Реквием по Иуде

Центральная Азия, вечер того же дня

А в это же время, далеко-далеко от Москвы, за холмами, что разделяют две азиатские страны, уже догорал багряный закат. Уставшее за день солнце, поцеловав своими последними лучами девственно-белые облака, заставило их залиться розово-лиловой краской стыда.

Было тихо. Казалось, что притомившаяся за день природа, усыпив все видимое пространство, прилегла сама и ненароком задремала. И лишь оставленный без присмотра шаловливый ветер, словно малый котенок, без устали гонял по плоскогорью мотки верблюжьих колючек, силясь загнать их в многочисленные окрестные пещеры.

У входа в одну из них, недалеко от костра, скрестив под собой ноги, сидели несколько бородатых мужчин и вели неторопливую беседу. Внезапно вечернюю тишину нарушил чей-то тонкий, заунывный голос, который певуче затянул аяты Корана. Начался вечерний намаз. При первых же его звуках мужчины поднялись и, переложив свои коврики так, чтобы повернуться лицом на запад, к Мекке, пали ниц и стали молиться.

После окончания намаза они вновь сели в кружок и продолжили прерванную беседу.

— Звонил наш брат Хусам, — сказал бородач в полосатом халате. — У него вопрос. Позволяет ли шариат использовать для устройства тайника общественное место?

— Что ты ответил?

— Сказал, что посоветуюсь со старшими.

Его сосед, почесав плешь под пуштунской шапочкой, заметил:

— Лучше бы он меньше звонил. Говорят, неверные научились пеленговать из космоса даже мобильники. Нам пора менять телефоны. И пора уходить отсюда. Нельзя сидеть на одном месте больше недели.

Сказав это, пуштун замолчал, словно предоставляя возможность высказаться по этому поводу другим. Но те безмолвствовали, то ли соглашаясь, то ли выражая свое безразличие к вопросу. Тишину нарушало лишь сухое потрескивание горящих в костре сучьев. Убедившись, что каких-либо комментариев или реплик по поводу переезда не будет, тот, кто завел об этом разговор, пригладив окладистую бородку, продолжил:

— До наших братьев дошли слухи, будто в Армении объявился неверный, который когда-то предал пророка Ису.

— Джхуд? — подняв на него глаза, недоверчиво спросил его один из сидящих.

— Да, Джхуд, — подтвердил тот.

— Так сам он или кто-то себя за него выдает?

— В том-то и дело, что сам. По крайней мере, так утверждают люди, которые редко ошибались. И уж такую необычную информацию они проверили бы сполна, — ответил он без тени сомнения в голосе.

Возникло минутное молчание, после чего все обратили свой взор на сидящего в центре благообразного старца. Глаза его были закрыты. Казалось, он спал и ничего не слышал из того, что было сказано, и, посему не мог развеять их сомнения. Но сидящие рядом были иного мнения. Они хорошо знали его привычку слушать с закрытыми глазами, дабы зрительные образы не мешали уловить истинное значение сказанного. Словно уловив на себе их взгляды, старец, не открывая глаз, сказал:

— Я свидетельствую, что нет бога, кроме Аллаха, и Мухаммед его пророк.

Затем он нехотя открыл глаза и сказал, глядя в невидимую точку:

— Не иначе как это козни шайтана.

— В любом случае даже если это так, то это проблема неверных. И если шайтан решил их наказать, так пусть накажет, — раздраженно заметил кто-то из мужчин.

Но старец его резко оборвал:

— Шайтан заговорил твоими устами! Люди Писания, да хранит нас Аллах от общения с ними, говорят, что враг их врага — друг им. И в этом их гнилая суть. Для нас же шайтан всегда остается врагом, даже тогда, когда он ополчится на неверных. И в этом наше здоровое начало, возблагодарим за это Бога.

Карать их должен не шайтан, а Аллах, Господь людей. И, если мы, подобно им, признаем другом нашего врага за то, что стал он врагом нашему врагу, мы им же и уподобимся.

