Глеб
– Егор, дай наличных, у меня увели бумажник.
Воронцов снова смотрит удивленными глазами, вот если он сейчас начнет ржать, как с «Ягуаром», то будет совсем несмешно для меня.
– Господи, да что ж такое твориться-то, люди добрые? У моего начальника охраны увели бумажник, а еще «Ягуар» недавно. Тебе, может, охранника личного нанять?
Он так картинно всплеснул руками, ну, драматический театр плачет по такому актеру.
– Может, собаку с милицией вызвать или ОМОН, группу захвата и зачистки, пусть ищут.
– Егор Ильич, завязывай.
– Завязал. На, нищета ты моя непутевая.
Выхожу на улицу, воздух морозный и влажный, закуриваю, смотрю в темное небо, не одной звезды, все затянуто. Из головы все не выходит эта дикая девчонка, хорошо, телефон не увела.
– Привет, друг, не разбудил?
– Конечно, разбудил, Морозов, у тебя никогда не было совести.
– Извини, брат, дела срочные.
– Говори.
– Нужна информация: девушка, танцовщица, клуб «Шкала», имя Агата. Я по своим сам пробью, но вдвоем будет быстрее. И, Кир, я тебя прошу, особо не распространяйся.
– У девушки есть фамилия?
– Не спросил.
– Ну, ты даешь, друг.
– Так получилось.
– Я понял тебя, Глеб, до связи.
Климов Кирилл, мой единственный друг, оставшийся после службы, я так и не знаю, чем он занимается, он не говорит, я с расспросами не лезу, но что-то, точно связанное со службой, хотя официально он ушел из нее. За что я уважал и ценил своего друга, так это за то, что он не задавал лишних вопросов и вытаскивал информацию, откуда ее невозможно достать.
Воронцов уже уехал, партнеров загрузили в тачку и отправили, довольных и пьяных, в гостиницу. Прикурил, глубоко затянулся, мозг работал, не давая телу расслабиться. На такси доехал до своей квартиры.
Не включая свет, сразу пошел в ванную. Контрастный душ, стою, облокотившись на кафель, по спине бьют ледяные струи. Прикрываю глаза. А передо мной глаза той девушки, большие, удивленные и такие откровенные, что хочется смотреть и смотреть в них.
Провожу по шраму слева, сбоку у груди. Хорошее напоминание моей прошлой жизни. Там все было просто и ясно: команды и их выполнение, анализ, стратегия, подготовка и изнуряющие тренировки. Здесь все сложнее, девять лет прошло, а я все привыкнуть не могу. Скорее, не привыкнуть, а смириться с той несправедливостью, что вышла со мной.
Насухо вытираюсь, выхожу, почти пять утра. Читаю сообщения на почте. Агата Майер, двадцать три года, дочь пропавшего без вести несколько лет назад Ткачева Всеволода Ефимовича, известного в определенных кругах как Сева Ткач. Как интересно.
Не замужем и не была. Почему тогда фамилии разные? Хорошо, с этим потом. Адрес, да, адрес для дочери хоть и пропавшего авторитетного мужчины не очень привлекательный.
Насколько мне известно, Сева пропал около пяти лет назад, а до этого его очень сильно прижали. Его проблемы начались давно, я толком и не знаю, что там произошло, у меня тогда у самого жопа горела в огне.
Значит, Агата. Красивое имя, как и девочка. Дикая только, дерзкая, видимо, папка ее плохо воспитывал, избаловал. Драть надо было, чтоб не думала о танцах в клубах и не посылала незнакомых людей далеко. Незнакомые люди чаще неадекватно реагируют на такие посылы.
«Кир, будь другом, нарой информацию на ее отца. Спасибо».
«Ок».
Скидываю смс. Кир, как всегда, краток.
Утренний город еще пуст, моросит противный дождь. Еду без документов и карт, хорошо наличные были дома. Небо хмурое, низкое, давящее сверху. Белый Х5 ловко обходит выбоины на наших прекрасных дорогах в забывших, что такое асфальт, дворах.
