Реальный придуманный мир (СИ)

Проснувшись в постели Кьелль вспомнил произошедшее. Голова болела, как после весёлой пирушки. Он провел рукой по лицу, не открывая глаз, и замер. Это не его рука! Он откинул одеяло и вскочил. Из-под длинной рубахи торчали маленькие ступни, взгляд скользнул выше и упёрся в округлившийся живот. Он повернул голову и в отражении зеркала, висевшего на стене, увидел худое девичье лицо. Осознание произошедшего хлестнуло наотмашь. Оказаться в теле девицы, да ещё на сносях! Кьелль сел на лавку, спрятал лицо в ладони и горько заплакал.

Мужчины явно разочаровались такой стремительной развязкой. Я нервно задёргала ногой, и Богдан положил ладонь на колено, призывая успокоится. Как раз подошла подавальщица и поставила на стол четыре наполненные кружки. «Рыцарь» взял её и поднял.

— Что ж выпьем за хорошую историю, — заключил он, видимо не желая казаться дураком, который очевидно переплатил.

Мужчины оказались матросами. Они не только заплатили за наш обед, но и подсказали, где найти корабль.

— Поговори с нашим капитаном. Лэн любит таких разговорчивых.

— Да чего греха таить, — вставил его товарищ, — я бы тоже послушал. В море не так много развлечений. А хорошие истории мы любим.

Богдан бросил на меня взгляд из серии «я же говорил» и подмигнул. Мужчины предлагали посидеть ещё, выпить по кружечки эля в надежде на очередную байку, но мы оказались и распрощались на дружественной ноте. Напоследок, Богдан долго о чем-то шушукался с подавальщицей. Судя по тому, как она жеманничала и театрально смущалась, разговор был личным. Внутри шевельнулась обида. Или это что-то другое? Я отвернулась, не дав мысли развиться. Чужие шуры-муры меня не касается.

— А что, историй со счастливым концом у тебя не предусмотрено? — спросил Богдан, когда мы вышли на улицу.

— Ну знаешь, какой мир такие и истории.

— Хочешь сказать, ты на ходу сочиняешь?

Я кивнула и, состроив максимально равнодушную физиономию, спросила.

— А о чём ты так долго болтал с официанткой?

— Организовывал ночлег. Нам разрешили переночевать в сарае.

— Какая неслыханная щедрость.

— Весь сеновал в нашем распоряжении, так что хорош ворчать.

Сенник был заполнен лишь наполовину. Ворох сухой травы, сваленный в дальнем углу, пах лугом и утренней свежестью. Ещё зеленоватая, видно недавно собранная, она мягко пружинила и оказалась лучше любой перины. Я в полной мере оценила стремление деревенских парней затащить девушку на сеновал. Правда мне сельской романтикой пришлось наслаждаться в одиночестве. Богдан куда-то смылся. Неужто пошёл охмурять подавальщицу, которая сама была не прочь. В груди неприятно кольнуло, и я мысленно себя отругала. Взрослый мальчик имеет право. Он же не мой парень. "А мог бы стать твоим" — пришла внезапная мысль.

[1]струнный смычковый музыкальный инструмент, распространённый в Скандинавии VIII–XI веков.

Попытка уснуть успехом не увенчалась. Я крутилась с боку на бок, пока шорох не известил о возвращении этого ловеласа. Приподнявшись на локтях, смерила Богдана взглядом. Его довольный вид неприятно полоснул по нервам.

— Чего не спишь?

— Уснёшь здесь. Ты где-то шляешься. Нарвёшься опять на неприятности, вытаскивай тебя потом. Что ты так ухмыляешься?

— У меня отличная новость. Я нашёл нам корабль.

— Правда? Я думала… — я запнулась, меня не должно касаться с кем и как он проводит время.

— Что ты думала? — подозрительно сощурился Богдан.

— Не важно. Когда мы отплываем?

— Завтра утром.

— Кто-то всё-таки польстился на коготь дракона?

— Ага щас. Пришлось добавить.

Он ухватил себя за мочку уха, на которой больше не было серьги полумесяца. Богдан устроился за спиной и подсунул мне руку под голову, а вторую опустил на талию. Напряжение терзавшее последние пару часов спало, и мышцы расслабились. Я поймала себя на том, что как-то быстро привыкла к его объятиям. Но сопротивляться собственному организму не хватило сил. Я обмякла и удобнее устроилась в его руках.

— Устала?

— Безумно. Ходьба по пересечённой местности скоро меня доконает.

— Впереди три дня в море. Успеем отдохнуть. Надеюсь ты не страдаешь морской болезнью.

— Я тоже надеюсь. Никогда не ходила в море.

— Спи. Завтра рано вставать, — шепнул он и поцеловал в макушку.

Вопреки здравому смыслу и данному себе обещанию, я ждала, когда Богдан пойдёт дальше. Хотела жарких прикосновений и того, что едва не случилось в пещере. Как выяснилось, он джентльмен. А я трусиха. И пока Богдан забылся блаженным сном, я до боли кусала губы и пыталась отвлечься чем угодно, чтобы не думать о том, что занимало больше всего. Вслушивалась в шорохи и стрекот ночных сверчков. Но воображение с изощрённым коварством транслировало в мозг самые непотребные картинки.

***

Я только задремала, как разбудил крик петуха. Богдан опять куда-то слинял. Лишь бы не влип в неприятности. Я спустилась с сеновала и вышла во двор. Утренняя прохлада забралась под одежду и заставила поёжиться. Увидев Богдана, я застыла с открытым ртом. Он стоял у лошадиной поилки по пояс голый и обливался водой из деревянного ведра. Рядом маячила вчерашняя подавальщица и держала в руках его рубаху. Девушка жеманничала и глупо хихикала. Закрались подозрения, что когда он ходил вчера в порт, они всё-таки пересекались. Снова чувство раздражения забурлило по венам. Захотелось нашлёпать себе по щекам. Я подошла и растянула губы в притворной улыбке. Девушка увидела меня и вернула улыбку, такую же фальшивую. Будь у нас соревнования объявили бы ничью. Богдан обернулся и сверкнул глазами. Я пыталась найти в них разочарование, что помешала их флирту, но ничего такого не заметила.

— Хорошо, что ты уже встала.

— Польёшь мне?

Я подставила ладони сложив их лодочкой, и он плеснул мне на руки, чтобы могла умыться. Потом вернул девушке ведро, забрал рубашку и натянул на мокрое тело. Она прилипла, облегая стройную подтянутую фигуру. Чёрт! Жар прилил к щекам, покрывая их румянцем. Я провела ладонью по лицу, делая вид, что смахиваю влагу. Девушка всё это время переминалась с ноги на ногу и улыбалась как дурочка. К моему облегчению, её окликнул женский голос, она вздрогнула, быстро попрощалась и скрылась.

— У тебя целое гнездо на голове, — хохотнул Богдан.

Я запустила пальцы в волосы, расчёсывая и попутно вытаскивая солому. Попыталась заплести подобие косы, но короткие пряди не слушались: рассыпались и никак не желали укладываться. Обесцвеченные, без специального шампуня и кондиционера, они стали напоминать паклю. Богдан усмехнулся и переместился мне за спину.

— Давай помогу.

Он обхватил мою голову ладонями и наклонил к себе, чтобы было удобно. Забрал с боков ровные пряди и принялся туго сплетать на макушке. Закончив он скрепил резинкой, оставив маленький хвостик болтаться вдоль шеи. Я посмотрела на отражение в лошадиной поилке и провела пальцами по плотной аккуратной косичке.

— Здорово, где научился?

— Тренировался на младшей сестре.

— У тебя есть сестра?

— Была.

Богдан коснулся мочки уха, где раньше висела серьга и сразу убрал её. В глазах промелькнула тоска, и он тряхнул головой пряча взгляд.

— Идем, опоздаем на корабль.

Богдан зашагал вперёд не оглядываясь. Я смотрела на опущенные плечи и поникшую голову, а в груди разразилась буря эмоций: грусть, горечь, разочарование, сожаление. Серёжка принадлежала его сестре, и он отдал её, чтобы попасть на корабль. Он проецирует на меня её образ. Вот откуда это желание заботиться о ближнем. Я догнала его и взяла за руку. Хотелось поддержать, сказать, как ему благодарна, но подходящих слов не нашлось. По дороге на причал мы перекусили выданной гномами припасами, и я решила завести разговор, чтобы прервать молчание.

— Какая у нас легенда на этот раз?

— Та же, что я придумал для Елика.

Богдан подергал мочку уха, и я поняла, он что-то не договаривает.

— Что не так? — насторожилась я.

— Я сказал, что мы муж и жена.

— Зачем?

Он повернул голову, посмотрел на меня, как на дурочку и, видя, что я не понимаю красноречивого взгляда, пояснил.

— Так я могу не опасаться за твою честь. Если конечно сама не будешь слоняться среди матросов, бухать с ними и строить глазки.

— Ты такого обо мне мнения?! — от возмущения я поперхнулась воздухом.

— Нормального я о тебе мнения. Но согласись, гномы с их матримониальными устоями и моряки, которые полжизни проводят вдали о семьи, если таковая имеется — две большие разницы.

Как быстро он переобулся. Ещё недавно утверждал, что расслабляться иногда полезно. Ему Елик мозги промыл? Да и не собираюсь я больше напиваться.

— Ну знаешь, — я ударила его кулаком в плечо, но прежде чем продолжила гневную тираду, он взял под локоть и повёл к пристани.

— Просто веди себя скромнее.

— В таком случае, не безопасней ли притворится парнем? Говорят же, женщина на корабле к несчастью.

— Только не на этом корабле.

Мы спустились к причалу и нашли нужный корабль. На борту большими неизвестными буквами, напоминающими латиницу, красовалось название. Как ни странно, я поняла, что там написано — «Дочь шторма». На капитанском мостике возвышалась худая долговязая фигура в дымчато-синем мундире с широкими подплечниками, галифе и ботфортах. Длинные волосы, стянутые на затылке чёрной лентой, трепыхались на ветру подобно конскому хвосту.

— Это и есть наш капитан?

— Капитанша, — поправил Богдан.

Я открыла рот от удивления и принялась разглядывать женщину, которой на вид было не больше тридцати. На задворках сознания мелькнуло предостережение маленькой цыганки, но я предпочла задвинуть его в дальний угол. Последние дни организму хватает стресса, чтобы ещё раскачивать психику и укреплять манию.

На обветренных загорелых щеках капитанши светлели мелкие оспины, похожие на шрамы от ветрянки. Впрочем, они не портили красивое овальное лицо. Я отметила глянцевый блеск её каштановых волос и инстинктивно пригладила причёску. Женщина приветливо улыбнулась Богдану, демонстрируя ровные крупные зубы и бросила на меня оценивающий взгляд.

— А это и есть ваша очаровательная супруга?

В голосе капитанши слышалась неприкрытая ирония, а в глазах читался вопрос, что он во мне нашёл. Я никогда не могла похвастаться вниманием со стороны мужчин и не особо напрягалась на этот счёт, но сейчас почувствовала себя уязвлённой. Так и подмывало спросить, где её вторая половина. Выкинула за борт, потому что обед пересолил или плохо отдраил палубу? А может «обласкать» выражением покрепче. Слова застряли в горле, я так и стояла с распахнутыми глазами, беззвучно открыв рот. Видя моё замешательство, Богдан взял под руку и повёл к трапу.

— Она самая, — невозмутимо ответил он.

— Меня зовут Корвин Лэн, — представилась капитанша, посматривая в сторону моего спутника.

Я перехватила её взгляд и поймала недвусмысленное выражение. Лэн пожирала Богдана глазами. Сдается мне, та ещё будет поездочка. Вновь неприятное свербящее чувство появилось в области солнечного сплетения. Чёрт! Я ревную! Это открытие поразило и напугало. Вот и приплыли даже, не отчалив от берега.

Глава 7.

Я смотрела на удаляющийся порт и вдыхала влажный воздух, который солью оседал на языке. Форште́вень[1]резал волны, они вспенивались и с шумом разбивались о борт судна. Мелкая взвесь приятно холодила кожу, подобно тончайшему шёлку. До этого мне доводилось только рассекать на катамаране по маленькому пруду в парке развлечений, и теперь бескрайний морской простор вызывал благоговейный трепет. Сердце сжималось от предвкушения и воодушевления, заходясь в щенячьем восторге. Богдан подошёл со спины и положил на плечо ладонь.

— Нас приглашает Лэн, разделить трапезу.

— Что и кормить будут? — шутливо поинтересовалась я.

— Пойдём, нехорошо заставлять ждать, — он взял под локоть и повёл в каюту капитанши. — Только не рассказывай больше слезливых историй. Расскажи про пиратов, думаю ей понравится.

— Вот уж нет, — возмутилась я. — Теперь твоя очередь развлекать.

— Я никогда не был душой компании.

— Ладно тебе прибедняться. Неужели и рассказать нечего?

Он дернул плечом и отвернулся, но я заметила, как скривился в недовольной гримасе.

— Можешь просто светить лицом и улыбаться, — подначила я. — Я заметила, девушки падки на твою мордашку.

Мы переступили порог каюты, и натёртые до блеска доски скрипнули. Ставни на окнах, располагавшихся с трёх разных сторон, были подняты, и яркий дневной свет озарял просторное и уютное помещение. В центре стоял круглый стол, заставленный снедью, посудой и графинами с вином. Стеклянные лампы, висевшие на крюках, оставляли на стенах следы копоти и распространяли запах горелого масла. Из амбразуры торчала задняя часть небольшой пушки. В дальней части, отгороженной тёмной шторкой помещались кровать и письменное бюро, за которым над документами сгорбилась Лэн. Она оглянулась через плечо, отложила перо и встала. Жестом радушной хозяйки она указала в сторону накрытого стола. Капитанша оказалась одного роста с Богданом. Просторной чёрной рубашке и брюкам свободного кроя не удавалось скрыть её худобу, наоборот подчёркивали.

— Надеюсь вы не против скрасить сегодня моё одиночество и разделить трапезу, — её вопрос прозвучал как утверждение.

— Это честь для нас, — расплылся в улыбке Богдан.

Он галантно отодвинул передо мной стул, сделал то же самое для Лэн и только после этого сел сам. Капитанша посмотрела на него с интересом и восхищением. Судя по его ответному взгляду и милой улыбке, она ему тоже нравилась. Богдан ловил каждое слово, когда Лэн рассказывала о морских приключениях.

