ГЛАВА 3

Вечером следующего дня, поднимаясь по лестнице особняка Чарецких, Веденея восхищенно подумала — это не дом, это дворец из сказки.

Рослый лакей, стоявший у дверей бального зала, принял из ее рук приглашение. Басовито спросил:

— Имя?

— Ильинская, вдова дольничего Ильинского, — пробормотала Веденея.

А следом вспомнила, для чего она здесь. Восхищение сразу приувяло, хотя бояться пока было нечего. Госпожа Любослава заверила Веденею, что Ильинский, умерший год назад в дальнем уезде, родных не имел. И никто не обвинит вдову-самозванку во лжи.

— Госпожа Ильинская, вдова дольничего Ильинского, — крикнул лакей, развернувшись к полупустому залу.

Две дамы, стоявшие неподалеку, обернулись. Но остальные даже не взглянули в ее сторону, и Веденея скользнула в правый угол зала. Со щелчком раскрыла веер, обмахнула лицо, горевшее от смущения. Решила — надо походить среди гостей и послушать, о чем они беседуют. Может, станет ясно, как вести себя с волостарем и князем? Что им говорить?

До сих пор ей приходилось бывать только на балах их волости. Там господа подходили сами, сначала рассмотрев и оценив сияние над головами дворянских дочерей. Бал — единственное место, где благородная девица может и должна появиться без шляпки…

Вот только сияния у нее больше нет. И вряд ли кто-то подойдет к ней сам.

Веденея тревожно вздохнула. Но тут же заставила себя улыбнуться.

Две девицы под присмотром немолодой дамы, гулявшие по залу в ожидании других гостей, прошлись в паре шагов от нее. Они могли услышать вздох. А на балу нельзя показывать, что ты недовольна или чем-то расстроена. Об этом не раз говорила матушка…

* * *

— Волостарь Олонецкий, — рявкнул лакей.

К этому времени бальный зал уже заполняла благоухающая, расфранченная толпа. Князь и княгиня Чарецкие стояли у входа, встречая самых знатных гостей, по традиции являвшихся позже остальных.

Веденея, одиноко стоявшая неподалеку от дверей, обернулась.

Волостарь Олонецкий, среднего роста, с широким разворотом плеч, напомнил ей гигантского, но подтянутого жука. И грудь у него была выпуклая, колесом, и шея толстая, придавленная тяжелой челюстью. В довершение ко всему фрачная пара угольно-серого цвета обтекала торс, точно жучиные крылья — и выпускала сзади две короткие, узкие фалды.

Зачеши Олонецкий волосы гладко, походил бы на жука еще больше. Но каштановые пряди на крутолобой голове были небрежно растрепаны.

Веденея рванулась ему навстречу. Заученно присела, когда от Олонецкого ее отделяла лишь пара шагов, проговорила:

— Добрый вечер, волостарь Олонецкий. Мой покойный муж…

Он, не глядя на нее, резко свернул в сторону. И тут же вскинул руку, приветствуя кого-то в толпе.

А Веденея осеклась, проглотив последние слова — "много рассказывал о вас".

Сбоку звучно хмыкнула какая-то дама. Еще одна поддержала ее презрительным смешком. В следующее мгновенье Веденея кинулась вглубь зала, сбегая от тех, кто видел случившееся.

Потом она остановилась посреди толпы, в стороне от дверей. Подумала, придавленная стыдом и осознанием своей нынешней ничтожности — может, со вторым все будет иначе?

А может, князь Сигвич вообще не придет, печально пролетело у нее в уме. Или явится под самый конец бала…

Но долго ждать ей не пришлось. От дверей вскоре выкрикнули его имя, и Веденея начала пробираться между гостями, идя навстречу князю. Снова присела в реверансе, выпалила на этот раз скороговоркой:

— Добрый вечер, князь Сигвич. Мой покойный муж много рассказывал о вас.

Сигвич, высокий, светловолосый, с правильными чертами лица и голубыми глазами, в ответ глянул холодно. Буркнул:

— Соболезную. Некоторые утраты забываются крайне быстро, не так ли?

