Рекламное бюро господина Кочека

7

Эльза Браун, в японском халатике, сидела у туалетного столика и тщательно наводила красоту на свое — увы! — уже поблекшее лицо. Разглядывая в зеркало свои округлые плечи, пышную грудь, она думала о том, что не потеряла былой привлекательности, иначе не стал бы приглашать ее на ужин такой серьезный человек, как Вебер из консульства. Вся немецкая колония в Париже считает этого худощавого, подтянутого холостяка сухарем. По правде говоря, он действительно малоразговорчив и ведет себя слишком надменно. По что из этого, зато сослуживцы Вебера отзываются о нем как о человеке умном, начитанном. Впрочем, эти его качества Эльзу Браун мало интересуют. Важно другое: Ганс стройный, крепкий мужчина и, говорят, отличный спортсмен.

Насколько ей известно, Вебер до сих пор не ухаживал ни за одной женщиной из немецкой колонии. Бот был бы фурор, если бы она появилась на вечере в клубе с Вебером! Сколько женщин позавидовали бы ей! Многие злословят по ее адресу, выдумывают всякие небылицы. Что греха таить, она питает слабость к мужчинам, в особенности к молодым!.. А разве все эти прикидывающиеся скромницами матроны не согрешили бы, если бы имели возможность? Дай им только волю!.. Взять хотя бы жену советника, фрау Эльман, — казалось бы, уж развалина, за шестьдесят, а соблазнила товарища сына, совсем мальчишку. Об этом знают все, но молчат. Как же, разве можно осуждать жену советника? А стоит ей, Эльзе Браун, встретиться изредка с молодым человеком, как об этом тотчас заговорит вся колония, — за нее ведь некому вступиться и заткнуть рот сплетникам. Если у нее будет постоянный поклонник, да еще такой, как Вебер, положение ее изменится.

Признаться, приглашение Вебера поужинать в обществе одной приятной французской супружеской пары было как снег на голову, — до этого он не обращал на нее никакого внимания, поклонится и пройдет мимо, будто она неодушевленный предмет, а не женщина. И вдруг это приглашение!.. А почему бы и нет? Что она, менее интересна, чем какая-нибудь зеленая девчонка-несмышленыш?..

Эльза Браун еще раз посмотрела на себя в зеркало, Морщинки, второй подбородок… Как она следит за собой, какую соблюдает диету! Давно забыла вкус пирожных, совсем не ест хлеба, живет на одних овощах! Годы, тут уж ничего не поделаешь… И седеть начала, но это не беда, — французы великие мастера!..

Надушившись и напудрив лицо, она долго выбирала платье. К ее великому огорчению, материальные возможности не позволяли ей одеваться у дорогих портних. Вкуса у нее хоть отбавляй, но нужны еще деньги, и большие. Наконец она остановилась на синем крепдешиновом платье, надела на шею две нитки крупного искусственного жемчуга, приготовила лакированные туфли-лодочки, но не надела их, чтобы раньше времени не болели ноги.

Звонок в дверь. Она быстро надела туфли и пошла открывать.

— О-о, фрау Браун! Как вам идет этот жемчуг! — сказал Вебер, целуя пухлую ручку стенографистки.

— Неужели? По-моему, вы просто решили сказать мне приятное!

— Если вы готовы, мы можем ехать. — Веберу хотелось сократить этот разговор.

— Может быть, выпьем бокал вина или чашечку кофе?

— С большим бы удовольствием, но ведь нас ждут!..

Вебер помог ей надеть шубку, и они спустились на улицу, где их ждало такси.

Эльза Браун впервые была в китайском ресторане и с интересом рассматривала стены, обтянутые шелком с причудливыми рисунками, фонарики, бросающие мягкий свет в зал. По обеим сторонам зала шли небольшие кабины, похожие на шатры. Приглушенно звучала странная музыка.

Не успели Вебер и Эльза войти в ресторан, как перед ними вырос словно из-под земли китаец в зеленом халате, с длинной косой и почтительно осведомился — не господин ли Вебер осчастливил его своим присутствием? Получив утвердительный ответ, китаец низко поклонился и сказал:

— Вас и вашу даму ждут в шестой кабине!..

При виде гостей Сарьян вскочил с места, поцеловал руку Эльзы и представил ей и Веберу свою спутницу:

— Мадам Марианна!.. Садитесь, прошу вас, и чувствуйте себя как дома! На каком языке вы предпочитаете говорить? — спросил он вдруг.

— Думаю, лучше по-немецки, — ответил Вебер. — Не так ли, фрау Эльза?

— Да, пожалуй, лучше по-немецки, а то с моим произношением… Больше трех лет живу во Франции и никак не научусь правильно произносить французские слова, — немка говорила с таким смешным акцентом, что Лиза о трудом сдерживала улыбку.

На звонок Сарьяна вмиг появился слуга-китаец. С его помощью журналист заказал какие-то странные блюда, о которых Эльза и понятия не имела, и сказал:

— В одном только мы сделаем отступление от китайского меню: дайте нам русскую водку и французское шампанское! А о десерте мы еще подумаем!

Ледяная водка, которую пили из крошечных, как наперсток, рюмок, — от нее не отказались и дамы — способствовала быстрому сближению новых знакомых. Когда было покончено с закусками и подали утку по-китайски, женщины беседовали так, словно давно знали друг друга.

— На вас очаровательное платье, и очень вам к лицу!.. Скажите, у кого вы шьете? — спросила Эльза.

Лиза назвала известную в Париже портниху.

— И дорого она берет?

— Как вам сказать, для Парижа не так-то уж дорого… За платье — четыреста франков, за костюм — шестьсот.

— О нет! — Эльза сокрушенно покачала головой. — Женщине, живущей на жалованье, это не по карману.

— Разве вы служите? — спросила Лиза с таким видом, будто раньше ничего не слышала о фрау Браун.

— Да, я работаю. — Эльза не уточнила, где именно, и Лиза поняла, что ее собеседница не такая уж наивная дамочка, какой кажется с первого взгляда.

— Ах, я так мечтаю скорее окончить Сорбонну и начать работать! — сказала Лиза. — Хочется быть самостоятельной… Ведь ваша работа, фрау Эльза, вполне обеспечивает вас?

— Я получаю, милая Марианна, семьсот франков в месяц плюс наградные два раза в год — на рождество и на пасху. Деньги не малые, — на них я могла бы жить у себя на родине припеваючи. Но только не здесь!..

— Да, конечно, это не очень большие деньги для Парижа. Впрочем, нужно уметь жить… Здесь есть портнихи, которые отлично шьют и берут недорого, — просто они недостаточно разрекламированы. Иногда и я шью у таких. Это обходится почти вдвое дешевле.