Мне бы внимать, навострив уши и наматывать на ус. Где ещё услышишь о встречи с сиренами, которые заставили сигануть за борт половину команды и чуть не потопили корабль. Или о проклятом острове с которого трудно выбраться. Как не уплывай, всё равно возвращаешься. Это же практически готовый сюжет. Но я лишь кривила губы, делала вид, что мне не всё равно и пыталась скрыть обиду, ярким бутоном расцветающую в груди. Я вяло жевала кусок ветчины, цедила вино и чувствовала себя третьей лишней.

Наконец, капитанше надоело травить байки, и она попросила нас поведать историю. Богдан с надеждой посмотрел на меня. Я покачала головой. Предупреждала же, что не буду сочинять. Тем более сейчас, когда настроение ни к чёрту, в голову ничего путного не придёт. Он продолжал взирать, состроив жалобную гримасу, я упрямо отмалчивалась.

— Как вы познакомились? — прервала наш бессловесный поединок Лэн.

— Нас поймали оборотни и посадили в яму. Сутки в замкнутом пространстве, и я понял, что жить больше не смогу без её нытья.

— Ничего я не ныла! — возмутилась я.

— Ладно не ныла, всего лишь триста раз упомянула, как тебе тяжко без сигарет.

Лэн расхохоталась, наша пикировка явно её забавляла. Она отошла к бюро, достала из ящика серебряный портсигар и вернувшись положила его на стол. Откинув блестящую крышку, она достала сигариллу и сунула в рот. Жестом показала угощаться.

— Спасибо, я этим не увлекаюсь, — ответил Богдан. — Не хочу наносить дополнительный урон здоровью. Последнее время на него и так покушаются с завидной регулярностью.

Капитанша снова хохотнула, будто он выдал неимоверно уморительную шутку. Неприязнь к ней росла во мне, как сорная трава. Когда она покрутила портсигаром у меня перед носом, я тоже отказалась, хотя очень хотелось. Только привыкла обходиться без сигарет и не желала снова испытать все "прелести" никотиновой отмены. Лэн пожала плечами и закурила. Острый сладковатый дым наполнил комнату, и мои рецепторы восстали. Рот наполнился слюной, и я подумала, что зря отказалась. Но прежде чем успела сказать, что передумала и попросить закурить, Богдан сжал мою кисть и прошептал на ухо.

— Горжусь твоей силой воли.

Я заглянула ему в глаза, не издевается ли. Отразившаяся в них забота вызвала приступ гнева.

— Естественно, ведь последствия моего срыва отразятся на тебе, — огрызнулась я.

Он улыбнулся и щелкнул указательным пальцем по носу. Нежное тепло его глаз обволакивало, и я не сдержала ответную улыбку. Лэн выпустила кольца дыма в потолок, отпила из бокала и с шумом поставила его на стол, напоминая, что мы не одни.

— Может всё же порадуете меня и расскажите о своих приключениях. Готова поклясться вам есть чем поделиться.

Она игриво сощурилась, не сводя с Богдана пламенного взгляда. Мне захотелось напомнить, что мы, на минуточку, муж и жена, но тут же осеклась. Глупо выставлять себя ревнивой истеричкой. Богдан сам её осадит, если посчитает нужным.

— По части историй мне трудно соперничать с вами, но у меня есть прекрасная песня, которая порадует капитана.

— Буду рада послушать.

Богдан щёлкнул пальцами задавая ритм и запел. Я поразилась, какой завораживающий и чистый у него голос. А узнав мотив невольно начала настукивать по столу. Когда его пальцы коснулись моего колена, непроизвольно вздрогнула. Электрический импульс прошёлся по позвоночнику при воспоминании этих пальцев на моей коже. Наши взгляды скрестились, провоцируя и откровенно флиртуя. Богдан соблазнял и обещал. На меня никто так не смотрел, и я плавилась, как пастила на открытом огне.

Когда он закончил, капитанши откинулась на спинку и зааплодировала. Я чувствовала, как пылают щёки, кровь огненной лавой неслась по венам.

— Я не знала, что ты умеешь петь.

— Ты знаешь обо мне только то, что сама себе придумала.

Я смотрела на него и ловила себя на том, что хотела бы узнать его. Не персонажа, которого придумала, но мужчину рядом с собой. Он улыбнулся и склонился, вот-вот готовый поцеловать, как голос Лэн испортил момент.

— Давно у меня не было таких весёлых гостей. Предлагаю за это выпить.

Лэн водрузила на стол пузатую бутыль из тёмного стекла переплетённую бечёвкой. Одним точным ударом ножа сколола горлышко и разлила по бокалам тёмный густой напиток с крепким алкогольным духом. Я припомнила пьянку с гномами, заключила, что ещё одно похмелье не переживу и воздержалась. А Богдан видимо решил расслабиться и залпом осушил бокал. По тому как скривилось его лицо, стало понятно, что напиток оказался ядрёным. Глядя на капитаншу, которая даже не поморщилась, было очевидно, что пьёт дама основательно.

Эти двое нашли общий язык и прекрасно проводили время. Я цедила вино и ждала, кто сойдёт с дистанции первым. По мере того как они напивались, поведение Лэн становилось развязней. Она откровенно заигрывала с Богданом, не обращая внимание на моё присутствие. Он словно этого не замечал, смеялся и шутил, но каждый раз ловко отстранялся, когда она пыталась коснуться его ненароком. Что ж, он знает какое действие оказывает на женщин и умело этим пользуется. Прояви он ко мне хоть немного настойчивости, давно бы сдалась.

Я посмотрела на Лэн, вот кого точно уговаривать не придётся. Казалось, ещё немного, и они начнут пить на брудершафт. В связи с этим назрел вопрос, где я буду спать. В чьей постели сегодня окажется Богдан я не сомневалась. И да, меня это задевало. Терпение лопнуло, и я заключила, что больше здесь находиться не намерена. Сославшись на то, что хочу подышать воздухом, я встала из-за стола и пошла на выход.

— За борт не свались, — прилетел в спину комментарий Богдана.

Лэн заливисто рассмеялась, словно ничего остроумней не слышала. Я не удержалась, показала из-за плеча средний палец и выбежала на палубу.

Даже прохладный влажный воздух не мог остудить моё возмущения. Да чёрт с ним, с Богданом. Мне нет дела до его амурных дел. Но как бы я себя не успокаивала, ревность червоточиной разрасталась в груди, мешала нормально дышать. Я постаралась отвлечься и погрузиться в свой внутренний мир. Это всегда помогало отрешиться от насущных проблем. Я сбегала туда каждый раз, когда чувствовала разлад с окружающей действительностью. В мир, котором комфортно. К интересным героям, которые понятны. Ставила себя на их место и совершала смелые поступки, на которые никогда не решилась бы в реальности. Мне казалось, что очутись я в фантастическом мире, чувствовала бы себя как дома. Но вот я здесь, а мне всё так же неуютно. Те же сомнения в собственных силах. Тот же страх неизвестности, как всё повернётся. И даже придуманный персонаж вышел из-под контроля. Нигде мне нет места, только в своей голове.

Родители педагоги в третьем поколении мечтали, чтобы я продолжила трудовую династию. Узнав, что я выбрала профессию библиотекаря мама расстроилась. Отец успокоил, сказав, что любое дело приносящее пользу — во благо. А вот мою карьеру писателя в штыки восприняли оба. Мама не прочла ни одной мой книги, отец «ознакомился» и выдал строгий вердикт: подобное чтиво не может называться литературой. «Вот когда получишь премию за вклад в литературу, тогда и подискутируем». «А если не получу!», — хотелось крикнуть мне, но как обычно сдержалась. Доказывать, что литературная ценность не в регалиях и премиях, себе дороже.

Я закрыла глаза, подставила лицо ветру и воскресила в памяти последний сюжет. Может история не так уж безнадёжна. И если я сюда попала, нужно использовать шанс. Я вдохнула полной грудью влажный морской воздух, и на языке появился солоновато йодистый привкус. Тело моментально расслабилось, погружаясь в привычное медитативное состояние. На смену ему пришло волнение и внутренний трепет, сродни колышущемуся на ветру пёрышку. Дрожь прокатилась по позвонкам. Сознание прояснилось, и мысли, до этого скачущие невпопад собрались в чёткую картинку. Перед внутренним взором замелькали кадры будущей истории. Я так явно представила картинку, что задрожали кончики пальцев. Захотелось зафиксировать мысли пока они не растаяли, как предрассветная дымка.

Я всегда считала, что ядро истории — это герои. Странные неоднозначные, за которыми читатель пойдет хоть на битву, хоть в парк развлечений. И персонажи давались мне легче всего. Я представляла их в мельчайших подробностях. Иногда они являлись во сне, такие живые и яркие. Оставалось поместить в выдуманный мир и придумать непреодолимые препятствия.

На плечи легли ладони. Вдохновение упорхнуло, и я снова вернулась в реальность. Я обернулась и взглянула на Богдана. Он выглядел довольным, и мне стоило усилий, чтобы не съездить ему по физиономии.

— Я выпросил нам отдельную каюту.

— Даже не хочу спрашивать как.

— Зря ревнуешь.

— Вот ещё! Даже не думала.

— И поэтому ты испепеляешь взглядом каждую женщину, которая появляется на горизонте.

— Когда такое было?!

Богдан принялся загибать пальцы.

— В лесу с эльфийками, в трактире Симласа…

— Достаточно!

— Вер, мне никто не нужен. Я на тебя запал.

— Хочешь сказать ты здесь ни с кем не…

— Ни с кем.

Мне вдруг стало так тепло и грустно одновременно. Красивый парень с добрым открытым взглядом. Глаза наполнились слезами, и я не успела их спрятать. Богдан привлёк к себе и повёл прочь.

[1]Носовая оконечность судна, являющаяся продолжением киля.

Маленькая каюта с небольшим окошком покачивалась. Масляная лампа распространяла тусклый жёлтый свет. Богдан задул фитиль, и едкий запах дыма ударил в ноздри. Я разделась и забралась под одеяло. Соломенный матрас зашуршал, когда Богдан улёгся рядом. Говорить не хотелось, но это не потребовалось. Он подсунул мне руку под голову, и я удобнее устроилась на его груди. Опасности предыдущих дней потускнели, а предстоящие испытания не ощущались. Было лишь безмятежное сейчас. Говорят, это счастье — встретить того, с кем комфортно даже просто молчать.

Я повернула голову, и наши глаза встретились. Не помню, кто сделал первый шаг, только губы соприкоснулись. А потом его рука обняла за талию, моя ладонь легла на небритую щёку. Жар опалил кожу, заструился по венам.

— Тебе сейчас можно?

До меня не сразу дошло о чём он, а когда сообразила, опешила. Я напрочь забыла, что от этого бывают дети. Принялась производить в уме подсчёты.

— Я о последствиях? — пояснил он в ответ на моё замешательство.

— Я поняла.

— Если что, я готов нести ответственность.

Я притянула его к себе и закрыла рот поцелуем. Позволила себе отпустить ситуацию и наслаждаться кратковременным счастьем. Видеть своё отражение в глазах Богдана и убеждаться в надежде на завтра. Он настоящий, наши чувства настоящие. Я их не выдумала. Это читалось в ласковых прикосновениях, жадных поцелуях, несдержанных стонах. Здесь и сейчас мы есть, и чёрт с ним, с «завтра».

***

— Я ошибалась, — сказала я, когда он разбудил поцелуем, — ты гораздо лучше, своего книжного двойника.

Он удивлённо вскинул брови и поцеловал меня в плечо.

— Не представляешь, как я рад это слышать.

В дверь постучали, и грубый бас прервал идиллию.

— Эй, молодожёны. Капитан желает вас видеть.

— Мы придём через пару минут, — ответил Богдан, не сводя с меня пламенного взгляда.

За дверью послышался ехидный смешок и удаляющиеся шаги.

— Пара минут тебе хватит? — подначила я.

— Я потом возмещу. Сейчас не стоит испытывать терпение капитана.

Он вылез с кровати и принялся одеваться.

Крепкий мужик по имени Шиик как раз закончил брить капитанше виски, оставив лишь длинный хвост на затылке. Богдан тоже захотел воспользоваться случаем и убрать бороду. Пока его избавляли от растительности на лице, я решила осторожно расспросить Лэн про храм. В своих плаваниях они должны были о нём слышать.

— К нам в деревню, как-то забрёл странник, он рассказывал про волшебный Храм исполняющий желания. Вы так много путешествуете. Наверняка слышали о нём.

— Да что-то слышала. Неужели вы туда собираетесь?

— Просто интересно, как груда камней может исполнять желания?

— Камни те не простые. Я слышала, что звездные камни требуют жертву.

— Крови?

— Нет, нужно отдать, то что-то дорогое сердцу, чтобы получить взамен желаемое.

Я покосилась на Богдана, ему нечего дать. Придётся мне расплатиться за нас обоих, но чем. Что я могу предложить? У меня нет ничего ценного.

— Но для начала нужно туда добраться. Остров охраняют чары. Мы проходили мимо, тогда-то сирены и погубили половину команды. А сам Храм открывается только в полнолуние.

Я посмотрела на Богдана.

— У нас дней пятнадцать, — ответил он на мой невысказанный вопрос.

— Так вы всё-таки собираетесь туда? — Лэн удивлённо вскинула брови. — Вот уж не думала, что вам чего-то не хватает.

— Нам нужен дом, — выпалила я.

Лэн снисходительно взглянула на меня и усмехнулась.

— Дом — всего лишь четыре стены и крыша. Гораздо важнее, кто под боком.

Для меня было странно слышать такое от неё. Не обременена ни мужем, ни детьми, плывёт куда глаза глядят. Лэн разгадала мои мысли и произнесла.

— Море — мой дом, мой супруг и моё дитя. Оно жестоко отбирает, и оно же щедро даёт. Я ни на что его не променяю.

Выяснилось, что питание в стоимость билета не входит. Пока Богдан драил палубу, что нисколько его не коробило, я сидела на бочке наблюдая, как он гоняет воду шваброй, и попутно развлекая часть команды историями. Последнее время сочинительство давалось легко. Я сама удивилась, насколько. Оказывается, когда дамокловым мечом не висит дедлайн, когда не думаешь оправдает ли роман читательские ожидания и не завернёт ли редактор — фантазия срывается с поводка и бурлит селевым потоком. Но главное, когда твоя история находит отклик, когда аудитория замирает, ловя каждое слово — вот истинное топливо для фантазии.

