Речь и этикет: Кн. для внеклас. чтения учащихся 7-8 кл.

Формулы приветствия связывают нас друг с другом, укрепляют контакты, приближают к радости человеческого общения.

Это прекрасно выразил Владимир Солоухин:

- Здравствуйте! - Поклонившись, мы друг другу сказали, Хоть были совсем незнакомы.

- Здравствуйте! - Что особого тем мы друг другу сказали?

Просто "здравствуйте", больше ведь мы ничего не сказали.

Отчего же на капельку солнца прибавилось в мире?

Отчего же на капельку счастья прибавилось в мире?

Отчего же на капельку радостней сделалась жизнь?

С помощью словесных формул этикета мы выражаем отношения при встрече и расставании, когда кого-либо благодарим или приносим свои извинения, в ситуации знакомства и во многих других случаях. Каждый язык обладает своим фондом этикетных формул. Их состав в русском языке наиболее полно описан А. А. Акишиной и Н. И. Формановской - авторами многочисленных работ о современном русском речевом этикете. На с. 50 помещена таблица распространенных формул прощания по данным А. А. Акишиной и Н. И. Формановской. Рассмотрите таблицу.

Какие из приведенных в ней формул вы употребляете чаще других? Какие формулы не употребляете никогда? Чем это можно объяснить? Предложите своим друзьям составить, не глядя на таблицу, список известных им формул прощания. Пусть одновременно они запишут краткие сведения о том, когда эти формулы употребляются. Будет интересно сравнить потом полученные ответы с таблицей и проверить", правильно ли вы оцениваете эти выражения.

Современные русские формулы прощани (по А. А. Акишиной и Н. И. Формановской)

Формулы Употребление формул

До свиданья(-ия)! В любой ситуации

Всего хорошего! В любой ситуации с оттенком

Всего доброго! пожелани

До встречи! Вместо "до свидания"/ когда

предполагается условленна встреча

Прощайте! При прощании на длительный

срок или навсегда

Спокойной ночи!

Доброй ночи! Прощание на ночь

Счастливо! Непринужденное, дружеское

Всего! Дружеское с оттенком фа миль

Привет! яркости. Употребляется хоро

Пока! шо знакомыми, близкими людь

ми, чаще - среди молодежи

Бывай! Грубовато-сниженное, нелите

Будь! ратурное

Разрешите попрощаться! официальное

Позвольте попрощаться!

Разрешите откланяться! Официальное, употребляют лю

Позвольте откланяться! ди старшего поколени

Почти никогда не бывает так, чтобы формула прощани прозвучала вдруг, совершенно неожиданно для собеседника. В этом случае он может подумать, что чем-то сильно расстроил или даже обидел уходящего. Обычно ей предшествуют какието указания на завершение общения. Хотя они и не столь стандартны, как формулы, но тоже достаточно устойчивы. Например, перед тем как проститься, мы ссылаемся на необходимость уйти (Надо идти. Мне уже пора. Жаль, но я должен идти.

И т. п.), нередко благодарим за общение, выражаем свое удовлетворение встречей, иногда извиняемся за отнятое у собеседника время. После формулы прощания мы тоже не сразу прерываем контакт. Уходящему гостю желают всего доброго, выражают надежду на встречи в будущем, приглашают заходить, звонить, передают привет близким уходящего, что является знаком внимания и к нему самому, уезжающим желают счастливого пути или удачи, если предстоит дело, о котором шла речь, и т. д. Но все эти стереотипные фразы не столько связаны одна с другой, хотя такие связи тоже существуют, сколько с ситуацией в целом, причем каждая - в отдельности. Поэтому нередки перестановки и пропуски этикетных элементов в идних и тех же ситуациях.

Зато возможна тесная связь между отдельными знаками речевого и неречевого этикета. Когда расположенный к вам человек приветствует вас словом "Здорово!", будет удивительным, если он в то же время не потреплет вас по тьлечу или, по крайней мере, не протянет для пожатия руку. Тот, кто сказал вам "Мое почтение!", наверняка при этом снял шляпу и слегка поклонился, причем сделал это не на бегу. Такая связь вполне естественна, ведь знаки речевого и неречевого этикета передают однородное содержание, они в равной мере несут информацию об отношениях партнеров по общению, о границах коллектива и распределении в нем ролей. Отсюда возможность сочетать одни знаки с другими или заменять неречевые знаки этикета речевыми, и наоборот.

Самый общий принцип применения знаков этикета - это вежливость, доброжелательность. Поэтому, пожалуй, ничто в человеческом поведении не сочетается с ними так часто, как доброжелательная улыбка. Не надо думать, что улыбка

совершенно естественное, биологическое проявление чувств. Люди, относящиеся к разным культурным зонам, улыбаются по-разному и неодинаково "пользуются" своими улыбками. Так, у японцев улыбка не зависит от темы беседы. Она прежде всего выражает согласие с партнером и общую доброжелательность к нему, поэтому беседующие, как правило, улыбаются, хотя могут говорить при этом о вещах совсем не веселых. Известно, что среди американцев доброжелательной принято считать лишь широкую, "лучистую" улыбку, а приветливая улыбка европейца вполне может быть и менее яркой. Однако при всех различиях улыбка - одно из главных выражений человеческого контакта, доброжелательности, участия. Это то, чего мы более всего ищем в лице собеседника.

Сент-Экзюпери в тяжелые годы второй мировой войны, остро переживая поражение своей родины и понимая фашизм как величайшее неуважение к Человеку, посвятил замечательные страницы одного из своих произведений ("Письмо к заложнику")

улыбке доброжелательного взаимопонимания. Он нарисовал картину безмятежно мирного дня: завтрак с другом на освещенной солнцем веранде ресторанчика у реки, незнакомые матросы, просто и естественно принявшие приглашение позавтракать вместе, приветливая служанка, полное расположение всех друг к другу, открытость и радость взаимопонимания. Что лучше всего выражало это ощущение человеческого мира? Улыбка.

"Не знаю, поймут ли меня,- говорит Сент-Экзюпери,- скажу одно: мы бы охотно пошли в бой, лишь бы спасти нечто в улыбке матросов, и твоей, и моей, и в улыбке служанки, спасти чудо, сотворенное солнцем, которое неустанно трудилось миллионы лет,- и победным завершением его трудов стала эта наша совсем особенная улыбка.

Самое важное чаще всего невесомо. Здесь как будто всего важней была улыбка. Часто улыбка и есть главное. Улыбкой благодарят. Улыбкой вознаграждают. Улыбкой дарят тебе жизнь.

И есть улыбка, ради которой пойдешь на смерть. Эта особенна улыбка освобождала от гнетущей тоски наших дней, оделяла уверенностью, надеждой и покоем..." Добрая улыбка становитс у Сент-Экзюпери символом человечности и согласия.

ЭТИКЕТНАЯ МОДУЛЯЦИЯ РЕЧИ

В сравнении с неэтикетной речью содержание этикетных посланий, конечно, ограниченно. Но оно ограничивается не какой-либо узкой специальной сферой, как, например, ограничивается значение математических символов, знаков азбуки Морзе, дорожной сигнализации. Напротив, оно выделяет и обслуживает область, на которую неизменно направлено внимание дюдей во всех случаях общения.

Зачем, заметив входящего в класс учителя, ученики встают? Чтобы тот видел, что они признают его в данной роли и принимают на себя все обязанности, вытекающие из положени учащихся. Нет смысла начинать урок, если учитель не получил от присутствующих такого своеобразного обещания быть учениками. Он и сам не пройдет молча к столу, чтобы, усевшись, бросить бесстрастное "Открыть тетради!". Учитель обязательно приветствует учеников, и без этого им трудно быть его учениками, ведь в приветствие учителя также вложен важный смысл этикетного характера. Отвечая на этикетное послание ребят, учитель своим приветствием как бы принимает их в ученики, принимает предложенные ему отношения и в свою очередь берет на себя обязательство исполнять роль учителя, а правила исполнения этой роли известны ему и его ученикам, которые точно знают, чего можно и чего нельзя ожидать от человека в роли учителя. Этот секундный диалог придает всем спокойствие и уверенность в себе, чувство правильности своих действий, обеспечивает всем эмоциональный комфорт, помогает наладить общение необходимого на уроке типа.

В продолжение всего урока будет идти обмен этикетной информацией, и урок - не исключение. Так происходит всегда. Этикетная информация особенно важна в начале общения, в момент организации коллектива, когда устанавливается его структура, определяются типы отношений между его членами. Но она необходима и в последующем общении. Поток этикетной информации практически непрерывен. Человек не может действовать в обществе, не имея постоянных сведений о том, совпадают ли его представления о распределении ролей между членами коллектива с соответствующими представлениями других участников общения. Как шофер, ведущий машину по оживленным улицам города, должен одновременно следить за состоянием дороги и светофорами, за действиями пешеходов, положением и сигналами других машин, за показаниями непрерывно работающих приборов панели управления и одновременно должен сам сигнализировать о предстоящих маневрах, так и каждый член коллектива в процессе общения должен одновременно получать и передавать разнообразнейшую информацию. Параллельно другим ее видам непрерывно идет и информация о структуре коллектива.

Если общение сводится к одним лишь этикетным действиям и имеет характер ритуала, оно является общением этикетным. Когда мы переходим к нему?

В обществе всегда имеются представления о жизненных ситуациях, которые требуют исполнения ритуала. Некоторые из них мы уже упоминали: ситуация начала общения, ситуация прощания, ситуация праздника. События горестные, печальные также вызывают этикетное общение, в этих обстоятельствах мы выражаем свое участие, сочувствие, соболезнование. Нередко бывает необходимо, чтобы кто-нибудь что-то сделал для нас, с этим связаны ритуалы просьбы и благодарности. А случайное или вынужденное нарушение интересов партнера требует ритуала извинения. Когда в коллектив входит новый член, совершается один из наиболее важных этикетных ритуалов - ритуал знакомства. Он устанавливает первую ступень близости, дает разрешение на контакты в будущем, организует общение, задает его тип.

Этикетное общение играет большую роль в жизни каждого из нас, но, конечно, человеческое общение вовсе не сводится к одним только ритуалам. Этикетные ситуации составляют лишь некоторую часть общения. Неэтикетное общение не менее важно.

Если изобразить общение в виде разворачивающейся во времени ленты и заштриховать на ней участки собственно этикетного общения (при этом учтем, что этикетное общение иногда "вклинивается" в общение неэтикетного характера, а иногда проходит и параллельно ему), то получится примерно следующее:

Темные участки - время этикетного общения. Но этикетное общение, как мы уже знаем, не беспрерывно, оно составляет лишь часть общения в целом, а информация об отношениях между партнерами необходима им все время, тем более что в ходе общения эти отношения могут меняться. Как же передается така информация "в промежутках" между отдельными "сеансами" собственно этикетного общения? Или партнеры действуют в это время вслепую?

Конечно, не вслепую. "Индивид,- писал К. Маркс,- есть общественное существо. Поэтому всякое проявление его жизни...

является проявлением и утверждением общественной жизни".

Значит, вся человеческая деятельность, в том числе и общение, отражает социальные -условия, в которых она протекает. И наша речь, несомненно, строится по-разному в зависимости от того, кто общается, с какой целью, каким способом, какие между общающимися отношения и т. п. В одном из трудов по риторике (риторика - наука и искусство красноречия) М. В. Ломоносов советовал пишущим и говорящим "наблюдать три вещи: 1) состояние особы, к коей речь говорить или письмо писать должно; 2) материю, которая предлагается; 3) состояние самого себя". Кто, кому и о чем - вот самое главное, что влияет на построение речи, по мнению Ломоносова, который в данном случае опирается на многовековую традицию, идущую от античности.

Кто, кому и о чем - вот, следовательно, и то, что можно узнать, воспринимая речь. Какие общественные роли играюг автор речи и ее адресат, каковы отношения между ними - обо всем этом прямо может и не говориться, текст может быть совсем о другом.

Но в речи все это так или иначе проявится и будет уловлено адресатом.

Мы так привыкли менять тип речи в зависимости от условий общения, что делаем это чаще всего неосознанно, автоматически.

Автоматически происходит и восприятие информации о человеческих отношениях, передаваемой особенностями речи. Но стоит допустить ошибку в выборе типа речи, как автоматизм восприяти нарушается и мы сразу замечаем то, что раньше ускользало от нашего внимания.

Допустим, что родители попросили вас зайти после школы в магазин и что-то купить. Вы так и сделали, принесли покупки домой и, уходя к друзьям, решили оставить записку. Как пишутся такие записки, мы все хорошо знаем. Но представим себе, что вместо обычного текста вернувшаяся с работы мама прочитала бы следующее:

"Настоящим довожу до Вашего сведения, что мною, учеником VIII класса, Ивановым Александром Сергеевичем, проживающим в 85-й квартире дома No 111 по улице Молодежной, сегодня, 18 апреля 198... года, произведена закупка пищевых продуктов в магазине No 42 горпродторга на сумму 3 (три) рубля 21 коп.".

Затем идут названия продуктов, единицы измерения, цены...

Что подумала бы ваша мама?

Согласитесь, это вовсе не похоже на записки, которые оставляют друг другу близкие люди. Перед нами подобие официального документа, докладной подчиненного своему начальнику.

И этот документ свидетельствует о деловых отношениях чужих друг другу и неравных в служебной сфере людей. Напротив, те несколько слов, которые были бы уместны ("Все купил. Масло в холодильнике, сдача на столе. По физике пять! Уроки сделал, иду к Коле. Саша"), передают отношения близости.

Заметим, что ни в первом, ни во втором случае этикетных формул в записке нет, но отношения выражены достаточно ясно. Дело в том, что речь меняется в зависимости от ситуации и через эти изменения мы с большой точностью воспринимаем отраженные речью человеческие отношения.