А следом князь ее обошел, как столб на дороге. И скрылся за спинами гостей. Только белокурый затылок замелькал, удаляясь…

Веденея, закрыв лицо веером, прикусила нижнюю губу. Щеки горели от унижения.

Она простояла так несколько долгих минут. Одна посреди толпы гостей, никому не нужная, незаметная. Затем подумала — скоро начнут танцевать. Если Олонецкий и Сигвич не захотят вальсировать, они уйдут в комнату, где приглашенные маги развлекаются игрой в дрего. Вдовам, в отличие от девиц, туда позволено входить…

И это ее последний шанс подобраться к этим двоим.

Веденея порывисто, несдержанно вздохнула — вокруг оживленно беседовали, и вряд ли кто-то заметит, как неподобающе ведет себя вдова Ильинская. Затем сложила веер и пошла искать комнату для игры в дрего.

* * *

Князь Игорь Сигвич щелкнул пальцами. Двенадцатигранник, повисший над столом, крутнулся в воздухе. Маги, сидевшие вокруг стола, добавили по толчку — и Сигвич наугад ткнул своей силой в одну из граней.

Оттуда выскочил кубик. Князь поймал его, в уме тут же встало видение — черное дерево.

Лучше бы черный череп, мелькнуло у него. И была бы мозаичная смерть, триада высших кубов.

Он положил кубик к тем, что уже лежали перед ним. Спросил, взглянув на Олонецкого:

— Ты сегодня не танцуешь?

— Нет, я напуган, — равнодушно ответил Олонецкий, рассматривая свои кубики. — Буду прятаться здесь. На меня сегодня в зале набросилась одна юная вдова. Я, конечно, люблю молодых куропаток — но не тогда, когда они атакуют как ястребы.

— Забавно, — заметил Сигвич. — Ко мне тоже приставала одна вдовушка. Серо-синее платье?

Олонецкий кивнул — и первым выложил на столешнице под двенадцатигранником квадрат из восьми кубиков. Те сразу собрались в кучку, и расправились двумя неровными светящимися щупальцами. Затем Олонецкий пробормотал:

— К тому же я устал смотреть на юных девиц. Эти их прически, что обрамляют сияние… когда вижу очередную макушку, на которой волосы натянуты так, что кожа вот-вот треснет, у меня у самого ноет голова.

— Девицы показывают товар лицом. — Сигвич улыбнулся. — Боятся, что выбившийся волосок рассеет один из драгоценных сполохов. Все жду, когда благородные барышни додумаются брить себе темя. Как ярко засверкают наши девы, если их сияние отразится в скобленой коже макушек…

— Только не подбрасывай свою мыслишку дамам, Сигвич, — простонал один из господ, сидевших за столом. — Пожалей мои глаза.

Олонецкий обронил:

— Ради твоих глаз, Мясоедов, девицы натрут свои бритые лысины сапожным кремом. Брюнетки темным, блондинки светлым…

Мужчины за столом рассмеялись. Потом Сигвич, рассеянно пройдясь взглядом поверх голов сидевших, сказал:

— А вот и наша вдовушка пожаловала. Осторожно, Олонецкий, не шевелись. Я слышал, ястребы сильней когтят добычу, если она дергается. Прикинься ненадолго дохлятиной.

На этот раз мужчины за столом не засмеялись. Лишь заулыбались. Кое-кто уставился на подходившую юную женщину, затянутую в туманно-синее платье — со смятыми волнами драпировок на юбке, с узкой полоской синего кружева, окаймлявшей покатые плечи. Такое же кружево выглядывало из-под неровных шелковых складок, свирепым вихрем обтекавших бедра…

…Веденея, идя к столу, за которым устроились Олонецкий с Сигвичем, мучительно размышляла — что им сказать? Как приблизиться к одному из них, хотя бы разговорив для начала? Потому что на балах все начинается с беседы. Так учила ее матушка.

