Редхард по прозвищу "Враг-с-улыбкой" (СИ)

1

Несмотря на наступившее, наконец, лето, ветерок был, мягко говоря, довольно свеж. Редхард сидел на скале, отвесно уходившей в темное, мрачное море.

Несколько месяцев назад он прибыл в земли, которые почитал родными Ролло Огонек.

Он здорово изменился внешне — отпустил длинную гриву волос, на висках волосы были заплетены в тугие косички, отрастил небольшую, светлую бородку и усы. Хотя его вечное клеймо, подарок ведьм Веселого Леса, нельзя было бы не заметить. Его не скрывали ни усы, ни борода, ни косички.

На шрамах, как известно, волосы не растут. А уж на тех, что оставлены крючками в Веселом Лесу… Хорошо, что вообще зажили. Как и лаконичная надпись «ЗЛОЙ» на его лице.

Его знаменитую шляпу взяло море, говоря языком поэтов. А говоря простыми словами, он зазевался, любуясь с края скального уступа закатом, и ее попросту сдуло в море ветром. Хотя он не был уверен, что в море — ее просто куда-то унесло, но поиски, самые долгие и тщательные, не дали ничего, поэтому он и решил, устав, что шляпа утонула.

На этих берегах вторую такую сделать бы не взялись, одежды тут были отличны от одежд тех земель, откуда прибыл Редхард. Так что ему пришлось удовольствоваться глубоким и широким капюшоном, который мастерски приделали к его кожаному плащу.

Вначале он побывал на пепелище сада Ролло Огонька, еще на своей земле, куда он вернулся после приключения с Горным Отшельником. Там он и нашел клад Огонька, который и привез его родным сюда, в страну величественных фьордов, высоких гор, прекрасных долин, страной, над которой словно зависла печать некоторой суровости.

Родные, дружно решив, что Враг-с-улыбкой сумасшедший, деньги все же взяли и Редхард остановился у них пожить. Ему не хотелось домой. Обихаживали его, как могли, а крепкогрудая дочь хозяина постоянно то роняла из рук вещи, когда он, задумавшись, смотрел на нее, то, неся дрова для печи или ведро воды, словно случайно, всем своим видом давала понять, что ей недурно было бы помочь, что Редхард и делал. Забирая дрова из девичьих рук, он всегда ощущал, что Герда прижимается к его рукам своей грудью, но похоти в этом порыве не было, а было нечто иное, она словно отчаянно хотела передать ему себя всю.

И что бы ему, бродяге, было с ней делать? Увезти на родную землю? Она умерла бы от тоски по своим фьордам, да и даже Реббе отказал он в праве сопровождать себя, не надеясь защитить, а уж здесь… Нет, нельзя давать воли своим первым порывам. Обесчестить дочь приютивших тебя людей было бы как-то не совсем хорошо. Поэтому он все чаще сидел на краю обрыва, глядя в моря. Не понимая, что гонит его все вперед и вперед и что он хочет теперь найти. Раньше все было куда проще. Есть работа, есть деньги, есть повод двигаться вперед. Денег у него теперь было немало, после Веселого Леса и Горного Отшельника он здорово подзаработал. Но ему, как и на Востоке, не хватало дела. Он уже немало слышал и от хозяев дома, родного брата Огонька и его жены, а также и от Герды, кто населяет эти горы, воды и фьорды. Также они обучили его, как не раздражать местную нежить без нужды. Знания эти не раз пригодились ему, когда он уходил погулять в горы или выходил в море на рыбачьей лодке Олафа, как звали брата Ролло. Такая лодка звалась «аск» и, по сути, была обычным челном, выдолбленным из ствола дерева. Как и везде, нежить и нечисть ревниво охраняли свои границы и не стоило бесплатно искать забот на свою голову, если можно было попросту договориться. С некоторыми договариваться же было бесполезно.

Живя у родни Ролло, Редхард начал понимать, откуда взялось это неистовое буйство, одолевавшее порой Огонька, к ужасу мирных посетителей таверн и кабаков. В земле Ролло это было совершенно нормальным поведением подвыпившего мужчины. Люди здесь жили в обычное время мрачноватые, угрюмые, поглощенные тяжелым своим трудом на неласковой северной земле. А потому, когда дорывались они до веселья, то оно носило необузданный характер. Жили здесь люди, не сбиваясь в поселки, предпочитая отдельные родовые усадьбы под управлением главного, как правило, или старшего родича, или главного воителя рода. Нет, конечно, над воинами стоял вождь, звавшийся «хевдингом», а над «хевдингами» стоял «ярл», а над теми, в свою очередь, конунг. Но все же любая усадьба была, по сути, государством в государстве, а споры между жителями разных усадеб нередко приводили к поднятому оружию в честных поединках.

Упоминавшаяся же централизованная власть над миром Черной Пади, конечно, тут тоже имела место, но, скорее, чисто номинальное — слишком хлопотно было бы уследить за всеми вольными вождями, которые были не прочь попиратствовать в море, а то и устроить набег на чей-нибудь берег. Чтобы послать сюда коронные войска, нужен был бы огромный флот. Кроме того, ловить хевдингов с весны до начала осенних бурь не имело смысла, их корабли, как призраки, выходили из туманов то здесь, то там, быстро собирали свой урожай и пропадали в морях. А с началом осенних бурь коронное войско само не рискнуло бы выйти в море, тем более, идти в Северное Море, за которым и лежала родина Ролло Огонька. Что, впрочем, не мешало конунгам то и дело то приносить присягу на верность, то еще как-то демонстрировать лояльность к мудрой власти императора. В конце концов, нельзя долго и бесконечно кого-то дразнить, одно дело — легкий разбой с возвратом части добычи императору в виде исправно платившейся дани, другое — открытое неповиновение. В этом случае, как понимали северяне, император попросту обязан будет прислать сюда войска, причем в судоходное время. А так как их самих тут в это время не будет, то и некому будет защитить их дома и вернутся они к остывшим головням и руинам. Так что основной задачей конунга в сношениях с властью императора было сохранение подобия равновесия и демонстрация полного, безоговорочного послушания. Что те, на протяжении поколений, успешно и проделывали.

Вечерело, когда Редхард возвращался с прогулки домой. Идти было далеко, пока он шел, смерклось окончательно, и он решил попросту заночевать в поле, у нескольких стогов, очень гостеприимно стоявших посреди, как ему показалось, скошенного луга. Он наскоро вспомнил, не надо ли просить кого из нежитей о ночлеге в лесу, вспомнил, что просить об этом без толку и некого, а потом привалился, как всегда, полусидя к пышной и чрезвычайно плотной копне и, пристроив под руки рукояти «огнебоев», а так же меча и шпаги, покурил и вскоре уснул.