— Да, по нужно знать таких портних!

— Я с удовольствием сведу вас к одной из них, если пожелаете!

— Буду вам бесконечно благодарна, милая Марианна!

Мужчины, делая вид, что заняты едой, следили за разговором женщин, отмечая про себя ловкость, с какой Лиза направляла беседу.

— Еще бокал шампанского? — предложил Сарьян Эльзе Браун.

— Я и так совсем пьяна! — кокетливо улыбнулась та.

— Ну, что вы, дорогая фрау! Шампанское — дамский напиток! Вот мы с моим другом Вебером пьем русскую водку, и то ничего! — Он наполнил бокалы дам.

Они выпили по нескольку глотков, и фрау Браун вернулась к прерванному разговору:

— Вы правы, здесь все так дорого… За флакон хороших духов платишь сто и даже двести франков, за коробку пудры — тридцать-пятьдесят франков. Конечно, все это предметы роскоши, согласна, но помилуйте, какая женщина в наш век может обойтись без духов, пудры, крема, губной помады?

— Недаром французы придумали поговорку — чтобы быть красивой, нужно страдать!..

— Вы прекрасно говорите по-немецки! По выговору вас не отличишь от уроженки Берлина…

— Я училась в немецкой школе, — коротко ответила Лиза.

Разговор перешел на обсуждение достоинств китайской кухни. Отдавая ей должное, Вебер утверждал, что все-таки лучшей кухни, чем французская, нет нигде. Сарьян не соглашался, доказывая, что на Востоке, в особенности в Стамбуле, готовят отличные блюда, не хуже, чем французы. Фрау Браун тут же поинтересовалась: разве мсье Сарьян бывал в Стамбуле? Получив утвердительный отпет, она во что бы то ни стало захотела узнать — действительно ли так необыкновенны турецкие бани?

— Стамбул знаменит не только великолепными банями! — Немка раздражала журналиста, но он взял себя в руки. — Там сохранился огромный крытый базар, со множеством лабиринтов, построенный еще во времена султана Фатиха, завоевателя Константинополя. На берегу Босфора до сих пор стоят крепостные башни, воздвигнутые византийцами для обороны столицы империи; изумительные по своей красоте храмы, мечети с высокими минаретами, облицованные цветной керамикой, сверкающие на солнце всеми цветами радуги. Наконец, роскошные дворцы, соединяющие в себе мавританскую архитектуру с европейской.

— О, как это интересно! Скажите, мсье Сарьян, это правда, что у турецких султанов были гаремы, где содержалось по двенадцати жен?

— У предпоследнего султана, Абдул-Хамида, было не двенадцать, а тринадцать жен, согласно законам шариата, — ответил журналист. — И шестьдесят наложниц…

— Какой ужас! — воскликнула фрау Браун.

— Ничего ужасного! Жены и наложницы султана жили в небывалой роскоши. Я уверен, что многие современные женщины согласились бы быть на их месте, — вставил молчавший до сих пор Вебер.

— Ну нет, вы не правы! Жить в клетке, хотя и золотой, вряд ли кому захочется, — возразила Лиза.

— Не скажите, не скажите, — пьяно лепетала Эльза Браун, — жить праздно… ходить в шелковых шальварах… купаться в прозрачных водах мраморных бассейнов… есть восточные сладости… слушать музыку…

— По-моему, ваш спор, милые дамы, беспредметен: во Франции гаремы отсутствуют, и у вас нет возможности проверить, хорошо или плохо живется в золотой клетке! — смеясь сказал Сарьян.

Выходя из ресторана, мужчины умышленно отстали от дам, чтобы дать им договориться о новой встрече. Фрау Браун, не теряя времени, обратилась к Лизе:

— Марианна, милочка, вы обещали свести меня с хорошей и недорогой портнихой. Может быть, вы дадите мне номер вашего телефона и я позвоню в удобное для вас время?

— Я поздно возвращаюсь домой, меня трудно застать. — Лиза не стала спрашивать у немки номер ее телефона, чтобы не вызвать никаких подозрений. — Лучше встретимся на днях где-нибудь в кафе, когда вы освободитесь от службы. Кстати, я узнаю, когда моя портниха сможет нас принять.

— Я буду очень рада, если это удобно для вас…

— Вы хорошо знаете площадь Этуаль? Там, против станции метрополитена, есть маленькое кафе. Если не возражаете, мы могли бы встретиться в нем. Ну, скажем, завтра вечером…

— Лучше послезавтра!

— Хорошо. Я буду ждать вас там послезавтра в семь часов.

В такси, по дороге домой, Эльза говорила Веберу:

— Вы знаете, эта француженка составляет счастливое исключение среди своих соотечественниц, — во-первых, она не кривляка, и потом она в совершенстве владеет немецким языком!

— Она вам понравилась?

— Очень! Мы условились встретиться с нею послезавтра на площади Этуаль. Она хочет отвести меня к своей портнихе… Как вы думаете, в том, что я буду общаться с местной жительницей, нет ничего предосудительного?

— Как вам сказать? — Вебер пожал плечами. — Думаю, что нет… Вы же слышали, что на собраниях сотрудников советник Эльман не раз говорил, что не следует чураться местных жителей. Он даже рекомендовал чаще общаться с ними, чтобы французы не думали о нас как о нации надменной и нелюдимой.

— Мне нужно поставить об этом в известность секретаря канцелярии посольства…

— Зачем? Впрочем, как вам угодно, — если хотите подвергнуться лишним допросам… — Вебер понимал, что так отвечать ему, хорошо знающему порядки в немецком посольстве, не совсем удобно, но выхода другого не было.

По сигналу Вебера такси остановилось у парадного фрау Браун. Не отпуская руки Вебера, глядя ему в глаза, она спросила:

— Разве вы… не подниметесь ко мне?

— Благодарю вас, сейчас — нет… Уже поздно, — ответил Вебер, склоняясь к ее руке.

— Разве уже так поздно? — В голосе Эльзы Браун слышалась обида…

Пока консьержка открывала дверь, такси тронулось с места и исчезло за углом. Эльза вдруг почувствовала страшную усталость. Медленно, с большим трудом поднялась она на четвертый этаж, вошла в свою квартиру, зажгла свет. В двух ее крошечных комнатах царил беспорядок: на стульях, на кровати, даже на буфете валялись вещи — платья, чулки, белье. Фрау Браун по натуре была женщиной аккуратной, но сегодня в спешке она не успела прибрать в квартире.

