Маска была уродлива и прекрасна одновременно. Она была отлита из металла и, если присмотреться, виднелись выгравированные на ней черепа, розы и инициалы «Общества», «I.V.I.» Буква V была чуть больше тех, что обрамляли ее с двух сторон, вплетаясь в черепа и розы. Де ла Роса. Ну, конечно, розы. Должно быть, нечто похожее было и у меня на затылке.


Приподняв маску, я вспомнила, как ее тяжесть давила мне на голову. Моя шея едва ли могла это вынести. Но, вероятно, это было связано и с самим сексом. С тем, как Сантьяго решил взять меня. При воспоминании о произошедшем, я затрепетала, но все еще удивлялась, как подобное могло меня заводить. Тем более с кем-то вроде моего мужа.


Но я действительно была возбуждена. И не собиралась заниматься самоотрицанием. До Сантьяго я не была с мужчиной, потому могла судить лишь о том, что никогда еще не достигала такого головокружительного оргазма, как с ним. Даже несмотря на боль между ног, я и сейчас трепетала от одной мысли об этом.


Но существовала и обратная сторона медали. Мой муж возбудился не меньше.


– Может, я тут не единственная слабачка, Сантьяго.


Я вернула маску на подставку и пробежалась пальцами по свисавшим с нее тонким и коротким цепочкам с крестиками. Вспомнилось, как Сантьяго приказал мне произнести «Аве Мария» в наказание.


– Безумец, – выдохнула я и подошла к двум окнам на дальней стене. Мне пришлось придвинуть стул и встать на него, чтобы хотя бы взглянуть на улицу. Однако раскрыть створки я не смогла. Все дело в том, что на самом деле это были большие окна, но поверх обшитые деревом, как и вся комната. В итоге мне остался только этот маленький кусочек света. Интересно, он специально выбрал для меня эту комнату? В этом я не сомневалась. Неужели он надумал лишить меня даже солнечного света?


Я осторожно спустилась со стула, придерживая себя за спинку, когда почувствовала, что меня зашатало, а потом села на сидение.


Сантьяго вполне мог решиться на такое. Держать меня пленницей в этой комнате. С таким же успехом он мог держать меня в камере под землей.


Я потерла лицо и поднялась, начав исследовать комнату. Присмотрелась к резьбе на деревянных стенах, увидев черепа и розы. Как и на столбиках кровати. Тех, к которым он меня привязал. Мне вдруг сделалось душно.


Я осмотрела всю комнату, что заняло не так много времени, а потом села и принялась ждать.


Однако Сантьяго не пришел, даже когда солнце стало спускаться с неба. Не пришел, когда я зажгла все свечи в комнате, ожидая его появления. Не пришел, как только я переоделась в ночную рубашку. И даже когда мой живот урчал так громко, что я была уверена: Сантьяго должен это услышать, где бы ни скрывался в этом доме.


Я с благодарностью приняла сон, как только поняла, что муж сегодня не придет, даже чтобы просто накормить меня.

Сантьяго



Вскоре после наступления сумерек Мерседес прервала мой беспокойный сон, размахивая у меня перед носом чашкой с кофе. Она сидела на моей кровати в обтягивающем черном платье, очень походя на вампира. Я знал, что сестра не сможет остаться в стороне.


– Что ты здесь делаешь? – я встретился с ней взглядом.


– Расскажи мне все, – ее глаза казались еще темнее, подведенные карандашом, но она все равно не смогла скрыть бурлившее в их глубине нетерпение.


– Тут не о чем болтать, – я откинул одеяло и сел, жестом приказывая ей убраться с моей дороги. – Во всяком случае, ничего такого, что бы тебе следовало знать.


– Сантьяго, – она надула губы, – не играй со мной.


Я бросил на нее острый взгляд через плечо и увидел, что сестра разглядывала татуировку у меня на спине. Мерседес еще не видела ее. Я не планировал показывать тату кому-либо, тем более сестре. По ее взгляду я мог судить, что она удивлена.


Тату на лице – моя работа, как и большая часть изображений на руке. Но управлять иглой на собственной спине было мне не под силу, как бы я этого ни хотел.


– Кто это сделал? – с любопытством спросила она, как только я натянул вчерашнюю рубашку.


– Друг.


– Красиво, – пробормотала Мерседес.


– Это значит, что у меня есть цель.


Мои татуировки и правда преследовали лишь одну цель. И несмотря на то, что большинство людей считали иначе, я не стремился кого-то напугать. Я и сам мог нагонять ужас, и обладал этой способностью задолго до того, как на моем лице появился хоть один шрам. Однако мне не нравилась мысль о том, чтобы смотреть на напоминание о том дне регулярно, потому спина стала единственной разумной альтернативой.


Я подошел к шкафу и достал чистую белую рубашку и черные брюки. Мерседес продолжила раздражать меня тем, что решила перетрогать все вещи в моей комнате. Она провела по богато украшенным столбикам кровати, неотрывно сканируя пространство, будто змея. Мерседес явно искала доказательства того, что ночью здесь была моя жена. Она горела решимостью уничтожить любые проявления слабины в моем плане.


– Она в своей комнате, – сообщил я сестре. – И сидит там с прошлой ночи.


– Знаю, – сестра озорно улыбнулась.


– Когда ты вернулась домой? – прищурился я.


– Утром, – она пожала плечами. – Вероятно, вскоре после того, как ты лег спать.


– Надеюсь, мне не нужно предупреждать тебя, чтобы ты не смела ее трогать, – замечание вышло довольно резким, что не ускользнуло от Мерседес.


– Конечно, брат, – она одарила меня задумчивым взглядом. – Мне бы такое и в голову не пришло.


А вот теперь Мерседес со мной играла.


– У меня полно работы, – произнес я. – Если собираешься остаться в особняке, то не мешайся. И найди себе какое-нибудь занятие. Я не могу допустить, чтобы ты слонялась тут без дела.


– Безусловно, мы не можем этого допустить, – с горечью отозвалась Мерседес. – Старейшинам ведь это не понравится.


– Мерседес, – я стиснул зубы.


– Я собиралась пойти в часовню, – она закатила глаза. – Буду замаливать свои многочисленные грехи.


– Полагаю, это займет тебя до истечения ночи, – сухо ответил я.


Она фыркнула и вышла, оставив меня принимать душ и одеваться в одиночестве. Сейчас итак куда позднее, чем мне хотелось бы. После взрыва я почти не спал. Я часто бродил по коридорам особняка или работал до восхода солнца. До тех пор, пока глаза не начинали слипаться. Только так я мог хоть немного отдохнуть.


Обычно мой день начинался в кабинете внизу. Моя должность в «I.V.I.» подразумевала управление фондами. Мне поручали распределять платежи, инвестировать коллективный доход с целью получения еще большей прибыли, управлять акциями и облигациями, переводить деньги на оффшорные счета.


Семьи-основатели «Общества» итак были богаты. У них было много денег с самого начала. Теперь же они стали практически богами среди людей. В немалой степени благодаря мне.


С тех пор, как занял место Эля, я значительно повысил наш статус. В цифрах я был по-настоящему хорош. Я мог смотреть на данные весь день, распознавая закономерности и вычисляя тенденции, расшифровывая то, что остальные считали неразборчивым. Но вот людей я понять никак не мог.


Айви Морено – абстрактное уравнение, и мне казалось, что я упускал переменную, необходимую для решения этой задачи. Я считал, что раскусил ее еще до нашей встречи, но с тех пор она умудрилась доказать ошибочность большинства моих теорий. Я испытывал жгучую необходимость продолжать анализировать свою жену, пока не взломаю ее код и не узнаю все маленькие грязные секреты.


Это желание выбивало меня из колеи. И все же я не мог его отрицать. Оказавшись в коридоре, я сменил обычный маршрут до кабинета, чтобы зайти в ее комнату. Мне не хотелось начинать работу, пока не посмотрю на Айви хотя бы раз. Подобное было логичным послаблением.


Я отпер замок и со скрипом раскрыл дверь, однако меня встретили лишь несколько почти догоревших фитилей. В комнате стояла тишина, не было ни единого движения, луч лунного света проникал в окно, омывая силуэт Айви на большой кровати.


Я подошел ближе, чтобы рассмотреть ее, отметив, как темные волосы рассыпались по шелковой подушке. Она свернулась калачиком и даже во сне казалась измученной. Это чрезвычайно меня озадачило, когда я стал обдумывать причины. Почему-то мне казалось, что ее мучили не только видения обо мне, но я еще не понял, в чем тут могла крыться загвоздка.


Я сел рядом с ней на кровать, но Айви не проснулась, даже когда я убрал прядь волос с ее лица. Она была прекрасна. И я готов был это признать. В паху все заныло от одного воспоминания, как чудесно было ощущать под собой ее тело прошлой ночью. И Айви готова была принять меня, несмотря на то, как сильно хотела сопротивляться.


Но я не понимал причину. Почему она вышла за меня без всякой борьбы? Почему так охотно отдалась мне? Здесь крылось что-то еще. И я не успокоюсь, пока все не разузнаю.


Айви что-то пробормотала во сне, а потом накрыла рукой живот, словно он причинял ей боль. Я нахмурился, но даже не осознавал, что потянулся к ней, пока моя ладонь не оказалась на ее талии. Сверху.


Видимо, холод моей кожи заставил Айви проснуться. Она судорожно вздохнула и распахнула глаза, встречая мой взгляд.


– Сантьяго, – мое имя сорвалось с ее губ подобно проклятию.


Айви села, притянув колени к груди, из-за чего стала выглядеть такой невинной, что, по правде, должно было меня разозлить. Но когда я заметил рану у нее на лбу, меня захватили неизвестные эмоции, накрывая черным облаком.


– Что произошло? – я протянул руку, чтобы коснуться царапины. Айви опустила голову.


Она не вздрогнула от моего прикосновения. Не закрыла глаза и не отстранилась. Лишь резко и прерывисто вздохнула, словно пыталась успокоиться. По-видимому, Айви старалась быть храброй. Хотела доказать, что не боялась меня. Но ее молчание действовало мне на оставшиеся нервы, а отчаянное желание узнать, кто причинил ей боль, отравляло изнутри.


– Айви, – мой голос прозвучал так резко, что она все же вздрогнула, – скажи мне.


– Не делай вид, что тебе не все равно, – она вырвалась, сбрасывая мою руку. В ее глазах появились слезы. – Какая тебе разница? Ты самый большой лицемер, какого я когда-либо встречала. Моришь меня голодом, а потом приходишь и ведешь себя так, будто тебе есть до меня дело.


– Морю голодом? – нахмурился я.


Ее губы задрожали, и Айви отвела взгляд.


– Ты меня ненавидишь. Я вижу это в твоих глазах. Не знаю, зачем я тебе здесь. Только чтобы пытать меня? Тогда ты двигаешься в верном направлении. Давай, показывай и дальше, какой ты на самом деле ужасный.


Так оно и было. Айви права. Я ее ненавидел. Больше, чем что-либо в своей жизни. И все же сейчас я не находил в себе сил доказать это. Я не должен был игнорировать ее резкий тон. Существовало так много способов показать Айви свою жесткость. Но сперва она должна выносить моего ребенка. И если жена считала, что все это время я буду морить ее голодом, то ошибалась.


– Расскажи, что ты сегодня ела, – я приподнял ее подбородок, заставляя взглянуть на меня.


– Ты знаешь ответ на свой вопрос, – Айви посмотрела на меня так, словно я ее дразнил.


– Скажи, – рыкнул я.


Она замешкалась, отчаянно хватаясь за упрямство, чтобы отказать мне, но все же Айви была воспитана с определенными ценностями. Она знала, что должна угождать мужу.


– Я ела лишь то, что мне принесли! – прошипела Айви. – Тост и апельсиновый сок. Такой ответ тебя удовлетворит, Темный Повелитель?


Я впился пальцами в ее кожу, когда на меня накатила волна ярости. Айви съежилась. Однако когда я осознал, насколько усилил хватку, тут же ослабил давление и прикрыл глаза, чтобы обуздать свой гнев.


– Тебе принесли лишь завтрак?


Она немного помолчала, прежде чем ответить.


– Да, – на этот раз ее голос звучал куда мягче.


– Это было ошибкой, – отозвался я мрачно и опустил руку.



*****


Мои громоподобные шаги заставили экономку проснуться еще до того, как я добрался до двери. Она вылезла из постели, хватаясь за простыни. Свет из коридора слабо осветил ее комнату. Я никогда прежде не заходил в эту часть особняка, потому она уже поняла, что что-то не так.


– Мистер де ла Роса, – беспомощно пробормотала Антония. – Все в порядке?


– Ничуть, – я подошел к ней, и она отшатнулась, едва не запутавшись в простынях, которые по-прежнему держала своими бледными руками, когда попыталась отойти.


– Это из-за еды, да? – она поморщилась. – О, пожалуйста, сжальтесь. Умоляю вас.


– Сжалиться? – я выплюнул это слово с такой яростью, что ее затрясло. – Как я могу сжалиться над женщиной, не способной выполнить самую простую задачу – накормить мою чертову жену!


Антония вдруг замотала головой, разразившись слезами.


– Но таков был ваш приказ, сэр! Один раз я все же пошла против вашей воли и принесла ей завтрак, но она выглядела такой слабой. Я просто не могла...


Я глубоко вздохнул, стараясь успокоиться.


– Господин, прошу вас, – всхлипнула Антония. – Я не хотела вас обидеть.


Я отвернулся от нее и провел рукой по лицу. Я терпеть не мог, когда она меня так называла. Антония знала меня с тех пор, как я был маленьким мальчиком, и, по правде, мне было неприятно видеть ее слезы. Она все время проявляла ко мне доброту, когда никто другой об этом даже и не думал. Антония промывала мои раны.


Я чувствовал, что она тут ни при чем. Антония не способна на такое предательство. И на миг мне захотел открыться ей. Однако наши отношения так сильно изменились с тех пор, как я вернулся из больницы. Мои перепады настроения и жесткие требования к персоналу заставили всех ходить вокруг меня на подобие церковных мышей. Прислуга изо всех сил старалась сделать так, чтобы я их не видел и не слышал. Они не понимали, как общаться с холодным замкнутым человеком, в которого я превратился, выйдя из пламени той ночью. Теперь они видели во мне лишь монстра, которым я стал.


