Глава 6. Проект «Кикатта»

На следующий день осчастливили аборигенов дарами и заодно снизили продуктовую повинность до молока и свежих овощей. Туземцы, однако, не расслабились, а напряглись. Абдулбаки насколько раз переспросил, отчего это мы такие добрые. То, что мы можем брать больше, но не берём, не укладывается у него в голове. Наверное, какое-то большое говно задумали. Я не стал его разубеждать, потому что без толку.

Постепенно перешли из экстренного режима в рутинный. Непосредственной опасности не наблюдалось, Абудулбаки с ежедневным чартерным ослом передавал устные сообщения, что чужаки вблизи кыштака не замечены. Днём мы береглись и не оставляли ворота открытыми, ночью о том, что граница на замке, громогласно сообщал на всю округу Багха.

За несколько дней разобрали и рассортировали склад. Нашли контейнер автономных светильников, которые расставили и развесили по всему замку. Это избавило нас от полуслепого вечернего спотыкания с коптилками. Аккумулятора в светящемся шаре хватает на неделю, а на складе есть зарядные крэдлы. Больше, к сожалению, электричество никуда не разведено, хотя оно определённо есть, холодильники ― тому наглядное подтверждение.

Из приятных неожиданностей — нашли несколько упаковок бумаги, вполне подходящей для рисования как карандашами, так и акварелью. Нагма в акварельные краски просто влюбилась, что приятно разнообразило пятна на её носу и щеках. У ребёнка талант колоризировать всё, включая собственную физиономию.

Наши уроки рисования стали взаимообразными — я учу её рисовать контур, она меня — работать с цветом. Беру её маленькую ручку в свою — и она заканчивает линию так же, как закончил бы я. Она кладёт ладошку на мою руку — и краска ложится так, как будто я настоящий художник. Видим мир глазами друг друга. Очень странное ощущение.

Я сажусь на стул, Нагма на мои колени, и мы рисуем вдвоём как один человек. Даже моя чёртова пресбиопия на это время отступает. Очков на складе никто не запас, а жаль.

Оружейные (предположительно) сейфы остались закрыты — Берана то ли не понимает приказов Калидии, то ли игнорирует их. Девушка считает, что некоторые приказы должны сопровождаться кодовым словом, но его знает только Креон. Неплохо владетель распорядился бывшей женой — сделал из неё пульт дистанционного управления замком. Теперь Калидия пытается хакнуть собственную мать, подбирая слова методом тыка. Это чертовски неэтично, а главное — безрезультатно, но она упорная девушка.

Алиана напрягается, не без оснований проецируя ситуацию на их отношения, но чувства превозмогают. Иногда жалуется мне на душевную чёрствость подруги, но потом сама же её оправдывает, — мол, виноват во всем Креон, а Калидия — жертва обстоятельств. Я не спорю, жертва так жертва, хотя её поведение, на мой взгляд, максимально далеко от виктимного.

Оболочка Калидии, напившись крови, разархивировалась из кокона и теперь висит в наполненном специальной жидкостью прозрачном цилиндре на складе. Жидкости две больших бочки, надолго хватит. Калидия периодически выгуливает своего экзосимбионта в окрестностях, скача по косогорам не хуже горной козы. Один раз вышла к Абдулбаки с целью показать, что, мол, демоны-демоны, бойтесь. Но он не боялся, а пялился, выпучив глаза, на выступающие в грудной части брони полушария. Эффект вышел сомнительный. Я, кстати, предупреждал, что так будет, но Калидия меня, разумеется, не послушала. Ещё и оскорбилась на такое неуважительное внимание аборигена, чуть башку старейшине не снесла. Когда она в оболочке, мысли её становятся короткими и агрессивными, этакий «боевой режим». Словно другой человек.

Свой авторитет она не подняла, зато поддержала мой — ещё бы, целую демоницу имею. У Абдулбаки сложилась в голове инфернальная, но логичная в местной парадигме картина — замок занял древний неуязвимый (пули не берут) колдун со своими жёнами — раскрасавицей Алькой (светлые волосы по местным понятиям — сразу Мисс Вселенная), суперженщиной Бераной (в изложении местных принесённый ей мешок превратился в «по ослу с поклажей в каждой руке»), жуткой самкой демона Калидией (с во-о-от такими сиськами!) и опасной, как ядовитая змея, беглой ведьмой Анахитой. Почему колдун? А как без колдовства старик такую кучу баб ублажает? То-то же.