Вам, конечно, знакомо слово модуляция. Часто этим словом обозначают колебания человеческого голоса, придающие ему выразительность; в музыке модуляция - переход из одной тональности в другую; в технике так называют разного рода изменения, колебания. Изменения речи в соответствии с условиями общения тоже можно рассматривать как ее модуляцию. Речь колеблется в такт человеческим отношениям - это и есть этикетная модуляция речи.

Специальное этикетное общение совершается, как мы уже знаем, лишь время от времени, а вот видоизменения (модуляция)

речевого и неречевого поведения под влиянием человеческих отношений происходят всегда. Значит, это одно из самых важных средств выражать этикетное содержание - средство, которое всегда в нашем распоряжении, аппарат, который всегда включен.

Тому, как он работает, как совершается этикетная модуляци речи, посвящены следующие главы.

А пока вот вам маленькая задача. В рассказе Виктории Токаревой "Самый счастливый день" (мы его уже упоминали)

мама, когда она не может встретить дочь после школы, оставляет ей в двери такие записки: "Ключи под ковриком. Еда на плите.

Буду в шесть. Ты дура. Целую, мама". Какие, по-вашему, у них отношения? Почему вы так думаете? В журнале "Новый мир"

(No 2, 1980) можно найти этот рассказ и проверить свои предположения.

ТОН, ТЕМА И ПУСТЫЕ РАЗГОВОРЫ

Мать зовет сына. "Иду!" - отвечает он, а сам никак не оторвется от занятия, которое захватило его. Приходится звать еще раз. Бросать начатое не хочется, мальчик спешит скорее все доделать, но именно поэтому у него перестает получаться.

Все портится, ломается и вызывает досаду. Теперь его ответ звучит раздраженно:

- Иду! Иду!

- Как ты разговариваешь? Не груби!

- А что я такого сказал?! Я же сказал: "Иду!"

Дело здесь, конечно, не в том, что сказал, а как сказал.

Одни и те же слова могут звучать вежливо, доброжелательно, ласково или подчеркнуто сухо, дерзко, высокомерно в зависимости от их общей звуковой окраски. Звуковая окраска - очень тонкая и выразительная характеристика речи, легко поддающаяся модуляции. Она так тесно связана с разными типами общения, так хорошо передает направленность речи, что, собираясь заговорить, человек, как полагают некоторые ученые, выбирает прежде всего общую окраску речи и в соответствии с ней создает высказывание в целом. Советский филолог М. М. Бахтин (1895-1975) писал: "Интонация всегда лежит на границе словесного и не-словесного, сказанного и не-сказанного. В интонации слово непосредственно соприкасается с жизнью. И прежде всего именно в интонации соприкасается говорящий со слушателями: интонация социальна par excellence (по преимуществу) ".

Удивительно ли, что слово накричать означает в одно и то же время тип общения (выбранить, сделать резкий выговор)

и громкий, повышенный голос? О слове ворчать в словаре В. И. Даля сказано: "изъявлять неудовольствие свое полугласным бормотом". И здесь, как видим, соединились в одном слове знак типа общения и знак интонации, звуковой окраски речи.

Мы легко различаем тон покровительственный и презрительный, участливый и холодный, открытый и вкрадчивый, вызывающий и кроткий. В "Юности" Л. Н. Толстого Николенька Иртеньев рассказывает:

...И вдруг я пришел в какое-то особенное, кроткое состояние духа и подошел к Николаю.

- Позволь, я тебе помогу, Николай,- сказал я, стараясь дать своему голосу самое кроткое выражение; и мысль, что я поступаю хорошо, подавив свою досаду и помогая ему, еще более усилила во мне это кроткое настроение духа, Подавленное желание поворчать, рассердиться, кроткое настроение и кроткий тон совершенно соответствуют одно другому, и при этом каждому читателю понятно, что значит "дать своему голосу самое кроткое выражение".

Общая звуковая окраска речи может подкреплять смысл, переданный составом слов высказывания, но иногда противоречит ему, заставляет нас понимать это высказывание совершенно подругому. Представим себе, что в разговоре по телефону один из беседующих спрашивает: "Ты на меня не сердишься?" Ему отвечают: "Нисколько". Это "нисколько" можно произнести таким тоном, что спрашивающий совершенно успокоится, но можно придать ответу и другую окраску, не оставляющую никаких сомнений в том, что говорящий сердится, и очень сильно. Фраза "Я в восторге!" без интонации восторга сразу приобретает иронический смысл, противоречащий ее буквальному значению.

Ласково, с улыбкой сказанное "Мучитель ты мой!" выразит гораздо более близкие и теплые отношения, чем холодно произнесенное "Мой друг".

Конечно, значительно чаще тон речи и ее словесное содержание действуют "заодно". Причем им соответствуют мимика, жесты, позы и все наше поведение. Не случайно словом тон мы передаем и свое впечатление от речи в целом. Например: "Мне не понравился тон его письма!" В прошлом слово тон обозначало и общий характер поведения человека. Говорили: хороший тон, дурной тон. Выражение "задавать тон" толкуется у В. И. Дал так: "франтить, пускать пыль в глаза". Хлестаков, испугавшись, что все увидят, как его ведут в тюрьму, говорит: "...нет, нет, не хочу! Там в городе таскаются офицеры и народ, а я, как нарочно, задал тону и перемигнулся с одной купеческой дочкой...

Нет, не хочу..."

Очень часто в соответствии с человеческими отношениями модулируется (колеблется) и содержание речи: с одним и тем же человеком можно говорить "как со взрослым" и "как с ребенком", то есть по-разному отбирать темы, доводы, доказательства.

Есть темы, которые обсуждают лишь со своими. В разных общественных группах неодинаково, если можно так выразиться, "тематическое расстояние", на которое допускается партнер.

Бывают темы престижные, обсуждать которые считается приметой хорошего тона.

Конечно, любые тематические ограничения или рекомендации имеют исторический характер и меняются в связи с социальными преобразованиями коллектива, а вследствие своей условности попадают и под влияние моды. Темы считаются настолько важным этикетным сигналом, что отбор их подвергается иногда специальному обсуждению.

Например, в 1781 г. в Петербурге было опубликовано сочинение "Разговор о свете, лучше ли он ныне стал или хуже, в рассуждении обхождения человеческого и переменяющихся в нем мод", в котором читатель легко усматривал отклик на разное отношение к начавшимся уже в Петровскую эпоху изменениям манер поведения в русском обществе, и в том числе к новым этикетным темам. Книга написана в форме диалога. Защитник старых нравов Клеон осуждает в споре с Дорименой непривычные манеры, стремление к светскости, легкомысленные и неприличные, как ему кажется, темы бесед в обществе. Раньше, как вспоминает Клеон, люди, собираясь вместе, говорили в основном о своих хозяйственных занятиях, о скоте, охоте, о капитале, торговле, лошадях. В новых же "компаниях" шутят, острословят, злословят иногда, обсуждают книги, спорят о науках, об искусстве. Прилично ли женщинам беседовать не о кухне, полотне, шитье, как принято было прежде, а о философии или о совершенствовании нравов?

В конце концов Клеон оказывается побежденным умными и серьезными рассуждениями Доримены. Ему приходится признать, что новые манеры не легкомысленнее прежних, хотя и кажутс вздорными тем, кто привык к старым требованиям этикета.

"Вы нарочито то доказали,- говорит Клеон,- что нынешние времена не столько, как думают, злы".

Содержание речи показывает, "за кого" принимаем мы своих собеседников, какими представляем их себе, как оцениваем.

Поэтому не ко всем темам, из обсуждаемых в дружеской беседе, можно обратиться в разговоре официальном и даже степень близости друзей отчасти проявляется в том, какие темы их объединяют.

Семиклассница Оля из знакомой вам, наверное, повести советского писателя В. Л. Киселева "Девочка и птицелет" гораздо лучше стала понимать свои отношения с одноклассниками, когда заметила, что на некоторые темы может говорить не со всеми из своих товарищей:

И еще я подумала, что если бы за моей партой сидел Коля, то я бы ему шепнула: "Я решила написать письмо своему отцу в Новосибирск", а он бы не удивился, кивнул головой и тихо ответил: "Ну что ж, напиши".

А Сереже я этого не могла сказать.

Прекрасный пример того, как изменение предмета речи резко меняет представление об отношении людей друг к другу,- испорченное послание в рассказе А. П. Чехова "Письмо". Дьякону Любимову, человеку добросердечному, но темному, кажется, что сын его Петр, не соблюдающий церковных правил, живет в большом городе нехорошей, "греховной" жизнью. Надо бы послать ученому сыну письмо, написав его, как советуют Любимову, кратко и строго, но малообразованный дьякон не чувствует себя способным спорить с вольнодумцем-сыном: "Скажешь ему: "Ходи в церковь", а он: "зачем ходить?". Письмо за Любимова составляет священник Федор, вкладывая в гневное послание свою долго накапливавшуюся неприязнь к Петру, который стал для него опасным противником.

Письмо получилось таким: "Христос воскрес, любезный сын!

Дошли до меня, отца твоего, слухи (а из какого источника, тебя это не касается), что ты ведешь жизнь, несообразную ни с божескими, ни с человеческими законами. Ни комфортабельность, ни светское великолепие, ни образованность, коими ты наружно прикрываешься, ке могут скрыть твоего языческого вида. Именем ты христианин, но по сущности своей язычник..."

В таком духе было написано все письмо. Не осуждением оно было страшно, а полной оторванностью от всего живого и человечески простого, что в действительности связывало Любимова с его "Петрухой", поэтому послание воздвигало непреодолимую преграду между отвергаемым "язычником" и совершенно не похожим на реального, чужим и абстрактным его "отцом".

Любимов остался доволен получившимся письмом. Вечером, уже успокоенный тем, что исполнил родительский долг, он еще раз, но уже с другим настроением перечитал его, рисуя себе в воображении лицо сына и вспоминая прошлые годы, когда сын приезжал к нему на праздники. "Думалось одно лишь хорошее, теплое, грустное, о чем можно думать, не утомляясь, всю жизнь". И вот Любимов сел за стол, "улыбнулся и прибавил от себя внизу письма: "А к нам нового штатного смотрител прислала. Этот пошустрей прежнего. И плясун, и говорун, и на все руки, так что говоровские дочки от него без ума. Воинскому начальнику Костыреву тоже, говорят, скоро отставка. Пора!" И очень довольный, не понимая, что этой припиской он вконец испортил строгое письмо, дьякон написал адрес и положил письмо на самое видное место стола".

С отступником, человеком чужим, конечно, не делятся житейскими мелочами, интересными и важными лишь людям близким, своим. Любимов никогла и не был для сына тем грозным и бессердечным в своем фанатизме судьей, каким представили его в письме. Несколько бесхитростных строк, приписанных в конце послания, делали это для сына совершенно ясным, возвращали отца и сына к прежним, обычным для них отношениям.

Дело здесь не только в изменении темы речи. Иной стала и ее цель: не наставить, а информировать, сообщить. Совсем другой выбран язык. Все связано, одно усиливается другим, и в этом общем ряду изменений важное место занимает "скачок" темы.

Чем больше общение приближается по своему характеру к этикетному, тем сильнее влияет оно на выбор темы. Вежливость в тех случаях, когда она выступает в качестве главного регулятора содержания речи, то есть в этикетных ситуациях, требует, чтобы человек максимально учитывал позицию собеседника: говорил в основном о том, что понятно и близко партнеру, избегал неприятных ему тем.

Есть темы широкие, открытые. Они создают общий разговор, позволяют всем присутствующим сказать свое слово, объединиться в общении. Есть темы узкие, личные. Они ограничивают состав беседующих. Невежливо, общаясь в группе, заводить с одним из присутствующих беседу о том, что касается лишь вас двоих или только вам понятно. Это исключает из общения остальных, свидетельствует о невнимании к ним и, конечно, может обидеть. Чем разнообразнее круг беседующих, чем более чужды они друг другу, тем важнее правильно выбирать темы.

Тема "Я" наименее предпочтительна в любом ее варианте.

Чем вежливее говорящий, тем менее категоричны его высказывания: он не лишает собеседника возможности судить о предмете самостоятельно, не присваивает себе роль верховного судьи, поэтому заявления типа "Этого не гложет быть!" и подобные уступают место таким, как "Мне кажется это не вполне убедительным"; "Боюсь, что не могу согласиться с вами"; "Едва ли это так" и т. п.

Иногда мы слышим: "Я с тобой больше не разговариваю!"

Что означает эта фраза? Многое: мы не общаемся, то есть не входим в один коллектив, нас ничто больше не связывает, едва ли я вообще знаю вас. Вот этикетное содержание таких заявлений. Напротив, несколько слов, которыми обменялись люди, делают их почти знакомыми, хотя бы они и не были еще представлены друг другу. Во всяком случае, при повторной встрече уже можно поздороваться.

Значит, не только такие общие стороны речи, как интонация и содержание, но и сам факт общения с ее помощью - явление, которое способно служить этикетным целям. Поэтому иногда мы говорим только для того, чтобы поддержать добрые отношения, показать, что мы "свои", проверить, все ли согласны с нами в этом.

