Река духов

Глава семнадцатая

Пока Мэтью, Куинн и три беглеца медленно приближались к реке, Магнус пытался протиснуться через густые лесные заросли бок о бок с Гриффином Ройсом. Он перезарядил пистолет и держал его наготове, решив, что если действительно сейчас работает заодно с убийцей Сары — а по теории Мэтью, по словам Бабули Пэгг и по тому, как был случайно убит Джоэль Ганн, так и выходило — тогда стоит держать ухо востро, потому как мушкет может так же «случайно» выстрелить и в Магнуса. Ройс понимал, каким знанием обладает бородатый гигант, пообщавшись с Мэтью. Тем не менее, Малдун хотел, чтобы петлю на шею убийцы набросило правосудие, а не он сам, поэтому необходимо было вернуть его в Грин Си.

— Сара была моим другом, — сказал Магнус, пока они пробирались через заросли. Дым все еще стелился вокруг, извивался в воздухе, как армия мстительных духов, а пылающие деревья трещали за их спинами. — Я не могу поверить, что она в этом амбаре занималась с Абрамом чем-то, кроме чтения, — продолжил он, так и не дождавшись от Ройса ответа.

— Много ты понимаешь, — фыркнул тот.

— Ты когда-нибудь заходил в амбар и видел это своими глазами?

— Малдун, я не собираюсь с тобой это обсуждать, ясно? — суровый взгляд зеленых глаз готов был испепелить Магнуса на месте. — Где-то поблизости бродит та тварь… мой друг погиб от моей руки. А я даже не могу похоронить его по-христиански! Я не хочу говорить с тобой. Ты понял?

— Я понял, — ответил Магнус, отодвигая локтем назойливую колючую ветку. — И все же… Абраму не было никакого смысла убивать Сару. Зачем ему это? Как сказал Мэтью, это… не доказано.

— Ганн видел, как эта скотина стояла над ее телом с ножом в руке. Похоже, все об этом забывают.

— Не забывают, — с нажимом возразил Магнус. — Он видел лишь, как Абрам стоял с ножом над телом мисс Сары, но Ганн не видел, чтобы Абрам использовал нож. Возможно, он лишь подобрал его, когда вышел из…

— Малдун, — оборвал Ройс, и мушкетный ствол повернулся в сторону бородатого гиганта. Лицо смотрителя Грин Си раскраснелось от гнева и было все испещрено укусами насекомых, отчего смотрелось еще более угрожающим. — Эти черные шкуры бросились бежать. Если он был не виноват в убийстве Сары, зачем ему убегать? Почему его родственники ввязались в это и помогли ему?

— Может, были слишком напуганы, чтобы мыслить здраво?

— Напуганы чем, если он не убивал Сару? Ты мне вот, что скажи, Малдун… если он ее не убивал, то кто же тогда? У Корбетта есть идеи на этот счет? И что он там такого нашел на ее теле? Что он вообще делал с телом убитой девочки?

— Миссис Кинкэннон дала добро на то, чтобы он осмотрел Сару, — спокойно ответил Магнус. — И да, кое-что интересное он обнаружил.

— И что же это может быть?

— Лучше он сам тебе скажет — или даже покажет — когда мы вернемся.

Стемпер, ведя группу вперед, вдруг выкрикнул:

— Погодите! — и остальные замерли. — Разве не здесь мы оставили Корбетта и девочку? — спросил он, хотя на деле вопрос ответа не требовал. Это было то самое место. — Так, минуту! Посмотрите-ка сюда! У нас новый след! Кто-то волочит ногу. Будь я проклят, если эти следы не принадлежат трем мужчинам, идущим очень близко друг к другу. Бок о бок. Боуи, ты видишь?

— Вижу, — отозвался Боуи. — Идут к реке.

— Трое мужчин? — Ройс вышел вперед, минуя Бэрроуза, чтобы рассмотреть след поближе. — Взяли Корбетта и направились назад? С чего бы это?

— Не знаю, — ответил Стемпер. — Может быть, он уговорил их сдаться.

Магнус отметил, что Ройс резко замолчал. Он уставился в землю, как будто пытался прочитать свое будущее по этой дикой почве.

— Мы выясним это позже, — подытожил Стемпер. — А пока давайте двигаться. И все — смотрите в оба! Без обид, Бэрроуз.

— Без обид, — ответил одноглазый мужчина. — Я просто хочу вернуться из этого ада к моей жене, — он оглянулся через плечо и попытался разглядеть что-либо сквозь густой серый дым, но увидел лишь отблески пламени, которое распространялось на все более широкую территорию. Из самого сердца этого пожара дул сухой ветер, разнося повсюду пепел и сгоняя облака насекомых к реке. Также от пожара бежали животные — преимущественно олени и кролики, а также пара больших пум, ни одна из которых даже близко не походила на ту страшную тварь.

Охотники ускорили темп, и задачу им немного упрощало то, что путь был уже слегка расчищен беглецами. Через полчаса земля снова начала становиться вязкой и болотистой, намекая на то, что река совсем близко. Здесь, под массивными корявыми дубами и плакучими ивами, разливались глубокие серые лужи, а дым понемногу обвивал ветви.

— Вот еще следы! — воскликнул Стемпер, изучая глубокие отпечатки в грязи. — Пятеро человек. Один совершенно точно хромой. Вряд ли дальше, чем в полумиле от нас.

— Я уже черт знает сколько удерживаю в себе дерьмо! — вдруг поморщился Боуи, схватившись за живот. — Надо облегчиться.

Он положил мушкет, отбросил клинок, спустил штаны до лодыжек и присел на корточки. И вдруг…

— Ааааааааа! О, Боже, что за…. — он зашелся в крике, который могли услышать в самом Чарльз-Тауне, распрямился, хотя штаны его были по-прежнему спущены. — Что-то укусило меня! — голос его сорвался. — Что-то укусило меня прямо в мои шары!

Магнус заметил, как уродливая змея уползает из высоких зарослей сорняка, где ее только что грубо побеспокоили и нарушили ее отдых. Водяной щитомордник, сокрушенно подумал великан. Боуи тоже успел заметить ее и теперь поднялся на дрожащие ноги и натянул штаны. Лицо его побледнело.

— Сволочь, она укусила меня, Стемпер! Она же не ядовитая? Ради Бога, скажи, что она не ядовитая!

— Щитомордник, — ответил Ройс, прежде чем Стемпер сумел выдвинуть свою версию.

— Это был не щитомордник! — сердито воскликнул Боуи. — Это была черная змея, это был не щитомордник!

Некоторое время тянулось молчание, затем Стемпер вздохнул и сказал:

— Мы должны двигаться дальше.

— Это была черная змея! — настаивал Боуи. — И она укусила меня за чертовы яйца, но я буду в порядке! Я же буду в порядке, так, Стемпер?

— Пора идти, — только и отозвался он, продолжая путь.

— Я чувствую себя нормально! — зрачки Боуи были слишком широкими, а глаза казались стеклянными. — Просто слегка цапнули меня, вот и все… — он подобрал свое оружие и поспешил за Стемпером и Бэрроузом. Замыкали Ройс и Магнус. — Я буду в порядке! — пообещал он всем остальным с кривой улыбкой. — Мы еще будем смеяться над этим, когда вернемся!

Магнус считал, что нет ровным счетом ничего смешного в том, чтобы быть укушенным в причинное место. Особенно щитомордником, яд которого уже распространялся по крови Боуи. Однако он ничего не сказал и продолжал идти, опустив голову и внимательно глядя под ноги, боясь наткнуться на змеиное гнездо.

— Вы когда-нибудь слышали о тех, кого кусали в шары черные змеи? — спросил Боуи нервно, и его вопрос был брошен любому, кто готов был ответить. — Будь я проклят, если эта история не поможет мне заработать на кружку или две! Просто слегка покалывает. Ничего страшного.

Они продолжали двигаться, следуя за отпечатками ног. Грязь становилась все мокрее, и в некоторых следах скапливалась серая вода. Дым следовал за охотниками по пятам, пролетая сквозь ветви и пробиваясь через листву.

— Жарковато тут! — сказал Боуи. — Проклятье, я весь взмок! И шары у меня распухают. Похоже, эта черная змея хорошенько меня цапнула!

— Да, похоже на то, — бесцветно отозвался Стемпер, продолжая глядеть перед собой.

— Но я в порядке, — заверил Боуи. — Вы уже устали, ребятки? Я — ни капельки. Нет уж! И я не боюсь этой твари. Дьявол это, пума, или кто там еще, я выстою против нее. Ты веришь в Дьявола, Стемпер?

— Верю, Калеб.

— Я верю, что дьявол и ангел живет в каждом человеке, — продолжил Боуи. Его лицо, брови и волосы все блестели от пота. — Они борются внутри нас постоянно, стараются победить друг друга. Иногда я чувствую, как они сражаются внутри меня. Тянут то в одну, то в другую сторону. Они нашептывают мне в ухо, скользят в моей голове. Ты это чувствуешь, Стемпер?

— Угу…

— Черт, мои шары болят. Может, мне стоит обождать минутку и отдохнуть?

— Продолжаем идти, — настоял Ройс. — Мы не можем останавливаться из-за покойника.

— Это еще что? — возмутился Боуи. — Что это он несет, Стемпер?

— Он сказал, что сейчас мы не можем остановиться.

— Ну и ладно, — буркнул Боуи слабеющим голосом. — Ладно… — повторил он, будто не был уверен, что первый раз произнес это вслух.

Не прошло и нескольких минут, как Калеб Боуи сказал:

— Что-то мне дышать тяжело стало… чертов дым… дышать не могу… — он выронил рапиру и приложил дрожащую руку к лицу. Клинок так и остался лежать позади него в грязи. — Я чувствую, что мне надо немного отдохнуть, Стемпер. Мои ноги вот-вот откажут… я не знаю… мне нехорошо.

— Мы не останавливаемся, — рявкнул Ройс.

— Нет, — возразил Стемпер, сверкнув глазами на смотрителя. — Останавливаемся. Калеб, присядь и отдохни несколько минут.

— Спятили?! — возмутился Ройс. — Шкуры совсем недалеко впереди! Вы сами так сказали! Мы должны остановить их.

— Остановить? — переспросил Стемпер, брови его поползли вверх. — Зачем, Грифф? Если они направляются в Грин Си, зачем их останавливать?

— Мы не знаем наверняка, что они направляются туда! А если они просто хотят перебраться на другой берег и уйти на юг? Вы же не думаете, в самом деле, что они решили сдаться? Черт возьми, нет!

Боуи сидел на поваленном дереве, прислонив к себе мушкет. Тело его начала бить дрожь, как будто в этом болоте было не адски жарко, а мертвецки холодно. Магнус аккуратно приблизился к нему, ступая по скрывающей опасности черной грязи. Стемпер заметил его движение и окликнул:

— Малдун! Осторожно. Тебя может утянуть трясина.

Магнус остановился, где стоял. Он опустился на колени к земле в нескольких футах от Боуи, который начал нервно раскачиваться назад и вперед, лицо его посерело, глаза сфокусировались на какой-то далекой мифической точке пространства.

— Я изменюсь, когда вернусь домой, — пробормотал Боуи, обращаясь ко всем и ни к кому одновременно. — Буду ходить в церковь каждую субботу. Буду делать то, что должен. Клянусь, — он вдруг осознал, что Магнус опустился рядом с ним на колени, и устремил налитые кровью глаза на отшельника. — Мне холодно, — сказал он, дрожа. — Тебе тоже холодно?

— Немного, — успокаивающе сказал Магнус.

— Так и знал, что не только я замерз. У меня живот болит… — то, что Боуи больно, было и без того видно по его лицу. Он обхватил живот руками и сильно зажмурился. — Очень болит… ох… Господи, смилуйся надо мной… смилуйся…

— Мы должны оставить его, — бесстрастно произнес Ройс. — Теряем время зря, дожидаясь, пока…

— Закройте рот! — рявкнул Стемпер. И то, как он это сказал, заставило губы Ройса и впрямь сомкнуться в тонкую линию. Стемпер подошел и остановился возле умирающего, и Бэрроуз также приблизился к нему. Ройс одарил остальных долгим взглядом, затем перехватил мушкет и стал позади Магнуса. Смотритель Грин Си уставился сквозь болотистую землю в сторону реки, следя глазами за уходящей вперед вереницей следов.

— Стемпер… — позвал Боуи, глаза его налились слезами и сильно покраснели. Он умоляюще окинул всех взглядом. — Ты поможешь мне добраться до дома? Я встану и пойду, Богом клянусь!

— Не торопись. Отдохни пока.

— Мне больно, Стемпер. Всё болит. Мне кажется… мне нужно… встать, — Боуи попытался, но когда поднялся лишь наполовину, вдруг издал жуткий крик, полный агонии и рухнул на колени. Руки его обхватили живот, лицо приобрело синеватый оттенок. В уголках рта выступила пена. Он быстро замигал, дыхание стало резким и прерывистым. — О, Боже… — прошептал он, и голос сорвался от боли. — Спаси меня… пожалуйста… спаси меня…

Магнус начал подниматься с колен. Но не успел он распрямиться, как что-то с силой ударило его по голове: Гриффин Ройс, не теряя времени, решил врезать бородатому гиганту по затылку.

Магнус пошатнулся и упал, уронив факел и пистолет. В голове у него взорвались снаряды боли, и он ускользнул в трясину темноты.

Стемпер тупо уставился на Ройса с открытым от изумления ртом. Он увидел, как Ройс сделал шаг вперед, взвел мушкет, направил ствол в его голову и спустил курок. Сквозь всплеск синего дыма пуля угодила в точку прямо над левым глазом. Голова Стемпера покачнулась, шляпа с вороньим пером слетела, и он навзничь рухнул в грязь, как будто земля резко притянула его.

Ройс уже достал нож. Он в два шага преодолел сквозь дымовую завесу расстояние, разделявшее его и Бэрроуза, и раньше, чем одноглазый успел среагировать, вонзил лезвие ножа по самую рукоять в его горло, перехватывая его от уха до уха. На шее Бэрроуза появился второй рот, оскалившийся в жуткой кровавой ухмылке. Одноглазый тщетно попытался бежать, но Ройс был быстрее. На этот раз предплечье избежало царапин, подумал он, когда всадил нож в спину своей жертве два… затем еще четыре раза в порыве звериной ярости. Бэрроуз повалился на колени и уткнулся лицом в грязь, после чего замер.

Ройс отступил, чтобы оглядеть свою работу. Дыхание обжигало легкие, а кровь в темпе только что совершенного насилия стучала в висках. Итак, Магнуса поглотила трясина, Стемпер получил пулю, с Бэрроузом тоже покончено. Боуи продолжал раскачиваться, стоя на коленях и обхватывая руками живот.

— Господи, помоги мне… — шептал он, рыдая. — О, Иссус милосердный… помоги мне…

Ройс больше не хотел тратить время. Он убрал нож в ножны и забрал мушкет Боуи, который, он знал, был еще заряжен после встречи с оленем. Ройс подобрал пистолет Магнуса — также еще заряженный — и сунул его за ремень. Свое оружие он решил перезарядить позже, когда подберется поближе к шкурам и Корбетту. У него было достаточно пороха и других боеприпасов. Вопрос лишь в том, кого пристрелить первым.

Он перехватил свой собственный мушкет, повесил на плечо сумку, забрал факел Стемпера и направился к реке.

Боуи завалился на бок и принялся кататься из стороны в сторону, плача и стеная. Ройс постоял над ним лишь несколько секунд, глаза его сузились от отвращения к этой сцене человеческой слабости. Достаточно громко, чтобы Боуи услышал его, смотритель Грин Си холодно произнес:

— Щитомордник.

Затем отвернулся от отравленного человека и поспешил за своей добычей.

Глава восемнадцатая

Магнус очнулся в тисках Смерти.

Он не мог дышать. Его лицо сдавливала мокрая, тяжелая темнота. Его трясло от паники, и в ужасе этого мгновения он осознал, где находится — лежит на боку, засасываемый трясиной. Голова казалась расколотой яичной скорлупой, во рту ощущался соленый и металлический вкус крови. Что-то ударило его сзади… Ройс. Нужно было развернуться и глотнуть воздуха. Заставить ноги шевелиться, а тело распрямиться…

Болотная муть забила ноздри и слепила веки, и Магнус понимал, что если в следующие несколько секунд не вздохнет, его путь в этом мире будет окончен.

Он сражался с трясиной, а она сражалась в ответ. Темная густая грязь сомкнулась над ним. Магнус изо всех сил напрягал шею и тянулся в ту сторону, где — он считал — было спасение. Мускулы кричали, и самому ему хотелось кричать. Может быть, он и поддался этому порыву, там, в мокрой темноте, связывающей его по рукам и ногам, но звук потонул в грязи.

А в следующее мгновение его нос и рот прорвали грязную болотистую поверхность и поднялись на несколько дюймов над ней, и пусть он оставался слепым и крепко схваченным этой дьявольской трясиной, он сумел раскрыть рот, выплюнуть проникнувшую туда муть и яростно вдохнуть. Этот вдох наполнил его, пусть маленькой, но надеждой на спасение.

Через мгновение Магнусу удалось очистить ноздри и вдохнуть снова — полной грудью, яростно поглощая отравленный гнилыми болотными испарениями и дымом воздух. Следующей задачей было вынырнуть из трясины всей головой. Придется приложить огромное усилие — напрячь все мышцы и волю. Магнус ощущал внутри себя призрачную нерешительность, но — Господи! — он должен был попытаться, пока болото не затянуло его глубже.