В общем, Абдулбаки меня побаивается, что не мешает ему периодически канючить и требовать даров. К счастью, он не привередлив — ножик для себя, кастрюля или стеклянные бусы для жён, пакетик конфет для детей делают его счастливым примерно на неделю, после чего старейшина снова начинает намекать на компенсацию и премирование. Зато у нас каждое утро есть свежее молоко, овощи и зелень.

Рёбра мои зажили, только поднывают к перемене погоды. Могу неплохо предсказывать дождь. И почти привык к тому, что старик. Почти. Иногда спросонья забываю и пытаюсь вскочить с кровати. Организм наказывает прострелом в спине и головокружением. Быстрый подъём по лестнице требует постоять и переждать, пока перестанет колотиться сердце. Надо быть осторожным с едой — желудок принимает не всё. Надо избегать крепкого чая, особенно на ночь — давление скачет, не уснуть. Организм требует внимания, как ушатанный автомобиль, где всё, что не на проволоке, то примотано изолентой, и никогда не знаешь, что отвалится на следующей кочке. Но больше всего меня бесят зеркала. Так и не смог привыкнуть, что оттуда на меня смотрит какой-то мерзкий, старый, заросший седой бородой хрен. Избегаю зеркал, как вампир. Иной раз окинешь задумчивым взором приятные линии наклонившейся над плитой Анахиты, поболтаешь с ней, поулыбаешься, а потом хренак — зеркало. Как с разбегу об стенку — ну куда ты смотришь, старый хер? Мало ли, у кого фигура, это теперь не твоя забота. Сиди, вон, на солнышке, кряхти да попукивай.

Нагма окончательно вжилась в роль моей внучки. Когда мать ей напоминает, что это технически не совсем так, девочка на минуту озадачивается, но тут же забывает. «Дедушка Док», и всё тут. Я не возражаю, мне даже чем-то приятно. Маленькая непоседливая таблетка от одиночества.

Читает она уже неплохо, но за отсутствием книг единственным источником письменного слова остаюсь я. Девочка из горного села живёт бурной интересной жизнью, которая абзац за абзацем разворачивается на доске для маркера. Нагма требует новых и новых подробностей, мне приходится напрягать скрипящие, отравленные токсинами распада, старческие мозги. Может быть, эта активность слегка отдалит момент тесного объятия с Альцгеймером и этим, ну как его, ну, вторым… Вот, уже не помню. Ах, да, Паркинсон. «Здравствуй, Дедушка Склероз, ты подарки нам принёс? Здравствуй, Дедушка Маразм, мне бы твой энтузиазм…»

При первых признаках возрастной деменции шагну с южной стены. Она удачно расположена над пропастью, лететь далеко и весело. Вид, опять же, красивый, особенно на закате. Мы с Нагмой там частенько сидим, свесив ноги, и рисуем пейзажи. Она однажды уронила в пропасть сандалию, расстроилась, запустила вслед вторую. Теперь бегает в кедиках, отчего стала резвее, но тише.

Всегда гнал от себя мысли о детях. «Зачем тащить новую жизнь в этот мир, полный страданий?» «Ну какой из тебя отец, посмотри на себя?» «Что ты можешь дать ребёнку, великовозрастный обалдуй?» «Себя-то не воспитал, куда тебе детей воспитывать?» «Зачем тебе эти проблемы, если итогом станет неизбежное: «Я тебя ненавижу!» «Людей на свете и так больше, чем надо». И прочий «зелен виноград». Своих детей у нас быть не могло, а к идее усыновления жена относилась весьма прохладно. Она была слишком недоверчива к миру, включая меня. И мы с миром в конце концов оправдали её худшие ожидания.

А теперь сижу, смотрю на Нагму, которая сопит, ёрзает, морщит испачканный карандашным графитом нос, и пытаюсь понять, что за странное чувство испытываю к совершенно чужому ребёнку. Что за пропущенный при изучении анатомии орган сжимается внутри?

Это сенильность, или я в свой жизни упустил что-то важное?

