллектуального развития.

Учитывая все эти факты, мы приходим к выводу, что объективно собранные воспоминания о рождении являются истинными воспоминаниями о прошлом опыте. Воспоминания о родах в моих 10 парах определенно являются реальной памятью, а не фантазиями; личными воспоминаниями, а не воспоминаниями матерей, и чаще являются действительными, чем фальшивыми. В разумных пределах эти воспоминания служили надежным ориентиром в том, что происходило при рождении.

Глава 9. Роды, какими их помнят малыши

Дети, у которых брали интервью под гипнозом, как у взрослых, многое рассказали нам о родах. По содержанию их воспоминания отличались, поскольку все рассказы были личными, но все же они красноречиво выражали свои чувства и проблемы. Эти рассказы очевидцев о событиях, происходивших в матке, отражали их взгляд до рождения. Кроме того, они рассказывали истории о внешних событиях, происходивших в родильной палате и детской, которые могли подтвердить родители, медицинские сестры и доктора.

Рассказы о том, как малыши чувствовали себя в первые минуты и часы вне матки, совпадали с возбужденным состоянием, столь часто наблюдаемым в родильном доме: громкие крики, страдальческие выражения лиц, движения рук и ног, содрогающееся и трясущееся тело. К счастью, их рассказы содержали и позитивные впечатления: осторожность обращения, теплые объятия, слезы радости, лучезарные улыбки и неразрывные связи.

Для большинства малышей начало родов сопровождалось неприятным путешествием в больницу, давлением на головку во время сидения матери в машине. События в больнице запоминались как ряд перемещений мамы в кресло и из кресла, в кровати, по комнате, встречи с акушерками и докторами. Малыши проявляли беспокойство, когда папы отсутствовали, наблюдали, нервничает ли мама или спокойна, и оценивали отношение и поведение акушеров.

Первые сокращения матки сигнализируют матери о начале родов и одновременно являются сигналом для внутреннего "пассажира" о предстоящих жизненных переменах. Сначала малыши переносят мышечные сокращения как "давящие волны", "пульсации", или "как будто ты на корабле в бушующем море". По мере усиления схватки определяются как серьезные и ведут к новым движениям, давлению, положению и поворотам. Эта непреодолимая сила описывается как "всплеск энергии", "река" или "волна во время прилива". Если роды слишком быстрые, они происходят так, "как будто скользишь по склону вперед головой — и шлеп\" — сказала Диана. Аннета родилась слишком быстро и проскользнула мимо рук доктора. Мы случайно обнаружили это, когда исследовали ее страх перед полетами.

Гленда

Еду в больницу в машине. На сиденье, внутри моей мамы. Моя голова сжата.

Папы там нет. Я чувствую себя некомфортно. Моя мама сходит с ума. Она не хотела, чтобы я была здесь. Это все кажется безумием! Это будет счастливое время.

Тереза

Темно… Я ощущаю резкий прилив энергии. Я чувствую себя напряженной; много энергии! Каждый мускул напряжен, но я никуда не двигаюсь. Я просто остаюсь здесь…

Я беспокойна. Становится светлее, и у меня начинает болеть голова. У меня такое ощущение, будто я готова взорваться! Я чувствую, что все устремляется в мою голову.

Я чувствую себя больше внизу, чем вверху; я не знаю, как описать это. Я чувствую, будто нахожусь в скользящей лодке, и кровь бросается мне в голову…

Марианне кажется, что она сопротивляется рождению. Она говорит, что не была готова к этому и не стала продвигаться вперед. Тем не менее она обнаружила, что ее захватывает "приливная волна", которой невозможно сопротивляться.

Марианна

Они сказали, что пришло время рождаться. Я чувствую давление, но не хочу рождаться. Я еще не готова. Я сейчас собираюсь подождать, ведь внутри мне намного лучше.

Теперь они приходят все быстрее и быстрее; эта дорога, та дорога. О, они становятся сильнее! Они выталкивают, выталкивают, выталкивают меня наружу. Я хочу остаться здесь, где нахожусь, но они настаивают.

Это похоже на приливную волну… Я чувствую, что меня захватывает приливной волной. Когда она приходит, я догадываюсь, что должна идти тоже… О-о, приливная волна приходит снова.

Я еще не готова. Она выталкивает, выталкивает. Я останусь прямо здесь, я не хочу куда-то идти, но я должна…

Ой-ой, они надевают перчатки. Они хватают меня. Ой, ради Бога, гррр, вот это было сжатие!

Они держат мою голову, но осторожно; они были осторожны. И они говорят: "Ты просто лежи здесь спокойно" — и заворачивают меня во что-то.

Когда роды заканчиваются и малыши уже дышат самостоятельно, они обретают опыт новых чувств, эмоций, впечатления от людей и местонахождения. Придя из экстремально замкнутого пространства, буквально "соприкасаясь со всеми стенками", они иногда жалуются на чувство "потери пространства". Одному мальчику родильная комната показалась "беспорядочной, приводящей в замешательство".

Все малыши жалуются на яркий свет, холодную комнату и инструменты, шум, грубое прикосновение к их чувствительной коже и на всю медицинскую рутину, включая шлепки, уколы, глазные капли, твердые чаши весов, когда их держат высоко в воздухе и прикасаются незнакомые люди.

Малыши не любят акушерские щипцы, иногда боятся инкубаторов (кюве-зов) и думают, что маски, которые носят доктора и акушерки, делают их похожими на "инопланетян". Они энергично возражают против пересечения пуповины не потому, что это причиняет боль, а из-за тревоги по поводу того, как и когда разрывается эта жизненная связь.

