Real-RPG. Практикант 2

Глава 16

Мы сразу же сбежали с лестницы на лифтовую площадку первого этажа и, свернув направо, оказались в узком тамбуре на три квартиры.

— Замри, — шепнула мне Серафима и, добыв из безразмерного кармана связку отмычек, занялась замком ближайшей двери.

У этой женщины за плечами явно имелся немалый опыт домушника. Сходу подобрав нужную отмычку, с замком Серафима справилась за считанные секунды.

Раздался едва слышный щелчок и, чуть приоткрыв массивную входную дверь, Серафима напряженно застыла на пороге.

Вчерашний опыт охоты за царусами подсказал мне, что опытная ясновидящая сейчас сканирует открытое пространство Навигатором. Я тоже решил попрактиковаться, но едва сосредоточился на кольце, как был прерван обернувшейся женщиной.

— Все норм. Пустышка. Заходим, — скороговоркой выдала Серафима, и первой юркнула в распахнутую дверь.

Я метнулся следом, и невольно тут же зажал нос от спертого, пыльного воздуха, с порога встретившего меня в давно не проветриваемом помещении.

Серафима, пропустив меня внутрь, тут же за спиной бесшумно прикрыла дверь и, пошерудив отмычкой уже во внутренней замочной скважине, по новой ее заперла.

— К чему такие сложности? — шепотом спросил я.

— Береженого бог бережет, — так же едва слышно откликнулась Серафима. — Пока твари во дворе не перебесятся, нам придется тут подождать какое-то время.

— А эти отмычки? Откуда?

— Ну ты, ведь, не думаешь, что за семь месяцев изоляции этой свернутой аномалии, мы с тобой здесь первые ясновидящие?

— Охренеть!

— Ладно, нечего у двери топтаться. Пойдем глянем, че там на улице творится. Обещаю, такого зрелища ты ни в одном кино не увидишь.

Подхватив меня под руку, Серафима прошла в запыленную гостиную, из широкого окна которой открывался роскошный вид на улицу. Из-за пыли и грязи прозрачность оконного стекла, конечно, оставляла желать лучшего, но увидеть через него развернувшуюся на дороге бойню оказалось вполне возможно, нас же с улицы заметить за ним было практически не реально.

Серафима не обманула, открывшаяся моему взору массовая драка всех со всеми, где одновременно участвовало несколько сотен теневых тварей, действительно впечатлила. Рядом со знакомыми бестиями, рвачами и царусами я увидел и пару новых для меня видов тварей: образин, похожих на белесых мохнатых гигантских гусениц, с крокодильей пастью (длинной метров в пять, шириной чуть больше полметра и высотой в холке примерно с метр), и розовых «лягушек», с кошку величиной, но играючи прыгающих с асфальта до уровня третьего этажа.

На мой вопрос (шепотом, разумеется): кто эти незнакомые твари? Серафима охотно пояснила, что «гусеницы» называются иглухами, потому как то, что из-за грязного стекла мне показалось мехом на их гусеничных телах, на самом деле оказалось плотным ершиком торчащих во все стороны иголок (от пяти до десяти сантиметров длинной), а розовые «лягушки» именовались тряхунами, так их прозвали из-за уникальной особенности вырабатывать электричество, которое прыгучие твари направляли в цель длиннющими многометровыми языками, и в зависимости от накопленного разряда таким живым электрошокером нехило так тряхануть могли даже гиганта живоглота. Последних, кстати, среди дерущихся не наблюдалось, но и без могучих ящероподобных гигантов сейчас здесь было на кого посмотреть.

Вон прямо перед нашим окном две бестии, с разбегу наскочив друг на друга, намертво сцепились раззявленными пастями и застыли, как любовники в страстном поцелуе. Вот только из-под пробитых их зубами челюстей брызнула и закапала на асфальт кровь, а взбрыкнувшие передние лапы боковыми шипами и копытами тут же изрядно добавили еще кровоточащих ссадин на лбах и шеях. На свежую кровь к бедолагам, с неожиданным проворством для обычно тихоходной «гусеницы», подсеменила иглуха и, с разгона, накрыла крокодильей пастью сцепившиеся морды бестий. Отведенные назад рога не смогли защитить бестий, и мощные челюсти иглухи стали плющить их черепа. Ошалевшие от боли недавние смертельные враги, отчаянно задергались, пытаясь расцепиться, но их уже сверху и снизу крепко сжимали в мертвой сцепке зубы «гусеницы». Лапы бестий замолотили по морде иглухи, но напоровшись на вставшие дыбом иглы, тут же сами превратились в исколотые источники новой боли. Упивающаяся победой гигантская гусеница не спешила добивать сломленных врагов, и с добрую минуту потом утробными сосущими всхлипами сглатывала кровь, набегающую в ее широкую пасть из расплющенных голов бестий, дергающихся в затянувшейся агонии, обреченно растянувшись на асфальте…