– Скажи, почему мою жену сегодня покормили только завтраком, – я медленно повернулся к Антонии, увидев, как она вытирала глаза простыней.


Экономка судорожно вздохнула и кивнула, взяв себя в руки.


– Утром ко мне с инструкциями пришла Мерседес, – тихо проговорила она. – Мисс сказала, что это ваш приказ. Я лишь выполняла то, что мне было велено, сэр.


«Мерседес».


Глаза частично заволокло тьмой, и я кивнул.


– Позволь мне внести ясность, Антония. Здоровье моей жены является приоритетом, пока я не скажу иначе. Это означает, что все касающееся нее инструкции будут исходить непосредственно от меня. Она должна есть, когда проголодается, и если у нее возникнут еще какие-нибудь потребности, надеюсь, ты проследишь, чтобы их как следует удовлетворили.


– Да, господин, – облегченно выдохнула она.


Я скривился и покачал головой.


– И с этого момента, ради бога, зови меня Сантьяго. Ты ведь знаешь меня с пеленок.


Антония удивленно приподняла брови.


– Но, сэр, что если кто-нибудь услышит, как я к вам обращаюсь? Это неприлично.


– К черту приличия, – я легкомысленно махнул рукой. – Я не мой отец, и если возникнет необходимость, скажешь им, что у тебя есть мое разрешение. И больше не желаю слышать никаких возражений на эту тему.


– Да, сэр, – на ее губах появилась легкая добрая улыбка. – Позволите сказать?


– Да, – я склонил голову.


– Миссис де ла Роса просто прекрасна. Вы сделали лучший выбор.


Уголки моих губ сами поползли вверх, но я тут же резко опустил голову.


– Спасибо, Антония. Позаботься о ней, пожалуйста.



*****


Несмотря на заверения Мерседес, что она найдет себе достойное занятие, я обнаружил ее в библиотеке за компьютером. Сестра расширяла лимит своей кредитной карты, выбирая роскошную одежду.


Услышав мои шаги, она вскочила, в спешке едва не опрокинув стул. По моему взгляду Мерседес тут же поняла, что я недоволен.


– Сантьяго, – взмолилась она, когда я подошел к ней вплотную.


Я обхватил пальцами ее шею и приложил достаточно усилий, чтобы она начала брызгать слюной.


– Какого хрена ты творишь?


– Я лишь забочусь о наших интересах, – выдавила сестра. – Ты уже позволил ей пробраться к тебе в душу. Отдал ей комнату. Платье. Кольцо. Особняк. Айви нужно было запереть в подвале, где ее согревал бы лишь позор семьи Морено.


– Как же легко ты забываешь свое место, – рыкнув, оттолкнул ее я.


– Мое место рядом с тобой, как равной, – Мерседес потерла шею. – Мы де ла Роса. Наша кровь сильнее любой другой. Вот почему ты выжил, Санти. Чтобы ты смог вести за собой. И я здесь, чтобы помочь.


– Ты здесь только мешаешься у меня под ногами.


Я стал расхаживать по библиотеке, испытывая противоречивые чувства.


Возможно, Мерседес права. Я позволил Айви смягчить меня. Учитывая роскошь, которой я окружил жену, понятно, почему Мерседес пришла к такому выводу. Но у меня был план, и мне не хотелось его менять. Моя сестра не должна была меня отчитывать, и стоило объяснить ей это раз и навсегда.


– Сделаешь еще раз что-то за моей спиной, и тебе не понравятся последствия, – произнес я. – А сейчас я позволю тебе милостиво принять наказание.


– Наказание? – недоверчиво посмотрела на меня Мерседес.


Я схватил ее бумажник от Гуччи и сотовый, лежавший рядом на столе, и убрал все к себе в карман.


Она бросилась ко мне с выражением ужаса на лице.


– Нет! Ты не можешь так со мной поступить.


– Сможешь получить все обратно, когда для разнообразия проявишь некоторое раскаяние. Это пойдет тебе на пользу.


Мерседес стиснула зубы, и я понял, что она уже замышляла свою месть.


– Не делай глупостей, Мерседес, – угрожающе пригрозил я. – Если еще раз попытаешься испытать мое терпение, горько пожалеешь.

Сантьяго



Когда я вернулся в комнату Айви, она уже доедала принесенный Антонией легкий ужин. У ее кровати горел новый набор свечей, куда ярче, чем был при последнем моем визите.


Рана на голове Айви выглядела хуже, чем прежде. И это обеспокоило меня сильнее, чем мне бы хотелось.


– Расскажи мне о порезе, – я посмотрел на нее сверху-вниз. – Как это произошло?


Айви вытерла руку салфеткой и положила ту на поднос. Ее глаза по-прежнему были опущены. Моя жена явно вознамерилась и дальше хранить свои секреты. Но я этого не допущу. Ей пора бы уже знать это.


– Айви, – предупреждающе начал я, но в то же время мягко обхватил ее шею.


– Я споткнулась и упала.


Да, Антония упоминала о слабости. Однако в следующий миг я вспомнил о других синяках на ее теле. И нежелание Айви отвечать по поводу них – тоже. Она обвинила во всем доктора – и мне нужно будет с этим разобраться – но я подозревал, что дело тут не только в этом.


– Почему ты споткнулась и упала?


Она принялась теребить подол черной шелковой рубашки, купленной мной.


– Потому что иногда я так делаю.


В мягком свете свечей Айви казалась еще более уязвимой, чем когда-либо. Вероятно, именно поэтому я аккуратно приподнял подбородок жены, чтобы постараться понять ее эмоции.


– Ты не должна хранить от меня секреты, – я погладил ее по лицу ладонью, и Айви прикрыла глаза. По ее коже побежали мурашки. – Я все равно получу ответы. Трудным путем или легким. Выбор за тобой.


– У меня вестибулярная дисфункция, – неохотно призналась Айви. – Иногда у меня кружится голова. Перед глазами все расплывается. Поэтому я теряю равновесие. Этот дефект я никак не могу контролировать.


Я хорошенько обдумал ее слова, заострив внимание с каким презрением к себе она выговорила «дефект». Айви считала себя неполноценной. Глаз, а теперь еще это. Я ощутил удовлетворение, когда она поделилась со мной тайной. Внутри зародилось странное ощущение близости, а ее стыд лег бальзамом на мои собственные шрамы. Однако подобного не должно было случиться.


Я опустил руку, и Айви подняла на меня взгляд.


– Тогда нам придется быть с тобой поосторожнее, – зловеще проговорил я. – Я и не подозревал, что ты такая... хрупкая.


Взгляд Айви стал острее. Я ушел в ванную, оставив ее кипеть от гнева в одиночестве, пока собирал там нужные принадлежности. К моменту моего возвращения она все еще сидела за небольшим столиком и смотрела на сцепленные на коленях руки.


– Пора привести в порядок твою татуировку, – проинформировал я.


Она села ровнее и попыталась обернуться, чтобы увидеть меня, когда я перекинул ей волосы через плечо. Айви задрожала, а я отвернул ее голову, чтобы она смотрела только перед собой.


Затем я медленно снял гигиеническую пленку. Осторожно протер тату влажной мыльной тканью, борясь со странным желанием провести пальцем по символу, означавшему, что Айви моя. Это мой фамильный герб. Увенчанный короной череп с перекрещенными костями и дуэльными револьверами в окружении роз. Это изображение не оставляло сомнений в том, кому принадлежала конкретная девушка. И чувства, захлестнувшие меня при виде своей метки на коже Айви, оказались куда сильнее, чем я ожидал.


Айви судорожно вздохнула, удивившись той нежности, с которой я ее протирал. Мне захотелось сказать ей, что я действовал так не в ее интересах, а лишь затем, чтобы убедиться: рана заживет должным образом.


Закончив очищать, я нанес новый слой мази, втирая в кожу. Айви склонила голову, словно говоря, что ей приятно чувствовать на себе руки монстра. Я потратил на втирание мази куда больше времени, чем было необходимо, но в итоге все же остановился и вытер руки.


Сегодня мне предстояло много работы, и я чувствовал, что уже отставал по времени. Но все это отошло на второй план, когда я скользнул ладонью по ее плечу и ниже к груди, под ткань шелковой ночной рубашки.


Айви закрыла глаза и откинулась назад, прижавшись спиной к моей груди. Если бы она знала, как сильно это на меня повлияло. Я зажмурился, ненавидя ее за то, как безумно Айви меня искушала. Вспоминал, что презирал ее фамилию. Кровь. Ту сладость, которую отчаянно желал впитать, хоть и знал, что она меня отравляла.


Второй рукой я обвил ее шею и потянулся за четками, но поймал лишь воздух. Айви мгновенно напряглась, наши взгляды тут же встретились. Мои глаза светились холодом и тьмой, а ее – поблескивали от испуга.


– Сантьяго, – простонала она.


Я обхватил жену за подбородок и крепко сжал. Айви шумно сглотнула, а я склонился над ней так, что наши лица оказались в дюйме друг от друга. Я даже ощущал ее дыхание на своих губах.


– Я начинаю думать, что тебе нравятся наказания, моя дорогая жена.

Айви



Сантьяго тут же поднял меня на ноги. Вся нежность мгновенно пропала, словно ее и не было. Словно я себе все вообразила.


– Сантьяго, – держа мою руку под неудобным углом, он взял четки с прикроватной тумбочки и вывел меня из комнаты. Его уверенные шаги отдавались эхом по коридору, тогда как я ступала бесшумно. – Мне больно.


– Я более чем терпелив с тобой, а ты, похоже, не способна следовать даже одной простой инструкции.


Мы быстро шли по дому, и я старалась не отставать, рассматривая все вокруг. Темные коридоры, тускло освещенные помещения, богато текстурированные ковры и занавески, замысловатую резьбу по дереву. Это место словно вышло из старого фильма про вампиров.


– Притормози, – попросила я, заскользив по лестнице, когда Сантьяго попытался быстро спуститься.


– Не отставай, – парировал он, словив меня прежде, чем я упала.


Вокруг никого не было, и я задумалась, который сейчас час. Я могла судить лишь о том, что небо почти заволокло чернотой, но луна пока не светила.


– Куда мы идем? – спросила я, когда мы прошли через большую кухню, такую же темную и навевающую мысли о древности, за исключением современных приборов.


Сантьяго раскрыл дверь и уже собирался шагнуть на улицу, но остановился и посмотрел на мои босые ноги.


– Ты когда-нибудь вообще надеваешь обувь? – спросил он, но, впрочем, ответа ждать не стал. Я не думала, что Сантьяго вообще по-настоящему хотел услышать его. В следующий миг он перекинул меня через плечо, а тонкая сорочка задралась до бедер. По голой коже скользнул порыв прохладного ветра.


Подпрыгивая на его плече, я бросила взгляд на дом. Он оказался даже больше, чем я думала. Четыре этажа с высокими шпилями, исчезавшими в низко нависших облаках, и густой плющ, обвивающий стены. По центру располагалось большое арочное окно с витражным стеклом. А сверху небольшие оконные сегменты, образующие витиеватый круг.


Впрочем, нет, не круг.


Это роза. Сегменты представляли собой лепестки.


Де ла Роса [1]. Роза.


В отдаленной части дома на верхнем этаже вдруг вспыхнул свет. Я увидела какое-то движение сквозь кованый забор. А потом и женский силуэт. Заметив нас, женщина раздвинула шторы шире и стала открыто наблюдать.


В следующий миг я услышала, как скрипнула дверь, и меня снова окутали запахи церкви. Я вытянула шею, разглядывая маленькую часовню. Закрыв дверь, Сантьяго поставил меня на ноги.


Я осмотрела скамьи, заметив, что их по шесть с каждой из сторон. Дерево тут было гладким, без резьбы. На участках для коленопреклонений не было подушек. Потертые Библии на обеих скамьях завершали образ.


В дальнем левом углу стояла купель для крещения. Она оказалась большой и богато украшенной, сделанная из того же материала, что и алтарь. В противоположном углу стояла простая исповедальня. Вместо дверей там висел красный бархатный занавес, призванный создать у кающегося ощущение уединенности.


Сантьяго уверенно прошел к алтарю, даже не остановившись, чтобы перекреститься. И не поклонился, как нас учили монахини. Меня это заинтриговало. Его преданность. Вера. Я думала, он увлекался религией. Но наверняка не знала. Особенно после вчерашнего, как Сантьяго склонил меня над алтарем в часовне, священном месте, и стал выливать воск на мои бедра. Набожный человек такое ни за что бы не сотворил. Однако еще были эти четки. Зачем он подарил мне их в нашу брачную ночь? И почему так разозлился, обнаружив, что я их не надела?


У алтаря Сантьяго даже не поднял голову, чтобы отдать дань уважения распятому Христу. Он лишь взял коробок спичек и зажег несколько свечей. Но я заметила, что лампада и до этого заливала все красным свечением. Мне стало любопытно, кто поддерживал в ней огонь. Был ли тут священник, или это работа Сантьяго.


Мысли снова вернулись к женщине, виденной мной в окне.


– Твоя сестра живет здесь? В доме, я имею в виду?


Закончив со свечами, Сантьяго затушил спичку.


Теперь я увидела стоявшие на алтаре фотографии. Странное место для рамок, но мне подумалось, что там наверняка располагались фото его отца и брата. Подойдя ближе, я подтвердила свои догадки. Я видела их лишь несколько раз, и все равно узнала. Они оба погибли в том взрыве, оставившем Сантьяго шрамы.


Снова посмотрев на мужа, я заметила, что он наблюдал за мной, и решила в ответ рассмотреть его. Шрамы. Татуировку на лице. Затем снова посмотрела на фотографии.


Сантьяго покинул тот дом израненным.


А они погибли.


Внутри меня поднялась волна нежности к мужу, которую я не смогла бы сейчас описать. Я не знала, в чем дело. И почему эти фотографии показались мне такими важными. Может, дело было во взгляде мужа. Он носил одиночество, словно пальто. Нет, скорее вторую кожу. Которую было невозможно снять.


Поэтому Сантьяго стал таким жестким?


Он достал из кармана четки и положил их на алтарь, а затем склонился, чтобы раскрыть стоявший под ним сундук.


– Раздевайся, Айви, – бросил Сантьяго, не оборачиваясь.


Мое сердце ускорило темп.


– Что?


Он бросил на меня быстрый взгляд через плечо, продолжив рыться в сундуке.


– Раздевайся и вставай на колени.