Малыши выражают удовольствие и благодарность за хорошее и осторожное обращение, за добрые слова от акушерок и докторов. Кроме того, они благодарят за непосредственный контакт с их матерями после родов.

Мэри

Доктор держит меня, и я смотрю на мою маму. Я рада видеть ее, и она рада видеть меня… Она выглядит симпатичной. Она вся потная и измотанная, но выглядит молодой и хорошей. Она чувствует себя хорошо, улыбается. Это счастливый момент.

Я слышу, как кто-то говорит: "Это моя девочка". Я чувствую мою маму, она всегда говорит мне, что я хорошая девочка. Она счастлива со мной и довольна мной.

Доктор беседует, отдает приказы людям, велит им перерезать то, сделать это… У него хороший голос; он хороший доктор, пожилой мужчина. Он очень осторожен.

Скотт

Я немного испугался всех этих людей. Это ново; я не привык к этому… Я хотел бы уйти из родильной комнаты. Мне не нравится, потому что здесь много людей и яркий свет.

Все, что меня окружает, кажется мне опасным и ненадежным… Здесь так много открытого пространства! Я предпочел бы меньшую и более удобную комнату.

Марсия

Я чувствую, что меня вытаскивают (вначале голову), задыхаюсь от воздуха. Кто-то обрывает пуповину. Затем странное и совершенно неожиданное ощущение от пребывания высоко в воздухе, где я болтаю и двигаю руками. Это подобно большому открытому пространству; это пугает. Мне не нравится вид людей с масками, закрывающими их лица. Я продолжаю смотреть на их маски. Моя мама — единственная, кто нормально выглядит в этой комнате!

Все мне чуждо. У меня ощущение, будто я не знаю, что делать. Пространство подавляет!

Я хочу назад, к маме.

Когда они вытянули меня наружу, я почувствовала себя перевернутой вверх ногами. Кто-то ударил меня по попе. Я начала кричать, и они пере вернули меня опять так, как надо. Мне совсем не понравилось находиться вверх ногами!

Они положили меня на стол — какой-то странный и очень чужой. Я почувствовала, что мне не следовало быть здесь. Кто-то вытирает меня. Все было новым и смешным. Они положили меня на стол на спину; я чувствовала себя странно.

Борьба…

Наиболее распространенная жалоба новорожденных состояла в том, что их отделяют от матерей.

Анита

Свет, яркий свет. И человек в маске и смешной шляпе. На нем перчатки, на ощупь они смешные.

Свет слишком яркий для моих глаз. Я двигаю руками. А теперь мои ноги снаружи и я плачу.

Они протягивают меня какой-то женщине. Холодно.

Все окружающее такое новое и это пугает. Я не могу слышать мою маму. Я не могу чувствовать мою маму; это пугает.

Затем я почувствовала мою маму. Не так, как раньше, но это была она — только на секунду. И они унесли меня.

Меня принесли в комнату и положили. Свет был очень, очень яркий. Они почистили меня, вытерли.

…Затем они положили меня на что-то вроде кровати.

Перед тем, как они положили меня на весы, было действительно холодно. Я плакала, но они не обращали внимания. Они делали свою работу…

Я была в заблуждении насчет того, что происходит! Я думала, что они нехорошие. Я хотела к моей маме. Я не могу видеть ее.

Они оставили меня одну…

Тереза

Кто-то увозит ее (маму). Я не понимаю, почему они это делают, я чувствую, что остаюсь совсем одна с ними в большой комнате.

Она ушла. Они забрали ее. Это безумие! Кажется, это так глупо. Я не понимаю, почему она не могла остаться…

Следующие очевидцы, Линн и Эмилия, жалуются на уколы иглами и глазные капли.

Линн

Акушерка в белой шляпе входит, поднимает меня и возвращает меня обратно. Она несет меня к столу и разворачивает одеяло. О, это приятно!

Затем она моет меня. Это немного холодно.

Иголка причиняет боль. Она протирает меня спиртом и вкалывает иголку мне в попу.

Она улыбается и беседует, очень быстро и умело. Она меняет подкладки и снова заворачивает меня в одеяло. Мне это не нравится. Это должно было произойти. Она поднимает меня и снова уносит.

Эмилия

По-моему, здесь так холодно, и моя голова все еще болит. Они смеются, потому что я плачу.

И голос моей мамы восклицает. Она говорит, что хотела девочку.

Она хочет увидеть меня… Она видит родимое пятно на моей ноге и говорит: "Все правильно, она моя; у нее на ноге моя отметина!"

За редким исключением, малыши чувствовали себя несчастными и одинокими, когда их помещали в детскую комнату. Один ребенок говорил: "Вокруг не было никого, кому бы я был нужен. Я чувствовал себя покинутым". Другие сбиты с толку, поставлены в тупик, им скучно или они даже в ярости. Горе является преобладающей эмоцией. Она заразительна, и другие малыши часто вопят в один голос, хором!

Малыши жалуются, что их туго заворачивают, хотя они хотят двигаться, насильно кладут на спину, хотя они хотят лежать на животе, их заставляют ждать кормления, тогда как они уже проголодались.

У них начинаются головные боли, боли в ушах, ножки становятся холодными, появляются зависть, гнев или депрессия. Некоторые спасаются от жестокой реальности грезами наяву. Сандра, уставшая от "штормового моря" в течение девяти месяцев, хочет дать понять акушеркам, через что она прошла, но, к сожалению, не может привлечь их внимание.