Зато мы умеем рисовать вместе. Когда Нагма водит моей рукой, а я — её, становимся одним целым. Два полхудожника в одном. Пастель, цветные карандаши, акварель. Пейзажи, спасибо Нагме, уже выходят недурно. С портретами — по-разному. Модели у нас две — Алиана и Берана. Анахита отмахивается — «много дел». Калидия — «просто не хочу». Слишком свежи воспоминания, как я чуть не нарисовал вместо неё мальчика. Алька терпит из вежливости и некоторого остаточного пиетета ко мне как бывшему командиру. А вот Берана может стоять или сидеть часами, не испытывая от этого ни малейшего неудобства. Её портреты карандашом, пастелью и акварелью уже составляют приличную стопку. Была смутная надежда, что удастся создать референс, который выдернет затычку из её головы — но нет. Иногда кажется, что вот-вот… Но нет.

Мироздание устало от моих фокусов. Никакого от меня теперь проку.

* * *

Месяц условной безмятежности закончился так же внезапно, как лето. Похолодало, полили дожди, мы с Нагмой бросили рисовать пейзажи, потому что они выходят слишком мрачными. Мои суставы ноют от сырости, моё давление меняется в противофазе к атмосферному, и каждый скачок — как дубиной по башке.

А потом пришёл Абдулбаки и сказал, что пастух видел в горах Хайруллу. И тот был не один.

— С ним были люди, как ты, и люди не как ты, и люди, которые не как люди, — сообщил старейшина, с интересом ожидая моей реакции.

Я молча кивнул и вручил ему приберегаемый для особого повода подарок — огромный чугунный казан для плова. Его принесла Берана, я бы такую чугуняку не поднял. Абдулбаки тоже не стал пробовать, поручив такелажно-погрузочные работы погонщикам.

— Хайрулла хитрый, — сказал старейшина. — И сильно на тебя злой.

Можно подумать, я не догадался.

— Мы скажем тебе, если увидим его. Но он хорошо знает горы, тропы и пещеры, а мы уже отгоняем отары с дальних пастбищ. Скоро совсем холодно станет. Когда пастухов в горах нет, можно армию провести, и никто не увидит.

Я молча кивнул, принимая к сведению.

— Если нападать, то сейчас, — добавил Абдулбаки. — Потом снег закроет перевалы. Зима в этом году ранняя…

Традиции формируются быстро, и вечерний чай в гостиной — уже традиция. Стремительная местная осень принесла с собой холод, ночами по ощущению не выше плюс пяти, да ещё и промозглая сырость, а здесь самое тёплое место замка. В подвале большая угольная печь, от которой под полами и в стенах идут воздушные тепловые каналы, но в комнате моим старым костям тепло разве что под двумя одеялами. Гостиная ближе всего к печке, тут почти жарко. Угля в подвале много, хватит перезимовать, но доживём ли мы до зимы?

Калидия считает, что нет.

— Им нужна я, — заявляет девушка. — Пока я жива, жив дом Креона.

— А как же мы? — пискнула расстроенно Алиана.

— Вас просто убьют. На всякий случай.

— Дедушка Док, мне страшно! — прижалась ко мне Нагма.

— Возьми шоколадку, помогает, — посоветовал я ребёнку. — Эндорфины и всё такое.

Мы теперь не обязаны придерживаться аборигенной диеты, на складе куча продуктов в вакуумной упаковке, в том числе сладости. Это скрашивает жизнь Нагме, Альке и Анахите. А ещё там есть нечто вроде бренди, что скрашивает жизнь мне. Рюмочка в чай, и суставы меньше крутит от сырости.

— Я выйду на бой! — храбрится Калидия. — Надену оболочку и сражусь с ними.

— Уверен, они к этому готовы, — возражаю я. — Тебя обездвижат и возьмут в плен. Даже я могу сходу придумать пару способов, а у них было время подготовиться. Оболочка — хорошая штука, но на всякую хитрую задницу находится свой кривой болт.

Нагма хихикнула, Анахита посмотрела на меня с укоризной. Я покосился на зеркало в простенке — оттуда недовольно пялится седой старик, который стал таким, чтобы эта дура выжила. Обидно, если такой ценой будет куплен всего месяц.

— Не надо, Кали, — вздыхает Алиана. — Это не метод.

— А что «метод»? Нет, скажи, что? Ты всегда лезешь со своим мнением, скажи уже что-нибудь!

Калидия боится — Калидия злится — Калидия грубит. Я это знаю, Алька это знает, но всё равно бесит. Хочется нахамить в ответ, но это тупик и конец дискуссии. Все пересрутся и разойдутся по комнатам. Проверено опытом. Мы не первый раз пытаемся найти решение — пока безуспешно. Наверное, его просто нет.