– Мы в церкви.


Сантьяго замер, а потом обернулся и посмотрел на меня, с его губ слетел смешок, но затем он покачал головой и вернулся к своим делам.


– Раздевайся и становись на колени. Я не буду больше повторять.


Я оглянулась, бросив взгляд на дверь, но, похоже, к нам и не думали наведываться гости. Снова посмотрев вперед, я увидела Христа. Если не считать свадьбы, я не посещала церковь с тех пор, как уехала из дома. Говорила отцу, что ходила каждую неделю, но это не так. Также я не была и на исповеди. Я все еще верила? Теперь я не знала ответа.


– Айви.


Я моргнула, уставившись на спину Сантьяго, выставлявшего на алтарь предметы. Он не смотрел на меня, но все равно его тон был предостерегающим.


Стянув, наконец, ночную рубашку, я тут же задрожала от своей наготы и положила ткань на ближайшую скамью. Когда сняла трусики и опустила их поверх рубашки, Сантьяго обернулся. Наши взгляды встретились, и глаза мужа потемнели. Я увидела в них голод. Нечто ненасытное.


И мое тело откликнулось. Может, из-за того, что я все еще помнила его прикосновения. И оргазм. Поскольку соски затвердели, а между ног я ощутила влагу.


Опустившись на колени, я взглянула на алтарь позади Сантьяго. И увидела, что он на него выложил. Мне вдруг стало нехорошо. Я знала эту длинную, на вид безобидную трость со времен учебы в школе с монахинями. И деревянную лопатку тоже узнала, хоть никогда и не испытывала ее на себе. Трость же, напротив, была любимой вещью сестры Мэри-Энтони.


Сантьяго выложил и другие предметы. Короткий кожаный ремень. Еще одна более тяжелая трость. Несколько разновидностей лопаток. И все они выглядели далеко не новыми. По правде, даже изрядно изношенными.


Я сглотнула и снова посмотрела на Сантьяго.


Он изучал меня добрую минуту. Тишина, повисшая между нами, стала оглушительной. Воздух буквально потяжелел.


Словно решив прервать тишину, Сантьяго развернулся к своей коллекции, взял тонкую длинную трость, четки и пошел ко мне. Склонив голову набок, он постучал концом трости по моим сцепленным рукам. Я и не обратила внимание, что сцепила их в молитвенном жесте.


– Привычка, – произнес Сантьяго.


Я кивнула, хоть он и не спрашивал.


В следующий миг муж надел четки мне на шею. Бусины показались холодными и тяжелыми. Словно каждая из них весила слишком много.


– Ты не ходишь в церковь. И не была на мессе уже полгода.


– Как ты узнал?


– Думаешь, за тобой никто не следил? – Сантьяго стал кружить вокруг меня, а я поворачивала голову, то вправо, то влево, чтобы следить за его движениями.


– Зачем тебе это понадобилось?


– Потому что я знал, что со временем ты станешь моей, – он все продолжал кружить вокруг меня.


– Почему я?


– На этот вопрос я сейчас не отвечу, – Сантьяго снова остановился передо мной. – Тебе больно? На коленях?


Я кивнула.


– Тебе нравится это ощущение?


Я покачала головой.


– Ты уже влажная?


На этот вопрос я не ответила.


Сантьяго ухмыльнулся и снова начал ходить вокруг.


– Если собираешься наказать меня этой штукой, то вперед. И покончим с этим.


В следующий миг я услышала свист, а потом завалилась вперед, уперев руки в пол, когда подошвы ног пронзило резкой болью, сродни агонии. И прежде чем я успела смириться с первым, меня пронзил второй удар. Я разрыдалась, и на несколько секунд даже забыла, как дышать.


Сантьяго присел позади меня. Я все еще задыхалась, когда он намотал на кулак четки и потянул мою голову назад к своей груди.


– Ты не отдаешь тут приказов.


Я вцепилась в его предплечье, кое-как стараясь дышать. Грудь высоко вздымалась.


Чуть раньше я находила его нежным, даже добрым. Почти. Узнав, что я не ела, Сантьяго расстроился. А потом, промывая татуировку, касался меня даже ласково. Потому, когда он просунул руку под сорочку, я прильнула к нему.


– Тебе понравилось?


– Нет! – я замотала головой.


Сантьяго опустил руку с тростью мне между ног и грубо схватил меня. Наверное, стоя перед алтарем на коленях и откинувшись назад я выглядела тут совершенно неуместно. Особенно с раздвинутыми коленями, выставляя себя напоказ.


– Ты насквозь промокла.


Я не знала, нарочно ли Сантьяго вдавил трость между половых губ.


– Но я отнюдь не собирался доставлять тебе удовольствие, Айви, – продолжил он, поднимая влажную ладонь по мою животу и чуть выше.


– Пожалуйста, не надо, – выдохнула я, потянувшись к себе между ног, когда ощутила, как по нежной коже заскользили шипы. В школе меня лишь однажды ударили этой тростью, и никаких шипов на ней я не помнила.


– Уже лучше. Мне нравятся твои мольбы. А сейчас сложи руки для молитвы и выпрямись, встав на колени.


– Пожалуйста, – я вытянула шею, чтобы посмотреть на мужа.


Он приподнял брови, будто ожидая, когда я последую его указаниям.


Я выполнила их, но все равно ждала неприятностей.


– Завтра ты будешь чувствовать мою трость на каждом шагу.


Я смотрела на алтарь, но зрение затуманивали слезы.


– Знаешь, чего ожидал от меня отец? – начал Сантьяго, снова начав ходить вокруг меня.


Я качнула головой и шмыгнула носом, гадая, что было хуже: ожидание удара тростью или сам удар.


Остановившись передо мной, он оглядел меня и просунул свое орудие пытки мне между ног.


Я напряглась.


– Большего, чем я был способен дать, – отозвался Сантьяго, отстраняя трость. – Я провел бесчисленные часы, стоя тут, совсем как ты. И не рыдал, когда он полосовал мне спину тростью. Даже носом не шмыгнул, когда ступни горели, и с каждым шагом я чувствовал, как от них отходила кожа.


Я приоткрыла рот и бросила взгляд на фотографию сурового мужчины, стоявшую на алтаре, а потом снова посмотрела на мужа. Я попыталась представить его маленьким мальчиком, стоявшим тут на коленях. Мой собственный отец никогда не поднимал на меня руку. А мать не была способна на столь просчитанные наказания. Лишь на импульсивные. И я имела дело только с последствиями мгновенно вспыхнувшей неконтролируемой ярости неудовлетворенной женщины.


– Мне очень жаль, – проговорила я, когда он снова оказался передо мной. – Я буду носить четки. Как ты и просил.


Сантьяго снова зашел мне за спину.


– Прошу, не нужно, – взмолилась я. Мне потребовалась вся сила воли, чтобы и дальше сидеть на коленях неподвижно, подавляя желание встать и прикрыться.


– Наклонись вперед и упрись руками в пол.


Я оглянулась на Сантьяго, и через мгновение выполнила его требования. Уперлась ладонями в пол, встав в совершенно незащищенную позу. Ожидание последующей боли перекрывало унижение.


Когда Сантьяго снова просунул трость мне между ног, я вскрикнула. Однако бить меня там он не стал. Лишь постучал, понукая раздвинуть ноги шире.


– Вот так, – произнес он, наконец, удовлетворившись моим положением. Я была уверена, что теперь ему было видно абсолютно все. – Не двигайся.


Я услышала его удалявшиеся шаги, а потом он сел на скамью, прислонив к ней трость со стороны прохода. Осмелившись бросить на него открытый взгляд, я поняла, что Сантьяго сидел и наблюдал за мной.


Мы замерли так надолго. И как бы ни был холоден камень под моими руками и коленями, со лба все равно капал пот, ведь я находилась в ожидании следующего шага Сантьяго. Я могла поклясться, что прошла целая вечность, прежде чем он все же сделал его. Сантьяго поднялся и подошел ко мне. Я облегченно выдохнула, отметив, что он не стал брать трость. Опустившись позади меня на колени, Сантьяго положил ладонь мне на бедро, а второй рукой скользнул по спине и надавил, когда его пальцы оказались в пространстве между лопаток. Когда я прогнулась, он обхватил мою шею. Кожа на ней все еще была чувствительной после татуировки. Затем его пальцы запутались в моих волосах, огибая затылок. Я поняла, чего он хотел, потому опустилась на предплечья и прижалась лбом к холодному камню. Услышав, как Сантьяго расстегивал брюки, я вцепилась ногтями в щели между огромными камнями и напряглась.


Он обхватил меня за бедра и раздвинул их еще шире, впиваясь пальцами в кожу.


Я прикрыла глаза, ощутив, как Сантьяго прижался к моему входу, и испытала желание. Я затрепетала, когда он коснулся внутренней стороны моего бедра, сознавая, что муж это видел и все понял. В следующий миг он ворвался в меня одним рывком. Я не смогла сдержать слезы. Собравшись с силами, я прижалась лбом к полу. Сантьяго брал меня сзади, вцепившись руками в бедра. Отказывался касаться меня там, где я жаждала. И я понимала причину: это было частью наказания. Только его удовольствие. Этим вечером он использует меня для собственного наслаждения. И я должна буду принять это.


Когда наше дыхание стало прерывистым, толчки Сантьяго приобрели еще большую неистовость. Я почувствовала, как он стал еще больше внутри меня, а потом Сантьяго намотал на кулак мои четки и притянул к себе ближе. Ощущения были такими странными.


Одной рукой он почти душил меня четками, а второй держался за мое бедро. Его пальцы находились в опасной близости к моему клитору. Пульсирующему от желания клитору. И когда в следующий миг Сантьяго кончил, то так крепко обнял меня за талию, что у меня перехватило дыхание. Он выпустил внутрь меня свое семя, пока я силилась вдохнуть.


Закончив, Сантьяго ослабил удушающую хватку на четках. Его рука больше не напоминала стальной прут, пытавшийся раздавить мои ребра. Стоило Сантьяго прикусить раковину моего уха, я ощутила новую волну желания. Даже почувствовав, как он вышел из меня, скользнув членом по внутренней стороне бедер, я все еще хотела кончить.


Наконец, Сантьяго заговорил и обхватил мою киску ладонью, прижав большой палец к затвердевшему клитору. В этот миг я все же достигла вершины удовольствия. Кончила, несмотря на то, что Сантьяго в это время предупреждал больше не идти против его воли. Внутренние мышцы так отчаянно сокращались, что сперма мужа потекла на церковный пол. Я достигла оргазма, стоило Сантьяго лишь надавить на мои половые губы, и это напомнило мне о словах мужа прошлой ночью.


Отныне я принадлежала ему.


Прим. пер.:


[1] la rosa – роза (пер. с исп.)

Сантьяго



Айви молча следовала за мной по коридорам в комнату. Она ступала осторожно, без сомнения ощущая последствия своего наказания, но и не подумала жаловаться.


Меня охватило странное чувство смятения. Я слишком хорошо знал, какую боль Айви сейчас должна была испытывать. Сколько раз я сам бродил по этим коридорам с чувством, словно каждый шаг обжигал ступни? Я думал, что мне понравится наблюдать за ее страданиями, о которых сам знал не понаслышке. Однако отсутствие слез и излучаемая Айви молчаливая решимость лишили меня какого-либо удовлетворения.


Я хотел погружаться в нее снова и снова. Чувствовать ее жар и сжимавшиеся вокруг меня внутренние мышцы. Способы, которыми я бы мог взять ее, только множились, рождая бесконечный список. Казалось, даже вечности не хватило бы, чтобы исследовать все позы.


Войдя в ее комнату и заперев нас внутри, мне пришлось напомнить себе, что Айви задержится у меня ненадолго. Жена остановилась посреди ковра и неуверенно посмотрела на меня, из-за чего показалась мне сейчас еще миниатюрнее.


Маленькая податливая куколка.


Я стиснул зубы, изучая Айви и гадая, сколько времени ей потребуется, чтобы сломаться. Как скоро она станет настолько несчастной, что больше не сможет смотреть на меня каждый день, выносить прикосновения моих рук к ее коже? Когда решит положить этому конец?


Или же я сломаюсь первым?


Вероятно, это было бы проще всего. Может, мне стоило поступить так сразу после свадьбы. Я мог бы обхватить руками горло Айви и сжимать, пока свет в ее глазах не потемнеет. Тогда не возникло бы никаких вопросов. Все бы уже давно закончилось. И это странное внутреннее томление пропало бы вместе с Айви.


Однако даже эта мысль не удовлетворила меня должным образом.


Я провел рукой по волосам и пригладил их. Молчание затянулось, напряжение между нами только усиливалось. Айви смотрела на меня так, словно больше не знала, чего от меня ожидать.


– Садись, – я указал на тот же стул, с которого поднял ее ранее.


Она подчинилась. Четки свисали с ее шеи как красивый ошейник. Они были довольно тяжелыми, и я знал, что Айви это чувствовала. Я хотел, чтобы она думала обо мне при каждом своем движении. Чтобы мысли о том, что она моя собственность, тянули ее вниз.


Я подошел к ней сзади и пригладил волосы на плечах. Она задрожала, но не попыталась обернуться, чтобы посмотреть на меня. Айви по-прежнему смотрела прямо вперед. Как же быстро она стала выполнять мои приказы.


Аптечка все еще была на столе, и я потянулся к спиртовым салфеткам. Я нежно взял Айви за подбородок и приподнял его так, чтобы облегчить себе доступ к ее порезу на лбу. Она с любопытством за мной наблюдала, пока я стирал засохшую по краям кровь. Но почувствовав, как Айви стала прожигать взглядом мои шрамы под татуировкой, я остановился и посмотрел на нее сверху вниз.


– Закрой глаза.


Она колебалась, но все же прикрыла веки, шумно вздохнув. Я закончил промывать рану, потом наложил мазь и повязку.


– Какая тебе разница, начнется ли у меня заражение? – спросила Айви.


– Так бы ты слишком легко ушла от меня.


Айви распахнула глаза и снова встретила мой взгляд.


– Не думаю, что ты так жесток, как хочешь показать.


– Тогда ты бредишь, – раздраженно выдохнул я и с хмурым видом выпустил Айви, возвращая принадлежности в аптечку.


– Если ты так меня ненавидишь, почему я здесь? – потребовала она.


Я смял в руках обертку от бинта, прежде чем бросить в мусорку.