Матросы слушали с неподдельной заинтересованностью и затаив дыхание ждали развязки.

…Виктория отстегнула брошь, положила на ладонь и посмотрела на Марка.

— Уверен, что не хочешь её оставить?

— Абсолютно, хватит с нас приключений. У меня есть ты и не нужна мне никакая золотая рыбка.

Девушка улыбнулась, провела пальцами по выпуклым блестящим чешуйкам и подкинула украшение в воздух. Брошка скользнула с ладони и вильнув на прощание подвижным хвостом из золотых нитей скрылась в быстрой речной воде.

Я как раз закончила рассказывать, когда сзади подошёл Богдан, обнял за плечи и поцеловал в макушку.

— Я закончил. Уделишь мне полчасика, пока опять не припахали.

— Я вся в твоём распоряжении. Если славные господа не против.

Моряки были не против. Они относились к нам с пониманием и кроме как молодожёнами не называли.

Мы отошли от компании матросов и встали на корме. Богдан заправил мне прядь волос за ухо, и я заметила мозоль между большим и указательным пальцем. От стыда захотелось спрятать глаза, и я сжала кулак до боли впиваясь ногтями в ладонь.

— Я могла бы помочь на кухне, и тебе не пришлось отдуваться в одиночку.

— Я предпочитаю, чтобы ты была перед глазами, — он покосился на моряков. — Они конечно славные ребята, но…

— Эй, молодожёны! Айда ужинать!

Вечером мы стояли на палубе и любовались кобальтово-синим небом. Молодой месяц окружил хоровод звёзд: ярких и крупных. Я всматривалась в точечный узор, но не увидела ни одного знакомого созвездия.

— Расскажи о себе, — вдруг предложил Богдан.

— Зачем?

— Ты обо мне всё знаешь, я о тебе почти ничего. Давай подравняем положение.

Я сделала вид, что не заметила насмешку в голосе и задумалась.

— У меня скучная жизнь, и рассказывать особо нечего. Даже не знаю с чего начать.

— Как ты начала писать?

— Училась в институте по специальности менеджмент библиотечно-информационной деятельности. Работала в библиотеке, а параллельно писала рассказы. Отправляла на всевозможные конкурсы, но ни разу не прошла даже в полуфинал. А потом открыла для себя сетевую литературу. При всей своей наивности и корявости мой первый роман собрал невероятное количество откликом. Я осознала, что читателям нужны простые истории про любовь и приключения. Оседлала эту волну и принялась писать дальше.

— Хочешь сказать, что пишешь ради денег?

— Нет конечно. Я пишу то, что мне самой интересно было бы читать. Но моя работа — развлекательная литература, а как любой автор, я мечтаю однажды создать, то что останется в истории надолго.

— Так зачем дело стало? Напиши. Даже если сразу не оценят.

— Но есть и оплачивать расходы мне нужно сегодня. Оставаться непризнанным гением — непозволительная роскошь, поэтому приходится вливаться в мейнстрим.

Я умолчала, что лучше буду перерабатывать один и тот же сюжет, пока он продаётся, чем пойду на поклон к родителям и признаю свою несостоятельность.

— Ты предпочитаешь идти путём наименьшего сопротивления и боишься рисковать.

— Я предпочитаю учесть все риски и продумать наиболее выгодную стратегию.

— Так можно всю жизнь гадать и упустить главное.

Сейчас глядя в преданные серые глаза, поняла, какую ошибку совершила. Будь он парнем из моего реального мира, не задумываясь ответила бы взаимностью. Богдан надёжный: не бросит и не предаст. Отдаст последнее, что имеет, не задумываясь о собственной выгоде. Рядом с ним любая будет чувствовать себя, как за каменной стеной. Почему он не настоящий? В глазах защипало, и чтобы спрятать слёзы, я уткнулась в его ключицу. Он провёл рукой по волосам и поцеловал в макушку.

— Мы обязательно доберёмся до храма звёзд и вернёмся домой.

Богдан осёкся и теснее прижал к себе. Я подавила всхлип и мотнула головой, собираясь сказать, что на этом наша история закончится, но не осмелилась. Я накрыла его губы, не желая больше слушать. Нам хорошо сейчас. Я хочу сохранить этот момент в памяти.

— Пойдём в каюту, ты замёрзла.

***

По мере того как путешествие подходило к концу, приходило осознание неизбежного финала отношений. Я практически целый день не покидала каюту. Не было желания развлекать команду и маскировать дурное настроение дежурной улыбкой. К вечеру нервозность достигла пика. Я не могла найти себе места: выглядывала в окно на однообразный пейзаж, перекладывала вещи. Когда Богдан принёс ужин, почти к нему не притронулась. Он отставил полную тарелку и сжал мои ладони в своих.

— Что с тобой?

Как бы больно не было, я решила поговорить на чистоту.

— Просто грустно, что скоро всё закончится.

— На самом деле не так скоро. Нам ещё до Пальца Юга пилить.

Я заглянула в озорные серые глаза. Он действительно не понимает или делает вид?

— Я про нас, — голос дрогнул.

— Вер, я найду тебя. В каком бы из миров ты не была. Я слишком много упускал и слишком многих отпускал. Так что ничего не закончится.

Я горько усмехнулась, легла на кровать и отвернулась лицом к стене.

— Давай спать.

Он устроился рядом, обнял меня за талию и поцеловал в макушку. В глазах защипало и на подушку покатились слезы. Я сжала губы, чтобы подавить всхлип. Так и лежала до утра не уснув, пока не услышала звон рынды.

Глава 8.

Порт Ринтас напоминал восточный базар. По сути это он и был. Жара, пряный запах специй с примесью горелого жира и сладостью диковинных фруктов, гомон и толчея. Прилавки скрывались от палящего солнца под навесами, но слепящие лучи пробивались через прорехи выцветшей ткани. Худая невысокая женщина с несоразмерно огромной корзиной громко спорила с торговцем: смуглым бородатым мужчиной. Я очередной раз поразилась, что понимаю их речь. Словно в мозг загрузили онлайн переводчик. Она отличалась от говора жителей Симласа, была более каркающая и резкая, где каждое слово звучало как ругательство.

Я шла рука об руку с Богданом и глазела по сторонам, в то время как он внимательно разглядывал обстановку, будто что-то выискивая. Пока мы шагали мимо лотков, каждый торговец норовил что-нибудь сунуть под нос: отрез струящегося шёлка; огромный коралловый фрукт, напоминающий гибрид грейпфрута и ананаса; золотой браслет с обилием мелких подвесок. Один тучный дяденька пытался всучить мне алый платок с серебристыми кисточками, уверяя, что это подарок. Припомнив последнего дарителя с книгой, я вежливо улыбнулась, покачала головой и прошла мимо. Продавец поцокал языком, а спустя пару секунд прицепился к следующему потенциальному клиенту.

Мы вынырнули из-под навеса и оказались на открытом пятачке, с которого открывался вид на площадь. В центре располагался небольшой фонтан, вокруг которого носилась ватага ребятишек. Они шлёпали босыми ногами по широким плитам, набирали в ладони воду и с весёлым визгом выплёскивали друг на друга. Воображение живо трансформировало площадь Ринтаса в детскую площадку перед моим домом. Горку, качели, мамочек, зорко следящих за детьми, резвящимися на турнике-паутинке. Я вспомнила о беззаботном детстве, о доме, о привычной жизни, и в груди неприятно кольнуло. Рука Богдана легла на моё плечо, наваждение рассеялось, и я отстранилась.

— Ты чего? — удивился он.

— Ничего.

— Ты на что-то обиделась, с утра какая-то вялая. Я тебя сделал что-то не так сегодня ночью? — игриво шепнул он на ухо.

— Перестань, — осадила я, чувствуя, как воспламеняются щёки и уши.

— У тебя где-то болит? — не унимался Богдан.

Я злобно зыркнула, взбешенная его приподнятым настроением. Ведёт себя будто мы обычные влюблённые прогуливающиеся по парку. Неужели сам не понимает, что скоро наши отношения закончатся? Зачем делать вид, что всё хорошо. Я ускорила шаг. Он поравнялся со мной и коснулся пальцами ладони, не решаясь взять за руку.

— Куда ты так спешишь? — Богдан схватил за руку, но поймав мой взгляд ослабил хватку. — До полнолуния ещё масса времени.

"Домой", — едва не выпалила я, но выдохнула и сдержанно ответила.

— Нужно найти проводника, который довезёт нас до осколка Вечности.

— Нам нужно добраться до "Пальца юга", а там найдём шлюпку. Доберёмся до храма звёзд, а там, — он остановился и заглянул в глаза. — К тебе или ко мне?

Я вспыхнула и отошла на шаг.

— Ты реально не понимаешь?

— Чего я не понимаю?

— Мы живём не на соседних улицах и даже не в разных городах. Ты отправишься в свой мир. Я вернусь в свой. На этом всё.

— Так не терпится от меня избавиться?

Он скрежетнул зубами и удручённо кивнул. Его взгляд потух и в нём появилась досада. — Типа развлеклись и разбежались?

— Ой, не веди себя как оскорблённая невинность! Тебя за холку в койку никто не тащил, — постаралась я уколоть побольнее. — Да, мы хорошо провели время, но на этом предлагаю закончить.

— Вот так значит? — разочарование на его лице сменилось раздражением.

Он зло сощурился и склонил голову на бок. Я поняла, что перегнула палку, развернулась и рванула вперёд, протискиваясь через толчею. Мне было неимоверно жаль нас обоих. Но зачем тратить время на отношения, которые были обречены с самого начала. Но как же хорошо было в его объятиях.

Прошагав метров триста, я остановилась и поняла, что Богдана поблизости нет. Начала озираться по сторонам, выискивая его, и не увидела. Ледяной волной по телу прокатилась паника и впилась в мозг острыми иглами. Я потерялась! Отчаяние захлестнуло, а в следующую секунду вспыхнула злость. Он даже не пытался меня остановить. Так просто отпустил одну в незнакомом городе неизвестного мира. Гнев полыхал синим пламенем в груди, и я продолжала его распалять. Если Богдан не пошёл за мной и позволил заблудиться, то и в мой мир не отправился бы. И нет гарантий, что последуй я за ним, не бросил бы наигравшись. Рассудок нашёптывал, что он бы так не поступил, пока я убеждала себя в обратном.

Я плелась, не разбирая дороги, и порывистыми движениями смахивала слёзы с дрожащих ресниц. Веки пощипывало, невидящим взором я окинула площадь и двинулась в сторону рынка. Меня так напугала перспектива сопливых прощаний и невыполнимых обещаний, что не смогла совладать с собой. Я повела себя крайне глупо, устроив сцену. Нужно найти Богдана, чтобы закончить путешествие. Мне вряд ли удастся проделать остальной путь в одиночку. Знаю, эгоистично использовать влюблённого парня в своих целях, но ведь это и его интересах. Мы пришли сюда вместе и покинуть это место тоже должны вместе.

Я приблизилась к крайнему прилавку, за которым немолодая женщина продавала фрукты.

— Бери, красавица. Лучших на всём рынке не найдёшь, — она взяла из горки крупный жёлтый плод по форме напоминающий гигантскую сливу и протянула мне.

Пока я стояла в нерешительности, женщина сунула мне в руки, кивая и улыбаясь. Её взгляд переместился мне за спину, и улыбка слетела как подхваченный ветром осенний лист. Я повернула голову высматривая, что её так всполошило.

Шум голосов стихал. Люди расступались, будто неведомая сила бросала их в разные стороны. Скоро показалась причина. Высокая стройная фигура в бирюзовом плаще шла строго по центру, словно плыла по воздуху. Грациозная осанка, гордые плечи, тонкие запястья с длинными пальцами затянутые в атласные перчатки, более светлого оттенка, чем плащ. Голову покрывал капюшон, но мне удалось разглядеть красивое точёное лицо. Она смотрелась здесь инородно, как королева в кругу простолюдинов. Возможно, это и была какая-нибудь местная элита. Люди странно реагировали на необычную женщину: кто-то старался не замечать, но держался подальше, некоторые откровенно шарахались. Я же беззастенчиво её разглядывала.

Женщина будто почувствовала и повернула голову. Капюшон упал, открывая чёрные волосы, собранные в пучок. Она тут же натянула его обратно, но я успела заметить широкую седую прядь, тянущуюся от виска. Голубые глаза, холодные и яркие, как самоцветы, уставились на меня. Волоски на теле приподнялись от внезапно охватившего озноба, и я перевела взгляд на торговку. Та искоса посматривала на женщину и шептала себе под нос, словно молилась.

— Кто она такая?

Торговка посмотрела мне за спину желая убедиться, что женщина скрылась, а потом взглянула на меня оценивающе и колеблясь — стоит ли выдавать информацию.

— Служительница Храма с острова.

— Осколка Вечности?

Она неохотно кивнула.

— А не подскажете, далеко этот остров?

Женщина снова помялась.

— На другом краю города, недалеко от рыбацкой деревни. Но ни один человек в здравом уме туда не поплывёт. Оттуда не возвращаются.

Она кивнула на плод, который я до сих пор держала в руке и успела о нём забыть.

— Простите, но мне нечем заплатить, — я скорчила виноватую физиономию и протянула обратно.

Торговка махнула рукой, и как только подошёл покупатель принялась активно предлагать товар, полностью меня игнорируя. Я отправилась дальше разыскивать Богдана. Нужно рассказать, что узнала. Возможно, наши мытарства закончатся раньше, чем мы предполагали. Сердце снова болезненно сжалось.

Я шаталась по торговым рядам, вглядывалась в лица прохожих и искала Богдана. Паника нарастала, а вместе с ней пульсация в затылке. При одной мысли, что я останусь одна в горле вставал непроходимый ком. Я неторопливо продвигалась в сторону порта, осматриваясь по сторонам и расспрашивая лавочников не видели ли они Богдана.

— Парень, выше меня примерно на голову. Русые волосы, серые глаза, — донимала очередного торговца.

Тот лишь покачал головой. Я растянула губы в благодарной улыбке и отошла от прилавка. Чтобы не разрыдаться посреди улицы зажмурилась, глубоко вдохнула и резко выдохнула. Что если "Дочь шторма" уже отчалила? Лэн не собиралась задерживаться в Ринтасе. Нужно было сразу двигать в порт. Из горла вырвался всхлип отчаяния.