Естественно, что содержание речи в таких случаях почти неважно, важен процесс общения. Происходит "пустая", неинформативная беседа, которая на самом деле не так уж пуста, ведь важный этикетный смысл она сохраняет. Чаще всего, хотя и далеко не всегда, беседы этого рода ведутся между малознакомыми людьми в начале общения. О чем, например, разговаривают только что представленные друг другу гости или люди, случайно оказавшиеся в одном купе? Общих интересов у них еще нет, вместе с тем долго молчать неудобно, ведь это показывает нежелание вступать в какие-либо отношения. Популярные в подобных обстоятельствах темы - погода, телевизионная передача, которую все смотрели или смотрят вместе в данный момент, газетные новости, спорт... Иногда речь идет и о чем-либо другом, но по тому, как скользит беседа по поверхности темы, с какой готовностью подхватывается и как случайно перескакивает с одного предмета на другой, обычно бывает совершенно ясно: здесь менее важно, что именно говорится, в сравнении с тем, что люди общаются.

Такую беседу блестяще изобразил Н. В. Гоголь в "Женитьбе".

Чиновник Подколесин сватает купеческую дочь Агафью Тихоновну, и вот впервые, почти сразу же после представления невесте, он остается с ней наедине. Происходит следующий замечательный разговор:

Агафья Тихоновна. Прошу покорнейше садиться.

Садятся и молчат.

Подколесин. Вы, сударыня, любите кататься?

Агафья Тихоновна. Как-с кататься?

Подколесин. На даче очень приятно летом кататься в лодке.

Агафья Тихоновна. Да-с, иногда с знакомыми прогуливаемся.

Подколесин. Какое-то лето будет - неизвестно.

Агафья Тихоновна. А желательно, чтобы было хорошее.

Оба молчат.

Подколесин. Вы, сударыня, какой цветок больше любите?

Агафья Тихоновна. Который покрепче пахнет-с; гвоздику-с.

Подколесин. Дамам очень идут цветы.

Агафья Тихоновна. Да, приятное занятие.

Молчание... Подколесин барабанит пальцами по столу.

Подколесин. Вот скоро будет екатерингофское гулянье.

Агафья Тихоновна. Да, через месяц, кажется.

Подколесин. Даже и месяца не будет.

Агафья Тихоновна. Должно быть, веселое будет гулянье.

Подколесин. Сегодня восьмое число. (Считает по пальцам.) Девятое, десятое, одиннадцатое... Через двадцать два дни.

Агафья Тихоновна. Представьте, как скоро!

Подколесин. Я сегодняшнего дни даже не считаю.

Молчание.

Какой это смелый русский народ!

Агафья Тихоновна. Как?

Подколесин. А работники. Стоит на самой верхушке... Я проходил мимо дома, так щекатурщик щекатурит и не боится ничего.

Агафья Тихоновна. Да-с. Так это в каком месте?

Подколесин. А вот по дороге, по которой я хожу всякий день в департамент. Я ведь каждое утро хожу в должность.

Молчание. Подколесин опять начинает барабанить пальцами, наконец берется за шляпу и раскланивается.

Черты неинформативной беседы совершенно точно схвачены художником: незначительное содержание и искусственный интерес к нему, обилие общих фраз (На даче очень приятно летом кататься в лодке; Какое-то лето будет неизвестно; Дамам очень идут цветы и др.), скольжение по поверхности тем, легкое перескакивание с предмета на предмет. Не забыт и обмен мнениями относительно погоды.

В такой утрированной форме неинформативные беседы встречаются нечасто, но как этикетное явление речи они не утратили своего значения и сегодня. А вам, ребята, случается их вести?

Несомненно, случается.

Допустим, вы с кем-то поссорились. Но вот прошло время, обиды забылись, и хочется узнать, продолжают ли на вас сердиться. Как поступают в таких случаях? Чаще всего - просто пытаются заговорить. О чем - совершенно все равно. Лучше о чемнибудь не очень важном. Например: "Ну и дождь!" или "Куда же я ее задевал?..". Вам что-то ответили? Что ж, поздравляем: вы на пути к миру.

Что это было? Это была самая настоящая неинформативная беседа. Ведь ни дождь, ни потеря в действительности вас не волновали. Главное - шло общение.

Дело в том, что речевое общение возможно тогда, когда люди владеют одним или очень близкими языками. А владеть одинаковой речью означает относиться к одному коллективу. На способности речи символизировать единство использующих ее людей и основывается этикетная роль "пустых разговоров".

Однако бывает и так, что нам нужно выразить не единство с кем-либо, а как раз отсутствие его, подчеркнуть свою непричастность к какому-либо коллективу или то, что кто-то не входит в наш коллектив. В таких случаях иногда демонстрируют незнание, действительное или мнимое, чужой речи, невозможность воспринять ее, искажают, например, имя человека, отсутствие общности с которым хотели бы отметить. Так поступает в рассказе А. Куприна "Впотьмах" аристократ Кашперов.

"Извините, пожалуйста, я не хочу мешать вашей увлекательной беседе с господином Аларьевым",- умышленно переврал Кашперов фамилию Александра Егоровича. Аларин хотел бросить ему гневное замечание, но самоуверенная, спокойно-дерзкая манера Кашперова совершенно парализовала его обычную смелость".

ДА-С, HЕ-C И ДРУГИЕ

Все формулы вежливости (Здравствуйте! Пожалуйста! Спасибо! и др.) - это самостоятельные специальные этикетные средства. Самостоятельные, потому что каждая формула образует целое этикетное высказывание. Специальные, так как служат эти средства в первую очередь этикетным целям. А вот этикетный выбор темы - средство не самостоятельное и не специальное.

Это, конечно, ясно: из одной лишь темы речь не состоит, а этикетная роль для нее - не главное. Есть среди этикетных средств речи и специальные несамостоятельные. Они видоизменяют речь, как бы приклеиваясь к отдельным ее единицам. Целых высказываний эти средства не образуют, зато четко маркируют речь, показывая, в каком ключе следует ее понимать.

Например, в приведенной сцене из "Женитьбы" Агафья Тихоновна говорит: да-с, пахнет-с, гвоздику-с. С - частица вежливости, широко распространенная в XIX в. Ничего, кроме вежливости и почтения, она не обозначала. Но и в этой специальной роли частица с не могла образовывать отдельных высказываний: предложение из одного только с в лучшем случае было бы принято за призыв к тишине.

В прошлом веке это средство переводить речь в другой этикетный регистр играло значительную роль. Вспомним, почему соседи считали Онегина "неучем":

...Он дамам к ручке не подходит; Все да да нет; не скажет да-с Иль нет-с. Таков был общий глас...

Частица с могла присоединяться к любому знаменательному слову, но Пушкиным вовсе не случайно упомянуты прежде всего ответы да и нет. Эти слова-предложения характерны для диалогов и выражают отношение к высказываниям собеседника. Ответы да и нет непосредственно связаны с ними, а через них - и с самим собеседником, вот почему при них особенно уместны сигналы вежливости.

Употреблять слова да и нет изолированно, не присоединяя к ним для вежливости обращения или частицы с, возникшей из обращения сударь, издавна считалось грубым. Так, в книге "Юности честное зерцало" (1717 г.), которую мы уже упоминали, говорилось: "Когда родители или кто другий их спросят, позовут, то должны они к ним отозваться тотчас, как голос их послышат.

И потом сказать: Что изволите, государь Батюшка? или государыня Матушка или Что мне прикажете, государь? - а не так:

Что? Чего? Што? Как ты говоришь? Чего хочешь? И не дерзостно отвечать да, так и ниже вдруг наотказ молвить нет, но сказать:

Так, мой государь, учиню так, как вы, государь, приказали".

Не пропускать обращений в вежливых ответах учили, как мы помним, и Тома Сойера (в другой стране и в другое время):

Судья погладил Тома по голове, назвал его славным мальчиком и спросил, как его зовут. Мальчик раскрыл рот, запнулся и едва выговорил:

- Том.

- Нет, не Том, а...

- Томас.

- Ну, вот это так. Я и думал, что оно немножко длиннее. Очень хорошо. Но у тебя, само собой, есть и фамилия, и ты мне ее, конечно, скажешь?

- Скажи джентльмену, как твоя фамилия, Томас,- вмешался учитель,- и не забывай говорить "сэр". Веди себя как следует.

- Томас Сойер... сэр.

При словах-ответах да, нет частица с и употреблялась чаще всего. Особое распространение она получила в чиновничьей среде и постепенно стала восприниматься как выражение угодливости, что и определило ее дальнейшую судьбу. После Великой Октябрьской революции употреблять ее перестали окончательно.

Утверждение и согласие, отрицание и отказ, особенно отказ, принято оформлять особыми этикетными средствами у многих народов. О связанных с этим японских обычаях пишет В. Овчинников в книге очерков "Ветка сакуры":

В разговорах люди всячески избегают слов "нет", "не могу", "не знаю", словно это какие-то ругательства, нечто такое, что никак нельзя высказать прямо, а только иносказательно, обиняком. Даже отказываясь от второй чашки чая, гость вместо "нет, спасибо"

употребляет выражение, дословно означающее "мне уже и так прекрасно".

Если токийский знакомый говорит: "Прежде чем ответить на ваше предложение, я должен посоветоваться с женой", не нужно думать, что перед вами поборник женского равноправия. Это лишь один из множества способов не произносить слова "нет".

К примеру, вы звоните японцу и говорите, что хотели бы встретиться с ним в шесть вечера в прессклубе. Если он в ответ начнет переспрашивать:

"Ах, в шесть? Ах, в пресс-клубе?" - и произносит какие-то ничего не значащие звуки, вы должны тут же сказать: "Впрочем, если вам это неудобно, можно побеседовать в другое время и в другом месте".

И вот тут собеседник вместо "нет" с превеликой радостью скажет "да" и ухватится за первое же предложение, которое ему подходит.

Почти ни одно пособие по речевому этикету не обходится без обсуждения того, какие существуют средства вежливо согласиться с собеседником или отказать ему. В 1980 г. в Ленинграде вышла книга Л. П. Ступина и К. С. Игнатьева "Современный английский речевой этикет". Интересные сведения о том, как вежливо оформляются согласие и отказ у англичан, находим мы в ней. Например, об отказе говорится: "Невозможность выполнить просьбу своего собеседника вызывает обычное чувство неловкости, поэтому сам отказ должен сочетать в себе вежливость и убедительность. Однако даже в том случае, когда причина отказа не приводится, англичанину совершенно не свойственно выпытывать ее у собеседника (Ср Почему? А что такое?)". И далее: "В ситуации отказа, как, впрочем, и при положительной реакции на просьбу, английский этикет не признает категоричных форм, и нередко бывает сложно передать средствами английского языка, например, такие негативные воскли цания: Это абсолютно исключено! Хоть убей не могу! Нет и еще раз нет! Наотрез отказываюсь! Ни за какие деньги! И не подумаю!

и т. п. Однако среди английских фамильярных реплик можно найти эквивалент и к ним"

Знакомство с подобными фактами полезно уже тем, что оно наталкивает нас на мысль: специальные средства этикетного варьирования речи распределены в ней не случайно, не "как попало", а встречаются преимущественно в одних и тех же точках В каки-х же? Видимо, в тех которые в сравнении с другими имеют более непосредственное отношение к участникам общения.

Среди множества вводных слов русского языка есть такие, которые, как и этикетные средства подтверждения или отрицания, можно считать специальным приемом этикетной модуляции речи. Например, вводные слова видите ли, знаете ли, понимаете ли, поверьте, представьте. Имеют ли они отношение к этикету?

Давайте посмотрим.

Вот фрагмент одной из пьес советского драматурга А. Арбузова:

Таня. ...Да! Ведь я не рассказала тебе самого главного. (Таинственно.) Сегодня я чуть не заблудилась.

Герман (засмеялся). Е Сокольниках? Ну, не ври, не ври.

Таня (горячо). Честное слово! Сегодня для лыж такая легкая погода, и я ушла далеко за круг. Знаешь, там настоящий лес, тихо, ни души, только птицы, небо и снег. И вдруг мне показалось, что Москва далеко-далеко - за тысячи километров, и я где-то на севере, а вокруг волки, медведи...

У вводного слова знаешь, которое употребляет Таня, не сохранилось значения глагола знать, хотя именно от него и произошло это вводное слово. Таня рассказывает как раз о том, чего Герман не знает. С вводными словами обычно так и бывает.

Как остроумно заметил известный русист А. М. Пешковский (1878-1933), мы встречаем выражения "видите ли, когда нечего видеть, одним словом, когда употребляется много слов, слава богу, ради бога, бог знает, черт возьми в устах человека неверущего и т. д.". Но если так, зачем же мы их употребляем?

Попробуем опустить вводное слово. Прочитаем текст еще раз, но без знаешь. Что-то изменилось. Слегка, не очень заметно, но изменилось. Речь Тани стала не такой цельной, единой, какой была вначале. Первые предложения - это ответ на реплику Германа, но затем идет особая тема: настоящий лес, Москва за тысячи километров, медведи, волки... Значит, вводное слово помогало ориентировать речь на собеседника, связывало ее с ним, показывало ему эту ориентацию. Вводное слово знаешь говорило Герману: это тоже тебе. Оно приближало речь к собеседнику, отводило в ней место и ему. В этом и заключается этикетное значение вводного слова знаешь, ведь одно из правил вежливой речи - ориентация ее на партнера.

А теперь попробуем заменить знаешь на другое вводное слово, хотя бы на видишь ли: Видишь ли, там настоящий лес...

Этикетный смысл включения собеседника в речь сохранился, но добавился новый оттенок. Теперь Таня как бы объясняет Герману, что потому и ушла далеко за круг, что там настоящий лес, тихо, ни души.

Эксперимент можно продолжать, подставляя в текст понимаете ли, поверьте и т. д. Но уже и так ясно, что вводные слова, за поведением которых мы наблюдаем, хотя и служат в основном выражению связи с собеседником, то есть имеют самое общее этикетное значение, сохранили все же и следы смысла соответствующих глаголов. Поэтому при одинаковом этикетном содержании видите ли, знаете ли, понимаете ли, представьте себе и подобные им вводные слова полностью в смысловом отношении все-таки не равны. Каждое из них имеет и свое дополнительное значение.

