Re: Перерождение задрота любящего жанр стратегии!

Глава 24 - Услуга и благодарность.

Новый день для меня наступил также внезапно, как и закончилось утро. Едва я успел сесть в карету, как меня вырубило, и вот, я уже просыпаюсь от слепящего света, падающего через окно мне прямо в лицо.

Стараясь сохранять невозмутимость при стоящей у моей кровати сестры: Лили и Бьянка, стараясь держаться от меня подальше, помогают лично назначенным горничным Августы привести меня в порядок.

— Который час? — под пристальным, пожирающим мою голую задницу взглядом воительницы, интересуюсь я в момент, когда служанки помогают мне усесться в заранее принесённую купель.

— Полдень, лежебока. — Говорит Августа, а следом, когда её работницы заканчивают меня натирать, хлопком даёт тем команду исчезнуть. — Вы двое останьтесь. — Говорит она моим личным рабыням, — теперь ваш черёд, должны же вы свой хлеб отрабатывать.

Девушки, раскрасневшись, кивают и не поднимая головы, в полном наряде горничных, залазят в мою здоровенную «ванную». Горячая вода мгновенно охватывает их белые передники и рубашки, отчего из-под в миг посветлевшей одежды я замечаю их голые тела. Сегодня на них совершенно не было одежды. Прильнувшая ко мне слева Бьянка, взяв мою руку в захват своей большой грудью, берёт переданный подошедшей Августой сосуд с ароматным маслом. Тонкая струйка созданная сестрой стекает по моим плечам, опускаясь в воду, отчего из-за движений так же забирающийся к нам Лили, та начинает слегка пениться.

— С чего бы тебе делать мне такой подарок, сестра? — обращаюсь я отставившей в сторону сосуд с маслом, и принявшейся массировать мне плече инквизиторше.

— Твой дружок так долго стоял по утру, это должно быть невыносимо, когда снизу он, наливаясь кровью, испытывает такие нагрузки, вот я и решила слегка облегчить твои страдания… — Плечом ощутил как Августа, пытаясь прижаться ко мне своей пещеркой, начинает ёрзать. Зеленоглазая всегда носила обтягивающие до максимум задницу и ляжки штаны, отчего любое её возбуждение хорошо просматривалось, и ощущалось от любого касания или взгляда брошенного мною в её сторону.

Тем временем, Лили, демонстративно устроившись у меня на коленях, пару раз пройдясь руками по моему члену и убедившись, что тот готов, стала ёрзать, пытаясь в воде поднять потяжелевшее платье.

— Уверена, что не хочешь сейчас быть на её месте? — спросил я у сестры, а после, чутка повернувшись, приставил два пальца к приоткрывшимся от возбуждения половым губкам, всё также находившимся под защитой прочной ткани.

— В отличии от тебя, я не готова делать это в присутствии, и уж тем более при участии грязных животных, в виде этих рабынь, — тяжело и одновременно ахнув с присевшей на моего друга Лили, проговорила Августа.

— Лили и Бьянка люди, и да, насчёт животных, что там с нашей Зорфу, где она сейчас? — чутка сильнее надавив своими на эрогенную точку инквизиторши, спросил я, и следом губами коснулся высвободившейся наружу смуглой груди Бьянки.

— Я кинула ту в камеру. — Двумя руками обхватив мою ладонь и став по собственной воле направлять ту как ей заблагорассудится, ответила воительница. — Брат, ты ведь и с ней планируешь сделать тоже, что и с этими двумя, верно? Хочешь трахнуть это убожество, но, могу ли я тебя от этого отговорить? Не пойми неправильно, ты сын императора и можешь делать всё, но это уже слишком. Она ведь Зорфу, предки её были зверьми, что ничем не отличаются от тех же свиней, коз и овец, которых мы едим. Пусть она и не порочна, я лично убедилась, но всё же. Я не хочу, чтобы ты совал свой член в её звериное влагалище! — Закончив с речью, и задёргавшись, простонала Августа. Теперь, я наконец-то понял, к чему по утру такая щедрость со стороны сестры. Ублажив меня при помощи более приемлемых с её точки взгляда человеческих рабынь, та планировала подавить моё мужское либидо, вынудив отказаться от затеи трахнуть зверолюдку. Что же, отчасти ей это удалось, и сейчас, спустив всё в Лили, я действительно под утратил пыла, но, к сожалению для сестры, не настолько, чтобы отказаться от экзотического соития с звероженщиной.