— Я видела твоего друга, — послышался за спиной низкий грудной голос.

Я обернулась и увидела перед собой знакомую фигуру в бирюзовом плаще. На локте висела корзина, наполненная продуктами, но женщина держала её так, словно та ничего не весила.

Женщина оказалась выше на целую голову, мне пришлось задрать свою, чтобы посмотреть ей в глаза. Они сверкнули, словно солнечные блики отразились в кристально чистой воде.

— Где вы его видели?

— Он пошёл туда.

Она махнула в сторону площади.

— Тоже всех расспрашивал, искал девушку похожую на тебя.

Я поблагодарила и поспешила обратно.

Добравшись до площади, я уселась на бортик фонтана, перевести дух. Ребятня куда-то убежала, да и в целом народу на улице поубавилось. Солнце пекло нещадно и даже близость воды не облегчала жару. Я присмотрелась в поисках тени. Кроме одинаковых двухэтажных домов покрытых розовой краской не было ни сквера, ни парка.

Я окунула ладонь в нагретую воду и смочила лоб. Вытащила из кармана подаренный плод, вытерла о подол туники и откусила. Сочная мякоть оказалась безвкусной и водянистой. Но это было сейчас как нельзя кстати: пить хотелось ужасно.

Зря мы не условились о месте встречи, на случай если один из нас потеряется. Тут же чувство вины хлестнуло отрезвляющей пощёчиной. Это ведь я убежала. Повела себя как непроходимая идиотка. Что же теперь делать? Оставаться здесь? Вспомнились слова девчонки, и злость на себя накрыла как цунами. Наверняка Богдан вернулся на корабль. И Лэн приняла его с распростёртыми объятиями. А я дура. Что ж придётся самой искать выход. Нужно узнать, как добраться до пальца юга и найти лодку. А чем расплачиваться? Я посмотрела на руку и начала стаскивать кольцо. Оно сидело уже свободней, мне почти удалось его снять, как над головой прозвучал знакомый голос.

— Так и не нашла своего друга?

Передо мной снова возникла женщина в синем плаще. На этот раз в её голосе прозвучало сочувствие. Я замотала головой.

— Ты ведь прибыла издалека?

— Да, мы приплыли из Симласа.

— Сдаётся мне, что ещё дальше.

Я открыла было рот и вдруг вспомнила, как торговка обмолвилась, что она служительница храма.

— А вы из храма звёзд? — прямо спросила я.

— Я последовательница Ордена Жизни. Наш храм расположен на острове, недалеко отсюда.

Это не был ответ на мой вопрос, и я уточнила.

— Я слышала, в Храме звёзд исполняются желания.

— И чего же ты желаешь?

— Вернуться домой.

— Ты можешь пойти со мной. Наш Орден велик, ему многое подвластно.

Я решила пойти ва-банк и выпалила.

— Даже перемещение между мирами?

Её глаза сузились, но через секунду лицо приобрело привычное отстранённое выражение.

— Изначальная Мать способна творить великие чудеса. Для нее нет невозможного.

— Изначальная мать?

— Пойдём со мной, и я расскажу тебе.

— Сначала мне нужно найти друга.

Уголок её рта дёрнулся, когда она недовольно хмыкнула.

— У меня не так много времени, я не могу тебя ждать, — голос стал сердитым, она развернулась и двинулась в сторону узкой улочки.

Я провожала её спину и терзалась противоречиями. Как человек, которому предлагают выиграть миллион, нужно только перейти по ссылке; он на подсознательном уровне чувствует подвох, но всё равно кликает, в надежде на счастливый случай. Я бросила взгляд в сторону рынка, вспомнила слова торговки, что не каждый поплывёт на остров и устремилась за женщиной. Думала ли о Богдане? Думала. Надеялась, что когда окажусь в своём мире, он тоже отправится в свой. Откуда взялась такая уверенность? Уповала на слепую удачу.

Я практически догнала женщину, когда та сворачивала в переулок, как путь преградила старая нищенка. Изношенное платье истрепалось и за слоем грязи трудно было определить его истинный цвет. Её седые космы болтались по плечам безжизненной паклей; морщинистые щёки висели, как у бульдожки, а глаза напоминали выгоревшую на солнце когда-то цветную бумагу. Она ухватила меня за руку крючковатыми тощими пальцами так крепко, что сделалось больно.

— Простите, но я спешу.

Старуха разинула беззубый рот и зашипела. Я отшатнулась, когда заметила, что у неё отсутствует язык. Попыталась вырваться, но не удалось, слишком крепко она держала.

— А ну, пошла вон! — раздался громкий возглас.

Бесцветные глаза нищенки расширились от удивления, а спустя секунду в них вспыхнула ярость. Она оттолкнула меня, с такой силой, что я потеряла равновесие и шлёпнулась на пятую точку, больно ударившись о мостовую. Старуха издала не то рык, не то клёкот, в её руках появился костяной нож, и она кинулась на служительницу. Старуха выставила его перед собой, целясь женщине в грудь, но та даже не шелохнулась. Служительница спокойно опустила корзину на землю, а потом схватила себя за запястье и сжала так, что я услышала хруст. Старуха вскрикнула и выронила нож. Тот с глухим стуком ударился о каменную плиту, и кусок гарды отломился. Старуха прижала руку к груди, и я заметила, что её запястье сплюснулось, словно побывало в тисках. Служительница с силой ударила себя по лицу, и звон от пощёчины прокатился по улице. Голова старухи дёрнулась и на рассечённой губе появилась кровь. Я смотрела во все глаза, постепенно осознавая происходящее. Поняв, что схватка не равна, старуха подобрала нож и поспешила прочь с невероятной для своего возраста прытью. Я поднялась на ноги не сводя взгляда со служительницы. Она без слов подняла корзину, взяла меня под локоть и повела прочь.

— Что ей было надо?

— Городская сумасшедшая, кто её поймёт, — невозмутимо ответила женщина.

Мы петляли узкими закоулками, подворотнями, и не успела я опомниться, как мы оказались на мощёной брусчаткой набережной. У причала стояли несколько карбасов. Служительница прошла по дощатому пирсу и подошла к небольшому парусному судну. Мужчина в черном облачении заметил её, перестал возиться с парусом, бросил трос и принял из рук служительницы корзину. Она оглянулась на меня и вопросительно выгнула изящную бровь. На миг пробудилось сомнение, стоит ли доверять незнакомке, но желание вернуться домой пересилило. Я шагнула к лодке.

Я забралась следом за служительницей и села рядом на лавку. На море стоял штиль, и мужчина налёг на вёсла. Стоило отойти от берега, как единственный парус расправился наполняемый ветром. Словно невидимый великан пустил струю воздуха. Лодка набрала темп, мужчина поднял весла и расслабленно откинулся на борт.

Я бросила косой взгляд на женщину, та самодовольно улыбалась, подставив лицо бризу. Где-то на краю сознания мелькнула мысль, что я предаю Богдана, он никогда бы меня не бросил. Я оглянулась на оставшийся за спиной причал и вздохнула. Поздно каяться в грехах. Постаралась успокоить совесть тем, что я делаю это для нас обоих. Тоска сдавила рёбра, и в носу защипало. Я украдкой смахнула непрошеные слёзы. У нас изначально не было ни единого шанса. Я закрыла глаза, подставила лицо ветру и постаралась ни о чём не думать.

***

Лодка дёрнулась, наткнувшись на преграду, и я распахнула глаза. Монах перемахнул через борт, спрыгнул в воду, вцепился руками в нос судна, без малейших усилий вытянул его на песок. Служительница грациозно поднялась с лавки и сошла на берег. Монах взял корзину и протянул ей. Я выбралась следом, пока он возился с верёвкой привязывая её к длинной жерди, торчащей из песка. Женщина махнула рукой указывая на тропинку, окружённую низкими кустами, которая поднималась в гору. На вершине стоял светло-серый замок. Он было словно выдолблен в скале. Даже не так. Казалось его вылепил из глины великан и оставил застывать на солнце. Стены были гладкие, без единой острой грани. Над островом висело солнце с одной стороны, а с другой полупрозрачный месяц. Я инстинктивно полезла в карман за мобильным, посмотреть время, но вспомнила, его больше нет. Мысли переключились на Богдана и в груди засвербело чувство тоски и одиночества.

Пока мы поднимались на гору, женщина ни разу не обмолвилась. Нас догнал запыхавшийся монах, и я решила поинтересоваться у него.

— Это и есть храм звёзд?

Он испуганно покосился на меня и посмотрел в спину служительнице. Та, не замедляя шага бросила через плечо:

— Он не может говорить.

Я понимающе кивнула, предполагая, что он дал обет молчания.

— У него отрезан язык, — добавила женщина.

По спине пробежал неприятный холодок. Я вспомнила старуху.

— Каждый служитель Ордена Жизни приносит добровольную жертву.

Хотелось поинтересоваться, чем пожертвовала она, насколько можно судить, всё при ней. Но спросила о том ради чего прибыла на остров.

— Когда вы сможете вернуть меня домой?

Она остановилась и обернулась. Мне пришлось резко затормозить, чтобы не врезаться.

— Для начала нужно будет пройти ритуал очищения. А перед ним необходимо набраться сил.

Служительница растянула губы в тонкую линию, но лицо по-прежнему не выражало ни единой эмоции.

— Корх проводит тебя в покои, где ты сможешь помыться, переодеться и отдохнуть. После мы поужинаем и поговорим.

Она развернулась и быстро зашагала вперёд, оставив меня на попечение молчаливого монаха.

Глава 9.

Корх завёл меня в мраморный белый зал и остановился, позволяя осмотреться. Благодаря множеству длинных окон свет проникал со всех сторон. Только смотреть было не на что: несколько скамеек вдоль стен и массивные каменные колонны, подпирающие высокий потолок. Я перевела взгляд и обомлела. На каменном помосте возвышалась статуя обнажённой беременной женщины с абсолютно лысой головой. Статуя отталкивала и завораживала одновременно. Полуопущенные веки и блаженная улыбка придавали красивому круглому лицу умиротворённый вид. Из полной налитой груди сочилось молоко, которое тонкими струйками стекало по бокам, бёдрам, ногам. Скульптор определённо был талантлив — выполненная в натуральную величину, статуя выглядела как живая. Впечатление портил живот, который она поддерживала тонкими руками с длинными пальцами, напоминающими паучьи лапы. Огромный живот — на самом деле, белый шар, который можно вытащить и вставить обратно. Интересно, что они с ним делают?

Монах коснулся моей руки, дав понять, что экскурсия окончена, и повёл дальше. Мы свернули в закуток, поднялись по лестнице и очутились в коридоре с рядом дверей. За последней оказалась отведённая мне комната. На ум пришло сравнение с кельей: узкая кровать, табурет и тумба, на которой лежала книжица, похожая на молитвенник. Я раскрыла первую страницу и пробежалась глазами по строчкам. Слова удалось прочитать, но ухватить смысл прочитанного не получилось. Предложения построены так, словно их составлял мастер Йода. А про знаки препинания вообще забыли. "Зиждется жизнь каплей эфира молока изначальной матери детей всех вскормившей что пришли и снова обратились в эфир". Я вернула книгу на место, подтащила табурет к окошку над самым потолком, забралась и выглянула наружу. Хороший обзор позволял разглядеть на многие километры. Если кто-то захочет подобраться к острову незамеченным, это не удастся. Я спустилась и села на край кровати. Если вернусь в свой мир, Богдан тоже должен вернуться в свой. Или нет? Я до крови сковырнула заусенец и снова помянула муза недобрым словом.

Как и было обещано, мне принесли огромную деревянную лохань с тёплой водой и чистую одежду. Длинная белая хламида без рукавов, больше напоминала две сшитые простыни. Я вытащила из своих брюк тонкий ремешок и подпоясалась, чтобы придать одеянию форму платья. С выданными сандалиями, оно смотрелось вполне неплохо. Позже молчаливый монах проводил на открытую террасу, где накрыли ужин.

Служительница стояла, опершись рукой на балюстраду. В небесно-голубом платье из струящейся ткани с открытыми плечами, она напоминала греческую богиню. Вид на морской простор в лучах заката открывался потрясающий. Вдали виднелись очертания материка. Там я оставила Богдана. С губ сорвался полу вздох, полу всхлип. И вмиг незримая тяжесть опустилась на плечи, заставляя ссутулиться. События последней недели длиною в целую жизнь пронеслись перед мысленным взором. Забег по лесу, танцы в пещере, морской бриз, объятия, поцелуи, обещания.

— Вижу вид привел тебя в восторг, — отрезвил голос служительницы. — Садись, сейчас к нам присоединятся остальные.

Она села и указала на место рядом с собой, я послушно опустилась на стул и посмотрела на ещё два комплекта приборов. Будут ещё служители? Внезапно охватила нервная дрожь. Я положила руки на коленях и принялась теребить кольцо. От служительницы не укрылось движение, и она кивнула.

— Любопытное кольцо. Обручальное?

— Это подарок, — пространно ответила я, не желая развивать тему.

К счастью дальнейших вопросов не последовало, появились двое мужчин неопределённого возраста. Они походили друг на друга словно братья, правда одеты совершенно по-разному. На первом было подобие военного мундира горчичного цвета, в то время как наряд второго состоял из длинной рубахи и свободных брюк. В глаза бросилась седая прядь в области виска, и мне подумалось, что это их отличительный знак.

Без лишних церемоний они заняли места и с любопытством поглядели на меня. Так смотрят на интересный экземпляр или невиданную особь. Стало неуютно.

— Ильсир, ты представишь нам гостью? — спросил мужчина в неформальной одежде.

Я про себя повторила имя служительницы, чтобы лучше запомнить.

— Это странница, она прибыла издалека.

Все трое обменялись понимающими взглядами, будто знали мою подноготную. Даже имени моего не спросили. Хотя с другой стороны, зачем оно им, если я скоро уйду. Интересно сколько таких было до меня? В мозгу, где-то очень глубоко послышался смешок, чужой и злой, заставивший невольно поёжиться.

Вошли четверо монахов в темных одеяниях и капюшонах, скрывающих лица. Они внесли подносы и принялись выставлять на стол блюда: густой крем суп с зеленью, огромную рыбу, поджаренную до золотистой корочки, дымящиеся овощи на длинном глубоком блюде. Наполнили бокалы солнечно-жёлтым вином с лёгким цветочным ароматом. Рот моментально наполнился слюной, напомнив, как я на самом деле голодна.