«Хорошо, что Вебер не поднялся! Что он подумал бы обо мне при виде такого беспорядка?» Но она никак не могла понять поведение секретаря консульства: пригласить на ужин, потратиться и — отказаться зайти к ней? Такой поступок не укладывался у нее в голове…

Перед тем как лечь, она окончательно решила, что ничего не скажет начальнику канцелярии о предстоящей встрече с француженкой. «Вебер прав, не стоит поднимать шум из-за такого пустяка! А то пойдут вопросы: кто, почему, зачем?..»

Лиза вернулась домой взволнованная.

— Василий, я, кажется, допустила оплошность, — сказала она.

— Успокойся! И скажи толком, что случилось?

— Со мной ничего. И вообще вначале все гало хорошо. Фрау Браун — заурядная мещанка, думающая только о тряпках. Я, кажется, понравилась ей… Но потом, чтобы иметь повод для новой встречи, черт дернул меня сболтнуть, что я могу свести ее к хорошей портнихе, которая берет недорого. Браун ухватилась за это, и мы условились встретиться с нею послезавтра в маленьком кафе на площади Этуаль — там мы были с тобой, помнишь? А где я найду такую портниху?!

— Ну, знаешь, уж лучше спроси меня что-нибудь из астрономии!..

— Ты все смеешься, а я, бестолковая, испортила дело! Хорошо еще, сообразила не дать ей номер своего телефона… Можно предупредить Сарьяна, — он придумает подходящий предлог и объяснит мое внезапное исчезновение.

— Не горячись и не принимай необдуманных решений. Нам ни в коем случае нельзя упустить стенографистку. Где еще мы найдем такой источник информации?

— Но не могу же я явиться к мадам Жаклин, у которой шью, и сказать — сшейте, пожалуйста, даме по фамилии Браун платье и возьмите с нее половину или даже, может быть, четверть стоимости, — разницу оплачу я сама!

— Нет, так не скажешь… Первую часть задания ты выполнила отлично и не казни себя зря: самое главное, что ты познакомилась с этой Браун… Вот что, пошли, Лиза, спать. Как любит говорить моя сестра Ефросинья: утро вечера мудренее!

— До чего же у тебя легкий характер!

Рано утром раздался телефонный звонок. На ломаном французском языке какая-то незнакомая женщина спрашивала Марианну Кочекову.

— Это тебя! — Василий передал жене трубку.

Лиза взяла трубку и вдруг просияла. Прикрыв телефонную трубку ладонью, сказала шепотом:

— Приехала фрау Шульц! Говорит: вы, мадам, кажется, хотели сшить платье? — И ответила: — Да, если только не очень долго ждать.

Условившись с приезжей о месте и времени встречи, Лиза положила трубку и глубоко вздохнула, словно выполнила тяжелую работу.

— Вот видишь, я же говорил тебе, что утро вечера мудренее! — сказал Василий.

— Конечно, приятно, что наконец приехал к нам постоянный курьер. Но что толку, разве это поможет сшить платье фрау Браун?

— Может быть, и поможет, ведь фрау Шульц портниха. Не исключено, что у нее есть в Париже знакомые. Ты поговори с нею, — что она тебе посоветует?

Лиза поспешила на свидание с фрау Шульц. Лекции в Сорбонне пришлось пропустить.

Они встретились у выхода с Северного вокзала. Лиза еще издали узнала фрау Шульц по описанию Юзефа. Фрау Шульц была крупная, краснощекая, полная женщина лет пятидесяти в хорошо сшитом пальто с маленьким меховым воротником и старомодной круглой шляпке, какие носили солидные дамы еще накануне мировой войны. В руке она держала большую плетеную корзину, наподобие тех, в которых парижские белошвейки носят белье заказчицам. Фрау Шульц тоже сразу заметила Лизу и пошла ей навстречу. Она еще раз произнесла пароль и, получив правильный ответ, улыбнулась и протянула Лизе руку.

— Здравствуйте, госпожа Марианна! Рада вас видеть в добром здоровье, — сказала фрау Шульц и, понизив голос, добавила: — Нам нужно поговорить, и лучше всего это сделать в кафе. Кстати, я и позавтракаю.

— Вы уже устроились? — поинтересовалась Лиза.

— В каком смысле? — не поняла приезжая.

— Я имею в виду гостиницу. Где же ваши вещи?

— Они здесь, — фрау Шульц показала на корзину. — Много ли вещей нужно мне, пожилой женщине? Ночная сорочка, две смены белья, две кофточки, полотенце, мыло, зубная щетка… Что же касается гостиницы, то в Париже у меня много хороших знакомых и подруг юности, с которыми мы вместе учились ремеслу. Они с удовольствием приютят меня на несколько дней.

Разговаривая так, они дошли до кафе, где заказали легкий завтрак для фрау Шульц и чашечку кофе с пирожным для Лизы.

— Прежде всего, хочу сообщить, что дома у вас все в полном порядке и вам беспокоиться не о чем. Родные шлют вам привет, и если вы пожелаете написать им, то я могу захватить ваши письма с собой и отправить их.

— Большое спасибо, фрау Шульц! Мы обязательно напишем, но, говоря откровенно, нам так хотелось получить письмо от них!..

— Когда будут письма из дома, я доставлю их вам! У меня масса поручений, — продолжала фрау Шульц. — Я оставлю под салфеткой письмо «отца», а вы незаметно возьмите его и спрячьте… Там обо всем написано. «Отец» просил и устно передать, чтобы господин Кочек непременно съездил в Берлин и, если представится возможность, завязал там деловые отношения, чтобы можно было и впредь наезжать туда по мере надобности. Поездку в Германию не следует откладывать. «Отец» считает правильным, что вы собираетесь нанять полдома за городом. Когда у вас будет готов ответ на письмо «отца», дайте мне знать. Особенно не спешите, я пробуду здесь несколько дней, у меня есть еще кое-какие дела. Если до моего отъезда я вам понадоблюсь, я всегда к вашим услугам. У вас есть вопросы ко мне?

— Есть большая просьба.

— Я вас слушаю!

В этот ранний утренний час кафе было пусто, они разговаривали по-немецки и так тихо, что никто не мог бы их подслушать.

Лиза рассказала о знакомстве с Эльзой Браун и о том, что ей трудно выполнить свое обещание — найти дешевую и хорошую портниху.

— Ну, в этом я смогу вам помочь! — сказала фрау Шульц. — Я собираюсь остановиться у своей близкой приятельницы, владелицы небольшого ателье. Я договорюсь с нею обо всем, а вы вечерком позвоните мне. Если все будет в порядке, то завтра же вы сможете привести туда свою немку. До моего отъезда мы сумеем сшить ей отличное платье за мизерную плату!

— Вы даже не можете себе представить, фрау Шульц, какую тяжесть вы сняли с моей души! — Лиза записала номер телефона и адрес ателье, где остановится фрау Шульц, и они расстались.