– Ты прекрасно знаешь причину.


Айви пристально посмотрела на меня, словно пытаясь понять скрытый смысл моей фразы. Я же наблюдал за ней, стараясь уловить обман.


Честно говоря, я не был уверен в ее осведомленности о произошедших событиях. Я гадал об этом все эти годы. Как много о взрыве и поступке Эля знала его семья? Айви была близка со своим отцом, потому имела достаточный уровень доверия. Но трудно было сказать, знала ли она правду или действительно так наивна, какой выглядела. Однако пока не получу доказательства обратного, буду считать, что кровь предателей Морено, текущая по ее венам, достаточная причина держать Айви здесь.


– Если я знаю, зачем тогда, по-твоему, спрашиваю? – бросила Айви с вызовом.


– Потому что ты Морено, – усмехнулся я. – Это по умолчанию делает тебя предательницей.


– А ты де ла Роса. Полагаю, это делает тебя мудаком по умолчанию.


Я опустил ладонь ей на горло, под пальцами тут же ощутив биение пульса, а затем стал запрокидывать Айви голову до тех пор, пока дальше она просто не смогла. Айви тут же вцепилась мне в пальцы, пытаясь высвободиться из моей хватки.


– Ты же сумасшедший, – прошипела она. – Ты хоть сознаешь это, Сантьяго? Отпусти меня. Позволь уйти, и больше ты меня никогда не увидишь!


– Позволить тебе уйти? – я мрачно рассмеялся, склонившись к Айви, теперь мое дыхание овивало ее губы. – Единственный способ для тебя избавиться от этого брака – умереть.


Айви напряглась, уставившись на меня с неподдельной ненавистью.


– И что же тогда? Хочешь убить меня? Так ты в действительности мечтаешь закончить наш брак?


Заставив ее повернуть голову набок, я провел носом по ее виску и волосам, вдыхая наркотический аромат. И лишь потом я признал правду.


– Ничто не доставит мне большего удовольствия.



*****


Прошло три дня. Все это время Айви была заперта в своей комнате, а я не навещал ее. Вместо этого я просил Антонию докладывать мне обо всех деталях, которые та находила любопытными. Она сообщала мне о происходящем, информируя даже о привычках Айви есть, и когда моя жена спала. Также передала просьбу Айви о бассейне, но я велел ей отказать.


Я знал, что вскоре ей придется выйти из той комнаты. От нее станут ожидать определенных вещей. Айви будет появляться со мной на мероприятиях. Ходить на встречи с другими женами членов «I.V.I.», посвященные их вкладу в «Общество». Они по очереди организовывали званые вечера, обеды, ужины. Следили за тем, чтобы те проходили без осечек и были полностью укомплектованы персоналом. Айви придется в этом участвовать, хоть и не так много, как остальным. Тем не менее, он вышла замуж за суверенного сына, а потому на нее будут возлагать много надежд. То, как Айви одевается, говорит и ведет себя, будет тщательно изучено. Однако из-за того, что на Айви моя метка, никто не посмеет шептаться о ней там, где она смогла бы услышать. Ей предстояло влиться в узор высшего эшелона и действительно стать его частью.


Моей жене понадобятся правила. Расписание. Где будут прописаны ее занятия до того момента, как она не округлится из-за моего ребенка. И прямо сейчас мне следовало работать над этим. День и ночь напролет. Пока не сделаю Айви своей во всех смыслах. Но чем дольше она оставалась в доме, тем труднее было помнить о плане.


Я не знал, что хотел доказать, избегая Айви. И ради кого я это делал: для себя или нее?


Я погрузился в работу, уставившись на стену из мониторов в своем кабинете. Я разбирал данные и изучал их, пока не готов был потерять сознание. Все это время ко мне заходила Мерседес, желая измотать своими вопросами.


Однако сон ко мне так и не пришел, и я отправился бродить по ночным коридорам особняка. У двери Айви я затормозил. Я не раз стоял здесь, уперев ладонь в дерево и обдумывая наш последний с Айви разговор. Я открыл перед ней свои карты, и теперь она знала, чего я добивался.


Сбежит ли Айви, как только я повернусь к ней спиной? Или останется и будет сражаться?


Я не знал.


Сегодня же я, наконец, сдался и коснулся пальцами ручки на ее двери. Войдя внутрь, я увидел Айви у камина. Она свернулась калачиком в кресле и листала книгу. Увидев меня на пороге, Айви подняла голову и хмуро посмотрела мне в глаза. Она была бледна, бахрома ее нижних ресниц отбрасывала темные тени. Вместо обычно гладких волос, некоторые ее локоны буквально кричали об отчаянии, выбившись из прически. Она больше не могла находиться в плену.


Мне вдруг показалось, что прошла целая вечность с тех пор, как наши глаза в последний раз встречались. Айви тоже это почувствовала?


Она продолжила изучать меня и, наконец, положила книгу на колени, ожидая, что я озвучу причину своего появления.


– Начиная с завтрашнего дня ты можешь свободно передвигаться по особняку. Можешь ходить везде, кроме комнат персонала, моего кабинета и спальни.


Айви выпрямилась, и с ее плеча чуть скатилась черная лямка ночной сорочки.


– А что насчет бассейна?


– Бассейн под запретом, пока не заживет твоя татуировка. Как минимум две недели.


Она сдвинула брови, услышав мои слова, но все же кивнула.


– Тебе нужно здесь освоиться. Скоро нам предстоит вместе посещать мероприятия. Мерседес побудет тут, чтобы ввести тебя в курс дел. Она обсудит с тобой твое расписание и покажет особняк.


– А если я откажусь? – прищурилась Айви.


– Ты уже знаешь ответ на этот вопрос, – у меня зудели пальцы схватить Айви, а член мгновенно затвердел от одного намека на ее неповиновение.


Казалось, она тщательно обдумала мои слова, прежде чем разочарованно покачать головой.


– А что насчет колледжа?


– Эта часть твоей жизни осталась в прошлом. Теперь ты моя жена. И будешь тратить время на то, чтобы сделать что-нибудь полезное «Обществу».


– Например?


– Например, вынашивать моих детей. Предлагать свою помощь, где это необходимо. И что наиболее важно, радовать меня.


– Дети? – эхом повторила она, смотря на меня в ужасе.


– Только не говори, что даже не думала об этом, – усмехнулся я.


– Но ты же сказал, что хочешь моей смерти.


Эти слова отдались внутри горечью.


– Что ж, мы найдем время и на то, и на другое.


Айви не ответила, и мне это не понравилось. Я хотел слышать ее голос, знать, о чем она думала.


– Когда я смогу навестить свою сестру? – вдруг спросила она. – А отца? Я вообще смогу увидеть семью?


– Если будешь хорошо себя вести, то получишь эту привилегию уже на этой неделе.


Айви напряглась, когда в воздухе повисла моя невысказанная угроза, но после некоторых размышлений, похоже, пришла к какому-то выводу. В ее глазах застыла решимость.


– Отлично. Я буду делать то, что ты просишь, а потом увижу отца и Эванжелину еще на этой неделе.


Ее настойчиво желание увидеть эту мразь, ее отца, вызвало раздражение. Но сделка есть сделка. Если Айви хотела встреч с семьей, я дам ей возможность заслужить это.


– Подойди ко мне.


Она медленно поднялась с кресла и сделала первый шаг, разминая затекшие ноги. Я качнул головой и указал на пол.


– На коленях.


Айви стиснула зубы и замерла, размышляя, стоило ли оно того. Однако спустя несколько секунд опустилась на колени и поползла ко мне.


Вид ее покорности оказался так соблазнителен, что потребовалась вся моя сдержанность, чтобы стоять на месте и дожидаться, пока Айви окажется передо мной. Затем я запустил пальцы в мягкие локоны и приподнял ее подбородок. Потерся членом о щеку Айви прямо через ткань брюк, и жена издала какой-то мучительный звук.


– Надеюсь, твой визит того стоит, – я опустил бретельки с ее плеч. Они потянули за собой ткань, обнажая грудь Айви.


Ничто не доставит мне большего удовольствия, как наблюдение за Айви, когда она изо всех сил будет пытаться принять в рот мой член. Но с этим придется подождать до другого раза.


Расстегнув молнию на брюках, я высвободил свою плоть, и Айви широко распахнутыми глазами уставилась на покачивающегося перед ней монстра.


– Погладь его, – скомандовал я, сильнее впиваясь в ее волосы. – Гладь, пока моя сперма не зальет твою грудь. И если ты меня удовлетворишь, я рассмотрю твою просьбу.


Айви подняла руку и обхватила ладонью член. Я прикрыл глаза, расслабляясь от ее прикосновений. Я сказал, что ей нужно было заслужить поход к семье, и Айви приняла это. С каждым новым движением руки она будто рушила мою итак трещавшую по швам сдержанность.


Айви то сжимала меня, то нежно скользила, доставляя такое удовольствие, как никто раньше. Женщины и прежде делали для меня нечто подобное, но сейчас я никак не мог вспомнить, когда это было и с кем. Перед мысленным взором стояла лишь Айви. И когда я кончил ей на грудь, а неоспоримое доказательство моего удовольствия стало капать с ее сосков, сделка была оформлена. Однако когда я посмотрел на Айви, ожидая увидеть ее унижение, то встретил мягкий взгляд из-под ресниц. Поддавшись порыву, я провел рукой по ее груди, собирая сперму, а затем размазал ту по губам Айви. Даже заставил облизать мои пальцы. Только тогда я решил дать ей желаемое.


– Для начала только один визит, – сказал я, засовывая член обратно в брюки. – С остальным будем исходить из твоего поведения.

Айви



На следующее утро, когда Антония принесла завтрак, я уже была одета. Она стала единственной, кто удерживал меня от безумия в этой комнате последние несколько дней. Я знала, сколько прошло дней только потому, что отмечала их на бумаге, которую нашла внутри стола. Я начала вести учет на второй день пребывания здесь, когда Антония принесла мне завтрак. Может, со стороны это покажется глупым, но даже три дня, которые я провела взаперти, оставили свой отпечаток.


Мне нужно было плавать. Двигаться. Увидеть солнечный свет. Открыть окно. Маленький квадратик света ничем не мог мне помочь. К тому же, сейчас за окном шел дождь. Я уже готова была поклясться, что рядом с этим домом дождь шел большую часть времени.


Однако сегодня я увижусь с отцом. Я чувствовала, что Сантьяго – человек слова.


Я закрыла тюбик с мазью, которую мне велели наносить на татуировку, и поднялась, когда распахнулась дверь. Ноги, наконец, прошли. А ведь я получила всего два удара. Как Сантьяго выносил куда больше? И как справлялся, когда его спину полосовали? Или когда со ступней отходила кожа во время ходьбы?


Господи, но почему его так наказывал отец? Каким же ужасным человеком он был? И все же Сантьяго поставил его фотографию на алтарь в часовне.


Я не понимала своего мужа. Он был для меня загадкой.


– Доброе утро, дорогая, – весело проговорила Антония, однако я всегда замечала в ней какую-то нервозность, когда она приходила сюда по утрам и оглядывала комнату. Что Антония искала? Мне было интересно узнать ответ. Может, петлю? Я и правда готова была повеситься, проведя здесь всего три дня, но могла обойтись и без петли. Вполне можно удавиться и на этих четках, прижимавшихся к голой коже. Сейчас я засунула их под свитер. В последнее время я снимала их только перед сном и когда принимала душ.


Я знала, что Антонии не нравилось запирать меня. Она однажды так и сказала. Однако такова была воля господина.


«Господин».


Я закатила глаза от его высокомерия и любви к формальности.


– Доброе утро, Антония. Вы не знаете, готова ли машина, на которой меня отвезут к отцу? – взволнованно спросила я. Не испытывая особого голода, я проигнорировала поставленный передо мной поднос.


– Успокойтесь, мисс. Еще рано.


– Который час? Если бы у меня тут стояли часы, я бы знала, – но мой муж даже этого мне не позволял.


– Вас к отцу повезет мисс Мерседес, а она обычно встает не раньше полудня.


– Полудня?


– Присядьте и поешьте. Сантьяго попросил убедиться, что вы сыты. И я тоже этого хочу. Не дай бог, вы снова упадете.


Я села и немного ссутулилась, уперев локоть в стол, пока Антония наливала мне кофе из серебряного кофейника.


– Вот как мы поступим. Как только поедите, я отведу вас вниз и покажу дом. Не вижу ничего плохого в том, чтобы ждать Мерседес внизу.


Я посмотрела на нее с надеждой и волнением. Как ребенок на Рождество. Однако мне в голову пришла одна мысль, хоть и смехотворная, но я решила проверить.


– Если я соглашусь, у вас не будет неприятностей?


– Позвольте мне самой с этим разобраться.


– Где он? – спросила я, поднимая чашку. Я не знала, зачем спрашивала, и почему мне вообще было до этого дело. Наверное, всему виной удивление, ведь я думала, что Сантьяго сам меня отвезет. Может, я была даже немного разочарована. Как бы ни было неприятно это признавать – а вслух я точно стану все отрицать – однако загадочная натура моего мужа вызывала у меня любопытство. Когда он был со мной, все ощущалось иначе. Чувства... обострялись. Я не знала, как это точно описать. Могла лишь признать, что прежде никогда не испытывала столь сильных эмоций. Такое сильное предвкушение, боль и удовольствие. Всего было в избытке. Это сбивало с толку и раздражало. А все должно было быть простым. Мне следовало ненавидеть его так же, как он меня.


Я качнула головой, чтобы прояснить мысли. Предстоящее времяпрепровождение с Мерседес меня взволновало. Она мне не нравилась. И я ей не доверяла.


– Он придерживается своего собственного графика, – Антония сделала вид, что переставляла тарелки на подносе.


– Что это значит?


– О, ничего, дорогая.


– Сантьяго здесь? В доме?


– Большую часть времени, да. Если его не вызывают по делам.


Антония отошла, чтобы поправить уже застеленную мною постель, поплотнее натягивая простыни. Нужно будет сказать Сантьяго, что мне не требовалась горничная – особенно эта милая старушка – чтобы застилать кровать или стирать белье. По правде, это даже неловко.


– Я вернусь через двадцать минут и отведу вас вниз. А теперь съешьте все на этом подносе. В конце концов, мне нужно будет указать это в отчете, – последнее она пробормотала, уже прикрывая за собой дверь.


