Редкие и драгоценные вещи

Глава 11

Я дал ей полчаса, прежде чем последовать за ней вверх по лестнице. Я хотел подождать подольше, чтобы алкогольный кайф еще немного притупил возбуждение, сделав мое пребывание рядом более безопасным. Но я больше не мог находиться вдали от нее ни минуты. Мне нужны были мои успокоительные. Нил говорил мне это раньше. Бринн — это твое лекарство. Ничто не могло вывести меня из собственного ада, когда я чувствовал себя подобным образом… кроме нее.

Я вздохнул с облегчением, зная, что не придется много говорить. Ее новое правило оставлять меня в покое, чтобы я мог ужиться со своими демонами в одиночестве, очень помогало. Все, что касалось Бринн, помогало мне.

Когда я вошел в комнату, было темно, и она спала, как я и надеялся. Я снял смокинг и скользнул под простыни, устраиваясь позади нее. Первый вдох ее успокаивающего аромата ударил в нос и прямо в мозг, моментально успокаивая, давая мне надежду, что демоны исчезнут. Лучшее, что я чувствовал за всю ночь, это тот момент, когда прижался к ее шее сзади и зарылся носом в волосы.

Бринн была так щедра по отношению ко мне, что никогда не возражала, когда я будил ее и хотел трахнуть.

Мне нужно было трахнуться прямо сейчас.

Заглушить чувство вины.

Когда я сдвинулся на кровати и откинул одеяла, обнаружил, что она закутана во что-то вроде ночной рубашки, которая закрывала ее с головы до пят, и, возможно, такого фасона, какой носила моя бабушка… когда ей было далеко за восемьдесят. Подобная безвкусица должна пылиться на свалке. То, что она прячет от меня свою красоту, только расстраивает. То, что я был наполовину зол, вероятно, не помогло здраво мыслить, однако это не стало для меня преградой. Я нашел место, где ночнушка застегивалась на ней примерно до середины груди, просунул пальцы между пуговицами и разорвал эту гребаную тряпку на части, до самого подола. Сначала я увидел ее обнаженные сиськи, затем и все остальное. Я мгновенно почувствовал себя лучше. Мой член был чертовски твердым.

Она проснулась со вздохом и стоном.

— Шшшш. — Я зажал рукой ее рот и прикоснулся губами к ее подбородку. Я не хотел, чтобы на этой вечеринке к нам прибежали с вопросом: «У вас там все в порядке?», поскольку дом был битком заполнен ими. Ее глаза широко раскрылись, и я почувствовал, что она была недовольна тем, что я только что сделал, но опять же, это меня не остановило. — Я лишь избавляю тебя от этой уродливой ночной рубашки. Она мне не нравится. — Я убрал руку и вместо этого накрыл ее губы своими. Сначала она что-то бормотала под моими поцелуями и напряглась, словно струна, однако, как только почувствовала мой язык внутри, сразу отреагировала, тая под моим телом и позволяя мне играться и овладевать ею. — Я презираю эту ночнушку, но люблю тебя. — Я поцеловал ее шею, спускаясь к ложбинке, затем к груди и в место между ними. Высунув язык, провел им по соску. Она выгнула спину, чтобы быть ближе. Я кружился над ее набухшим розовым соском круг за кругом, пока она не начала извиваться подо мной.

— Так-то лучше, — сказал я ей. — Я должен увидеть мою прекрасную жену… каждый ее сантиметр.

— Итан?

— Шшшш, детка, — успокаивал я, — просто почувствуй то, что даю тебе.

Я проложил поцелуями дорожку, лаская ее живот, когда спускался ниже. Решительно раздвинув внутреннюю поверхность ее бедер, я раскрыл ее и насладился великолепным видом. От нее у меня перехватывало дыхание, и так было всегда. Ее киска… нет слов. Я вдохнул, пьянея от ее восхитительного запаха. Уникальный для Бринн и совершенно потрясающий, вызывающий во мне инстинктивную потребность обладать ею.