В письме «отца» повторялось почти все то, что передала фрау Шульц Лизе. Он настоятельно просил, чтобы Василий как можно скорее побывал в Берлине, «чтобы своими глазами увидеть все и познакомиться с тамошними заказчиками».

Написав ответ «отцу», Василий стал готовиться к поездке в Берлин, но до этого нужно было завершить дело с фрау Браун: мало ли какие неожиданные обстоятельства могут возникнуть, — оставить теперь Лизу одну в Париже было бы неразумно.

Встретившись с фрау Эльзой в маленьком кафе на площади Этуаль, угостив ее пирожными и кофе, Лиза повезла ее к «знакомой» портнихе на улицу Гобелен. В ателье, по рекомендации постоянной заказчицы, мадам Марианны, фрау Браун встретили как своего человека, показали новейшие журналы мод, посоветовали, какой выбрать фасон для вечернего платья. Фрау Браун прельстило платье с большим вырезом на спине и груди. Она спросила Лизу по-немецки; сколько будет стоить работа? Лиза пошла к фрау Шульц.

— Скажите ей — сто пятьдесят франков, — посоветовала та.

— Не слишком ли мало?

— Ничего, сойдет… Здесь берут за такую работу не менее четырехсот франков, и то смотря по заказчице.

Вернувшись, Лиза сообщила своей новой приятельнице, что за работу с нее возьмут всего сто пятьдесят франков.

— Я же вам говорила, что здесь цены умеренные!..

Эльза Браун не знала, как благодарить Лизу.

Теперь они встречались, как близкие подруги. Эльза Браун сетовала на то, что ей приходится отнимать столько времени у милой Марианны по своим пустяковым делам. На что Лиза отвечала, что фрау Браун пришлась ей по душе и она будет счастлива, если та получит элегантное вечернее платье. Больше того, Лиза подарила фрау Браун крем для лица и коробку пудры.

— Нет, нет, я не могу принять от вас подарки! — сопротивлялась фрау Браун. — Сколько это стоит?

— Это такие пустяки, дорогая фрау! Неужели между друзьями могут быть какие-то счеты?

Соблазн был слишком велик, и фрау Браун, сияя от удовольствия, спрятала подарки в сумочку.

Платье удалось. Фрау Браун была в восторге: такое шикарное и так дешево! В знак благодарности она приносила Лизу к себе на чашку кофе, чего никогда не делала раньше.

Лиза, конечно, приняла приглашение и пришла к своей новой подруге, захватив с собой флакон хороших духов для нее.

Фрау Браун приготовила кофе, поставила на стол печенье, конфеты.

— Прошу вас, Марианна, — чудное печенье, я его очень люблю. И конфеты отличные — с марципаном. Французы умеют готовить вкусные вещи — не то что у нас, в Германии! — говорила она. — До знакомства с вами я была совсем другого мнения о француженках, считала их слишком легкомысленными, пустыми… Впрочем, я мало с кем из парижанок была знакома. Для нас, работников посольства, не так-то просто познакомиться с местными жителями. С одной стороны, нам рекомендуется общаться с ними, завязывать дружеские отношения. С другой — обязывают информировать начальство о каждом таком знакомстве. Не очень-то приятно подвергаться форменному допросу со стороны начальника канцелярии по поводу каждого знакомства, не правда ли? В особенности для нас, женщин…

— Я но поняла, какие допросы вы имеете в виду? — спросила Лиза.

— Ну, как же!.. Достаточно сообщить начальнику канцелярии о своем новом знакомстве, как тут же посыпятся вопросы: кто он или она? Чем занимается, каких придерживается убеждений, в какой партии состоит, где живет?.. Один раз я по наивности сообщила об одном знакомом, так сама была не рада, — меня замучили вопросами!.. Интересовались всем, даже интимной стороной его жизни — выпивает ли, бывает ли у женщин…

— Значит, вы сообщаете начальству не о всех своих знакомых?

— Нет, конечно, — зачем? Мало ли какие знакомые могут быть у одинокой женщины!.. Потом, я ведь политикой не занимаюсь… Еще чашечку кофе?

— Спасибо, больше не хочу, — Лиза отодвинула от себя чашку.

Итак, фрау Браун, доверенное лицо немецкого посла, допущенная к его секретной переписке, призналась, что скрывает от начальства некоторые свои знакомства… Это уже кое-что! Лиза соображала: стоит ли воспользоваться этим признанием и не откладывая перейти к прямому разговору или повременить? Поразмыслив, она решила, что начинать откровенный разговор здесь, на квартире у фрау Браун, не следует.

— Вы получаете дорогие подарки от своих поклонников, — говорила между тем фрау Браун, — и это вполне естественно: вы молоды, красивы… Я вовсе не жалуюсь на отсутствие поклонников, — нет, их у меня больше чем достаточно!.. Но бог мой, что это за поклонники? Придут, поедят, попьют и, извините за грубость, поспят и исчезнут…

— Зато вы независимы, имеете работу, зарабатываете на жизнь, — сказала Лиза.

— Ах, милая Марианна, я уже говорила вам, что здесь, в Париже, на мой заработок даже кружевную ночную рубашку не купишь!

— У вас отличная специальность — стенографистка-машинистка!.. Разве при желании вы не можете подрабатывать?

— Хотела бы, но как? Французский я знаю поверхностно, а кому во Франции нужен мой немецкий?

— Не может быть, чтобы в таком большом городе но было бы нужды в немецкой стенографистке. Многие французские фирмы имеют деловые связи с Германией и ведут переписку на немецком языке.

— Да, но у таких фирм имеются постоянные сотрудники, ведущие переписку на иностранных языках, — возразила фрау Браун.

— Так почему бы вам не стать одной из таких сотрудниц?

— Я бы с удовольствием, но для этого нужны знакомства, солидные рекомендации…

— Не исключена возможность, что я сумею вам помочь через своего брата, — у него большие связи в деловом мире. Хотите, я поговорю с ним?

— Буду вам очень признательна. Не так уж далеко время, когда меня уволят и назначат небольшую пенсию за долголетнюю безупречную работу… Попробуй проживи на сто марок в месяц, если у тебя нет других источников дохода, кроме пенсии. Стоит вспомнить, что меня ждет необеспеченная старость, как кровь стынет в жилах!..

— Скажите мне откровенно: если мой брат найдет для вас хорошо оплачиваемую работу, вы поставите об этом в известность ваших руководителей? Сами понимаете, ни одно солидное торговое предприятие не захочет, чтобы о его делах знали посторонние, да еще в иностранном посольстве!..

— Понимаю!.. Нет, я не стала бы говорить об этом кому бы то ни было!.. Наше посольство, узнав, что я подрабатываю или собираюсь подрабатывать на стороне, немедленно отошлет меня на родину. Вы не знаете, какие у нас строгие порядки на этот счет.