Для Хелен маленький детский город был райским местом благодаря счастливой медсестре — поющей, воркующей и любящей няньке. Зимний снегопад помешал ее матери уехать домой на отдаленную ферму, и поэтому Хелен имела удовольствие провести несколько недель в этом особом окружении.

У Хелен поющая няня

Вот комната, и в ней няня. На ней бело-голубое платье и большая шляпа с крылышками, выступающими по сторонам.

Это детская сестра. Она то напевает, то воркует про себя. Она любит детей. Здесь только два других малыша и много пустых люлек.

Здесь удобно. Я здесь недавно, но кажется, что я принадлежу этому месту. Она к нам очень добра.

Я ей нравлюсь. Я здоровая, сильная малышка. Я больше, чем другие, и за мной легче ухаживать.

Я все смотрю на няню. Она так счастлива все это время! Я могу сказать, что она действительно любит нас. Она делает все: содержит нас в чистоте, кормит нас.

Приятно, когда она тебя держит, мягко и тепло. Кормление для нее — не обычная работа, а удовольствие. Она разговаривает с нами и напевает. Никогда не торопится. Как будто мы принадлежим ей.

Это очень спокойное время.

Сандра

Я в детской. Медсестры рядом с другими малышами. Я чувствую себя разочарованной, так они не знают, через что я прошла. Они просто игнорируют меня.

Я прошла через что-то очень неприятное и длительное. Они не понимают этого. Я думаю, если бы они знали, это помогло бы.

Они были дружелюбны, но не стали проводить со мной много времени. Пять или шесть медсестер долго суетились около одного малыша. А на меня они просто не обращают внимания.

Мне холодно. Я размышляю, что во мне не так, что сделать, чтобы привлечь их внимание. Но я думаю, что они не хотят обращать на меня внимание, они не считают меня важной.

Я продолжаю смотреть на медсестер, собравшихся вокруг одной кровати. Тот малыш, должно быть, действительно нечто! Они все стоят вокруг, наклонив головы, и наблюдают за малышом.

Им так интересно смотреть на этого малыша!

Я постоянно чувствую себя покинутой. (Вздох)

Для Дии и Бренды время в детской означает одиночество, скуку и депрессию.

Дия

Меня кладут в маленькую кроватку. У меня ощущение, будто меня оставили одну…

Мне плохо, потому что никто не держит меня, и я сама по себе. Все кажется таким большим. Я чувствую себя такой маленькой. Я сама по себе…

Бренда

Я ничего не могу видеть. И никого не могу слышать. Я просто лежу здесь без сна. Я лежу здесь давно-давно и жду чего-то. Жду… и ничего не случается. Это очень скучно… Все так спокойно и так одиноко. Неприятно чувствовать себя одинокой.

Для малышей, у которых было сложное рождение и о здоровье которых серьезно беспокоились, детская — даже более беспокойное место. Лишенные постоянной и индивидуальной заботы, которую они получили бы от своих матерей, они чувствуют себя тревожно. Коллективная забота означает, что их оставляют на руках у незнакомых людей, которые входят и выходят из комнаты. Они должны заботиться о многих малышах, уделяют каждому лишь обычное внимание и могут не ответить на настоятельные призывы о помощи. Им нужна уверенность, которую может обеспечить только мать.

Джеффри, у которого были проблемы с дыханием, описывает свое затруднительное положение в детской. Он с точностью объясняет, как его разум и эмоции повлияли на физическое состояние. Он говорит уверенно.

Джеффри

Когда меня держат на руках, я чувствую себя в безопасности, уверенно и удовлетворенно. Одному мне страшно, и я слишком раним.

У меня большие проблемы с дыханием, иногда боли; в основном родовое дыхание. Я должен работать с дыханием… Иногда становилось очень трудно дышать.

Страх в это время был всеохватывающий.

Я знал: что-то было не так… Раза два дышать становилось очень трудно, и не было никого, кто бы поддержал меня.

Когда тяжело дышать, очень помогает, когда тебя держат. Это спасает от страха, а затем помогает дыханию… Когда никого рядом нет, дыхание становится очень тяжелым. Мне кажется, это длилось долго, и чем дольше это продолжается, тем больше я боюсь.

Джеки и Сэнди переживают эмоционально, боятся, что о них не будут заботиться. Уход, в котором они нуждались, совсем не такой, что обеспечивает медицинский персонал.

Джеки

Они принесли меня в большую комнату и положили в маленькую коробку, дали мне что-то коричневое — витамины или что-то в этом роде — и закапали это в мои глаза. Они посмотрели в мои уши и оставили меня там. Я была напугана. Я была сама по себе.

Сэнди

Я в маленькой кроватке. Мне холодно, и болит затылок. Я одинока, нервничаю, дрожу. У меня ощущение, что меня бросили. Они оставили меня в детской одну.

Папам хорошо известно, что составной частью родильных домов является обычное стеклянное окно в детской, которое защищает новорожденных от окружающего мира (включая пап). У Аннетты и Мэри при виде их отцов через окно возникали противоположные чувства. У Мэри с ее папой был счастливый взаимообмен, в то время как у Аннетты создалось впечатление, что она оказалась "не того" пола.

Мэри

(Мой папа) действительно глупый. Он ухмыляется. Он и в самом деле глупый. Он в восторге и ухмыляется. Он снаружи, в другой комнате, смотрит через стекло.