Я лизал внутреннюю сторону ее бедер, уделяя одинаковое внимание каждому из них, пока не смог отказать себе еще в одной секунде и не почувствовать ее сладкую киску под своими губами. Я начал медленно, слегка облизывая ее гладкие складочки, и двигался по кругу, утыкаясь языком, словно делал это членом. Она выгнулась навстречу моему рту и раскачивалась в ритме, пока я раскалял ее. Я мог бы заниматься этим всю ночь, до тех пор, пока она наслаждалась моим пиршеством или не стала бы протестовать.

Прекрасные звуки учащенного дыхания согрели внутреннее беспокойство, растопили мои мучения, насладившись ее удовольствием. Я просунул два согнутых пальца внутрь ее пропитанного теплом тела, чтобы скользнуть в ту особую маленькую бухточку с шероховатым участком кожи, где происходило волшебство.

Она резко выгнулась, застонав под натиском пальцев и точки G в сочетании с языком и клитором. Взрывоопасная смесь. Менее чем через две минуты она кончила, тяжело дыша, выкрикивая мое имя; мне нравилось, когда она это делала. Абсолютное, черт возьми, совершенство.

После того, как она содрогнулась от второго оргазма под моим языком, прижала руку к моей голове. Я знал, что это значит. Она была готова к члену.

Я оторвался от ее киски и накрыл Бринн, обхватив ее длинные ноги своими руками. Моя девочка нетерпеливо вздохнула, когда я приподнял ее попку навстречу своему члену.

Я усмехнулся ее разочарованию, когда скользнул своим членом вдоль ее клитора для нескольких тянущих поглаживаний.

— Сейчас я трахну тебя, детка, — прошептал, толкаясь вперед. Полностью осознавая это, я потерял часть контроля в тот момент, когда кончик моего члена коснулся ее скользкого жара, и уплыл в дымку секса, похоти и превосходства.

От того, как крепко она сжала мой член, когда я скользнул глубоко внутрь, у меня перехватило дыхание. От основания до кончика, она полностью приняла меня; то вторжение, которое я не мог обуздать. Мне всегда будет мало; я не в состоянии обуздать свою непреодолимую потребность быть внутри нее. Это невозможно. Мое единственное по-настоящему безопасное место в мире.

По мере того, как нарастало безумие, я чувствовал, как она сжимается с каждым проникновением моего члена в ее скользкую киску. Она начала стонать и кружить бедрами до трения в нужной ей точке. Я толкался глубже с каждым движением и видел, какой у нее становится взгляд, когда это вот-вот произойдет. Триумф. Ей нравилось заставлять меня кончать так же сильно, как и мне.

Мой член набух, готовясь к оргазму.

Ее глаза смотрели на меня, я обхватил ее за шею и удерживал на месте, всовывая большой палец в ее ротик. Она обхватила его языком и пососала. Мои яйца напряглись, когда поток чистого ослепляющего удовольствия захлестнул меня, и я кончил в нее.

Я откинулся в сторону, прежде чем рухнул всем телом, думая о ребенке и не желая его раздавить. Бринн тяжело дышала напротив, бесшумно спускаясь с вершины, вместе с моим членом, все еще пульсирующим внутри нее. Я убрал руку с ее шеи, спустился к груди и взял ее в ладонь. Я четко чувствовал, как бьется ее сердце под сверхмягким барьером плоти. Мое сердце.

— Что это было? — Спросила она спустя мгновение, выражение ее лица было нечитаемым, так как ее глаза довольно горели в свете лампы.

— Тебя только что хорошенько трахнул твой мужчина, моя красавица, — подразнил я, приподнимая грудь в своей руке и медленно двигая бедрами.

— Я не про секс, Итан. Это я прекрасно поняла, когда ты сорвал с меня ночную рубашку. Хочу знать, почему ты бросил меня на всю ночь, чтобы напиться на свадьбе своего лучшего друга.

Мой член увял, когда я обрел некоторую ясность относительно того, что она могла чувствовать. В ее глазах были обида и печаль, и даже стояли слезы.