Читая произведения XIX - начала XX в., вы, конечно, встречали выражения, подобные следующим: изволили приказать, изволили гневаться, не извольте беспокоиться. Например, в "Горе от ума":

Старик заохал, голос хрипкой:

Был высочайшею пожалован улыбкой; Изволили смеяться...

Какое, по-вашему, этикетное значение имели эти выражения?

Проверьте правильность своего ответа с помощью словаря В. И. Даля или одного из толковых словарей современного русского языка. Как вы думаете, специальное или неспециальное, самостоятельное или несамостоятельное этикетное средство здесь использовано?

Если мы сравним этикетные возможности русской речи с этикетными возможностями других языков, то выяснится, что этикетные средства бывают обязательными и необязательными, или факультативными. Это напоминает то, как передается разными языками значение определенности/неопределенности. Говорящий по-русски, сообщая, что идет мальчик, может подчеркнуть, что это вполне определенный мальчик, тот самый, о котором уже шла речь, может показать, что это какой-то мальчик, о котором ничего не известно, но может и не выражать в этом предложении значения определенности/неопределенности: Идет мальчик.

Конечно вся обстановка речи, а также предшествующие и последующие фразы обычно делают понятным, об определенном или неопределенном мальчике мы говорим, но в русском языке средства выражения этих значений не являются обязательными:

русская грамматика не требует, чтобы к существительному непременно был присоединен специальный показатель определенности или неопределенности предмета. А вот английская, немецкая, французская грамматика этого, как известно, требуют:

переводя предложение Идет мальчик на французский, немецкий или английский язык, мы обязаны выбпать определенный или неопределенный артикль, использовать обязательное средство передачи значения определенности/неопределенности.

Точно так же в одних языках есть только необязательные этикетные средства, а в других языках -.и обязательные. Таков, скажем, японский язык. Почти все глаголы японского языка могут иметь подчеркнуто вежливую по отношению к адресату речи форму (она образуется с суффиксом -мае-) и форму фамильярную (без этого суффикса). Например:

фамильярная форма вежливая форма

миру "видеть" миру мимас

суру "делать" суру симас

каку "писать" каку шкимас

ару "иметься" ару аримас

О чем бы мы ни говорили по-японски (пусть даже не об адресате речи!), приходится выбирать либо вежливую, либо фамильярную форму глагола, то есть, хотим мы этого или не хотим,- показывать свое отношение к адресату. А вот в русском языке нет грамматических предписаний, когда и каким именно способом непременно должно быть выражено этикетное содержание. Значит, этикетные средстза русского языка факультативны.

Однако, как мы уже вмдели, этикетные возможности от этою не только не уменьшаются, но делаются более тонкими и гибкими!

"ДАВАЙТЕ И С ВАМИ ГОВОРИТЬ ТЫ"

Способов передавать в речи этикетные значения - невероятно много. Каждый раз, когда мы выбираем, что сказать и как сказать, мы обязательно учитываем (хотя не всегда сами это замечаем)

и то, с кем и в какой обстановке говорим. Поэтому речи, не имеющей никакого отношения к этикету, пожалуй, вообще не бывает Если в языке выработалось несколько стилей (книжная речь, разговорная, научный стиль, деловой и т. д.) и есть различия в речи отдельных общественных групп (речь образованных людей и необразованных, литературная и диалектная, речь молодых и немолодых и т. д.), то уже сам выбор типа речи оказывается этикетным знаком, выражает отношение к слушателю или к тому, кого мы упоминаем.

Давайте вспомним выразительный диалог из рассказа И С. Тургенева "Ермолай и мельничиха":

- Вы бы лучше барина разбудили, Ермолай Петрович: видите, картофель испекся.

- А пусть дрыхнет,- равнодушно заметил мой верный слуга,- набегался, так и спит.

Я заворочался на сене. Ермолай встал и подошел ко мне.

- Картофель готов-с, извольте кушать.

Просторечное слово дрыхнуть и разговорное набегаться не относятся к специальным этикетным средствам. Но с помощью этих стилистически окрашенных слов Ермолай в первой фразе так же определенно выразил свое пренебрежение к барину, как во второй фразе специальными средствами этикета - почтительную зависимость и готовность служить ему.

Удивительно многообразны этикетные знаки в речи разных народов, например виды междометий, которые сопровождают обращение. В некоторых языках они различаются в зависимости от того, кто и к кому обращается. Тем самым они указывают состав общающихся и, следовательно, несут важную этикетную информацию. Так, в языке урду (урду - один из наиболее распространенных на полуострове Индостан языков) одни междометия служат для обращения вообще, другие - для обращения к мужчинам, третьи - к женщинам.

Во многих языках, чтобы передавать этикетное содержание, применяют намеренные отклонения грамматического числа, грамматического рода, замену одной формы лица другою, специальные "вежливые" и "сверхвежливые" слова, своеобразное строение предложения... Трудно перечислить этикетные средства одной только устной речи, а ведь есть еще и этикетные приемы, которые используются на письме! Вспомните хотя бы написание с прописной буквы гежливых форм Вы, Вас, Вам, Ваш, Вашего и т. д.

Но если бы мы собрали все этикетные средства известных нам языков и сравнили их между собой (работа интереснейшая, нужная, но никем пока не выполненная), то, наверное, узнали бы, что одни единицы языка используют в этикетных целях чаще, а другие реже. И уже сейчас можно сказать, что одна из самых важных для этикета частей речи - местоимение.

Возьмем, к примеру, литературный язык Норвегии риксмол.

В распоряжении человека, говорящего на риксмоле, есть несколько местоимений для обозначения собеседника: фамильярная форма единственного числа du (непочтительное "ты"), фамильярная форма множественного числа dere (непочтительное "вы" для нескольких собеседников) и почтительная форма De для одного или нескольких собеседников. Тем из вас, кто изучает немецкий язык, интересно сравнить эту систему обозначения собеседников с употреблением немецких местоимений du, ihr, Sie.

А в особо любезной речи человека, к которому мы обращаемся на риксмоле, вообще нельзя обозначить с помощью какого-либо местоимения. Местоимение следует заменить в этом случае существительным (титулом, званием) Такое подчеркнуто вежливое избегание в речи местоимений 2-го лица встречается также в немецком, польском и других языках. Так, вежливый вопрос продавца, обращенный к женщине, Какую ткань вы хотите купить? звучит по-польски: Ktory material zamierza pani kupic?

(дословно: Какой материал собирается купить пани?). Собственно русской речи это не свойственно, но в художественных произведениях русские писатели иногда используют такой прием косвенного обозначения адресатов, включая его в речь нерусских персонажен. Так, в повести Н. В. Гоголя "Тарас Бульба" Янкель, обращаясь к Тарасу и называя его пано-л, говорит1 "Разве пан не знает, что он по своей воле перешел к ним?" или "Думает пан, что можно так, как есть, не спрятавши, везти пана?"

Советский психолог и языковед А. А. Леонтьев, отмечая особую роль личных местоимений, говорит, что "местоимение - как бы крохотное зеркало, в котором отражается система общественных отношений".

В русском языке личных местоимений немного, но их вес в речевом этикете достаточно велик. Особенно важен выбор между ты и вы.

Вы вместо Ты в обращении к одному у русских появилось относительно недавно (в XVIII в.). Такое вы закрепилось прежде всего среди образованных дворян. До этого ты само по себе этикетного содержания не имело. Но в сравнении с вы оно приобрело значение близости, а в общении людей неблизких стало выражать социальное неравенство, общение сверху вниз. Ты говорили простолюдинам, слугам. Захватывая постепенно все новые и новые слои юрожан, употребление ты и вы получало разнообразные оттенки в соответствии с типичными для каждой общественной группы отношениями. Например, в XIX в. жены купцов нередко обращались к мужьям на вы, слыша ответное ты.

Уже в XVIII в. в русской речи четко противопоставлялись два типа обращения: обращение по имени к своему и низшему и почтительное обращение по имени и отчеству к высшему. Эта готовая модель отношений повлияла на то, как стали употреблять ты и вы. Вы закрепилось в основном для тех случаев, в которых принято было обращаться по имени и отчеству. Но полного совпадения со старой моделью не произошло, и, таким образом, русская речь обогатилась новым средством этикетной модуляции.

Характерное для середины XIX в. употребление ты и Вы дворянской семьей и ее окружением отразилось в замечательной трилогии Л. Н. Толстого "Детство", "Отрочество", "Юность".

Маленький Николенька с родителями на ты, но старая ключница, отпущенная на волю крепостная няня его матери Наталья Савишна, говорит Николеньке вы. Когда однажды Николенька испачкал скатерть и Наталья Савишна по просьбе матери наказала его, Николеньку обидело, что при этом Наталья Савишна говорила ему ты:

После обеда я в самом веселом расположении духа, припрыгивая, отправился в залу, как вдруг из-за двери выскочила Наталья Савишна, с скатертью в руке, поймала меня и, несмотря на отчаянное сопротивление с моей стороны, начала тереть меня мокрым по лицу, приговаривая: "Не пачкай скатертей, не пачкай скатертей!" Меня так это обидело, что я разревелся от злости.

"Как! - говорил я сам себе, прохаживаясь по зале и захлебываясь от слез.- Наталья Савишна, просто Наталья, говорит мне ты и еще бьет меня по лицу мокрой скатертью, как дворового мальчишку. Нет, это ужасно!"

...Через несколько минут Наталья Савишна вернулась, робко подошла ко мне и начала увещевать:

- Полноте, мой батюшка, не плачьте... простите меня дуру. . я виновата... уж вы меня простите, мой голубчик...

Крепостной дядька Николай обращается к Николеньке и к его брату Володе по имени и отчеству, на вы, они к нему - по имени, на ты.

Все дети в доме Иртеньевых - Николенька, Володя, Любочка, Катенька говорят друг другу ты. На ты Николенька и с Сережей Ивиным, с которым познакомился в Москве и которого одно время очень любил. Но Сережа был не вполне свой: "Я не только не смел поцеловать его, чего мне иногда очень хотелось, взять его под руку, сказать, как я рад его видеть, но не смел даже называть его Сережа, а непременно Сергей: так уж было заведено у нас". В общении с не вполне своими дети ведут себя как "большие", и Николенька старается не показать себя "мальчишкой". Илинька Грап, сын бедного иностранца,- еще менее свой, поэтому Сережа и Николенька с ним в основном на вы.

Говоря постоянно друг другу ты или вы, люди так привыкают к одной форгле, что перестают обращать на нее внимание. Их отношения могут постепенно измениться, стать более близкими или далекими, но продолжают выражаться по-старому, прежним ты или вы. Зато переход от вы к ты, или наоборот,- всегда волнующее событие, утверждение новых отношений. На вечере по случаю бабушкиных именин Николенька был совершенно очарован Сонечкой Валахиной. Во время последнего танца, гросфатера, Сонечка предложила Николень7е ты:

- Знаете что? - сказала вдруг Сонечка,- я с одними мальчиками, которые к нам ездят, всегда говорю ты; давайте и с вами говорить ты. Хочешь? прибавила она, встряхнув головкой и взглянув мне прямо в глаза.

В это время мы входили в залу, и начиналась другая, живая часть гросфатера.

- Давай...те,- сказал я в то время, когда музыка и шум могли заглушить мои слова.

- Давай ты, а не давайте,- поправила Сонечка и засмеялась.

Гросфатер кончился, а я не успел сказать ни одной фразы с ты, хотя не переставал придумывать такие, в которых местоимение это повторялось бы несколько раз. У меня не доставало на это смелости.

Очень интересно пользуется местоимениями ты и вы бабушка Николеньки. С равными, например с князем Иваном Ивановичем, она всегда на вы. Но преклонный возраст и самое высокое положение ее в обществе приводят к тому, что в постоянном и ближайшем ее окружении равных людей почти нет. Бабушкино "верховенство" так бесспорно, что ее вы, иногда обращаемое вниз (например, Николеньке, горничной Гаше), воспринимается, конечно, не как почтение. Такое вы звучит неприязненно, пренебрежительно, подчеркивает дистанцию. В сравнении с этим отдаляющим вы обычное ты к тем же людям начинает выражать приязнь, расположение. Возникает система отношений со "скользящей" дистанцией, при которой бабушка, в зависимости от того как меняются ее оценки и настроения, обращается к одним и тем же людям то на ты, то на вы. "Бабушка имела особенный дар,- пишет автор,- прилагая с известным тоном и в известных случаях множественные и единственные местоимения второго лица, высказывать свое мнение о людях.

Хотя она употребляла вы и ты наоборот общепринятому обычаю, в ее устах эти оттенки принимали совсем другое значение". Вот бабушка требует, чтобы Николенька извинился перед гувернером:

- Я надеялась, что вы будете благодарны,- продолжала она, помолчав немного и тоном, который доказывал, что речь ее была приготовлена заблаговременно,- за попечения и груды его, что вы будете уметь ценить его заслуги, а вы, молокосос, мальчишка, решились поднять на него руку. Очень хорошо! Прекрасно!! Я тоже начинаю думать, что вы не способны понимать благородного обращения, на вас нужны другие, низкие средства. Проси сейчас прощения, прибавила она строго-повелительным тоном, указывая на St.-Jerome'a - слышишь?

Я посмотрел по направлению руки бабушки и, увидев сюртук St.-Jeromc'a, отвернулся и не трогался с места, снова начиная ощущать замирание сердца.

- Что же? вы не слышите разве, что я вам говорю?