Разбудил его сильный удар по затылку, от которого наверняка бы искры из глаз посыпались, если бы глаза не были плотно закрыты. Он открыл глаза, спешно огляделся, уже готовый сражаться. Оказалось, что лежит он на спине, смотрит в ночное небо, а стог, у которого он устроился, исчез. Он приподнялся на локте, внутренне опасаясь, не похитила ли его какая нежить, пока он спал. Нет, это был все тот же луг. Да и стог его не совсем исчез, а степенно, приседая и поднимаясь, водил хоровод посреди скошенного луга с остальными стогами, также ушедшими со своих мест. Присмотревшись, он понял, что у стогов есть и руки, и ноги, а так же и головы. Машинально взвел он курок и щелчок словно громом прозвучал по лугу. Стога остановились, переглянулись и дружно, мягко попирая землю своими небольшими ногами, двинулись к нему.

Редхард достал и второй огнебой. О блуждающих стогах ему слышать еще не доводилось, а потому поможет ли тут серебро, он не знал. Но так было как-то спокойнее.

Стога окружили его, переговариваясь шуршащими, низкими голосами на неведомом ему языке, подозрительно посматривая на него огромными, суровыми глазами из-под соломенных своих бровей. Судя по всему, решали, что делать со свидетелем их танцев на лужку.

— Удумаете мне навредить, стану стрелять, — уведомил Редхард плясунов. Один тяжело вздохнул, другие, в свою очередь, тоже тяжело вздохнули. Тот, кто вздохнул, первым заговорил мягким, шелестящим слегка басом.

— Вот что вы, люди, за народ дурацкий, а? Сразу «стрелять, рубить, жечь». Тьфу, — он был явно расстроен.

— Я сказал, если станете вредить, — уточнил Редхард, встав на ноги.

— А если не станем? — уточнил другой стог, чуть пониже, но покрупнее.

— Тогда и я не стану, — уверил Враг-с-улыбкой.

— Опять за рыбу деньги. Или стрелять, или не стрелять. Другие мысли тебя вообще посещают? — еще грустнее вздохнул первый стог.

— Случается, — признался Редхард.

— И какие? — уточнил третий стог, остальные внимательно слушали.

— Не ваше дело! — возмутился Враг-с-улыбкой.

— Как хочешь, как хочешь, — грустно отвечал первый стог, бывший, судя по всему, тут главным, — просто мы подумали, что раз уж ты тут, может, составишь нам компанию? Тут скучно. Друг к другу мы давно привыкли. Потанцуй с нами!

— Э… Я не очень хороший танцор, — признался Редхард.

— А хороший нам и не нужен, он будет любоваться собой и ждать, чтобы им любовались другие, — возразил первый стог, — хватит уже кривляться, становись в круг давай!

И не успел Редхард ничего добавить, как соломенные, толстые, плотные, но мягкие лапы подхватили его, схватили за руки («огнебои» он уже убрал) и они закружились в танце. Танец был несложен, Редхард вскоре освоился и через какое-то время понял, что даже получает от танца в компании оживших стогов своеобразное удовольствие.

— Вот, — сказал первый стог, когда они натанцевались и остановились отдохнуть, — в другой раз помни, что между «стрелять и не стрелять» можно втиснуть уйму интересных, полезных и приятных вещей. Ты познакомился с нами, потанцевал, получил удовольствие. А начал бы стрелять? Ничего бы хорошего точно не произошло. Ни для кого.

— Согласен. Но скоро рассвет, — отвечал Редхард, — вам не пора на места?

— И то, — согласились стога хором и, простившись с Редхардом, степенно, мягко разошлись по своим местам.

— Я посплю тут? — спросил Редхард, дождавшись, пока первый стог замрет на месте.

— Спи, конечно, — согласился стог, Редхард вновь сел у его подножья, опустил капюшон на лицо и уснул.

Проснувшись, ощутил Редхард какую-то внутреннюю неловкость. Словно заноза села у него в груди и мешала спокойно дышать. Он должен был понять причину и вытащить эту занозу, а потому, пожелав стогу доброго утра, на что стог не ответил, снова уселся под него.

Вскоре он понял, что мешает ему. Ночной разговор с соломенным стогом словно что-то пробудил, словно разворошил что-то в его душе. «Убей или будешь убит» — учил Ролло и он никогда не сомневался в правоте этих слов. Правда Ролло была и его правдой. Но…

Но грусть, настоящая грусть, слышавшаяся в словах говорящего стога: «Или стрелять или не стрелять», сильно зацепила его. Стог был прав. Посередине у Редхарда словно ничего не было. И это почему-то было очень унизительно ощущать. Редхард, отложив мысль на потом, поднялся и, покуривая, пошел прочь от поляны разговорчивых стогов. Пошел в горы, а не туда, где жил все это время.

Он шел долго и упорно. Дорогу он давно потерял, но это не сильно его смущало. Враг-с-улыбкой прекрасно ориентировался в любой обстановке, с собой на боку у него висела сумка с едой, а что касается горной нежити и нечисти… Ну, тут уж как карта ляжет.

После очередного поворота горного серпантина, который то ли был тропинкой, а то ли нет, и только притворялся, Редхард встал, как вкопанный. На камне у тропы сидело чудовище. Огромного роста, с растущими на спине небольшими деревцами, но при этом одетое в груботканую одежду, обутое в кожаные сапоги и с традиционным ножом на поясе. Густая, седая борода спускалась почти до пояса, спутанные волосы чудовищной копной лежали на голове, а ростом страшилище было раз в пять выше самого Редхарда. Тролль, понял Редхард. Надо было или тихо сворачивать назад, или спешно что решать. Враг-с-улыбкой понимал, что его «огнебои» тут особой роли не сыграют, маловато оружие против этого гиганта.

Самому же троллю, судя по всему, было глубоко наплевать, что кто-то на него смотрит. Он загибал пальцы, шевелил губами и что-то чертил на земле сучком, толщиной с ногу Редхарда. Редхард поневоле заинтересовался математическими выкладками существа, которое, судя по слухам, умом не блистало. Он сделал шаг и огромные, задумчивые глаза тролля уставились на него, осмотрели с головы до ног, потом открылся волосатый рот и тролль молвил: «Чего надобно, человече?»

— Да я пройти хотел, — начал было Редхард.

— Лучше бы не хотел, — мрачно сказал тролль, поднимаясь.

— Это почему? — нехорошее предчувствие кольнуло Редхарда. Кажется, он чем-то разозлил этого гиганта.

— Да потому, что я опять сбился! — со злостью сказал тролль, с отчаяньем глядя на свои выкладки, начертанные на земле.

— А виноват, конечно, я, да, — сказал Редхард, взводя курки у «огнебоев». По глазам твари, решил он, в такое блюдо не промахнешься.