Он предпринял попытку выпрямиться, держа при этом лицо на поверхности, и продолжил упорно работать над этим, однако трясина работала еще упорнее, держа его крепко и затаскивая его глубже. Хотя Магнус был в состоянии держать голову над этой грязевой могилой, любое движение или любой скоростной рывок встречали такое сопротивление, что заставляли его чувствовать себя едва ли не слабее беспомощного младенца. В памяти вдруг воскресла сцена, как он пытался провести гребнем по своим спутанным волосам, сражаясь с колтунами и узелками, как рвал на себе волосы, чтобы досадить Пандоре Присскитт и Мэтью Корбетту; сейчас он чувствовал себя тем самым гребнем — бессильным против смазки из медвежьего жира и обреченным на провал.

Субстанция вокруг него была одновременно мокрой и густой, как жидкая глина. Был ли рядом хоть кто-нибудь, кто мог помочь? Он постарался найти ответ на этот вопрос, позвав на помощь, но трясина вновь заволокла ему рот. Если кто-то и ответил, он не мог узнать наверняка, потому что грязь залилась в уши и оглушила Магнуса.

Я в ловушке, осознал гигант. И тогда его поразил настоящий ужас, мужчина стал отчаянно биться, сражаясь с неизбежностью и стараясь вырваться из зыбучей могилы, хотя трясина, казалось, лишь сомкнула свои тиски плотнее, утянув его вниз с головой. Он перестал бороться, потому что понял: мышцам не справиться с трясиной, и любой сильный рывок встретит столь же сильное сопротивление.

Магнусу вдруг очень отчетливо вспомнились первые слова, которые Мэтью адресовал ему на пороге его дома.

Успокойтесь, сэр.

Магнус прекратил всякое движение. Его сердце колотилось, говоря ему, что это ошибка, что нужно бросаться в бой, но он намерен был бороться не при помощи страха и мышц, а при помощи холодного ума. Медленно… медленно… он снова протолкнул лицо через грязь, чтобы оно оказалось на поверхности, стараясь не навлечь на себя гнев трясины. Следующей задачей было очистить ноздри и рот от грязи, и ее удалось выполнить. Похоже, медленные движения и впрямь могут помочь победить болото. Осознав это, он начал осторожно выталкивать себя из зыбучей землистой массы, работая ногами мерно и не позволяя себе ускориться. Требовалась железная воля, чтобы не начать вновь рваться наружу в панике, однако Магнус каждый раз напоминал себе: или так, или можно попрощаться жизнью — а сдаваться и позволять злобному, проклятому ведьмой болоту сцапать себя он был не готов.

Он почувствовал, как трясина вновь пытается затянуть его: она реагировала даже на такие медленные движения. Как долго придется работать в таком темпе, помогая себе плечами и головой, Магнус не представлял, но старался двигаться медленно, с уважением к трясине, и вскоре ему удалось очистить от грязи глаза и увидеть сизый свет и кружащий повсюду серый дым, за которым ему открылась страшная сцена: Стемпер лежал на спине в луже собственной крови, Бэрроуз тоже был недвижим и весь перемазан кровью, а Боуи лежал на боку. Ройс ушел, и Магнус понимал, за кем он теперь последует.

Этот человек был бешеной собакой, решил заложник трясины. Животным, который убивает под влиянием импульса, в гневе, или в порыве дезориентирующей страсти. Очевидно, убийство Ганна было преднамеренным… эта картина прекрасно это доказывала.

Магнус должен был выбраться. Хотелось рваться вперед, но он чувствовал, что трясина хочет вернуть его, принять весь его вес как жертву для низших демонов, живущих на дне.

Если он будет двигаться достаточно медленно, возможно, ему удастся выплыть. До твердой земли оставалось лишь несколько футов, поэтому он сложил свои руки, как сложил бы пловец, чтобы раздвинуть грязь вокруг себя… но понял, что даже такое маленькое расстояние будет пыткой в таких условиях.

Даже если так, я должен попытаться.

И он начал свое путешествие из ямы смерти к берегу жизни. Движения были медленными, трясина все еще сильно сковывала тело, но теперь сопротивление болота приводило узника не к панике, а к холодным, размеренным действиям. Когда он, наконец, добрался до твердой земли, Магнус впился пальцами в грязную почву, поросшую сорняками, и предпринял титаническое усилие, чтобы вытянуть себя из ловушки: трясина отпускала его с большой неохотой. Дюйм за дюймом он вытаскивал себя из грязевой массы, и с него словно сползал костюм из тягучего дегтя. Несколько раз он успел отчаяться и решить, что его сил не хватит, чтобы выбраться, однако воля заставляла его преодолевать себя и еще на дюйм приближаться к спасению. Вперед его тянуло и знание о том, что это Ройс убил Сару — таким же изощренным кровавым способом, каким он, не раздумывая, убил нескольких мужчин прямо здесь, в этом болоте, а теперь собирается догнать остальных и закончить работу, чтобы ни один рот не проболтался о его истинной природе.

Убийца, скрывавшейся за личиной плантационного смотрителя, мог выдумать любую историю: что проклятый край получил свои жертвы, сослаться на аллигаторов, на «мертвых при жизни», на трясину, на ядовитых змей, на осечку мушкета, на Плачущего Духа — и может пройти еще много лет, прежде чем кто-либо узнает правду. Если узнает…

— Нет, — прорычал Магнус, упорно вытаскивая себя на свободу. — Я не дам этому случиться!

К нему потянулась рука.

Магнус посмотрел в синюшнее лицо Калеба Боуи, который полз по мокрой земле на животе, как та самая рептилия, что укусила его.

Слезы мучения струились из раскрасневшихся глаз Боуи, а на губах собралась желтая пена, но даже сквозь эту непереносимую агонию он сумел прошептать:

— Хватайся.

И Магнус схватился. Боуи едва мог говорить, но над тем, чтобы помочь гиганту вылезти, он постарался изо всех сил, и этого оказалось достаточно. Магнус освободился из ямы, чувствуя, что ботинки соскальзывают с его ног, и трясина забирает их в качестве платы за побег. Он тяжело рухнул на землю рядом с Боуи, как полноразмерное пугало, с ног до головы покрытое черной грязью болота.

— Малдун? — обратился Боуи едва слышным шепотом. — Ты поможешь мне попасть домой?

— Да, — ответил Магнус.

Он поднялся на свои босые ноги и понял, что сейчас заслужил бы уважение любого человека — даже такого, как мистер Присскитт. Магнус уже начал наклоняться, чтобы поднять Боуи, когда где-то за его спиной вновь послышалось надсадное рыдание Плачущего Духа.

Тварь была близко, но видно ее не было. Дым перемещался среди деревьев, играя со зрением злую шутку. Сухой, горячий ветер, дующий в сторону реки, превратился в спокойный, но едкий бриз. Подняв глаза, Магнус заметил рыжие блики, пляшущие у самых верхушек деревьев — похоже, загорелся весьма внушительный участок леса. Очаг пожара располагался, должно быть, в четверти мили отсюда, и разбрасывал снопы искр по ветру, который разносил эти горячие звезды дальше.

Плачущий Дух снова дал о себе знать. На этот раз ближе.

Магнус сделал несколько шагов к брошенному Боуи клинку и поднял его. Он также подобрал пистолет Бэрроуза и проверил, что он заряжен. Плачущий дух чует кровь, подумал Магнус. И он идет сюда.

С рапирой в одной руке и пистолетом в другой мрачное огромное пугало стало над Калебом Боуи и приготовилось сражаться за обе их жизни.

— Река уже совсем близко, — сказал Мэтью, при том, что зрение его ограничивалось тридцатью ярдами. Куинн держала его за руку и сжимала крепко, а на небольшом расстоянии от них шли Абрам с Тоби, поддерживая Марса.

— Нужно отдохнуть минуту… — пробормотал Марс. Когда Мэтью и Куинн остановились, сыновья опустили отца на землю и помогли опереться на ствол вербы. — Я угодил в крысиную нору, — объяснил пожилой мужчина, заметив взгляд Мэтью. — Свернул лодыжку и услышал хруст, как от сломанной ветки.

— Боль, должно быть, ужасная…

Марс одарил Мэтью слабой полуулыбкой, но остальная часть его лица оставалась печальной.

— Не настолько. Хотите увидеть мое клеймо, сэр? Вот, какая боль была ужасной. Единственное, что ранило меня сильнее, это вид того, как клеймят мою жену и сыновей. Господи, благослови мою Дженни, мне ее не хватает. У вас есть рабы, сэр?

— Нет.

— Какой работой вы занимаетесь?

— Я…

Решатель проблем, хотел закончить Мэтью. Однако вместо этого зачем-то решил произнести:

— Мне платят за то, чтобы я совал свой нос туда, куда не следует.

Марс рассмеялся грудным, глубоким смехом.

— И вот, куда это вас привело. Кто же платит вам за это?

— Миссис Кинкэннон.

— Почему не мистер? Он все еще плох?

— Я не знаю. Когда я покидал Грин Си, он был еще в постели.

— Хм… — тихо протянул Марс. Он посмотрел через плечо Мэтью на Реку Духов. По угольно темному, затянутому тучами небу пробежала молния, и сразу за ним послышалось рычание грома. — Мальчики, мы зря сбежали. Нужно было встретить все лицом к лицу, прямо там и тогда. Правда, ты бы мог уже болтаться в петле… — последние слова он обратил к Абраму. — Кинкэнноны не позволили бы тебе сказать ни слова против кэпа Ройса и кэпа Ганна. Никто бы не стал слушать.

— Я не хотел, чтобы вы бежали со мной, — ответил Абрам. — Я говорил вам остаться: им ведь не были нужны вы. Они охотились бы только за мной.

— Мы бы не пустили тебя одного в эти края, — возразил Тоби. — Нужно было присматривать друг за другом, и мы это делали. Так или иначе… умереть здесь или в Грин Си — разница небольшая, — он переключил внимание на Мэтью. — Простите, что спрашиваю, сэр, но какие у вас есть доказательства, что Абрам не убивал мисс…

Вопрос Тоби прервал мушкетный выстрел, прогремевший из чащи позади них. В ту же секунду Тоби ухватился за свой левый бок и с криком боли рухнул на колени. Мэтью заметил вспышку пороха, и теперь голубоватый дымок помогал приблизительно понять, откуда был сделан выстрел.

— Вниз! Пригнитесь! — зашипел Мэтью и потянул Куинн за собой к земле. Абрам подполз, чтобы прикрыть собою отца, пока Тоби зажимал кровоточащую рану на боку.

— В кого я попал? — послышался голос Ройса, звучавший спокойно и непринужденно. — Я целился в тебя, Корбетт. Но ничего, я тебя тоже достану! И тебя, Абрам. Я вас всех достану, и тогда всё закончится!

Мэтью понял, что это вполне может быть правдой, потому что из оружия у него с собой был лишь кортик. Хотя… опускалась темнота. Быть может, удастся пробраться к реке незамеченными?

В голове молодого человека тут же возник вопрос: что стало с остальными? С Магнусом, Стемпером, Ганном, Боуи и другими.

— Корбетт, тебе задали вопрос! — крикнул Ройс из своего укрытия. — Какие у тебя есть доказательства?

Мэтью понял, что этот человек слишком хочет удовлетворить свое любопытство и не может устоять перед этим. Он ниже пригнулся к земле, накрыв одной рукой лежащую рядом Куинн.

— Компресс, который вам наложил доктор Стивенсон после укуса лошади, — ответил он. — Он сломался и отвалился, когда Сара схватила вас за предплечье после первого удара ножом. Вы знали, что это произошло. Я полагаю, вам потребовалось некоторое время, чтобы привести себя в порядок после того, как вы напугали Абрама и заставили его сбежать. Что вы сделали с компрессом? Зарыли в землю? Вот только часть лечебной смеси оказалась под ногтями Сары. Миссис Кинкэннон знает об этом, я ей показал. Вы собираетесь вернуться в Грин Си и убить ее тоже?

Ройс не ответил.

— Кого бы вы еще ни убили, это бесполезно, — сказал ему Мэтью. — Все кончено, Ройс. Где остальные? — волна дрожи пробежала по его телу, когда он осознал, что могло случиться. — Вы убили их всех?

— Не всех. Кое в чем мне помогло болото. Абрам? Тебе не следовало проявлять никакого интереса к этой девочке. Я наблюдал за тобой. За вами обоими. Как вы перешептывались, когда ты думал, что никто не смотрит. Как ходили вместе прямо при свете дня. А потом ночью в амбаре… меня тошнит от одной мысли об этом!

— Вы ошиблись, кэп Ройс! — выкрикнул Абрам. — Мисс Сара учила меня читать, и это…

Новый мушкетный выстрел ударил в ствол вербы, из которого тут же полетели щепки. Абрам втянул голову в плечи и прикрыл собой отца.

— Не ври! — завопил Ройс. — Я знаю, чем вы там занимались! Ночь за ночью… я следовал за ней, я видел, как ты тоже туда заходишь! Только по одной причине ты бы нарушил закон и стал бы встречаться с ней там ночью! Мне она даже улыбаться отказывалась, а какой-то черной шкуре отдала себя полностью! Что ж, она поплатилась за это!

— Ройс! — окликнул Мэтью, когда вспышка молнии вновь рассекла небо, и за ней последовал оглушительный гром. — У Сары была книга, когда вы ее закололи? И она ведь уронила ее на землю, так? Уверен, вы видели ее!

— Это проклятая ложь! Все это шкурное обучение чтению! Неважно, была у нее книга или нет, они явно не читали в том амбаре!

Абрам пополз по земле, стараясь приблизиться к брату, который мучился от боли, но ему хватило сил кивнуть в знак того, что он держится.

— Вы не должны были убивать девочку! — сказал Мэтью. — Почему вы не пошли к Кинкэннону? Почему не рассказали ему, что происходит?

— Думаешь, он бы поверил мне? Поверил, что это — правда о его любимой дочурке? Он бы пинками выставил меня с Грин Си, облив смолой и осыпав перьями! Я сказал ей, что знаю, что она делает, и сказал, что если она будет со мной мила… если окажет мне небольшую услугу… я никому не скажу. Но она лишь посмотрела на меня, как всегда… как будто я был для нее хуже грязи под ногами… словно даже черная шкура лучше меня! Неужели может гребаный черный раб быть лучше белого человека?

— Мисс Сара приносила книги и учила меня читать! — упрямо повторил Абрам. — И это все!

Прогремел третий выстрел. Мэтью услышал, как пуля просвистела совсем близко. Звук был выше, чем предыдущие два. Не мушкетный. Пистолетный, решил Мэтью. У Ройса с собой один мушкет или два? Как быстро он может перезарядить оружие? Стоит ли рискнуть и броситься на него с клинком? А ведь он все еще прячется в чаще. И будет там прятаться, когда Мэтью преодолеет разделяющие их пятнадцать ярдов, и мушкет к тому времени может быть уже перезаряжен. Мэтью оглянулся на Абрама и Тоби. Кровь просачивалась между пальцами раненого. Возможно, выстрел был не смертельным, но со временем Ройс своего добьется. И этого времени пройдет очень мало, если ничего не предпринять.

Мэтью все еще был слаб от своей собственной кровопотери. Он подумал, что превратился в бледную немощь, которой когда-то обзывал его Грейтхауз, в кусок пергамента, которым Магнус назвал его на балу Дамоклова Меча. Казалось, все это было целую жизнь назад.

Молния вновь рассекла небо, гром прогремел над самой головой, и Мэтью почувствовал, что зажат между тем, что должен и что боится сделать.

— Сдавайтесь! — крикнул Ройс. — Никто из вас не покинет живым это болото!

Абрам вдруг встал. Он извлек из-за пояса нож и решительно уставился в чащу.

— Вы тоже не уйдете отсюда, кэп Ройс, — пообещал он и уже в следующее мгновение рванул мимо Мэтью и Куинн в чащу, где скрывался убийца Сары.

Магнус Малдун знал, что оно приближается. Вся эта кровь… ее запах… Плачущий Дух был привлечен ею.

Он подкрадывался, скрываясь в дыму, и сначала показалась только его тень, затем тело, передвигающееся в своем странном дерганом ритме — Магнус уже видел это, но на этот раз тварь медленно подбиралась, минуя опасные трясинные ямы, пока не достигла тела Бэрроуза. Затем деформированная голова склонилась, существо принюхалось к крови, и его желтые глаза сощурились, уставившись на Магнуса, словно пытаясь понять, что это за огромный измазанный грязью зверь стоит перед ним — враг, посягающий на его территорию, или такой же монстр, точно так же оставшийся один.

Нет, это был не призрак и не созданный ведьмой демон, но это и в самом деле была самая огромная пума, какую Магнус видел в своей жизни. Темные полосы, покрывающие мускулистое тело зверя, на поверку оказались грубыми отметинами ожогов, а сама форма головы рассказывала душераздирающую историю о том, что может случиться с животным, угодившим в лесной пожар. Оба уха сгорели, облысевший череп был сплошь покрыт грубыми шрамами, морду уродливо перекроила бушующая стихия, причем не обошлась без юмора, оставив на наполовину сгоревшей челюсти устрашающую гримасу, напоминающую гротескную улыбку. Одна передняя лапа была также изуродована и высушена огнем, а хвост напоминал короткий огарок. Животное передвигалось столь странным образом, понял Магнус, из-за поврежденной кожи и части мышц. Не имея возможности перемещаться привычным способом, пума была вынуждена научиться делать это иначе — если хотела выжить. Судя по всему, зверь угодил в пожар около семи лет тому назад и сгорел почти до смерти. Похоже, травмы, полученные тогда, до сих пор причиняли покалеченной кошке сильную боль… и, возможно, даже довели ее до своеобразной формы безумия, заставляя убивать не только ради пропитания, но и из бешеной жажды крови и демонстрации доминирования. Рычать, как обычная пума, эта кошка уже не могла, поэтому издавала звуки, так напоминающие плач…

Глаза изувеченного зверя были устремлены на Магнуса, периодически переводя взгляд на летающие повсюду угольки — словно пума помнила, что эти горящие точки способны сотворить.