— Хорошо, я поговорю с братом. Уверена, что он придумает что-нибудь! — И Лиза начала прощаться.

28 января 1933 года парижские газеты, с ссылкой на телеграфное агентство Гавас, поместили на своих страницах заметки, набранные мелким шрифтом, в которых сообщалось, что переговоры, ведущиеся между немецкими политическими партиями национал-социалистов (партия Гитлера) и националистов, завершились полным соглашением.

29 января газеты уже под крупными заголовками сообщили о том, что канцлер Германии, Шлейхер, подал в Отставку и что его отставка якобы принята президентом.

31 января французские газеты всех политических направлений поместили на своих страницах сообщение о том, что 30 января президент Германии Гинденбург подписал декрет, возлагающий на господина Адольфа Гитлера обязанности канцлера Германии — «во имя защиты народа и государства». Газеты были полны многочисленными комментариями к этому сообщению. Некоторые корреспонденты утверждали, что декрет был составлен самим Гитлером, но это уже никого не интересовало.

Так или иначе главарь немецких фашистов Адольф Гитлер захватил власть.

В полночь Василию позвонил Сарьян и рассказал о событиях в Германии. Василий не спал до утра и теперь ехал к себе в контору усталый и озабоченный. Он понимал, что Рубикон перейден, — отныне политические события в мире, в первую очередь в Европе, примут совсем иное направление, чем до сих пор.

Василий старался разглядеть сквозь стекла автомобиля лица прохожих, прочитать на них, какое впечатление произвело на французов это зловещее сообщение. Люди, как всегда, спешили по своим житейским делам, будто бы приход к власти Гитлера ничего не менял в мировом правопорядке и вообще вся эта возня по ту сторону Рейна Франции не касалась…

Не успел Василий сесть за свой письменный стол, как Жубер, весело посвистывая, вошел в контору.

— Здравствуйте, дорогой Кочек! Что вы такой хмурый? Не выспались?

Василий поднял голову и внимательно посмотрел на своего компаньона.

— Скажите, Жубер, вы читали сегодня утренние газеты?

— Читал! Что вы нашли там особенного?

— Вы не обратили внимания на сообщение агентства Гавас о том, что в Германии к власти пришли фашисты во главе с Гитлером?

— Ах, это!.. Читал, конечно. Нам-то какая разница, какой бош правит Германией — Шлейхер или Гитлер?

— Вы шутите?

— Я говорю вполне серьезно. Меня мало тронет, даже если туда вернется кайзер Вильгельм Второй…

— Блаженный вы человек, Жубер! — вырвалось у Василия, и, чтобы как-то сгладить свою резкость, он добавил: — Такие простые вещи, как разница между фашистами и порядочными людьми, должны быть понятны каждому!..

— Согласен, фашисты в большинстве своем подонки, неудачники. Я знаю одного молодчика из организации полковника де ла Рокка «Белые кресты», даже нахожусь с ним в дальнем родстве. Его выгнали из университета за неуспеваемость, и он обиделся на весь мир. Считая себя сверхчеловеком, которому все дозволено, он украл у родителей крупную сумму денег, фамильные драгоценности и скрылся из дома…

Часом позже Василий разговаривал с художниками Борро и Домиником. Молодые люди были чем-то явно удручены, и на вопрос: что с ними? — Борро ответил:

— Разве вы не знаете, мсье Кочек? В Берлине власть захватил глава фашистов Гитлер. Не иначе как французам опять проливать свою кровь!..

— Уж так сразу и кровь!..

— Мсье Кочек, мой отец погиб под Верденом. Это было всего каких-нибудь семнадцать лет тому назад. А сегодня наследники пруссаков, убивших моего отца, снова бряцают оружием. Я уверен, что немцы, имея такого главаря, как Гитлер, захотят свести прежде всего с нами старые счеты за поражение в прошлой войне… Знаете, какой плакат нарисовал вчера Доминик?

— Нет, конечно! Откуда мне знать, какие плакаты рисует наш юный друг?

— Плакат, перекликающийся с временами Великой французской революции. Под рисунком надпись: «К оружию, граждане! Отечество в опасности»…

— Сделать-то сделал, а вот кто напечатает мой плакат, — не знаю, — сказал Доминик.

— В Париже есть одна-единственная газета, которая согласилась бы напечатать этот плакат, — «Юманите», — сказал Борро. — Но тогда ты, дорогой друг, попрощайся с надеждой когда-нибудь прославиться. Художника, выступающего на страницах газеты «бешеных», — ведь надо же, коммунистов сегодня зовут так же, как когда-то звали якобинцев, — такого художника «порядочное общество» не пустит даже на порог и картины его никогда, во веки веков, не будут выставлены ни в одном выставочном зале!..

— Ну и пусть!.. Я отнесу плакат в «Юманите». Если они согласятся напечатать, я готов отдать его безвозмездно!

— Браво, Доминик! Узнаю упрямого и бесстрашного потомка санкюлотов. Не ограничивайся одним плакатом, сделай серию, бей в набат, призывай французов к бдительности! И при этом… готовься, что мсье Жубер выставит тебя за дверь. Присутствие в рекламной фирме такого вольнодумца и бунтаря, без сомнения, отрицательно скажется на ее коммерческой деятельности. Я, правда, не знаю мнения на этот счет мсье Кочека.

— Наша фирма — предприятие коммерческое, и политические убеждения или даже деятельность наших сотрудников нас не касаются, — Василий хотел дать понять художникам, что им опасаться нечего.

— Мы были уверены, что вы скажете именно так! — Борро повеселел. — Пошли, Доминик, займемся плакатами, призывающими сынов Франции к оружию. Если никто но захочет их печатать, мы сами расклеим их на афишных столбах…

Художники ушли. Василий, глядя им вслед, думал, что по-прежнему жив дух нации, ее сила, стойкость, — лишь бы подлинные патриоты не теряли бдительности…

В последующие дни столичные газеты печатали на своих страницах краткие сообщения о том, что в связи с приходом к власти национал-социалистов террор в Германии усиливается, что в Пруссии арестовано пять тысяч, в Рейнской области более двух тысяч коммунистов и противников гитлеризма, что конфискуется имущество нежелательных элементов, большинство которых по национальности евреи. Газета «Тан» не скупилась на прогнозы: «Весьма возможно, что Гитлер быстро потерпит крах и потеряет свою репутацию спасителя Германии…»

Василий, встретившись с Сарьяном, спросил его, как все это понимать: неужели имущие классы Франции настолько ослеплены ненавистью к коммунистам, что не видят подлинной опасности?