— Да ты-то тут при чем! И до тебя уже сбивался! — махнул тролль рукой и снова посмотрел на Редхарда, стоявшего с «огнебоями» в руках. — Никак, стрелять удумал?

«Или стрелять, или не стрелять. Середины нет» — вспомнил Редхард и неожиданно для себя убрал оружие.

— Я думал, что ты решил на мне зло сорвать, — признался он.

— Да с какого перепугу-то?! — возмутился тролль, — ну, принесла тебя нелегкая, так все равно я не могу их сосчитать! Забыл! Забыл, как отрезало! Столько лет не вспоминал, а теперь забыл!

— Что забыл-то? — спросил Редхард.

— Я забыл, сколько мне лет! — с отчаянием отвечал тролль и снова сел на камень.

— А тебе не одна разница? — спросил Редхард. Тролль внезапно встал, и лицо его озарилось улыбкой.

— А ведь и в самом деле, какая мне разница? Но, видимо, какая-то была? — тролль грозил снова впасть в задумчивость и Редхард принял меры.

— Ты лучше мне скажи, тролль, почему ты не спишь? День на дворе! Солнце! — сказал он, — ты в камень обратиться должен!

— Кто это тебе сказал? — с необычайным презрением спросил тролль, — те шмакодявки, которые спасаются от меня, едва завидев? Больше их слушай. Они тебе и не такого наговорят. Но ты прав, мне и в самом деле пора спать. Прощай. Но все-таки, зачем мне надо было узнать, сколько мне лет? — снова задумался тролль.

— Вспомнишь, когда поспишь, — твердо отвечал Редхард.

— Может быть. Я всю ночь считал. И запутался, — продолжая бормотать, тролль, который, как будто не видя, шел прямо в скалу. Редхард с некоторым злорадством ожидал, что тролль сейчас врежется башкой, но тот ушел в скалу, как в открытую дверь. Лишь сверкнуло на миг груда золота, лежащая в пещере, и мрачно просверкали драгоценные камни. Скала закрылась.

Редхард сел на камень и закурил. Со вчерашней ночи что-то подспудно, но сильно, он чувствовал это, поменялось в нем. Он не хотел этого признавать. Но сделать это, видимо, придется. Нет, конечно, он и раньше не всегда убивал, порой менял жизнь на знания, как в случае с неугасимой трубкой, да и не только. Но никогда не сомневался, стреляя. А теперь его посещали странные мысли. Может, есть и третий путь? Но с другой стороны, такие мысли посещали его, ведьм того же Веселого Леса они не мучили, они просто убивали, когда хотели, портили, когда хотели, поджигали, когда хотели. И не только их. Если слишком близко подпустить к себе мысль о том, что можно не стрелять, то в конце концов, а скорее всего, очень скоро, просто будешь убит и не в неравной схватке, а как глупый баран, приведенный на бойню.

Но что-то в этой мысли все же было. Возможно, не только решение вопроса «стрелять или не стрелять» вместе с его серединой, о которой ночью толковал стог. Возможно, это просто была новая оценка смерти?

…Человек в странной одежде, напоминавшей короткую рясу с капюшоном и длинных штанах, сидя у специальной подставки, пристально смотрел на Редхард в кристалл. Он сидел, переплетя пальцы у лица, отчего лица его не было видно, смотрел в кристалл на сидящего на камне Врага-с-улыбкой и, казалось, читал его мысли.

— Что, отец Рис? Уже близко? Нет, кажется, пока нет. Но хотя бы парень выбирает верное направление. А дальше, понемногу, мысли пойдут туда, куда мне надо. Вернее, куда нам с ним обоим надо, — прошептал он…

Редхард поднял голову, словно почуял на себе чужое внимание и отец Рис спешно погасил кристалл. Нет, Враг-с-улыбкой не смог бы его увидеть, но мог сбиться с мыслей, которым так радовался человек в странной одежде.

Редхард внимательно, но не поспешно, осмотрелся. Чувство, будто кто-то только смотрел на него, ушло. И теперь вернулось снова. Но имело оно уже другой оттенок. В горах родины Ролло Огонька водилось столько всего, что немудрено, что на тебя кто-то постоянно пялится и очень хорошо, если просто из любопытства.

Редхард развел костер, пообедал очень скромно, покурил и снова тронулся в путь. Тропа пошла вниз, он спустился с горы в чудесную небольшую долину, посредине которой стояла большая, крепкая усадьба, обнесенная высоким частоколом, паслись по долине коровы и кони, суетились во дворе женщины.

Враг-с-улыбкой прекрасно понимал, что человек с его лицом прилива доверия вызвать не может, но ему очень захотелось, после общения со стогами, сбившими его с панталыку и беседы с троллем, который не обращал внимания на солнце, поговорить с нормальными, живым людьми. При условии, что сама усадьба — не наваждение, Горные Жители были способны и не на такое. Он взял в руки серебряную монетку и неспешно, не таясь, пошел к частоколу. Вскоре ему навстречу вышел, видимо, хозяин усадьбы, держа в руках тяжелую секиру.

— Привет тебе, хозяин. Я Редхард, Враг-с-улыбкой, друг погибшего Ролло Огонька, брата Олафа, у которого я и остановился. Я гулял в горах, устал (тут он покривил душой) и решил зайти к вам.

— Друг Ролло Огонька… Я знавал его, он был смелый человек, но предпочитал носиться по полям и лесам за чудовищами, чем ходить в честные набеги. Входи, Редхард, будь моим гостем. Меня ты зови Ульф.

Они просидели за столом до наступления сумерек, разговаривая то о хозяйстве Ульфа, то о том, что сестру его увели в горы местные Горные Тролли, правда, дали отступного, не надули, подсунув, как водится у них, какой-нибудь дряни вместо золота, то о работе Редхарда, которая вызывала у Ульфа и его семьи живейший интерес. Редхард рассказал им о своих приключениях в Веселом Лесу, опустив интимный момент со змелюдем. Ульф, внимательно слушавший, дождался конца рассказа, восхитился, вышел на двор, проверил ворота и снова сел за стол. Упала ночь.

— Ты смелый человек, Враг-с-улыбкой, если после такого, — Ульф бесцеремонно показал пальцем на шрамы Редхарда, — не оставил своей работы. Но ведьму ты бросил правильно. Хотя, конечно, лучше бы ты и ее убил.

Редхард промолчал и хозяин, поняв, что допустил некоторую бестактность, тоже смолк и в доме воцарилась тишина.

— А здесь ты ищешь работы, Редхард, или просто приехал отдать дань уважения родне Ролло? — нарушила тишину старшая жена Ульфа.

— Как получится, — пожал тот плечами, — пока мне никто ничего не предла… — слова его были нарушены диким воем с гор, воем, в котором не было, казалось, ничего ни человеческого, ни звериного, казалось, что сам камень, из которого состояли горы, выл на Луну от безысходной тоски.