Присутствующие взяли бокалы, и я последовала их примеру.

— Поприветствуем нашу гостью. Сама Мать привела её к нам, — сказала служительница.

— Орден Жизни рад приветствовать тебя, странница, — проговорил мужчина.

Второй в мундире ограничился кивком. Они выпили залпом, я лишь пригубила, намереваясь соблюдать осторожность. Терпкая сладость разлилась, вызывая першение в горле. Я откашлялась, сглотнула и осторожно спросила.

— Мать — это ваша богиня?

Служительница положила ладони по обе стороны от тарелки, провела длинными пальцами по белоснежной скатерти и заговорила вполголоса.

— Из нитей света и звёздной пыли сотворила Изначальная мать всё сущее. Всех живых существ вскормила молоком своим и наделила щедрыми дарами. Поселила в Звёздных садах, где было вдоволь питья и пищи, где царили мир и гармония. Мать любила свои создания, наставляла, делилась знаниями, но никогда не вмешивалась и не навязывала свою волю.

Но однажды разверзлась материя мироздания, и пришёл Великий Завоеватель, захотел свергнуть Матерь с Звёздного престола, подчинить её детей, чтобы служили ему и несли волю его в другие миры. Мать воспротивилась, и завязалась война. Долгая и кровопролитная. Когда Завоеватель понял, что проиграл, он разрушил Сады. Разлетелись они на тысячи осколков и затерялись в разных уголках Вселенной. Не было больше горя для Матери, чем лишиться чад своих. Тогда рассыпалась она на мириады искр, и каждую искру вложила в дитя своё.

Служительница подняла на меня взгляд, и губы тронула полуулыбка.

— В каждом из нас есть частичка Изначальной матери. Этот храм был возведён в её честь, как благодарность, что она подарила нам жизнь.

Дальше трапеза проходила в молчании, под аккомпанемент звона приборов и шелест волн. Монахи послушной тенью уносили лишнюю посуду и наполняли опустевшие бокалы. Несмотря на то, что вино было совсем лёгкое, я решила отказаться от приёма алкоголя, и когда рядом появился монах с графином, чтобы подлить, попросила воды. Просьбу тут же исполнили.

Я наблюдала за лицами сотрапезников, но их выражения не выдавали ни единой эмоции. Складывалось впечатление, что каждый из них забыл об окружающих и пребывал здесь один. Мои собственные чувства тоже притупились. Ни страха, ни тоски, даже не умиротворение, нет. Отупляющее безразличие. Я поднесла к губам бокал с водой и сделала большой глоток. Нужно помнить зачем я здесь. Эта мысль заставила встрепенуться.

— Так вы поможете мне, отправите домой? — выпалила я.

Присутствующие очнулись, словно их разбудил раскат грома в безветренной тишине. Мужчина в военной форме посуровел, и гладкий лоб прорезали глубокие морщины.

— Только Изначальная Мать решит твой дальнейший путь, странница.

Я поперхнулась и округлила глаза, слишком жёстко прозвучал его голос. Служительница накрыла ладонью мою руку и осуждающе посмотрела на мужчину.

— Достопочтенный Азарий не хотел тебя обидеть.

— Я не обиделась. Просто хочу знать, как вы вернёте меня в мой мир. Если это вообще возможно.

Я обвела взглядом лица, которые напоминали фарфоровые маски.

— Как я уже говорила Матери многое подвластно, но для это нужно время.

— Нужно дождаться полнолуния?

— Вовсе не обязательно, — мягко проговорил второй мужчина. — Ты устала с долгой дороги и тебе нужен отдых.

— Ирхос прав, — поддержала его служительница. — Тебя проводят в твои покои, ты отдохнёшь, а завтра мы поговорим.

После её слов рядом со мной возник молчаливый слуга. Я поняла, что меня вежливо выставляют вон. Так я и сделала. Встала и отправилась за монахом в свою комнату.

***

Сытный ужин и чистая постель не принесли ни комфорта, ни успокоения. Ощущения были самые неприятные. Будто побывала на смотринах. Даже не так. На базаре, где являлась товаром. Меня оценивали и решали — стоит ли брать. В памяти всплыла схватка служительницы с нищенкой, и меня передёрнуло. Что если, они не те за кого себя выдают? Я даже не знаю, кто эти странные люди! А люди ли они вообще? Пришло осознание, что я вляпалась и понятия не имею, как выпутываться. Будь рядом Богдан, наверняка нашёл бы решение. Внезапно накатили тоска и одиночество. Я всем естеством ощутила, как мне его не хватает. Где он сейчас и что с ним? Может вернулся к Лэн? Стоп! Что толку изводиться вопросами, ответов на которые всё равно не найду. Нужно попробовать поспать, а завтра на свежую голову думать, что делать дальше.

Казалось сон не придёт никогда, но неожиданно меня накрыла небывалая лёгкость. Разум словно погрузили в тёплую воду. Как будто душа покинула телесную оболочку. Мне часто снились нереально реальные сны, но этот был особенный. Лежа в темноте с сомкнутыми веками, я продолжала видеть. Не глазами, внутренним зрением. Келью с маленьким окном и лунный свет, застывший на серых стенах, тумбу со странным молитвенником и собственное тело, калачиком свернувшееся на кровати.

Меня понесло туда, где шелестело море, где мерцали ночные огни портового города. Неожиданно я очутилась на улицах Ринтаса. Над ними. Воздушным змеем парила в вышине над домами, пустыми переулками, фонарями, распространяющими розоватый свет. Невидимые нити, соединявшие душу и тело, натягивались и ослаблялись, они ощущались каждой клеткой моего бестелесного естества.

Я подлетела к площади и зависла недалеко от фонтана, заметив три тёмных силуэта. Один человек сидел на бортике, сгорбившись и подперев подбородок кулаками. Двое других стояли в непосредственной близости и чего-то ждали. В высокой и худой фигуре я узнала Лэн, она скрестила на груди руки и хмурилась. Шиик неподвижной статуей стоял рядом.

Трепещущий жар появился в моём нематериальном теле. Он зарождался на периферии и расползался, пока не охватил бестелесную оболочку полностью. Я подлетела ближе, чувствуя звенящую вибрацию под сводом черепа. Сидящей поднял голову, окинул пространство, и взгляд его вспыхнул. Он потёр палец, на котором поблёскивало кольцо и посмотрел в мою сторону, словно почувствовал. Казалось Богдан глядит мне прямо в глаза. Я готова была броситься навстречу, но нити натянулись, вынуждая оставаться на месте. Хотела позвать, но слова, рождённые в сознании, не находили выхода. Богдан поднялся, не прерывая зрительного контакта. Остальные посмотрели в мою сторону, но судя по всему, ничего не увидели. Голос Лэн разрушил наваждение.

— Нам лучше вернуться на корабль. Сегодня переночуешь на "Дочери шторма", но завтра утром мы отплываем. Мы не можем дольше задерживаться.

— Я не смогу спокойно спать, зная, что Вера одна. Если с ней случилась беда… — голос Богдана дрогнул.

— Шиик и Джавел поищут ещё, но тебе требуется отдых.

Лэн положила ладонь ему на плечо и ободряюще сжала. Он вздрогнул, и ей пришлось убрать руку.

— Спасибо вы и так слишком много сделали.

— Мне жаль…

— Это моя вина, я не должен был её отпускать.

Мозг опалила мощная вспышка. Я превратилась в сплошной пульсирующий узел колючей проволоки, который туго затягивался, причиняя неимоверную боль. Что я же натворила?

Лэн и Шиик зашагали к порту, а Богдан так и остался стоять, глядя в ночное небо невидящим взором. Спустя несколько минут он двинулся в противоположную сторону. Мне оставалось следовать за ним бесплотной тенью. Богдан шёл по тёмным переулкам, и я сообразила, что он направляется в другую часть города. Если удастся попасть на пристань, то оттуда можно разглядеть замок на острове. Богдан сразу всё поймёт. Должен понять. Меня наполнили воодушевление и ликование. Но они растаяли как морская пена, когда путь преградил тёмный силуэт. Богдан притормозил, не решаясь двинуться вперёд. Нужно что-то предпринять, прежде чем незнакомец обозначит свои намерения. Тот шагнул навстречу Богдану. Предчувствие недоброго прокатилось как рябь по застывшей водной глади. Мысль вынырнула на поверхность блестящей юркой рыбкой, но прежде чем я успела ухватить, неведомая сила дёрнула за незримые нити, и как безвольную куклу меня швырнуло вверх. Будто попала в аэродинамическую трубу.

Я вернулась в замок и оказалась перед статуей. В потёмках, подсвеченная лунным сиянием, она выглядела более странно. Материал, молочно-прозрачный, напоминал лунный камень, съёмный живот огромную жемчужину. Отблески света играли на перламутровой поверхности, создавая впечатление, что внутри кто-то движется. Она резко подняла веки, и на меня уставились бельма неживых глаз. Этот слепой взгляд пробирался в самую суть, заставлял трепетать, наполняясь потрясением и ужасом. Неведомая сила опять дёрнула и потянула, как марионетку, не дав времени на раздумья.

Словно приливной волной меня вынесло к массивной двери. Из приоткрытой щели струился голубоватый свет. Я собиралась проникнуть внутрь, но услышала голоса и передумала.

— Думаешь, она нам подходит? — послышался мужской баритон, принадлежавший одному из служителей.

«Ирхос», — подсказала память.

— О, поверь, она настоящее сокровище, — ответила Ильсир с лёгким смешком.

Я затаилась и обратилась в слух.

— Я сама не поверила собственной удаче, когда увидела на рынке одинокую и потерянную чужестранку.

— А если ты ошиблась?

— Я никогда не ошибаюсь! — в голосе служительницы послышалось возмущение. — Впрочем, даже если и так, мы всё равно останемся в выигрыше.

— А как быть с её спутником? Он придёт за ней, ты же видела связующие узы.

— Пусть приходит, — равнодушно ответила Ильсир. — Думаю, там тоже найдётся чем поживиться.

Осознание чего-то страшного заставило меня съёжиться. По коридору прокатился гулкий порыв сквозняка и эхом отразился от стен.

— Кто здесь? Выходи! — потребовал Ирхос.

Неожиданно, нити державшие мою душу, полопались одна за другой, как туго натянутые струны. Словно получив удар в солнечное сплетение, я почувствовала, как стремительно проваливаюсь в чёрное ничто.

Жадно глотая воздух, я распахнула глаза и сощурилась. В маленькое окно кельи заглядывало солнце, касаясь лучами всего до чего могло дотянуться. Лежа в постели осмотрела руки. Мне показалось, что кольцо налилось розоватым блеском и сделалось ярче. Оно снова сидело как влитое, без возможности снять. Внезапно накрыла тревога. События, пережитые ночью, обрушились как поток ледяной воды. Должно быть стены храма и впрямь волшебные, потому что это не был сон, это было видение. Первая пришедшая мысль — найти Ильсир и потребовать ответа. Пусть скажет, когда я смогу пройти обряд и вернуться домой, либо возвращаюсь на материк. От нехорошего предчувствия по коже побежали мурашки. На периферии сознания, словно предостережение, всплыл разговор служителей.

«Он придёт за ней, ты же видела связующие узы».

«Пусть приходит, думаю, там тоже найдётся чем поживиться».

Сомнений не осталось, нам грозит опасность. Стремглав я вскочила и принялась одеваться. Мои вещи забрали, поэтому пришлось довольствоваться хламидой.

Замок словно вымер, в пустых коридорах не гулял даже сквозняк, пока я шла не встретила ни одной живой души. Впрочем, это только на руку. Я вышла в главный зал и на несколько секунд замерла у статуи. На миг почудилось, что веки вот-вот дрогнут, и она посмотрит на меня. По телу прокатилась дрожь. Я выскочила из замка и устремилась вниз по тропе, ведущей на берег.

Единственная лодка покоилась на песчаном берегу, и я прикинула, смогу ли затащить её в воду. Обогнув борт, вцепилась в корму, сделала упор на пятки и яростно потянула на себя. Рывок. Ещё рывок. Судёнышко поддалось и сдвинулось с места. Волна лизнула подошву и намочила сандалии. Стопы заскользили, и я едва не потеряла равновесие. Я облокотилась на планширь, перевела дыхание и только сейчас заметила верёвку, тянущуюся от носа к длинной жерди. С губ сорвалось ругательство. Подхватив подол длинного неудобного одеяния, рванула отвязывать судно.

Корх завязал узел на совесть, он никак не хотел поддаваться. Я мысленно подгоняла себя и от этого ещё больше нервничала. Руки тряслись, и пальцы не слушались. Когда узел поддался, за спиной раздался голос Ильсир. Я вздрогнула всем телом.

— Вера, ты куда-то собралась?

Первый раз за всё время она назвала меня по имени и то, что его знает, не удивило. Я выпрямилась, попыталась придать лицу беззаботный вид и обернулась.

— Решила найти Богдана, а то совесть замучила. Надеюсь ему вы тоже поможете.

— А я как раз искала тебя за тем, чтобы сообщить, что твой друг здесь.

— Правда?!

— Да. Корх доставил его около часа назад. Мы не стали тебя будить. Он очень ждёт тебя, и я с удовольствием отведу к нему.

Я следовала за служительницей и обмирала от страха. Душа уходила в пятки, а тело пронизывала дрожь от предчувствия чего-то дурного. Когда она повела меня на нижние ярусы, поняла, что замок больше чем кажется. Здесь не было темно и сыро, как ожидалось в подземелье. Напротив, стены напоминали толстое матовое стекло гигантского аквариума, подсвеченного изнутри. Перламутровые блики пробегали по гладкой поверхности, как стайки мелких рыбёшек. Тепло обволакивало, подобно дыханию неведомого существа. Казалось, замок живой, и он действительно дышит, вторя моему дыханию. Пульсирует, словно в его недрах бьётся живое сердце.

Долгий спуск закончился. Служительница привела меня в небольшое круглое помещение со множеством дверей. На стенах висели причудливые бра в виде кисти руки, удерживающей светящийся шар. Это тюрьма? На мой невысказанный вопрос Ильрис усмехнулась и указала на одну из дверей.

— Он там. Иди же, поприветствуй друга.

Я с сомнением глядела на женщину, но она не двигалась с места.