Сантьяго хотел получать отчеты? О том, что я ела?


Что ж, стоило ли так удивляться? Мой муж был помешан на контроле.


Спустя некоторое время я расправилась с завтраком: яйцами с беконом на тарелке, а также со свежими фруктами, тостами с соком и даже с кофе. Я не думала, что когда-либо ела так же хорошо, как в последние несколько дней. Мама точно была бы шокирована, узнай она, сколько калорий я потребляла за завтраком.


Мысль о маме заставила меня вспомнить Эванжелину. Достаточно ли хорошо ее кормили? Следовало ли мне настаивать на том, чтобы навестить и сестру? Или же попросить о встрече с ней вместо визита к отцу?


Впрочем, нет. Мне следовало двигаться шаг за шагом. Сегодня я выйду из этой комнаты. И даже из дома. Это уже что-то.


Закончив, я почистила зубы и уже надевала пару ботинок из новой партии без каблуков, доставленных вчера, когда в дверях появилась Антония.


Именно такие поступки Сантьяго сбивали меня с толку. Он мог на одном дыхании произнести, что хотел моей смерти. Иногда в его глазах я видела настоящую ненависть. А потом Сантьяго покупал мне кучу обуви без каблуков, едва узнав о моем расстройстве, чтобы я не сломала себе шею.


Я качнула головой.


Нет. Он наверняка делал это не ради меня. Просто Сантьяго хотелось мучить меня самостоятельно. Возможно, он даже планировал убить меня лично. И я порушу его планы, если сама случайно упаду.


– Готовы? – спросила Антония, отступая в сторону и указывая на коридор.


Я улыбнулась и кивнула, чувствуя себя нелепо. Прошло всего три дня, а я вела себя так, будто много лет просидела в заключении и только сейчас выходила на волю.


Я проследовала за Антонией дальше по коридору, рассматривая темные стены, толстые ковры и увидела даже две винтовые лестницы.


– Сколько лет этому дому?


– Особняк был построен несколько веков назад первым де ла Роса, поселившимся в Новом Орлеане. Вы знали, что они родом из Испании?


Я покачала головой, глядя на портреты, висевшие вдоль стены, пока мы подходили к лестнице.


– Его мать вернулась в Барселону четыре года назад.


Я обернулась к Антонии и увидела, как она покачала головой.


– Мать Сантьяго? – спросила я, положив ладонь на перила. Посмотрев вниз, я остановилась, почувствовав головокружение. Потому поспешила сесть на верхнюю ступеньку.


– Айви?


Я зажмурилась, а потом медленно раскрыла глаза, фокусируясь на добром лице Антонии.


– Все хорошо. Просто последние дни я особо не двигалась, а в этом случае мне чуть хуже. А лестница... когда я смотрю вниз...


– Может, это была не очень хорошая идея. Думаю, вам нужно прилечь.


Я качнула головой и поднялась. Кожа стала липкой и горячей, а сама я недостаточно устойчиво стояла на ногах, как и всегда после подобных приступов, но отчаянно не желала возвращаться в ту комнату.


– Я в полном порядке. Правда, – я улыбнулась так широко, как только могла. И отчасти я сказала правду. Подобные приступы не длились вечно. Просто не хотелось во время них стоять наверху лестницы.


Антония одарила меня долгим взглядом, а потом, вероятно, вопреки здравому смыслу, кивнула, и мы начали спускаться по ступеням.


– Значит, мама Сантьяго уехала четыре года назад? После того происшествия, полагаю?


Когда мы оказались на первом этаже, я подняла голову и огляделась. Сводчатые арки на потолках добавляли драматизма, особенно в сочетании с темной мебелью и окнами, забитыми железными листами. Отсюда в разные стороны отходило несколько коридоров, а впереди находилось окно.


– Да, несчастного случая, – она так выделила это словосочетание, что мне показалось, у нее на этот счет другие мысли. – В тот вечер она и сама умерла, если хотите знать мое мнение. Вскоре после возвращения в Барселону ее не стало уже по-настоящему. Не сомневаюсь, что всему виной горе, упаси Господи душу этой женщины.


В официальных источниках писали, что к взрыву привела утечка газа.


– За одну ночь она потеряла мужа и одного из сыновей. А второй... Ну, после он стал другим.


– Ты говоришь о шрамах?


«Неужели мать бросила его из-за них?»


– Нет. Шрамы, конечно, были ужасающими, но я говорила про внутренние изменения. Она пыталась, его матушка. Но излечить Сантьяго, вытянуть его из нового состояния оказалось слишком сложным. Видите ли...


– Сплетничаете о моем брате?


Мы с Антонией обернулись, шокированные появлением Мерседес в одном из темных коридоров. Она выглядела потрясающе, как и последний раз, когда я ее видела. Облегающее красное платье оттеняло оливковую кожу, черные волосы и глаза, ее макияж был безупречен, а на ногах красовались туфли на пятидюймовых каблуках, больше подходящие для вечера. Мерседес носила больше украшений, чем, уверена, моя мама, сестра и я вместе взятые.


– Не думаю, что Санти это понравится. Если он узнает, что его жена потакала сплетням, – Мерседес перевела взгляд с меня на Антонию, которая опустила глаза и принялась заламывать руки. – Не припомню, чтобы он просил тебя выпустить ее, Антония.


– Я получила разрешение выйти сегодня, – отозвалась я, поскольку мне не понравился тон Мерседес. Однако я возненавидела себя за эту реплику, достойную ребенка.


– Правда, он дал тебе разрешение? – выгнула брови она.


Я сжала пальцы в кулаки, кровь в венах стала закипать.


– Не было причин и дальше держать ее запертой в комнате, – произнесла Антония. Интересно, она чувствовала мою ярость?


– А это уже не твоего ума дело, не так ли?


– И не вашего, мэм. Ваш брат ясно дал понять, что я должна заботиться о его жене.


Мерседес повернулась ко мне с кислым выражением лица.


– Хмм, неужели? Ладно. Дальше я сама тут разберусь, Антония. Можешь возвращаться на кухню.


– Да, мэм, – натянуто отозвалась она.


Мне стало обидно за пожилую женщину, когда она одобрительно мне кивнула и направилась на кухню.


– Мы не сплетничали, – сказала я, не желая втягивать Антонию в неприятности.


– Уверена, что нет. Что это на тебе надето?


Я опустила взгляд на свой бледно-голубой свитер и джинсы. Мерседес, по-видимому, любила третировать людей. Она напоминала мне Марию Чамберс. Сестра Сантьяго была титулованной и богатой. Вероятно, ее никогда не учили отличать добро от зла. И ни разу ни в чем не отказывали.


– Это купил мне твой брат, – отозвалась я. – Мы едем в больницу, а не на показ мод. Ты ведь разоделась для него?


Она скривила губы от отвращения и прошла мимо.


Я проследовала за ней в помещение с огромными окнами в форме роз, которое, наверное, исполняло функцию главной гостиной. Каблуки Мерседес отстукивали быстрый ритм, пока она пересекала комнату, а я буквально застыла с разинутым ртом, рассматривая фреску на потолке.


– Ты идешь? – окликнула меня Мерседес.


– Это прекрасно, – я еле смогла отвести взгляд.


Она подняла голову и отстраненно пожала плечом, а потом приподняла брови.


– Вообще-то у меня есть дела, кроме как нянчиться с тобой.


– Я могу сама о себе позаботиться. Даже буду рада.


– Тогда мы обе навлечем на себя гнев Сантьяго. Сюда, – она развернулась на каблуках и ушла. Я бросилась ее догонять, быстро следуя по дому, пока не вышла через парадную дверь, где нас уже ожидал мужчина на «Rolls Royce». Спустя мгновение я осознала, что это Джеймс. И что я видела его прежде. Мне казалось, он работал на Абеля, но, по всей видимости, за мной раньше следил именно Сантьяго. Это даже имело смысл.


Джеймс открыл перед нами дверь, и я села внутрь вслед за Мерседес, а потом уставилась в окно, как ребенок, завороженно рассматривая громадный дом и сады, простиравшиеся, казалось, на многие мили.


– Это лабиринт? – спросила я, мельком увидев высокую живую изгородь.


– Да.


Когда мы, наконец, доехали до железных ворот, которые тут же распахнулись для нас, я вытянула шею, пока не смогла уловить один из двух шпилей дома вдали.


С нашей брачной ночи я помнила, что особняк находился не слишком далеко от центра города, но он прятался на собственном, далеко не маленьком участке земли. Комната, в которой я была заперта, теперь показалась еще более тесной.


Когда я все же отвлеклась от окна и посмотрела на Мерседес, то увидела, что она следила за мной недовольным взглядом темных глаз. Но также в них была и искра любопытства. Не такая, когда человеку хотелось узнать, кто перед ним. Скорее Мерседес пыталась раскопать мои слабости, которые потом могла использовать против меня. В этот момент я остро почувствовала, что рядом с ней была наивным дитя.


Прочистив горло, я снова уставилась в окно. До больницы около получаса езды. Я уже подумала, что поездка будет очень неловкой, но Мерседес вдруг вытащила телефон и стала полностью меня игнорировать.


Когда Джеймс, наконец, припарковался, я посмотрела на сестру Сантьяго, в это время болтавшую с кем-то и разглядывающую ногти. Джеймс вышел и раскрыл перед нами дверцу.


– У тебя пятнадцать минут, – бросила Мерседес, когда я вылезла.


– Что?


– Я не собираюсь заходить внутрь. Больницы меня угнетают.


– Пятнадцать минут?


– У нас куча дел. Брат поручил мне подготовить тебя для выхода в «Общество». Нам придется позаботиться... ну, о многом, – с отвращением выговорила она, скользнув по мне взглядом.


– Ты серьезно?


Мерседес усмехнулась, демонстративно сверяясь со своими тонкими наручными часами, инкрустированными бриллиантами.


– Тебе лучше поторопиться.

Сантьяго



Лоусон Монтгомери склонился над инвестиционным портфелем, лежавшем на моем столе, и изучал все с цепкостью ястреба, которой и славился. Он был шафером на моей свадьбе, но, кроме того, старым другом и единственным человеком в отделении Нового Орлеана, которому я доверял безоговорочно.


Окружающим он был больше известен как Судья, учитывая занимаемую им должность в судебной системе Луизианы. По очевидным причинам Лоусон был ценным для «I.V.I.» активом, но также одним из немногих, с кем я мог разговаривать свободно.


– Выглядит отлично, – он закрыл папку и снова устремил на меня свой прожигающий взгляд. – Как там у тебя дела со счастливой новобрачной?


Я приподнял уголок губ в ответ на его сарказм. У Судьи, несомненно, было сухое чувство юмора.


– Как и следовало ожидать.


– Верю, что твое правосудие будет быстрым и суровым.


Когда я промолчал в ответ, он выгнул брови. Я налил нам обоим по стакану виски, скользнув взглядом по экрану с постоянно меняющимися цифрами позади Судьи.


– Это твой способ сказать мне, что на ней все еще нет метки?


– Метку я поставил, как тебе хорошо известно, – я повертел стакан перед носом, впитывая в себя аромат с ноткой дыма.


– Но не шрам, – закончил за меня он.


Его наблюдательность нервировала. У меня не было привычки излагать другим свои планы, но Судья был одним из самых суровых людей, которых я знал. Он заработал репутацию жесткого человека. Что в зале суда, что в «Обществе». По крайней мере, когда того требовала ситуация. Судья твердо верил в старую пословицу «око за око». И когда однажды вечером я напился и признался ему в своих намерениях насчет Айви, именно он подарил мне очевидную идею.


Какое наказание может быть для семьи, которая изуродовала меня и была ответственна за смерть моих родных? «Шрамы, – просто сказал тогда Судья. – Оставь им шрамы, если вообще решишь оставить в живых».


В тот вечер мне это показалось простым и очевидным. Конечно, у Айви должны появиться шрамы. Какие-нибудь под стать моим собственным. Постоянное и неизбежное напоминание о грехе ее отца при каждом взгляде в зеркало.


Я несколько месяцев фантазировал о том, как это сделаю. Выжгу на ней клеймо. Или порежу. Выгравирую мое имя на ее горле. Возможно, потом даже нарисую череп на правой стороне ее лица, чтобы он точно соответствовал моему. Чтобы один его вид преследовал Айви в кошмарах.


Но теперь она в моем распоряжение, поселилась в моем доме, а я не выполнил ни единый пункт плана. Ни на йоту не приблизился к осуществлению задуманного, но еще не готов был признать, что бездействовал по причинам, которые и сам плохо понимал.


– У нее красивое лицо, – Судья помешал виски в стакане и сделал глоток. – Наверное, жалко такое портить.


Что-то в его тоне и изгибе бровей натолкнуло на мысль, что его позабавила моя очевидная слабость к Айви.


– Я колебался только из-за ее красоты.


Слова показались неубедительным даже мне самому. Но я должен был со временем выполнить ту клятву, которую себе дал. Когда придет время, я выполню план, как и было задумано.


– Независимо от того, есть ли на ее коже шрамы, могу заверить тебя, что она будет страдать.


– Уверен, что уже начала, – пробормотал Судья. – В этом я не сомневаюсь.


Его слова тяжело повисли в воздухе, и мы продолжили пить виски, но уже молча. Мне нужно было кое о чем спросить его, что частично и было целью нашей встречи. В идеале мне следовало спросить Лоусона об этом до свадьбы, но я слишком был занят Абелем.


– Есть новости об ее отце? – спросил Судья.


– Нет, ничего нового. Мои люди все еще ведут расследование, но свежей информации не поступало. В начале месяца у меня назначена встреча с трибуналом для обсуждения хода расследования.


Судья выглядел спокойным и задумчивым, а потом одарил меня таким цепким взглядом, что люди слабее меня испугались бы столь грозного противника.


– А ты не задумывался о том, что больше информации ты никогда не соберешь? Что тогда?


– Я думал об этом, – пожал я плечами. – Но с подобным я не смирюсь.


– Что ж, возможно, так и будет. Но это все равно что сказать Матери-природе, что ты не смиришься с ее штормом.


Единственное, на что я сейчас был способен – проигнорировать очевидную истину, сквозившую в его словах. Я не мог допустить даже мысли о том, что у меня никогда не будет стопроцентной уверенности и доказательств вины Эля. Я рассмотрел ситуацию со всех сторон. И сейчас очевидным для меня было лишь то, что я чувствовал глубоко внутри. Эль нес ответственность за тот взрыв, и я отказывался верить в обратное, пока не получу неопровержимые доказательства.