— Может, нам уйти? — предлагает Алиана. — Вокруг целый мир, неужели мы не затеряемся в нём?

— Мы чужаки, заметные, как говно на снегу, — отвечаю я. — Выследить нас сможет даже слепоглухонемой. И тогда мы окажемся в той же позиции, минус замок. Здесь хотя бы тепло и есть еда.

— И что ты предлагаешь, старик? — Калидия переходит со мной на «ты», когда злится. — Сдохнуть, но у печки и сытыми?

— Прикажи Беране изменить режим патрулирования Багхи.

— Как?

— Как хочешь. Нам сгодится любая реакция. Дело вообще не в Багхе.

— Берана! Багха должен войти во двор замка! — строго скомандовала Калидия матери.

Та встала, вышла из гостиной, и все ломанулись за ней.

— Так, стоп! — остановил я всех перед лестницей в подвал. — Идём мы с Калидией. Не создаём толпу, а то ещё спугнём.

Возражения осторожной Альки и завистливое поскуливание любопытной Нагмы решительно отверг. Взял фонарь и начал спускаться.

Берану догнали в подвальном коридоре — том самом, с тупиком. Она уверенно идёт вперёд, ничуть не нуждаясь в свете нашего фонаря и никак не реагируя на наше присутствие. Идёт спокойно, небыстро даже, поэтому внезапная стремительность действий стала для нас сюрпризом.

Женщина быстро подошла к стене, что-то щёлкнуло, панель провернулась на центральной оси, открыв проход. Берана оказалась там за полшага, решительно отшвырнув кинувшуюся за ней Калидию. Оттолкнула с такой силой, что та врезалась в меня, сбив с ног. Стена завершила оборот, закрывшись снова. Полсекунды на всё ушло.

— Оу, мои рёбра! — сказал я, пытаясь встать.

Вскочившая Калидия подала мне руку, помогая. За месяц она набрала вес, вернув былые очертания фигуры. Стала тяжелее, но мягче. Свежезажившие рёбра я, кажется, сберёг, только ушибся.

— Резкая у тебя мать, — пожаловался я.

— Это не мать! — злобно отрезала девушка. — Это кибер-хранитель убежища. Устройство хранения паролей и интерфейс к системам замка. Мама заперта где-то внутри — если не стёрта.

— Вряд ли стёрта, — постарался утешить её я, — ты же говорила, что твой отец её любил.

— Именно поэтому он мог её убить. Я была уверена, что убил. Потому что я бы лучше убила. Мне хочется убить её сейчас, чтобы не видеть того, что из неё сделали. Ты не представляешь себе, глупый старик, что значит день за днём смотреть на механизированное чучело матери! Это невыносимо!

— Бедная девочка, — я обнял её за плечи, прижал, преодолев сопротивление, к себе, и она вдруг разрыдалась. Зло и неудержимо, с подвыванием и обильными слезами, намочившими мне свитер.

Впервые вижу её плачущей.

— Простите, Док, — отстранилась она, прорыдавшись. — Я не должна.

— Ничего, иногда надо. Пойдём наверх.

— Подождите, сейчас.

Она отвернулась, сделала несколько глубоких вдохов, протёрла глаза, помассировала лицо.

— Скажите, а правда, что вы… — говорит, не поворачиваясь, лица не вижу, но спина напряглась.

— Я что?

— Мне Алька сказала… Что вы… Ну… Не были таким старым. Что это… из-за меня. Это правда?

— Да. Ты умирала, я спешил, спешка обходится дорого.

— Зачем вы это сделали? Вы не были обязаны, вам никто не заплатил. Я вам никто. Я вам не нравлюсь. Вы считаете меня заносчивой дурой, я знаю. Почему?

— Потому что мог.

— И всё?

— А что ещё нужно? Так было правильно. Таков был референс.

— Спасибо, — Калидия повернулась и клюнула меня сухими губами в щёку. — Я не забуду.

Чёрта с два я ей поверил. И всё равно — было приятно. Проклятая старческая сентиментальность.

* * *

Багха взвыл так, что меня подбросило на кровати. Я думал, раньше было громко? Нет, «громко» — это сейчас.

Топот босых пяток, дверь — прыжок на кровать. Нет, это не Багха, разумеется. Это Нагма решила, что со мной безопаснее, чем с мамой. «В случае появления чудовищ разбудить дедушку Дока».

— Мне страшно!

— Не бойся, холодноножка. Внутрь ему не попасть. Ты чего босиком по каменным полам? Давай сюда свои ледышки.