— Ладно, — я шумно выдохнула.

«Богдан я иду», — мысленно подбодрила себя. Я больше тебя не брошу. Приблизившись к каменной двери, я обернулась к служительнице.

— Как она открывается? Здесь нет ручки.

— Приложи ладонь.

Я коснулась кончиками пальцев двери, и твёрдая поверхность отозвалась вибрацией. Камень стал истончаться, как тающий на солнце кусок льда, пока не растаял совсем, открывая тёмный проход.

— Богдан? — позвала я не решаясь ступить в непроглядную тьму.

В глубине что-то тяжело ухнуло. Ноги ощутили, как пол дрогнул. Я получила тычок в спину и полетела в камеру. Успела выставить руки, и ладони наткнулись на холодную каменную кладку. За спиной раздался громкий звук удара камня о камень. Меня заперли одну в темноте. В углу послышался шелест, и к горлу подступила тошнота. Стало нечем дышать. Я вязла в темноте, и каждый шорох казался знаком присутствия чудовищ. Я прижалась спиной к холодной стене, распахнула глаза, стараясь разглядеть хоть что-то в этой черноте. Меня обдало порывом сквозняка, и щеки что-то коснулось. Я заорала и залупила себя по лицу. А когда поняла, что это была собственная прядь волос, спрятала лицо в ладони и разрыдалась. Оплакивать собственную трусость и никчёмность — всё что мне оставалось.

Глава 10.

Я сидела в маленькой узкой камере в полной темноте и костерила себя на чём свет стоит. Какая же идиотка! Как можно было так глупо попасться? Если бы Богдан действительно оказался на острове, я бы узнала об этом минут через пять, самое большее. Никакие увещевания не убедили бы его дать мне спокойно дрыхнуть, пока он места себе не находит.

Я вспомнила его сгорбленную фигуру, сидящую на бортике фонтана, потухшие глаза и дрогнувший голос. В голове вспыхнула ссора, слова, которые я наговорила в запале и его взгляд полный разочарования и горечи.

Ищет ли он меня до сих пор или оставил затею? Перед мысленным взором возникла тёмная фигура, преградившая ему путь. Внутри похолодело. Чем закончилась та встреча? Вспомнилась собственная стыка со странной старухой. Я до мельчайших подробностей прокрутила в памяти всплывшие образы. Что если она пыталась меня предупредить.

— Прости, — вслух обратилась к Богдану, будто он мог меня услышать. — Это не ты непутёвый, это я непутёвая.

Что же теперь со мной будет? Принесут в жертву какой-то матери или просто отрежут язык. По коже пробежал озноб. Пальцы заледенели, а ноги затекли от долгого сидения на корточках. Я потерла ладони и подула на них силясь хоть немного отогреть. Кольцо на безымянном пальце нагрелось, фаланга неприятно пульсировала, словно руку свело судорогой.

Я поднялась и сделала пару шагов, разминая ноги. Сколько прошло времени, полчаса, час? Судя по тому, что не ощущалось ни голода, ни жажды, заточение длилось недолго, но темнота, тишина и бездействие превращали минуты в часы. Я снова опустилась на пол, подтянула ноги к груди и уткнулась лбом в колени. Всё застыло, будто я оказалась в безвременье, даже звук собственного дыхания казался глухим и далёким.

Спустя, наверное, вечность на пороге камеры возникла Ильсир. Она возвышалась надо мной, словно сошедшая с небес богиня. В одной руке держала поднос с парой лепёшек на тарелке и глиняной кружкой. Первым импульсом было сбить её с ног и бежать не глядя, но воспоминание о том, как она разделалась с нищенкой, остудило намерение. Мне переломают ноги ещё до того, как я успею встать. Служительница сделала шаг навстречу и поставила передо мной еду.

— Тебе нужно подкрепиться.

Я задрала голову и взглянула женщине в глаза.

— Зачем? Вы всё равно меня убьёте.

Её губы дрогнули в снисходительной усмешке.

— Мы никого не убиваем. Мы ценим жизнь как никто. Это величайший подарок Изначальной матери всему сущему, она отдала каждому человеку каплю своего бессмертия. Мы лишь возвращаем частицы жизни Ей, оставляя себе крохотную часть, только ради того, чтобы продолжать дело.

— И вы заберёте мою, ради бессмертия?!

— Твоя жизнь не нужна нам, а вот красота и здоровье послужат благому делу.

— Очень благое! Красть молодость и здоровье, а потом отрезать язык, чтоб не смог поведать о ваших злодеяниях и выкидывать на улицу, как отработанный материал!

— Такова наша миссия. Мы последние из Истинных детей Изначальной матери.

— Если правитель Ринтаса узнает, что вы творите, вам не поздоровится.

— Девочка, Азарий правитель Ринтаса. Выпей, тебе станет легче, — она склонилась, взяла кружку и сунула мне под нос. Пахнуло травяным отваром и пряностями, от чего я сильнее вжалась в стену.

— Ты сумасшедшая если думаешь, что я приму хоть что-то из твоих рук.

— Как знаешь, — она выпрямилась, пожала плечами и залпом осушила кружку.

Когда до меня дошло, что Ильсир сделала, было уже поздно. Тело стало тяжёлым и неподатливым. Голова наполнилась свинцом. Я опёрлась ладонью об пол, но не почувствовала опоры и завалилась на бок.

***

Я стояла с раскинутыми руками и ногами, привязанная к косому кресту и смотрела перед собой невидящим взором. Каждая попытка сфокусировать на одной из дверей круглого подвала или светильнике заканчивалось провалом. В глазах начинало рябить, и картинка расплывалась. Я старалась рассмотреть плитку на полу, но круглый узор превращался в сплошное пятно. В итоге просто опустила веки и обратилась внутрь себя. Я думала о предстоящей участи и ничего не чувствовала. Как будто анестезию сделали прямо в мозг, в ту область, что отвечает за эмоции. Всё далеко и размыто. Та или иная мысль периодически пыталась всплыть, и тут же исчезала, как в болоте.

Меня принесут в жертву, отберут молодость, красоту и здоровье, отрежут язык и выкинут подыхать. Перед мысленным взором появилась старуха, она сокрушённо качала головой, словно говоря: "я ведь пыталась предупредить". Вспомнились взгляды служителей: ни раскаяния, ни жалости, только холод.

"Она настоящее сокровище… Впрочем, мы всё равно останемся в выигрыше".

«Пусть приходит, думаю, там тоже найдётся чем поживиться».

Нет! Только не Богдан. Внезапное осознание происходящего обрушилось на голову грузом в тонну. Осязаемая тяжесть опустилась на плечи, и колени затряслись не в состоянии удержать груз. Не будь я привязана, рухнула бы на пол. Ремни на запястьях больно впились в кожу, когда я повисла на руках. Слезы хлынули несдерживаемым потоком. Одна единственная фраза прорвалась, как одинокий ниндзя.

«На этот раз никто не спасёт».

Со стороны лестницы послышались шаги, и через несколько минут все трое служителей стояли передо мной. Их белые тоги неестественно флуоресцировали, как если бы на них направили излучение ультрафиолета. Ирхос взглянул на меня и повернулся к Ильсир.

— Не рассчитала пропорции?

— Если бы она выпила сама, эффект был бы дольше, — огрызнулась служительница.

— Давайте быстрее покончим с этим, мне через час нужно провести совет, — вмешался Азарий.

Послышалась торопливая поступь и служители повернули головы на звук. В зал вбежал запыхавшийся монах, в котором я узнала Корха, что доставил меня сюда. Он принялся нервно жестикулировать, и я заметила, как профиль Ильсир напрягся.

— Сколько? — выпалила она.

Корх выставил указательный палец.

— Как не вовремя, — равнодушно отозвался Ирхос.

— Придётся всё отложить, — Азарий недовольно поморщил лоб.

— Не придётся, — заверила Ильсир, — встретим гостя как полагается.

Она повернулась ко мне и скривила губы в издевательской усмешке.

— Ты мечтала о встрече с другом, радуйся, скоро она состоится.

Перед внутренним взором встал образ нас с Богданом — дряхлых и немощных с отрезанными языками бредущих по чужим улицам и гонимых отовсюду. Я собрала силы и забилась в путах, но это было равносильно трепыханиям бабочки, пришпиленной булавками к пробковой доске. Азарий опустил на моё плечо тяжёлую ладонь и тихо проговорил: "спи". Веки набухли и опустились как жалюзи, тело обмякло, и сознание отключилось.

Тьма понемногу рассеивалась, и звуки становились громче. Я была блесной, прорезающей толщу воды, которую тащит на поверхность тонкая леска. Мной овладело чувство свободного полёта и невероятной лёгкости, словно я пёрышко, подхваченное сквозняком. Душа вновь отделилась и парила под потолком. Собственное тело, привязанное к кресту, и троица служителей казались далёкими. Двое монахов втащили упирающегося Богдана. Он кричал и угрожал, но увидев меня побледнел. Стал заикаться, с трудом подбирая слова. Не дав ему опомниться, Корх открыл камеру, и монахи швырнули его внутрь. Тут же кладка материализовалась из воздуха, и проход закрылся. Корх подошёл к служителям и протянул на ладонях костяной нож с отломанной гардой. Лицо Ильсир скривилось, она махнула рукой, будто отгоняя назойливое насекомое.

— Выброси в море, — приказала она.

— Позже, — возразил Ирхос. — Пора начинать.

Он взглянул на Корха, словно отдавая мысленный приказ. Тот убрал нож за пояс, поклонился и удалился.

Я устремилась в камеру Богдана и увидела его сидящим на полу. Мрак не мешал мне разглядеть осунувшегося лица и посеревшей кожи, потускневших глаз и бесцветных сжатых губ. Скорбь разрывала меня на части, безмолвный крик вырвался из нематериального горла и вибрацией прокатился по стенам. Богдан повертел головой и тяжело опираясь на руки поднялся. Он принялся ощупывать стены, ковыряя пальцами стыки между камнями. Если бы только я смогла его выпустить. Рука невидимого кукловода дёрнула за нити, и я вернулась в зал, где вовсю проходил обряд.

Служители стояли в центре образуя круг и держа на вытянутых руках знакомый белый шар. Их статичная поза напоминала скульптуру, казалось, что они даже дышать перестали. Поодаль, облокотившись на стену, стоял Корх и сжимал в руках сачок на длинной палке. Его веки были плотно сомкнуты, он также не шевелился, словно пребывал в трансе. Интересно, кого он собрался ловить этим сачком? Не мою ли душу? Я взглянула на собственное тело и ощутила волну паники. В светлых волосах появляются белёсые пряди, кожа на щеках обвисает бульдожьими брылями, суставы стали узловатыми и уродливыми, от чего пальцы скрючились. От вида собственного увядания по астральному телу толчками прокатилась боль, в то время как физическое сотрясалось в агонии. В такт ему шар запульсировал и наполнился перламутровым сиянием. Неужели это конец?

Внезапно проснулась ярость. Дикая и жадная, как бушующее пламя. Инстинкт самосохранения распрямил плечи и высоко задрал голову. Гул проносится по помещению боевым кличем. Не отдавая отчёт своим действиям, я ринулась на монаха. Мне понадобилось несколько секунд, чтобы почувствовать чужое тело. Пальцы сжимающие древко, грубые одежды прилегающие к коже, напряжение в затёкших ногах. Наконец поднять тяжёлые веки.

Я сделала несколько неуверенных шагов к камере Богдана и выставила вперёд мозолистые руки. Обе ладони легли на дверь, и я мысленно приказала ей открыться. Камень истаял, и свет хлынул в камеру. Пару секунд мы с Богданом ошалело пялились друг на друга. Сознание Корха встрепенулось, прогоняя навеянный сон и вытолкнуло меня из своего тела. Я снова парила над ними наблюдая за происходящим со стороны. Монах сделал выпад, собираясь закрыть дверь, но Богдан успел сориентироваться. Его локоть с хрустом врезался под подбородок противника, и тот рухнул на четвереньки. Корх получил удар по шее и больше не смог подняться. Богдан осмотрелся, подобрал сачок пытается выбить шар из рук служителей, но те словно срослись с ним, превратившись в монолит. Я со страхом наблюдала как превращаюсь в дряхлую старуху.

Богдан выхватил нож из-за пояса монаха и метнул в вибрирующий шар. Острие с хлюпаньем пронзило его, как пузырь с водой. Густая белёсая жидкость хлынула на пол и забрызгала одежды служителей. Они отпустили руки и как кули с песком попадали на пол, так не приходя в сознание. Богдан рванул ко мне и принялся отвязывать ремни, пока моя душа следила за происходящим. Тела служителей стали меняться: кожа скукоживалась, будто мышцы под ней испарились, она приобретала желтый оттенок и стала покрываться бурыми пятнами. Они стремительно старели пока не обратились в прах. Белая перламутровая лужа на полу разрасталась и пенилась, как будто на соду плеснули уксус.

Богдан снял меня с креста, взял на руки и понёс прочь, переступив тело монаха. Мысль, что моя душа останется здесь привела в ужас, я рванула к лестнице, но наткнулась на преграду. Боль пронзила, и я почувствовала, как рассыпаюсь на миллиард частиц, словно просеяли через сито. А потом наступила тьма.

В ноздри хлынула соленая вода, горло обожгло и легкие пронзили сотни острых осколков. Я открыла глаза и увидела, что погрузилась на дно, передо мной возвышалась статуя Матери. Её здесь быть не может. И меня быть не должно. Эта мысль, лучом фонарика, скользнула и пропала в непроглядной тьме. Мать распахнула веки, и зрачки засветились неоновой голубизной. Она вытащила огромный живот, и на его месте образовалась чёрная дыра, непроницаемая, абсолютная пустота. Чем больше я смотрела, тем сильней меня затягивало, как в космическую черную дыру. Мать протянула мне шар, и я приняла его, но в моих ладонях он сжался до размеров жемчужины, а потом и статуя рассыпалась мелкой крупой и растворилась в воде.

***

Сквозь веки заструился свет. Медленно начали возвращаться ощущения. Голову повернули на бок, и из горла потекла вода. Губ коснулось горячее дыхание и острая боль, как десяток наточенных кинжалов, прострелила легкие. Что-то тяжелое опустилось на грудь. Я закашлялась, подняла отяжелевшую руку и наткнулась на мягкую копну волос. Сил хватило только на мычание. Открыв глаза, я наткнулась на встревоженный взгляд Богдана.