– Есть еще одна причина, почему я пригласил тебя сюда, – сказал я Судье. – Кроме философских размышлений о моей мести.


– Я так и думал, – хмыкнул он.


– У меня к тебе просьба, – я прочистил горло, почувствовав себя не в своей тарелке. – Я бы хотел задействовать священный договор. В случае если со мной что-либо случится, я хочу, чтобы ты провел с Айви традиционный обряд.


– Я верю, что с тобой ничего не случится, – спокойно ответил Судья. – Но я принимаю твое согласие на проведение обряда.


Часть напряжения спала с моих плеч, и я достал из ящика еще одну папку, пододвигая ее к Судье.


– Здесь задокументированы все мои пожелания. Все до мельчайших подробностей, касающееся того, что должно произойти с Айви и ее семьей в мое отсутствие.


Судья кивнул и посмотрел на портрет моей сестры на стене.


– Я становлюсь настоящим собирателем обязательств. Сперва Мерседес, теперь твоя жена.


Когда он изучал портрет Мерседес, в его глазах мелькнула какая-то эмоция, которую я не смог распознать.


– Учитывая хлопоты, которые свалятся на тебя вместе с Мерседес, мне нужно будет оставить тебе большую часть своего состояния, – пошутил я.


– В этом нет необходимости, – усмехнулся Судья. – Будет приятно приручить такую дикую кобылку.


Я выгнул бровь в ответ на его намек. Странно, что он упомянул Мерседес в подобном ключе. Судья всегда был с ней холоден. Уважителен, но холоден.


– У тебя будет полно работы, – заверил я его. – С ней трудно даже в лучшие времена. Боюсь, она стала чересчур избалованной. Даже не уверен, что это можно исправить.


– Все можно исправить, если приложить к этому достаточно твердую руку, – сухо отозвался Судья. – Если потребуется помощь, я готов научить ее дисциплине. Как ты знаешь, я на этом специализируюсь. И в подобных ситуациях вмешательство третьей стороны – не редкость. Будучи ее братом, ты питаешь к Мерседес слабость. Я – нет. Никакая семейная привязанность не исправит мое черное сердце.


Я обдумал предложение Судьи и нашел его интересным. Мерседес встала на путь разрушения и уже некоторое время двигалась только по нему. Учитывая работу в «Обществе» и находившуюся на моем попечении Айви, теперь у меня будет еще меньше времени держать сестру в узде. И я буду иметь в виду совет Судьи, если Мерседес продолжит создавать проблемы.


– Кстати, как поживает эта чертовка? – спросил Судья. – Все еще тоскует по ван дер Смиту?


– Ван дер Смит? – рассмеялся я. – Не знал, что ты осведомлен о сердечных делах Мерседес.


– Об этом все шепчутся, – он небрежно взмахнул рукой. – Все в «I.V.I.» наслышаны, что он отказался от великой Мерседес де ла Роса в пользу другой женщины. Ходят слухи, что она совершенно раздавлена этим событием.


– Да, полагаю, так оно и было, – нахмурился я. – Но Мерседес ни к кому не испытывает слишком глубокой привязанности. Думаю, пострадала лишь ее гордость.


Судья кивнул, словно мой ответ его удовлетворил.


– Я так понимаю, она вернулась к тебе?


– На какое-то время, да, – отозвался я. – Я поручил ей наставлять Айви, чтобы она стала женой, достойной высшего эшелона. Полагаю, это должно ее занять. По крайней мере, на какое-то время.


– Ладно, это уже что-то, – согласился Судья. – Праздные руки — мастерская дьявола.


– Так говорят.


Раздался стук в дверь, а потом вошла Мерседес, удивив нас обоих. Она уже влетела в кабинет и хотела подойти ко мне, но замерла, увидев сидевшего напротив меня Судью.


– Не знала, что у тебя компания, – она скрестила на груди руки и с любопытством посмотрела на нашего гостя. – Судья, рада тебя видеть.


– Как скажешь, – он кивнул ей, а от меня не укрылось, что Судья задержал на ней свой взгляд чуть дольше, чем сочли бы уместным.


– Как там захватывающая жизнь в судебной системе? – спросила Мерседес. – Уже успел за обедом приговорить несколько бедных душ к смерти?


– Только тех, кто этого заслуживал, – отозвался Судья. – А как твоя жизнь избалованной принцессы? Оставила в магазинах хоть что-нибудь, способное удовлетворить тщеславие других светских львиц?


Ее глаза словно заволокли грозовые тучи, а рот приоткрылся. Она не смогла найти, что ответить. Вероятно, впервые за целую вечность. Мерседес заправила за ухо темную прядь, пытаясь собраться с мыслями, и я решил спасти ее от этого странного взаимодействия.


– Что ты хотела, Мерседес?


– Я вернула твою жену, – ядовито отозвалась она. – Ни один волосок с ее головы не пропал, конечно. И я пришла предоставить тебе полный отчет.


Судья улыбнулся ее явному раздражению и поднялся, забирая со стола папку.


– Тогда, полагаю, мне уже пора.



*****


После отчета я отправил Мерседес с наставлениями найти для себя какое-нибудь полезное занятие. Она оставалась взволнованной и раздраженной на протяжении всего рассказа о прошедшем дне. Я не знал наверняка, связано ли это с Айви или резкой, но точной оценкой ее поведения Лоусоном.


Как бы там ни было, но я отбросил эти мысли и закончил работу на сегодня, а потом отправился на поиски Антонии. Я нашел ее в библиотеке, вытирающей пыль с полок. И снова напугал, судя по ее реакции, когда она обернулась и увидела меня.


– О, – выдохнула Антония, – я вас не услышала, гос... То есть, Сантьяго. Сэр.


Она выглядела немного уставшей и явно была не в духе. Я часто задавался вопросом, как долго я смогу держать ее в штате. Хотя Антонии было представлено много возможностей, чтобы уехать, стоило ей только захотеть, однако эта женщина, казалось, полна решимости оставаться в особняке до последнего вздоха. А я был слишком горд, чтобы выразить свою за это благодарность, хоть и понимал, что без нее дом станет совсем другим.


– Вам что-нибудь принести? – спросила она.


Я медлил, не зная, как сформулировать свое предложение. Антония терпеливо ждала, смотря на меня без какого бы то ни было отвращения.


– Как сегодня поживает миссис де ла Роса? – спросил я, наконец.


– Хорошо, – сконфуженно отозвалась Антония. – Когда я видела ее последний раз, она читала. По правде, я предложила ей немного вздремнуть, поскольку миссис выглядела усталой. Но кроме этого…


– Я бы хотел, чтобы ты сообщила ей, что этим вечером она будет ужинать со мной.


– О, да, конечно, – лицо Антонии озарилось от намека на улыбку. – Хотите что-то особенное? Я могу изменить меню, если пожелаете.


– Нет, то, что у тебя в меню отлично подойдет, – натянуто отозвался я. – Спасибо, Антония. Пожалуйста, скажи моей жене, что я буду ждать ее в столовой в половину восьмого.


– С большим удовольствием, – кивнула она мне.


Уладив этот вопрос, я вышел из дома. Обычно я не покидал особняк до наступления полной темноты, но одна ситуация требовала моего неотложного внимания. С ней следовало разобраться еще пару дней назад.


Мой «Aston Martin DB11 AMR Coupe» оттенка серебристый металлик с легкостью преодолевал многолюдные улицы, пока я ехал в Лейквуд. Пробки в это время суток могли быть кошмарными, вот почему Марко предложил меня подвести, однако я находил вождение успокаивающим. В итоге он всю дорогу молча просидел рядом на пассажирском сидении, пока мы не подъехали к колониальному особняку на Гарден-лейн.


– Я буду вас сопровождать, сэр, – он тут же стал отстегивать ремень, и не думая принимать возможный отказ.


Марко был моим личным телохранителем и относился к своей работе так, словно это была единственная цель жизни. Его назначило мне «I.V.I.», поскольку все суверенные сыновья нуждались в защите, однако преданность и верность Марко были непоколебимы. Он оберегал меня с подросткового возраста и не раз сокрушался, что его не было рядом в ночь взрыва. Я велел ему подождать снаружи, и он выполнил мою просьбу. Это Марко вбежал в горящее здание и вытащил мое полумертвое тело, когда я пытался выползти из-под обломков. Если бы не он, вряд ли я бы сегодня сидел здесь.


– Спасибо, Марко, – я открыл дверцу и вышел, быстро поднимаясь на веранду.


Марко держался позади, проверяя улицу и все прочие невидимые угрозы, которые умел подмечать. Я же позвонился в звонок и принялся ждать.


Мгновение спустя экономка Чамберса поприветствовала меня испуганным вздохом.


– О, здравствуйте, – едва смогла она выдавить и с усилием опустила взгляд. – Прошу, входите. Я сейчас позову доктора Чамберса.


Мы проследовали за ней в гостиную, где она оставила нас и убежала так быстро, как только могла. Прошло несколько минут, но к нам все же вышел настороженный Чамберс.


– Сантьяго, – кивнул он мне, – я не ждал вас.


– Забавно, учитывая, что вы избегали моих звонков, – я склонил голову набок, изучая его.


– Ничего подобного, – тут же отверг он мое предположение, как нечто нелепое. – Просто я был очень занят. По правде, я только вернулся в город с конференции. Боюсь, у вас не было времени прочесть мои сообщения.


– Зато сейчас самое время все обсудить, – я был обескуражен его наглостью.


Он переступил с ноги на ногу, бросил взгляд на стоявшего позади меня Марко, а потом снова посмотрел на меня.


– Хотите выпить?


– Нет.


Он сел напротив меня, явно чувствуя себя неловко в моем присутствии.


– Чем могу помочь?


– Можете помочь с объяснением, что произошло с моей женой, пока она находилась в вашем кабинете.


На его лбу образовалась капелька пота и скатилась на бровь.


– Вы про тест на чистоту?


– Если только нет другого случая, о котором я также должен быть проинформирован, – вежливо отозвался я.


– У меня сложилось впечатление, что все происходило по вашей просьбе, – заявил он.


– И вы сочли разумным выполнить подобную просьбу, не поговорив со мной лично?


– Ко мне часто обращаются женихи с подобной просьбой, – принялся защищаться Чамберс. – Уверен, вы знаете, что это стандартная процедура в «Обществе». Мужчины часто хотят гарантий перед свадьбой. Кроме того, об этом нередко просят и сами невесты. Чтобы развеять любые сомнения женихов.


– Может, другие и принимают это объяснение, но я – нет. Итак, позвольте мне выразиться яснее, доктор Чамберс. Вам никогда не следовало прикасаться к моей жене без явного моего разрешения. Не думаю, что для этого требуется большой ум. По правде, я даже уверен, что моя реакция по этому поводу была очевидна с самого начала. Это заставляет меня задуматься, зачем вы пошли на подобное предательство.


– Я не хотел ничего плохого, – он дернул свой воротник, и я увидел капли пота, стекавшие по его шее. – В этом я могу вас заверить. Если вы ставите под сомнение этику моей практики...


– Я сомневаюсь в вашей верности, – прищурился я. – Вы прекрасно знаете, что в моей власти отозвать вашу медицинскую лицензию. По первому же моему слову вас могут изгнать или выпустить всю кровь из тела. Зачем так рисковать?


– Не знаю, что по-вашему произошло на той проверке, но...


– Именно это я и хотел бы узнать. Как у моей жены появились синяки на теле? Это были вы или кто-то другой?


Его взгляд устремился к телефону, словно он мог кому-то позвонить, чтобы его спасли от моего гнева. Однако доктор прекрасно понимал, что это не так. Он едва ли заслуживал упоминания в иерархии «Общества». Чамберс далеко не суверенный сын и никогда им не станет.


– Простите меня, Сантьяго, – хрипло отозвался он. – Если ваша жена считает, что ей причинили какую-то боль, то я приношу свои глубочайшие извинения. Я не собирался этого делать. Просто выполнял свою работу. Вот и все.


Что-то в его нервных глазах-бусинках заставило меня усомниться в его искренности. Впрочем, рядом со мной он всегда трясся, так что сложно сказать наверняка. Без подробного рассказа Айви я мало что мог предпринять сейчас.


– Значит, больше нет ничего, что мне следовало знать? Вы не хотите дополнить свой рассказ?


Чамберс вытер ладони о брюки и яростно закачал головой.


– Нет. Ничего не приходит на ум.


– Очень хорошо, – я поднялся из кресла, взглянув на Чамберса, как на подонка. Впрочем, он таким и был. – Что касается моей жены, то вы должны перестать существовать для нее. Не думайте даже смотреть в ее сторону. Говорить с ней. Не смейте даже бормотать ее имя мимоходом. Вы поняли меня?


– Да, конечно, – он закивал. – Все, что пожелаете.


Я уже направился к двери, когда меня осенила одна мысль.


– Я хочу получить все записи из ее карты. Перешлите их мне. Немедленно.

Айви



Мой желудок заурчал, пока я спускалась по лестнице к назначенному времени. Мне будто приказали прийти. На ум пришел разговор с Мерседес. Как я сказала ей, что муж разрешил покинуть комнату. Это воспоминание породило внутри злость. Одна мысль о том, что мне требовалось на все разрешение Сантьяго, пробуждала неконтролируемую ярость. Она терзала меня весь день, а пятнадцатиминутный визит к отцу мало походил на честное исполнение сделки.


Толстый ковер приглушал мои шаги, подавляя любые звуки. Обычно я вела себя тихо, когда ни во что не врезалась, а в этом доме старалась быть еще более осторожной. Была в здешней тишине какая-то особая глубина. Когда я сидела одна в своей квартире, тишина была совсем другой. Вокруг постоянно раздавались какие-то шумы. Но это не сознаешь, пока не услышишь подобное – абсолютное отсутствие звука.


Путь освещали висящие над головой люстры, старинные и готические, усеянные свечами вместо ламп.


Я на мгновение остановилась и осмотрелась, гадая, кому было поручено начищать десятки люстр и каждый раз вставлять в них новые свечи. Это ведь, очевидно, приходилось делать ежедневно. Я прошла мимо одного из больших затонированных окон. Через него лунный свет казался очень красивым, хоть и жутковатого серебристого цвета. Словно тень здесь накладывалась на другую. «Если я решу бродить по дому, наткнусь ли на призраков? Не удивлюсь, если так».