Я дрожал всем телом, но не трогался с места - Коко! - сказала бабушка, должно быть, заметив внутренние страдания, которые я испытывал.- Коко,сказала она, уже не столько повелительным, сколько нежным голосом,- ты ли это?

Мы видим, что правила, по которым употребляют ты и вы в доме Иртеньевых, отличаются от современных, хотя и во многом сходны ними Отношения "свой - чужой" "выше - ниже - равный" важны и сегодня, этим вызывается сходство; но за ними стоят другие общественные условия, другая система оценки людей. Отсюда различия. Главное измерение, которое отражается в нашем этикете,- это различия в возрасте. Уважение к взрослому и особенно к пожилому человеку - одна из главных норм поведения. Невозможно представить себе, чтобы сегодня взрослый обращался к ребенку на вы, а тот отвечал ему ты. Ты принято между детьми и в обращении к детям. Дети обращаются к взрослым на вы, если эти взрослые не их папы, мамы, братья, сестры, бабушки, дедушки (в большинстве семей близкие родственники говорят друг другу ты). Между незнакомыми или не очень близкими друг другу взрослыми принято обращение вы.

Правда, встречается и ты ("Эй, мужик, не скажешь, где тут столовая?"), но только у людей недостаточно культурных. Среди взрослых неравноправное ты (когда человек обращается на ты, а в ответ требует лишь вы) проявление крайней невежливости, противоречащее самим основам нашего общества.

Работа занимает в нашей жизни большое место, и она сближает людей так же сильно, как и родство, иногда - даже сильнее.

Поэтому люди, которые постоянно вместе трудятся и составляют настоящую рабочую семью, нередко друг с другом на ты, несмотря на разницу в возрасте. Так принято в семье, и это не нарушает законов вежливости. У писателя Б. Васильева есть интересная повесть "Кажется, со мной пойдут в разведку..." о вчерашнем школьнике, который входит в маленький коллектив испытателей вездехода. Наступает такой момент, когда Гена старается осмыслить, что такое его экипаж. Он впервые задумывается над тем, что у водителя Федора есть семья, что он из другого поколения, потому что на двадцать лет старше, но что при этом на работе они товарищи и на ты:

Славка, получается, что он из отцов, а мы из детей.

Кто - он?

Федор А-а... Ну и что?

А мы на "ты"

Так мы ж на работе, Генка. Тут не до этого Такое объяснение Гену не устраивает; вопрос неожиданно задевает и Славу, заставляет искать более точный ответ, срав нивать, взвешивать. Кто они друг другу в экипаже? "Нет между нами разницы ни с какой стороны,- подытоживает Слава.- И возраст поэтому тут ни при чем. Нету его у нас, возраста.

Вообще нету".

Возраст, конечно, остается. Но работа - главное, и равенство перед работой делает возраст признаком несущественным.

Различение ты и вы в обращении к одному человеку встречается у нас прежде всего среди городского населения, а из деревенских жителей пользуются им далеко не все. Это обеспечило употреблению вежливого вы особую престижность, сделало его признаком образованности, городского воспитания. Но не будем забырзгь, что отношения своих и чужих, близости и дистанции существуют независимо от того, пользуемся ли мы местоимением вежливости. Они могут выражаться и по-другому. Общение на ты со знакомыми и незнакомыми, как это принято у пожилых людей, живущих в деревне, в их среде не является неправильным.

Сегодня у русских не установилась еще единая норма употребления ты и вы, и это нужно учитывать. Если пожилой человек обращается к кому-либо доброжелательно, но на ты, ответить ему "Что вы мне тыкаете?" - не заслуженная им грубость. Человеческие отношения всегда важнее тех условных форм, которые создаются, чтобы эти отношения обозначать. В этом смысле условное вы ничуть не лучше столь же условного ты.

ЗНАКОМИМСЯ С ОБРАЩЕНИЯМИ

В "Горе от ума" (А. С. Грибоедов) Скалозуб говорит:

В тринадцатом году мы отличились с братом В тридцатом егерском, а после в сорок пятом.

Нетрудно определить, кого называют словом брат. Брат - сын тех же родителей, двоюродный брат - сын дяди или тети.

А кому адресуется обращение брат? Ответить на этот вопрос труднее. Фамусов обращается так и к Чацкому ("Здорово, друг, здорово, брат, здорово"), и к Молчалину ("Что за оказия! Молчалин, ты, брат?"). "Братом" оказывается Чацкий и Платону Михайловичу ("Здорово, Чацкий, брат!"). Вообще так обращаются к родственникам и не к родственникам, к мужчинам и к женщинам. Бывает, что взрослый адресуется так к малышу. "Ну теперь, брат, держись!," - предупреждаем мы иногда и самих себя.

Словом брат можно обратиться и не к человеку. В известном рассказе А. П. Чехова новый хозяин говорит Каштанке: "Без имени, брат, нельзя".

Получается, что ни возраст, ни пол, ни степень родства, ни социальное положение и вообще никакие собственные признаки того, кому направлена речь, словом брат в роли обращения не выражаются. Этим обращением мы вовсе не называем адресата речи, а только выражаем свое фамильярное отношение к нему. Причем именно свое отношение: говоря Молчалину "брат", Фамусов, конечно, не допускает и мысли, что его секретарь так же обратится к нему.

Обращения гражданин и гражданка указывают на пол адресата, но никаких других его признаков не сообщают, и главное в них - тоже выражение отношений. Но в отличие от обращения брат они выражают отношения сугубо официальные. Проведите небольшой эксперимент. Пусть несколько взрослых (чем больше, тем лучше) каждый в отдельности решат следующую задачу:

на улице кто-то окликнул вас: "Гражданин!" Кто бы это мог быть?

Можно не сомневаться в том, что большинство опрошенных дадут один и тот же ответ: милиционер. Ответ вполне естественный. Мы с вами на улице случайные прохожие, а для милиционера улица - его служебный пост, он здесь не частное лицо, а представитель государства, отсюда и официальность его речи; поэтому прозвучавшее на улице обращение гражданин и ожидается прежде всего от него, хотя этим официальным обращением пользуются, конечно, и другие.

А обращение товарищ? И оно никого точно не называет. Так же, как брат и гражданин, товарищ - обращение взрослых друг к другу, но, кто эти взрослые, сказать нельзя. Ясно лишь, в какие они вступают отношения. Обращение товарищ не Фамильярно, как браг, но и не столь официально, как гражданин. Сегодня оно почти нейтрально и, конечно, вежливо.

Итак, главное в обращениях брат, гражданин, товарищ - это выражаемый ими тон общения, тип отношений. Но есть обращения и другого характера: сосед, няня, водитель, дежурный, доктор, пешеходы, пионеры и школьники, капитан, Иван Иванович, Тимофеевна и т. п. Эти слова-обращения помогают точно адресовать речь, они прежде всего указывают признаки того, к кому речь обращена, хотя отношения между общающимися они тоже выражают. К одному и тому же человеку могут обратиться:

Коля, Коленька, Колька, Николай, Петрович, Николай Петрович, Иванов, сосед, доктор, папа, папочка, папуля, сынок мой, сыночек, сынуля и т. д. В этих обращениях отражаются такие собственные признаки адресата, как его имя, отчество, фамилия, профессия, то, что у него есть дети, родители и т. д. Вместе с тем обращения этого типа несут этикетную информацию, поэтому они выступают в многочисленных вариантах и выбор каждого из них соответствует определенному типу отношений между говорящими.

В школьном учебнике об обращении говорится: "Обращение - это слово (или сочетание слов), называющее того, к кому обращаются с речью". Это, конечно, верно, но относится, как мы теперь видим, не ко всем обращениям: к обращениям доктор, водитель, няня и подобным относится, а к обращениям голубчик, браток и подобным - нет. Если к кому-то обратились водитель, мне уже известно хотя бы занятие этого человека. Но что можно сказать о том, к кому адресовались словом голубчик? О нем самом - почти ничего. Например, Николенька Иртекьев обращается так к своей маме: "Полно! и не говори этого, голубчик мой, душечка моя!"

Адресат этим обращением не назван, выражены лишь отношение к нему и призыв общаться.

В повести А. Гайдара "Тимур и его команда" Тимур встречается с хулиганом Квакиным:

Квакин остановился.

- Здорово, комиссар! - склонив голову набок, негромко сказал он.- Куда так торопишься?

- Здорово, атаман! - в тон ему ответил Тимур.- К тебе навстречу.

Обращения комиссар, атаман многое говорят читателю - и о характерах героев, и об их отношениях.

В нашей речи обращения используются для нескольких целей.

Во-первых, они выделяют адресата речи, и это очень важное их применение. Ведь речи, никому не адресованной, не бывает, и указывать адресата речи просто необходимо. Во-вторых, обращения имеют этикетное значение. Они предлагают адресатам общаться в определенном тоне, соблюдая определенные отношения: отношения людей близких или далеких, равных или неравных, отношения дружеские, фамильярные, почтительные и т. д. Обращения типа брат (когда оно не обозначает брата) нужны нам главным образом для того, чтобы регулировать отношения с теми, к кому мы адресуемся. Поэтому если им нужно дать специальное название, то, наверное, подойдет слово регулятив. Брат - обращение-регулятив, браток, голубчик - тоже. У обращений типа няня, водитель и подобных главная задача иная - обозначить адресата речи. Давайте назовем их обращениям и - индексами.

Обращений-индексов очень много: мальчик, девочка, дежурный, пионеры, школьники, строители и т. д. Любое название, примененное для обозначения адресата,- индекс.

Обращений-регулятивов, конечно, гораздо меньше, потому что они приспособлены выражать только типичные, часто повторяющиеся отношения между людьми. Некоторые из регулятивов вообще почти никогда не используются как именования. Например, слова дружище, старина, браток, голубчик выступают обычно лишь в роли обращений. Другие регулятивы внешне совпадают с именованиями, но четко отграничены от них по содержанию:

регулятив брат вовсе не предполагает, что адресат - наш брат, точно также словом товарищ мы обращаемся не обязательно к своим друзьям.

В народной речи Ярославской области встречается регулятив матушка. Так обращаются не к матери, не к свекрови или теще, а к любой женщине и даже к любому мужчине для выражения общей доброжелательности (звучит он и тогда, когда говорят с животными). "Что ты все записываешь, матушка?" спрашивала автора этих строк старушка, с которой он долго беседовал в одной из деревушек под Рыбинском. Она сидела у крыльца своего дома и следила за игравшим на траве внуком. "Не бегай, не бегай так, матушка!" то и дело остерегала она его.

Если бы обращения нужны были нам только для того, чтобы было ясно, с кем мы говорим или кому пишем, в каждом тексте достаточно было бы всего одного обращения. Но мы должны еще выражать свое отношение к адресату текста, напоминать ему об этом отношении в наиболее важные моменты речи, подчеркивать то одну, то другую сторону этих отношений. Поэтому в речи, адресат которой остается неизменным, встречается не обязательно одно обращение. Например, редкое письмо, кроме официального или полуофициального, не включает в себя нескольких обращений. Чем разнообразнее содержание письма, чем оно эмоциональнее, тем чаще встречаются в его тексте обращения. Можно даже сказать, в каких именно частях письма их появление наиболее вероятно: в тех, что теснее всего связаны с адресатом и адресантом, то есть в частях, этикетно наиболее важных, и, кроме того, в местах самых значительных, во фразах, содержащих вопросы, просьбы, пожелания, предложения.

Вот фрагмент письма, написанного 26 мая 1931 г. замечательным советским писателем Николаем Островским. Островский пишет одному из своих ближайших друзей, регулярная переписка с которым не прерывалась много лет,- Петру Николаевичу Новикову:

...Я, Петушок, весь заполнен порывом написать до конца свою "Как закалялась сталь". Но столько трудностей в этой сизифовой работе - некому писать под мою диктовку. Это меня прямо мучит, но я упрям, как буйвол. Я начал людей оценивать лишь по тому, можно ли их использовать для технической помощи.

Пишу и сам!!! По ночам пишу наслепую, когда все спят и не мешают своей болтовней. Сволочь природа взяла глаза, а они именно теперь так мне нужны...

Удастся ли прислать тебе и моим харьковским друзьям некоторые отрывки из написанного? Эх, если бы жили вместе, как было бы хорошо! Светлее было бы в родной среде. Петя, ответь, дружок: что, если бы мне понадобилось перепечатать с рукописи листов десять на пишущей машинке, мог бы ты этот отрывок перепечатать, или это волынка трудная? Редакция требует два-три отрывка для оценки... Ты хочешь сказать, что я тебя хочу эксплуатировать, но, Петушок, ты же можешь меня к черту послать, от этого наша дружба не ослабнет ничуть.

Жму твою лапу и ручонку Тамары.

Коля Островский.

13 января 1936 г. Письмо матери, О. О. Островской:

Милая голубка, матушка!

Крепко тебя обнимаю и целую, мою старенькую приятельницу Ты должна мне написать подробно обо всем, что у вас там делается. Я работаю. Завтра будет закончена седьмая глава, шестую я пропустил.

Выполни все мои поручения насчет ликвидации старого барахла-рухляди, которая только загромождает ваше жилище.

Помни, матушка, мой призыв к тебе: не подымай тяжелых вещей, не берись за изнурительную работу. Помни, что у тебя разгромленное сердце. Займись лечением всерьез. Все, что нужно для этого, я сделаю.

Береги себя, родная, чтобы, когда мы приедем, ты была здорова, жизнерадостна.

Напиши о здоровье отца и вообще, как вы там живете. Мы здесь пока все здоровы, а это самое главное.

Крепко жму твою руку и обнимаю тебя.

Коля.