Она остановилась в паре шагов от стола, притворившись, что разглядывает фигуру под двенадцатигранником, который медленно крутился в воздухе. А через пару мгновений Олонецкий вдруг заявил:

— Сегодня мне придется прорываться к юным девам с боем. Нынешние вдовы так и норовят встать вокруг стеной. Загораживая от меня девиц своими вдовьими телесами…

Маги за столом начали посмеиваться. Кто-то заметил:

— Но к девице Карякиной ты все-таки пробился. И вдовы не помешали.

— Я прополз сквозь вдовий строй ужом, — бросил Олонецкий. — Магу Зеленого Листа привычно смотреть на все снизу.

Еще один остряк лениво поинтересовался:

— И сколько вдовьих юбок над тобой взметнулось, пока ты добирался до Карякиной?

— Не считал, — буркнул волостарь. — Все они с изнанки одинаковы.

Теперь засмеялись даже за соседними столами. Веденея прикрылась веером. Край его дрожал перед глазами, она с ужасом подумала — они издеваются надо мной в открытую. Да еще злословят о какой-то Карякиной. И никто даже бровью не поведет, никто не заступится за дам. Поэтому сюда не разрешают входить девицам? Комната для игр — мужское царство, где господа обсуждают женщин…

Развернуться и уйти? Но как быть с наказом госпожи Любославы? Подобраться, забыв про стыд и прежнюю жизнь. Так же, как следующая послушница подберется к Горги. Георгию.

Сбоку вдруг подступил лакей с подносом. Предложил быстро:

— Шампанского?

Веденея рывком развернулась к нему. Схватила с подноса бокал, встретившись взглядом с лакеем. Он смотрел бесстрастно. Словно не понимал, что дает гостье время обдумать ответ…

А следом шампанское пощекотало ей нос пузырьками. И Веденея вдруг вспомнила, что с ней касание Мары-Лады, которое за все отомстит Олонецкому. Нужно только быть рядом с этими двумя.

И надо, обязательно надо ответить так, как ответила бы матушка.

Веденея сделала еще глоток. Проговорила, не решаясь снова посмотреть на магов — и вместо этого глядя на лакея:

— Говорят, некоторые рвутся к девицам лишь потому, что вдовы могут сравнить их с мужьями. И сравнение будет не в их пользу. Вдовы даже могут дать господам пару советов…

Мысли путались, Веденея храбро допила шампанское. Завершила:

— Как вести себя в приличных домах по вечерам.

— И по ночам, — тут же весело дополнил кто-то за соседним столом. — Но неопытные девицы таких замечаний не делают, верно, Олонецкий?

Маги расхохотались. Этого Веденея вынести уже не смогла. И метнулась к выходу, оставив бокал на подносе в руках лакея.

За ее спиной князь Сигвич швырнул один из своих кубиков к подножию фигуры из двух щупалец. Подбросил в воздух второй кубик, направил его силой — и тот прилип к левому щупальцу. А потом фигура рассыпалась на отдельные кубики, и двенадцатигранник втянул их в себя, спустившись пониже. Этот ход волостарь Олонецкий проиграл…

— Я не вдова, — уронил следом Сигвич. — Но тоже дал тебе хороший совет, Олонецкий. Не дергаться и притвориться мертвым.

— Она слишком откровенно на меня пялилась, — хмуро сказал Олонецкий. Затем добавил: — Пожалуй, я пойду ей навстречу. И послушаю, что она мне посоветует.

Следом он щелкнул пальцами, заставив двенадцатигранник кружиться быстрей.

— Я чувствую себя обиженным, — спокойно объявил Сигвич. — Ведь вдовушка и ко мне подходила. Правда, до советов у нас дело не дошло. Развлечемся, Олонецкий? Мы оба заглянем под вдовьи юбки. А потом послушаем, что скажет вдова. Тот, кому советов достанется больше, проиграл.