Боуи уцепился за ногу Магнуса, а Магнус ожидал, решит ли «Плачущий Дух» напасть, или нет.

С — уххх — резким выдохом, зверь, прозванный Плачущим Духом, резко поднялся на задние лапы и принялся балансировать на них. Боуи издал странный испуганный звук, но Магнус сохранил молчание и решительно остался на месте, хотя его сердце бешено колотилось в груди. Он счел, что зверь совершает такое странное действо, чтобы компенсировать слабость в изувеченной лапе. Или, быть может, отпугивает таким образом других пум — тех, что моложе и здоровее. Магнус приготовился, что «Плачущий Дух» прыгнет на него, оттолкнувшись своими задними ногами, поэтому направил пистолет прямо в сердце зверя, а острый край клинка — в его горло.

Глава девятнадцатая

Как только Абрам рванул в убежище Ройса с ножом в руке, Мэтью вскочил с земли и в два отчаянных прыжка врезался в Абрама, сбивая его с ног и опрокидывая на землю за секунду до того, как его поразил бы новый мушкетный выстрел. Он не собирался допускать, чтобы после всего, что ему пришлось пережить в этом путешествии, Абрама попросту застрелили. Пуля пролетела над Мэтью и ударила в дерево. Абрам упал на землю, и Мэтью понял, что у него нет выбора, кроме как броситься в чащу со своим клинком и быть готовым отделять плоть от костей, потому что Ройс уже загонял пулю в свое следующее оружие.

Молодой человек прыгнул в сторону поднимающегося порохового дыма и рванул сквозь лозы и колючки, которые попутно больно вцеплялись в него, точно маленькие когти. И там, примерно в десяти футах от него за дубом виднелась фигура Ройса, судорожно пытающегося протолкнуть пулю шомполом в мушкет. Мэтью бросился на этого человека и не остановился, даже когда Ройс со зловещей ухмылкой на лице — справившись, наконец, с пулей — прицелился в него. Уловив драгоценную секунду Мэтью взмахнул кортиком и полоснул прямо по стволу, сбивая прицел. Раздался выстрел — настолько оглушительный, что у Мэтью едва не лопнули барабанные перепонки, но никакого другого вреда этот выстрел не нанес. Поняв это, Ройс словно бы и впрямь превратился в дикое животное и, клацнув зубами и издав утробный звериный рык, кинулся на Мэтью, попытавшись ударить его стволом мушкета, однако отчаянный клинок юноши и в этот раз оказался быстрее, оттолкнув огнестрельное оружие в сторону.

Ройс набросился на Мэтью, правым плечом въехав ему в грудь с такой силой, что под ней запросто могли сломаться кости. Забыв о потерянном мушкете, Ройс начал пытаться отобрать у Мэтью его клинок, закружил своего противника и впечатал его в ствол дуба так, что весь воздух был выбит из легких, а перед глазами молодого человека заплясали разноцветные звезды. Ройс, не теряя времени, нанес удар кулаком прямо в рану на плече Мэтью, выбив из молодого решателя проблем, пытавшегося перевести дыхание, тихий и тяжелый стон. Рана раскрылась, и на перепачканную рубашку полилась свежая горячая кровь. Стараясь превозмочь боль, Мэтью отбивался, как только мог, сумев нанести своим левым кулаком удар по горлу Ройса, что заставило врага пошатнуться и закашляться, дезориентировав его на несколько секунд. Однако этот человек не был новичком в рукопашных боях и сдаваться так легко не собирался. Он вновь рванул на Мэтью, протаранил его коленом в живот и, когда тот согнулся, кулаком ударил его по затылку, однако — к удивлению обоих противников — Мэтью не выпустил из руки свое оружие, потому что понимал: стоит это сделать, и придет смерть. Ройс ухватил своего врага за волосы и попытался ударить коленом ему в лицо, однако Мэтью остановил колено свободной рукой и локтем ударил смотрителя Грин Си под дых. Коренастый убийца страдальчески выпустил воздух из легких, однако правого запястья противника не отпустил — он начал с силой выкручивать его, надеясь заставить пальцы разжаться и отпустить клинок. Другой рукой он потянулся к ножу, закрепленному в ножнах на боку, но до того, как лезвие успело ранить молодого решателя проблем, Мэтью заметил эту опасность. У него получилось перехватить руку убийцы, держащую нож, и лишь на бешеной смеси страха и отчаяния сдерживать ее натиск.

Мэтью стиснул зубы до скрежета, но пообещал себе, что пальцы не разожмет. Он думал, что его запястье вот-вот переломится пополам, но, решил он, пусть ломается! Мэтью не готов был сдаться этому животному и позволить ему убить…

— Хватит, кэп Ройс! — сказал Абрам. — Бросьте нож. Я не хочу, чтобы мне пришлось зарезать вас.

Давление на запястье Мэтью ослабло. Он был освобожден. Несколько шагов прочь он проделал, шатаясь, и лишь потом сумел узреть всю картину. Абрам подобрался к Ройсу сзади и ухватил его за рубашку. Однако, что было наиболее важно, нож Абрама опасно прислонялся острым краем к подбородку смотрителя. Оружие выпало у Ройса из руки.

— Все в порядке? — спросил Абрам у Мэтью, и тот кивнул, хотя и солгал. Он позволил себе опуститься на землю, и к нему тут же подоспела Куинн. Она нежно обвила его руками и, кажется, произнесла что-то вроде: «Дэниел! Мой дорогой, милый Дэниел!», но Мэтью был слишком слаб, чтобы реагировать, да и слышал все еще неважно после оглушительного выстрела.

— Боюсь, это вас — сегодня достали, — назидательно произнес раб своему смотрителю в ответ на недавние угрозы, и Ройсу огромных усилий стоило сохранить на лице спокойствие и не показать всю свою ярость. — Я забираю вас обратно в Грин Си. Вы мой пленник, — а затем — быть может, потому что он все еще был рабом, а Ройс белым человеком — он добавил привычное уважительное слово «сэр».

«Плачущий Дух» оставался стоять на своих задних лапах, а желтые глаза на его обожженной и испещренной шрамами морде были готовы испепелить Магнуса.

— Стреляй! — прохрипел Боуи. — Ради Христа… стреляй!

Но Магнус не спешил спускать курок или наносить рубящий удар.

«Плачущий Дух» стоял неуверенно и явно пытался не потерять равновесие. Магнус узнавал жестокость своего собственного мира в том огне, который сейчас видел в глазах этого изувеченного зверя. Это было измученное существо, брошенное на произвол судьбы и, быть может, страшащееся своей собственной природы. Эта пума бродила здесь в одиночестве, охотилась в одиночестве и плакала в одиночестве. Магнус знал, что может одиночество сделать с человеком, и невольно спрашивал себя, может ли оно то же самое сотворить и с травмированной изувеченной пумой, и может ли ее желание убивать быть навеяно этим невольным отшельничеством. Если этот зверь способен мыслить — хоть на самом примитивном уровне, он, надо думать, мечтает вырваться из своей уродливой тюрьмы…

Янтарные капли искр падали на землю. Дым закручивался вокруг огня, ревел и танцевал, пока хищное пламя поглощало ветвь за ветвью.

Иди домой, подумал Магнус. Уходи…

«Плачущий Дух» содрогнулся, мышцы напряглись. Он качнулся вперед, его искаженная челюсть обнажила опасные клыки. Слюна хищно капала из массивного рта на черную обожженную грудь.

Уходи домой, продолжал думать Магнус, спуская курок пистолета.

Пуля пронзила «Плачущего Духа» совсем рядом с сердцем — точнее Магнус прицелиться не сумел. Существо как-то беззащитно крякнуло от боли и завалилось назад, однако тут же поднялось — на этот раз на четвереньки и неуклюже присело, глядя на Магнуса сквозь завесу серого дыма, который уже густо стелился между ними. Магнус знал, что одной пули, разумеется, недостаточно, чтобы убить такого большого зверя, если только и в самом деле не попасть прямо в сердце. «Плачущий Дух» тяжело дышал, кровь пузырилась у его обожженных ноздрей, но зверь не выказывал ни малейшего признака слабости.

Времени на то, чтобы перезарядить пистолет, не было. Пришлось стать с рапирой наизготовку. Рука у Магнуса дрожала.

«Плачущий Дух» внезапно повернулся к трупу Бэрроуза, двигаясь в своем сбивчивом ритме. Все еще фокусируя взгляд на Магнусе, чудовище склонило голову и сомкнуло свои огромные челюсти на черепе убитого, в следующую секунду начав трясти труп, будто тот был лишь тряпичной куклой — так пума демонстрировала свою силу и мощь своих челюстей, пока позвонки трупа не треснули, и голова мертвеца не разлетелась в щепки. «Плачущий дух», удовлетворенный добычей, выел мозги Бэрроуза с аппетитом и удовольствием, с каким ребенок может есть леденец.

Магнус заметил при этом, что рана на груди чудища сильно кровоточила.

Пока зверь насыщался внутренностями Бэрроуза, он не сводил глаз с Магнуса, и желтый огонь, пылающий в них, будто сообщал послание: убирайся отсюда… убирайся и никогда не возвращайся.

Когда голова Бэрроуза была опустошена, глаза «Плачущего Духа» мигнули, словно бы освобождая Магнуса от чар. Зверь отступил, оберегая свою изувеченную лапу, издавая звук, так похожий на человеческое рыдание — настолько, что Магнус был уверен, что еще не раз услышит этот жуткий плач в своих кошмарах. В следующий миг пума повернулась и скрылась в чаще, которую полагала домом, и теперь напоминанием о ее присутствии оставалась только кровь, залившая болотистую землю…

— О, Боже! — ахнул Боуи. — Господи, помоги нам…

Магнусу стало ясно, что, несмотря на то, что Калеб Боуи был укушен в причинное место щитомордником, он, судя по всему, был довольно устойчив к змеиному яду. Либо змея попросту не успела выпустить достаточно яда, чтобы убить его. Если б не то или не другое, этот человек был бы уже мертв. Возможно, попросту не пришло его время отходить в мир иной? Так или иначе, Боуи — пусть лицо его все еще было синюшным, а на губах выступала пена — все еще был жив.

— Ты сможешь встать? — спросил Магнус.

— Попробую… — отозвался Боуи все еще слабым голосом, но силы взялись, откуда не ждали, когда он предпринял первую попытку. Рев приближающегося пожара подстегнул его волю, и Калеб сумел подняться на колени, а затем, поддерживаемый измазанным в грязи гигантом, действительно встал.

Несколько раз во время первых шагов Боуи запинался и почти падал, но Магнус помогал ему сохранить равновесие.

— У меня голова кружится… — пожаловался Боуи. — Ног почти не чувствую.

— Я тебя в одиночку отсюда не вынесу, будь уверен. Так что постарайся.

Боуи взглянул на тела, распластанные на земле.

— Так это Ройс… — он раскрасневшимися глазами взглянул на Магнуса. — … убил эту девочку?

— Да, — был ответ.

— Но зачем ему это делать?

— Потому что, — с готовностью начал Магнус, ведь у него уже было время хорошенько об этом подумать. — Некоторые люди хотят заполучить то, чего иметь не могут, другие — готовы убивать во имя этого… и я считаю, что существуют и те, кто готов уничтожитьчто-то, если это нельзя заполучить. Это та самая борьба ангелов и демонов внутри, о которой ты говорил… и когда демон побеждает, ангел иногда погибает.

— Я тоже так думаю… — задумчиво пробормотал Боуи. — Проклятье, я… выживу?

— Я уверен, что выживешь.

— Я же говорил, это была просто черная змея.

— Да, говорил, — кивнул Магнус. Он оглянулся на приближающийся огонь, который уже напоминал сплошную стену. Возможно, подумал бородатый гигант, где-то там лежит сейчас «Плачущий дух» и готовится умереть от тяжелой раны. Возможно, этот раненый зверь тоже смотрит сейчас на огонь, только на этот раз он готов будет позволить пламени завершить начатое. А Магнус, так или иначе, к такому исходу для себя был не готов. Ройс все еще разгуливал на свободе, охотился за Мэтью и беглецами. Магнус подобрал мушкет Стемпера, а оружие Бэрроуза отдал Боуи. Оба тела скоро будут сожжены в лесном пожаре. Магнус также отметил, что ботинки ни одного из мертвецов ему, к сожалению, не подойдут.

— Так, давай тащить свои хвосты к реке, — сказал он, делая несколько шагов в нужном направлении и следя, чтобы Боуи, изредка потиравший укушенное место, не отставал от него.

Они добрались до реки Солстис и, следуя по ее течению, нашли шлюпку рабов, украденную из Грин Си. Она была вытянута на берег и неумело замаскирована грязью и листвой. А в нескольких ярдах виднелась лодка, на которой прибыли Ройс и Ганн.

Над головами вновь вспыхнула молния, и оглушительный гром не преминул подать голос тотчас же. Небо на северо-востоке, казалось, и после удара молнии продолжало полыхать — это виднелось зарево от масштабного лесного пожара. Мэтью мог видеть, как тянутся ввысь языки пламени, разбрасывая повсюду свои горячие искры. Чувствовал он себя прескверно: рана на плече вновь сильно кровоточила и болела зверски. Приходилось передвигаться только при поддержке Куинн. Марс старался использовать сломанную ветку в качестве трости, но все равно сильно хромал. Тоби едва держался на ногах, глаза его были полузакрыты, он шатался из стороны в сторону, а кровь из его раны сильно промочила рубашку и штаны с левой стороны.

Он совсем плох, подумал Мэтью. Тоби следовало доставить в Грин Си как можно скорее, иначе он умрет.

Абрам следил за Гриффином Ройсом и подталкивал его вперед, но теперь он держал его на прицеле отобранного у него же пистолета. Мэтью успел забрать у пойманного смотрителя нож, а Куинн несла его кортик.

Мэтью понимал, что как бы слаб он сейчас ни был, ему необходимо было что-то решить с лодками. Всем передвигаться по реке в одной — никак не получится.

— Вот эта, — сказал он Абраму, указывая вперед на лодку, которую спрятали Ройс и Ганн. — Подойдет вам с Марсом и Тоби. Дай мне пистолет.

— Я должен поплыть с Ройсом, — возразил Абрам. — Я его быстрее остановлю, если что, сэр.

— Тебе нужно будет грести, потому что твои брат и отец ранены, — ответил Мэтью. — Ройс повезет нас с Куинн.

— Я ни для кого грести не собираюсь, — осклабился Ройс. — Какой мне резон? Помочь вам сопроводить меня на вечеринку в честь моего же повешения?

— Хорошо, сэр, — сказал Абрам, вдруг резко подавшись вперед и приставив нож прямо к горлу пленника. — Так как мисс Сара была моим другом, а вы убили ее, ничто не остановит меня от того, чтобы зарезать вас, как вы зарезали ее, прямо сейчас. Или застрелить. А когда вернемся обратно, сможем сказать, что вы сгинули на Реке Духов. Кому какая будет разница? — он убрал нож и вновь ткнул в своего пленника пистолетом. — Итак, вам выбирать. Пуля или лезвие? Что выбираете?

— Корбетт не позволит тебе этого сделать! Так ведь? — тяжелый взгляд зеленых глаз замер на Мэтью.

— Похоже, вы и моего друга убили, — холодно отозвался Мэтью, бесстрастно выдерживая его взгляд. — Не знаю, как вы это сделали, и, пожалуй, не хочу знать, — он потянулся к пистолету и взял его из руки Абрама, затем прицелился Ройсу прямо между глаз и приготовился выстрелить. — Так вам задали вопрос. Пуля или лезвие?

— Ты меня не убьешь! У тебя кишка тонка!

Мэтью задумался. Молния вновь рассекла небо над головой, преследуемая оглушительным громом, от которого задрожала земля под ногами и завибрировали кости.

— Вы правы, — ответил молодой человек. Он перевел прицел оружия на правое колено Ройса. — Я не убью вас, но могу ранить и бросить здесь. Как думаете, сколько сможете протянуть?

— Ганн сказал, что ты представляешь закон! Ты так не поступишь!

— Хотите проверить? — спросил Мэтью. В душе он спрашивал сам себя, не стоит ли в самом деле прострелить этому человеку колено прямо сейчас, или все же стоит дать ему еще какое-то время подумать и принять решение. А у Тоби времени было немного — он тяжело прислонялся к Марсу и начинал кашлять кровью.

Мэтью набрался решимости и понял, что должен исполнить угрозу, которую только что озвучил. Ройс взглянул на грозовое небо, затем на кортик в руке Куинн и лишь потом перевел взгляд обратно на молодого решателя проблем. Мэтью понял, что убийца все еще пытается найти выход из своего положения.

— Я буду грести, — заключил Ройс, но было в его тоне нечто высокомерное и надменное. Вряд ли он готов был сдаться по-настоящему прямо сейчас.

— Мне это не нравится, сэр, — поделился своими соображениями Абрам, поддерживая своего брата. — Этот человек хитер, как лиса.

— Ройс, подготовьте лодки к отплытию, — приказал Мэтью. — Вытащите их на воду.

Убийца издал крякающий звук и остался стоять неподвижно, пока Куинн вдруг резким движением не приставила кортик к его щеке. Он изумленно уставился на ее полное холодной решимости лицо.

— Он приказал тебе кое-что сделать, — с нажимом сказала она. Ее темные глаза таили в себе угрозу. — Лучше выполни это.

Ройс приложил руку к щеке и отер ее, когда девушка убрала клинок. На пальцах осталась кровь. Он посмотрел на нее так, будто видел впервые, затем, не говоря ни слова, развернулся и начал следовать инструкциям Мэтью, понимая, что попытки к бегству будут пресечены выстрелом.

Вскоре лодка оказалась на реке. Абрам помог Тоби забраться внутрь, затем подсобил отцу, а потом взял весла.

