Ребенок от Деда Мороза

Глава 6

Минуты после физической близости обычно полны неловкости. Но нам удивительно хорошо в объятиях друг друга. В полном молчании. Сама не замечаю, как проваливаюсь в сон.

Зато пробуждение бьет током по оголенным нервам. Подскакиваю в панике. Герман спит. Не знаю сколько у меня времени, но надеюсь у меня получится за этот промежуток восстановить защитные барьеры, вернуть самоконтроль. Лучше всего быстро одеться и уйти.

Разыскиваю свою одежду в панике, пока не вспоминаю, что оставила все в примерочной. На цыпочках, чтобы не разбудить Германа, раскинувшегося на всю постель, бегу туда.

На часах семь утра. Поднимаю с пола свое платье, еще немного влажное. Поэтому, надеваю подаренное. Только доехать до дома, потом верну его. Тем более ценники Паоло явно не по моему карману. Оставляю бирку на месте, хоть она и большая, и жутко мешает, колется. Но две тысячи долларов?! Нет уж спасибо. Предпочитаю «H&M», «O'stin», а иногда даже стоки и секонд хэнды.

Но не только поэтому. Эта вещь всегда будет напоминать мне о моем падении.

Руки не слушаются, тело ломит после ночи любви, роняю сумочку и замираю. Нет, только бы босс не проснулся!

Никаких обещаний и сожалений.

– Не успело взойти солнце, ты снова примеряешь очередное амплуа, – раздается за спиной заспанный голос.

Оборачиваюсь резко. Да что ж такое! Спросонья этот мужчина просто неотразим! Темная щетина и растрепанные волосы придают ему немного бандитский вид. Но это делает его лишь красивее. Хочется броситься в его объятия.

– Кстати, тебе очень идет это платье, – наклонив голову, разглядывает меня Герман.

– Большое спасибо… Я верну его… Завтра.

– Что за глупости? Это подарок, – хмурится Герман. – Иди сюда, недотрога.

Если бы! Если бы ночью я сказала ему не трогать меня! Увы. Не смогла. Пала ниже некуда. Стала очередной галочкой в длинном списке побед Германа Самойлова. Как противно…

– Мне пора, – произношу твердо. Хотя уходить – не хочется. И за это еще сильнее себя презираю. Остаться в надежде на продолжение? На предложение руки и сердца? Ну нет, до такой степени я не считаю себя безмозглой. Нет, надо уйти немедленно!

– Я уже понял, – вдыхает Герман. – Дай умыться, и я отвезу тебя. А лучше – принять душ. Вместе.

– Рискую показаться тебе банальной, но мне все же правда пора. Это была…

– Ошибка, – договаривает за меня Самойлов. – И правда банальней некуда. Ты не права, но ведь мне не переубедить, ты сама все решила.

– В любом случае… – добавляю, небрежно пожимая плечами, наивно желая убедить босса, что не испытываю боли. – Очень милое предложение, но провожать меня не надо.

Прижимаю к себе мокрое мамино платье. Жаль нет пакета, в который его можно положить. Набрасываю пальто. Герман продолжает смотреть на меня, с непроницаемым выражением.

– Не вини себя, – вдруг произносит, когда начинаю поворачивать замок, надеясь, что у меня это быстро получится. – Я же вижу, ты уже начала самоистязание. Я понял, что ты не из тех, для кого такие ночи – норма. Не бойся, я так про тебя не думаю. Не уходи, Настя. Давай хотя-бы такси тебе вызову.

– Спасибо, я уже вызвала. И за попытку меня утешить… тоже спасибо.

Самойлов делает шаг ко мне, прижимает к стене, запускает пальцы в мои волосы и целует нежным поцелуем, едва касаясь моих губ. К ногам что-то падает, опускаю голову – этикетка!

– Зачем? – восклицаю расстроенно. – Я же сказала, что верну!

– Я сказал, что не надо. Настя…

Не хочу слушать что он скажет, открываю дверь. Герман выходит за мной, босиком, на лестничную клетку:

– Никто не виноват в нашей взаимной вспышке. Я тоже отступил от своих правил, – шепчет Герман. – Но не собираюсь казнить себя за это. Никто не виноват.

– Согласна. Виноват Новый Год, – с трудом выдавливаю слова из горла, в котором растет ком. То, что Самойлов добр и внимателен утром – от этого мне еще хуже. Нажимаю кнопку лифта и о чудо – он на этаже, ждать не надо.

На улице все белое – покрытое ковром свежевыпавшего снега. Ослепительное солнце. Мороз. Мне уже прислали номер машины такси на телефон, и я иду в сторону единственного подъезда к дому, к дороге, желая оказаться подальше от дома, в котором так бездумно отдалась боссу. Что бы он ни говорил, уверена, я упала в его глазах. Мужчины всегда относятся к распутным девушкам презрительно.