Оба письма эмоциональны, содержат просьбы, вопросы, пожелания, и в каждом из них несколько обращений, расположенных именно в тех частях, о которых мы только что говорили.

Вместе с тем для современной русской речи нельзя сформулировать правила о том, где в тексте непременно должны стоять обращения, где их не может не быть. Объясняется это многими причинами, и некоторые из них нетрудно понять.

Во-первых, каждый письменный или устный текст организован как целое. У его создателя есть определенная цель, которой он старается достичь своей речью. Для многих видов текста выработались типичные формы начала и конца, определенные приемы построения главной его части. Так, школьное сочинение на литературную тему обычно начинается вступлением, в котором вводится тема сочинения, показывается, чем интересна она автору, почему из нескольких тем выбрана именно эта; нередко во вступлении объясняется, какая из разных сторон темы будет раскрыта. Автор сочинения напоминает во вступлении читателю те важнейшие факты, которые помогут понять основное содержание сочинения, вызовут к нему интерес, как-то настроят читателя.

Хорошее сочинение всегда своеобразно, не повторяет учебник или другие школьные сочинения даже на ту же тему. Но при всех индивидуальных особенностях хорошего сочинения оно подчиняется законам этого жанра, законам построения школьного сочинения вообще, и, читая его, можно понять, что перед нами школьное сочинение, а не что-то другое. Цельность построения текстов позволяет учиться их созданию. Можно научиться писать письма, сочинения, деловые бумаги, правильно строить устное выступление на собрании, доклад в научном кружке и т. д. Внутри цельного текста существуют многочисленные связи, смысловые и формальные, скрепляющие его. Это позволяет находить в текстах лишние или разрушающие его элементы, замечать недостающие, позволяет работать над текстом. Но нормальный текст обладает и единством адресации, то есть весь целиком и каждой своей частью напразлен одному и тому же адресату. Неважно, кто этот адресат.

Он может совпадать с создателем текста (заметки в записной книжке обычно адресуются самому себе), может быть конкретным лицом, как в приведенных письмах Н. Островского, может быть собирательным адресатом типа адресата "Пионерской правды" или "Комсомольской правды" и т. д. Существенно лишь то, что текст адресуется в целом. Итак, текст - нечто цельное и адресуется он целиком одному адресату. Какое же место в связи с этим должно занимать в тексте обращение?

Используем сравнение. Вот перед нами разостлан платок.

Он похож на текст тем, что обладает цельностью и формой:

у него есть середина и края, центр и периферия. Как можно этот платок поднять? По-видимому, самыми разными способами. Можно потянуть его за один из концов, можно подхватить его в центре или в любой другой точке, все равно поднимется весь платок, поскольку его части связаны. Правда, в каждом случае платок будет принимать разные формы, но и текст в зависимости от того, где помещено в нем обращение, будет несколько по-иному выглядеть, по-иному восприниматься. Главное же - где бы ни поместили мы обращение, оно адресует весь текст, если он действительно представляет собой единство.

Но сходство текста с платком, конечно, неполное. Начало и конец определяются у платка условно, а в тексте свободно менять направление, в котором мы его произносим или читаем, не удается. Бывают тексты без выделяющегося смыслового центра и тексты, у которых отдельные части явно неравноправны в смысловом отношении. Поэтому нам вовсе не все равно, где находится указывающее на адресата обращение: лучше, если в начале текста, чем в конце; лучше - в наиболее важной его части, чем в малосущественной; можно в одном месте, но можно и в нескольких: ведь и платок мы поднимаем иногда за несколько точек сразу. Обращения-регулятивы явно тяготеют к тем местам текста, где речь идет о нас или об адресате. Таким образом, цельность текста позволяет размещать обращения достаточно свободно, а его организованность, устроенность, неоднородность налагают на размещение обращений свои ограничения. Вот первая причина того, что для многих типов современных русских текстов нельзя сформулировать не знающие исключений правила, как располагать обращения.

Во-вторых, недо помнить о том, что обращение - не единственный способ адресовать текст и не единственный способ выразить отношение к адресату. Так, говорящий может дотронуться до адресата, подойти к нему поближе, заглянуть ему в лицо, посмотреть в глаза, и все эти действия даже без обращений хорошо покажут, кто адресат речи. Само содержание текста во многих случаях достаточно четко выделяет адресатов, и обращение к ним оказывается необязательным. К вокзальным объявлениям о прибытии и отходе поездов не нужно присоединять обращений именно по этой причине. Нередко обращение заменяется специальным текстом, показывающим направленность речи. Такими текстами являются, например, аннотации, помещаемые в книгах. Аннотация кратко определяет содержание книги и обычно сообщает, на кого книга рассчитана. В аннотации к этой книге (или в специальном подзаголовке) будет сказано: для учащихся VII-VIII классов. И, конечно, вы не забыли, как много существует средств этикетной модуляции речи.

Обращение - лишь одно из них, хотя и очень важное. Значит, даже там, где обращение может стоять, где появление его весьма вероятно, мы не всегда его используем.

Многое зависит и от культурной традиции. Современное письмо почти всегда начинается с обращения. Древнейшие же из дошедших до нас частных посланий, писанных на Руси, строились по-другому. Вначале сообщалось, от кого письмо и кому. Обращения в зачине письма не было, именования отправителя и получателя входили в формулу начального приветствия "Поклон от... ко...". Эта традиция держалась в России долго, до XVIII в.

Вот полный текст одного из писем на бересте (письмо найдено в Новгороде, датируется предположительно XV в.):

Поклонъ от Михаили к осподину своему Тимофию.

Земля готова, надобе семяна. Пришли, осподине, целовекъ спроста, а мы не смиемъ имать ржи безъ твоего слова.

Имать - по-древнерусски "брать". Исследователи разделили текст на слова и предложения, расставили в нем современные знаки препинания, выделили собственные имена прописными буквами, и теперь смысл послания Михаила к его господину понятен: приказчик сообщает, что земля готова к посеву, требуется разрешение феодала, чтобы взять семена. Письмо начато традиционной формулой без обращения. В середине письма обращение есть: осподине. Обратите внимание, где оно стоит в предложении с просьбой, в котором упоминаются сам господин и его действия ("пришли")

В древнерусском языке, как и во многих других языках, обращение-существительное ставилось в специальной форме, в так называемом звательном падеже. В письме Михаила осподинезвательный падеж слова осподин. Надобности повторять в тексте, кому адресовано послание, здесь не было, но нельзя было не подчеркнуть своей зависимости от господина при его упоминании. Слово осподине и употреблено в этикетных целях, это обращение-регул ятив.

Обращения-индексы сами по себе не являются вежливыми или невежливыми. Их этикетная информация минимальна, и восприятие их зависит в основном от ситуации, в которой они использованы. Так, индекс "Дежурный" в некоторых специальных условиях, например в условиях классных занятий в школе, может быть приемлем. Такое же обращение постороннего к человеку с повязкой дежурного - грубовато. Телефонистки междугородных линий обращаются друг к другу Дежурненькая, добавляя к индексу уменьшительно-ласкательный суффикс и делая таким образом речь более вежливой. Есть и другое средство этикетного изменения индексов: к ним присоединяют регулятивы Товарищ дежурный! Дорогой Иван Иванович! Милый Петя! Гражданин Петров!

и т. п. Часто одновременно применяют несколько способов модуляции: Дорогой мой Коленька (регулятивы и экспрессивный суффикс). Использован здесь и еще один прием: из всего состава имени (имя, отчество и фамилия) выбрано только личное имя.

Особенность русского языка в именовании людей заключается в том, что имя состоит из нескольких компонентов. Окликая знакомого, мы можем обратиться к нему с помощью полного личного имени (Николай), уменьшительного имени, или полуимени (Коля), посредством имени и отчества или только фамилии, изредка - по имени и фамилии. Выбор имеет этикетный смысл, выражает отношение к адресату.

В прошлом обращение по имени или имени и отчеству зависело в основном от принадлежности к господам или "людям", возраст имел меньшее значение. В повести Н. Г. Гарина-Михайловского "Детство Темы", которую все вы, конечнр, читали, горничная Таня к восьмилетнему сыну генерала обращается по имени и отчеству: Артемий Николаевич. Это было нормой.

Темина мама сама зовет его Темой, но, говоря о нем с прислугой, тоже называет сына Артемием Николаевичем: для прислуги он только Артемий Николаевич:

- Купаться будут все: сначала барышни, а потом Артемий Николаевич. Ванну на двадцать два градуса.

Ступай!

Но тут же мать снова позвала Таню и прибавила:

- Таня, перед тем как поведешь Артемия Николаевича, убавь в ванной свет в лампе так, чтобы был полумрак.

Сегодня молодые люди до начала самостоятельной жизни обращаются друг к другу только по имени. В обстановке неофициальной такое обращение принято и у людей более взрослых.

Взрослые 30-40 лет при знакомстве нередко сразу начинают звать друг друга по имени, а если они давние близкие знакомые, то обращение по имени может сохраниться у них на в":ю жизнь.

Замечено, что возрастная граница обращения по имени постепенно поднимается в каше время все выше. Советский языковед Е. А. Земская пишет: "До революции было принято называть студентов по имени и отчеству. В 40-е гг. Б Московском уийверситете некоторые преподаватели называли студентов по имени и отчеству. В 70-е гг. лишь иногда преподаватели обращаются к студентам по имени и отчеству. Как дравило, преподаватель па зывает студента по имени (или по фамилии) и на Вы, редко - по фамилии с добавлением слова товарищ".

Все учащиеся, в том числе, конечно, и школьники, обращаются к преподавателям по имени и отчеству. Вообще, по имени и отчеству обращаемся мы обычно ко всем, с кем общаемся на Вы, но бывают и отдельные отступления от этого правила. Сложность состава русского имени создает трудности при выборе отдельных его частей для обращения. Е. А Земская показывает это так:

Представим, что у нас есть знакомый Николай Николаевич Васильев. Ему сорок лет. Он инженер.

Кто и как его называет?

Жена зовет его Коля (уменьшительное от Николай), так же зовут его родители, братья, сестры, другие родственники и друзья. Дети зовут его папа, а иногда шутливо - папа Коля.

Племянник и племянница - дядя Коля, так же зовут дети его друзей. Но те из них, кто постарше, называют его по имени и отчеству: Николай Николаевич!

На работе сослуживцы и начальник зовут его Николай Николаевич, а те, кто знаком с ним много лет,- Коля или Николай, некоторые из них, но не все обращаются к нему на ты; на собрании - товарищ Васильев! Когда он учился в школе, к нему обращались Васильев! или Коля Васильев!. В деревне, где он провел детство, знакомые старики называли его уважительно Николаич. Когда он поехал на красный свет, милиционер потребовал у него шоферские права и назвал гражданин Васильев!

В примере Е. А. Земской - современные обращения и принятые сегодня правила использования их. Однако язык изменчив, меняются, конечно, и обращения. Но прежде чем перейти к главе о судьбах обращений, попробуйте решить следующие задачи.

1. Кому адресуются ваши школьные сочинения и почему в них обычно не бывает обращений?

2. На опушках леса вы не раз видели такие плакаты: "Лес - наше богатство. Не разводите в лесу костров. Не бросайте горящих окурков Берегите лес от пожара!" Почему обращение в этом тексте не обязательно? Какие места могло бы занимать в тексте обращение "Товарищи!"? Почему именно эти? Нередко обращения вставляются внутрь предложения. Возможно ли это в данном случае? Почему?

ОБРАЩЕНИЯ МЕНЯЮТСЯ

Товарищ Васильев! Гражданин Васильев! - это обычное сегодня сочетание индекса с регулятивами. Но, конечно, не любое сочетание регулятив +индекс принято. Например, обращения Товарищ дедушка или Уважаемый товарищ дедушка покажутся весьма странными в письме внука и еще более странными - при устном общении. На язык начала XIX в. их можно "перевести"

примерно так: Милостивый государь дедушка/ Было бы ли это и тогда столь же странным?

Представьте себе, нет.

Милостивый государь дедушка

Афанасий Николаевич,

Спешу известить Вас о счастии моем и препоручить себя Вашему отеческому благорасположению, как мужа бесценной внуки Вашей, Натальи Николаевны. Долг наш и желание были бы ехать к Вам в деревню, но мы опасаемся Вас обеспокоить и не знаем, в пору ли будет наше посещение...

Это пишет А. С. Пушкин 24 февраля 1831 г. А. Н. Гончарову, деду Наталии Николаевны. Письмо имеет полуофициальный характер, и в конце его обращение должно повториться:

С глубочайшим почтением и искренно сыновней преданностию имею счастие быть, милостивый государь

дедушка,

Вашим покорнейшим слугой

и внуком.

Александр Пушкин.

А вот еще одно письмо. В 1802 г. его написала Екатерина Александровна Радищева, дочь А. Н. Радищева.

Милостивый государь дедушка и милостивая государыня бабушка.

Мы давно уже не имели удовольствия получать от вас известия, вы не можете себе представить, как это грустно. Мы живем в таком отдалении, что подумать о том грустно. Но будьте уверены, что ничто не может переменить почтение и любовь послушной внучки вашей.

Катерина Радищева.

В XVIII и начале XIX в. обращение милостивый государь дедушка не удивляло: это была норма.

Странным показалось бы сегодня и обращение, составленное из нейтрального регулятива и имени и отчества: товарищ Анна Петровна или товарищ Николай Николаевич. А вот в повести Ф. М. Достоевского "Село Степанчиково и его обитатели"

к одному из героев обращаются так: "сударь Степан Алексеевич".

И такая норма существовала.