Я вижу его впервые. Он выглядит, как обезьяна! Он — в восторге.

Затем он пытается поддержать меня. Он счастлив. (Хихикает). Я тоже счастлива.

Аннета

Я в больнице, в детской. Я на руках у няни. Она держит меня и показывает моему папе, что у него родилась маленькая девочка.

Гм, я должна была быть маленьким мальчиком! Мой папа был очень расстроен. Я должна была быть Гордоном. Они перебрали все имена. А теперь они должны были быстро придумать имя для девочки.

Он знал, что у него будет мальчик. Он был в этом уверен.

После уединения в детской возвращение к матери для большинства малышей приносит облегчение. Они знают, что будут с ней, но чувствуют, что через короткое время их снова заберут, как было после рождения. Они собираются с силами для повторения ранее пережитого. Счастливый или несчастливый характер воссоединения зависит от отношения обоих — матери и ребенка.

Сьюзен негодует

Они принесли меня к моей маме. Она была действительно рада. Она подняла меня и взяла на руки. Мне было хорошо, но я злилась на нее. Она была действительно счастлива, но меня это больше не волновало. Она бросила меня. Я была сердита на нее.

Когда она держала меня на руках и мне становилось с ней тепло, я забывала, какой сердитой я была.

Джеки

Мы вместе в ее комнате, она держит меня на руках и кормит. Мне это нравится. Я чувствую себя в безопасности. Она разговаривает со мной. Она произносит мое имя. Она говорит мне, что я ей нравлюсь и я симпатичная. Затем они снова меня уносят.

Маме Даны был 21 год. Она не была подготовлена к материнству и явно нервничала. Однако она старалась, как могла, и ее любовь проявилась.

Дана поняла свою маму

Она держит меня на руках, на мне белое одеяло. Она смотрит на меня, прикасается ко мне. Я чувствую себя в безопасности у нее на руках, мне тепло. Мне лучше… я не в закрытой коробке. Я становлюсь спокойнее.

Она нервничала из-за того, как держать меня. Она не знала, правильно ли держит меня. Она казалась напряженной, но радостной и счастливой. Она постоянно меняла стороны, когда держала меня…

Я вижу ее окруженную подушками в больничной кровати. Она сидит и кормит меня (из бутылочки). Это невкусно, но хорошо. По вкусу напоминает витамины…

Я сплю спокойно. Удобно.

Нэнси

Первое молоко было грудное. И оно было очень плохое! В нем был привкус гнева. У него был раздражающий, горький вкус… Это потому, что никто не любил меня. Никто не хотел меня.

Воссоединение Эмилии с мамой после родов сопровождалось посещением папы. Пока малышка слушала разговор родителей, она ощущала себя больше объектом, чем человеком, и не была уверена, что она им очень нравится.

Эмилия

Вроде я в той же комнате (с ней). Я могу слышать ее голос, а потом голос моего папы. Они возбужденно беседуют о родах.

Затем он подходит и смотрит на меня. Но не берет меня. Он просто тыкает в меня пальцем. Он говорит что-то глупое, типа "У-тю-тю".

Он не знает, что я человек. Я вещь по имени малышка. Он говорит: "Таковы все малыши; эта была достаточно трудной". Я не думаю, что я была такой трудной.

Я не думаю, что мне очень нравятся эти люди. От них у меня болит голова… Они не думают, что я человек. Я знаю, что я есть.

Глава 10. Ловушки

Рождение ребенка и семейные отношения порой сопровождаются таким всплеском чувств, что люди произносят слова, которые позднее хотели бы взять обратно. Мужья обвиняют жен, жены винят мужей, оба могут обвинять малыша, а чувствительные дети иногда могут винить самих себя. Эти обвинения иллюзорны и иррациональны, но тем не менее причиняют боль. Это лишь одна из эмоциональных "ловушек" рождения.

Подобно проблемам начала школьной жизни, ухода из дома в 18 лет или ухода на пенсию в 65 лет, рождение ребенка имеет свою долю риска. Мрачные переживания во время этого деликатного периода могут оставить пагубные отпечатки, "метки родов", которые носят скорее психологический, чем физический характер.

Пока существовало предположение, что у новорожденных детей нет эмоций, нет развитых чувств, нет мыслей, проблема родовой травмы казалась необоснованной и привлекала мало внимания. Теперь, когда стало известно, что малыши разумные, чувствительные существа, их умственную и эмоциональную уязвимость необходимо пересмотреть.

Не каждые роды являются счастливыми сами по себе. Из-за бесчувственного отношения к новорожденному как к человеку доктора, акушерки и родители могут испортить это событие бездумной насмешкой, критикой или ужасными предсказаниями относительно внешности и будущего малыша. Психотерапевты могут рассказать вам, как часто такие необоснованные и глупые замечания оборачиваются патогенными факторами, буквально вызывающими болезнь. Подобно тому, как беременные женщины должны избегать контакта с химическими тератогенами, которые являются причиной врожденных пороков тела ребенка, они должны избегать и психологических тератогенов, засоряющих разум детей.

Родители могут оставить эмоциональные шрамы у своих отпрысков с помощью угроз, отвержения, грубых замечаний, которые сами по себе свидетельствуют о неразрешенных личных проблемах и разногласиях. Беременность — это идеальное время для лечения своего тела, разума и духа, чтобы эти проблемы были полностью решены до родоразрешения. Проблемы, оставшиеся неразрешенными, могут сразу причинить страдания малышу и испортить семейные взаимоотношения на последующие годы.