— Я что, чуть не утонула? — сипло выдавила я.

— Похоже на то. Только не понимаю, где ты умудрилась нахлебаться воды.

Я вспомнила сон и поёжилась. Тут же спохватилась и посмотрела на руки, но не обнаружив признаков старения успокоилась.

Богдан помог сесть и крепко стиснул в объятиях. В следующую секунду резко отстранился, будто я стала заразной. В его глазах появились всполохи недоверия. Конечно он злится. Мы могли оба погибнуть. А ещё я его бросила. Он имеет право обижаться.

— Прости, что ушла от тебя. Я хотела вернуться и найти тебя потом. А они… спасибо, что вытащил. Знаю я виновата…

— Вер, я тебя ни в чём не обвиняю. Я был бы только рад за тебя, если бы ты вернулась туда куда так стремишься. Но давай договоримся, пока не отправлю тебя домой от меня ни на шаг.

Последние слова ударили как пощёчина. Я сама всё испортила. Я всегда всё порчу. И поделом мне.

Я осмотрелась и поняла, что мы находимся на берегу. Обернувшись и подняв голову увидела замок. Точнее то что от него осталось. Неровная гора белого минерала походила на оплывшее эскимо. Взгляд вернулся к Богдану. Он ходил вдоль кромки воды и хмурился, осматривая побережье. Причина его беспокойства была очевидна. Лодок не наблюдалось, а из редких кустов плота не построишь. Я поднялась, отряхнулась и приблизилась к нему.

— Что мы будем делать?

Богдан повернулся и развёл руками, жест получился нервный. По сжатым челюстям стало понятно, что он сдерживается чтобы не наорать.

— Если попробовать в плавь? — робко предложила я.

— До ближайшего берега не меньше трёх километров. Без поддерживающих средств просто не хватит сил. Я не вытащу нас обоих.

Резкий укол вины заставил меня опустить глаза.

— Я поднимусь на гору и посмотрю, может удастся найти хоть что-то, позволяющее держаться на воде. Отсюда ни ногой.

Я кивнула и, не поднимая головы, уселась на песок. По мере того как его шаги удалялись, прострация разрасталась. На берегу нас ждёт голодная смерть, медленная и мучительная или относительно быстрая, но не менее жуткая в море. Лучше бы всё закончилось во время ритуала. Возникла малодушная мысль подняться на гору и спрыгнуть. В одиночку у Богдана будет больше шансов убраться с острова. Только здравый смысл подсказывал, что он будет винить потом себя. Я уткнулась лбом в колени и зарыла ладони в тёплый песок. Солнце припекало макушку, но делать что-либо не хотелось. Перспектива получить тепловой удар и впасть в беспамятство нисколько не трогала. Размеренный плеск волн только усугублял меланхолию.

К тому времени как Богдан вернулся, уныние завладело мной полностью, и я даже не вскинула головы. Он опустился передо мной на корточки, взял за подбородок и заглянул в глаза. На его лице отразилась тревога.

— Вера, нужно собраться. Сейчас не время растекаться лужей, — в голосе звучала сталь. Он вздохнул и добавил уже мягче. — Ну хочешь поори на меня, только не сиди с видом, что тебе всё до фени.

Я горько усмехнулась.

— Что-нибудь нашёл?

Он покачал головой. Я перевела взгляд ему за спину и уставилась вдаль. Движущаяся точка на горизонте заставила выпрямиться.

— Там, — всё что могла произнести, указывая на морскую гладь.

Богдан вскочил на ноги и подбежал к самой кромке воды.

— Сюда плывёт судно.

Я встала и подошла к нему.

— Думаешь, кто-то из монахов решил вернуться?

— Не знаю. Но лучше спрятаться.

Он ухватил меня под локоть и потащил к ближайшей скале. Стоя по колено в воде, мы наблюдали из-за камней, как причаливает маленькая лодка. На берег выпрыгнула молодая девушка, привязала канат к шесту, козырьком приставила ладонь ко лбу и осмотрелась. Решив, что ничего плохого нам не грозит, мы покинули укрытие. Завидев нас, незнакомка напряглась и собралась бежать. Но спустя пару секунд на лице проскользнуло узнавание, и её губы озарила улыбка.

— Ты её знаешь? — шепнула я Богдану.

— Не уверен.

Девушка приблизилась к Богдану, скрестила ладони и приложила к сердцу, потом ко лбу. После обняла его и поцеловала в щёку. Она бросила на меня взгляд. Должно быть мой ошеломлённый вид говорил красноречивей слов, и она отступила на шаг.

— Так это вы дали мне нож! — осенило Богдана.

Девушка закивала, и улыбка стала шире. Он повернулся ко мне.

— Она подсказала где тебя искать, — он снова повернулся к незнакомке. — Простите, нож я потерял.

По её эмоциональным жестам я поняла, что это не имеет значения, и она вывезет нас с острова. Я очередной раз поразилась таланту Богдана заводить полезные знакомства. Тут же вспыхнули ревность и обида. Как же я могла так глупо всё просрать.

Девушка села на нос, я расположилась на корме, Богдан занял место в середине и взялся за вёсла. Он сидел спиной ко мне и это удручало. Знала, что так удобней грести, но всё равно расстраивалась.

— Мы не вернёмся в Ринтас, высадимся на правом берегу. Оттуда двинем к Пальцу Юга.

— Откуда ты знаешь?

— Лэн дала мне карту, — не поворачивая головы бросил он.

Я отвернулась к воде и уставилась перед собой. Представляя наш дальнейший путь, который превратится в пытку для обоих.

Глава 11.

В голове клубился туман, из которого периодически выныривали кадры пережитого кошмара. Но даже они казались далёкими призраками. То, что я вернулась с того света, мало волновало. Слишком вымоталась. Я переставляла ватные ноги, стараясь не обращать внимание на песок, набившийся в сырые сандалии. При этом чувствовала себя глубоко несчастной. Возникало ощущение, что Богдан меня наказывает. Он шёл впереди изредка, косясь через плечо, желая убедиться, не отстали ли. Мы не разговаривали с того момента, как сошли на берег и попрощались со спасительницей. Молчание тяготило, но нужных слов подобрать не получалось. Да и что тут можно сказать: «прости, мне жаль»? Мой неосмотрительный и легкомысленный поступок едва нас не угробил, вряд ли банальное «извини» что-то исправит.

Протопав несколько километров, мы поднялись на холм, покрытый редкой порослью пожухлой травы. Видимо, дожди в этих краях редкость. Вдали показались приземистые домишки, расположившиеся вдоль побережья, за ними на скалистом уступе пикой торчала башня маяка. Солнце зависло над ней как гигантский румяный блин, пышущий жаром. От духоты не спасала даже близость моря. Воздух будто застыл, не ощущалось и малейшего дуновения ветерка.

— Смотри деревня.

— Что-то лодок на причале не видно, — словно самому себе пробормотал Богдан.

Я напрягла зрение и действительно не увидела ни одной лодки. Хотя по береговой линии на длинных жердях были натянуты рыболовные сети.

— В любом случае, отдых и ужин не помешают.

— Думаешь, удастся расплатиться залихватской историей?

— Что-нибудь придумаю.

Крайний дом выглядел обветшалым и заброшенным: побелка облупилась, обнажая бурую глину, ставни на окнах стучали на сквозняке об пустые потрескавшиеся рамы. Дверь со скрипом приоткрылась и снова захлопнулась.

— Стой здесь, я посмотрю.

Богдан подошёл к строению, распахнул дверь и постучал по косяку.

— Кто-нибудь дома?

Ответа не последовало. Он прошёл внутрь, и я, вопреки предупреждению, двинулась за ним. В доме стоял запах затхлости и запустения. Пол покрывал густой стой пыли. На нехитрой мебели висели толстые ошмётки паутины. В очаге чернели давно потухшие угли. По всему выходило, что хозяева давно покинули жилище. В груди шевельнулось беспокойство и неприятным покалыванием прокатилось по коже. Интуиция послала в мозг сигнал тревоги. Я вспомнила деревенские байки, рассказанные в детстве у костра. В таких домах на отшибе обычно селятся ведьмы, колдуны и прочие одиозные личности.

— Мне здесь не по себе. Богдан, пошли отсюда.

Он не стал спорить, и мы вышли на улицу. После полумрака глаза заслезились от яркого солнца.

— Может отправились на рыбалку? — предположил Богдан.

— Всем семейством?

— Пойдём, ещё кого-нибудь поищем.

Мы обошли всю деревню, и в каждом дворе встречала одна и та же картина. Дома оказались в столь же плачевном состоянии. Отсутствие признаков жизни настораживало, словно всё население разом испарилось, не наблюдалось даже живности.

— Может их смыло приливом? — озвучил очередное предположение Богдан.

— Но дома-то целые. И вещи на месте.

— Похоже, собирались явно в спешке. Я пойду поищу какую-нибудь еду.

— Останемся здесь?

— Да. Нужно передохнуть прежде чем двигаться дальше.

Мы заметили колодец и поспешили к нему. Богдан аккуратно опустил щербатое деревянное ведро, привязанное к истрепавшейся облезлой верёвке. Оно повисло так и не достигнув воды. Я подобрала камешек и швырнула в тёмный прохладный зев. Спустя несколько секунд послышался стук, отражённый многократным эхом.

— Воды нет, — печально констатировала я.

— Может поэтому жители и покинули деревню?

— Почему пожитки оставили?

Вопрос остался без ответа. Да и думать об этих странностях не хотелось.

Мы забрались в более-менее приличный дом и решили заночевать там. Первым делом обследовали маленькую кладовку и, о чудо, отыскали запечатанный бочонок, судя по весу полный, и мешок залежалой крупы. В ведре над очагом оставалось немного воды, она была стоячей и источала неприятный запах, но для варки каши вполне сгодилась. Богдан нашёл огниво и принялся разводить огонь, благо сухих поленьев оказалось в избытке.

Меня привлекло пыльное зеркало, я протёрла ладонью и испугалась собственного отражения: лицо осунулось, щёки ввалились, а глаза блестели нездоровым лихорадочным светом. Волосы отрасли у корней прилично и теперь был виден их природный мышиный цвет. На виске между отросших тёмных корней пробивалась седая прядь, даже на фоне обесцвеченных кончиков она выделялась и была светлее остальных. Подарок от Ордена Жизни. Вечное напоминание. Я посмотрела на отражение Богдана у себя за спиной. Он тоже оброс: русые пряди торчали в стороны, а тёмная щетина покрывала нижнюю часть загорелого лица. Вид у него был уставшим и грустным. Он поймал мой взгляд и тут же отвёл глаза. Решил меня бойкотировать и всё делал молча. Лишь когда я собралась выйти за порог, не глядя спросил.

— Ты куда?

— Надо.

— Недолго.

Нам определённо нужно поговорить и выяснить отношения. Я намеревалась сделать это после ужина.

Каша получилась сырой и прогорклой, мы ели прямо из котелка деревянными ложками, лишь бы набить живот. В бочонке оказался напиток отдалённо напоминающий квас, он забродил и отдавал кислятиной. Но жажда мучила, и я одним глотком отправила в желудок половину деревянной плошки. Во рту остался горько-кислый привкус. Даже такой немудрёный ужин разморил, и стало клонить в сон.

Мы стянули с кровати матрас и кинули перед очагом. Он пах прелым сеном и плесенью, из прорех торчала старая прогнившая солома. Усталость давала о себе знать, и было всё равно, где притулить голову. Богдан всё ещё дулся и откровенно это демонстрировал. Всем видом давая понять, что не желает, ко мне прикасалась, отодвинулся на самый край, лишь бы находиться подальше. Он лежал на спине с закрытыми глазами, но напряжённая мина и неровное дыхание выдавали, что не спит. Мне было странно наблюдать от него такое ребячество, и я решила наконец поговорить.

— Я видела тебя во сне. Как ты искал меня.

Он поморщился и ответил так, словно это требовало усилий.

— Вспомнил твою историю про ревенанта, и моё желание найти тебя привело в другую часть города. По дороге встретил старуху. Она поняла кого я ищу и проводила на причал. Разговора не получилось, женщина оказалась немой. Но жестами и мимикой объяснила, что ты в замке. В её глазах было столько боли и горя. А ещё сожаление. Они умоляли о помощи. Ни столько тебе, сколько ей самой. Она дала мне нож. Сунула его в руку. Потом отвела к шлюпке, а убедившись, что я сел, удовлетворённо кивнула. Она долго стояла на берегу и глядела мне вслед, даже когда превратилась в едва различимую точку, чувствовал её взгляд. То, что эти фанатики сделали с ней — омерзительно. И собирались сделать то же самое с тобой.

В последней фразе прозвучал упрёк, но я пропустила мимо ушей и продолжила.

— По крайней мере ты вернул ей молодость. Служители сказали мы связаны.

— Так и есть. Гномьи кольца.

— Ты знал?!

— Догадался. Давай спать. Я на ногах вторые сутки, и фиг знает сколько нам ещё топать.

Он отвернулся ко мне спиной, не желая больше разговаривать. Яркой вспышкой вспомнилась причина нашего раздора. Он готов всё бросить и уйти в неизвестность, чтобы быть со мной. Мой ответ резкий и грубый, как удар под дых. Я почувствовала себя последней сукой. Не удивительно, что Богдан теперь шарахается от меня, как от чумной. Он открыл мне сердце, а я вырвала его, сожгла и сплясала на останках. Я попыталась его растормошить и провела пальцем вдоль рёбер.

— Вер, что ты делаешь? — раздражённо буркнул он.

— Соблазняю тебя.

Он перекатился на другой бок, оказавшись лицом к лицу, перехватил мою руку и посмотрел прямо в глаза колючим взглядом.

— Ты сама сказала, что это ни к чему.

— Что если я передумала и решила уйти с тобой. Хочу узнать твой мир, узнать тебя.

Его глаза вспыхнули, отражая отсвет пламени.

— Ты прикалываешься? — скептически спросил он.

— Нет. Писать я могу где угодно. Надеюсь ромфант у вас читают?

Он недоверчиво сощурился, вглядываясь в моё лицо, а потом жёстко выпалил.

— Не надо играть на моих чувствах. И благодарности мне тоже не надо. Я вытащил тебя из задницы, собираюсь поступать так и дальше, но это не значит, что ты мне должна. Если мне будет нужно чьё-то утешение, я без проблем его найду. От тебя мне сочувствия не требуется. Конец — значит конец.