Не только отдельные сочетания регулятивов с индексами и их оценка сильно изменяются с течением времени, но меняются, конечно, и сами индексы и регулятивы. И не могут не меняться! Ведь обращения самым тесным образом связаны с отношениями между людьми и чутко откликаются на развитие общества. Медленнее меняются обращения неофициальные, обращения друг к другу людей близких: родственников, друзей. Быстрее - обращения официальные.

"Катеринушка, друг мой сердечнинькой, здравствуй!" - так начинаются многие письма Петра I жене Екатерине Алексеевне.

"Любезнейшая племянница наша", "Любезная племянница",- обращается Петр I к дочери своего брата. Однако обращение к нему племянницы гораздо менее свободно: "Милостивейший Государь мой дядюшка и батюшка, Царь Петр Алексеевич, здравствуй на множество лет!" Разница эта вызвана и тем, что Петр - царь, и тем, что отношения между мужчинами и женщинами в семье той эпохи не были равноправными. Неравноправие женщин требовало закрепленного традицией выражения большей почтительности с их стороны.

Это легко заметить, если сравнить письма жен к мужьям и мужей к женам. Вот фрагменты двух писем конца XVII в.

От Дмитрея Ивановича жене моей Агафьи поклон да детем мир и благословение, здравствуйте на многие лета. А я на Москве июля по 17 де(нь) дал бог жив, а впредь уповаю на милость божию. Да прикажи за хлебом ходить так, как при мне хаживали...

Это типичное начало посланий мужа к жене. На первом месте стоит полное имя Дмитрия Ивановича с отчеством, с почетным "вичем", затем упомянуты жена и дети. А вот как пишет ему А. С. Маслова:

Государю моему Дмитрею Ивановичю женишка

твоя Агафьица з детишка(ми) твоими челом бьет,

здравствуй государь на ево великого (Государя) служ

бе. А про дом свой изволишь воспомянуть - ив дому

твоем дал бог все здорова...

Порядок упоминания лиц, как видим, не изменился: хотя адресант здесь уже Маслова, первым все равно назван муж. К его имени добавлен регулятив государь мой, а женишка, Агафьица, детишки стоят в скромной, уничижительной форме.

Феодально-бюрократическому обществу присуще закрепление социальных отношений в строгой системе сословной иерархии.

Выражением этих отношений служили и введенная Петром I система титулов, и установленное при нем четкое соотношение государственных должностей по Табели о рангах, и множество других, как правило, законодательно оформленных различий, в том числе и таких на первый взгляд мелких, как особенности чиновничьих мундиров разных ведомств и классов или ливрейной одежды слуг (тот, кто давал слугам ливрею не соответственно своему чину, по закону 1885 г. подвергался штрафу в размере 300-500 рублей или даже аресту сроком до трех месяцев).

Табелью о рангах (она почти без изменений действовала до Великой Октябрьской социалистической революции) определялось не только служебное поведение гражданских и военных чинов, но и многое другое в общественной жизни.

"Все замужние жены поступают в рангах, по чинам мужей их,- говорилось в Табели,- и когда они противно тому поступят, то имеют они штраф заплатить такой же, как бы должен платить муж ее за свое преступление". В данном случае под преступлением имелись в виду попытки получать почести не по рангу, что наказывалось - и это тоже было предусмотрено Табелью о рангах штрафом, равным двухмесячному жалованью.

Хотя в закане специально оговаривалось, что "осмотрение каждого чина не в таких оказиях требуется, когда некоторые яко друзья и соседи съедутся или в публичных ассамблеях, но токмо в церквах при службе Божией, при Дворовых церемониях, яко при аудиенции послов, торжественных столах, в чиновных съездах, при браках, при крещениях и сим подобных публичных торжествах и погребениях", практически все общественное поведение людей корректировалось сословно-бюрократическим членением общества. Крепостной или не крепостной, дворянин или не дворянин, титулованный - не титулованный, служащий высшего или низшего ранга - этим в значительной мере определялось достоинство человека, на это были ориентированы и принятые формы вежливости.

Обращения в армии точно регламентировались. Одна из лучших наших дореволюционных энциклопедий - "Энциклопедический словарь" Ф. А. Брокгауза и И. А. Ефрона - сообщала в 1901 г. читателям: "Полным генералам положено говорить Ваше Высокопревосходительство, генерал-лейтенантам и генералмайорам - Ваше Превосходительство, если лица эти не имеют княжеского и графского титула. Начальников и старших из штаб- и обер-офицеров офицеры, подпрапорщики и кандидаты на классную должность называют по чину, прибавляя слово господин, например, господин капитан, господин полковник, прочие нижние чины титулуют штаб-офицеров и капитанов - Ваше Высокоблагородие, остальных обер-офицеров - Ваше Благородие (имеющих графский или княжеский титул - Ваше Сиятельство).

Нижние чины говорят начальникам и старшим из низших чинов: господин подпрапорщик, господин фельдфебель, господин унтер-офицер и т. п Начальники и старшие, обращаясь к подчиненным или младшим офицерам, именуют их по чину или по чину и фамилии, например, поручик такой-то. Нижних чинов они называют просто по фамилии, кроме старших боцманов и кондукторов флота, коих должны называть по званию (например, старший боцман такой-то)".

Обращения к чинам гражданским в значительной мере совпадали с принятыми в армии. Например, к действительным тайным советникам 1-го и 2-го классов обращались так же, как к полным генералам: Ваше Высокопревосходительство, к тайным советникам и действительным статским советникам - как к генерал-лейтенантам и генерал-майорам: Ваше Превосходительство.

Легко вообразить, в какое труднейшее положение поставил горожан Хлестаков, "напустив туману", но не представившись по-настоящему уездным чиновникам. Как его титуловать? Подыгрывая барину, Осип, вообще-то зовущий его по имени и отчеству, именует при купцах "высокоблагородием", поднимая таким образом с низшего 14-го класса (Хлестаков - коллежский регистратор) сразу до 8-5-й ступени. Купцы адресуются к нему как к "сиятельству", приписывая тем самым Хлестакову графское или княжеское достоинство. "Его высокоблагородному светлости господину финансову",- изобретает купец Абдулин, образуя невероятное сочетание, в которое вводит и титул редких княжеских родов - "светлость". "Превосходительством" титулует Хлестакова городничий, так как в знаменитой "сцене вранья" Хлестаков сам произвел себя в генералы, "взявшись" управлять департаментом и сообщив, что на пакетах ему пишут "Ваше Превосходительство". Другие чиновники осторожно предпочитают вообще обходиться без обращений.

Легче всего, конечно, дамам: "А я никакой совершенно не ощутила робости; я просто видела в нем образованного светского высшего тона человека, а о ччнах его мне и нужды нет".

Для Анны Андреевны Хлестаков - Иван Александрович, и только.

В России XVIII-XIX вв. в качестве основных выступало несколько групп обращений. Это, во-первых, обращения служебные, о которых уже шла речь. Во-вторых,- родственные. Прекрасный пример использования родственного тятенька дает А. Н. Островский в пьесе "Свои люди - сочтемся". Приказчик Подхалюзин тотчас начинает звать будущего тестя тятенькой, как только получает согласие на брак с его дочерью, и таким образом закрепляет достигнутое положение, причем обращение тятенька комически противоречит прямому смыслу притворно скромной реплики Подхалюзина:

Большое. Ну, а дочь любишь?

Подхалюзин. Изныл весь-с! Вся душа-то у меня перевернулась давно-с!

БОЛЬШОЕ. Ну, а коли перевернулась, так мы тебя поправим. Владей, Фаддей, нашей Маланьей.

Подхалюзин. Тятенька, за что жалуете? Не стою я этого, не стою! И физиономия у меня совсем не такая.

Большов. Ну ее, физиономию! А вот я на тебя все имение переведу; так после кредиторы-то и пожалеют, что по двадцати пяти копеек не взяли.

Подхалюзик. Еще как пожалеют-то-с!

Большов. Ну, ты ступай теперь в город, а ужотка заходи к невесте: мы над ними шутку подшутим.

Подхалюзин. Слушаю, тятенька-с!

Хлестаков перед самым отъездом просит мимоходом руки Марьи Антоновны и даже успевает получить благословение все еще не верящего в это чудо городничего. "Прощайте, маменька!" - как доказательство реальности случившегося звучит голос отъезжающего "жениха".

Обращения не служебные и не родственные (князь, граф, сударь, сударыня, государь, милостивый государь, господа, батюшка, барин, любезный, голубчик, приятель, братец и т. п.)

составляли третью группу. Эти слова передавали отношения и чисто личностные, и социальные. Часть из них служила для общения внутри коллектива равных (господа выражало отношения равенства в одной среде, ребята - в другой), часть - для общения людей, принадлежащих к разным общественным слоям (барин, человек...).

Конечно, основные типы обращений не были совершенно отделены друг от друга и постоянно взаимодействовали, тем более что между отношениями, которые они передавали, существовала тесная связь. Важной особенностью дореволюционных обращений было то, что существовали служебные обращения как особый тип. Выражая сословно-бюрократическую структуру общества, они оказывали заметное влияние и на формы неслужебного общения. С другой стороны, на обращения третьей группы очень сильно влияли термины родства и формы обращения к родственникам. Но это уже явление едва ли не универсальное: во многих языках, в обществах, имеющих самое разное социальное строение, именования родственников и формы обращения к ним могуг, как правило, служить и неофициальными обращениями к неродственникам. Такая тенденция проявляется и в современной русской речи. Как в прошлом батюшка, матушка, братец и подобные обращения могли адресоваться неродственникам, так и сегодня папаша, мамаша, отец, моть, сынок,, дядя, дяденька, тетя, братец, браток, бабушка и т. п. используются и за пределами родственной сферы. Эти обращения сохраняют в подобных случаях признак неофициальноеT общения и продолжают передавать различия в возрасте адресанта и адресата.

Дело, видимо, в том, что обращения-регулятивы возникают из индексов. На маршруте Индекс - Регулятив слово утрачивает способнее!ь передавать многие (или даже все) признаки адресата и при этом сохраняет или даже развивает признаки относительные. Путь долгий и сложный, с остановками, отвегвлениями и даже с тупиками. Нередко слово-индекс проходит его не в общем употреблении, а сначала в речи отдельных слоев общества (в возрастных, профессиональных, сословных и т. п.

группах) да еще в каждом из них по-своему, так что появляются многозначные регулятивы и регулятивы-варианты.

- Та сраженья была настоящая,- сказал старый солдат.- Только и было чем помянуть; а то все после того... Так, только народу мученье.

- И то, д я д ю ш к а. Позавчера набежали мы, так куда те, до себя не допущают. Живо ружья покидали.

На коленки. Пардон - говорит. Так, только пример один.

(Л. Н. Толстой. "Война и мир".)

В прежней армии старый солдат - наставник новобранца - назывался дядькой, а обращались к нему дядя, дядюшка, дяденька. Постепенно дядя сделалось принятым среди солдат вежливым обращением к ветерану. Здесь так же утрачен признак родства, как и в адресуемом взрослому детском обращении дядя (дяденька, дядечка); но дядя солдатское и дядя детское - обращения разные. Путь первого уже оборвался, второе продолжает активно жить. Сохраняется и просторечный вариант обращения дядя, которым пользуются не обязательно молодые люди, иногда и пожилые, особенно женщины. Это о нем писал В. И. Даль:

"В беседе человека средних лет честят дядей, как старика дедушкой, молодого братом, а иногда и сыном". У Даля приведена и пословица: "Каков дядя до людей, таково ему и от людей". В ней дядя уже не обращение, а именование, но такое, которое, видимо, само возникло из упомянутого регулятива, так что станция Регулятив - не последняя. Из регулятивов в речи могут возникать и наименования.

В речи приятелей-ровесников индекс старик теряет способкость обозначать человека пожилого возраста. Остается только указание на тип общенияфамильярно-ласковый:

Я не ошибся, хоть и годы

И эта стеганка на нем.

Он!

И меня узнал он, с ходу

Ко мне работает плечом.

И чувство стыдное испуга,

Беды пришло еще на миг,

Но мы уже трясли друг друга

За плечи, за руки...

- Старик!

- Старик!

Взаимной давней клички

Пустое, в сущности, словцо

Явилось вдруг по той привычке.

А я смотрю ему в лицо...

(А. Твардовский "3а далью - даль".)

"Взаимная кличка" - это и есть социально обособленное обращение; другие не обращаются к нам с этим словом, оно наше, признак нашей социальной группы, признак принятых в ней отношений. Таково же знаменитое флотское братишка. Здесь также на переходе от индекса к регулятиву снимается признак, связанный с отношениями родства, остается указание на тип общения и характер коллектива общающихся, своеобразный его пароль.

При ломке общественного уклада, когда возникают новые социальные отношения, регулятивы не могут не меняться, ведь многие из них призваны отражать саму структуру общества, состав его социальных ролей. На политической арене появляются новые общественные типы, новые социальные слои делаются хранителями норм поведения. Идет укрепление новых обращений, и вокруг них нередко разворачивается упорная борьба. Обращения могут становиться символами социальных движений, обозначением общественных идеалов.

В 1906 г. читатели познакомились со сказкой А. М. Горького "Товарищ!". Город рабов и хозяев. В нем нет солниа, нет воли, нет счастья. Но вот в жизнь угнетенных, в их сердца, "отравленные многими обидами, в сознание, засоренное пестрой ложью мудрости сильных,- в эту трудную, печальную жизнь, пропитанную горечью унижений,- было брошено простое, светлое слово:

- Товарищ!"

Оно звало к новой жизни - к жизни правды и равенства - и было для людей "как радостная весть о будущем". И люди повторяли друг другу чудесное слово, смущаясь непривычностью отношений, возникавших между ними.