— Что это? — спросил Редхард, когда вой стих.

— Это? Это воет жуткое чудовище, которое живет в Колодезе Стенаний, по ночам оно воет от тоски и жажды человеческой крови. Но пока что с гор оно не спускалось. Многие отважные воины ходили, чтобы убить его, но назад никто не вернулся. Теперь мы можем лишь ждать, чем все кончится, — отвечал ему Ульф.

«Убить, — подумал Враг-с-улыбкой, — или стрелять, или не стрелять, середины нет? Бред».

— Пора спать, — снова заговорил Ульф и вскоре дом уснул, погас очаг, раздавался многоголосый храп, и мелькали по стенам странные тени, никому, впрочем, ничего плохого не делая.

Редхарду спалось плохо. Утром он встал вместе с женщинами, то есть, с зарей. Ульфа в доме не было.

— А где ваш хозяин? — спросил Редхард.

— Он ушел еще до света, — отвечала младшая жена Ульфа.

— Понятно, — ответил Редхард и пошел на двор, где умылся, утерся рукавом, вернулся в дом, заварил себе чаю, которого предложил и женщинам, отказавшимся от незнакомого напитка, взял со стола ломоть хлеба с сыром, приготовленных к завтраку и снова вышел из дома, уселся на бревно, уже просохшее от ночной росы и, попивая чай, любовался роскошным видом долины и просыпающихся гор.

В воротах появился Ульф, с ним было еще несколько человек, высоких, крепких, бородатых мужчин, все, как на подбор, вооруженные секирами. Редхард незаметно взвел курки «огнебоев», делая вид, что потягивается.

— Здравствуй, Редхард, — начал Ульф, — как спалось тебе под моим кровом?

— Здравствуй и ты, Ульф, спасибо, спалось прекрасно.

— Эти люди — хозяева соседних усадеб, которым тоже надоело ждать у моря погоды. Я имею в виду, спустится с гор это чудовище, или нет, и, если спустится, то когда? Мы пришли узнать, какую цену ты запросишь с нас за то, чтобы спуститься в Колодезь и убить эту тварь?

— Вот и работа, — усмехнулся Редхард, — я беру дорого и только золотом.

— Мы так и думали. Смотри, — Ульфа размотал тряпки небольшого узелка, который достал из-за пазухи. Было там несколько золотых монет, явно из разных стран, пара небольших золотых слитков и пригоршня золотых украшений с камнями. Редхард прикинул стоимость содержимого узелка и отрицательно помотал головой.

На свет появился второй узелок, еще меньше, но на сей раз только с драгоценными камнями. Редхард взял на пробу несколько, посмотрел огранку, поискал скрытых повреждений, но ничего не нашел.

— Этого будет достаточно, — сказал он, — половину сейчас, половину потом. Еще мне нужен проводник.

— Договорились, — отвечали соседи Ульфа, и они ударили по рукам.

— Я сам провожу тебя к Колодезю Стенаний, — сказал Ульф, когда соседи ушли с его двора, отдав Редхарду первый мешочек и оставив на хранение Ульфу второй.

— Сколько до него идти? Мне бы не хотелось прийти туда ночью, — негромко сказал Редхард.

— Я живу к нему ближе всех. Если выйдем сейчас, то к полудню я приведу тебя к скалам, скрывающим и подходы к Колодезю, и сам Колодезь. Сам я туда, разумеется, не пойду, — предупредил Ульф и вопрошающе уставился на Врага.

— Справедливо. Вы платите и имеете право только указывать работу, — сказал Редхард вполне искренне. — Но мне хотелось бы узнать побольше о той твари, которая там живет.

— А вот тут помочь тебе не сможет никто, — покачал Ульф огромной головой, чем-то напомнив Редхарду давешнего тролля, — никто не вернулся оттуда. Сама тварь никому не попадалась в горах. Никто не видел ее. Даже наша местная колдунья, поверь, очень хорошая колдунья, с Сиимских топей, не видит ее, какое бы колдовство она не применяла.

— С Сиимских топей… Это говорит о многом, в первую очередь о том, что это хорошая колдунья, плохие там не выживают, — снова согласился Редхард. — Хорошо. Пошли. Но чем я докажу, что убил эту тварь? Надо что-то принести?

— Тварь воет по ночам сотни лет. Каждую ночь. Если ночью он промолчит, значит, ты убил ее. Она выла и тогда, когда убивала тех, кто пришел за ней. И зимой, и летом, круглый год, в одно и то же время, чудовище воет, тоскуя по нашей крови. Заткни ей глотку — и получишь второй мешочек! — Ульф похлопал себя по груди, куда спрятал вторую часть оплаты за работу.

— Хорошо, — пожал плечами Враг-с-улыбкой.

И они, не заходя в дом, двинулись в горы.

Идти было тяжело. Преимущественно, они не шли по склонам, а карабкались вверх, с риском упасть, но Ульф, несмотря на свои размеры, был настолько ловок и проворен, что Редхард ни разу не оказался в опасном положении. Потом подъем кончился, перед ними широкая тропа вела к вершине горы.

— Там, на вершине, горло Колодезя. Хочешь посмотреть? — в голосе Ульфа не было страха, но и большого подъема тоже не ощущалось.

— Тропа ведет прямо к Колодезю? Нигде не надо карабкаться? — уточнил Редхард.

— Нет, она идет прямехонько к Колодезю, — уверил его северянин.

— Тогда я пошел. Жди меня здесь. Если там спуститься не получится, ты покажешь мне другой вход.

Ульф кивнул. Редхард быстро зашагал вверх по тропе. Казалось, что эту тропу сделали специально, настолько она была гладкой, утоптанной и твердой. Следят за ней, что ли? Кто? Тролли?

За своими рассуждениями Враг-с-улыбкой подобрался к Колодезю Стенаний. В самой вершине горы пробит был идеально круглый зев Колодезя, в котором царила кромешная тьма. Редхард лег на живот и осторожно перевесился через край, напрягая зрение и жалея, что не может на миг обратиться в змелюдя с его ночным зрением.

Он ничего не разглядел, ничего не услышал. Но нутром чувствовал, что в Колодезе Стенаний кто-то есть. Причем именно под ним, стоит лишь спуститься. Но у Редхарда не было с собой никакой веревки, кроме того, он почел бы идиотизмом спускаться в кромешную темень, чтобы на дне встретить неведомую тварь. Он даже глубины Колодезя не мог определить, может, тут нужна веревка ярдов в тысячу! Он отполз от края, встал на ноги и пошел обратно к Ульфу.

— Спуститься там невозможно, — коротко поведал он и Ульф не стал его расспрашивать, повернул куда-то влево, в скальный распадок и вскоре привел Редхарда к разлому в стене горы.

