ГЛАВА 5

Оставшись одна, она всхлипнула и натянула на плечи надорванное платье. Потом кинулась к окнам.

Но стоило прикоснуться к первому из них, как все рамы с треском обросли решетками из ветвей. Сквозь мутное, толстое стекло туманно проступали буйные заросли сада по ту сторону, подсвеченные фонарями…

И Веденея, отступив от окон, огляделась.

Комната походила на кабинет. Мебели тут было немного — пара кресел, длинный стол с корявым и высоким стулом. Вдоль одной из стен тянулись полки, заставленные старинными фолиантами в темных переплетах. Только на паре полок теснились блестящие, яркие цилиндрики чтец-книг.

Веденея опустилась в одно из кресел. Следом безмолвно взмолилась Маре-Ладе — чтобы ее прикосновение наконец сработало. Иначе все это кончится страшно, мерзко. И больно. Ростками в теле, если Олонецкий решит продолжать допрос…

От этой мысли Веденея окаменела. Потом еще немного поплакала — тихо, тоскливо, вытащив платочек из кармашка под драпировками на юбке.

Часы на стене кабинета тем временем отсчитывали секунды и минуты. Дверь по-прежнему оплетали толстые ветви. Но через час с небольшим они вдруг утянулись в косяки. И вошли Сигвич с Олонецким.

Веденея тут же выпрямила спину до предела, застыв на краешке кресла. Правой рукой вцепилась в подлокотник, левой прикрыла прореху в кружеве, на вырезе платья.

— Липовая вдовушка снова приготовилась хныкать, — с удовольствием, как показалось Веденее, объявил Олонецкий. — Ну что, госпожа Левинская? Тебе повезло. Вторая вдовушка, уже настоящая, чуть не выпрыгнула из панталон, пока я вел ее в мазурке. А государь опять ничего не заметил. Однако то, что устроил Сигвич, его возмутило до глубины души. Князюшку отчитали, велели вдов больше не щупать…

— Выражайтесь прилично, волостарь Олонецкий, — заморожено и оцепенело пробормотала Веденея, не решаясь встать с кресла. Высокая спинка и подлокотники окружали ее с трех сторон, точно защищая от тех, кто был в кабинете.

— Ах, эта фальшивая правильность, — бросил Олонецкий. — Я еще не закончил с твоим допросом, госпожа Левинская. Почему ты отказалась подойти к венценосцу? Говори правду, а то Сигвич уже рвется в бой. Сегодняшний бал и твое вранье его подогрели. Там вода подмывает берега.

Сигвич тем временем молча опустился в соседнее кресло. Прищурившись, уставился на Веденею — верней, на ее декольте. Затем перевел взгляд на юбку. На смятые шелковые складки, пеной укрывавшие бедра.

И Веденея с отчаянием ощутила, как что-то теплое, мокрое скользнуло по левой ноге.

Олонецкий встал рядом, придавив ногой край ее подола. Смотрел, пригнув голову, сверху вниз. И тоже — на грудь, выступавшую из надорванного выреза платья. На ее бедра.

— Я опозорила семью, отдав девичью силу, — еле ворочая языком, произнесла Веденея. — Пришла на бал под чужим именем. И я хотела отомстить Горгинскому… страшно отомстить. Даже убить. А государь мог увидеть мои дурные замыслы. Ведь его сила — Праведное Око…

— Это Око различает лишь козни магов, — перебил ее Сигвич. — Те, что совершаются, или уже свершились. А мечты провинциальных дурочек ему недоступны. Если ты из семьи магов, пусть и низшего круга, ты должна это знать. Опять врешь, Веденея Как-тебя-там? Может, ты и про Горгинского соврала?

Олонецкий вдруг нетерпеливо содрал с себя фрак. Отшвырнул его в сторону, и кипенно-белые манжеты сорочки тут же обросли зелеными ростками.

Он продолжит допрос, подумала Веденея, уже задыхаясь.

— Почему ты не захотела быть представленной государю? — размеренно спросил Олонецкий.