— Вот как?

Я буравила его взглядом, подбородок задрожал, как у ребенка, который вот-вот разрыдается в голос, и я до боли стиснула губы. Богдан закатил глаза, громко вздохнул и прижал к груди.

— Я бы хотела отмотать время и не вести себя как дура.

— Знаешь, Вер, ты самая шизанутая женщина из всех что я когда-либо встречал. Но парадокс в том, что другой мне не надо.

Он зарылся носом в мою макушку и усмехнулся в волосы.

— Прости, что бросила тебя.

— Уже простил.

Больше ничего сказать не успела. Он накрыл мои губы и придавил в жёсткому продавленному матрасу. Я зарылась пальцами в его волосах, вдыхала запах кожи и выгибалась навстречу. Хотелось вычеркнуть из памяти, что наворотила и двигаться навстречу, не жалея об упущенной возможности.

Дверь с грохотом распахнулась, и мы застыли. В нос ударил запах тины и разложения. На пороге стоял мужчина в драных лохмотьях. Волосы торчали клочьями, местами виднелись проплешины, одно ухо отсутствовало, а на его месте зияла дыра. Стало очевидно, что пришедший мертвец. Безжизненные глаза, подёрнутые белёсой пленкой, забегали по комнате и остановились прямо на нас. Он разомкнул бесцветные губы, являя зловонную пасть с осколками гнилых зубов. Чёрный язык ворочался как угорь. Из отверстия на месте недостающей ушной раковины выползла сороконожка и скользнула в разинутый рот. Тот моментально захлопнулся, и раздался мерзкий хруст. Мертвец на мгновение сомкнул веки и проглотил насекомое с явным наслаждением. Меня передёрнуло и едва не стошнило. Я зажала рот ладонями и сглотнула. Из горла покойника вырвался негромкий, но неприятный звук. Гортанный и булькающий. Он двинулся к нам подволакивая неестественно подвёрнутую ногу. Мозг лихорадочно забил набат. Бежать! Спасаться! Но тело парализовало. Я сидела на матрасе вцепившись в плечо Богдана и тупо пялилась на приближающуюся катастрофу.

Богдан первый сбросил оцепенение. Морщась и втягивая голову в плечи, он вскочил, подобрал кочергу и ударил мертвеца наотмашь. Нижнюю челюсть с хрустом перекосило, и она повисла на лоскуте серо-зелёной кожи. Он обрушил ещё один удар и сбил покойника с ног. Тот завалился на пол и затрепыхался как выброшенная на берег рыба, завывая и булькая. Из раскрытого рта вытекла струйка густой, пахнущей гнилью жижи. Кочерга проломила череп, и зомби затих, став похожим на бесформенную кучу тряпья.

Весь дом пропитался запахом протухшей рыбы. Богдан пнул его мыском сапога и, убедившись, что противник не поднимется, отбросил кочергу. Он взглянул на меня круглыми как блюдца глазами. Лицо было белым как первый снег.

Я наконец пришла в себя, выбежала из хижины и согнулась пополам. Болезненными толчками еда стремительно покидала желудок. Сплюнула горькую слюну и вытерла рот подолом. Бриз холодил кожу, но в носу до сих пор стоял запах тухлятины. На плечи легла куртка Богдана.

— М-да. К такому дерьму меня дед не готовил. Как сама?

— Нормально, но в дом я больше не войду.

— Согласен. Нужно поискать другое место для ночлега.

Я взглянула в сторону берега и пискнула от нарастающего ужаса. Полчища утопленников медленно выходили из моря и брели в сторону домов.

— Что нам делать? — в панике просипела я.

Богдан прикрыл нос рукавом, вернулся внутрь и выбежал уже с кочергой.

— Бежим к маяку.

Он взял меня под локоть и поволок за дом.

Задами и огородами, низко пригнувшись мы продвигались в сторону маяка. Сердце уходило в пятки каждый раз, когда поблизости слышались скрип двери и шарканье. Особенно пугали утробные булькающие звуки. Твари общаются между собой и попадись мы на пути непременно нападут. Этот локальный зомби апокалипсис наводил леденящий ужас. Даже в подвале Ордена перед лицом неминуемой гибели не ощущала такого страха.

Мы минули последний двор, и когда до утёса, на котором высилась башня, оставались сотни метров, путь преградил мальчишка. Худой, растрёпанный и мертвецки бледный. Богдан замешкался и задвинул меня себе за спину. Он обхватил кочергу обеими руками и выжидательно смотрел на мальчишку. Тот в свою очередь вперил бесцветные мутные глаза. Я принялась опасливо озираться, не видно ли поблизости других зомби. И тогда пацан издал мерзкий свистящий звук. В черепной коробке зазвенело, и от боли я зажала уши. Богдан едва не выронил кочергу, но собравшись размахнулся и снёс парню голову как перезревшую тыкву. Не дав мне опомниться, схватил за руку и потащил за собой. Спотыкаясь, я взбиралась за ним на гору, периодически оглядываясь. Лишь когда достигли маяка, позволили себе отдышаться.

На двери висел огромный амбарный замок. Богдан попытался сбить, но тот отклонился в сторону. Придерживая одной, он просунул острый край кочерги между дужкой и дёрнул. Тот слетел и с грохотом упал на каменную плиту. Я заметила кровь на руке.

— Ты поранился.

— До свадьбы заживёт.

Я заглянула в темное пространство маяка, не решаясь идти внутрь. Наверх вела винтовая лестница. Неприятный сладковатый запах тления, от которого я поежилась. Богдан быстро огляделся, схватил за руку и втащил внутрь. Он захлопнул дверь, сунул кочергу в ручку зафиксировав дверь. Мы оказались в полной темноте. Я стояла, прислушиваясь к каждому шороху.

— От кого понадобилось запирать маяк?

— Меня больше волнует кого они здесь заперли.

Мне тоже пришла в голову подобная мысль, но в отличие от Богдана не решилась её озвучить. Щёлкнуло огниво, и фитиль висевший на стене лампы занялся. Он снял фонарь с крюка и двинулся вверх по каменным ступеням.

— Держись в двух шагах от меня. Если что беги.

Хотелось возразить, что я его не брошу, но посчитала это излишней бравадой. Кто знает, как поведу себя в критической ситуации. До сих пор было стыдно, что ничего не попыталась сделать в рыбацкой хижине. Я молча поплелась следом за Богданом.

***

Толстые каменные стены и отсутствие окон создавали микроклимат как в погребе. Зябко ёжась, я плотнее закуталась в куртку Богдана. Мы поднялись на третий ярус и очутились в маленькой круглой комнатке с металлической печкой а-ля буржуйкой, столом, парой стульев и навесным шкафчиком. На табурете в тазу свалена грязная посуда. Я нашла ещё одну масляную лампу и подожгла фитиль. Стало светлее.

— Нужно промыть и перевязать, чтобы грязь не попала, — кивнула на кровоточащую кисть Богдана.

Воды не оказалось, но на одной из полок нашлась тёмная бутылка, на дне которой оставалась жидкость. Богдан откупорил зубами пробку и понюхал.

— Похоже на самогон.

Он вытянул руку над тазом и выплеснул всё содержимое на рану. Зашипел и скривился, когда мутная жидкость заструилась, смывая кровь со рваных краев. В воздухе повис тяжёлый запах алкоголя. Богдан поставил пустую бутылку на пол и взял фонарь.

— Побудь здесь. Я схожу на разведку, — сказал таким повелительным тоном, что мне стало не по себе.

Выражение лица сделалось непривычно суровым, и я не решилась спорить. Прислушиваясь к гулким удаляющимся шагам, я села на стул, поставила перед собой лампу и стала ждать. Не возвращался он долго. Чтобы хоть чем-то себя занять, смотрела на пляшущие по стенам тени и в причудливых формах стараясь угадать знакомые фигуры.

Когда Богдан вернулся, я вскочила и вопросительно посмотрела в глаза. Пыталась прочитать по их выражению, с чем он столкнулся, но они оставались бесстрастными.

— Пойдём наверх. Там всё чисто.

На следующем этаже располагалась крохотная спальня, где уместились узкая кровать, маленький комод и стол, на котором покоились письменные принадлежности. Пока Богдан перебирал исписанные листы и старые журналы, я отыскала чистую простыню. Она была настолько ветхой, что легко раздиралась на лоскуты.

Я перевязала Богдану руку, и он с увлечением продолжил изучать бумаги. Мне тоже стало интересно.

— Что там?

— Это не маяк, а сигнальная башня. Когда-то здесь жили смотрители. Деревня возникла позже. Сравнительно недавно. Это место называется кормной заводью. Здесь много рыбы, что и привлекло людей. И я выяснил, что с ними случилось.

Он потряс стопкой листов, исписанных убористым почерком.

— И что же? — поинтересовалась я, скидывая босоножки и забираясь на кровать.

Богдан уселся на край стола и прочитал вслух.

Мои дни сочтены, но смерть уже не пугает. Я принял решение. На закате воды Тёплого моря примут меня, надеюсь безвозвратно. Я всего-то и хотел, помочь, а меня заперли здесь. Оставили подыхать как собаку.

Я прибыл в эту деревню по распоряжению Азария II. Мне надлежало оценить состояние сторожевой башни и временно исполнить обязанности смотрителя, пока Глава не пришлёт нового.

Состояние башни оказалось плачевным. Я пытался разжечь сигнальный огонь, но угли так прогорели, что не желали загораться. Запас дров растащили деревенские, даже бочонки с маслом вытащили. Я составил отчёт для Главы с истинным положением дел и отправил с торговым обозом.

Богдан прервал чтение и отложил страницу.

— Так, копия депеши главе Ринтаса… это не интересно, — он пробежал глазами по строчкам и отложил ещё один лист. — Вот…

Рыбацкая артель вернулась к обеду. Мужчины были непривычно оживлены, что говорило о хорошем улове. Зеваки устремились на пирс, чтобы посмотреть. Я тоже был в их числе. То, что предстало очам, вызвало оторопь. На берег вытащили полурыбу, полудеву. Она прикрывала от солнца лицо тонкими перепончатыми пальцами и била хвостом. Дети обступили, но подходить близко не решались, особые смельчаки норовили ткнуть палкой. Женщины морщились и плевали, ибо на русалке не было одежд, красивая женская грудь была выставлена на обозрение. Какая-то старуха кинула платок, чтобы девушка-рыба прикрылась, но та лишь зашипела, обнажив ряд острых мелких зубов. Мужчины решали, что делать с невиданной находкой. Я посмотрел на красивое круглое лицо, наши глаза встретились. В них читалась мольба о помощи и страх. Я сказал, что русалку нужно отпустить, негоже издеваться над живым существом, но никто не послушал.

— Ты смотритель башни, вот иди и смотри. В наши дела не лезь, — было сказано мне.

— Но что же вы будете с ней делать? — вопрошал я, но не получил ответа.

Русалку выволокли на середину деревне и привязали к длинной толстой жерди. Жители вскоре разошлись по своим делам, оставив несчастную жариться на солнцепёке. Бледная кожа быстро иссохла и стала похожа на старый пергамент, казалось — тронь, и она осыплется пылью. Чешуйки на хвосте потускнели и больше не переливались радужными бликами. Длинные темные волосы сделались подобно пакле. Она сидела на земле привалившись спиной к жерди, со связанными за спиной руками и часто дышала. Веки стали почти прозрачными, а на щеках проступил нездоровый пурпурный румянец. Я не мог спокойно за этим наблюдать. Сходил к колодцу, набрал ведро воды и понёс русалке. Когда студеный поток обрушился на голову девушке, она открыла мутные несчастные глаза. Моё сердце сжалось от боли и жалости. Я отбросил пустое ведро и преисполненный решимостью принялся отвязывать верёвку. Меня естественно заметили рыбаки и пришли в неистовство. Русалку привязали пуще прежнего, а меня побили, так что я еле добрался до башни.

Не помню, как я очутился в постели, но когда проснулся — настал следующий день. Тело ломило от синяков и ссадин, но мне удалось выбраться на смотровую площадку. Столб так и стоял посреди деревне, только русалки там уже не было, да и лодок на причале не наблюдалось. Что если рыбаки решили приманить других русалок воспользовавшись телом несчастной? От этой мысли внутри всё похолодело. Я пытался выйти на улицу, но обнаружил, что заперт.

Ни один рыбак не вернулся с промысла. А поскольку подавляющая часть мужчин занималась рыбной ловлей, в деревне остались старики, женщины и дети. Сутки не было вестей. Я смотрел с высоты как жёны и матери приходят на берег, высматривая мужчин. Их одежды развивались на ветру, но море оставалось неестественно спокойным. Стоял штиль.

Я кричал чтобы выпустили меня, чтобы мог доставить письмо главе Ринтаса. Обещал, что он во всём разберётся, пошлёт разведывательный корабль. Но жители были глухи к моим мольбам. Я сообщил что у меня закачивается вода и если умру от жажды правитель их накажет. Но и это не возымело действия.

Стоило солнцу опуститься за горизонт, и занять его место полной луне, море вздыбилось. И началось страшное. Друг за другом как подводное войско на сушу начали выходить стройные ряды мужчин. Одежды их были потрёпанные, но в бледном лунном свете, я признал кой-кого из деревенских. Митру в его неизменной алой косынке и Бортку в коротком сюртуке, когда-то сером. Последний задрал голову и посмотрел прямо на меня. Его глаза как две жемчужины мерцали. Холод пробрал до костей, и я отшатнулся. Громкий звук похожий на свист хлестнул по ушам. Я спустился в каморку и накрыл голову подушкой, чтобы не слышать женских криков, воя и детского плача, но каким-то образом они прорывались.

Так продолжалось две ночи, пока в живых никого не осталось. А потом я услышал зов сирен. Я часто слышал от моряков как это бывает, но когда столкнулся сам, оказался не готов. Этот зов сводит с ума, дарит необычайное наслаждение и причиняет невероятные муки.

Я залил уши воском чтобы не слышать, не помогло. Сегодня они снова приходили за мной, я устоял. Но держаться нет больше сил. Не осталось и воды.

Если кто-то найдёт эти записи знайте: сожгите здесь всё и убирайтесь до заката, иначе…

— Какая жуткая история, — заключила я, когда Богдан закончил читать и отложил бумаги.

— Тебя ужасает человеческая жестокость или магическое наказание?