Зажал холодные ступни в ладонях, согревая, почувствовал, как они дёрнулись, когда Багха взвыл снова. В голосе его сегодня какая-то обида и протест. Недоволен чем-то наш котик.

— Он во дворе, Док, — в комнату вошла Анахита. — Иблисов Багха прямо у нас во дворе!

— Так пойдёмте и почешем его за ушком, — сказал я с преувеличенной бодростью.

Я не столько боюсь Багхи, сколько не хочу вылезать из тёплой постели в остывшую к ночи комнату.

— Подождите меня! Я оденусь! — Нагма в одной старой футболке ускакала по коридору.

Только что тряслась от страха под одеялом — и такой энтузиазм.

На крыльцо с фонарём вышел не без некоторого душевного напряжения. Логично предположить, что если Багха управляется из замка, то его обитателей он жрать не должен. Но, с другой стороны, — все ли живущие в замке пройдут опознание системой «свой-чужой»?

В свете фонаря двор заполнили резкие контрастные тени, и когда из них нарисовался Багха, это выглядит… Впечатляюще.

— Уииии… Я хочу это нарисовать! — пискнула сзади Нагма.

— По памяти нарисуешь! — сказала Анахита, задвигая её за спину.

Скорее всего, когда-то это было крупное кошачье. Пластика движений и этот безжалостный, оценивающий взгляд… Если бывают кошки ростом с небольшую лошадь. Но чем бы это существо ни было от природы, оно послужило лишь основой для сумрачной фантазии на тему боевой кибернетики. На внешних поверхностях существа/конструкта больше твёрдых плоскостей и острых граней, чем живой ткани. Это немного похоже на оболочку Калидии, но всё же другое, не такое чуждое. Тоже жуткое, но по-другому. И красивое. Понимаю Нагму, Багху хочется рисовать. Желательно — с безопасного расстояния. Сверяясь с оригиналом через прицел противотанковой пушки.

Багха вышел в круг света, остановился, красуясь блестящей чёрной шкурой, переходящей в блистающую чёрную броню, разинул пасть, похожую на промышленный измельчитель, и обиженно заорал.

У меня чуть сердце не встало. Вблизи это не просто громко, а ОЧЕНЬ громко, и инфранизкие частоты, не заглушённые стенами, дали по нервам так, что Анахита сползла на подогнувшихся ногах на ступеньки. Её-то этой бабайкой с детства пугали.

А вот Нагма стоит, разинувши рот, и глаза горят от восторга. Багха настолько же ужасен, насколько красив, и я не знаю, что больше парализует его жертв — ужас или восхищение.

— Проект «Кикатта», — сказала синтетическим голосом оболочки Калидия, выходя из здания.

Они с Багхой просто созданы друг для друга — не только общей эстетикой, но и в инженерном смысле. Девушка подошла, провела рукой по голове — и легко шагнула, усаживаясь на спину. Багха поднялся, демонстрируя, что всадница сидит на нём, как влитая, — ноги Калидии скрылись в специальных, незаметных ранее выемках, а сама она держится как будто во встроенном седле. В два прыжка оказалась у стены, третьим — на стене, и дальше чёрный, как дырка в ночи, силуэт канул за стену.

— Уау! — выдохнула Нагма. — Ы-ы-ы!

— Офигеть, — подтвердила сзади дрожащим голосом Алиана. — Кали просто супер.

— Интересно, куда её понесло? — спросил я сам не знаю у кого.

И никто мне, разумеется, не ответил.

* * *

— Это то, чего нашему дому удалось достичь в исследованиях оболочки, — объясняет Калидия. — Побочный результат.

Она вернулась под утро. Багха влез на высокую стену замка без малейших проблем и сейчас лежит у крыльца, свернувшись, как нагулявшийся котик.

— Я не знала, что от проекта «Кикатта» что-то осталось, официально его объявили провалившимся. В некотором смысле это так и есть — новые оболочки создать не удалось, но внедрить их элементы подопытным животным, как видите, получилось, — девушка уселась на бок лежащего Багхи и погладила его по твёрдой жуткой башке.

Я всерьёз ожидал, что он замурлыкает — но нет, никакой реакции.

— У нас теперь есть психическая кавалерия, — задумчиво сказал я. — Жуткая, как матросы на зебрах.