— Это не то, чего я желала, — сипло прошептала Веденея, глядя на его руки. Верней, на манжеты, украшенные бахромой мягко изгибавшихся ростков. — Я пришла на бал не только ради мести. Я собиралась… хотела поговорить с вами.

— О чем? — уронил Олонецкий.

Подобраться так близко, как подбирается любовница, пронеслось в уме у Веденеи.

Она согласилась на это, когда давала клятву Маре-Ладе. Хоть и не знала, как мерзко это будет. Там, в храме, все казалось иначе. Каждая дама спит с мужчиной после свадьбы, ни одна от этого не умерла. Все равно ее главное достоинство уже отдано. Силы больше нет. И она согласилась.

— О вас, — выдавила Веденея. — Я хотела поговорить о вас. Расспросить…

Олонецкий вдруг пригнулся и выдохнул ей в лицо:

— Я тоже пытаюсь расспросить. Но мое терпение уже на исходе. Как зовут знакомую, которая прислала тебе приглашение на бал Чарецких?

Он оперся одной рукой о левый подлокотник. Второй придавил ладонь Веденеи, вцепившуюся в подлокотник справа. И ростки жадно, щекочуще расчертили ей запястье. Были твердыми, как стальные булавки — хоть и не оставили царапин.

Я должна его чем-то отвлечь, подумала Веденея, сжавшись в кресле. Чтобы не выдать госпожу Перепелову, которой тоже могут устроить допрос. А от нее добраться до храма Мары-Лады.

— Я не знаю, как ее зовут, — сбивчиво соврала Веденея. — Я получила приглашение без имени. В конверте без подписи.

Олонецкий пренебрежительно бросил:

— И твоя родственница не сказала имени знакомой, которая запросто рассылает приглашения на княжеские балы? Чтобы ты знала, у кого попросить следующее приглашенье?

Ростки над ее запястьями легко крутнулись, высверлив остриями точки на коже. Не больно, но страшно.

— Я не спрашивала, — прошептала Веденея. — Я думала о другом. О вас. Я хотела заняться с вами развратом.

— Чем-чем? — насмешливо спросил Олонецкий, нависая над ней.

Веденея еще сильней вцепилась в подлокотник. Заставила себя сказать:

— Я хотела посмотреть, так ли хорош волостарь Олонецкий, как об этом шептались.

— Где шептались? — поинтересовался Олонецкий.

— На балах нашего дворянского собрания, — выдавила Веденея. — Я слышала там пересуды. Сплетни. Говорят, вы, волостарь Олонецкий, совершили с одной девицей нечто ужасное.

Она замолчала, не зная, что сказать дальше.

— Настолько ужасное, что ты решила это попробовать? — брезгливо обронил Олонецкий.

Но почему-то не стал обвинять ее во лжи. По щиколотке прошлась лоза — и мокрое тепло, скользившее вокруг голени Веденеи, сразу исчезло.

Господи, что я говорю, потрясенно подумала Веденея.

— Тут все ясно, Яр, — заявил вдруг Сигвич.

Голос его прозвучал низко, недовольно.

— Когда ты танцевал со второй вдовушкой, государь опять не заметил зеленых отсветов. Значит, причина не в этой провинциалке. А к нам она приставала, чтобы прославиться. Завтра имя госпожи Ильинской будет у всех на слуху. И ей поступят щедрые предложения. Госпожу выгнали из дома, поэтому она собралась в содержанки. Думаю, мы должны помочь даме. Но я настаиваю на своем праве гостя. После меня ты ее получишь чистенькой, как из ванны.

Веденея похолодела. Произнесла, запинаясь:

— Нет, я не хочу…

Ростки пощекотали запястье, Олонецкий смотрел ей в лицо — из-под широких бровей, внимательно. Губы у него кривились в брезгливой усмешке, зеленые прожилки в карих глазах стремительно набухали.

— Я передумала, — бросила Веденея срывающимся голосом, переводя взгляд с Олонецкого на Сигвича. — Отпустите меня, прошу вас. Я никому ничего не скажу.