Для некоторых новорожденных первая встреча с матерью, отцом, братьями и сестрами и другими родственниками опасна. Окружающая среда, в которой они себя обнаруживают, порождает страх, гнев, депрессию или стыд. Даже внутри матки малыши могут слышать "грохот" семейных стычек. Вне матки они должны научиться мириться с несчастливыми родителями, с родственниками, настроенными агрессивно, ревнивыми братьями и сестрами и бездушным медицинским персоналом.

Для малышей очень важно, что чувствуют мамы в глубине души, что они говорят и делают. Если им не хватает эмоциональной поддержки, это означает, что матери не могут дать своим малышам достаточно любви, как и молока, а это не способствует появлению у ребенка стремления быть с матерью. В какие-то несчастливые моменты родители могут неосторожно дать выход ужасным чувствам, которые не управляются ни разумом, ни самообладанием, а в это время малыши напряженно слушают.

Приведенные ниже рассказы должны предостеречь вас от вреда, который вы можете причинить своему ребенку различными формами его отвержения при рождении. Ширли отвергнута, так как она "не того" пола, — жалоба, которую предъявляли мне некоторые родители. Отверженность, с которой столкнулись Гленда и Дэвид, еще хуже — они оказались нежеланными детьми. В результате оба чувствуют себя разочарованными и грустными. Если бы их матери осознали, как проницательны новорожденные, возможно, они нашли бы способ дать своим малышам лучший старт в жизни.

Ширли

Она хотела мальчика. Это первое место, куда она посмотрела. Она хотела знать, мальчик я или девочка. Она хотела мальчика; она плачет.

Она даже не хотела брать меня на руки. Вошел мужчина, он взял меня на руки. Он улыбается, похоже, он счастлив. Она не хотела, чтобы я была рядом с ней в кровати. Он начинает укладывать меня. Она сказала "нет", и он положил меня в люльку. (Она сказала): "Нет… я не хочу, чтобы она была здесь". Я чувствую себя уязвленной. И я голодна.

Он рассердился на нее, ушел из комнаты и хлопнул дверью. Она плакала и плакала. Мне стало ее жалко. Я голодна. Я начинаю плакать. Мужчина вернулся с другой женщиной… У нее было молоко и еда для меня, и она покормила меня. Она нянчила меня. Мне было тепло и уютно. Она кормила меня много раз… Она положила меня обратно в колыбельку, и я уснула.

Гленда

Медсестра (держит меня). Теперь доктор. Я хорошая девочка, действительно хорошая девочка, говорит доктор. Я здесь! Хорошо быть здесь, хорошо быть снаружи. Доктор тоже счастлив; все кажутся счастливыми.

(Моя мама) говорит: "Я не могу держать это". Я не "это"! Я красивая девочка! (Начинает всхлипывать.) Она все еще не хочет меня. Она не любит меня. Она ненавидит меня… Она говорила мне. И она не хотела держать меня. (Продолжает плакать.) А я была такой счастливой!

Мне грустно. Она не любит меня. Она не хочет держать меня. Мне холодно и одиноко… (Шепотом) Я буду лежать очень тихо, тогда они не узнают, что я здесь. Я бы хотела остаться одна, чтобы погрустить.

Во время рождения Дэвида атмосфера была натянутой и безмолвной — больше похоже было на похороны, как он сказал позднее. Все было очень по-деловому. При рождении его определили на усыновление. Никто не был счастлив его видеть.

Дэвид

Какой-то человек взял меня за ногу; он обхватил рукой мою голень.

Кто-то сказал: "Это мальчик"… За доктором стоит мужчина в деловом костюме, поверх которого надет больничный халат и шапочка, на лице маска.

Очень тихо. В этой комнате нерадостно. Мне кажется, что никто не рад меня видеть.

Доктор держал меня одной рукой за ноги. Было хорошо, когда он поддел меня рукой, чтобы положить. Это было первым знаком того, что кто-то обо мне заботится.

Мое лицо вытирают. Теперь он осматривает меня всего, засунул палец мне в рот…

В комнате полное безмолвие, как будто здесь находится смерть. Родильная комната не похожа на то, что я ожидал. Я думал, что все будут очень довольными и счастливыми. Вместо этого все по-деловому. И в этой комнате совсем нет ощущения счастья.

"Короткая беседа" иногда может приобрести большое значение. В случае с Хелен и Брендой то, что казалось легкой беседой между доктором и мамой относительно "содержания" ребенка, тяжелым воспоминанием запало в мозг ребенка.

Хелен

Я в ее комнате в больнице. Здесь доктор. Высокий, худой мужчина; он разговаривает с ней. Она не хочет меня. Я не мальчик.

Он сказал, что взял бы меня (к себе) домой, если она не хочет меня. Я "красивая, здоровая малышка". Если она не хочет меня, а он хочет, я бы лучше осталась с ним.

Она действительно разочарована. Я ничего не могла поделать! Мой папа будет разочарован, когда придет, так как он тоже хотел мальчика; он всегда много об этом говорил. Ему нужна помощь на ранчо…

Мне не нравится быть здесь с моей мамой… Доктор стоит около кровати. Я хочу назад к няне. Мне это больше нравится. Няню не волнует, мальчик я или девочка. Она всех нас любит.