Джхуд появился не случайно. Шайтан нащупал слабое звено. И имя тому звену — люди Писания. Их мир погряз в стяжательстве, в разврате. Их веру погубила демократия, точно так, как некогда она погубила и Рим. Их вера была великой силой, когда была такой же нетерпимой, как и наша. Но стать снова такой она уже не в силах, точно так же, как не в силах стать подростком пожилой человек.

Казалось бы — их вера и их проблема. При чем тут мы? А при том, что веруют в небылицы про Аллаха, Господа миров, ибо сказано в Коране: «О люди Писания! Не проявляйте чрезмерности в вашей религии и говорите об Аллахе только правду. Мессия Иса, сын Марьям, является посланником Аллаха, Его Словом, которое Он послал Марьям, и духом от Него. Веруйте же в Аллаха и Его посланников и не говорите: «Троица!» Прекратите, ведь так будет лучше для вас. Воистину, Аллах является Единственным Богом. Он пречист и далек от того, чтобы у Него был сын. Ему принадлежит то, что на Небесах, и то, что на земле. Довольно того, что Аллах является Попечителем и Хранителем!»

И дело не только в их вере, но и в том, как они веруют. Ибо, веруя так, как это делают они, они порочат не только свою веру, но и веру вообще! Как можно, подобно их женщинам, носить символ веры и ходить нагишом. Так и хочется крикнуть этим блудницам: «Снимите свой крестик или наденьте шаровары».

Видит Аллах, который возвысил Небеса без всяких опор, у них с каждым годом остается все меньше и меньше святости. Мы, правоверные мусульмане, к пророку Исе, да покоится он с миром, относимся с большим почтением, чем они к своему Богу Иисусу. Греховный фильм греховного грека об его искушении посмотрели миллионы людей Писания, но в наших странах он был запрещен. Потому что нельзя глумиться над святостью. Даже если она чужая. Даже если эти чужие — твои враги.

И я спрашиваю вас, только ли в этом наше различие с ними? И за вас же отвечаю: и в этом тоже. Многие из них не понимают и не желают понимать язык, на котором говорят в их храмах. Их гонит туда не вера, а животный страх перед смертью. Они ходят в свои храмы, потому что боятся умереть. Мы же — не боимся смерти, ибо ходим в мечеть!

И еще. В отличие от них, мы, воины ислама, способны убивать во имя своей веры, они же за свою веру в лучшем случае могут умереть. Но, сражаясь за веру, мы должны сражаться только и только ради нее. Ибо, передают со слов Абу Хурайры, да будет доволен им Аллах, что он слышал, как посланник Аллаха, да благословит его Аллах и да приветствует, сказал: «Поистине, первым из людей, кого будут судить в день воскресения, окажется человек, павший в сражении за веру. Его приведут, и Аллах напомнит ему о своих милостях, и он признает их, а потом Аллах спросит: «И что же ты сделал в благодарность за них?» Он ответит: «Я сражался ради Тебя, пока не погиб!» Аллах скажет: «Ты лжешь, ибо сражался ты только ради того, чтобы люди говорили: «Смельчак!» — И они говорили так!» — после чего, относительно этого человека будет отдано соответствующее повеление, и его повлекут лицом вниз, чтобы ввергнуть в ад». Запомните это, и не забывайте.

Закончив речь, старик потряс пальцем над головой, словно поставил жирный восклицательный знак.

Впрочем, затем последовал постскриптум.

— А когда позвонит брат Хусам, скажи ему, что шариат запрещает приближаться к тайнику после вложения или изъятия закладки. И горе нечестивцу, который забудет правильно выставлять сигналы безопасности. Того же, кто посмеет оставить содержимое тайника на слишком долгий срок, ждут вечные муки в аду. Велик Аллах, да пребудет гордость с исламом. Да будет мир и благодать Аллаха с вами.

Сказав это, старик скрылся в черном зеве пещеры. Чуть позже, затушив костер, со словами «хвала Аллаху, Господу миров!», за ним потянулись и остальные.

Воцарившийся мрак бесшумно опустил над пустыней полог своего ночного ложа. И лишь мерцающие звезды, как и тысячи лет тому назад, задумчиво смотрели на маленькую голубую планету, силясь понять, почему именно ее выбрал для жизни великий Творец.