Оба мага засмеялись. Олонецкий неожиданно разогнулся, отпустив ее руку, и кресло резко качнулось назад. Запрокинулось, балансируя на задних ножках.

Колени Веденеи взлетели вверх, она завалилась на спинку кресла. Но тут же подскочила, подобрав под себя ноги — и встала на кресле во весь рост.

Вокруг уже поднимались побеги. Тянулись от ковра, покачиваясь в воздухе коричневато-зелеными змеями. Поджидая ее.

А Сигвич, сидевший напротив, поднялся.

Я не хочу этого, в ужасе подумала Веденея. Чтобы сказала матушка? Она бы призвала к благоразумию…

— Разве могут маги высшего круга думать сейчас о развлечениях? — пискляво объявила Веденея, раскинув руки, чтобы устоять на шатком кресле. — Государь в опасности. Он перестал видеть зеленую магию. Его сила, Праведное Око, теперь ослепла на зеленую сторону. Может, уже завтра Дмитрий Васильевич не увидит, как кто-то из магов Зеленого…

Она испуганно осеклась, осознав, что почти открыто обвинила магов Зеленого Листа в измене. И все это — перед одним из зеленых магов.

Зато Сигвич отвел от нее взгляд. Посмотрел на Олонецкого, протянул:

— Каждый раз, когда она открывает свой ротик и говорит очередную глупость, я смеюсь про себя. Но потом в уме что-то щелкает. Ты говорил про опалу, Яр. Может, это подстроил один из твоих родственников? Поэтому государь перестал видеть отсветы зеленой магии? Отсюда и ваша опала, и отсутствие приглашений, которые получили все маги высшего круга?

— Это невозможно, — сердито сказал Олонецкий.

Ростки на его манжетах яростно колыхнулись.

— Сделай такое один из моих родственников, его ждала бы смерть. А казнь утаить невозможно, Игорь. Я бы это знал.

— Ты прав, — согласился князь. — До меня тоже дошли бы слухи. Что ж, хватит догадок. Я устал спрашивать, я возьму сам. Потом отправлюсь спать, и она до утра останется с тобой…

— Если с государем что-то сделали, то это случилось недавно, — в панике взвизгнула Веденея, пятясь по спинке кресла, поднимавшейся сзади покатой горкой.

Надо задержать их разговорами, пролетело у нее в уме. Может, прикосновение Мары-Лады все-таки сработает? Или случится что-то еще, и магам станет не до нее?

— Вспомните, когда в последний раз вы приезжали в столицу, волостарь Олонецкий, — задыхаясь, потребовала Веденея. — Что тогда случилось? Может, с этого все началось?

— Тогда случились похороны старой государыни, — буркнул Олонецкий. — Было это четыре месяца назад. И тогда я совратил девицу Карякину, о чем теперь знают даже в твоей глухомани, госпожа Левинская. Да еще Дива сумели подманить девичьим сиянием…

Они с Сигвичем внезапно переглянулись. Веденея пролепетала:

— Див, это кто?

— Дмитрий Васильевич, — вполголоса бросил Олонецкий. — Наш венценосец.

— Госпожа Кошкинская, — произнес неожиданно Сигвич. — Ее семья не из высшего круга. Однако отец, дольничий Кошкинский, служил в охране старой государыни. Та хотела женить Дива, а он все тянул со свадьбой. Но после смерти матери начал ухаживать за Кошкинской. И недавно объявил о помолвке. А теперь он ослеп на зеленую сторону, как выразилась наша будущая содержанка. Интересно…

— Выходит, если я замыслю что-то против Дива, он ничего не увидит, — перебил его Олонецкий. — Его Праведное Око окривело. Но маги его охраны этого не знают. Иначе меня не пустили бы в зал, где Див развлекал свою Кошкинскую. Я бы сказал, что кто-то хочет подставить магов Зеленого Листа, однако нам велели не соваться в столицу. При этом венценосец взирал на меня спокойно. Обмануть его Праведное Око, подсунув не ту бумажку, невозможно. Или он подмахнул то послание в сердцах, разгневавшись на кого-то из зеленых, а теперь сожалеет и делает вид, что ничего не случилось?