Бренда

Моя мама держит меня в своей кровати. Доктор входит навестить ее, весь занятой и суетливый. "Как вы решили, вы оставите ее?" — спрашивает он. "Я полагаю, что теперь мы должны это сделать, не правда ли?" — говорит она.

Все запутано. Вы считаете, они не хотели меня?

Доктор говорит: "Вы не можете отослать ее обратно".

Это толстый доктор. Он щиплет меня и обращается со мной грубо. Я плачу, а он не обращает внимания. Мне он не нравится, он противный!

Мама ему улыбается. Интересно, на чьей она стороне?

Доктор говорит: "Я всегда здесь" — и протягивает меня, всю взъерошенную, обратно.

Приходя в этот мир, некоторые малыши оказываются на поле семейных стычек, исход которых слишком неопределенный. У малышки Сандры мама — подросток, которая ведет безуспешную борьбу за то, чтобы оставить ребенка. Борьба иссушила запас молока. Мама Марии, тоже подросток, кричит, потому что ее ребенка забирают до того, как она оказалась к этому готова. Малышка хочет, чтобы все было спокойно. Встречи и расставанья перемешались. В семье Джеки враждебность исходит от отца, который кричит о затратах на роды. В семье Фзй опасность исходит от ее сестер.

Сандра

Время кормления, но никого нет. Нет молока. Я голодна… но нет молока. Я терплю и терплю, но ничего нет. Мне обидно. Мама не любит меня и не дает молока…

Все белое, кроме мамы, она хорошая и розовая. Она прижимает меня к себе, теплая и ласковая. Я слева от нее, близко прижата. Она говорит: "Ты симпатичная маленькая малышка!" Она говорит мне, что у меня сморщенный нос и лицо. Она думает, что это красиво. Она целует мои пальчики и смотрит на пуговку у меня на животе…

Тихо. Она плачет. Она хотела, чтобы папа тоже был с нами. Мама боится и плачет. "Я не знаю, как заботиться о ребенке. Бедный ребенок!"

Только слезы… "Я не знаю, как заботиться о ребенке! (Тетя) Маргарет хочет забрать ее. Я не хочу, чтобы Маргарет забирала моего ребенка. Я спрячусь".

Мама боится Маргарет. Маргарет заберет меня, если сможет. "Мы не можем убежать. Некуда бежать, и некому помочь нам".

Не было больше тепла и уюта. Я боюсь, что она покинет меня. Я не хочу, чтобы она уходила. Я хочу, чтобы снова было уютно. Я хочу, чтобы меня снова взяли на руки.

Мама говорит: "Они не выиграют. Они не возьмут мою малышку, не могут забрать мою малышку. Черта с два они получат ее! Ее (будут) снова звать Сандра, а не Барбара. Я сделаю так, как я захочу!".

Я хочу маму. Я не хочу, чтобы мама плакала. Когда мама плачет, я несчастна.

"Я хочу оставить ее…" Мама обнимает меня. "Мы справимся с этим. Будет трудно".

Затем вошла медсестра. Я очень хочу спать. Время кормления закончилось. Не было молока.

Мария

Я не помню никаких других малышей. Это была не больница, а дом для девушек, у которых не было мужа…

Моя мама кричала, потому что она не хотела, чтобы меня забрали. Я хотела что-то сказать, но не могла.

Я плакала, так как не понимала, что происходит. Я хотела, чтобы все осталось спокойно и тепло. Я хотела, чтобы они положили меня обратно, где взяли.

Я думаю, что я в родильной комнате. Я слышала, как моя мама сказала: "Я люблю тебя… Я хочу тебя". Я не могла ничего сказать. Я была расстроена, потому что хотела сказать: "Я понимаю" или "Я тоже тебя люблю.

Думаю, что она кричала и плакала: "Не забирайте ее пока". Но я не могла ничего сказать. Я не знала как. Я хотела сказать ей, что все в порядке, что я люблю ее, несмотря ни на что, и что я попытаюсь снова ее увидеть. Но я никогда ее не видела. Я жила с кем-то другим.

И я хотела знать о том, что с ней случилось, но никогда не узнала. (Позднее) они рассказали мне немного о ней, но в основном то, что она была просто красивая, любила музыку и была слишком свободна с мужчинами. Они сказали, что она была проститутка, и еще много плохого. Но это была неправда; они просто так думали.

Джеки

Они внесли меня к моей маме, и она надела на меня мою одежду. Она взяла меня на руки. Вошла моя бабушка, а потом мы вышли наружу.

Было холодно. Я была завернута в одеяла.

Потом там был мой папа. Я не знала, что происходит. Мой папа был вне себя из-за денег и стерео. Он сказал, что на стольких детей у него не хватит денег. Почему она родила еще одного ребенка! Они не могли себе этого позволить. Он не хотел меня.

Я была сконфужена. Он кричал. Это напугало меня. Моя мама держала меня очень крепко.

Он сказал, что у него нет денег. Он должен был заложить стерео, чтобы мама вышла из больницы.

Фэй

Я с трудом могу в это поверить! Похоже, я еду домой из больницы на руках у моей мамы.

Я внизу в нашей квартире, в доме моих дедушки и бабушки. Я приехала домой из больницы в машине. Я только что вошла в дверь, и мои сестры подошли посмотреть на меня. Они сказали: "Ой, фу! Вся красная и сморщенная. Мы не хотим это".

С самого начала я почувствовала, что мне не рады. Я чувствовала, будто я вторглась без спроса. (Я не помню, чтобы чувствовала себя когда-нибудь иначе.)