— Удивляюсь вам, дорогой друг!.. Живя столько времени во Франции, вы не поняли, что буржуа предпочитают Гитлера своим соотечественникам-коммунистам. Они надеются, что сумеют договориться с фашистами, и готовы на любые уступки. Кроме того, здесь убеждены, что Гитлер прежде всего кинется на Восток и увязнет в просторах России. Пойдемте-ка со мной в Национальное собрание, — там назначены дебаты по международным вопросам. Вы послушаете, о чем рассуждают и, главное, как рассуждают «избранники» нации!..

Фрау Шульц уехала, захватив с собой ответ «отцу». То, что произошло в Германии, не было для «отца» неожиданностью, — он ведь не раз писал и говорил, что приход к власти фашистов дело решенное, что это — вопрос времени. Вот это время и настало… Сейчас главное — знать, как реагируют на грозные события в соседнем государстве сами французы, и знать не поверхностно, не по догадкам, а доказательно, основываясь на неопровержимых фактах. Быть в курсе и того, что предпринимает французское правительство, чтобы преградить путь фашистским полчищам, если они начнут поход. Как будут французы защищать своих союзников?..

Сарьян хорошо сделал, что пригласил его в Национальное собрание. Правда, все, что там будет сказано, можно прочесть на следующий день в газетах. Но все же одно дело — читать газеты и совсем другое — послушать депутатов самому. Во Франции, на радость немецкой разведке, не умеют хранить государственные секреты, — словно нарочно, выставляют их напоказ!.. Немецкие агенты присутствуют всюду, даже на секретных заседаниях комиссии парламента, даже на заседаниях совета министров, не говоря уже о Национальном собрании. Этого мало, сами французы без оглядки разглашают свои секреты. Недавно на страницах крупных газет загорелся спор между военными специалистами о количестве и качестве французских танков и самолетов. В то время когда в Германии утверждается доктрина молниеносной войны при помощи танков, самоходных орудий, мощной авиации и моторизованных дивизий, французские генералы начисто отрицают возможности широкого использования танков в будущей войне, и поэтому, вероятно, у них нет танков новейшей конструкции. Танки, находящиеся на вооружении армии, безнадежно устарели — на них тонкая броня, и они скорее являются мишенью для немецкой бронебойной артиллерии, чем боевыми единицами. Василий не был военным специалистом, но все же понимал, как глубоко ошибаются французские генералы, когда утверждают, что будущая война будет позиционной, как и война 1914—1918 годов…

Сейчас, как никогда, важно было знать о планах фашистов в отношении своих соседей. Пора завершить затянувшуюся игру с Эльзой Браун! Пусть Лиза встретится с немкой и договорится с ней. Не сменят ли новые правители Германии своих послов за границей?..

Дома Василий сказал Лизе:

— Агенты немецкой разведки следят за всеми сотрудниками своего посольства, поэтому перемени место встреч с Браун. И когда будешь предлагать ей деньги, не скупись!

— Ты бы лучше сказал прямо, сколько мне предложить ей?

— Деликатный вопрос — сколько? Мало предложишь — не согласится. Много предложишь — испугается… Ты говоришь, она получает семьсот франков в месяц?.. Предложи ей тысячу…

— Не много?

— Думаю, что нет. Можешь обещать, что в зависимости от качества информации, которую она будет нам передавать, вознаграждение может увеличиться…

Разговаривать на эту тему у себя дома было куда легче, чем вести переговоры с самой фрау Браун.

Лиза позвонила ей и договорилась о встрече в большом студенческом кафе в Латинском квартале, — в нем всегда толпилась шумная молодежь, среди которой нетрудно было затеряться в случае крайней необходимости. Было принято в расчет и то обстоятельство, что Браун, почуяв неладное, может притащить с собой одного-двух парней из немецкого посольства.

Василий пригласил к себе в кабинет Борро и Доминика и сказал:

— Друзья, у меня к вам личная просьба. Дело в том, что моя жена должна встретиться с одной дамой в студенческом кафе в Латинском квартале. Дама эта — немка по национальности и довольно эксцентричная особа… Я вас прошу, будьте там завтра, в семь вечера. Сядьте за столик, закажите себе вина или кофе и скучайте, не показывая вида, что вы знакомы с моей женой. Если все обойдется, вы проведете остаток вечера по своему усмотрению. Если же немка попытается поднять шум, помогите жене выбраться из кафе… Вы меня поняли?

— Вполне! — ответил Борро. — Не беспокойтесь, мсье Кочек, мы все сделаем как нельзя лучше. Не так ли, Доминик?

— Какие могут быть разговоры, — разумеется!.. Знаете, мсье Кочек, у нас с Анри с этим кафе связано множество воспоминаний. Мы оба были влюблены в девушку за стойкой. Она была красавица, таких глаз больше ни у кого не встретишь!.. Звали ее Габриэллой, и мы думали, что она испанка. Потом выяснилось, что она — дочь грузинских эмигрантов, есть такая национальность на Кавказе. Мы с Анри ходили туда каждый вечер, чтобы увидеть ее, а когда бывали при деньгах, просиживали в кафе до ночи…

— Я вынужден внести в рассказ Доминика маленькую поправку, — перебил товарища Борро. — Дело в том, что влюблен в Габриэллу был один Доминик. Я сопровождал его только во имя товарищеской солидарности.

— Ну и ну! — воскликнул Доминик. — А кто разорялся на цветы? Кто преподносил красавице весной фиалки, а летом белые розы? Ты или я?

— Ты всегда был скуп, как Гобсек, и я вынужден был тратиться на цветы, чтобы девушка не думала дурно о нас. Вот и все!..

В назначенный час Эльза Браун приехала в Латинский квартал. Войдя в кафе, она пугливо озиралась по сторонам, по понимая, почему ее подруга пожелала встретиться с ней именно в этом шумном месте. Увидев Лизу, сидевшую в глубине зала за маленьким столиком, она поспешно направилась к ней.

— Здравствуйте, дорогая фрау Эльза! Рада вас видеть! — радушно приветствовала Лиза немку и, видя ее растерянность, сказала: — Не удивляйтесь, что я пригласила вас сюда. Предстоит серьезный разговор, и мне хотелось вести его подальше от любопытных глаз. — Лиза заметила, как насторожилась немка, и продолжала спокойно: — Как вы просили, я сказала брату, чтобы он подыскал для вас хорошо оплачиваемую работу. Пригласила я вас сюда, чтобы передать…

К их столику подошла девушка и спросила, что будет угодно дамам.