— Мы будем в порядке, — заверил Мэтью. — Доставь брата в Грин Си так быстро, как только сможешь.

Абрам кивнул и принялся грести вниз по течению. Мэтью движением ствола направил Ройса ко второй лодке, и тому пришлось повиноваться и вытащить второе судно на мелководье. Потребовалось проявить особенную осторожность, но через некоторое время Мэтью и Куинн уже сидели на корме, в то время как Ройс, лицом к ним, уселся на место гребца на средней доске и готовился направлять лодку обратно в Грин Си.

Мэтью продолжал держать пленника на прицеле. Молния зигзагом пронеслась через черное небо, и эхо грома разнеслось по всему болоту. Куинн решила держаться поближе к Мэтью и одновременно наблюдала за пленником, стараясь улавливать каждое его движение. Ройс работал веслами стабильно, однако по взгляду его читалось, что он не перестает думать о том, как сбежать.

— Держитесь середины реки, — указал Мэтью, когда Ройс начал постепенно направлять судно к правому берегу. Впереди лодка, везущая беглецов, миновала один изгиб Реки Духов и пропала из поля зрения.

— Как скажешь, — нарочито елейно отозвался Ройс. — Человек, держащий пистолет, может командовать.

На едкий тон пленника Мэтью не обратил никакого внимания. Вместо того он думал, что делать с Куинн. Ее Дэниел скоро вынужден будет оставить ее, когда вернет Ройса в Грин Си, а со сбежавших рабов снимут все обвинения. Похоже, со стороны Мэтью это будет особенно жестоко — заставить девушку потерять «Дэниела» снова, но разве можно было как-то иначе выйти из этой ситуации? А также он старался предугадать, что будет дальше. Рану на плече нужно обработать, принять горячую ванну в Каррингтон Инн и на первом же пакетботе отплыть домой. Это животное, сидящее перед ним и работающее веслами, не стоило даже веревки, на которой его вздернут. Скольких он убил помимо Сары Кинкэннон и Магнуса Малдуна? А Джоэля Ганна — тоже? Контрольная пуля в голову Ройса была бы намного более подходящим концом для такой твари, но Мэтью знал, что должен дать последнее слово суду. У него не было сомнений, что это слово будет…

Дождь.

И в самом деле, начинался дождь. Пока еще редкий, но капли были тяжелыми. Молния осветила небо в паре со своим вечным громким спутником. Ройс продолжал грести, не торопясь. Возможно, на его лице даже появилась тень тонкой улыбки. Мэтью вдруг почувствовал себя тревожно: он прекрасно знал, что дождь пистолету на пользу никак не пойдет: вода с порохом беспощадна. И если полка для пороха намокнет, оружие будет бесполезным — если только в качестве дубинки его использовать…

В течение нескольких секунд небо набухало от дождя и вскоре, оправдывая худшие страхи Мэтью, разродилось настоящим ливнем.

Лило настолько сильно, что за серой водяной завесой с трудом можно было разглядеть лицо Ройса, сидящего совсем рядом — он представлял собою лишь размытый человеческий контур. Дождь тяжело каждой каплей ударял Мэтью и Куинн, с силой барабанил по водной глади Реки Духов, и поверхность ее начинила пениться от этих ударов, как если бы там кружила сотня аллигаторов.

Ройс — или едва различимая фигура Ройса — прекратила грести.

Вода потоком струилась по лицу Мэтью.

— Продолжайте грести! — приказал он, перекрикивая бурю. Он боялся, что этот ливень уже испортил пистолет, и нельзя было ничего сделать, чтобы это предотвратить. — Ну же! — потребовал он.

Ройс не ответил. Медленно и размеренно, с чувством собственного превосходства, убийца поднялся со своего места. Сквозь завесу дождя Мэтью увидел, как он поднимает одно весло.

— Остановитесь! — закричал Мэтью, но Ройс не собирался слушаться. У Мэтью не было выбора. Время пришло. Он прицелился в грудь Ройса и спустил курок.

Раздался щелчок.

Промокший под дождем пистолет безнадежно смолк.

— Мне пора уходить, — ухмыльнулся Ройс, размахнулся веслом и ударил Мэтью по голове слева.

Молодой решатель проблем рухнул на колени в лодке, яркая вспышка боли ослепила его, затуманила взгляд, заполнила весь его мозг. Он уронил бесполезный пистолет и не увидел, как вскакивает на ноги Куинн и бросается на убийцу со своим кортиком. Ройс отвел клинок веслом, а затем нанес девушке удар кулаком в лицо, от которого у нее из носа мгновенно брызнула кровь. Куинн потеряла равновесие и рухнула на спину. Судно тем временем шаталось из стороны в сторону и могло вот-вот перевернуться и опрокинуть своих пассажиров в мутные воды реки.

Там, под этим проливным дождем, Мэтью старался собрать себя воедино. Он знал, что должен сопротивляться. Измученный, почти ослепший, он нашел на своем поясе нож, отобранный у Ройса после схватки, и попытался встать на ноги. Второй удар веслом — почти в то же место с левой стороны головы Мэтью, выбил нож из его онемевших пальцев и перекинул его через борт лодки прямиком в Реку Духов.

Он пошел ко дну, голова его пылала огнем. Ему казалось, что он уплывает в другой мир, в другую реальность, подальше от… он не мог вспомнить, от чего. Не мог вспомнить, где был до этого и зачем, но понял, что не может дышать, и ему нужно найти воздух… хотя… это место было таким спокойным, темнота такой тихой, и здесь можно, наконец-то, будет отдохнуть…

В лодке, пока продолжал стеной сыпать на реку дождь, Ройс схватил Куинн за волосы обеими руками и подготовился к тому, чтобы перевалить ее за борт. В этой неразберихе кортик она потеряла и до этого момента шарила руками по дну лодки, пытаясь отыскать его. Ройс поднял девушку и улыбнулся, глядя в ее окровавленное лицо.

— Пора и тебе на выход, ротботтомская сука! — сказал он, сплевывая воду. — Но сначала… я получу твой поцелуй.

Он силой прижался к ее губам — так, что едва не сломал ей зубы. Куинн поняла, что не освободится, пока не ответит, поэтому пришлось ответить на этот мерзкий поцелуй. И пока она терпела прикосновение губ этого отвратительного зверя, ее руки нашарили на полу нож Мэтью, и она осознала, что этот поцелуй принес ей огромную удачу — куда большую, чем ожидала Гриффина Ройса. Девушка с силой всадила клинок прямо в сердце убийцы по самую рукоять.

Он задохнулся и отшатнулся, но нож оставался у него в груди, а Куинн продолжала удерживать его, чувствуя, как жизнь покидает этого человека. Его рот открылся и тут же наполнился дождем. Зеленые глаза сморгнули дождевую воду. Весь мир, казалось, превратился в нескончаемую реку. Девушка, преследуемая своими призраками из Ротботтома, и озверевший убийца из Грин Си вместе полусидели в лодке, дрейфующей вниз по течению под аккомпанемент постоянного грома, прорывающегося вслед за вспышками молний — как если бы сам Господь ниспослал свою кару на это проклятое место, потому что этот край слишком погряз во грехе, чтобы простить их.

Ройс посмотрел на нож, торчащий из своей груди, словно тот мог исчезнуть оттуда по его желанию. Он попытался схватить Куинн за руку, но с удивлением обнаружил, что ослабел настолько, что девушка легко может оттолкнуть его прочь. Дождь, бьющий по лицу, казалось, искажает саму реальность, заставляет ее таять и растворяться в самой себе.

Куинн потянула за рукоятку и резко провернула нож в груди убийцы. Когда это произошло, в нем словно что-то оборвалось, и Ройс завалился на спину в носовую часть лодки и замер с раскинутыми руками и ногами, а рана в его груди начала быстрее набухать от крови.

Застывший взгляд его зеленых глаз потускнел, и последним, что он осознал, было то, что лодка несет его по Реке Духов в сторону Грин Си по пути к Атлантике.

Куинн резко прыгнула за борт. Ее Дэниел поднялся на поверхность, но лицо его все еще было под водой. Она подплыла к нему и срочно вытащила его голову из воды, тут же увидев уродливый потемневший синяк на левом виске. В течение нескольких секунд он был неподвижен и едва не разбил ей сердце, потому что она испугалась, что снова потеряла его, и вдруг тело его дернулось, вода вырвалась из его легких, потекла изо рта и носа. Он сделал судорожный лихорадочный вдох, вместе с которым вдыхал дождевую воду.

— Останься со мной, — умоляла девушка, прижимая его к себе как можно крепче, когда он едва не потерял сознание вновь и не ушел под воду. — Дэниел, пожалуйста, останься со мной…

Ей показалось, что он кивнул, но она не была уверена.

На секунду она перевела взгляд на лодку, которая удалялась, неся на себе тело Гриффина Ройса, пока завеса дождя не скрыла судно. Что ж, он больше никому не причинит вреда, никому не будет угрожать. И Куинн была отчасти благодарна этому человеку, потому что он сумел пробудить сильный дух ее мужа, и Дэниел через него нашел свой путь из царства мертвых. Однако она не верила, что Господь когда-либо позволит вернуться такой грязной душе, как душа Гриффина Ройса.

Так, крепко прижимая к себе своего возлюбленного Дэниела, девушка из Ротботтома начала вытаскивать себя и своего мужа на противоположный берег.

Глава двадцатая

Магнус Малдун снова был человеком на миссии.

Под ярким утренним солнечным светом он плыл по Реке Духов. Часом ранее он попросил у Донованта Кинкэннона разрешения взять лодку из Грин Си. Вопреки наставлениям доктора Стивенсона оставаться в постели, хозяин плантации уже был на ногах, потому что в полдень должны были состояться похороны Сары за часовней, и Кинкэннон решил, что обязан подняться и попрощаться со своей дочерью. Обязан стоять там — рука об руку со своей женой, убитой тем же горем. Неслыханным решением было пригласить рабов Абрама, Марса, Тоби и Бабулю Пэгг на службу, как, впрочем, и Магнуса, однако все эти люди были приглашены. Правда, возникали сомнения, что Тоби сможет присутствовать — пока что он находился под присмотром врача, которому пришлось извлекать пулю, переломавшую два ребра, из его левого бока. Магнус планировал попасть на службу, однако явно не в той грязной старой одежде, которая была на нем в этом жутком злоключении.

Дождь, который лил без остановки два дня, потушил пожар, прожорливо распространявшийся по лесу. Магнус и укушенный, но все еще живой Калеб Боуи нашли одну из лодок, оставленную группой Сета Лотта и Бальтазара Стемпера, и сумели вернуться на ней в Джубили, а по пути наткнулись на странную картину: на первый взгляд казалось, что по реке дрейфует брошенная лодка, но при ближайшем рассмотрении оказалось, что внутри лежит тело Гриффина Ройса с широко раскрытыми глазами и ножевой раной в сердце.

Руки этого человека были по локоть в крови во всех смыслах, подумал тогда Магнус. За женоубийцей и насильником явно тянулся долгий след из трупов… а если и не из трупов, то из перепуганных и изнасилованных несчастных девиц. Ганн знал слишком много секретов Ройса и мог пролить на них свет, поэтому и был убит выстрелом в голову. Преднамеренно — теперь сомнений в этом не возникало…

Итак, в лодке лежал Ройс — бессердечный человек, умерший от раны в сердце… но кто нанес ему эту рану?

Добравшись в Грин Си, Магнус услышал от Абрама, что Мэтью и Куинн плыли в одной лодке с Ройсом, но они остались далеко позади и пропали из поля зрения из-за сильного дождя, а Абрам не мог вернуться за ними, потому что должен был помочь Тоби. У Мэтью был пистолет, сказал Абрам… но и он, и Магнус понимали, что при такой погоде он был совершенно бесполезен.

Этим утром Магнус должен был ответить на вопрос, являвшийся предметом его миссии: что случилось с Мэтью и Куинн? Поэтому сейчас он направлялся в Ротботтом.

Он мерно греб, минуя дюжины аллигаторов, неподвижно лежащих на солнце с каждой стороны реки. Несколько рептилий проплыли мимо лодки, и один довольно большой ударил по дну своим тяжелым хвостом, однако тут же поплыл дальше. Вскоре он миновал участок, на котором несколько человек с помощью гарпунов, копий, сетей и веревок пытались поймать аллигаторов, и в голове Магнуса невольно возник вопрос: не перевариваются ли сейчас в одной из этих рептилий человеческие останки. Невдалеке от логова этих хищников замаячил причал Ротботтома, с которого виднелись обветшалые контуры зданий: нескольких амбаров, домов и большого молельного дома в центре города, если это можно было так назвать.

Магнус добрался до причала и заметил старого рыбака, у которого попросил веревку, чтобы пришвартовать лодку. Далее — спросил, в каком направлении находится дом Куинн Тейт, и старик отправил его искать небольшую лачугу, четвертую слева от молельного дома.

— Там еще цветочный сад будет, — подсказал он. — У этой девчонки не все в порядке с головой, знаешь ли…

Магнус поблагодарил за эту информацию и продолжил свой путь.

Ротботтом не был похож на сборище жалких лачуг, которое он ожидал увидеть. Домики были небольшими, но, в большинстве своем, мало чем отличались от его собственного жилища, а некоторые — даже пребывали в лучшем состоянии. Грязные улицы хорошо вычищали, вербы и дубы протягивали свои ветви к дороге, создавая приятную тень над крышами, и, если не брать в расчет неприятный рыбный запах, царивший вокруг — Магнус решил, что это вонь внутренностей аллигаторов, которых разделывали на шкуры неподалеку — Ротботтом был поселением, ничем не отличающимся от других городков, рассыпанных по этой дикой земле. Перед некоторыми домами располагались грядки с овощами, перед другими — цветочные сады, хозяева третьих предпочитали сажать фруктовые деревья или цветы. Были здесь довольно крепкие и ухоженные курятники, а также загоны для домашнего скота. Собак было немного, и их явно приручали, потому что они весело играли с детьми на обочинах, не представляя никакой угрозы. Как чужак в этом городе, Магнус привлекал внимание местных жителей, его просили остановиться, немного посидеть и рассказать о своих делах, однако он вынужден был продолжать путь, и вскоре достиг двери дома Куинн Тейт (если, конечно, ему верно указали направление). Похоже, внутри кто-то был, потому что из трубы поднимался дымок, а из дома приятно пахло свежеприготовленной едой.

Магнус постучал и принялся ждать на небольшом крыльце. Хижина в целом выглядела аккуратной, но все окна были неприветливо закрыты ставнями, и это было немного неуютно.

Он все еще ждал. Постучал снова — на этот раз громче.

Ему показалось, или он услышал внутри какое-то движение?

— Куинн Тейт! — позвал он. — Это Магнус Малдун! Вы там?

И теперь… да, он слышал шаги по скрипучим половицам. Дверь все еще не открывалась, но Магнус вдруг почувствовал, что девушка действительно находится по ту сторону двери. Возможно, она даже пытается прислушиваться, что происходит на крыльце, но не решается впустить гостя, потому что так ей подсказывает ее затуманенный ум.

— Мне нужно поговорить с вами, — сказал Магнус тихо, но твердо. — Я ищу Мэтью. Вы знаете, где он?

Прошло еще несколько секунд. А затем задвижку убрали, дверь приоткрылась, и из дома показалось лицо Куинн… напряженное и испуганное, с разбитым носом и темными синяками, растекшимися под обоими опухшими глазами.

— Ох… — выдохнул Магнус обеспокоенно. — Что с вами случилось?

— Меня ударил тот мужчина, — ответила она. — Пистолет… промок, когда начался ливень. Он старался убежать от нас… — девушка посмотрела на Магнуса и постаралась отследить, не пришел ли с ним кто-нибудь еще. — Вы один?

— Один.

— Я думала, вы погибли. Думала, что Ройс убил вас, как и остальных.

— Он старался, — ответил Магнус. — И ему почти удалось.

— Я думала… что кто-то может прийти за мной. Чтобы… забрать меня, или… не знаю…. Я заколола мужчину ножом в сердце и оставила нож внутри. Мне пришлось… после того, что он сделал.

— Что он сделал? — нетерпеливо уточнил Магнус.

— Он ударил Мэтью веслом по голове. Дважды, — ответила Куинн. — Мэтью упал в реку. Я бросилась на помощь после того, как заколола того мужчину, но… — она помедлила, закусив нижнюю губу.

— «Но» — что? — нахмурился Магнус.

— Река Духов забрала его, — приглушенным голосом сказала девушка. — Его больше нет.

— В каком смысле «его больше нет»? Он утонул?

— Река забрала его, — повторила Куинн. — Он, должно быть, был очень серьезно ранен. Я нырнула за ним, но не смогла отыскать. Я оставалась там так долго, как только могла, но потом мне пришлось выбираться из воды, потому что я заметила аллигаторов. После этого… мне пришлось вернуться сюда и покинуть то ужасное место.

— Он не умер! — голос Магнуса сорвался. — Он не мог умереть!

— Все, что я знаю… это, что река забрала его. Пожалуйста… — она потянулась вперед и взяла его за руку. — Пожалуйста, сэр… Скажите, что не пришлете сюда других людей за мной… за то, что я заколола того человека!

Магнус рассеянно покачал головой.

— Нет. Нет, не в этом моя задача… — он оставил Боуи в Джубили и отправился Грин Си с телом Ройса, чтобы рассказать Кинкэннонам, что произошло. Боуи также настаивал, что хозяин и хозяйка плантации должны узнать об убийстве Стемпера, Бэрроуза и Ганна.