Сейчас я лежу в колыбельке, и мои сестры, облокотившись на нее, говорят мне, что они не хотят меня, что у меня нет права здесь находиться и что я испортила им всю жизнь!

Рождение — переходное время удивительной сложности, когда у всех его участников может появиться страх. Страх родителей или медиков-профессионалов может легко распространиться на ребенка. Родовые воспоминания, выявленные под гипнозом, указывают, что дети пугаются, когда появляются проблемы со снабжением кровью и кислородом. Малыши паникуют, когда пуповина прижата или обвивается вокруг шеи. Они знают, когда они теряют сознание, и боятся того, что может произойти.

Некоторые малыши выражают страх, что они будут раздавлены намертво, их голову раздавит или "оторвет" доктор. Другие боятся родильных комнат в больнице, шприцов или инкубаторов. Они боятся, когда их оставляют с незнакомыми людьми, разлучают с мамой и отправляют некормленными и без присмотра в детскую.

Малышка Тельма была взволнована беседой между докторами и медсестрами. У нее были проблемы с дыханием, и она случайно услышала, как медики говорили, что они боятся ее "потерять". Из этого она решила, что быть одной опасно. Через 30 лет, когда она пришла ко мне на психотерапию, этот страх все еще не отпускал ее. Во время гипноза Тельма медленно осознала пугающие слова о своем состоянии, которые она нечаянно услышала, но не хотела их вспоминать. Когда она, наконец, была готова к этому, вот что она воспроизвела.

Телма

Я больна. Мне больно… (в) груди. Я не могу как следует дышать. Просто там лежу (одна). Я напугана. У меня пневмония.

Медсестра говорит: "Все в порядке". Она смотрит вниз, на меня, прикасается к моей голове. Мне лучше. Я расслабляюсь…

Они обеспокоены, (говорят), что я больна. Должны наблюдать, чтобы убедиться, что не станет хуже. Они собираются кого-то здесь оставить. Они могли потерять меня. Это то, что они сказали.

Я напугана. Я не хочу уходить. Я не очень долго здесь побыла. Я немного…

У Мэксайн, так же, как и у Тельмы, появляется страх, после того как она слышала разговор взрослых, в данном случае ее мамы. Каким-то образом уловив опасность в странных материнских словах, она очень ее невзлюбила.

Мэксайн

Теперь я родилась. Мне это совсем не понравилось. Было столько суматохи вокруг, со всех сторон. Просто больше не было покоя. Я думаю, с тех пор мне больше не было так спокойно! Все перевернулось.

Мне кажется, я не должна этого говорить, но, пожалуй, я ненавидела мою мать. Я возненавидела ее с того самого момента, как родилась. Постоянная болтовня и суматоха. Я не могла угодить ей.

Она сказала мне: "Почему ты здесь? Я не знаю, как заботиться о тебе". Я все еще слышу, как она говорит: "Ты нехорошая", — а я просто не понимаю. Я ничего плохого не сделала.

Правда, потом она сказала, что любит меня, но ведь говорила и такое. Одну минуту она была добрая, а другую — нет. Она была очень эмоциональной.

Там была медсестра, и я ей нравилась. И могу сказать, что моему папе я нравилась. Моему брату даже нравилось, что я появилась. Он пришел взглянуть на меня и привел других детей посмотреть на меня. Доктор Т. был добрый… Мне он тоже нравился.

Но меня не принимала моя мать. Когда я родилась, моя мама сказала, что я мальчик! Все сказали, что я девочка… Затем вошел мой папа, и моя мама сказала ему, что я мальчик. Я не знала, что и думать. Для меня все это было слишком запутанно. Мне было тяжело приспособиться к этому миру…

Джек ужасно напуган и громко протестует из-за того, как с ним обращаются в родильной комнате, но еще более сильный страх появляется тогда, когда к нему впервые прикасается его мать. Что-то не так. Он чувствует, что его любят не за то, что он есть, а как средство сохранить брак. Он страшится будущего.

Джек

В родильной комнате слишком яркий свет. Я кричу. Я напуган. Холодно, и я четко осознаю, что меня держат вверх ногами. Я пытаюсь выправиться. Тупой, проклятый доктор! Хлопает меня и держит меня в таком положении!

Когда я родился, я был самонадеян. Я ощутил удивительную мудрость, когда меня держали за ноги, но и замешательство оттого, что единственное, что я могу сделать, это кричать. Доктор обрабатывает меня, пуповину и т. п.

Мама тянется ко мне и берет меня на руки. Но это прикосновение без прикосновения. Ко мне прикасаются, но и не прикасаются. Держат, но не ласкают. Я осознал это, когда впервые приблизился к маминой груди. Это было похоже на "Вот и мы; это будет долгая волокита".

Предполагалось, что я решу их (родителей) проблемы, сведу их вместе. Предполагалось, что я сделаю их жизнь красивой, но все, что я сделал, лишь осложнило ее.

Я был у них темой для обсуждения.

Это случилось по дороге домой из больницы, когда Джуди почувствовала, что дела дома не совсем в порядке. Там ждали неприятностей и проблем. Она знала, что ее мама волновалась за других детей в семье.

Джуди

Похоже, очень ярко и солнечно. Мы долго едем в машине. Я сижу на переднем сиденье на руках у мамы.

Я думаю, что она не хочет ехать домой. Кто-то там будет; мне кажется, родственники… Там не будет мира и спокойствия, когда мы туда приедем. Я просто это чувствую.