— Миндальные пирожные и две чашки кофе, — ответила Лиза и снова обратилась к фрау Браун: — Мой брат предлагает вам менее обременительную работу, чем работа стенографистки. Парижские торговые фирмы, имеющие деловые связи с Германией, всерьез обеспокоены последними событиями, происшедшими там. Они крайне заинтересованы в получении точной информации о том, что делается в Германии и чего можно ожидать от новой власти хотя бы на ближайшее время… Разумеется, не ту информацию, которую можно почерпнуть из чтения газет и сообщений телеграфных агентств… — Лиза замолчала, не сводя глаз с фрау Браун.

Молчала и та, как-то вся съежившись.

— Вы будете прилично вознаграждены. Ну, скажем, вам будут платить тысячу франков в месяц. Больше того, если передаваемая вами информация окажется особенно ценной, то вознаграждение будет увеличено. — Лиза только теперь заметила, что из дальнего угла кафе за ними наблюдают молодые художники.

— Вы представляете себе, как опасно то, что предлагает ваш брат? — после долгого молчания прошептала фрау Браун. — За разглашение государственной тайны сотрудников посольства наказывают строго — отстраняют от работы, лишают всех званий, наград, привлекают к суду. А там и в тюрьму могут упрятать!.. Нет, нет, я на это не пойду…

— Ну что вы! Зачем такие ужасы — суд и тюрьма!.. Подумайте сами, кто может знать о вашей деятельности? Вы храните множество секретов, неужели не сумеете сохранить собственную маленькую тайну? Кроме меня и брата, никто, ни одна душа, ничего знать не будет. Я даже брату не сообщила вашу фамилию…

— Неужели не сообщили? — оживилась фрау Браун.

— Зачем? Он будет вполне удовлетворен получением от вас нужной информации, остальное его не касается.

— Не знаю, не знаю… Это все так неожиданно…

Лиза понимала, что немка не в силах отказаться от тысячи франков дополнительного заработка. Может быть, она в эти минуты подсчитывала в уме, что сможет купить или отложить на черный день. Чтобы окончательно рассеять сомнения фрау Браун, Лиза сказала:

— Я принесла вам пятьсот франков как аванс. Они в конверте, я оставлю их на столе, а вы незаметно спрячьте в сумку. Остальное получите при следующей встрече. Надеюсь, милая фрау Браун, вы сообщите для передачи брату кое-какие новости — тоже в виде аванса! — Лиза положила на стол конверт с деньгами.

— Право, не знаю, что может интересовать вашего брата?.. Хотя… передайте ему, чтобы фирмы, имеющие деловые отношения с немецкими евреями, были осторожны… В самое ближайшее время имущество всех евреев будет конфисковано, а сами они выселены из Германии. И еще — в Германии готовится большая акция, которая даст повод национал-социалистам одним ударом ликвидировать все нежелательные элементы внутри страны. В чем конкретно заключается сущность этой акции, сказать вам не могу, не знаю, — фрау Браун запнулась было, потом добавила: — Это уже из области политики: противникам фашизма во Франции не следует возлагать надежд на дебаты в парламенте по международным вопросам, потому что многие правые депутаты связаны с нашим послом и будут выступать с речами в поддержку нового режима в Германии…

— Не проще ли будет сказать, что эти депутаты подкуплены вашим послом? — попробовала уточнить Лиза.

— Это слишком деликатный вопрос, и к нему я доступа не имею!

— Вам известны фамилии депутатов парламента, связанных с вашим послом?

— Нет…

— Что же, спасибо, на первый раз достаточно. Не откажите в любезности написать расписку в получении пятисот франков.

— Расписку! Зачем она вам? — встревожилась фрау Браун.

— Ну как же, брату нужно отчитаться в израсходованных деньгах. Если слово «расписка» вам кажется некрасивым, напишите просто, что получили от меня пятьсот франков взаймы.

— Мне вообще не хотелось бы писать ничего. Но если вы настаиваете…

— Что делать! — перебила ее Лиза. — Это нужно для формального отчета. Кроме брата и меня, никто не будет знать автора этой записки…

Фрау Браун достала из сумочки маленький блокнот и нацарапала на листке несколько слов.

Уже на улице фрау Браун вдруг спросила:

— Скажите, Марианна, Вебер в курсе наших дел?

— О ком вы говорите, кто такой Вебер?

— Помните, он сопровождал меня, когда мы ужинали вчетвером в китайском ресторане?

— Тот высокий мужчина? Ну что вы! Какое он имеет отношение к нашим с вами делам!.. Я даже фамилию его не запомнила…

Прощаясь с фрау Браун на площади Согласия, Лиза обещала позвонить ей в ближайшее время.

Василий ждал жену с нетерпением. Еще в передней он спросил:

— Ну как, все обошлось, Лиза?

— Обошлось! — Лиза подробно рассказала о своей встрече с Браун. — Я так устала, будто воз везла! — добавила она в заключение.

— Понимаю, дорогая. Не легко тебе было!.. Интересно, что за акцию готовят фашисты? У тебя какое создалось впечатление — немка в самом деле не знает или прикидывается?

— По-моему, не знает. Иначе рассказала бы, тем более в первый раз, чтобы набить себе цену.

— Жаль, уехала фрау Шульц! Нужно было бы сообщить об этом «отцу», чтобы он выяснил подробности… О подкупленных немцами депутатах следует сказать Сарьяну. Журналисты народ дотошный, они все узнают. Боюсь, у фашистов немало сторонников здесь, во Франции… — Василий как бы разговаривал сам с собой, потом обратился к жене: — Ты молодчина, Лиза, — сделала большое дело. Раз Браун даже расписку написала, значит, будет сотрудничать с нами. Только будь осторожной, не запугивай ее своей настойчивостью.

Через три дня, сидя на галерке для публики в Национальном собрании, куда его привел с собою Сарьян, Василий убедился, что фрау Браун была права, утверждая, что депутаты правого крыла в сговоре с послом Германии. Создавалось впечатление, что эти «избранники народа» начисто забыли интересы Франции и пекутся только о Гитлере и его рейхе. Бородатый депутат из партии радикал-социалистов заявил с трибуны: «У власти Гитлер или нет, какая разница, господа?»

Председатель партии «Демократический альянс» сказал: «Не вижу причин для беспокойства! В случае неприятностей Англия придет к нам на помощь, да и Гитлер не враг Франции». Третий депутат рассуждал: «Гитлер уже дважды сослужил нам службу: он сделал Германию непопулярной в Англии и Америке, он показал Англии истинное лицо Германии! Да, я решительно предпочитаю Гитлера Шлейхеру!»