Магнус полагал, что история должна закончиться тем, что Абрам, Марс и Тоби будут реабилитированы, а смерть Сары — отмщена. Никто в Грин Си не стал спрашивать, кто вонзил нож в тело Гриффина Ройса, но если бы кто-то и стал спрашивать… возможно, Мэтью взялся бы объяснить. Но Мэтью умер… после всего, что ему пришлось пройти. Магнус не мог в это поверить или, скорее, не хотел.

— Как далеко вверх по течению утонул Мэтью? — спросил он.

— Практически там же, откуда мы отплыли. Я не знаю… недалеко от того места, где рабы оставили свою лодку.

Похоже, шесть или семь миль отсюда, рассудил Магнус. Что ж, при том, сколько аллигаторов там водится… тело не продержалось бы в воде нетронутым долго. Магнуса разрывало две возможности: отправиться вверх по течению и начать поиски тела своего друга или оставить всю эту историю, потому что надежды найти какие-либо останки почти не было. И все же…

— Вы уверены, что он не выбрался? Был ливень… может, вы просто не разглядели его в темноте? К тому же, вы тоже были ранены… дезориентированы…

— Я искала его так долго, как только могла, — повторила она, и что-то в ее голосе говорило, что на этом она ставит точку. — Вы знаете… что я чувствовала к нему… я хотела отыскать его больше всего на свете.

— И как же вы вернулись сюда?

— Шла пешком. Следовала за течением.

— Мэтью, возможно, еще жив, — сказал Магнус, стараясь уверить в этом, скорее, самого себя, нежели девушку. — Возможно, он выбрался на берег, но был слишком слаб, чтобы идти.

— Я не знаю, — ответила она. — Я на некоторое время осталась там, но не увидела его.

— Я иду на похороны Сары сегодня, — сказал он. — Важно, чтобы я там был, как мне кажется, — он нахмурился и потер лоб своей огрубевшей рукой, пытаясь понять, что на самом деле должен делать. Первым делом собирался избавиться от даже малейших признаков болотной грязи, но, казалось, все равно будет чувствовать на себе запах тины и земли, которая забивала ему рот и нос. Наверное, пройдет много времени, прежде чем эта вонь оставит его.

— Все прошло хорошо? — спросила Куинн. — С рабами.

Магнус кивнул.

— С них сняты все обвинения. Тоби пока не может вставать, но он выживет. Черт… — прошептал он сокрушенно. Я должен был остаться с вами и Мэтью. Возможно, я не допустил бы, чтобы все так повернулось. Может быть, мне нужно было выгнать его, когда он только появился у моего дома? Может… — он понимал, что слишком много было возможностей, которые могли бы изменить ход событий, но все решения уже были приняты, и изменить ничего было нельзя. — Я не знаю, — признался он.

— А может, — начала Куинн, и ее распухшие глаза многозначительно уставились на незваного гостя. — Кое-чему просто суждено случиться? Суждено было случиться, я имею в виду. Ничто уже не может этого изменить, также, как нельзя обратить течение реки. Никто никогда не знает, как закончится начатое путешествие, мистер Малдун. Счастливо или печально… справедливо или несправедливо… правильно или неправильно… даже неизвестно, удастся в нем выжить или нет. Никто не знает, но каждый пускается в свое путешествие и берет ответственность за это, — она сделала паузу, следя за выражением мрачного, заросшего черной бородой лица. — Мэтью решил отправиться в путь, и я понимаю это. Мне жаль, что все так обернулось… вы знаете, что мне жаль… это раздирает мне сердце… но, я думаю, если бы Мэтью был действительно так похож на моего Дэниела — если бы он был моим Дэниелом в глубине души — тогда он прекрасно знал бы, что делает и что должен делать.

Магнус огляделся вокруг: солнце светило на летний берег и озаряло улицы Ротботтома, дети по-прежнему играли и смеялись, птицы пели в ветвях… жизнь на Реке Духов шла своим чередом, просто Мэтью в числе живых больше не было.

— Мне нужно отправляться на похороны Сары, — сказал он. А затем добавил с деланной уверенностью в голосе. — Вверх по течению отправлюсь завтра утром. Если он все еще там, я найду его. И… если смогу, то верну его назад.

— Надеюсь, у вас получится, — сказала Куинн.

— Я могу еще что-то сделать для вас? Вам что-нибудь нужно?

— Нет, но спасибо, — она печально улыбнулась ему. — Я справлюсь.

— Никто вас не побеспокоит, — пообещал Магнус. — Кинкэнноны получили тело человека, убившего их дочь. Теперь они знают, что случилось и почему. Это все, чего они хотели.

Куинн несколько секунд смотрела в неопределенную точку пространства, затем встрепенулась.

— Простите, я совсем забыла о правилах хорошего тона. У меня есть суп и немного чая, если хотите. И кукурузный пирог скоро будет готов…

— Ох… нет, спасибо, я лучше отправлюсь в путь, потому что похороны Сары уже скоро начнутся.

— Хорошо. Удачи вам, сэр — пожелала она и добавила: — Прощайте.

— Прощайте, мэм, — ответил Магнус. Он дождался, пока девушка закроет дверь, вновь услышал щелчок задвижки и неторопливые шаги по скрипучему полу. Это был одинокий звук. Магнус подумал, что однажды может вернуться сюда и принести Куинн в подарок одну или две из своих цветных декоративных бутылок, чтобы порадовать ее, привнести что-то красочное в ее дом. И тогда он сможет рассказать ей правду о Плачущем Духе — о том, что на поверку это оказалась просто очень большая, обожженная и изувеченная пума…. Или не стоит об этом говорить, а лучше оставить тайну тайной.

Пока, думал он, ему лучше удалиться. Так или иначе, разбираясь с делом об убийстве Сары Кинкэннон, ему пришлось провести некоторое время в настоящем аду, чтобы вернуть домой беглецов. Возможно, пройти через этот ад было тоже суждено — он не знал. Он знал лишь, что ему удалось поступить правильно… и ему, и Мэтью удалось. И, возможно, этого было достаточно, чтобы очистить свою жизнь от прошлых прегрешений, ведь его душа и тело прошли достаточно кругов Ада в той самой трясине, чтобы начать все заново.

Магнус вернулся к своей лодке. Он отер лоб платком, попросил рыбака отвязать его судно, взял весла и постепенно начал грести обратно к Грин Си. Прежде чем достаточно отдалиться от причала Ротботтома, он развернулся и посмотрел вверх по течению Реки Духов, постаравшись охватить взглядом как можно больше, однако там ждал лишь очередной изгиб. А он надеялся увидеть… что? Мэтью Корбетта в какой-нибудь лодке с веслами в руках? Увидеть, что Мэтью уцелел и не угодил к аллигаторам в пасти? Что ж, скоро предстоит это выяснить. Магнус не знал, хотят ли семьи погибших на этой охоте людей получить обратно тела, чтобы провести христианские похороны. Если хотят, он готов был согласиться и добровольно вернуться в это проклятое болото с группой искателей и вернуть все, что было здесь брошено. Он считал, что сам он должен быть благодарен за одно то, что ему удалось возвратиться из этого дьявольского края живым. Да, он должен быть благодарен…

Магнус оставил своего коня — столь символично носившего имя Герой — в загоне на плантации. Он не знал, как часто он будет возвращаться туда — теперь, без Сары, там было слишком тихо и печально. Кинкэнноны сдержали свое слово и вчера заплатили Магнусу двадцать фунтов, которые он должен был разделить пополам с Мэтью. Он вдруг вспомнил о том, как сильно его отец был одержим золотом — с момента прибытия в Новый Свет старался отыскать этот драгоценный металл, но так и не смог. В другие времена Магнус, скорее всего, отказался бы принимать плату золотом и освободил бы хозяев плантации от данного слова, но когда он получил эти яркие золотые монеты в небольшом кожаном коричневом мешочке, он решил, что свою половину должен забрать — хотя бы из уважения к воле Мэтью — а вторую половину вернуть Кинкэннонам, так было правильнее. Возможно, Мэтью все же вернется и захочет забрать свою часть заработка, хотя в глубине души Магнус понимал, что с его другом случилось что-то ужасное. Прежде чем покинуть Грин Си вчера вечером, он попросил Кинкэннонов позволить ему потратить одну из своих монет, но они спокойно выдали ему все три предмета, которые ему требовались. Так что теперь Магнус направлялся домой с намерением эти предметы использовать перед похоронами Сары.

По прибытии Магнус начерпал воду из своего колодца в деревянную миску, принес ее в дом и поставил рядом с одним из этих трех предметов — маленьким зеркальцем на подставке. Он поставил его под углом, чтобы хорошо видеть свое лицо.

Как я стал таким? — спросил он себя. И еще лучшим вопросом было: куда теперь отсюда поведет меня моя река?

Он вспомнил, что говорил Мэтью о его ситуации: Сейчас вы можете изменить себя. Сначала ванна и чистая одежда, затем прическа и борода, а после — возьмите изумруды и бутылки, отвезите их в город и посмотрите, что можно сделать. Ваше ремесло может пользоваться большим спросом, а Вы — можете привлечь нескольких дам, куда как более достойных, чем Пандора Присскитт. Но, если вы предпочитаете уединенную жизнь здесь, то можете похоронить эти возможности, прирасти здесь корнями, зарыться в раковину так глубоко, что попросту исчезнете. Выбирать вам. Это ведь ваша жизнь, не так ли?

Да, — сказал Магнус своему заросшему черной бородой лицу. — Это моя жизнь.

Только… она уже не казалась ему жизнью. Здесь — было лишь его убежище от жизни, здесь он от нее скрывался. Сворачивался в клубок и надеялся убежать от горестей, а также — спланировать месть людям, которые забыли о нем, неважно, были они еще живы или уже умерли. Казалось, Магнус слишком долго ждал момента, когда будет готов.

И теперь — он был готов.

Возможно, именно смерть прекрасной и добродушной Сары выпустила его из этого заточения. Может быть, потеря Мэтью Корбетта заставила Магнуса окончательно выбросить ключ от этой темницы. Так или иначе, жизнь была слишком хрупка и коротка, чтобы коротать ее в одиночестве, избегая людей, и думать, что все они раскрашены одной кистью. Теперь он понимал, что люди — как целая палитра, которую он использует для создания своих бутылок. Никогда не знаешь, как они себя поведут, чем станут, пока не позволишь им показать себя.

Магнус хотел изменений. Он хотел новых возможностей после своего перерождения, как если бы он сам был одной из своих бутылок, в которую предстоит вдохнуть жизнь. И возможно… он действительно сможет воссоздать себя, как Мэтью ему и говорил, найти свой путь в этом мире и оставить этот дом позади. Он не ожидал слишком многого… но был готов начать.

С глубоким вздохом, напомнившим о решимости, он начал использовать второй предмет, который дали ему Кинкэнноны. Острые ножницы начали активно укорачивать его длинную спутанную бороду, и блоха — а возможно, даже две — выскочили оттуда. Прощайте, ребятки, подумал Магнус. Он продолжил работать ножницами, пока борода не стала достаточно короткой, чтобы можно было справиться с нею третьим предметом, полученным в Грин Си — опасной бритвой. Пока рука Магнуса продолжала продираться через черные заросли лица, он понял, что даже не представлял, насколько спутанной и грязной была его борода. Он вспомнил, как говорил Мэтью, что его Ма и Па считали эту бороду красивой. Нет… она делала его диким зверем, хотя в сердце он таким не был. И когда Магнус намазал лицо мылом и начал работать бритвой по контурам челюсти, щек, подбородка — осторожно, осторожно двигаясь по давно забытой территории — он увидел, как появляется в отражении совершенно новый человек, намного моложе на вид и действительно красивый.

Он вымоет и вычешет волосы, наденет свою самую чистую одежду, чтобы проявить уважение к Саре. А после — попытается отыскать Мэтью Корбетта завтра утром. Хотя он и сомневался, что поиски эти увенчаются успехом. Странно: отчего-то ему казалось, что Мэтью был спрятан за дверью, которую захлопнула перед ним Куинн Тейт, но, если он и впрямь был в том доме, почему не показался?

Что ж, завтрашнее путешествие по реке немного прояснит ситуацию, сказал Магнус симпатичному молодому человеку в зеркале. Я отправлюсь на поиски Мэтью в последний раз.

А потом что? Что будет послезавтра?

Будет новый день, когда Магнус Малдун возьмет свои зеленые камешки, некоторые из своих бутылок, поедет в Чарльз-Таун и попробует предоставить несколько своих работ в городские магазины на Фронт-Стрит. И, возможно, ему никогда не удастся стать истинным джентльменом, как юный решатель проблем из Нью-Йорка, потому что слишком много острых углов придется ему для этого сгладить в себе, но все же…

… все же Магнусу казалось, что любой человек, который вернулся живым с Реки Духов, должен был отправиться в какое-то новое путешествие. В важное место назначения, в котором еще не был, к которому не решался подступиться многие годы. Как и сказала Куинн… каждый должен отправиться в свой путь и принять ответственность за это.

Он был готов сделать первый шаг в мир. И послезавтра, как он считал, его путешествие начнется.

Глава двадцать первая

Когда Куинн Тейт закрыла дверь и заперла ее на задвижку, она подошла к очагу и зачерпнула в миску кукурузного супа. К этому она добавила кусок кукурузного пирога. Затем открыла дверь во вторую комнату, где находилась кровать, на которой лежал мужчина. Девушка приблизилась и присела рядом с ним.

— Дэниел, — тихо позвала она. — Я принесла тебе поесть.

Он не пошевелился. Он уже долго спал и не спешил приходить в себя. Впрочем, разумеется, всему виной были его тяжелые раны. Повязка оборачивалась вокруг его головы, все его лицо превратилось в сплошной синяк, кровоподтек распространялся до самой бороды.

— Милый, ты можешь что-нибудь поесть?

Некоторое время назад он просыпался — всего на несколько минут. Но, похоже, сейчас он вновь провалился в сон, который был тяжелым и долгим. Дышал он глубоко и ровно. Куинн сняла с него промокшую одежду, прежде чем уложить его в постель и вычистила рану на его плече, сделав повязку из лука и имбиря, чтобы вытянуть проникшую туда инфекцию. Ранение было сильно запущено, внутри начал собираться желтый гной, и простреленное плечо нуждалось в тщательном внимании.

Что касалось головы и прихода в чувства, Куинн ничего сказать не могла. В основном, приходя в себя, он молчал и ничего не говорил о своем путешествии через проливной дождь. Она помнила, как помогла ему добраться до дома. Несколько раз ноги у него подкашивались, и приходилось останавливаться под деревьями и отдыхать.

Но ее Дэниел будет в порядке, Куинн в это верила. Да. Он не мог пройти через все это, чтобы снова оставить ее.

Она поставила миску на стол рядом с кроватью, погладила его непослушные волосы, выглядывающие из-под повязки, как хвост черного петуха. Затем некоторое время она тихо пела ему:

Дэниел скоро встанет на ноги. Куинн была в этом уверена. Он очнется и скоро станет самим собой. Потребуется время и длительное лечение, но так как ради нее он сбежал с Небес, то сможет преодолеть и это, она поможет ему пройти все тяготы и окончательно обрести себя вновь в этом мире.

В следующие несколько дней она запаслась терпением. Занималась привычной работой, принимая у соседей их одежду, которую шила и штопала — так она зарабатывала себе на жизнь и еду. Никто не должен знать о возвращении Дэниела, решила она. Никто не видел, как они вернулись в ту ночь под проливным дождем, и так было лучше. Она очень боялась, что кто-нибудь вроде того человека, Магнуса Малдуна, придет и заберет у нее Дэниела. На какой-то миг ей показалось, что тот мужчина действительно понял, что Дэниел был здесь, в доме, в постели, в соседней комнате, поэтому она решила предложить ему войти и поесть — если бы она не сделала этого, он укрепился бы в своих подозрениях. Но Магнус Малдун вежливо отказался и отправился своей дорогой, и это был последний раз, когда она видела его.

Ночами она лежала как можно ближе к своему Дэниелу и слушала его дыхание. Иногда он просыпался со стоном и резким рывком пытался сесть, но тут же задыхался от боли и опускался обратно, обхватывая руками голову в том месте, куда пришелся удар весла. После этого он вновь проваливался в беспокойный сон. Куинн верила, что он просто еще не готов воссоединиться с миром, но скоро — будет готов. А пока она меняла повязки, ухаживала за ним, следила за тем, как заживает рана на плече, и пела ему колыбельные при свете единственной свечи.

Наконец настало то пришло утро — через четыре дня после их возвращения с Реки Духов — когда она принесла чашку яблочного сидра в комнату и увидела Дэниела сидящим с открытыми глазами. Зрение его было явно размытым и не могло фокусироваться, а каждое движение, очевидно, причиняло боль, но он заговорил с нею скрипучим голосом, произнеся:

— Кто ты?

Куинн подумала, что знает, в чем дело: ее Дэниел вновь родился в теле другого мужчины, поэтому поначалу может не узнавать ее. Похоже, что в плоть вдохнули новую жизнь. И теперь основной задачей Куинн было помочь ему вновь найти путь в ее сердце.

— Я твоя жена, Куинн, — ответила она. — А ты мой муж. Дэниел.

— Дэниел? — переспросил он, невольно нахмурившись. Боль прострелила левый висок и он, резко выдохнув, осторожно придержал ушибленное место. — Какой Дэниел?

— Тейт.

— Дэниел Тейт… — повторил он, словно пробуя это имя на вкус. Затем посмотрел на нее своими серо-синими, как вечерние сумерки, глазами. Постепенно молодой человек оглядел комнату в поисках чего-то знакомого. — Почему я ничего не помню?

Она была готова к этому вопросу и не хотела сразу травмировать его жестокой историей. Если даже поначалу придется врать, да будет так, рассудила девушка.

— Мы с тобой оба пострадали во время несчастного случая. На реке, — это была не совсем ложь, но и не до конца правда…

— На какой реке? И что за несчастный случай?