Чувство эйфории исчезло, когда я осознал, как я только что с ней поступил.

Я не заслуживаю ее и никогда не буду.

Я видела, как его самодовольная ухмылка исчезла, сменившись раскаянием.

— Что-то случилось, Итан? Ты понял, что совершил ошибку, женившись на мне? Ты — недоволен… мной и ребенком… потому что мое тело м-меняется?

Я должна была задать этот вопрос. Он знал, что я не буду юлить, и это было правдой. Дело в том, что я всегда чувствовала это к Итану. Он всегда был таким прямолинейным и честным со мной с самого первого дня. Мне это в нем и нравилось. Он рассказал мне, что было у него на уме, поделился своими желаниями, помогая понять, чего он хотел и в чем нуждался. Но это неловкое отстраненное поведение действительно смутило и причинило мне боль.

— Малышка, нет… Блядь, нет! — Он яростно замотал головой. — Женитьба на тебе была лучшим, что когда-либо случалось со мной, Бринн. Думаешь, я несчастен из-за тебя и ребенка? Почему?!

Он крепче прижал руку к моей груди и навис надо мной, его лицо было очень близко, темно-синие глаза испытующе бегали по мне, словно пристальный взгляд мог раскрыть ему какую-то тайну.

— Ты задел мои чувства. Бросил меня там, за столом, а сам ушел пить. Ты никогда так не поступаешь, Итан. Почему ты танцевал с Гвен, а не со мной? — Жалкие вопросы срывались с моих губ, унижая, но я ничего не могла с этим поделать. Во всем виноваты гормоны.

— С кем?

— Гвен, худенькая блондинка.

Он не выглядел смущенным.

— Свидание Диллона, — сказала я с ударением, задаваясь вопросом, был ли он все еще пьян.

— Ахх… Да, с ней, — он пренебрежительно хмыкнул, — она вытащила меня туда, и я был слишком разбит и рассеян, чтобы отказать.

— Это не оправдывает твоего поведения. — Ему нужно было услышать мой поток необдуманных мыслей и знать — такое поведение не нормально для меня.

— Мне так жаль, детка, — искренне сказал он, прежде чем прижаться своими губами к моим. Он нежно поцеловал меня; очень нежно и с большой любовью, укладываясь в привычную схему наших поцелуев после секса. Долгие касания языка и губ, без какой-либо другой цели, кроме как показать, что он действительно любит меня. Признаю, я действительно чувствовала себя значительно лучше, но все еще была сбита с толку произошедшим сегодня вечером на приеме.

Когда он, наконец, отстранился и снова посмотрел мне в глаза, я почувствовала, что сейчас откроется что-то важное.

— Я так сильно люблю тебя, Бринн, и не смогу ничего сделать в этой жизни без тебя. Я никогда не пожалею о нашем ребенке, и никогда не перестану любить тебя или наших детей. Ты — моя жизнь, и ты застряла со мной. И ты самая красивая женщина в мире. Во всем гребаном мире! Понимаешь, Бринн? — Его голос звучал резко, но выражение его лица было умоляющим.

— Д-да. — Я подавила всхлип, чувствуя чрезмерную эмоциональность и облегчение, но все еще нуждаясь в некоторых ответах. — Т-так что случилось с-сегодня вечером? Что-то случилось, верно?

Он лег на бок и повернулся ко мне лицом, положив руку на бедро, словно ему нужен был физический контакт с моим телом для дальнейших слов.

— Да, детка, кое-что случилось. — Он притянул меня к себе, прижался губами к волосам и глубоко вдохнул. — Помнишь женщину, которая хотела встретиться с тобой за ужином? Сара?

— Да. Она казалась очень милой и дружелюбной. Откуда ты ее знаешь, Итан? — Сара была красивой женщиной и мила в разговоре. Я вспомнила ее, казалось бы, неподдельный интерес к тому, как мы с Итаном познакомились. Она спросила о сроках моих родов, но мне показалось это приемлемым и ничем странным.