— Вот, — торжественно сказал Ульф, — это еще один вход в Колодезь. Туда и ушли все, кто искал смерти твари, а нашел свою.

— Рекомендации великолепные, — пробормотал Редхард, — а теперь я пошел.

И он, не прощаясь, зашагал в гулкую тишину скальной трещины.

Сначала хватало света с воли, а затем оказалось, что в скальном разломе есть какое-то свое, странное освещение, свет был будто рассеян в воздухе, тьма переливалась сиреневым, а по полу стелился зеленоватый туман. Лабиринта тут не оказалось, вскоре Редхард увидел перед собой еще один разлом, а точнее, аккуратно обработанный проход в какую-то пещеру. Света в разломе хватало, чтобы не переломать себе ноги, но пещеру он осветить не мог. Редхард не видел со своего места, кто ждет его там.

«Огнебои» его были взведены еще у входа в разлом, теперь он достал их из своей сбруи, поудобнее передвинул перевязи с мечом и шпагой и, подождав немного, бесшумно стал красться ко входу.

В пещере, куда вошел Враг-с-улыбкой, освещение было иное — рассеянный свет шел сверху, посмотрев туда, Редхард увидел тот самый зев Колодезя Стенаний, куда он недавно смотрел сверху.

— Кто здесь? — прошипел чей-то низкий, жутковатый голос. Голос был чем-то ему знаком. Он мучительно напрягал память, и она не подвела его — это был его голос. Таким же он говорил, когда бывал в обличии змелюдя.

— Так, значит, чудовище, которое убивает людей и готовит кровавый набег, простой змелюдь? — усмехнулся Редхард в сумрак, медленно продвигаясь все глубже в пещеру.

— Ты знаком со змелюдями? — жуткое шипение явно выражало удивление.

— Да, но ты не ответил на мой вопрос, — сказал Враг.

— Я убивал лишь тех, кто приходил убить меня. И я предлагал им честный обмен, но им непременно надо было именно обезглавить меня и сжечь, а это меня не устраивало.

— А фунт серебра в голову тебя устроит? — спросил Редхард.

— Посмотрим, — прошипел голос и пещера озарилась вдруг ровным, желтоватым светом. Редхард огляделся. Он стоял в идеально круглой пещере, чьи стены были обработаны каким-то неведомым ему материалом и испещрены неведомыми рунами и непонятными рисунками. Он обвел глазами помещение и вскоре увидел хозяина таинственного склепа.

Змелюдь лежал спиной на плоской плите, тяжело дышал, временами шевелился, но молчал. Редхард медленно подошел к нему, тот затих, лишь подергивался кончик его хвоста.

— Так это ты, змелюдь, убивал тут людей? — повторил Редхард.

Жуткая голова змелюдя приподнялась и на Врага-с-улыбкой мрачно, устало посмотрели два багровых глаза.

— Не может быть, — прошипел змелюдь.

— Что? — глупо спросил Редхард.

— Что я вижу еще одного змелюдя под оболочкой человека, дурак, — прошипел змелюдь, по-прежнему беспокойно дергаясь, но не вставая.

— И что? — вопрос Редхарда опять прозвучал глуповато.

— Я — последний Настоящий на этой Земле, на этой планете. Я последний пришелец с далекой звезды, кое-где ее называют Сириусом… В каком-то смысле — я твой настоящий живой предок. Змелюди, по сю пору живущие в недрах планеты — наши потомки. А вот змеелюди, которые живут там же, которые и создали сеть катакомб, опутавших мир, нет — они уже были тут, когда бы обрушились с неба. С той далекой звезды. С Сириуса.

— А как называешь ее ты? — спросил Редхард, присев на плиту рядом.

— Таджиучи-О, Домом, — прошептал ящер, — домом, куда я хочу вернуться! — шипение его стало умоляющим: «Ты тоже змелюдь, как и я, хоть и не от рода. Помоги мне!»

— Чем я могу тебе помочь? — жалость охватила Врага-с-улыбкой. Жалость, но еще сильнее — любопытство.

— Разве ты не видишь штыря в моей груди? — просипел змелюдь, головой указывая себе на грудь.

И тут Редхард действительно увидел то, что сразу не заметил — точно из середины груди несчастного змелюдя торчал, приколов того к скале, как бабочку, прозрачный, голубоватый штырь, словно сделанный из света и танцующих в нем пылинок.

— Вижу, — завороженно прошептал Редхард, — кто это сделал и чем тебе помочь?

— Это сделал такой же пришелец со звезд, как и я. Он ненавидел меня и прежде, чем мы улетели домой, успел прибить меня тут, к этой скале. Другие братья подумали, что я решил остаться, так как я не смог мысленно отозваться на их зов, пока этот штырь сидел в моем теле. Я не мог ни освободиться, ни умереть. Они… Они улетели без меня. Это поистине страшное оружие. Оружие одного удара, его можно использовать только один раз. Только тот, кто еще остался змелюдем, может его увидеть и достать. Немало змелюдей бродит в катакомбах под землей, но мне не повезло, сюда не пришел ни один из них, не увидел этого штыря… Ты увидел. Достань. Достань и забирай это, — змелюдь разжал кулак, на ладони его лежал огромный, прекрасно ограненный, темно-синий топаз.

— Так как же ты убивал людей, если ты прикован к скале? — спросил Редхард.

— Настоящий пришелец со звезд может убить человека, своего убогого потомка, силой духа. А теперь достань.

— А ты не боишься, что ты тут же умрешь? Извини. Дурацкий вопрос, — устыдился Редхард.

— Тысячи лет я провел здесь, мечтая о смерти или свободе. Или свободе в смерти. Когда ты вытащишь штырь, уже неважно будет, останусь я жить или умру — я все равно смогу вернуться домой. Достань, — в голосе ящера не было никакого пафоса или надрыва, он просто просил, возможно, его убить.

— Сначала взвой так, словно с тебя живьем снимают шкуру, — сказал Редхард и вытащил меч, — еще мне нужно будет немного твоей крови.

— Бери, — кивнул ящер и Редхард неглубоко полоснул его по ладони другой руки, стараясь не повредить сухожилий. И тут ящер, не предупреждая, взвыл, коротко, но так ужасно, что Редхард в ужасе отшатнулся. Так выла бы душа, выдираемая из тела злыми духами.

— А теперь достань, — снова сказал ящер, — я сделал, что ты просил.

К чести Редхарда будь сказано, он не колебался. Двумя руками он вытащил штырь, легко вышедший из скалы и пленный змелюдь, неверяще охнув, встал на ноги. Пошатнулся и упал, обращаясь в прах. Но над горсткой праха поднялась синеватая, прозрачная фигура, точь-в-точь напоминавшая плененного змелюдя. Она поклонилась Редхарду и легко, свободно заскользила вверх, из каменного колодца, которого так боялись жители этих гор. Она спешила вернуться домой.