— На Реке Духов, — ответила она. — Течет недалеко отсюда. Ты сильно ударился головой. Наша лодка перевернулась, и ты ударился о камень. Нужно время, чтобы ты все вспомнил. Чтобы вспомнил нас, — поправилась она.

Он приподнял руки и принялся изучать их, как мог бы изучать ребенок, начинающий осознавать себя.

— Я не занимаюсь ручным трудом, — заключил он. — Чем же я занимаюсь?

— Ты учишь детей читать и писать. О, Дэниел! — воскликнула она, отставив чашку с сидром в сторону и присев на кровать рядом с ним. Она прижалась к мужу, желая ощутить, как их сердца вновь бьются в такт, и внезапно ее глаза наполнились слезами. Девушка не знала, плачет она от счастья или от горя, потому что, несмотря на то, что Дэниел вернулся к ней, как обещал, и теперь ей нужно было столько ему рассказать, его возвращение запросило огромную цену: хорошему человеку по имени Мэтью Корбетт пришлось погибнуть ради этого… чтобы ее Дэниел мог снова жить, и она не знала, правильно это или нет.

Девушку сотрясли рыдания, и молодой человек обнял ее и крепче прижал к себе.

— Не плачь, пожалуйста. Я хочу вспомнить, но… просто пока не могу. Все… темно. Но ведь ты поможешь мне?

— Да! — мгновенно отозвалась она. — О, да, я помогу.

И она поцеловала его в щеку, а затем в губы, но то была лишь тень поцелуев, которые когда-то дарил ей Дэниел, и она знала, что пока что он был еще очень далеко в своем путешествии от смерти к жизни.

Но у них было время. Потребуется уйма времени и множество свечей, горящих в ночи, когда она будет рассказывать ему историю, связавшую их души воедино. И, разумеется, рано или поздно они свяжутся вновь.

Дэниел Тейт просыпался в холодном поту каждую ночь. Во снах фигура в маске, носящая белый с золотым костюм и белую треуголку, также отделанную золотой лентой, тянула к нему руку, затянутую в перчатку телесного цвета. В своих кошмарах Дэниел бросался в сторону, но его движения были замедленными, словно их сковывала какая-то зыбучая грязь, а фигура в маске превращалась в осьминога, чьи щупальца простирались к жертве, настигали ее и тянули к себе — медленно и жутко.

Куинн слушала, как он мучительно бормочет что-то в этих кошмарах, но никак не могла помочь ему понять, почему такие сны мучают его. Девушка могла лишь обнять его крепче и постараться успокоить:

— Я люблю тебя, Дэниел, — шептала она ему на ухо, и тогда он снова засыпал.

Настал день, когда он встал с кровати и нетвердой походкой прошелся по комнате. Затем пришел день, когда он надел белую рубашку, которая была ему заметно велика и которую он не помнил. А далее был день, когда Куинн открыла входную дверь и помогла ему выйти на крыльцо, где он ощутил слабый запах разложения, витающий в Ротботтоме. К этому времени он уже знал все об аллигаторах и о том, что находился он в колонии Каролина, где работал учителем и собирался вернуться к этой работе, когда окончательно выздоровеет. К молодому человеку вернулся аппетит, повязки с головы были сняты, а внешне ушибы почти сошли, хотя он и ощущал, что где-то глубоко в его мозгу все еще остались кровоподтеки, закрывающие его воспоминания, словно терновые заросли, лишь изредка давая ему белые вспышки образов, которые он не мог расшифровать.

Однажды днем ему стало понятно, что он столкнулся с проблемой, которую не мог решить, и это сильно обеспокоило его. Однако он взял чашку чая, которую ему протянула жена, и подумал, каким же везучим и благословенным он был, раз такая прелестная женщина полюбила его и стала его супругой — так стоит ли заострять внимания на каких-то мелких раздражающих вопросах?

Вскоре он уже мог гулять по городу — с Куинн, которая всегда была рядом с ним. Граждане Ротботтома знали, что люди часто приезжали сюда и уезжали отсюда, и никто не пытался лезть в дела четы Тейт. Хотя и замечали, что Куинн живет с каким-то новым молодым человеком, и женщина по соседству однажды спросила ее, как его зовут, на что получила ответ: «Это Дэнипел, мой муж», и после этого люди старались отойти от нее. Они странно посматривали на Дэниела, но вскоре он решил, что вряд ли это именно странные взгляды — весь мир пока казался ему непривычным, поэтому он перестал обращать внимание на тех, кто проявляет к нему интерес.

Однажды в полдень, примерно через пару недель после того, как Дэниел очнулся в кровати Куинн, они возвращались с причала с ведром только что пойманных зубаток, когда Дэниел вдруг заметил хижину — довольно далеко в лощине — примерно в сорока ярдах от них. Она была неухоженной, заросла лианами, и ее почти поглотила дикая природа. Крыльцо провисло, крыша могла вот-вот провалиться, да и в целом жилище пребывало в сильнейшем запустении, но все равно создавалось впечатление, что там кто-то живет. Поблизости в загоне были две лошади и повозка.

— Куинн, — обратился Дэниел. — Кто там живет?

Ее лицо напряглось.

— Мы не хотим его беспокоить. Это очень неприятный человек… как тот… Ройс, — она произнесла это имя, не подумав, и тут же пожалела, что не может забрать свои слова назад.

— Ройс? А кто это?

— Человек, которого мы знали некоторое время назад. Но тот, что живет там, внизу… — она быстро попыталась перевести тему разговора. — Лучше ему быть одному. Он здесь уже… ох… около шести месяцев. Я слышала, что он выходит рыбачить с наступлением темноты. Он сначала пытался крутить с Аннабель Симмс, и это было ужасно, он так бил ее, когда напивался. Когда он сломал ей нос и руку, она пришла в себя и сбежала от него.

— Хм… — протянул Дэниел, продолжая изучать глазами неопрятную лачугу. — Он, похоже, опасен. Как его зовут?

— Аннабель сказала, что он благородного происхождения и, по-моему, чужестранец. С трудом говорит по-английски, ей даже пришлось учить его. Он называл себя Графом… — Куинн помедлила, стараясь вспомнить имя. — Дагеном. Или что-то вроде того. У него левое запястье искривлено. Похоже на старый перелом, который неправильно сросся.

Дэниел кивнул, но ничего не сказал.

— Я же говорю, ему лучше быть одному, — продолжила Куинн. — Потому что где-то с месяц назад я увидела, как он машет рапирой. Похоже, он прекрасно знает, как это правильно делать… и он явно не из тех, кого бы я хотела приглашать на ужин, — она игриво улыбнулась своему мужчине и легонько ткнула его в бок. — Так или иначе, зубаток мы поймали только для двоих.

Дэниел согласился и возобновил шаг по направлению к дому.

Какой была ночь и какой сон она принесла ему на этот раз?

Возможно, не сразу — не в ту же ночь — но очень скоро ему приснился избивающий вдов граф. Имя Даген продолжало беспокоить его. Что-то в нем… было неправильным. В его сне он сидел за банкетным столом и со всем положенным этикетом пользовался серебряными приборами, а за ним на стене стояла тень фехтовальщика, рассекающего воздух опасными резкими движениями натренированной руки мастера клинковых сражений, и воздух наполнялся ощущением опасности.

Даген.

Граф Даген.

Он благородного происхождения, из другой страны.

Посреди ночи Дэниел сел на кровати — не так резко, как обычно, потому что старался не побеспокоить жену, и прислушался к собачьему лаю, доносившемуся издалека. Несмотря на то, что внешний мир молчал, Дэниела окружали вопросы, давления которых он более не мог выносить.

Что графу из другой страны делать здесь, в Ротботтоме? Фехтовальщику? Человеку со сломанным левым запястьем? И это имя — Даген — неправильное. Нет… это не его имя. Близко… но не то.

— Засыпай, — пробормотала Куинн, сонно приподнимаясь на локте. — Дорогой… ну же, давай спать.

Он постарался уснуть, но не смог. Так и лежал — долго, рядом со своей спящей женой, размышляя о том, что есть проблема, которая отчаянно нуждается в решении, но он не совсем понимал, в чем именно она заключается.

Глава двадцать вторая

Он искал ответы.

Приходилось скрывать это от Куинн, потому что Дэниел не хотел нарушать ее покой, как уже нарушил свой собственный. Однако она чувствовала, что что-то не так — молодой человек видел это в ее глазах: в них мелькала тень звенящего страха, но трудно было понять, откуда он произрастает, и невозможно было сказать наверняка, что именно так пугает ее.

Однажды ночью тем же летом Дэниел Тейт, лицо которого заросло черной бородой, проснулся, поднялся с постели и осторожно соскользнул на пол, стараясь не разбудить жену. Он знал теперь эту маленькую спальню и спокойно мог одеться наощупь. В передней комнате он зажег свечу и поместил ее в фонарь, а затем — все еще двигаясь тихо — вышел из дома и направился к причалу.

Маленький городок покоился под светом далеких звезд. Лягушки квакали в болотной траве, и где-то далеко пела свою песню ночная птица — счастливая в своем одиночестве.

Также, в одиночестве, сидел на причале мужчина с фонарем и деревянным ведром. Он решительно наблюдал за поплавком и готов уже был потянуть за леску, когда сапоги Дэниела застучали по доскам причала. Услышав незваного соглядатая, мужчина резко повернул голову и враждебно уставился в разделявшую их с визитером темноту.

— Мне не нушна компания! — резко проговорил человек с грубым иностранным акцентом.

Пруссак, подумал Дэниел… но он понятия не имел, почему эта мысль пришла ему в голову. Он продолжил двигаться вперед, его сапоги стучали по доскам.

— Мне нужно поговорить с вами, — сказал он. — Если… вы тот самый граф.

Мужчина вдруг вздрогнул. Он поднял свой фонарь и встал, тут же забыв о рыбалке. В желтом свете огня Дэниел увидел, что человек был одет в коричневую рубашку и грязные бронзового оттенка брюки с заплатами на коленях. Левая рука была сильно искривлена в районе запястья, что действительно свидетельствовало о сильном переломе, который плохо вправили, что было вовсе не редким случаем в настоящее время.

— Ты кто такой? — спросил мужчина, чьи пепельно-белые волосы были спутаны в лохмотья и неаккуратно свисали на плечи. В его голосе звучала нотка безумной нетерпеливости. Дэниел заметил, что левая рука этого человека нервно готовится выхватить нож из ножен на поясе, хотя удержать его явно сможет не без труда своими непослушными пальцами.

— Я Дэниел Тейт, — был ответ. — А вы граф… простите, если напутаю имя, Даген?

— Пошел прочь от меня!

— Я не хочу неприятностей, — мягко произнес Дэниел. Он поднял фонарь выше, чтобы осветить свое лицо. — Мне нужно лишь немного вашего времени.

Человек извлек нож, что явно причинило сильную боль его поврежденному запястью. Он сделал несколько шагов вперед, держа фонарь прямо напротив Дэниела, и затем замер.

— Ты, — выдохнул он. Одно слово, таившее в себе так много ненависти и звучавшее как проклятье. — Ис фсех, кто искал меня… ты!

Дэниел покачал головой, не понимая, о чем речь.

— Вы знаете меня?

— Я пришел сюда… прятаться, — сказал граф. Английская речь и впрямь давалась ему с большим трудом. — От него. И от фсех, кого он посылал за мной. Я софершил ошибку. Он не прощает много, — на лице графа появилась горькая кривая улыбка. — Я услышал об этом месте в Чарльз-Тауне… это конец земли. И теперь… ты, — он приблизился еще на несколько шагов и приготовился нанести удар ножом.

Дэниел не отступил. Он думал, что если этот безумец сделает еще хоть шаг, придется ударить его в лицо фонарем.

— Я никогда вас раньше не видел. Кто я, по-вашему?

— Ты не знаешь свое собственное имя?

— Я назвал вам свое имя. Меня зовут Дэниел Тейт.

— О, нет. Найн-найн, — отозвался граф, продолжая ухмыляться. — Ты Мэтью Корбетт. У тебя шрам на лбу. Я не запыфаю такое, — он продемонстрировал свое сломанное запястье. — И это тошше не запыфаю.

— Я понятия не имею, о чем вы говорите. Куинн Тейт — моя жена. Я живу здесь уже… — Дэниел вдруг замялся, потому что воспоминания ничего об этом ему не говорили. Он постарался снова. — Живу здесь уже…

— Сколько? — дразнящим голосом протянул граф, подходя еще на шаг ближе.

Голову Дэниела пронзила боль, сконцентрировавшая в левом виске — такая сильная, что он невольно коснулся больного места и тяжело вздохнул.

— Со мной произошел несчастный случай, — объяснил он, и голос его внезапно стал слабым и хриплым. — Я ударился головой, и теперь кое-что… не помню, — он задумался о том имени, которым его назвал этот человек. — Кто такой Мэтью Корбетт?

Граф замер. А затем медленно опустил нож.

А дальше начал смеяться.

То был смех короля шутов — легкомысленный, заливистый, полный какого-то глупого, необъяснимого веселья. Он смеялся, пока его бледное, почти волчье лицо не покраснело, а слезы не заблестели в зеленых глазах. Он даже ослаб от смеха, и ему пришлось опуститься на доски причала. Только тогда граф замолчал и начал переводить дух, уставившись в пустоту. Нижняя губа его поджалась со странной аристократической брезгливостью.

— Могу я узнать, в чем шутка? — спросил Дэниел спокойно, когда смех окончательно смолк.

Прошло долгое мгновение, прежде чем человек ответил ему. Похоже, он крепко о чем-то задумался, а затем сказал:

— Мы раньше фстречались с тобой. Ты меня не помнишь?

— Нет, сэр.

— Имя Граф Антон Маннерхайм Дальгрен значит что-то для тебя?

— Дальгрен… — повторил Дэниел. Не Даген. Он снова вспомнил свой сон и тень фехтовальщика на стене в банкетном зале. Возможно, в этом сне он испытывал страх. Мужчина, сидевший перед ним в том зале, был опасен. Но как и где они могли встречаться… еслиони встречались… он не имел понятия.

— Вы фехтовальщик, — Дэниел решил рискнуть.

— Ах… йа… то есть, я был. Клинок требует баланс и время. Так же, как и силу. Ты фидишь мою сломанную руку? Расве это не прекрасно?

Дэниел не знал, что на это сказать, поэтому не сказал ничего.

— У меня больше нет баланса. Я теперь слабый с этой стороны. О, йа, я еще умею пользофаться шпагой… но теперь уже не мастер. И для меня это… гм… очень стыдно, — Дальгрен страдальчески улыбнулся Дэниелу. — Меня учили… что если ты не лучший, то ты ничто. И все годы тренирофок… лишений… теперь потерялись и пропали. Как, ты думаешь, была сломана моя рука? Ты имеешь догадки?

— Никаких, — ответил Дэниел. — Но, как бы то ни было, мне жаль, что вы оказались в таком положении.

Граф Антон Маннергейм Дальгрен направился прочь с пирса в молчаливой ярости. Не успел Дэниел и отступить с его пути, как лицо Дальгрена исказила уродливая гримаса, и острый край лезвия ножа резким движением прижался к горлу молодого человека. Безумец хищно улыбался.

Они стояли так несколько секунд — без движения, балансируя на острие едва не свершившегося насилия.

По лицу Дальгрена скатывались крупные капли пота. Улыбка постепенно исчезала, и вскоре он убрал нож от лица Дэниела.

— Прости меня, юный сэр, — сказал он, отступая и позволяя молодому человеку облегченно вздохнуть. — Я злился не на тебя… но я сильно злюсь на себя, — он убрал нож. — Я хотел, чтобы мы стали хорошие друзья. Йа?

Дэниел потер точку на шее, куда недавно укололо острие лезвия. Кожа не была повреждена, однако ощущение ножа, только что готового оборвать его жизнь, все еще оставалось.

— Я не знаю, почему вы сочли меня кем-то другим, сэр, — сказал он. — Но я повторюсь: мою жену зовут Куинн Тейт, а мое имя Дэниел, и…

— И ты ошибаешься! — был ответ. — Ты феришь в эти фещи, потому что эта шенщина тебе так сказала? Ее муж Даниэль умер в прошлое лето. Все знали, что ее голова пофредилась! Она безумна. Это не твой дом, а ты не Даниэль Тейт.

— Это бессмыслица какая-то, — покачал головой Дэниел.

Ухмылка Дальгрена помрачнела, глаза блеснули в свете фонаря.

— Тогда… пошалуйста, дай мне доказать, что я говорю верно.

— Доказать? Как?

— Есть человек, — заговорщицки сказал Дальгрен, приблизившись, как будто кто-то незримый мог услышать этот странный тайный диалог на причале. — Он хочет найти тебя. Я знаю точно. Этот человек, он… профессор. Человек больших знаний и большой силы. Он знает о тебе все и примет тебя с радостью, когда я прифеду тебя к нему.

— Его имя? — нахмурился Дэниел.

— Профессор Фэлл.

Спровоцировало ли это имя странное изменение теней в мозгу Дэниела? Он знал это имя, но не помнил, откуда.

— Почему он ищет меня?

— Чтобы награждать тебя за услугу, которую ты сделал. Но он не ищет Даниэля Тейта. Он ищет Мэтью Корбетта… так тебя звать на самом деле. Это ты и есть.

Дэниел почувствовал, как в его голове снова нарастает болезненное давление и поморщился.

— Вы сказали, что хотели здесь спрятаться. Спрятаться — от него?

— Я был замешан… и, так сказать… ошибся с рискованным делом, а он дает очень сложные задачи. Но я хочу сказать тебе… все будет прощаться, когда я прифеду тебя к нему. Он наградит нас очень сильно.

— По-моему, вы не в себе, — настороженно произнес Дэниел с некоторым жаром в голосе. — Я знаю, кто я.