— Кикатты — боевые компаньоны носителей оболочек. Когда я на ней, мы одно целое, когда она рядом — как третья рука и вторая пара глаз. Взаимодействие оказалось естественным, как с собственным телом.

— Тогда почему проект закрыли?

— Думаю, дело в политике. Дом Креона и так слишком силён… Был силён, — поправилась она. — Решили не пугать другие дома. Но это только мои предположения. Может быть, это единственная существующая кикатта. Вместо того, чтобы утилизовать экспериментальный образец, оставили её тут.

— Так это самочка? — удивился я.

— Была до преобразования, — пояснила девушка. — Женский организм более вынослив. Не думаю, что ей сохранили фертильность.

— Да уж, такое как по весне загуляет… — понимающе кивнул я.

— Кстати, — сказала она, поднимаясь на ноги, — за замком следили с ближней горы. Они думали, что Багха не сможет зайти в пещеру.

— А она смогла?

— Я смогла, — пожала она равнодушно плечами. — Мне надо отдохнуть и съесть много сладкого.

— Э… — у меня появилась куча вопросов, но она уже ушла.

Я подошёл к Багхе и почесал ей шею. Киса лениво дёрнула ухом и дрыгнула задней лапой, но не проснулась. Интересно, на складе есть кошачий корм?

* * *

Нагма временно потеряна для учёбы, а в рисовании поглощена исключительно кибер-анимализмом. Рисует Багху. Стоящую, лежащую, бегущую, скачущую с Калидией на спине. Отвлечь невозможно. В историю про девочку-из-горного-поселка срочно внедрён кибер-котёнок.

— Только, дедушка Док, чтобы он потом вырос! И защищал девочку!

Что поделать — кикатта полностью захватила её воображение, приходится идти навстречу. Новый опыт — рисуем не то, что видим, а то, что воображаем. Это неожиданная концепция, и девочка долго не могла поверить, что так можно.

Нагма хочет рисовать маленьких кибер-котят для нашей героини, их не существует, приходится придумывать. Я показал пример, набросав ей киберкотиков разной степени няшности, и теперь ребёнка за уши не оттащить от скетчбука. Прилив художественного воображения перехлестнул плотину реализма и превратился в селевой поток, сметающий наши ресурсы карандашей, красок и бумаги. Я думал, что найденного на складе запаса нам хватит надолго…

Я ошибся. И не только в этом. Возможно, никакого «надолго» у нас нет.

* * *

Днём с дежурной ослодоставкой снова пришёл Абдулбаки.

— Это последний раз, — предупредил он, грустно перебирая скромные дары.

— Это ещё почему? — спросил я строго.

— В кыштак пришли люди. Их много, они очень злые. Мы успели уйти, пока они не перекрыли тропу, но после того, как вернёмся, нас больше не выпустят.

— Что за люди?

— Много таких, как ты, — он ткнул пальцем последовательно в разгрузку, шлем и автомат. — Есть такие, как твоя жена-демон, только это мужчины-демоны. Очень страшные. Зарезали много баранов, выпустили кровь, бросили туши. Зачем им кровь? Я не знаю. Может быть, демоны питаются кровью? Может быть, когда бараны кончатся, они выпьют кровь у нас?

Я молча слушаю.

— Но больше всего тех, кто не живой и не мёртвый. Похожи на человека, но как будто железные. Очень страшные, стоят и не шевелятся, только головами крутят. И ружья у них большие, стреляют сильно. Собака кинулась на такого, он выстрелил — только хвост, уши и брызги на дороге.

— Сколько их всего? — спросил я.

— Кто знает? Они приходят, уходят, пастухи говорят, что видели в горах ещё. И с ними Хайрулла — он их привёл. Говорит, что они его слушаются, но врёт. Они никого не слушаются, они же демоны. Но Хайрулла теперь главный в кыштаке, никто не смеет его тронуть. Но ты не посылай за ним Багху, владетель!

— Почему?

— Если Багха будет драться с демонами в кыштаке, что останется от нас?

— Не могу обещать тебе, Абдулбаки. Если у вас есть куда уйти — уходите.

— Мы уйдём на горные выпасы, — вздохнул старейшина, — но там нет домов, в которых можно пережить зиму.

— Демоны пришли за нами, и, чем бы ни кончилась наша битва, она будет недолгой, — сказал я.

Глядя вслед возвращающемуся в кыштак Абдулбаки, подумал, что уж в этом-то я точно прав. Долгой осады нам не выдержать.

Загрузка...