— Ставлю на Сигвича, — тут же заметил один из магов. — Он терпелив, а юные вдовы в этом иногда нуждаются. Вода даже камень точит ласково, и камню это нравится…

Другой маг подправил вращение двенадцатигранника тычком силы. Уронил:

— Принимаю. Я ставлю на Олонецкого. Та история с девицей Карякиной мне запомнилась. Зеленый росток пробивает все, в силе живого всегда много страсти. Говорят, Карякина так и не вышла замуж, хотя отец нашел ей жениха. Уехала куда-то в глушь… думаю, эта вдова тоже запомнит зеленую ласку.

— Решено, — быстро заявил Олонецкий, уже поднимаясь. — Дальше играйте без меня, господа. Пойду, взгляну на девичьи макушки. И присмотрюсь к вдовьим юбкам.

Сигвич, продолжая сидеть за столом, пробормотал:

— Идем ступенью, как при атаке магов-песчаников. У тебя два танца. Потом моя очередь.

Олонецкий кивнул.

* * *

Веденея, выскочив в бальную залу, пошла вдоль стены. Кое-кто из дам и господ, стоявших тут, поглядывал в ее сторону. И Веденее казалось, что все они шепчутся о ней.

Слухи среди магов расходятся быстро, говорила ее мать.

Веденея на ходу заработала веером, остужая щеки, горевшие от стыда. Подумала убито, пробираясь сквозь толпу — может, именно девица Карякина, о которой упоминал один из магов, попросила отомстить Олонецкому? Где она теперь, что с ней стало?

В кельях храма Мары-Лады жили еще двое послушниц, но ни одна не походила на дворянку. Правда, этих послушниц Веденея видела лишь мельком. Первый день она провела в храме. Полдня готовилась к клятве, плача и вспоминая все, что натворила. Затем, принеся клятву, долго слушала наставления госпожи Любославы. А на следующий день ее уже отправили в столицу. На дрожках до станции, потом по маг-рельсу до Иванграда…

Уголки губ Веденеи от воспоминаний опустились. Она заставила себя улыбнуться, опять вспомнив наставления матушки — и остановилась в углу. Посмотрела из-за плеч дам и господ на пары, кружившиеся в середине зала.

— Приглашаю вас на тур вальса, — как-то отрывисто сказали вдруг рядом.

И Веденея, похолодев от неожиданности, обернулась. С изумлением уставилась на Олонецкого, стоявшего теперь справа.

Волостарь тут же вскинул руку — повернув ее так, чтобы она могла опереться о его запястье.

Подобраться близко, пролетело в уме у Веденеи.

И она, со щелчком закрыв веер, разжала пальцы. Столбик веера упал, качнувшись маятником на петле, обвивавшей запястье — а Веденея уже коснулась дрожащими пальцами полоски манжеты и мужской ладони. Опутанной жилами, с неприятно жесткой кожей…

В следующий миг Олонецкий увлек ее к танцующим. Затем ладонь его выкрутилась из-под пальцев Веденеи. Волостарь ухватил ее за запястье, уверенно дернул к себе, уже разворачиваясь. И придержал правой рукой за талию, не дав налететь на него.

— Я решил присмотреться к дамам, которые могут дать мне пару советов, — заявил Олонецкий.

Следом он шагнул вперед, заставив ее отступить.

— Это не по правилам, — пробормотала Веденея, глядя чуть выше его плеча. И не решаясь взглянуть в лицо Олонецкому. — Вы, конечно, ведете, но так нельзя… и касаться всей ладонью талии дамы не положено, только кончиками пальцев под лопатками…

— Я запомню ваш первый совет, госпожа Ильинская, — бросил Олонецкий, не приглушая голоса.

Но руки с ее талии он не убрал. Пальцы его скользнули от запястья Веденеи к ладони. Придавили. А затем Олонецкий закружил ее по залу, словно не замечая того, как она оступается — и от непривычной скорости, и от смущения.

Руки Олонецкого держали капканом. Ладонь к ладони, жар на талии от его хватки. Сквозь платье, сквозь корсет, сквозь батистовую сорочку…

— Первый танец предназначен для знакомства, — сказал внезапно Олонецкий. Голос его прорывался сквозь звуки вальса шелестом листвы. — Вы ведь не горевали о мужчине, которого потеряли?