Редхард, перезарядив их свинцом, разрядил в воздух оба «огнебоя», рискуя вызвать обвал и, выждав какое-то время, стал выбираться из Колодезя Стенаний, подобрав из праха на земле сапфир, обещанный ему пришельцем с Таджиучи-О.

Он снова подумал об убитых тут северянах, вся ошибка которых была в том, что они шли только лишь затем, чтобы убить или умереть. Середины для них не было. И кто выиграл? — думал Редхард, пробираясь к выходу из Колодезя Стенаний.

Он вернулся к Ульфу, ожидавшему его у входа в скальный разлом, в глубине которого был один из входов в Колодезь, через который попал туда Враг-с-улыбкой.

— Я слышал дикий, предсмертный крик твари! — ликующе вскричал он, с восторгом глядя на окровавленный меч, — и слышал твои выстрелы! Тварь мертва?

— Мертва, — устало отвечал Редхард, хлебнув из своей фляги, — ее всосала земля, нельзя было что-то взять от нее.

— И не надо. Думаю, ее слышали по всей долине, — успокоил его Ульф, протягивая Врагу-с-улыбкой второй мешочек. Тот небрежно, не проверяя, сунул его за пазуху, где уже грелся сапфир последнего пришельца со звезды.

Страшный грохот, раздавшийся после этих слов за их спинами, заставил их оглянуться. Вершина горы медленно проваливалась внутрь себя.

— Бежим! — крикнул Ульф, и они бросились бежать. Но вскоре грохот прекратился. Последнее убежище Настоящего пропало навсегда, вместе со своим волшебным светом и странным рисунками на стенах.

Они спустились с горы, на которую так упорно карабкались и Ульф, наконец, решив, что раз уж они связаны теперь такими плотными узами, задал давно, видимо, мучивший его вопрос.

— Скажи, а ты и вправду злой? — указал он пальцем на клеймо Редхарда.

— Как собака, — спокойно ответил Редхард, повернув к нему свое жуткое лицо.

2

…Они окружили его, когда он готовился к ночлегу на небольшой площадке в скалах, прекрасно просматривающейся, с единственным подходом. Он решил не возвращаться пока в усадьбу к родне Ролло, а постранствовать по неведомой стране.

Казалось, что они вышли прямо из скал, окружавших его. Больше было попросту неоткуда. Солнце уже село, лишь костер Редхарда разгонял мрак горной ночи. Шестеро огромных, крепких мужчин. Редхард даже не уверен был, люди ли это — слишком они были велики даже для этой страны высоких и мощных людей. Грубые, словно из камня вытесанные лица, густые гривы светлых волос, длинные бороды, грубая, холщовая одежда. Вооружены они были по-разному, кто мечом, кто топором, у одного было копье, но в левой руке каждый держал щит.

Редхард быстро вскочил на ноги, но один из этих огромных людей быстрее молнии оказался рядом и резко сорвал с Редхарда его кожаную сбрую с огнебоями, схватил за грудки. Редхард ответил на грубость сокрушительным ударом в подбородок, его руку прострелило болью до плеча, а чудище лишь отпустило его рубаху и отшатнулось, тряся головой. Редхард успел достать меч и шпагу и понял, что он в кольце щитов. Ловить тут было нечего. Кто это? Что им нужно? Если просто убить, то почему не подождали, пока он не уснул, хотя бы? А с другой стороны — зачем? Так и так ему деваться некуда, себя он обманывать не стал бы.

Но сдаваться он не умел, потому ощетинился оружием, поигрывая мечом и шпагой.

— Ребята, я вас не знаю. Что вам нужно? — спросил он негромко, спокойно.

— Чтобы ты пошел с нами, человек со шрамами. Тебя желает видеть наш конунг. Собирайся и пошли, чтобы через десять вдохов и выдохов ты был готов. А нет — значит, будем разговаривать по-другому, — низким, рычащим голосом сказал, видимо старший из этих вынырнувших из скал не то людей, не то… Не то невесть, кто.

— А как — «по-другому»? — с интересом спросил Редхард, слегка склонив голову набок.

— Ладно, — решил старший, — хватит впустую слова тереть, — и слегка мотнул головой. И вся орава кинулась на Редхарда. Терять тому было нечего, шпага его нашла брешь между щитов и один нападавший выронил оружие, скрипя зубами от боли в проколотом насквозь плече. Очевидно, получен ими был строжайший приказ Редхарда не убивать, так что какое-то время им пришлось с ним повозиться, нажив себе несколько шрамов, а один был ранен тяжело. Но исход схватки был предрешен, его просто задавили, прижали к скале щитами и быстро скрутили руки. Краем глаза он заметил, что один из нападавших собирает его вещи, в том числе и сбрую с «огнебоями» и завязывает все это в плед Врага-с-улыбкой. Двое тащили Редхарда, двое поддерживали тяжелораненого, а пятый, вожак, шел впереди.

Да, они в самом деле вышли из скал. Старший пробормотал что-то и скала расступилась, как кисейные занавеси. Они вошли внутрь.

Откровенно говоря, Редхард, оказавшись внутри горы, где было темно и очень тепло, ничего хорошего от стражи не ждал. Кто знает, как воспользуются они темнотой, уж пару раз по ребрам дадут обязательно. Но тут вспыхнул неяркий желтый свет и Редхард увидел себя и свою страже в длиной галерее со сводчатым потолком. Петляла она самым прихотливым образом, но видно было, что галерея эта — не капризное творение природы. Но кто мог прорезать в скале такую сложную тропу, зачем? И что за люди его пленили? И, что самое интересное, зачем он им нужен?

Сопровождающие его молчали, даже не смотрели на него. Отношение их к нему можно было смело назвать равнодушным. Напрашивался очевидный вывод — тот, кто велел им привести его, был слишком важной и авторитетной персоной для его стражей. Опять ковен?! Не похоже, взяли его безо всякого колдовства. Хотя, может, это низшие слуги? Мелькнула было шальная мысль снять амулет с шеи — облик змелюдя дал бы ему некоторое преимущество, но тут он понял, что просто занимается ерундой — старается не думать о конце их путешествия. Даже сними он амулет, змелюдем он станет, в лучшем случае, к утру. Да и что ему делать здесь, в облике змелюдя или своем собственном? Перед ним-то скала кисеей точно не расползется.

Галерея, наконец, кончилась. Редхард со своим кортежем вступил в огромный зал, украшенный колоннами. Работа двергов, привычно, не задумываясь, определил Редхард. Дверги не строили, а вырубали свои дворцы в теле скалы, не пользовались кирпичами и прочими строительными блоками. Скала — вот был единственный материал для их построек.