— Ты знаешь? Тогда… пройдись по городу один и проси фсех рассказать про твою шенщину. Моя шенщина Аннабель гофорила мне про нее, пока не ушла от меня. Спрашивай про Даниэля Тейта, про то, как он умер. И когда узнаешь, задай себе фопрос, как может быть два Даниэля Тейта?

— Безумец, — злобно возразил молодой человек, решаясь, наконец, закончить этот разговор и удалиться. — Я — Дэниел!

— Нет, ты не он! Профессор знает тебя. Дай мне доказать тебе, когда прифеду тебя к нему!

— И куда же вы хотите меня увезти, чтобы встретиться с профессором?

— Ф Англию, юный сэр, — заявил граф Дальгрен. — Мы сядем на корабль ф Чарльз-Тауне и отбудем ф Англию. У меня есть дфе лошади, и я могу продафать пофозку. Этого будет достаточно, чтобы быть пассажирами.

— Никуда я с вами не поеду, — ответил Дэниел, продолжая отходить. — Уж точно не через Атлантику! Здесь моя жена и моя жизнь.

— У тебя нет здесь жены, — возразил Дальгрен. Он указал своей сломанной рукой на восток. — И твоя жизнь там.

Дэниел наслушался достаточно. Он развернулся и спешно направился в сторону своего дома.

— Подумай об этих вещах! — воскликнул Дальгрен. — И… Мэтью… не говори ни слова про наш разговор безумной шенщине, которая делит с тобой постель, йа?

Запутавшийся молодой человек вернулся в дом четы Тейт и очень осторожно проскользнул внутрь, затушив пламя свечи в фонаре, но при этом не мог затушить тот маленький огонек, что сжигал теперь его разум. Он разделся и лег рядом с Куинн, которая тут же во сне положила голову ему на плечо. Молодой человек лежал и слушал ее дыхание. Он старался вспомнить свое детство… или тот момент, когда он познакомился с Куинн… или день их свадьбы… или хоть что-то еще. Например, что-то о пустой колыбельке, выдолбленной в коротком толстом бревне, которая стояла в другом конце комнаты.

Он не помнил ничего. У нас есть дети? — спросил он ее однажды, думая о том, как печально, что он даже этого не помнит. И она ответила тогда: нет, но со временем будут.

А теперь это имя, которым его назвал Дальгрен. Мэтью Корбетт? И другое имя… Профессор Фэлл. Почему оба этих имени отзываются в нем, почему привлекают? Почему в ответ на них в его голове возникают болезненные вспышки, образы корабля, несущегося по волнам, оставляя позади полыхающий остров в сизых сумерках? И этот незнакомец… почему в связи с ним в памяти возникает белая карточка с кровавым отпечатком пальца?

Но эти образы не задерживались. Они слишком быстро ускользали, чтобы сконцентрировать на них внимание, но молодой человек знал, что они очень важны. Знал, что они рассказывают что-то о его прошлом, которое предстояло открыть для себя заново.

— Я люблю тебя Дэниел, — прошептала ему Куинн в глубоком сне.

— Я люблю тебя, Берри… — прошептал он в ответ, но не услышал самого себя. Куинн не проснулась.

Молодой человек не стал возвращаться на причал следующей ночью. И через день — тоже не стал, потому что Куинн переживала из-за его ночной прогулки. Она хватала его за руки и умоляла не уходить, потому что ей снились кошмары, в которых ее дорогой муж исчезал в дыму горящей лесной чащи, и после этого рядом с ней не оставалось даже его тени.

Следующей ночью они занимались любовью: мягко и нежно, как это делают любящие муж и жена. А когда Куинн уснула, Дэниел поцеловал ее в щеку, провел рукой по ее волосам и подумал, что не сможет остаться с нею до утра, потому что его самого сжигал изнутри пожар разгоревшихся сомнений. Пламя это было уже не остановить, оно не отпускало его ни на минуту. Он оделся, зажег свечу для фонаря, вышел из дома и вернулся на причал, где граф Антон Маннергейм Дальгрен уже ждал его.

— Ах, фот где ты! — сказал Дальгрен, сидя на краю пирса. — Я ждал тебя быстрее.

Молодой человек подошел к нему.

— Теплая ночь, — сказал он.

— А, йа, теплая. Я больше люблю холодные дни и еще больше холодные ночи. Я люблю снег и звук того, как он падает на дороги. Когда-нибудь я фернусь в Пруссию. Возмошно, ты поможешь мне?

— Отправившись с вами в Англию?

— Йа, так.

— Я еще раз повторяю, что я Дэниел Тейт. Я, — он остановился, потому что понял: у него нет никаких воспоминаний о том, как быть Дэниелом Тейтом, а те вспышки образов говорили ему о какой-то другой жизни, не имеющей никакого отношения к его нынешнему положению.

— Ты уже не так уферен, — сказал пруссак. — Иначе ты… не пришел бы сюда.

Он заметил, как поплавок сильным рывком ушел под воду.

— Ах! Поймал что-то! — Дальгрен вытянул небольшую серебристую рыбку, достаточную для того, чтобы приготовить ужин, снял ее с крючка и бросил в деревянное ведро рядом с другими такими же. Затем он насадил на крючок новую наживку и вновь запустил леску в воду. К реке он стоял так близко, что едва не наступал в нее своими ботинками.

— Вы не боитесь аллигаторов? — спросил Дэниел.

— Аллигаторы, — протянул пруссак со своим странным акцентом, — боятся меня.

— Но вы — боитесь этого Профессора Фэлла? Почему?

— Как я гофорил, я был замешан — не по своей фоле — в профальное дело. Но это ф прошлом, мой друг. Теперь он ищет тебя. И это будет прафильно, когда ты придешь к нему. Ты понимаешь? — Дальгрен улыбнулся названному Мэтью Корбетту широкой улыбкой, обнажившей серые зубы.

— Нет, я не понимаю.

— Ты знаешь теперь, что ты не Даниэль Тейт. Тебе не место здесь, как и мне. Ты это знаешь. Но… проблема ф том, что ты не помнишь, кто ты, и ты стараешься решить, можно ли доферять мне, йа?

— Я не уверен, что могу доверять тому, кто приставлял нож мне к горлу.

— Прости меня, я иногда быфаю… как это сказать?.. фспыльчив. И еще… — Дальгрен снова улыбнулся. — Мои манеры быфают плохими, — он снова сконцентрировался на рыбалке, словно находился здесь в одиночестве.

Дэниел решил подождать, пока его собеседник заговорит снова, но тот, похоже, не собирался, и молодой человек понял, что следующий ход за ним.

— Если допустить, что я поверил вам… тогда скажите мне, как мы познакомились? И где?

— Наши пути… — граф на минуту замолчал, подбирая слова из своего скудного запаса. — Пересеклись однажды. Я не могу сказать больше.

— Что я сделал такого для этого профессора, что он хочет наградить меня?

— Ты родился, — ответил Дальгрен.

— Повторюсь: вы, похоже, безумны.

— И я пофторюсь: надо садиться на корабль ф Англию со мной. Я за фсе заплачу. У тебя есть сумка для путешестфий и одежда?

— Я не поеду с вами в Англию, — вновь не согласился Дэниел. — Оставить жену? Нет.

— Тогда ты посфолишь этому разорфать себя на части, молодой сэр, — ухмыльнулся граф.

Дэнел нахмурился.

— Чему позволю разорвать себя на части?

— Незнанию того, кто ты на самом деле, — пожал плечами Дальгрен. — Может быть, ты помнишь маленькие кусочки. Фещи фозфращаются к тебе… но это может отнять годы… и, как я гофорил, это будет рвать тебя на части.

Дэниел ничего не сказал — он мог лишь смотреть в темноту внутри себя, которая, похоже, будет длиться вечно.

— Оно разрыфает тебя даже сейчас, — заключил Дальгрен. — Ах! Я думал… йа… поймал что-то еще!

— Доброй ночи, сэр, — сказал Дэниел и решил удалиться.

— Утром, — возвестил Дальгрен, добавляя еще одну рыбу к своему улову. — Я принесу тебе что-то из своего улова. Мы должны быть друзьями, йа?

Дэнил не ответил. Доски скрипели под его ногами, вокруг раздавалось кваканье лягушек, болото жило своей жизнью. Почему же тогда разум молодого человека наполняли образы мощеных каменных улиц большого города, полнящегося шумом повозок, ржанием лошадей, где кругом стоят такие знакомые магазины и таверны, названия которых он не мог вспомнить? Образы так быстро ускользали, что зацепиться за них было невозможно…

Лондон? Это был Лондон? Его настоящий дом, возможно?

Или… скорее… настоящий дом Мэтью Корбетта?

Если это было правдой, тогда неужели Куинн в самом деле выжила из ума, как утверждает граф? А если он был уже не первым Дэниелом Тейтом… то что же случилось с первым?

Тогда ты позволишь этому разорвать себя на части, молодой сэр.

Он боялся, что уже в полной мере позволил сомнениям разорвать себя на части: в нем словно уживалось два разума, два сердца и, похоже, две души. Одна хотела остаться здесь в качестве любящего мужа прекрасной девушки и учить детей читать и писать, но вторая…

Твоя жизнь — там, сказал граф Дальгрен.

Дэниел продолжал идти, подсвечивая себе путь фонарем, в голове болезненно пульсировали ускользающие воспоминания, а на плечи незримо давило что-то тяжелое.

Глава двадцать третья

Солнце едва поднялось над горизонтом. День обещал быть жарким, птицы уже вовсю пели в лесу.

Куинн готовила завтрак из яиц и кукурузных печений у очага и тихо напевала что-то себе под нос во время работы. На ней был фартук, повязанный поверх мужской рубашки, которая была сильно велика ей и которую Дэниел никогда не помнил, что носил.

Он сел за дубовый стол, выпил чашку чая и принялся наблюдать, как его жена с умиротворением трудится на кухне. Такая красивая и полная жизни…

В эту пятницу должны были проходить танцы, и она очень хотела туда пойти. Дэниел согласился, хотя и заверил, что с некоторыми особенно сложными танцевальными шагами ему может потребоваться помощь, потому что он не помнил, чтобы был хорошим танцором и не хотел позорить имя Тейтов при людях.

Итак, пока он сидел, потягивал свой чай и наблюдал за девушкой, в голове его крутилось множество вопросов, на которые у него не было ответа. Только она могла ответить на них, а нужда узнать эти ответы давила на Дэниела с невообразимой силой. Однако он понимал, что если задаст их, то на этот полный любви и счастья дом может упасть тень, и в глубине души понимал, что сам — полон этих теней. Молодой человек чувствовал, что тьма уже появилась здесь вместе с ним, что-то, что он не мог сбросить и пока… ему нужно было узнать — нет, он страстно желал это узнать — что именно так тяготило его. Это уже превращалось в одержимость.

— Ты счастлива? — спросил он.

Девушка замерла перед тем, как взялась за ручку сковороды, на которой на медленном огне готовились кукурузные печенья.

— Конечно же, счастлива! — с улыбкой ответила она. — Почему ты это спрашиваешь?

— Потому что я — счастлив, — ответил он. — И я хочу быть уверенным, что ты тоже.

— Тогда ты можешь быть уверен.

Он кивнул.

— Я думаю, что скоро смогу снова заняться обучением детей. Иногда я чувствую себя ненужным и бессмысленным, смотря, как другие мужчины идут на охоту, но…

— Тсс, — ласково остановила его Куинн, быстро преодолев разделявшее их расстояние и приложив палец к его губам. — Мы это уже проходили раньше. У каждого свое место, милый. К тому же, охота опасна. Я не хочу, чтобы ты пострадал там.

Он отставил чашку в сторону и посмотрел на свои руки снова. Они никак не походили на руки человека, занимавшегося охотой или грубым ручным трудом. Приходилось ли ему когда-либо заниматься чем-то подобным? Хотел бы он знать! Как он вообще попал в это место? Когда и где он родился? Вопросы приходили к нему, прежде, чем он успевал сделать очередную попытку остановить их поток.

— Ты когда-нибудь слышала раньше имя «Мэтью Корбетт»?

Куинн вернулась к работе у очага, однако ее лицо напряглось. Она не смотрела на мужа.

— Нет, — сказала она нарочито легко. — Кто это?

— Я точно не знаю, — ответил он.

— Где же ты слышал это имя?

— От… — он решил пока не вмешивать сюда безумного пруссака. — От себя самого. В моей голове. Я хотел бы понять… может, это кто-то, кого я знал?

— Может, и так, но мне это имя не знакомо.

— Что ж… — протянул он и сделал еще один глоток чая. — Мне еще многое предстоит вспомнить. Возможно, со временем все вернется.

— Что-то, возможно, уже никогда, — она отвернулась от очага, чтобы найти его взгляд. — Дэниел, тебе нужно доверять мне. Ты ведь доверяешь, правда?

— Я действительно Дэниел Тейт? — спросил он прямо, и девушка заметно вздрогнула. — Или был другой Дэниел Тейт до меня?

Она покачала головой.

— Не понимаю, о чем ты говоришь.

— Я говорю о том… что все в моей памяти темно с того самого момента, как я очнулся здесь. Я иногда вижу лишь кусочки каких-то картин, но они так быстро разбегаются от меня. И это имя… Корбетт… преследует меня. Я вижу в голове большой город с магазинами и рассекающими по улицам повозками. Он не перестает появляться, потому что, мне кажется, я знаю это место. Я думаю… почему-то… оно важно для меня.

— Это Чарльз-Таун, — сказала она, и теперь в ее голосе слышалась заметная дрожь. — Некоторые воспоминания о Чарльз-Тауне возвращаются к тебе.

— Может быть, так и есть, — согласился он. — В таком случае, мне нужно отправиться туда и попробовать узнать что-нибудь.

— Тогда мы съездим туда, — она оторвалась от работы, отерла руки о передник, приблизилась к мужу и присела к нему на колени.

— Я люблю тебя, Дэниел, — прошептала она, когда коснулась губами его губ. — И я хочу, чтобы ты знал: я сделаю все, чтобы помочь тебе вернуться из той темноты, в которой ты пребываешь, таким, какой ты есть. Таким, каким ты был. Все будет хорошо, пока мы вместе. Пока с нами наша любовь. Такая, какая была раньше.

— Раньше? — переспросил он.

— До… несчастного случая, — быстро нашлась она. — Пока ты оставил меня ненадолго, но все наладится.

В дверь постучали. К ним никогда не приходили гости, поэтому Куинн настороженно окликнула:

— Кто это? — девушка поднялась, подошла к двери, отодвинула задвижку, и вскоре в дверном проеме показалось лицо графа Дальгрена.

— Что это? — резко спросила Куинн. — Что вам нужно?

— Я принес рыбу, — Дальгрен приподнял ведро, которое держал. — Уфидел огонь очага… можно быстро пожарить рыбу… Я подумал, вы захотите приготовить это.

— Нет, не захочу. Спасибо, но…

— Даниэль знает, — сказал Дальгрен и протиснулся в дом. Он носил все ту же грязную поношенную одежду: ту же рубашку, которая уже пропиталась потом, и брюки с заплатами на коленях. Лохматые светлые волосы спутались еще сильнее и блестели от кожного жира. И улыбка — неприятная, острая — была все такой же. — Даниэль знает… про рыбу, я хотел сказать. Доброе утро, Даниэль.

— Доброе утро.

— Ты фидишь, я принес, как обещал, — он подошел к столу, чтобы показать Дэниелу четырех серебряных рыбок. — Дофольно для обеда, мне кажется.

— Да, благодарю вас.

— Вы знакомы? — спросила Куинн, все еще стоя в дверном проеме.

— Мы разгофаривали, — Дальгрен поставил ведро на стол. — Если ты не фозражаешь, я могу очистить это для вас, — он извлек нож из ножен.

— Мы справимся сами, — сказала Куинн. — Когда вы успели поговорить?

— Ох, это было ночью, когда я рыбачил, — Дальгрен проигнорировал укоризненный взгляд девушки и то, что она специально держит дверь открытой, приглашая его на выход. Он присел напротив Дэниела на другой стул. — Фаш муж любит гулять ночью. И он гулял со мной, чтобы мы могли гофорить.

— Мы собирались завтракать… — буркнула Куинн.

— Йа… я вижу, — Дальгрен одарил ее своей серозубой улыбкой. — Фам лучше закрыть дферь. Мухи могут флетать.

— Дэниел, пожалуйста, скажи этому человеку, чтобы он покинул наш дом, — сказала Куинн. — Я не хочу видеть его здесь.

Дальгрен посмотрел через стол прямо в глаза Мэтью Корбетта.

— Как тфоя голофа сегодня, Даниэль?

— Прошу, уходите! — процедила Куинн сквозь плотно стиснутые зубы.

— Может, вам и правда стоит уйти, — тихо сказал Дэниел. — Сейчас не время.

— Сейчас самое фремя, — был ответ графа, и прозвучал он остро, как если бы был нанесен рапирой. Несколько секунд в помещении висело тягучее молчание, затем Дэниел кивнул и сказал:

— Куинн, закрой дверь. Не бойся, все хорошо.

— Я не хочу, — сказала она, и в голосе ее прозвучало нечто испуганно-детское.

— Все хорошо, — повторил он, и вскоре — очень медленно — дверь все же была закрыта.

— Йа… фот это хорошо! Хозяин дома. Очень хорошо, — Дальгрен продолжал буравить глазами Мэтью Корбетта. — Нам надо гофорить о некоторых фещах, фсем нам троим.

— Говорить о чем? О каких вещах? — спросила Куинн, настороженно приближаясь к столу.

— Фаш муж здесь, — начал Дальгрен. — Фаш мужчина. Фы знаете, Аннабель была хорошей женщиной. Нехорошо было, что я посфолил ей так уйти. Она знала и гофорила очень хорошие вещи о Даниэле. Он… как это сказать… был джентльмен, йа?