Веденее сразу вспомнился Горги. Брови у нее обиженно вскинулись, и Олонецкий слегка улыбнулся.

— Вижу, что нет. Или вы подумали не о муже?

— Вы говорили о знакомстве, — пролепетала Веденея. — Не о допросе.

Олонецкий вдруг пригнул голову, быстро коснулся ее уха…

Губами, панически подумала Веденея. Он прикоснулся губами. Не к руке, а к уху, при всех.

— Вы даже не представляете, что такое допрос мага, — пробормотал Олонецкий ей на ухо. — Поэтому не мелите чепухи, моя бедная дворянская девочка.

Веденея дернулась, как от пощечины, и Олонецкий вскинул голову. Сказал едко:

— Но я рад, что вы не горюете о том, кого вспомнили. И неважно, кто это был, муж или любовник.

Музыка внезапно стихла, последнее слово прозвучало в наступившей тишине слишком громко. Две пары, остановившиеся неподалеку, посмотрели на Веденею насмешливо.

— Второй танец тоже мой, — уверенно объявил Олонецкий. — После этого я позволю вам погулять на свободе, моя прелестная госпожа Ильинская. Кстати, ушко у вас бархатное. Никогда не любил мыла с ароматом сирени, но вам даже эта вонь идет.

В следующий миг он ее отпустил. А от входа неожиданно рявкнули:

— Государь Дмитрий Васильевич и госпожа Кошкинская.

Толпа гостей у стен зала пришла в движение. Веденея, на миг забыв про Олонецкого, посмотрела в сторону дверей.

Стоявшие там дамы торопливо расступались, готовясь приседать перед государем и его невестой. По залу быстро выстраивалась аллея из двух рядов приглашенных…

— Не знал, что он сюда явится, — с явным неудовольствием в голосе проворчал Олонецкий.

Потом он искоса, чуть брезгливо глянул на Веденею. Но предложил любезно:

— Хотите, подойдем поближе? Я вас представлю. Сможете присесть перед венценосцем одной из первых. Пока рот у него не свело от улыбок.

В словах Олонецкого звучала откровенная насмешка, но Веденея этого не заметила. Разом навалилось осознание того, что она пришла сюда под чужим именем, посланная богиней, которой даже нет в списках малых богов. Да еще ради мести.

Веденея молча мотнула головой, растворившись в своем страхе. Затем опомнилась — и проговорила почти ровно:

— Не… нет, благодарю. Расскажите лучше о том, как вы воюете на границе.

Олонецкий помолчал, разглядывая ее. Следом заявил:

— Этот глупенький вопрос я выслушиваю от каждой дамы, которой позволяю с собой разговаривать.

Отвратительный сноб, обессилено подумала Веденея. Когда же сработает прикосновение Мары-Лады? И накажет его примерно, раз и навсегда.

— Но впервые дама предпочла мои рассказы знакомству с государем, — добавил вдруг Олонецкий. — Поэтому я скажу вам то, чего не говорил другим. Для высшего магического круга охрана границ — дело скучное. Первый удар всегда принимают на себя маг-полки. Они же посылают мне весть, и на границе это единственная возможность немного развлечься. Когда что-то происходит, я лечу на вызов, падаю сверху и осматриваюсь. Следом делаю то, что умею. Калечу. Убиваю. Ловлю чужих магов для допросов. Останавливаю песок, камни, оползни и сели. Могу лишить воды целую округу…

— Как? — вырвалось у Веденеи.

Он же маг Зеленого Листа, подумала она изумленно. Он не может лишать того, что дает жизнь.

— Увожу воду в подземные корни, — раздельно сказал Олонецкий. — Если потом на помощь приходит Сигвич, он бывает этим недоволен. У нас с ним соседние участки границы, от Куревского моря, по пустыням, по горам, до реки Ирус. Мы сторожим мягкое подбрюшье Великорецкого государства…

С той стороны, где толпились люди, вдруг донесся крик:

— Вальс. Государь откроет танец. Расступитесь, господа.