А я была безумно распутной этой ночью.

Временное помешательство и алкоголь— вот чем объясняю себе произошедшее.

Я должна вычеркнуть эту ночь из памяти. Никаких больше фантазий. Никаких сожалений.

Только как унять острую тоску?

Жалобный писк заставляет оглядеться по сторонам. На улице ни души. Что за звук, полный отчаяния тревожит слух? Вглядываюсь в снежный сугроб неподалеку и замечаю… маленького котенка. Кроха белого цвета сливается со снегом.

– Малыш, как ты тут очутился?

Оглядываюсь по сторонам.

– Где твоя мама?

Протягиваю к котенку руки, он испуганно отскакивает в сторону. Бежит по дороге, на которую как раз сворачивает автомобиль с шашечками на крыше. Удается поймать котенка прямо перед колесами, падаю на колени, хватаю малыша. Меня трясет от испуга, от шока даже голова кружится. Котенок впивается когтями в руку, и я начинаю реветь, от того что у меня вечно все через одно место. Из-за меня кроха едва не погиб.

– Девушка, что вы творите? С вами все нормально?

Пожилой бородатый водитель выходит из машины.

– Напилась что ли? Уйди, от греха, дай проехать!

– Это я такси вызывала, -всхлипываю, прижимая к себе котенка.

– Чтобы броситься под колеса? Во народ пошел, ненормальная!

– Нет, разве не видите? Вы чуть котенка не задавили!

– Мужчина присматривается ко мне.

– И правда. А я подумал ты и правда сумасшедшая, – вздыхает с облегчением. – Ну садись тогда. Твоя живность?

– Нет… в сугробе нашла.

– Так оставь, может мать придет его.

– Он же замерзнет…

– Ну себе бери.

У нас дома и так много живности. Помимо беременной коровы, уток и кур, огромной овчарки Герды, в доме живут два самовлюбленных и флегматичных кота, Вальтер и Филин.

Но разве я могу оставить малыша на улице?

Сажусь в таки, прижимая к себе котенка. Царапины на руке горят, колени, которые ударила при падении, ноют. Достаю из сумочки влажную салфетку, прижимаю к царапинам. Называю водителю адрес работы. Надо забрать свою машину. Только бы завелась. Впереди выходные, на работу только пятого. Не стоит так надолго автомобиль бросать, хотя у нас своя парковка.

Мне повезло, несмотря на мороз моя машина завелась. И мы со Снежком отправились домой.

Останавливаю возле невысокого забора автомобиль, выхожу. Чувствую ужасную усталость. Прямо засыпаю на ходу. В доме тишина, что радует, надеюсь гости уже уехали. Мамы нет.

Кладу сумочку, на которой висит и несчастное платье, которым займусь чуть позже, надо будет постирать аккуратно в шампуне и высушить. Затем знакомлю Снежка с другими обитателями дома, Вальтер и Филин встретили нас на пороге и сейчас с любопытством обнюхивают маленького белоснежного гостя. Дверь хлопает в тот момент, когда я раскладываю еду по мискам и все трое издавая урчание начинают трапезничать. С умилением смотрю на них.

– Что это такое, Настя? – восклицает мама, показывая на новенького.

– Мой новогодний подарок, мам. Попался на дороге, чуть под колеса не попал… Я страшно испугалась. Как можно выкинуть малыша в новогоднюю ночь? Нет, как можно выкинуть в мороз двадцать градусов? – говорю возмущенно.

– Ты сама ледяная, – дотрагивается до меня мама. – Что это за одежда на тебе?

– Долгая история. Не волнуйся, твое платье в порядке. Всего лишь облила немного. И мне подарили это…

– Да, вижу праздник удался, – качает головой мама.

– Ты не сердишься за котенка? – перевожу тему в более безопасное русло. – Он такой сладкий.

– Не думаю, что нашим двум котам он придется по душе.

– Почему? Еще один мальчик. Они уже подружились.

– Ладно, у меня дел полно, только подруг проводила, – вздыхает мама. – Ты голодна?

– Немного… Но сначала в душ схожу, я так замерзла!

– Иди, а я тебе пока чай с черной смородиной и боярышником заварю. Не дай бог простудишься…

– Спасибо, мамуль. Я быстро.

– Воду погорячее сделай.

Простужаться мне нельзя, поэтому делаю воду максимально горячей. На работе я ни разу больничный не брала, очень старалась, потому как найти хорошее место непросто. И тут вспоминаю слова Самойлова: «ты уволена».

А вдруг он это серьезно?