Мама держит руку над лицом и выглядывает из окна. (Обеспокоенно). Я просто не знаю, что произойдет.

Думаю, что мне лучше уснуть. Я лучше не буду никого беспокоить; я лучше буду хорошей малышкой.

Мои брат и сестра немного рассержены, и это будет ужасно. Они нехорошие. Я знаю, они нехорошие. Я чувствую, что они что-то сделают при первом удобном случае. (Тяжело вздыхает.)

Я тоже не хочу ехать домой. Там будут неприятности, а я слишком мала (чтобы держать семью в мире).

Как психолог, помогающий людям найти источник их беспокойства, я часто бывал свидетелем того, какое длительное действие оказывал ущерб, причиненный недальновидными замечаниями, сделанными во время родов. В то время как замечания, сделанные в любое другое время, нужно рассматривать в широком контексте, слова, сказанные во время чьего-то рождения, оказывают необычайно сильное действие. Критические реплики, которые можно легко выкинуть из головы в любое другое время жизни, поражают, как удары молнии, и отпечатываются в разуме малыша. Результат — болезнь и страдания, которые позднее потребуют многих лет лечения.

Ниже приводятся примеры замечаний, сделанных моим клиентам во время рождения. Все они оказались опасными для умственного и физического здоровья и потребовали впоследствии нескольких этапов лечения.

Доктор — медсестрам: "Уф, этот, похоже, болезненный".

Медсестра — одному из родителей: "Мы сделаем все, что в наших силах, но ничего не можем гарантировать".

Доктор — медсестрам: "Посмотрите на нее! Нам повезло, что она вообще родилась, учитывая, что все так плохо".

Медсестра — медсестре: "Другая девочка. Она доходяга".

Отец медсестре: "С ней уж ладно. Позаботьтесь о матери".

Мать — соседке по больничной палате: "Посмотри на ее волосатые уши".

Мать — доктору, взволнованно: "Что у нее с головой?"

Мать — доктору: "Почему вы просто не обмотали пуповину вокруг ее шеи и не задушили ее?" (Не удивительно, что ее дочь сказала, как ненавидела свою мать с самого первого дня рождения).

Ида

Они думали, что я безобразный ребенок. Все родственники высказали мнение по этому поводу. Все согласились. Они привыкли посмеиваться над моими глазами, потому что они смотрели пристально. Они говорили, что я постоянно смотрю, как лягушка, поскольку я открывала их широко, как будто чего-то боялась.

Опыт, приобретенный маленьким Стюартом, дает нам возможность изнутри взглянуть на то, как во время схваток и родов возникают негативные предположения. По мере того, как роды принимали все более сложный оборот, доктор позволял себе ругательства, обвинения, сарказм и насмешки. Произнесенные во время смертельной опасности и дистресса, его слова имели огромное влияние на Стюарта.

Стюарт

Я застрял! Я не могу двигать плечами. Доктор тянет меня за голову.

Болит челюсть; он давит на нее и тянет. О, мой рот! Он тянет все сильнее и сильнее. Эта тяга становится все больнее и больнее…

Больно, больно… Я чувствую, что мои плечи так сжаты, а доктор тащит, и я не могу выйти!

Он кричит на меня и тянет… "Тужься! — кричит он. — Тужься! Тужься!"

Все постепенно немеет.

Он тянет за мое правое плечо, пытаясь освободить руку. Он использует свои руки, как тиски, чтобы вытащить меня.

Я чувствую полное онемение. Мне кажется, что все мои кости сломаются, так я стиснут!

Выход настолько велик, насколько возможно, и моя мама кричит и тужится. Она совсем не расслаблена. Она зажата, и я зажат. И доктор действительно злится, потому что я не выхожу, как предполагалось.

А он все сильнее тянет за мое правое плечо. Меня схватили! Затем он тянет меня за голову. Он обхватывает меня за челюсть и сзади за шею и тянет то вперед, то назад, как бы раскачивая, тянет меня в одну сторону и затем в другую, пытаясь сначала освободить одно плечо.

Он торопится. Он говорит, что скоро мне нужно будет дышать. Полагаю, поэтому он так сильно тащит меня за голову и правую руку. Он грубый.

Его слова грубые, совсем не вежливые. Он в замешательстве, так как я не выхожу и не реагирую. Я ненормальный ребенок и не делаю то, что надо. Я не уверен в том, что мне надо делать!

Он говорит: "Миссис Е., у вас упрямый ребенок. Он не совсем нормальный, как другие (обычные) дети. Они выбрасывают свои руки, а он нет. Он упорствует. Я пытаюсь его вытащить, а он упирается. Я не знаю почему…"

Он говорит не очень приятные вещи обо мне. Он говорит, что я причинил ему много неприятностей, что я сложный. Он говорил маме, что я буду сложным ребенком. Неправда. Я не буду сложным, но он говорит, что это так.

Да, глупо то, что он обо мне сказал, но все согласны; никто не принял мою сторону. Я хотел сказать: "Нет, неправда", — но они не послушали бы.

Он назвал меня маленьким пердуном! Он сказал: "Наверное, этот маленький пердун везде будет опаздывать!". И рассмеялся, как будто это была шутка. Все засмеялись…

Я не знал, что происходит, но он сказал, что это все моя вина — эти слова такие четкие!

Мне очень хотелось что-то сказать, но я не мог. Я не мог ничего сказать; я не знал как. Но я хотел. Все смеялись, а я чувствовал себя плохо.