Брови Олонецкого — каштановые, широкие — взлетели вверх. Затем он проворчал:

— Похоже, рот у венценосца уже перекосился. Что-то быстро он спекся. Или поститься перед помолвкой, поэтому ослабел… хотите пройтись в танце вслед за государем, госпожа Ильинская?

— Нет, я больше не хочу танцевать, — дрогнувшим голосом пробормотала Веденея.

Но тут же вспомнила, что воспитанная дама не отказывает без причины. И вышколено обронила:

— У меня разболелась голова.

Следом она молча шагнула в сторону, собираясь отойти к стене, и Олонецкий пошел следом. Но уже через пять шагов он схватил ее за руку. Приказал спокойным тоном:

— Постоим здесь. От места, где будут вальсировать, мы уже отошли. Или вы убили мужа, и теперь боитесь показаться на глаза венценосцу?

— Нет, — до неприличия резко бросила Веденея.

Лучше не вдаваться в объяснения, испуганно решила она. Иначе Олонецкий снова за что-нибудь уцепится…

— Приличная вдова в ответ на обвинение пискнула бы — как вы смеете? — Олонецкий ухмыльнулся, чуть выдвинув вперед нижнюю челюсть, и от этого еще больше стал походить на жука. — Похоже, я тоже могу дать вам совет, госпожа Ильинская.

— Да как вы смеете, — уже чеканно сказала Веденея.

И попыталась выдернуть ладонь из его руки.

— Еще один совет — не трепыхайтесь прилюдно, — заявил Олонецкий. — Если разразится скандал, то меня он только украсит, а вам закроет дорогу в дома высшего круга. И вы не сможете найти себе какого-нибудь вдовца, когда иссякнет ваш интерес к таким, как я.

Гости, до этого выстроившиеся в две шеренги, уже расходились, освобождая середину зала. Многие посматривали на Веденею, возле которой стоял Олонецкий. На лицах мужчин мелькали лукавые ухмылки, дамы взирали с высокомерным любопытством.

И Веденея смирилась, застыв неподвижно.

Мне же надо к нему подобраться, напомнила она себе, пытаясь успокоиться.

Загремела музыка, и государь повел в танце хозяйку дома, княгиню Чарецкую. Вслед за ними князь Чарецкий закружил в вальсе государеву невесту, госпожу Кошкинскую. Та была на редкость красива — темные волосы, персиковый румянец на щеках, огромные живые глаза…

— Пора, — вдруг бросил Олонецкий.

А следом, к ужасу Веденеи, он развернулся и вскинул ее правую руку вверх. Ухватил за талию, тут же шагнул, увлекая Веденею за собой.

И они влетели в круг для танцев перед самим государем. Аккорды словно поднажали, зазвучав еще выше. Веденея закусила губу, следя за каждым своим шагом — и боясь оступиться, танцуя на одном паркете с Дмитрием Васильевичем. Венценосцем, самодержцем. Уже не было того страха, был другой…

А потом она с ужасом осознала — что-то не то с сорочкой. Батист собрался на груди, вытягиваясь из-под края корсета. Складки ткани под платьем перетянули ей соски, словно нити. Потерлись о них намотанными прядками, заходив по кругу. Заскользили, одаривая соски властной, болезненной лаской.

От чулок, подцепленных подвязками, тут же стрельнули тонкие струйки. Зазмеились по коже, поднимаясь по ногам. Погладили Веденее бедра под нижним бельем, затрепетали под ягодицами, с дрожью проходясь по ним…

А руки Олонецкого по-прежнему вели Веденею в летящем ритме вальса. И все сливалось — фанфарные переливы аккордов, закручивающийся водоворот юбок вокруг ног, нитяные колечки на сосках, скользившие по ним в такт музыке. До сладкой боли, до испарины в ложбинке меж грудей. Змеистые струйки безостановочно гладили бедра Веденеи под одеждой. Оплетали ягодицы, стискивали их…

На осознание того, что происходит и кто виноват, у Веденеи ушло не меньше десяти шагов — скользящих, летящих, вдоль строя гостей. Вальс гремел, руки Олонецкого казались свитыми из горячих корней.