В центре залы стоял огромный, дивно разукрашенный каменный трон. Сначала Редхарду показалось, что сидит на нем человек, но он тут же понял, что сидевший человеком быть не может — он был минимум в два раза выше самого высокого из пленивших Врага-с-улыбкой. На чудовищной ширины плечи был наброшен тяжелый плащ, искрившийся в желтом свете пещеры, источник которого Редхард так еще и не определил. Густая, седая борода сидевшего на троне опускалась почти до его украшенного серебром широкого пояса. Седая грива его волос была схвачена обручем белого, неизвестного Редхарду, металла. Он сидел, подперев голову ладонью, и смотрел прямо в глаза Врагу-с-улыбкой. Он лениво повел рукой и стража Редхарда моментально, вместе с раненым, исчезла в каком-то неприметном переходе. Лицо того, кто сидел на троне, было словно вырублено из какой-то особо твердой горной породы, резкие, грубые черты его говорили о том, что он умеет только повелевать. Взгляд его синих, льдисто-синих глаз словно давил на плечи Редхарду, но тот так и остался стоять, не склонившись, как сделали приведшие его стражи, в поклоне. Сидевший на троне усмехнулся и поманил Врага-с-улыбкой к себе. Тут только заметил Редхард, что узел с его вещами лежит возле его ног. Сидевший на троне перехватил его взгляд и рассмеялся грубым, низким смехом.

— Если хочешь, можешь снова навесить на себя все свое железо, человек. Мне оно не мешает, а тебя, видимо, успокаивает, — своды залы огласил тяжелый, жесткий, холодный голос. Редхард так и сделал. Надев на себя сбрую с «огнебоями» и перевязи со шпагой и мечом, он почувствовал себя увереннее, хотя прекрасно понимал, что вряд ли его оружие поможет ему. Тут только заметил он огромный, тяжелый, мерцающий голубым светом меч без ножен, небрежно прислоненный к левому подлокотнику трона. Он прикинул его длину и понял, что даже для гиганта на троне этот меч мог служить только двуручником.

— Думаю, что ты хотел бы спросить меня о чем-то, — снова усмехнулся гигант чему-то своему.

— Да. Я хотел бы знать, с кем имею удовольствие говорить и почему твои подручные пленили меня.

— Когда-то люди, живущие в этих землях, называли меня Горным Королем. Те, кто пленил тебя и те, кого еще ты можешь встретить в моем дворце — последние потомки тех людей. Теперь люди, живущие в долинах и на горах если и вспоминают обо мне, то величают Горным Конунгом, ничего не помнят о тех временах, когда мы соседствовали, когда они приносили мне дары, а я оберегал их от троллей и прочих чудовищ, которые так же живут в этих горах. Я пожелал увидеть тебя во-первых, потому, что ты улегся спать на площадку, где раньше люди оставляли мне свои подношения. Я подумал было, что ты, возможно, знаешь об этом и лег там спать для того, чтобы попробовать встретиться со мной. Во-вторых, потому, что я разглядел в тебе двойственность, неприсущую людям. Ты не совсем то, чем кажешься. Да, я вижу человека, чье лицо украшено шрамами, говорящими о силе и мужестве, но сквозь тебя явно и мрачно смотрит на меня порожденье тех времен, когда даже я, Горный Король, был юным.

— Ведьмы обратили меня в змелюдя, — пояснил Редхард, — я выгляжу человеком только тогда, когда ношу на шее мой амулет, — он шагнул ближе к трону и, достав цепочку, показал тому, кто скромно величал себя Горным Королем, свой амулет, крошку звезды, сбившейся со своего ослепительного и короткого пути. Король всмотрелся в амулет, покивал, словно соглашаясь с чем-то и жестом позволил убрать амулет снова под рубашку.

— Честно говоря, мне жаль, что я ошибся, и ты не искал со мной встречи. Скажу больше, я вижу, что ты человек, который охотится на нежить и нечисть, к которой, постаравшись, можно отнести даже меня.

— Да, я сожалею, что разочаровал тебя, но я просто остановился в твоих горах переночевать, — согласился Редхард, — мне никто не говорил, что в здешних горах есть места, где можно встретить твоих слуг и уж тем более, не говорили мне и о тебе. Даже не упоминали, хотя от количества остальных, перечисленных ими существ, пухнет даже моя голова.

— Жаль. Жаль. Жаль. Я хотел бы вернуть наши добрососедские отношения с людьми и дело отнюдь не в подношениях, как ты мог бы подумать. Но как можно говорить о добром соседстве, если они уже не помнят даже, что у них есть такой сосед. Напомнить? Они испугаются. Станут приносить жертвы сначала богам, потом пойдут войной, потом решат, что поняли мою волю и станут приносить свои жертвы мне. Я не желаю такого. Просто порой мне очень тяжело ощущать себя чем-то, случайно попавшим в этот мир из тех его времен, когда он был юным.

— Одиночество… Да, я знаю, что такое одиночество, — негромко, словно думая вслух, сказал Редхард и неожиданно Горный Король встал со своего великолепного кресла.

— Так думают многие. Я верю тебе, верю, что и ты знаком с этим чувством. Но поверь мне, это еще не самое страшное одиночество, вокруг тебя, захоти ты этого, всегда будут те, кто пусть слегка, но разбавит его. Я лишен даже этого. У меня есть слуги и есть я сам. И знал бы ты, Редхард («Я не называл своего имени!» — подумал Редхард), как же я от себя самого устал! Иногда, ночами, когда я точно знаю, что вокруг моего дворца, хотя все горы — мой дворец, но эта гора — наибольшая и потому главная, так вот, когда я убеждаюсь, что возле моего дворца нет людей, я выхожу на волю, сажусь на самую вершину горы и смотрю в долины. Тогда я чувствую, что я еще жив. Я вижу горящие внизу огоньки, вижу звезды и месяц, мое чело овевает прохладный ветер, принесший мне привет от морских глубин… В такие моменты я особенно остро жалею, что рядом нет человека. Любого, кого я встретил бы в эту минуту, я сделал бы богатым, если он беден, здоровым, если он болен, сильным, если он слаб. Но нет. Мне не дано уже даже этого. Мои слуги привели тебя ко мне, я мог бы навсегда оставить тебя здесь, возле себя, отнять твой амулет и видеть последний отголосок, оставшийся на земле от тех времен, когда никому не надо было объяснять, кто такой Горный Король. Но я не сделаю этого. Такие поступки — удел рабов. Я благодарен тебе за то, что ты на миг позволил мне побыть самим собой, тем, что я был когда-то. Чем я могу вознаградить тебя?

Жалость, не унизительная, а уважительная, но острая жалость уколола жесткое сердце Врага-с-улыбкой. Возвышавшийся над ним Горный Король, величественный, могущественный, был куда более несчастлив, чем он сам — с поломанной спиной, змелюдем внутри себя и ужасающим своим лицом. И никто не мог помочь Горному Королю.