— Полагаю, она пришла сегодня на свадьбу ради почтения, но ей пришлось уйти, так как видеть Нила и Элайну, а также нас с тобой, живущих счастливой жизнью с людьми, которых мы любим, было слишком тяжело. — Он медленно начал поглаживать мое бедро. — Сара Хастингс была замужем за человеком, который служил вместе с Нилом и мной. Он не… в-выбрался из Афганистана.

— О… это ужасно. Получается, вы с Нилом были близки с ним…

— Да. Он был под моим командованием — в моем отделении.

Итан казался спокойным, когда говорил, но я чувствовала, что он таит глубоко в себе какое-то горе или вину из-за смерти этого человека на войне. Я не могла представить, каким был для него этот опыт, но он был ужасающим.

— Ты заботился о нем, — мягко сказала я, не желая задавать вопросы, которые причинили бы ему еще большую боль. Для меня было лучше констатировать факт, а не просить о большем, после того, чем он поделился со мной.

— Майк Хастингс был самым лучшим из солдат. Сильный, преданный — борец до победного. Такой солдат, которого ты хочешь видеть за своей спиной, когда все летит к чертям, — сказал Итан отдаленно; голосом, наполненным уважением и честью к своему павшему товарищу.

— Я-я однажды слышала, как ты выкрикивал его имя… когда у тебя был кошмар… — Я прижалась губами к его груди и поцеловала прямо над сердцем. Затем приложила ухо, чтобы услышать, как бьется его мужественное сердце рядом со мной. Мое сердце.

Он поднял руку к моему затылку и зарылся в волосы, прижимая к себе, позволяя чувствовать комфорт.

— Майк. Да. Это… в-воспоминание о Майке — самое худшее.

— Ты не обязан говорить о нем, Итан, если не хочешь. Детка, пожалуйста, не подвергай себя этому снова из-за меня.

— Нет, ты должна знать. Ты моя жена, и должна знать, почему… почему я такой.

Я закрыла глаза и приготовилась к объяснению, зная, что это будет что-то действительно ужасное.

— Я люблю тебя, Итан, — прошептала я.

— Майк был взят в плен вместе со мной. Он страдал от того же, от чего и я, всего двадцать дней вместо моих двадцати двух. Затем они казнили его на моих глазах. Они использовали его в качестве т-тренировочного прогона для того, что они планировали сделать со мной.

Я почувствовала, как он сглотнул, но его голос не изменился. Он звучал устрашающе спокойно, и я напряглась, представив, как Майк Хастингс встретил свою смерть. Я очень хорошо помнила, что Итан однажды сказал мне. Талибы собирались обезглавить его и показать миру видео с этим.

— Они угрожали большим гребаным ножом и заставляли смотреть. Они сказали, что если я закрою глаза или отвернусь, то заставят Майка страдать дольше, отрезав части его тела, которые не убьют его, но продлят агонию и отсрочат неизбежное. Это было развлечением для наших похитителей в их бессмысленной, долбаной, благочестивой войне, от которой они были просто без ума.

Я тихо плакала, когда он рассказывал мне о своем опыте, не в силах ничего сказать, не уверенная, что делать, кроме как держаться за него и быть такой, какой он хотел, чтобы я была.

— Но я подвел Майка. Я пытался… Я чертовски старался, Бринн, не двигаться, но ничего не мог с этим поделать…

Он замолчал. Тишина стала оглушительной из-за равномерного биения его сердца у моей щеки, теперь мокрой от моих горячих слез… за него, за его друга, за беспомощную вину, которую он нес за то, в чем был не виноват.

— Я люблю тебя и всегда буду любить. — Больше сказать ему было нечего.

Он подышал у моего виска и, казалось, немного расслабился. После некоторого молчания он задал вопрос. Ему было мучительно трудно произносить эти слова. Я могла слышать страх, когда он изо всех сил пытался выдавить слова из себя.

— Как думаешь, есть ли где-нибудь место или человек, который может мне помочь?

— Да, Итан, я знаю.