Наконец, я вошла в гостиную, окна которой были выполнены в форме лепестков роз. Фреска на потолке теперь скрывалась в полумраке. Я всмотрелась в нее и повернулась кругом, чтобы как следует ею насладиться. Этот дом производил неизгладимое впечатление. Все эти произведения искусства, архитектура, арки, укромные уголки, скрывающиеся во тьме.


Я провела пальцами по закрытой крышке пианино. Играл ли на нем кто-нибудь? Мне бы хотелось, но я не обладала к этому особым талантом.


Пробили часы. Должно быть, уже половина восьмого. Я вышла из гостиной и пошла на поиски столовой. Мне повезло, поскольку я уловила тихую мелодию. Музыка. Низкая, темная и такая подходящая для этого места.


Шагая вперед, я задалась вопросом, образовывали ли все комнаты круг вокруг большого зала. Если бы я смогла сейчас взглянуть на дом с высоты птичьего полета, оказался бы и он в форме розы?


Я коснулась затылка. Сегодня мне удалось разглядеть татуировку. Я думала, что увижу розу, но нет. Вернее, не только. Первым, что бросилось в глаза, оказался череп. Затем я увидела россыпь роз. А потом дуэльные пистолеты.


Насилие, смерть и красота в одном флаконе.


Я помедлила, оказавшись у входа в столовую. Сантьяго стоял у окна с бокалом в руке и спиной ко мне. Он был так неподвижен, словно потерялся в своих мыслях. Я воспользовалась этим мгновением, чтобы изучить своего мужа, поскольку мне было до невозможности интересно, какой он человек. Хотя подобное казалось странным. Отсюда Сантьяго выглядел прекрасным. Нет, не так. Мой муж всегда был прекрасным, даже с черепом на пол лица. Но от него исходила такая боль. Я чувствовала ее, даже когда Сантьяго был жесток. Может, в такие периоды особенно. И это что-то творило с моим сердцем.


Но сейчас меня привлекала не его боль. Скорее нечто более первобытное. Рост. Широкие плечи. Пиджак, очерчивающий его мускулы. Сантьяго был очень мужественным.


По коже прошла волна жара, когда я вспомнила, как обхватывала его бицепсы. Каким он тогда был сильным. Во много раз сильнее меня. И больше.


Когда я переступила порог, голова сильно закружилась. Я оступилась на единственной ступеньке и вцепилась в буфет, чтобы не упасть, но уронила что-то с другого его конца. Предмет с грохотом упал на пол, и Сантьяго вздрогнул будто от испуга, а затем повернулся ко мне, нахмурив брови. На его лицо набежала тень, словно он пытался прийти в себя.


– Прости! – мне и правда было ужасно стыдно. Я моргала изо всех сил, продолжая держаться за буфет, чтобы не упасть, но все же поспешила поднять старинный серебряный канделябр, лежавший сейчас на полу. Слава богу, от него ничего не отломалось.


Сантьяго направился ко мне, поставив свой бокал на освещенный свечами стол, а потом обвил вокруг меня руку, а во вторую взял канделябр. Поставив его обратно на буфет, Сантьяго обернулся ко мне, оглядывая с ног до головы.


– Ты в порядке? – спросил он, пристально смотря на меня.


– Да, – кивнула я, с трудом заставив себя сфокусировать взгляд.


– Мне следует обернуть всю мебель одеялами? – спросил Сантьяго. Похоже, он решил перевести все в шутку. Видел ли муж, как я смущена? Мое лицо буквально горело.


– Это просто... я оступилась, – отчасти потому, что смотрела на Сантьяго. Вспоминала ощущение его рук на моей коже. Какими были прикосновения. Но вслух я этого не произнесла.


– Антония сказала, что утром тебе стало нехорошо.


– Все нормально, – я высвободилась из его объятий. Эта его сторона, почти заботливая, застала меня врасплох. Я не должна была доверять ему. И позволять Сантьяго утешать меня.


– Ты чуть не упала с лестницы, Айви.


– Но не упала. Мне просто нужно было присесть ненадолго. Такое творится не весь день напролет, – чаще всего.


Сантьяго посмотрел на меня так, словно не поверил.


– Поэтому я спрашивала о бассейне. Я плаваю каждый день. Точнее плавала. И это помогает. Как только мне снова разрешат плавать, все наладится, – начала я, но тут же почувствовала раздражение, а потому не удержалась и добавила, – Санти.


Муж улыбнулся и отступил. Теперь мы вернулись на знакомую территорию.


Я почувствовала, что щеки снова покраснели, а на лбу выступил пот. Когда я услышала это прозвище от Мерседес, оно показалось мне раздражающим. Сперва я даже не придала этому особого значения, но сейчас, когда издевательски протянула его, точно поняла, что почувствовала.


Ревность.


Потому что я идиотка.


Я отвела взгляд, когда Сантьяго стал с ухмылкой меня рассматривать.


– Мерседес вела себя территориально? – спросил он.


Я прочистила горло и все же заставила себя поднять взгляд.


– Мне просто показалось забавным, что она дала тебе прозвище.


Его настроение моментально упало.


Я заморгала и попыталась выровнять дыхание. Сантьяго не должен был видеть, как я взволнована. Мне нужно было успокоиться.


Муж неторопливо окинул меня взглядом. На мне было облегающее черное трикотажное платье длиной до колен с вырезом ниже, чем я носила обычно. Не то что бы у меня была очень пышная грудь, из-за которой стоило беспокоиться о декольте, но я все же поправила платье и снова прочистила горло, когда заметила, как взгляд Сантьяго задержался на вырезе. Однако, может, он просто разглядывал четки.


Сегодня меня подстригли, но саму длину убрали лишь на дюйм. Вышло стильно, и, по правде, мне понравилось, хоть обычно я и не утруждала себя укладкой с помощью фена. Также мне нанесли макияж, что я делала довольно редко. И не собиралась заниматься этим ради Сантьяго. Еще мне сделали маникюр, и к моему разочарованию обработали воском даже те места, где я и не допускала подобную возможность. Это все дело рук Мерседес. Или, может, она действовала по распоряжению Сантьяго.


– Ты прекрасно выглядишь, – произнес он, обходя меня по кругу. Сантьяго запустил пальцы мне в волосы, но не причинил боли. – Впрочем, ты всегда была красавицей.


Мой желудок громко заурчал, а я снова покраснела, на автомате прикрывая живот. Когда Сантьяго снова встал передо мной, я задумалась, действительно ли он хотел сказать именно это. Неужели правда сделал мне комплимент?


– Голодна?


Я кивнула.


– Пожалуйста, скажи, что моя сестра тебя покормила.


– Если под этим подразумевать несколько листьев салата и кусок картона, замаскированный под куриную грудку, то да, она меня кормила. Знаешь, Мерседес – сущее зло. На ее фоне даже ты кажешься милым.


Сантьяго рассмеялся, а потом положил мне руку на поясницу и повел к длинному обеденному столу, накрытому на двоих. По крайней мере, его сестра не будет ужинать с нами. Когда муж отодвинул для меня стул, я присела на мягкое сидение и положила на колени салфетку. Сантьяго занял свое место во главе стола, и через мгновение стал выходить персонал, появляясь из двери посреди стены, очевидно, еще в старые времена используемой слугами. Они угадали время так, словно наблюдали за нами.


Мы сидели в тишине, пока нам выставляли блюда, а Антония объясняла, где и что лежало. Таким количеством еды можно было накормить дюжину человек, но поскольку я планировала поесть хотя бы за двоих, то озвучивать свои мысли не стала.


– Спасибо, Антония. Ты превзошла саму себя.


– Благодарю, госп... сэр.


Когда какой-то мужчина открыл нам бутылку вина, Сантьяго одобрительно кивнул, и все ушли, а он принялся накладывать еду на мою тарелку. Сантьяго не подумал ни о чем спросить. Он просто положил мне щедрую порцию мяса, картофеля и овощей, а также пододвинул хлеб с маслом.


– Не находишь, что обращение «господин» несколько претенциозно?


Сантьяго на мгновение замер, раскладывая салфетку на коленях.


– Скажи спасибо, что не требую подобного обращения от тебя.


– Я бы никогда тебя так не назвала.


– Хочешь проверить эту теорию?


Когда я промолчала, Сантьяго выгнул брови, ожидая моего признания в том, что он победил.


– Нет.


– Тогда учись держать рот на замке, дорогая.


Я так сильно стиснула зубы, что едва не сломала их.


Наконец, Сантьяго переключил внимание на бутылку вина и наполнил свой бокал. Именно в этот момент я заметила на его руке кольцо и тут же узнала. Я и раньше замечала его, но только теперь сложила в голове пазл. Увидев метку у себя на шее, я поняла, что на перстне изображен фамильный герб.


– У вас у всех такие? – спросила я, вспомнив кольцо на пальце Холтона. У доктора я, впрочем, подобного не заметила.


Сантьяго проследил за моим взглядом, посмотрел на кольцо и кивнул.


– Знак суверенных семей. Его носят только мужчины.


– Безусловно. Я бы никогда не подумала, что женщины могли удостоиться такой чести, – последнее слово я выделила специально, уверенная, что Сантьяго уловил мой сарказм, но ответа не ждала. Я взяла свой бокал, уже полный, и сделала глоток, пока он попивал из своего. В следующий миг мои брови поползли вверх.


– Сок?


Муж кивнул, а затем поставил бокал со своим вином на стол.


– Ты ведь знаешь, что я не ребенок, – не то чтобы я много пила. Алкоголь усугублял мое расстройство, но мне бы хотелось иметь хоть какой-то выбор.


– Ты уже можешь носить моего ребенка. Потому алкоголь ты употреблять не будешь, Айви.


– Твоего ребенка? Едва ли у тебя столь сильная потенция, – Сантьяго поморщился и, видимо, собирался сказать что-то грубое, но я снова заговорила. – Я не ребенок, Сантьяго. И способна сама принимать решения. Если бы я была беременна, что явно не так, то, безусловно, пить бы не стала.


– Это одно из правил, которые ты будешь соблюдать. Никакого алкоголя. Никогда. Обсуждать я это не намерен, – он взял нож, вилку и стал резать мясо, словно мы просто говорили за столом на обычные темы.


Я покачала головой, но опустила взгляд на тарелку. Честно говоря, я все равно отпила бы лишь глоток, но свои принципы отстаивать считала необходимым. Наколов на вилку кусочек мяса, я положила его в рот. Оно оказалось даже вкуснее, чем пахло. Некоторое время мы ели в тишине, а я размышляла, комфортно ли чувствовал себя Сантьяго, молчаливо опустошая тарелку. Похоже, он и правда чувствовал себя вполне хорошо.


– Мерседес дала мне на встречу с отцом всего пятнадцать минут, – наконец, выпалила я.


Он замер, но я не смогла понять выражение его лица.


– Это твоих рук дело? Тогда могу сказать, что день спа-процедур с твоей сестрой даже близко не компенсируется пятнадцатиминутной встречей. Я хочу снова его увидеть. И мое посещение должно быть куда дольше. А потом мне нужно увидеть сестру.


Сантьяго улыбнулся, покачав головой, а потом снова сфокусировался на тарелке.


– Я говорила серьезно. Это нечестно, и тебе это прекрасно известно.


Сантьяго отложил вилку и нож, а потом вытер рот салфеткой.


– Если бы я не был уверен в обратном, то решил бы, что ты намеренно выводишь меня из себя.


– Нет же, я просто хотела увидеть папу. Мы ведь заключили сделку.


– Попробуй проявлять побольше уважения. Понимаю, что ты еще юна, и твое воспитание оставляет желать лучшего. Но я считал, что хотя бы это ты усвоила.


– Хочешь, чтобы я просила у тебя разрешение? Так? Ты получаешь от этого удовольствие?


– Это первый.


– Что?


– Твой первый страйк. Я сегодня великодушен. У тебя осталось еще два, так что будь осторожна.


Я открыла рот, собираясь сказать, куда он мог запихнуть себе этот страйк, но передумала и вместо этого закинула в рот картофелину, принявшись размышлять. Я уже довольно хорошо представляла, к чему приведут меня второй и третий страйки.


– Мерседес упоминала бал-маскарад в резиденции «I.V.I.»? – спросил Сантьяго.


– Она что-то говорила о том, что меня нужно подготовить к мероприятию, но ничего конкретного. А я не спросила, поскольку не могла и слова вставить, пока Мерседес расписывала, как мне повезло, что ты удостоил меня своим вниманием. Как я должна быть благодарна, что ты дал мне свою фамилию. Еще она говорила, что будучи твоей женой, я должна полностью посвятить себя тебе и служению «Обществу». И так далее, и тому подобное.


– Что ж, она основательна, когда не драматизирует.


– Могу я хотя бы позвонить ей?


– Моей сестре? – он притворился сконфуженным.


– Моей сестре.


– Я лично отведу тебя к твоей сестре и отцу после торжественного вечера.


– Ты? – удивилась я.


– Если будешь хорошо себя вести.


– Я проведу с ними больше пятнадцати минут? – я прикусила нижнюю губу.


Сантьяго кивнул.


– Когда это будет?


– Через две ночи.


– И ты обещаешь, что это будет обычный визит? Никаких фокусов? И глупостей, из-за которых ты сможешь пойти на попятную?


– Ты не очень-то доверчивая малышка, верно?


– Я усвоила твой урок, – я вернулась к еде, чувствуя себя хоть немного победительницей.


– Вы с сестрой близки?


– Мы все втроем были близки, пока Хейзел не сбежала, – кивнула я.


– Помню тот случай. Ты с ней сейчас общаешься?


Я посмотрела на Сантьяго, изучая его лицо в свете свечей. Я бы все отдала, чтобы рассмотреть его черты при полном освещении.


– Если я отвечу утвердительно, ты сообщишь «Обществу»? Я слишком хорошо знаю, что произойдет, если они найдут ее. За отказ подчиниться законам «Общества» ее накажут публично. За то, что она отреклась от суверенного сына.


– Так вы общаетесь, Айви?


– Нет. Но если бы я даже знала, где она, то не сказала бы.


– Твой отец даже не искал ее.


– Что?


– Он даже не пытался.