Смотреть на шумно жрущую гусеницу через несколько секунд стало скучно и противно, и я переключился на разворачивающуюся по соседству свару между дюжиной царусов. Белесые пушистики, сбившись в отчаянно шипящий клубок, рвали зубами и царапали все, до чего могли дотянуться. Отчего за считанные секунды белый комок окрасился обилием алых пятен. Через примерно пять секунд общей драки из живого клубка вывалилось изломанное тело первой жертвы, еще через пару секунд отвалился второй мертвый царус, а дальше в честную войну пушистиков подло ворвалось всепобеждающее электричество. Приземлившийся неподалеку тряхун, выстрелил языком-электрошокером по белому шипящему клубку. С кончика языка сорвалась ослепительно белая дуга разряда и, ударив по сцепившимся царусам, разметала дымящиеся тушки со вздыбленным мехом на пару метров друг от друга. Втянув язык, коварный розовый убийца прыгнул на ближайшее бьющееся в агонии тельце, цапнул широкой зубастой пастью беспомощного царуса за шею и, взвившись вместе с добычей в высоченном прыжке, от греха подальше убрался на недостижимый для большинства тварей подъездный козырек, где и приступил спокойно к трапезе. А на брошенные тела пяти других царусов тут же позарились две бестии и рвач… Кто вышел победителем из короткой схватки, полагаю, не сложно догадаться.

Краем глаза я невольно продолжал следить и за завтракающей напротив нашего окна «гусеницей». За минуту на неподвижно лакомившуюся иглуху неоднократно пытались напасть другие пробегающие мимо твари, но и бестии, и царусы, натыкаясь на игольчатую защиту, с исколотыми лапами и мордами каждый раз бесславно сваливали восвояси. Лишь под конец затянувшейся кровавой трапезы на «гусеницу» наехал примерно равный ей по силам противник. Которым, кстати, оказался тот самый рвач, запросто отогнавший от тушек царусов пару бестий, основательно помяв зубами и копытами их бока.

Схарчив пяток пушистиков, рвач обгляделся. Обнаружил рядом «гусеницу», нагло трескающую его хавчик, прифигел, и рванул наказывать «воровку».

Длинными, как копья, рогами рвач исхитрился боднуть жирный бок иглухи, пробив плотную шкуру, и не оцарапав, при этом, свой лоб о топорщащиеся иголки. Но тут же был вынужден отпустить раненую «гусеницу», потому что иглуха, с невероятным для массивного тела проворством, вдруг стремительно изогнулась дугой и, как бревном, шарахнула рвачу по боку задней частью длинного тела. Удар сам по себе вышел сокрушительным — здоровенного, как бык, рвача отшвырнуло в сторону на добрый метр, как жалкую бестию. А, учитывая, ощеренную иглами шкуру иглухи, ушибленный бок рвача после удара превратился в кровавую отбивную. В итоге, ущерб рвача от боестолкновения оказался не меньшим, чем у раненой иглухи. И я ничуть не удивился, что после такого обмена любезностями, резко зауважавшие друг дружку теневые твари ограничились лишь свирепым рычанием (от рвача) и злобным шипением (от иглухи) в сторону друг друга…

И подобных вышеописанным стычек на длинной улице перед широкой высоткой сейчас ежесекундно происходило великое множество. Арки порталов из теневой параллели начинали постепенно схлопываться, но и через пять минут после рассвета действующих порталов оставалось еще больше десятка, и из каждого, по-прежнему, продолжали пребывать новые тварей.