Задрипанная пятиэтажка, не видевшая ремонта лет пятьдесят, старая детская площадка с одной качелей. На подъездной двери даже нет домофона, четвертый этаж, дверь с обшарпанным коричневым дерматином.
Даже не верится, что именно та Агата Майер, яркая девочка, живет именно здесь. Глядя на нее, представляется совершенно другое. Престижный район, хорошая квартира, любовник, или тот, кто ее содержит.
Представил, что ее кто-то еще имеет, и она также под кем-то кончает. Даже напрягся от таких фантазий. Совсем не понравилось то ощущение, что возникло.
Вот не удивлюсь ни разу, если дверь откроет глухая старушка в теплой шали, и я буду ей долго объяснять, кого ищу. Звонок слышно даже на лестничной площадке, звоню несколько раз, тишина.
Но вот замок поворачивается несколько раз. Темные глаза, распущенные волосы, никакой косметики. Девушка смотрит испуганно, она явно не ожидала моего визита. Но потом морщит носик, словно ей неприятно меня видеть.
А я просто изучаю ее. Банный халат слишком велик, он чуть разошелся, и видны ключицы, узкая полоска идет ниже груди. Глаза. Снова глаза. Они все не дают мне покоя, я их уже видел. Убеждаю себя, что там, на трассе, и видел их впервые, но чувствую, это не так. Но никак не могу вспомнить где.
– Доброе утро, дикая. Выспалась?
Она что-то говорит, я отвечаю– не диалог, а перепалка подростков. Движение сзади, напрягаюсь, хочу обернуться, но тут меня хватают за куртку и затаскивают в квартиру. Темно, и её запах совсем рядом– кофе, ментоловых сигарет и снова слегка уловимый аромат роз.
– И не жмись ко мне.
– А то, что?
Тихо спрашиваю, руки сами собой притягивают ее за талию еще ближе. Она невысокая, мои губы у ее виска. Стискиваю сильнее, сжимая в кулаке ткань халата. У нее под ним наверняка ничего нет, от этого в районе паха все тяжелеет. Веду носом, глубоко дышу, девушка замирает, она, кажется, совсем не дышит.
– Убери руки,– цедит сквозь зубы, но я делаю вид, что не слышу.
Шел с четким намерением поговорить, все выяснить. Не хотел давить, как обычно, это делаю. Но все идет не так, как запланировал. Она слишком близко, темный узкий коридор, ее запах. Неужели так бывает, когда клинит от одного запаха? Всему должно быть свое объяснение. И этому наверняка тоже.
– Да отойди ты от меня.
Толчок в грудь, девушка вырывается, да я ее совсем и не держу. Уходит, иду за ней. Узкий коридор, маленькая кухня, она стоит спиной, смотрит в окно. Обвожу взглядом помещение, все вокруг старое, мебели и холодильнику точно больше лет, чем мне. Шторы в выгоревшие ромашки, одинокая лампочка под потолком.
У меня даже не нашлось слов, чтоб начать разговор. Эта яркая девчонка с таким красивым именем– и в такой дыре. Она словно не на своем месте, эти стены, изношенная мебель, это все не ее мир. Если еще учесть, чья она дочь, хотя я не знаю всей истории ее отца.
– Почему ты Майер, а на Ткачева?
Ее плечи вздрагивают от вопроса, но она не поворачивается, открывает форточку, тянется к сигаретам на подоконнике. Щелчок зажигалки, табачный дым тонкой струйкой, медленно поворачивается, смотрит прямо в глаза. А в них презрение. Странно, за что она меня так презирает?
– Он мне не отец.
– Хорошо, пусть не отец.
– Зачем ты пришел?
– Даже не спросишь, как меня зовут? Изучила мой бумажник? Или имя для тебя не имеет значения? Всех-то за ночь и не упомнишь.