- Товарищ! - говорили они. И чувствовали, что это слово пришло объединить весь мир, поднять всех людей его на высоту свободы и связать их новыми узами, крепкими узами уважения друг к другу, уважения к свободе человека, ради свободы его.

Когда это слово вросло в сердца рабов - они перестали быть рабами...

В те годы товарищ было обращением революционеров, принятым и среди большевиков. Его отлично знали в этой роли, товарищ характеризовало человека, его убеждения, отчасти и принадлежность к организации. В горьковском рассказе "9-е января" есть образ молодого парня с красным флагом. Его "дерзкий голос" вплетается в толки людей, идущих к царю просить помощи.

Среди множества одновременно звучащих фраз речь парня с красным флагом мы узнаем по обращению товарищи:

- Товарищи! Не обманывайте сами себя...

Но самообман был необходим, и голос человека заглушался пугливыми и раздраженными всплесками криков:

- Мы желаем открыто...

- Ты, брат, молчи!..

- К тому же,- отец Гапон...

- Он знает!..

- Мы тоже люди, как-никак...

- "Он", чай, поймет,- мы просим...

- Должен понять!.. Не бунтуем...

- Опять же,- отец Гапон...

- Товарищи! Свободу не просят...

- Ах, господи!..

- Да погоди ты, брат!

- Гоните его прочь, дьявола!..

- Отец Гапон лучше знает как...

В том, что у членов той или иной организации вырабатывается (а иногда и официально принимается) свое обращение, нет ничего необычного. Разные обращения приняты, например, среди членов отдельных политических организаций Германской Демократической Республики: в Социалистической единой партии Германии - Genosse(in) "товарищ", в Демократической крестьянской партии Германии - Kollege(in) "коллега, товарищ". Но русское товарищ и в дооктябрьские годы не было только внутрипартийным знаком, оно обращалось к поднимающимся на борьбу массам, было для них "яркой, веселой звездой, путеводным огнем в будущее" (А. М. Горький).

В листовке, обращенной к забастовавшим рабочим и работницам фабрики Торнтона (ноябрь 1895 г.), В. И Ленин писал от лица самих рабочих: "Ткачи своим дружным отпором хозяйской прижимке доказали, что в нашей среде в трудную минуту еще находятся люди, умеющие постоять за наши общие рабочие интересы, что еще не удалось нашим добродетельным хозяевам превратить нас окончательно в жалких рабов их бездонного кошелька.

Будемте же, товарищи, стойко и неуклонно вести нашу линию до конца, будем помнить, что улучшить свое положение мы можем только общими дружными усилиями".

История слова товарищ далеко не проста, оно не раз меняло значения, развивало дополнительные оттенки содержания и теряло их. Сочетания товарищ министра, товарищ прокурора трудно воспринять сегодня как названия должностей. Между тем в прошлом такие должности были.

Забыт и "коммерческий" смысл слева, приобретенный им в разного рода "товариществах" на паях, в торговых, страховых и т. п. "компаниях".

Не всегда товарищ обозначало и друга. Главное значение его в русском языке середины XIX в., по свидетельству В. И. Даля,- 'соучастник в чем-либо'. Товарищ - человек, близкий по делу, занятию, член моей организации, моего общества. В этом значении слова, как в зародыше, содержалась возможность появления последующих его применений.

В послании "К Чаадаеву" (1818) поэт обращается к другу дважды:

...Пока свободою горим,

Пока сердца для чести живы,

Мой друг, отчизне посвятим

Души прекрасные порывы!

Товарищ, верь взойдет она,

Звезда пленительного счастья,

Россия вспрянет oтo сна,

И на обломках самовластья

Напишут наши имена!

Едва ли случайно Пушкин называет Чаадаева "товарищем"

именно в заключительной части послания. Не одно лишь ожидание "минуты вольности святой", но и дело, общее дело проглядывает в этих строках. "Товарищ" здесь так же решительно и действенно, как и "обломки самовластья".

"После Октября песь мир разделился на товарищей и других.

Назвать товарищем - значит принять в новое общество",- пишет в интересной главе, посвященной слову товарищ, писатель Л. Я. Боровой (Путь слова. М., 1974) и цитирует В. Маяковского:

Надо

обвязать

и жизнь мужчин и женщин

словом,

нас объединяющим

"Товарищи"

(В Маяковский "Любовь" )

Но единство достигается не сразу, и "товарищи" еще долго сохраняет свое объединяющее и бо~е~ште разграничивающее употребление даже внутри страны.

1928 год. В. Маяковский готовит к постановке современную феерическую комедию "Клоп". Картина первая. "По всему театру расхаживают частники-лотошники":

- Пожалте, мусью!

- Прикажите, гражданочка!

- Берите, граждане...

- Угодно, сударыня?

- Устраивайтесь, товарищи!

Устраивается возле "дочки на доходном предприятии" махровый мещанин Пьер Скрипкин (бывший Присыпкин, "бывший рабочий, бывший партиец, ныне жених"). Правда, бывшим он себя не считает и полагает возвысить "своим благоустройством" класс, от которого на самом деле уже оторвался.

Розалия Павловна. Товарищ Присыпкин...

Присыпкин. Не называйте меня товарищем, гражданка, вы еще с пролетариатом не породнились.

Розалия Павловна. Будущий товарищ, гражданин Присыпкин, ведь за эти деньги пятнадцать человек бороды побреют, не считая мелочей - усов и прочего...

Через театр маршируют пожарники, выкрикивая:

Товарищи и граждане,

водка - яд.

Пьяные

республику

за зря спалят!

Товарищи и граждане. На столкновении их идеалов строится вся пьеса.

Пролежавшего пятьдесят лет во льду Присыпкина "воскрешают" в мире, где все давно товарищи. Но этот мир не для него, и вот в одной клетке демонстрируются посетителям зоопарка "клоп нормалис" и "обывателиус вульгарис" - Присыпкин. Одинокий в обновленном обществе, Присыпкин вдруг узнает в зрителях подобных себе: "Граждане! Братцы! Свои! Родные! Откуда?

Сколько вас? Когда же вас всех разморозили? Чего ж я один в клетке? Родимые, братцы, пожалте ко мне! За что ж я страдаю?!

-Граждане!.."

"Проблема - разоблачение сегодняшнего мещанства",- писал о "Клопе" автор. Остра, точно направлена "гражданам" и составленная В. Маяковским рекламная летучка к спектаклю:

Гражданин!

Спеши

на демонстрацию "Клопа".

У кассы - хвост,

в театре толпа.

Но только

не злись

на шутки насекомого.

Это не про тебя,

а про твоего знакомого.

Сегодня система русских обращений проще, чем она была до Октября и даже в первые годы Советской власти. В нашем обществе нет сословных различий, из "списка действующих лиц"

исключены такие персонажи, как барин и простолюдин, нас не волнуют чиновные ранги.

Но жизнь поразительно многогранна, различны сферы общения, чрезвычайно разнообразны отношения, в которые мы вступаем друг с другом. По-разному обращаются к девушке и молодому человеку, к детям и людям пожилым, к знакомым и незнакомым, к "своим" и "чужим", тонко чувствуя и обозначая меру близости. Нам нужны официальное гражданин и фамильярные старик, брат, браток, папаша .. Едва ли мы откажемся от интимно-ласковых мой друг, подруженька, мой милый.,. Разве не на каждом шагу требуется вежливое товарищ? И, возможно, в каких-то ситуациях бывают изредка необходимы грубые универсальные оклики: Эй!, Ты!.

В сравнении с прошлым сегодня гораздо чаще встречаются ситуации, в которых общение имеет личностный, а не формальный характер. Это важная примета нашего общества. Чрезвычайно изменился вид контактов в сфере труда, в одной из главных сфер человеческого общения. Изменился, конечно, и обслуживающий трудовую сферу речевой этикет. Исчезли специальные служебные обращения, отражавшие в прошлом сословно-бюрократическую иерархию. В принципе перестали различаться обращения "сверху вниз" и "снизу вверх". Иван Иванович! - это обращение директора завода к рабочему, это и обращение рабочего к директору.

Упростившись в одном отношении, современная система обращений оказывается очень сложной в другом - в точной и тонкой ориентации на личностные свойства собеседников. Она не стоит на месте, и в ее развитии, как это вообще характерно для развития языка, можно заметить противоречивые тенденции, разнонаправленные процессы, взаимодействие которых и приводит к движению. С одной стороны, есть стремление, особенно заметное в молодежной среде, упростить и формы неслужебного общения, сделав, например, слово парень универсальным обозначением юноши и обращением к нему, а ты с первых минут знакомства - приметой современного молодежного демократического стиля.

С другой стороны, очень многие говорят и пишут о недостаточности средств обращения в нашей речи. Это яркое свидетельство того, насколько богато оттенками современное общение, и верная примета непрерывно идущих в этой области речевых изменений. Как не согласиться с В. Я. Канторовичем, автором интересной книги "Ты и Вы (Вчера и сегодня в условиях научно-технической революции)",, пишущим по этому поводу: "Только людям примитивного склада мышления, плохо знающим историю своего народа, равнодушным к богатству языка, кажется, что, чем проще, чем однообразнее обращение, тем "демократичнее" общество.

Ничего подобного!"

МАТЬ И МАМА

Несколько лет назад в вологодской деревне на реке Мегре спели нам старинную свадебную песню. Собрала невеста подруг и советуется, как ей жить у мужа в семье, как свекра звать и свекровь, как сестер и братьев мужа не обидеть обращеньем.

Сборы, сборы да Танины,

Велики сборы Васильевной.

Сберала подруг да за свой стол,

Сама садилася выше всех,

Клонила головку ниже всех.

Подружки мои, голубушки,

Пособите-тко подумать-погадать,

Как же мне буде в чужи люди идти,

Как же мне буде в чужих людях жить.

Как же мне буде да свекрушка звать?

Свекрушком называть - осердится,

Да батюшком назвать не хочется.

Как же мне буде свекровушка звать?

Свекровкой назвать - осердится,

Маменькой называть не хочется.

Как же мне буде деверьнча звать?

Деверьем называть - осердятся,

Братцами называть не хочется.

Как же мне буде золовушек звать?

Золовкам назвать - осердятся,

Сестрицами называть не хочется.

Прибавлю млада да спесь-гордостей:

Назову я свекра батюшком,

Назову свекровку маменькой,

Назову деверей братцами,

Назову золовок сестрицами.

За это млада да не буду худа!

Так поется в свадебной народной песне. Почему же свекра нельзя звать свекром, свекровь - свекровью, деверя - деверем, золовку - золовкой? "Осердятся",- отвечает песня. Чужая свекровь-свекровь, а своя - маменька, чужой свекор - свекор, а свой - батюшка. Из глубокой древности идет обычай особых обращений к своим родственникам и особых именований их. Мы и сегодня следуем ему, хотя не всегда замечаем это. Есть у нас слова отец и мать, но чаще своих родителей мы зовем папой и мамой. Нынешние невестки не всегда зовут свекровь мамой или маменькой, но и свекровью в глаза не величают, а обращаются к ней чаще по-другому, по имени и отчеству, например.

Такое несовпадение общих названий родственников с именованиями своих родственников и обращениями к ним характерно как для литературного языка, так и для русской народной речи.

Заметим и еще одно обстоятельство. Названия родства, видимо, в целом гораздо устойчивее, меньше подвержены изменениям, чем формы упоминания своих родственников или обращения к ним.

Это проявляется уже в том, что на огромной территории, занимаемой русским языком, названия родственников уьотребляются в основном одни и те же, а вот обращения к ним в речи жителей разных мест часто не совпадают да еще имеют нередко по нескольку вариантов в каждом говоре.

Если составить список слов, которые могут употребляться наряду со словом отец для именования родителя и обращения к нему во всех русских диалектах (территориальных разновидностях речи), он получится огромным. С 1966 г. Институт русского языка АН СССР издает сводный "Словарь русских народных говоров", в котором собраны из самых разных источников, печатных и рукописных, сведения об особенностях русских слов в диалектной речи территория русского языка. Откроем один из томов словаря, выпуск второй, на букву "Б". Посмотрим, какие слова с корнем -баг- (сравните: батя] используются в русских говорах при упоминании своего отца и обращении к нему. Это донские батяня, батяка, батаня, батонюшка, смоленские батюнь, батяка, рязанские баша, батеня, орловское батюх, куйбышевское и донское батяня, куйбышевское батяй и известные в самых разных местах батк"ш, батюшка, батюшка. Но это, конечно, далеко не все. Б областных словарях, посвященных лексике отдельных местных разновидностей речи, а таких словарей появляется все больше, можно найти и другие формы. Например, "Псковский областной словарь" приводит еще батенька, батька, батюлька, батюша, бачка. А сколько форм не попадало в поле зрения исследователей! И ведь это слова всего лишь с одним корнем?

Отчего же существуют у нас пары типа мать и мама, отец и папа, и почему вторые члены пар так изменчивы, так разнообразны (сравните: матушка, маменька, мамаша, мамка и др.)?

Мы с вами уже знаем, как важно для говорящих различать отношения "своих" и "чужих". В сфере родства это имеет особое значение. Отец мужчина, у которого есть дети, или мужчина по отношению к сваим детям. Папа же - это не вообще чей-то отец, а отец говорящего, "мой" отец. Так я обращаюсь к нему, так я его упоминаю, когда хочу подчеркнуть нашу с ним близость. В значения слов папа, мама входит элемент "мой" или "моя".

Вы можете сказать: хорошо, в предложениях Завтра приезжает мама или Мы были на концерте с мамой говорящий действительно имеет в виду свою маму, но ведь говорят и так: Передайте это вашей маме; Я позвоню его маме. Здесь речь идет о чужих мамах. Почему же они названы словом с элементом "мой"?