— Ничем. Я зарабатываю деньги сам, значит, не стану просить о богатстве. Я лечу себя сам, не стану просить и исцеления. Я силен настолько, что могу жить в этом мире и глупо просить большей силы. Но я скажу, что я благодарен тебе, Горный Король, — отвечал Враг-с-улыбкой, — я видел того, кто, несмотря на куда более страшное одиночество, чем мое, все же горд, величественен, самодостаточен и силен. Это — ты, — и Редхард с почтением, не торопясь, поклонился Горному Королю.

— Я все же вознагражу тебя, нет, я не оскорблю тебя ни милостью, ни подношением, Редхард, — отвечал Горный Король, помолчав, — я покажу тебе подлинное одиночество. Куда более ужасное, чем даже мое. Хочешь? В те минуты, когда одиночество будет проверять твой хребет на прочность, ты вспомнишь эту картину и рассмеешься одиночеству в лицо.

— Да. Это будет величайшим даром, на который я мог бы вообще рассчитывать в этой жизни, — отвечал Враг-с-улыбкой.

— Закрой глаза и не открывай, пока я не скажу. Дальше делай, что хочешь, только хорошо думай, прежде, чем сделать, — великан шагнул к Редхарду и взял его руку в свою каменную ладонь. Меч свой, как отметил Редхард, прежде, чем зажмуриться, Горный Король оставил у кресла. Редхард закрыл глаза. Тишина горного дворца через миг сменилась звоном бегущей по камням воды. Редхард открыл глаза, а Горный Король отпустил его руку.

Неба над ними не было. Та серая, мертвая, безжизненная, словно намазанная равнодушной рукой маляра, пелена, ровным слоем лежащая от горизонта до горизонта, была чем угодно, но назвать ее небом не повернулся бы язык. Сероватая же, ровная, гладкая земля, на который стояли Редхард и Горный Король, могла бы поспорить с местным небосводом. Ни травинки не виднелось на ней, ни бугорка, ни холмика. Мутно-желтым потоком бежала узкая, но бурная река и весь вид ее, казалось, говорил о том, что она непригодна не то, что для питья, но даже переходить ее вброд и то опасно для живого человека.

— Пошли, — негромко сказал Горный Король и они пошли вверх по течению отвратительной реки.

…Река, вверх по которой шли путника, у истока своего медленно, непрерывно стекала из огромной пасти и лишь потом набирала ход. Обладатель чудовищной пасти, которую он не смог бы закрыть, так как между верхней и нижней челюстью вставлен был огромный меч, лежал на земле. Огромный волк, чудовище, размерами превышавшее любой из виденный Редхардом, кораблей, лежал на боку, бока его тяжело вздымались, а лапы были туго стянуты лентой, переливавшейся всеми цветами радуги. И отчего-то на душе становилось особенно тяжко от ярких ее цветов в этом безжизненном месте. Присмотревшись, увидел Редхард, что лента глубоко врезалась в шкуру исполина и из-под нее медленно, маленькими каплями, постоянно сочилась кровь.

— Он постоянно пытается вырваться, — с жалостью сказал Горный Король.

— Фенрир, чудовище, обманутое богами, чудовище, которое пожрет солнце! — негромко ахнул Редхард.

При звуках их голосов, прозвучавших в мертвой тишине майским громом, Фенрир открыл свои огромные, янтарно-желтые глаза. Он отчаянно завыл, задергался, стараясь освободиться, но лента лишь глубже врезалась в его плоть и он оставил свои попытки.

— Никто и никогда, кроме меня, а теперь и тебя, не приходят сюда. Этот несчастный со своей великой судьбой не знает дня, когда он освободится и потому пытается, испытывая ужасные муки, сделать это постоянно. Нет здесь ни дня, ни ночи, ни ветра, ни снега. Лишь скала, к которой он прикован (теперь Редхард видел и огромную цепь, уходившую в твердь под волчьим боком) и Ничто вокруг него. Можешь подойти к нему, — неожиданно закончил Горный Король.

Редхард, не колеблясь, шагнул к поверженному чудовищу, сыну Локи, побратима богов. Волк скосил на него глаз и, несмотря на меч, воткнувшийся ему в небо, спросил рыкающим голосом, от звуков которого Редхард чуть не упал: «Что тебе надо, выдающий себя за человека? Тайных знаний? Ядовитой слюны? Или ты хочешь обмануть время и освободить меня?»

— Нет. Я подумал об этом, но я не спешу увидеть тот день, когда погаснет солнце.

— Да я и не позволил бы тебе это сделать, — внезапно отвечал волк, — пленившие меня знали, что придет день, когда я сам, сам, один, без помощи разорву их лживую ленту и восстану. А до тех пор — ожидание, безвременье, боль и отчаяние. И лишь осознание того, что все это необходимо, помогает мне.

— Помогает тебе? — поразился Враг-с-улыбкой, — чем? Беспомощностью? Тоской? Одиночеством? Необходимо?

— Да, змелюдь. Именно так. Все имеет свою обратную сторону. Ты видишь, во что я превращен сейчас? Даже такое ничтожество, как ты, может пнуть меня ногой и уцелеть. Но ты представляешь, как высок мой жребий? Ты представляешь себе обратную сторону нынешней беспомощности, которую я обрету в день Рагнаради, Битвы Богов? Тогда я вновь увижу тех, кто пленил меня, увижу, как рухнет Бильрёст, погашу невидимое мне сейчас отсюда, солнце, и сойдусь в битве с богами. Самое ужасное одиночество в один прекрасный день обернется самым наполненным бытием. Помни об этом. И уходи.

Фенрир закрыл глаза и Редхард, стараясь ступать как можно тише, вернулся к Горному Королю. Тот снова взял его за руку и Редхард закрыл глаза.

Горный Король вернулся на свой трон и тяжело сел, подвинул к себе меч и положил правую руку на его рукоять, словно оглаживая любимое существо, успокаивающее его в трудные минуты.

— Я выполнил свое обещание. А ты выполнил свое предназначение в наших горах. Теперь уходи. Мои слуги проводят тебя, Редхард, Враг-с-улыбкой, — мрачно сказал Горный Король, — и спасибо тебе.

— Прощай, Горный Король, — Редхард поклонился, — я никогда не забуду ни тебя, ни твоего дома, ни волка Фенрира. Ни одиночества, которое страшно лишь тогда, когда человек забудет, что все имеет обратную сторону.

Появившиеся словно из ниоткуда слуги Горного Короля все так же молча, но уже с некоторой долей почтительности, провели Редхарда по горной галерее и вывели из скалы на площадку, где тот останавливался на ночлег. Затем они вернулись обратно в гору. Редхард помахал им вслед, неторопливо собрался и пошел вниз, в долины, надеясь вскоре добраться до отходящих во все стороны света кораблей северян.