Вспомнив слова сестры о потере невинности и её горькие слёзы в тот момент, выругавшись, распрощался с хорошим настроением. Поступать с той малышкой точно так же, как некогда поступили с Августой, означало уподобиться тому ничтожеству, которое я сейчас так презирал. Блять, будь она хотя бы уже пользованной, я бы даже не задумался, а тут такая ситуация.

— Умеешь ты, сестра, испортить настроение, — поднявшись из воды, ответил я, позволяя напоследок Лили язычком пройтись по моему достоянию, а после, выданным Августой полотенцем обтереть меня с ног до головы. — Могу заверить тебя, я не заберу её целомудрие и…

— Всё не так, я говорила не об этом! — с опозданием осознав то, о чем я подумал, резко выдала та, а после, обняв всё ещё влажного меня, добавила: — Ты вообще не должен был думать о подобном, ведь я имела в виду, что она Зорф, и только…

Сказанное сестрой не сильно способствовало возвращению моего хорошего настроения, но тут уж ничего не поделаешь. Может и неосознанно, она всё же натолкнула меня на правильные решения. Эта молодая зверолюдка не сделала мне столько зла, сколько я мог бы причинить ей своими действиями в ответ. Так что, придётся мне ждать другую такую, хвостатую, миленькую, и, быть может более опытную зверушку, что наконец-то сможет утолить мои анатомические и похотливые интересы, основанные на изучении разных интимных зон и мест жительниц этого мира.

После мыльно-развлекательных процедур, не завтракая направился к пленнице. Пусть к её телу интерес мой пропал безвозвратно, к её знаниям, умениям и возможностям кое какое любопытство я ещё сохранил. Вне зависимости от того, можно ли ту трахать или нет, она и другим путём могла сослужить мне хорошую службу. Собирать информацию об важных городских личностях, обитающих в подполье, рассказывать местные сплетни, байки, с моего плеча распространять нужные мне слухи. Через эту, как сказал Гвиний, умную личность, я собирался добывать нужную информацию: оставалось только услышать цену, и на этом вопрос закрыт. Так думал я, но всё оказалось чутка сложнее.

Лишь только при виде приближающегося меня, коротышка, чуть ли не визжа забивалась в угол. Чуть ли не взбираясь на стену, та, заливаясь слезами, соплями, в истерике билась, кричала и молила о пощаде. По началу я думал переждать это, и разместившись за прутьями клетки стал ожидать, когда та успокоится. Вот только время шло, а зверушка как плакала, пуская крокодиловы слёзы, так и продолжала рыдать, всё больше и больше уделяя времени слёзным речам и молитвам возвышавшимся к богу. Если первое время это бесило, то через двадцать минут стало даже забавным. Устроившись на стуле напротив клетки, велел прямо сюда принести мне столик и обед, после чего, спокойно, всё также глядя на пленницу не евшую со вчерашнего дня, принялся поглощать свой очень сытный, королевский завтрак. Отчего малышка, видя моё спокойствие и что ту никто не пытается пытать или допрашивать, удивлённо и не теряя ужаса в своих больших, красных, заплаканных глазах, стала поглядывать на меня.

— Вам нравится есть плоть зверолюдей перед новыми жертвами? — по видимому смирившись с участью смертницы, глядя на то, как я зубами прохожусь вокруг куриной ножки, пробуя ту с новым специально приготовленным для меня соусом, спросила та.

— Ну да, а ты что, не видишь? — показав той куриную косточку, хмыкнул я. — Будешь? Хочу сказать, мои повара готовят зверочеловеченку так, что пальчики оближешь. — Приняв каждое моё слово за чистую монету, девушка вновь захлюпала носом. Её бурчащий живот я слышал даже будучи на большом расстоянии от прутьев и самой девчушки. Не имея ни малейшего представления сколько та не ела, взял в руки кусочек, и выслушав предупреждения от стражника, нацеленные как на меня, так и на девушку, для которой любое резкое движение — это смерть, протянул мясо через прутья.

Не дёргаясь, с текущими по бороде слюнями, девочка, как и требовала стража, двигалась ко мне по свежи устланной соломе на четвереньках. Несмотря на голод, взяв кусок, та сначала принюхалась, после, лизнула политую мною сверху желтоватую субстанцию, отчего в её животе всё заурчало ещё громче. Ощутив весь вкус жареного мяса и соуса сверху, словно дикий зверь, та впилась зубами в мясо, принявшись отрывать большие куски и не пережёвывая, словно утка заглатывать. «Животное» — прокомментировал происходящее стражник, и в данный момент я мог с ним согласиться, ведь голод из кого угодно мог сделать дикое животное, без принципов и каких-либо нравов.