— Он — джентльмен, — поправила Куинн, становясь позади своего мужа и кладя руку ему на плечо.

— Мне кажется… этот джентльмен не должен быть здесь, в этом месте, — Дальгрен внимательно окинул взглядом комнату, которая была явно уютнее и лучше обставлена, чем его собственное жилище. — Не только здесь, ф этом доме, но и ф этом городе. Здесь нетничего, что было бы его. Я хочу сказать, это отличное место, чтобы… как это гофорится… зализывать раны — если надо. Но сейчас фремя пришло.

— Какое время? — спросила Куинн, прищуриваясь.

— Фремя для Мэтью Корбетта плыть ф Лондон со мной. Это есть имя мужчины, который сидит напротиф меня. Не Даниэль Тейт, — зеленые глаза Дальгрена уставились на Куинн. — Фаш Даниэль умер и не фернулся.

Куинн стояла неподвижно. Но молодой человек, который не помнил своего настоящего имени или своего прошлого, почувствовал, как по руке, лежащей на его плече, пробегает дрожь, как если бы на нее подул пронизывающий холодный ветер. В глазах девушки заблестели слезы.

— Вы этого… не знаете, — прохрипела она. — Не понимаете, что говорите! — ее рука сжала плечо Мэтью Корбетта, как будто это могло придать ей твердости духа, а ему — позволить действительно почувствовать себя Дэниелом Тейтом. — Скажи ему, Дэниел! Скажи ему, кто ты.

Он накрыл ее руку своей и сжал, но утешить ее этим не мог. Он должен был сказать правду:

— Прости, Куинн. Но я не уверен в том, кто я на самом деле, — и теперь настало время принять решение. — Но… я знаю, что люблю тебя, как муж может любить жену, и я останусь здесь, с тобой, пока я смогу…

Ему не позволили закончить предложение, потому что граф Дальгрен внезапно вскочил на ноги и взмахнул ножом. Лезвие резко полоснуло по горлу Куинн, и она начала заваливаться на спину с искренним удивлением в глазах. Кровь брызнула из красной тонкой смертельной раны.

— Нет, — сказал граф Дальгрен очень спокойно. Лезвие его ножа краснело от крови только что убитой девушки. — У меня не такой план.

Если дух Дэниела Тейта и вправду сумел завладеть телом другого мужчины, тогда именно он заставил крик горя вырваться из горла молодого человека, а его руку — схватить ведро и направить его в голову Дальгрена. Граф успел заслониться плечом и не позволить разнести себе голову, но даже такой удар причинил много боли, заставил его вскрикнуть и упасть на колени. Серебряные рыбки вывалились на пол, а одна из них упала в маслянистую чащу волос пруссака.

Удар по ребрам заставил Дальгрена свернуться и выкрикнуть какое-то проклятие на своем языке, а затем молодой человек, не помня себя, бросился к Куинн, присел рядом с ней на колени и попытался двумя руками зажать рану, из которой хлестала кровь. Девушка посмотрела на него с ужасом, прося помощи, которую он не мог ей оказать, потому что он знал: рана смертельна.

— Помогите мне! — прокричал он Дальгрену, но граф мог только подняться на колени и потирать ушибленные ребра.

— Я люблю тебя! — сказал молодой человек умирающей девушке. — Я люблю тебя! Не покидай меня! Не уходи! Я люблю тебя!

Она сжала его руки, как если бы цеплялась за жизнь с их помощью. Но она теряла слишком много крови и слишком быстро угасала. Ее темно-синие глаза потемнели еще сильнее и начали стекленеть. Ее рот двигался, и казалось, что она пытается слизать или проглотить кровь, мешающую дышать, хотя на самом деле было ясно, что она пытается говорить. Он опустил голову к ее губам, все еще пытаясь удержать кровь, но она продолжала толчками выступать из раны.

Девушка произнесла три слова, но правильно ли он их услышал, он не мог сказать наверняка — у него еще будет время подумать над этим, потому что они могли означать лишь то, что девушка, убитая горем смерти мужа, уже давно жила своей отчаянной фантазией.

Она сказала (или ему лишь показалось, что сказала): «Мой Дэниел ждет».

Больше он ничего не мог сделать — мог лишь смотреть, как жизнь покидает ее.

В конце концов, Мэтью Корбетт отнял окровавленные руки от раны, отвернулся и сел, подтянув колени к подбородку, начав раскачиваться назад и вперед. Глаза его расширились, кровь Куинн была разбрызгана по лицу.

— Встань! — почти без акцента сказал Дальгрен, который уже поднялся на ноги и осознал, что у него в волосах запуталась рыба. С аристократичным видом, нисколько не подходящим сейчас под его ущербный вид, он вытащил ее и отшвырнул в сторону. — Очисти себя и оденься. Фосьми с собой одежду для путешестфия и сумку, чтобы фсе унести. Мы поедем ф Чарльз-Таун.

— Убийца, — прошептал Мэтью, продолжая раскачиваться назад и вперед и смотреть в никуда. — Убийца. Убийца.

— Я открыл тебе путь, — ответил Дальгрен. — И себе тоже. Мы поедем ф Чарльз-Таун сегодня, продадим моих лошадей и пофозку и отпрафимся ф Англию. Собирайся.

— Убийца. Убийца. Убийца.

— Йа… я слышал, — Дальгрен присел на колени, его лицо остановилось в нескольких дюймах от лица Мэтью, и граф увидел глубоко в глазах молодого человека шок. Мейстер Корбетт представлял собой кровавое месиво, и его точно нужно было отмыть, прежде чем выводить из этой хижины. — Но кто убийца? Мне остафить тебя так? Ты позофешь на помощь, расскажешь, что увидел тут? Тогда я остафлю нож здесь… соседи этой дефушки знали, что она безумна… и что она нашла где-то безумного молодого мужчину, чтобы заменить своего Даниэля, — он протянул руку и стукнул Мэтью по лбу. — Подумай! — сказал он. — Почему у меня была причина убить ее и разрушить любофь дфух безумных людей? Ах, я! Какая трагедия! Фставай, Мэтью, мы уходим фперед фместе. Ты не должен остафаться здесь теперь. Ты понимаешь?

Даже своим воспаленным, измученным разумом — он понимал. Он хотел остаться здесь, заморозиться в этой позе и в этом моменте, но знал, что не может этого сделать.

Взгляд Мэтью переместился. Теперь он смотрел на Дальгрена с холодной яростью.

— Однажды я убью вас, — прошептал он, и слезы побежали по его щекам.

— Как тебе угодно, — Дальгрен небрежно потрепал молодого человека по голове и ухмыльнулся, обнажив свои серые зубы. — Но это будет не сегодня, нам нужно сделать еще много вещей. Поднимайся. Я помогу тебе, йа?

Глава двадцать четвертая

Двухмачтовая бригантина называлась «Странница». Своим потертым, почти заброшенным видом она наводила на мысль о том, что прошла слишком много плаваний, но не готова была сдаться, и здесь, в гавани Чарльз-Тауна ранним утром второй недели августа принимала на себя сундуки, ящики, бочки и нескольких пассажиров вдобавок, которые решили отправиться к комфортным каменным улицам Старого Света.

Скромная толпа собралась в доках, чтобы проводить корабль в путь. Это было ближайшее судно, отплывающее в Англию, поэтому невольно привлекало провожающих. Граф Антон Маннергейм Дальгрен и его юный спутник пробрались через толпу по направлению к трапу, неся холщовые сумки с одеждой. Они жили вместе в течение трех дней в маленьком пансионе на окраине Чарльз-Тауна в ожидании этого судна и теперь хотели поскорее взойти на борт. Они почти не разговаривали друг с другом, даже во время совместных трапез. Молодому человеку приходилось спать на коврике на полу, потому что в их комнате была только одна узкая кровать. Они не разговаривали и с другими людьми тоже, поэтому хозяйка пансиона решила, что с молодым человеком, должно быть, что-то не так — слишком уж странно он смотрел в пустое пространство в течение долгого времени, похоже, не думая ни о чем.

Послышался звон колокола в доках, подавая сигнал о том, что вскоре видавшее виды судно под названием «Странница» отправится в путь, и все, кто собирается попасть на борт, должны поторопиться.

Тощий молодой человек с черной бородой не был узнан никем из благородных дам или джентльменов, присутствовавших с ним на балу Дамоклова Меча больше месяца назад. Его одежда была чистой и простой, он был вымыт и по-прежнему аккуратен, однако был уже другим человеком. Разумеется, в этой толпе были люди, с которыми он встречался в ту ночь, когда юный решатель проблем из Нью-Йорка победил Магнуса Малдуна на дуэли с помощью гребня. Но… в этих кругах его персона удостоилась лишь перешептываний о том, что забыл все свои вещи в Каррингтон Инн и — какой позор! — забыл заплатить по счету.

В Чарльз-Тауне стояли жаркие дни. Кто знал, что в это лето приключилось с некоторыми людьми? Многие имеют обыкновение приезжать и уезжать, и если молодой человек действительно потерялся, надо думать, люди из Нью-Йорка, с которыми он связан, приедут и будут его искать. Или нет… В любом случае, жизнь будет идти своим чередом.

Разговоры этим летом, так или иначе, были сосредоточены на кое-чем другом. На грозном звере из лесов, на отшельнике, чернобородом монстре. Только… Магнус Малдун уже не был таким зверем, и явно уже не выглядел монстром после того, как сбрил эту пугающую бороду. «О, да!» — говорили женщины своим джентльменам. — «Этот мужчина, оказывается, так молод! Он держит магазин — прямо там, на Фронт-Стрит, где продает прекраснейшие стеклянные бутылки. Он делает их сам, как это ни невероятно! Разумеется, магазинчик у него маленький по сравнению с остальными, но он очень даже стоит внимания… и не только из-за бутылок, но и из-за самого мистера Малдуна. Теперь он ходит в чистом костюме, белой рубашке и с расчесанными волосами — всегда аккуратными — и работает в своей мастерской… в стеклодувном деле он действительно виртуоз, а вдобавок к тому — настоящий джентльмен», — а дальше они наклонялись чуть ближе и говорили тише, потому что это была самая занимательная часть истории. — «Вы слышали, что сама Пандора Присскиттзаходила в этот магазин? Да, ее любопытство взяло над ней верх! Она зашла туда в компании Фэнни Уолтон, чтобы не показаться слишком дерзкой. И вот… вот, в чем дело! Фэнни Уолтон рассказывала Синтии Мэддоуз, а та рассказала Эми Блэр… что Пандора Присскит глаз не могла оторвать от нового образа Магнуса Малдуна. Он, кстати, приехал в город с большой суммой денег, вы слышали об этом? И теперь его вполне можно назвать богатым красавцем. О, у него, конечно, толком нет ни семьи, ни имущества, но разве это важно? Неужели все это перевоплощение — не прекрасно?»

Многих интересовало и другое.

О… его реакция на Пандору?

Он улыбнулся ей, продал ей бутылку по обычной цене и сказал: Хорошего вам дня, мэм.

Россказни, россказни… так они и ходили по всем уголкам Чарльз-Тауна. Но далеко не всем было известно, что Магнус Малдун вернул кобылу по имени Долли в ее загон после того, как дважды проехал семь миль вверх по течению реки Солстис, чтобы найти тело, которое нельзя было там обнаружить, а после — заплатил по счету в Каррингтон Инн.

Мэтью Корбетт, человек без прошлого, следовал за графом Дальгреном через толпу. К нему все еще приходили вспышки образов из прошлого — расплывчатое лицо тут, кусок какого-то имени там, странное обрывочное воспоминание о хищной птице, летящей с неба вниз и готовой выклевать ему глаза. Частенько наведывались короткие воспоминания о двух сильно похожих друг на друга людях, падающих с балкона огромного замка, о том, как сам этот замок рушится — но ничто из этого не задерживалось надолго. Молодой человек не мог уцепиться за эти образы. У него не было другого выбора, кроме как последовать за убийцей на борт «Странницы» в надежде, что по дороге в Лондон ему удастся выяснить, кем он на самом деле был и почему этот Профессор Фэлл так хочет наградить его.

Когда они пробились через толпу, Мэтью посмотрел на женщину и мужчину, стоящих рядом. Оба они были одеты экстравагантно и, похоже, принадлежали к элите города, хотя и были странной парочкой. Женщина была в высоком парике, обладала тучной фигурой и сильно напоминала розовый кусок пирога или, вернее, пудинга. Ее спутник же был длинным и худым, явно намного старше ее, носил костюм с серыми полосами и черную треуголку поверх напудренного парика. Взгляд Мэтью остановился на лице этого человека, и в это жаркое утро он тут же ощутил холодок. Голова человека повернулась, темные глаза уставились на юношу, и во взгляде этом чувствовалась какая-то странная — может, даже нечестивая — сила.

— Пошефелифайся! — сказал Дальгрен.

— Подождите, — возразил Мэтью, стараясь вспомнить что-то об этом незнакомце, но не мог этого сделать. — Я думаю… я знаю этого человека.

— Дафай! — раздраженно сказал Дальгрен. — Надо идти!

Внезапно человек, похоже, узнал Мэтью и встрепенулся. Дальгрен протянул руку, чтобы схватить своего спутника за рубашку и потащить на борт, но Мэтью вырвался и приблизился к человеку, а тот, в свою очередь, уже продирался через толпу в его сторону.

— Боже Всевышний! — воскликнул человек так громко, что голос этот мог быть сравним с ударом грома или землетрясением. — Это ты! Время тебя не пощадило — я едва узнал тебя! — он оглянулся на свой кусок пудинга. — Слушай, Мэтью, — он наклонился ближе и заговорил заговорщицки тихо. — Я понятия не имею, зачем ты здесь, но у меня сейчас отличный расклад. Я больше не Исход Иерусалим, меня теперь зовут граф Томас Каттенберг, я чужеземец. Прибыл из… да неважно, откуда, пока она не интересуется географией и держит свой кошелек открытым. Я знаю, у нас с тобой были разногласия, но… пожалуйста… воздержись от попыток отомстить мне, ладно? Вот, — он скользнул в карман, извлек две золотые монеты и сунул их в руку Мэтью. — И снова, выражаю глубочайшие соболезнования по поводу безвременной кончины магистрата Вудворда.

— Кого? — беспомощно переспросил Мэтью.

Хмурый взгляд человека мог запросто подбить ворона в полете.

— Кого? — повторил он. — Ты прекрасно знаешь, кого! — он внимательно заглянул в глаза Мэтью, но заметил лишь то, что они потускнели, как лед на мельничном пруду. — Да что с тобой такое?

— Я знаю вас… — пробормотал Мэтью. — Но… откуда? Я не помню. В моей голове… все, как в тумане.

— Мы можем не попасть на корабль. Идем! — граф Дальгрен внезапно возник сбоку от Мэтью и подхватил юношу под локоть, чтобы увести с собой. — Доброго дня, сэр! — сказал он Томасу Каттенбергу, в прошлом эксцентричному и известному проповеднику Слова Божьего по имени Исход Иерусалим, который готов был исповедать Рэйчел Ховарт и исцелить ее от ведьмовства, чтобы потом она шествовала с его передвижным лагерем и вымаливала прощение Господа в палатке его глашатая.

— Сейчас! Один момент! А что случилось с мистером Корбеттом? — поинтересовался фальшивый граф, перехватывая локоть Мэтью.

— Он… пострадал ф несчастном случае, — сдержанно отозвался Дальгрен. — Мы отпрафляемся в Лондон, чтобы лечиться. И еще раз… доброго дня, сэр, — с натянутой серозубой улыбкой пруссак утянул Мэтью с собой, и шустрый лжеграф успел забрать монеты из руки молодого человека и вернуть их туда, где им положено быть — в собственный карман.

— Жаль, — сказал он, когда они удалились, но его глаза не выказали сочувствия и остались холодны. — Прощай, Мэтью! — крикнул он. — Уверен, наши пути еще сойдутся на этой неисповедимой бурной реке, которую мы именуем жизнью! — затем он понял, что слишком углубился в образ Исхода Иерусалима, а ответа все равно не удостоился: Мэтью Корбетт даже не оглянулся в его сторону, поднимаясь на корабль. Он смотрел только прямо перед собой, делая осторожные шаги в своей жизни без прошлого.

Вскоре судно покинуло порт. Паруса «Странницы» раскинулись во всю ширь, и волны понесли ее через Атлантику в новое беспорядочное, а, быть может, опасное путешествие. Через какое-то время толпа провожающих разошлась: ни для кого не осталось в порту ничего интересного.

Но один человек обернулся и посмотрел на уходящую вдаль «Странницу», идя рядом со своей розовой пухлой дамой с большим кошельком. Он хмуро потер подбородок и подумал, что кому-то, наверное, следует знать, что Мэтью Корбетт был болен, возможно, потерял память и теперь его увозили в Лондон — судя по всему, силой. Быть может, даже бо̀льшей силой, чем могло показаться на первый взгляд.

Но кому он мог рассказать? Он был много кем, но не мог назвать себя Добрым Самаритянином. Это потребует слишком больших усилий. Он вспомнил своего отца, настоящего проповедника, вещавшего об Адском Пламени. Когда-то давно он говорил своему сыну:

Каждая душа должна выдержать свои собственные испытания, выиграть свой собственный бой и вырваться из собственной тюрьмы.

Он продолжал смотреть на уходящий корабль с отважным молодым человеком на борту, которому, пожалуй, предстоит столкнуться со всеми тремя из этих тягот.

— Желаю тебе удачи… — прошептал он и, к собственному удивлению, понял, что действительно говорил это искренне.

Затем он повернулся прочь, взял за руку полную даму и понял, что даже такому негодяю, как он, найдется место в этом неспокойном мире. С этой мыслью он отбросил ненужные волнения и вернулся к своей комфортной жизни.