У выхода из парламента Василия поджидал озабоченный Сарьян. Взяв Василия под руку, шагая рядом с ним по мокрому после дождя тротуару, он спросил:

— Ну как, видели теперь, каких представителей парод послал сюда? Они не то что Францию — родного отца продадут! Прав был Поль Бонкур, когда говорил сегодня утром на улице Кэ д'Орсэ Эррио: «Хорошенько запомните следующее; правые партии, саботировавшие сближение о демократической Германией, которого мы желали добиться в течение восьми лет, станут теперь благоприятствовать сближению с немецким диктатором! И конечно, все это будет делаться под предлогом, что Гитлер борется с коммунистами! Вскоре вы увидите все то, о чем я вам говорю!» Сегодняшнее вечернее заседание Национального собрания полностью подтвердило слова Бонкура. Отныне правые будут искать предлога для сближения с диктатором, а Гитлер, благодаря такой поддержке, скоро покажет всем, на что он способен!

— Вам или вашим товарищам-журналистам удалось установить связи некоторых правых депутатов с немецким послом?

— Кое-что удалось, завтра прочтете в газетах. Да что толку, бог ты мой! Большинство не видит пока ничего особенного в том, что какие-то депутаты парламента часто бывают у немецкого посла. Когда мы положили материал на стол нашего шефа, он удивленно уставился на нас: «Не понимаю, говорит, в чем сенсация? Ну, бывают, ну, дружат, что из того? Может быть, со временем это сослужит нам хорошую службу». С трудом уговорили его поместить в завтрашнем номере маленькую заметку…

Через несколько дней Василий пошел в клуб, как делал это иногда по вечерам. В клубе все было как всегда — несколько человек тренировались на закрытом корте при электрическом свете, другие ужинали в ресторане, а в Малой гостиной завсегдатаи клуба беседовали за чашкой кофе.

Увидев Василия, де ла Граммон пригласил его присоединиться к компании.

Пожилой господин в старомодном сюртуке с бархатной жилеткой говорил, помешивая ложечкой в чашке:

— Основа нашей внешней политики на ближайшие годы должна заключаться в том, чтобы не раздражать Гитлера. Мы должны доказать ему, что не являемся его противниками, что мы не будем мешать ему, если он обратит свой взор на Восток!..

— Ну, а как же быть с нашими союзниками? — не без ехидства спросил Маринье. — Ведь прежде чем Гитлер «обратит свой взор на Восток», как вы изволили сказать, ему необходимо подчинить себе наших союзников: Польшу, Чехословакию, Румынию, а может быть, и Югославию, чего вряд ли можно достичь мирным путем…

— Союзники!.. Пусть подчиняет, если это ему необходимо… Истинные патриоты должны думать о Франции, а не о каких-то союзниках!

— А не кажется ли вам, что при такой политике мы останемся один на один перед лицом грозного врага? — вмешался в разговор де ла Граммон.

— Понятие «враг» нуждается в уточнении. Я лично не считаю Гитлера врагом Франции. Зачем ему нападать на цивилизованную страну, когда на Востоке — неоглядные свободные просторы, на которых живут полудикие племена? Нет, господа, сегодня наш враг номер один — коммунисты, отрицающие освященную богом частную собственность и проповедующие равенство. С Гитлером мы, на худой конец, всегда договоримся, а с коммунистами — никогда! — раздраженно втолковывал пожилой господин в старомодном костюме.

— Неужели вы не понимаете, что фашисты мечтают о реванше? — спросил молодой Луи.

— Я уже говорил, что с Гитлером можно договориться, — разумеется, делая ему определенные уступки. Да и почему бы нам не стать союзниками Германии в борьбе с коммунизмом и, конечно, против Советской России, цитадели коммунизма?

— Союз с фашистами! Да вы понимаете, мсье, о чем говорите?! — горячился Луи.

В разговор вступил молчавший до сих пор модно одетый человек средних лет.

— По-моему, для искоренения коммунизма все средства хороши, — изрек он. — Ради этого можно стать союзниками не то что Гитлера, но и самого дьявола!

— Вы забываете, что Франция всегда была сильна в союзе с Россией, — спокойно сказал Маринье. — Союз с Гитлером не просто недальновидная политика, а самоубийство для Франции. Уверяю вас, никакие уступки не помогут, немцы не успокоятся до тех пор, пока не поставят Францию на колени!

— Видимо, вы, мсье Маринье, заражены идеями коммунизма, иначе вам была бы ясна разница между старой Россией и большевистской!..

— Ошибаетесь, я далек от коммунизма, а вот вы, мсье Журден, слишком близки к фашизму! — Маринье говорил сдержанно, словно речь шла о салонных пустяках.

— А вы что думаете, дальновидные французы действительно должны создать у себя новую партию, наподобие партии национал-социалистов, чтобы перекинуть мостик между Францией и новой Германией!

— Хватит нам полковника де ла Рокка с его молодчиками, они и так готовы бросить Францию к ногам Гитлера! — резко сказал Луи.

— Нам нужна Франция свободная, а не коммунистическая! — повысил голос господин в старомодном сюртуке.

— Никто и не помышляет о коммунистической Франции, а отдать ее на поругание фашистам могут только изменники! — В голосе де ла Граммона звучало нескрываемое негодование.

— Именно так, француз, поддерживающий сегодня Гитлера, — изменник! — крикнул Луи.

Господин в сюртуке и его модно одетый соратник поднялись, но, прежде чем покинуть гостиную, первый из них, багровый от от злости, прошипел:

— Мы не знали, что здесь, в привилегированном клубе, свили себе гнездо коммунисты и подозрительные иностранцы, — он бросил взгляд на Василия.

— Уж не хотите ли вы открыть в нашем клубе филиал партии национал-социалистов французского оттенка? — спросил де ла Граммон.

— Смейтесь, господа! Придет время, и мы поговорим с вами в другом, более подходящем для вас месте! Тогда уж мы посмеемся вдоволь, — сказал второй.

И они вышли из гостиной.

— Изменники, фашистские агенты! — крикнул им вслед Луи.

— Смотрите, как они распоясались, — сказал де ла Граммон.

— Кто они такие? — спросил Василий.

— Один из них, тот, что в сюртуке, — фабрикант, владелец почти всех мыловаренных заводов во Франции. Второй — наследник богатых родителей, мот, кутила…

Во второй половине следующего дня Василий стал свидетелем другой, не менее выразительной картины.

Человек триста молодых людей во главе со своим «фюрером», полковником де ла Рокком, решили устроить демонстрацию в честь победы фашистов в Германии. Когда они, выкрикивая какие-то лозунги, достигли Больших бульваров, навстречу вышли рабочие отряды, неся трехцветные знамена Франции и красные знамена революции. Подойдя к фашистским молодчикам, рабочие предложили им разойтись, те отказались, но, не выдержав натиска рабочих, быстро рассеялись.

Полицейские, стоявшие до сих пор на тротуарах в качестве наблюдателей, зашевелились, начали теснить рабочих, пошли в ход резиновые дубинки…