Увидеть из нашего окна я мог лишь малую часть грандиозной уличной битвы. Но подробное описание даже этой малости развернулось бы на десятки страниц. Свирепой, страшной, но абсолютно для нас с Серафимой безопасной, чужой резни за окном. Потому, оставив застекольную бойню в виде экзотического антуража, я перейду, пожалуй, к нашему с Серафимой разговору, состоявшемуся за просмотром уличного побоища.

— Значит, ты не первая ясновидящая, что перенеслась сюда, я так понимаю, с помощью все той же пентаграммы в убежище? — шепотом спросил я.

— Правильно понимаешь, — хмыкнула Серафима.

— А зачем?

— В смысле?

— Ну зачем вы суда переноситесь?

— Халявные трофеи… Помнишь, я тебе уже говорила, что выпадающие после смерти теневых тварей: энергосуть и иные ценные ничтяки, здесь остаются на месте гибели твари, а не уносятся, вместе со схлопнувшимся телом, в родовой могильник. Собирая тут эту выпадающую мелочевку, можно за одну командировку на дом себе заработать, с люксовым ремонтом и обстановкой. Так-то, брат-практикант.

— То есть, ты тут головой рискуешь чисто из-за денег?

— Типа того, — кивнула Серафима, а после секундной паузы неожиданно добавила: — Еще приблуд, типа тебя, спасать порой приходится. Ну и профилактическая зачистка дома в довесок, от нежелательных вредителей.

— Вредителей?

— Думаешь почему все здешние квартиры мы запираем?

— Вы запираете? — изумился я. — Я думал это жильцы квартир, спасаясь от нашествия тварей…

— Сергей, ты каким место меня слушаешь? — перебила Серафима. — Я ж говорила, что все местные, под действием свернутой аномалии мгновенно превратились в исчадья. После чего они не прятались от тварей, а наоборот активно искали встречи с ними.

— Значит, это сделали вы. Но зачем?

— Кроме обычных неразумных теневых тварей, существуют еще полуразумные. Типа небезызвестного тебе кукольника. Эти индивиды ухитряются обманывать исчадья, и устраивать в изолированных квартирах свои логова. А чтобы затруднить им задачу — ведь взломанную дверь аккуратно пристроить на место тот еще геморрой даже для полуразумного кукольника… Так вот, для этого мы квартиры в подъездах и запираем.

— Толку-то, — фыркнул я. — Те же царусы через разбитые окна или форточки запросто по стене в квартиры целыми стаями забираются, и тоже замечательно устраивают там логова. Сам видел.

— Да, и такое бывает, — кивнула Серафима. — И этих пришельцев, во время зачистки подъездов, немало истреблять приходится. Только логово царусов — это мелочевка. А вот обосновавшийся в квартире кукольник — это, уж поверь, большая проблема.

— Почему?

— Ты берхов у дороги видел? А очаги розовой травы на зеленой лужайке?

— Ну да. И еще берхи окружают убежище.

— Нет, те, вокруг убежища, это норм. А вот остальные вестники теневой параллели здесь — это как раз действие кукольников. Своей чуждой Порядку, извращенной природой, эти создания притягивают Хаос. И чем дольше заскочивший в свернутую аномалию кукольник здесь живет, тем больше Хаоса он суда притягивает… Такое преданное Равновесием место, как свернутая аномалия, никогда не вернется под контроль Порядка, потому конечного захвата Хаосом ему не избежать. В наших силах лишь отсрочить неизбежный момент, когда свернутая аномалия превратится в очередную скрытую локацию теневой параллели.

— А что же станет тогда с исчадьями?

— Я не знаю ответа на этот вопрос, Сергей.

Упоминание ночных стражей свернутой аномалии, вкупе с созерцанием продолжающейся бойни за окном, невольно восстановило в памяти образ вчерашней вечерней схватки исчадий со сбежавшимися к нашему убежищу теневыми тварями. Облитые с макушки до пят кровью врагов, вечно молодые юноши и девушки, пьющие, как вино, чужую кровь и упивающиеся местью… Возникшая перед глазами картинка обернулась вдруг ослепительной вспышкой боли в голове.

Я зашипел от боли и, схватившись за голову, рухнул на колени.

— Дерьмо! Че ж как рано-то? Я надеялась, ты продержишься хотя бы до… — обеспокоенной кудахтанье Серафимы над моей разрывающейся черепушкой оборвалось, и я провалился в спасительное беспамятство.