В уме у Веденеи мелькнуло — так магам Зеленого Листа велели не приезжать в Иванград? Вот почему Сигвич упомянул об опале? И Олонецкого тут быть не должно?

Она судорожно вздохнула и выпустила складки юбки, которые подхватила, пятясь по спинке кресла. Затем нервно сцепила руки перед животом — неосознанно согнув локти так, как ее учили.

— Поосторожней с изящными позами, госпожа Левинская, — уронил вдруг Сигвич, глянув в ее сторону. — Иначе мне надоест думать, и я одарю вас водной лаской. Лучше дайте нам совет. Вы же хвастались, что способны давать советы, в отличие от девиц с сиянием? В какую сторону нам копать?

Под взглядом голубых глаз князя Веденея поежилась. Но молчать было нельзя — и она осторожно произнесла:

— Не думаю, что госпожа Кошкинская в чем-то замешана. Она такая красивая…

Что угодно, пронзила ее горькая мысль. Надо болтать что угодно, тянуть время. Матушка говорила, что мужчин утомляет женская болтовня. Надо утомить этих двоих так, чтобы они сами захотели от нее сбежать. Или уснули.

— Все мы надеемся, что госпожа Кошкинская, став государыней, подарит нашему государю наследников, — торопливо сказала Веденея, вспоминая разговоры, слышанные на балах. — У матушки государевой невесты пять дочерей. И один сын. Это хороший знак. Будущая государыня будет…

Веденея запнулась. Слово "плодовита" показалось ей сейчас слишком грубым для невесты самодержца. На балах такое говорили только маги. Дамы себе этого не позволяли.

— Наследники, — тихо сказал Олонецкий. — Див еще не женат, и детей у него нет. Князья Новицкие, боковая ветвь его дома, живут в провинции. В столицу они почти не приезжают, их от этого отучил еще старый государь. Да и Див их не любит. Новицкие сидят в провинции, других наследников нет…

Сигвич нахмурился. Резко уронил:

— На сегодня хватит. У нас одни догадки, а нам нужны сведения. Завтра я поспрашиваю водных магов, живущих в столице. Может, что-то узнаю. Тебе, Яр, я советую запереться дома и никого не принимать. Я распущу слух, что ты увлекся вдовой Ильинской, и твое уединение воспримут с пониманием. А теперь убери отсюда свою поросль. Или я смою и тебя, и этот ковер. Я устал ждать.

Олонецкий не шевельнулся — как и побеги, поднимавшиеся с ковра.

А похолодевшая Веденея осознала, что ее время истекло. Она прыгнула, от ужаса забыв подхватить юбку. Шатко приземлилась на край ковра у самых окон, где не было побегов, метнулась к полкам в углу…

И уже там, чуть не налетев на неровные выступы полок, сбивчиво объявила:

— Я не хочу. Я сказала, что не хочу.

Рука ее нащупала один из столбиков чтец-книг.

— А еще ты сказала, что хотела заняться развратом, — быстро напомнил Сигвич. — И сама подошла к нам, нарушив все приличия. Маги не котята, чтобы с ними играть, барышня Левинская. Или в вашей дыре дворянских дочек этому уже не учат?

Платье, лицо и руки Веденеи вдруг усеяли капли прохладной воды.

Капли тут же скользнули, набухая и растекаясь по коже. Столбик книги рыбкой вырвался из руки — и Веденея, пытаясь стряхнуть с себя пелену из воды, кинулась вдоль полок. К двери, мимо стола.

Но от края ковра внезапно стрельнули побеги. Дотянулись до нее, оплели. И мгновенно впитали воду, спутав Веденее ноги. Она полетела на пол…

Побеги, набухшие от воды, неспешно опустили ее вниз. Уже лежа, Веденея услышала:

— Не торопись, Сигвич.