Потом на нее свалилось понимание. Веденея задохнулась. Выпалила, глядя Олонецкому в лицо:

— Это ваша сила. Вы не смеете… на балах запрещено.

— Разве что в вашем медвежьем углу, — отозвался Олонецкий, склоняя голову над ее плечом. — А здесь, в столице, очень развратные нравы. Учтите это, госпожа Ильинская, когда будете давать мне новые советы.

Змейки между ее ног вжались в кожу. Заскользили там жадно и яростно. Темно-карие глаза Олонецкого оплели зеленые прожилки.

Мне нужно взмолиться, загнанно пролетело в уме у Веденеи. Надо умолять его, чтобы отвел к стене и оставил в покое. Но воля Мары-Лады — подобраться так близко, как может только любовница…

— Сила Зеленого Листа, — отрывисто бросил Олонецкий. — Вам понравилось?

Змейки чуть кольнули кожу между бедер. И снова погладили.

Веденея сбилась на очередном шаге, запрокинув голову. Олонецкий, заботливо придержав за спину, выдохнул ей в ухо:

— Меня зовут Ярмир. И учтите, кричать или сопротивляться глупо. Вы танцуете рядом с государем, скандал покроет позором имя не только Ильинских, но и ваших родителей. Я маг Зеленого Листа, а на вас шелк и хлопок. Все порожденное от стебля, все готовое пустить росток. Захочу, и одежда откроет всем ваше вдовье тельце…

Нет, безмолвно взмолилась Веденея, глядя ему в глаза, где зелени становилось все больше.

— Сейчас назовете свое имя — или мы потанцуем еще немного? — как-то до странности ласково спросил Олонецкий.

На последнем слове одна из змеек упруго дрогнула у нее между ног — и дернула за коротенькую кудряшку. Курчавившуюся в том месте, о котором благовоспитанная девица не должна даже думать, не то что говорить.

Веденея жалко сглотнула. А следом лицо Олонецкого перед ее глазами затуманилось.

Ужас того, что с ней делали — на виду у всех, — придавил сознание.

Надо молчать, подумала Веденея, задыхаясь. Ради Мары-Лады, ради девицы Карякиной, ради мести Горги. А теперь и ради того, чтобы скандал не привел к разоблачению. К тому, что она снова замарает имя Арвиновых…

Одна из змеек скользнула под кудряшки. Глубже.

В следующий миг Веденея мотнулась в руках Олонецкого тряпичной куклой, потеряв сознание. И полетела бы на пол, не подхвати он ее.

Дмитрий Васильевич, вальсировавший с княгиней, остановился в паре шагов от них. Удивленно посмотрел на Олонецкого, спросил громко:

— Что с ней, Яр?

Олонецкий, губы которого кривились в едкой усмешке, вдруг остро глянул на государя. Но тут же улыбнулся — широко, самодовольно. Провозгласил с насмешливой скорбью в голосе:

— Госпожа Ильинская не снесла восторга, танцуя рядом с вами, ваше величество. Позвольте оказать даме помощь.

— Да, Яр, позаботься о ней, — как-то добродушно велел Дмитрий Васильевич.

Музыка к тому времени стихла — музыканты заметили, что государь не танцует. Гости, стоявшие вдоль стен, начали лукаво перешептываться.

Подлетел Чарецкий, танцевавший с госпожой Кошкинской. Дмитрий Васильевич, кивком поблагодарив княгиню за вальс, повел свою невесту в дальний угол. Пара гостей заторопилась туда же, пересекая наискосок пустоту в середине зала…

А Олонецкий, неся Веденею на руках, зашагал к дверям. По пути встретился взглядом с Сигвичем, следившим за ним из толпы, и едва заметно кивнул.

Князь тоже начал пробираться к выходу.

Загрузка...