Я испытала замешательство. Уверена, Сантьяго тоже это почувствовал, пристально изучая меня. Видимо, пытался понять, лгала я или что-то все же знала. Однако муж молчал.


– Откуда ты знаешь? – спросила я уже менее уверенно.


– Я много всего знаю.


– В этом нет никакого смысла. Конечно же, он ее искал. Она же исчезла после... – я вдруг замолчала. А что если Сантьяго дружил с тем человеком, за которого должна была выйти Хейзел? Они ведь все «братья», так? Суверенные сыновья. Каждый готов прикрыть спину другого.


Хейзел сбежала за несколько дней до свадьбы. Буквально растворилась в воздухе. Ни записки, ни чего-либо еще. Я понимала, почему она не оставила ни строчки нашим родителям, ведь они подталкивали ее к этому браку, но сестра не оставила ничего и мне. Неужели она и правда смогла уйти, не передав мне ни единого слова? Я всегда в этом сомневалась.


– Они не перестанут ее искать. Впрочем, ты итак это знаешь.


Да, я знала. «Общество» не оставляло безнаказанными тех, кто сбился с намеченного для них пути. Они такого не прощали.


Особенно женщинам.


Тем более занимающим столь низкое, как мы, положение.


– И они найдут ее. Со временем, – добавил Сантьяго.


Я вздрогнула и положила вилку и нож по диагонали тарелки. У меня резко пропал аппетит.


– Прошло уже шесть лет. Они больше не могут... достать ее и причинить боль, – проговорила я. Муж хранил молчание. – Правда ведь, Сантьяго?


– Ты говоришь «они», но ведь правильнее «вы», так?


Я не ответила. Он пытался напугать меня? Или хотел выяснить, правда ли я не знала о ее местонахождении? Я понятия не имела, где Хейзел. И впервые за шесть лет порадовалась этому, поскольку подозревала, что муж мог распознавать ложь.


– Ты побледнела, – он поднялся из-за стола и встал рядом со мной, отодвигая мой стул и протягивая мне руку.


Я посмотрела на его ладонь, а потом снова на Сантьяго.


– Давай, Айви. Я уложу тебя в постель.

Айви



Забавно, Сантьяго заговорил о том, что я будто бы знала, как его разозлить, хотя все в точности наоборот: ему точно известно, как вывести меня.


Вчера вечером после ужина он уложил меня спать. Как и сказал. Сантьяго переодел меня в сексуальную шелковую комбинацию, втер мазь в татуировку, а затем уложил на кровать, как чертова ребенка, прекрасно понимая, что это меня разозлило. Сантьяго вообще ко мне не прикасался, если не брать в расчет тату. Увидев неглиже, я предположила, что муж что-нибудь предпримет, но отсутствие действий с его стороны меня расстроило. Что само по себе просто ужасно.


Сантьяго помешан на контроле. Я это знала. А жена для него – лишь еще одна вещь, которую он мог и хотел держать в узде. Очевидно, доставлять удовольствие он мне будет тоже по своим правилам. Мое неповиновение лишь укрепляло его решимость действовать по задуманному плану.


Я не видела Сантьяго весь день, если не считать того, что несколько часов назад заметила, как он сел в небольшую серебристую спортивную машину и умчался. Мне бы хотелось знать, куда он отправился и с кем захотел встретиться. Поехал ли мой муж на какой-нибудь претенциозный ужин или просто решил провести вечер в городе, пока я сидела в одиночестве в своей комнате день за днем? Мерседес тоже не появлялась. Я слышала, как она говорила Антонии не ждать ее на ночь. По крайней мере, это приятная новость.


У меня появилась прекрасная возможность провести свои исследования. Может, удастся заглянуть в какие-нибудь закрытые комнаты. И узнать то, чего не должна была.


Пожелав мне спокойной ночи, Антония отправилась спать. Сейчас только около десяти, но мне уже несколько часов не терпелось выйти из комнаты.


Я подождала несколько минут после ее ухода, а потом поднялась, засовывая четки под черную майку. Камни холодили кожу, потому я натянула свитер. Мне не хотелось наткнуться на персонал с этой штукой, сверкающей на шее. Это лишь подтвердит господство Сантьяго. Подчиняться ему итак довольно унизительно, но чтобы все остальные об этом узнали? Ну, я не думала, что смогла бы с этим справиться.


В течение дня я искала телефон, бродя по комнатам, но, похоже, его нигде не было. Впрочем, в наши дни многие отказывались от стационарных телефонов. Также сегодня я обнаружила бассейн, и мне потребовалась вся моя сила воли, чтобы просто не прыгнуть и не поплыть. Бассейн был прекрасен. Вдвое больше того, что был в доме родителей, со стеклянным потолком и стенами высотой в два этажа. Здесь все было выложено крошечными золотыми и бирюзовыми плитками, покуда хватало глаз.


Я бы все же решилась, не будь так уверена в последующем разоблачении. Как бы ни было неприятно это признавать, я боялась того, что мог сделать Сантьяго, если поймает меня. У меня создалось такое впечатление, что мой муж в любом случае все узнает, даже если никто иной ему и не доложит. Сантьяго вполне мог каким-то неведомым образом почувствовать на мне запах хлорки, даже если я натру потом кожу до крови.


Состоявшийся вчера вечером разговор о Хейзел все еще выбивал из колеи. И правда ли, что отец никогда не искал ее? Почему? Или он как-то защищал Хейзел от «Общества»?


И теперь мне стало интересно, искал ли ее Сантьяго. Хотел ли он вернуть Хейзел в семью, чтобы наказать и ее? Но почему? Сантьяго был моему отцу как сын. Понимал ли он это? Конечно, Сантьяго не смог бы причинить боль моему отцу. Верно?


Я вышла в коридор и повернула к лестнице, которая вела вниз на первый этаж, а потом направилась к большой и хорошо укомплектованной библиотеке, находившейся как раз рядом с кабинетом мужа. Об этом я узнала, находясь в библиотеке и услышав разговор Антонии с горничной. Кроме того, старушка тогда сказала, что той девушке нельзя убираться в этой части дома. И даже находиться не позволено.


Потому сейчас я направилась к двойным дверям библиотеки в конце темного коридора. Я чувствовала, как колотилось мое сердце, и часто оглядывалась через плечо, но все было тихо.


К тому же, я не делала ничего плохого. Пока.


Если кто-нибудь объявится, я просто возьму книгу и почитаю. Мне разрешалось находиться в библиотеке.


Наконец, я прошла через двойные двери. Люстра тут давала чуть больше света, чем в гостиной и столовой, а рядом с каждым мягким креслом была установлена лампа. Всего их тут в районе дюжины. Некоторые стояли парами, но в основном по отдельности. Здесь я провела большую часть дня. Даже успела вздремнуть в одном из кресел. Не нарочно, просто отключилась.


Подняв старомодный подсвечник со свечой, я пошла в темную часть библиотеки. Здесь было немного жутковато, но, честно говоря, не больше, чем в моей спальне, потому я отогнала мысли о призраках и пошла дальше, к двери, напоминавшей ту, что видела в столовой.


Я подняла свечу и прищурилась, чтобы разглядеть контур. Вот она. Молодая горничная насвистывала во время уборки, потому я и проснулась. Я не придала особого значения услышанному разговору, пока Антония не сказала, что той девушке нельзя входить в кабинет господина.


Я снова закатила глаза, вспомнив о том, какого обращения к себе требовал Сантьяго.


Претенциозный придурок.


Я принялась искать что-то, похожее на дверную ручку, но таковой не обнаружила и тогда отставила свечу на полку, начав щупать все подряд. Через некоторое время я все же обнаружила нужное место, почувствовав пружинный механизм под пальцами, а через мгновение дверь со скрипом отворилась.


Я ухмыльнулась, почувствовав себя победительницей, затем оглянулась через плечо и удостоверилась, что все еще одна, только после этого зайдя внутрь.


Остановившись, я осмотрелась. Огонек моей свечи был куда тусклее мигающего зеленоватого свечения от полудюжины мониторов, стоявших напротив стола Сантьяго. Они были единственными современными здесь вещами. Кабинет мужа оказался большим, по центру стоял огромный антикварный стол с креслом. Почти по всей длине ближайшей ко мне стены тянулся кожаный диван коньячного цвета. Как и в моей комнате, стены здесь были обшиты темным деревом. Дальняя стена была полностью уставлена книгами в кожаных переплетах, а перед ней стояли два удобных на вид кресла и небольшой стол между ними.


Я прошла дальше, останавливаясь и оглядываясь при любом скрипе половиц, и старалась игнорировать стойкий аромат одеколона. Он был едва уловимым, но я все равно чувствовала этот его запах. С ночи в исповедальне я больше никогда не забуду этот одеколон. В животе словно запорхали бабочки, а сердце бешено заколотилось, словно у моего тела была на Сантьяго собственная реакция.


Я не знала, что такого особенного было в человеке, чей герб теперь приходилось носить на собственной коже. Чье кольцо обвивало палец, а четки давили на шею тяжестью. Но я очень хотела понять его прошлое и настоящее.


Подойдя к стене с книгами, я увидела стакан с остатками янтарной жидкости на столе и какую-то книжку – она была раскрыта и лежала страницами вниз.


Я села в кресло и заметила карандаш, который, должно быть, скатился на пол. Я подняла его, даже не задумываясь, и положила на стол рядом с книгой.


Очевидно, Сантьяго сидел именно здесь и попивал свой алкоголь.


Отставив свечу, я взяла стакан и поднесла его к носу. Скотч. Мой отец хранил подобный для гостей. Я поднесла стакан к губам, не отдавая себе отчета в своих действиях. По правде, я считала, что даже если бы могла сейчас связно мыслить, то все равно бы не смогла придумать вескую причину для такого поступка. Однако я все же прижалась губами к стакану и допила последний глоток скотча.


Когда янтарная жидкость обожгла горло, я прикрыла глаза и откинулась на спинку кресла. Аромат кожи смешался с одеколоном Сантьяго. Некоторое время я сидела так, вдыхая знакомый запах. По позвоночнику прошла волна дрожи. И дело тут было не в скотче. Он не мог сработать так быстро.


Распахнув веки, я вернула на место стакан и коснулась кожаного корешка книги. Никакого заголовка на ней не было. Сама кожа на ощупь и вид казалась старой. Том был толстым, и, вероятно, его не стоило класть страницами вниз и открывать подобным образом. Это могло повредить переплет.


Подняв книгу, я перевернула ее и посмотрела на страницу. Однако внутри обнаружился вовсе не текст, а рисунок на весь лист. Череп.


Я перевернула страницы и обнаружила подробный рисунок женщины. Она была очень красива. Взрослая, с темными волосами и грустными глазами, частично скрытыми вуалью. Я принялась изучать рисунок. Что-то во взгляде женщины, будто смотревшей прямо на меня, казалось интригующим. Я просто не могла отвести взгляд.


Я была так увлечена, что ничего не замечала вокруг, но когда услышала, как в двери повернулся ключ, то поняла, что попалась. Я вскочила, ударившись коленом об стол и роняя свечу на пол. Я судорожно вздохнула, наблюдая, как расплавленный воск растекался по ворсу ковра, и лишь потом обернулась, чтобы посмотреть, кто меня поймал. Впрочем, это мог быть лишь один человек. В следующий миг я встретила тяжелый и темный взгляд мужа.

Сантьяго



Я заметил раскрытый блокнот для рисования, лежавший на столе. На странице был рисунок матери, который я набросал с похорон. Сам я присутствовать не смог, потому Мерседес записала для меня все на видео. И образ матери, такой разбитой, запечатлелся в моей памяти. Это воспоминание никто не должен был видеть. И уж тем более чертова Морено.


Жар подступил к горлу, когда я подошел к жене. Она уже съежилась и дрожала, пытаясь отодвинуться. Но бежать некуда. Неужели Айви еще этого не поняла? Ей никогда от меня не сбежать.


Я обхватил подбородок Айви ледяными пальцами и заставил ее посмотреть на меня.


– И что, по-твоему, ты делаешь?


– Я... я... – Айви стала заикаться, пытаясь покачать головой. Она смотрела на меня широко распахнутыми испуганными глазами, но я уловил запах скотча в ее дыхании, и это лишь усилило мой гнев.


– Рылась в моих вещах. Пила мой скотч. Может, поделишься со мной остальными грехами, которые тебе придется искупить этим вечером?


– Санти, пожалуйста.


– Не называй меня так, – я впился пальцами в ее кожу, и она вздрогнула от угрозы в моем голосе.


Я не знал, о чем Айви думала, ведя себя со мной так фамильярно. Пытаясь заставить меня забыть, кем я являлся. И кто такая Айви. Словно она имела какое-то право трогать мои вещи и заглядывать в самые темные воспоминания. Получала ли Айви удовольствие, напитывая дом своим ароматом, чем постоянно напоминала мне о присутствии врага под моей крышей? Даже сейчас в моих руках Айви смотрела на меня с такой фальшивой невинностью, что это действовало мне на последние нервы. Словно она могла заставить меня забыть, почему я привел ее в свой особняк. Айви будто думала, что махая своими ресницами и обращаясь ко мне сладким голосом, она заставит меня позабыть о предательской крови, текущей по ее венам. Нет, я никогда не смогу этого забыть.


– Думаешь, я не понимаю, чего ты добиваешься? – рыкнул я.


Айви моргнула, непонимающе посмотрев на меня. Может, я тоже пьян. Мой визит к Судье затянулся, и на протяжении всего этого времени виски у нас текло рекой. Вероятно, именно поэтому мои слова выходили такими раскованными.

ТЕЛЕГРАМ

Канал с обзорами, анонсами новинок и книжными подборками

Книжный Вестник

Бот для удобного поиска книг (если не нашлось на сайте)

Поиск книг

Свежие любовные романы в удобных форматах

Любовные романы

О психологии, саморазвитии и личностном росте

Саморазвитие

Детективы и триллеры, все новинки

Детективы

Фантастика и фэнтези, все новинки

Фантастика

Отборные классические книги

Классика
ВКОНТАКТЕ

Цитаты, афоризмы, стихи, книжные подборки, обсуждения и многое другое

Книжный Вестник
БИБЛИОТЕКИ

Библиотека с любовными романами, которая наверняка придётся по вкусу женской части аудитории

Любовные романы

Библиотека с фантастикой и фэнтези, а также смежных жанров

Фантастика

Самые популярные книги в формате фб2

Топ фб2 книги