Волостарь Олонецкий подошел к Веденее. Встал рядом, разглядывая ее сверху, точно букашку.

— Так поздно ночью я принимаю советы только от дам, — с насмешкой заметил Сигвич, тоже подходя к Веденее.

— Это не совет, — обронил Олонецкий. — Это решение. Она проведет эту ночь с одним из нас. Пусть сначала привыкнет к одному колу, прежде чем научиться скакать на двух.

Обнаженная непристойность его слов резанула по сознанию Веденеи хлыстом. Она сипло выдавила:

— Нет, я не…

Один из ростков тут же заткнул ей рот.

— Ты меня пугаешь, Яр, — ровно заявил Сигвич. — Сегодня жалеешь эту авантюристку, а завтра начнешь жалеть тех, кто лезет с той стороны границы?

Олонецкий, не шевельнувшись, бросил:

— Один сегодня, другой завтра.

— И кому же она достанется сегодня? — спросил Сигвич. Слова его падали мерно, как капли. — Кстати, ты можешь отказаться. Тогда у нее точно будет один мужчина этой ночью.

— Не дождешься, — ответил Олонецкий. Сухо, точно дубовая колода треснула. — У Чарецких она сначала подошла ко мне. И я первым решил пойти ей навстречу. Она останется со мной, а ты попытаешь с ней счастья завтра. Когда закончишь с расспросами.

— Это несправедливо, — возразил Сигвич.

— Нет, справедливо. — Олонецкий уверенно улыбнулся. — Я в опале, а после истории с окривевшим государевым оком мне нельзя бегать по балам. Ты сам об этом сказал. Я теперь буду отрезан от цветника столичных дам… это больно и трудно, Игорь. И госпожа Левинская станет моим маленьким утешением. А ты можешь вернуться к Чарецким. Помнишь вдовушку, с которой я танцевал мазурку? Она сказала, что уедет с бала одной из последних. До завтра. Не забывай нас, опальных.

Дверь кабинета вдруг распахнулась — настежь, широко. Князь Сигвич помедлил, разглядывая Веденею, дергавшуюся в оплетке из побегов. Холодно сказал:

— Не загоняй ее. Ты иногда перебарщиваешь.

Затем князь вышел, и дверь за ним захлопнулась.

Побеги тут же втянулись в ковер. Веденея рывком приподнялась и кинулась к полкам. Схватила с них еще один столбик чтец-книги…

— Ты мне не нравишься, — неожиданно заявил Олонецкий.

Он так и не сдвинулся с места. Лицо его было неподвижным, равнодушным.

— Ты с самого начала мне не понравилась. Помнишь, как я отвернулся от тебя при первой встрече?

— Тогда зачем… — сипло пробормотала Веденея. — Тогда отпустите меня.

— Не могу, — с неудовольствием ответил Олонецкий. — Сигвич мне этого не простит. И пока история с окривевшим государем не прояснится, ты будешь сидеть под замком. Здесь, в моем доме, чтобы не проболталась кому-нибудь о том, что услышала. Не бойся, будущей содержанке заточение лишь добавит привлекательности. Прославишься, как вдова, которая так ублажила Олонецкого, что он запер ее в своем родовом особняке. Но я тебя не хочу, и спать ты будешь в одиночестве. Пойдем, отведу в комнату для гостей.

Веденея порывисто вздохнула, боясь поверить в то, что услышала. Мысль о том, что завтра явится Сигвич, сверлила сознание — но она вдруг подумала, что до завтра еще нужно дожить. И осторожно поставила цилиндрик книги обратно на полку. Спросила неровно:

— Слуг у вас нет? Они могли бы меня проводить…

— По ночам мои слуги спят, — отрезал Олонецкий, уже шагнув к выходу.

Но у самой двери он обернулся. Уронил:

— Не пойдешь сама, понесу.

И Веденея метнулась следом, вздрагивая от страха, отпускавшего ее слишком медленно. Платье, по которому Сигвич от души прошелся водой, липло к плечам и ногам ледяной тряпкой.

Загрузка...