Реликт 0,999

Евгения Лифантьева, Алексей Токарев Гиперборейские острова

Им все-таки удалось взобраться на плоскую вершину холма.

Лодку бросили на берегу. Под градом летящих из кустов стрел Тихон и Любава втащили наверх потерявшего сознания Демида. Тело парня показалось таким тяжелым, что девушка чуть ни расплакалась, пытаясь поднять брата. Тихон, не выпуская из правой руки меч, левой подхватил Демида, перекинул через плечо. Любава что-то неразборчиво пискнула.

— Потом! — прохрипел Тихон и, почти теряя сознание от напряжения, бросился вверх по склону.

На вершине они упали — все трое. Первой зашевелилась девушка — встала на колени, занялась ранами брата. Живот разворочен ударом копья, из бедра толчками хлещет кровь. Любава сконцентрировалась, зажала ладонями рану на ноге брата. Кровь перестала течь, но сил у девушки уже почти не осталось. Целительство выжимает паранорма досуха. Упрямо тряхнув головой, девушка достала из заплечного мешка чистую тряпицу, наложила повязку, и провела ладонью над раной на животе…

Тихон, успокоив дыхание, тоже приподнялся на коленях. Кусты вокруг плоской площадки на холме подозрительно шевелились. Видимо, дикари никак не могли понять, почему беглецы стремились именно сюда, на открытую площадку, защищать которую слишком сложно, чтобы на что-то надеяться.

Дикари не знали про куттеры. Но летающих машин еще нужно дождаться.

Собственной энергии парня хватило лишь на то, чтобы установить купол вероятностей. Теперь можно было не опасаться стрел. Но первая же атака дикарей — и от экспедиции никого не останется…

Если куттеры не успеют раньше…

Перекатившись по камням, Тихон дотянулся до спрятанного между двумя валунами маячка и нажал на кожух, активируя его. Теперь в деревню летят не только тревожные сигналы, но и вызов, ориентирующий сюда, на холм. Теперь летчикам не придется искать походников, у них есть ориентир…

Куттер от деревни долетит до этой гряды холмов часа за три. Но есть ли у них эти три часа?

Из кустов к Любаве метнулась полосатая тень. Огромная серая кошка стрелой промчалась по открытому пространству и, чувствуя защиту купола, прижалась к ногам Любавы. Тихон ощутил, что после появления Миу купол стал плотнее.

— Ты еще что-то можешь, зверь? — слабо улыбнулся Тихон. — Ладно, прикрывай Любаву!

Парень снова осмотрелся. В кустах вроде бы затихли. Но это — временно. Из трех десятков взрослых мужчин, которых походники видели в племени дикарей, убиты лишь пять или шесть. Две с лишним дюжины обозленных неудачей фанатиков — слишком много для двух… нет, одного паранорма. Любаву можно не принимать в расчет, она сейчас занята только братом. Демид, который, как старший, всегда принимал решения, без сознания. Миу? У кошки есть зубы и когти, но энергии у нее немного.

Что-то нужно решить, что-то сделать…

Тихон зажмурил глаза, пытаясь нащупать идею, которая поможет им продержаться ближайшие три часа. На мороки сил уже не хватит…

Что-то надо придумать. Но вместо решения подсознание вытолкнуло наверх воспоминания.

Начало похода. Точнее, то, что было до него, родная деревня, праздник границы цикла…

Гармонисты рвали меха, частили по ладам, подзуживали бойцов, сами приплясывали, не в силах устоять на месте.

А в круге — двое.

Один — высокий, жилистый, чуть сутулый, с белобрысыми вихрами — пляшет да частит хлесткими взмахами, словно крутится винт куттера — только свист стоит. Второй — ниже почти на голову, но вдвое шире в плечах — скачет тугим мячом. Черноволосая круглая голова, круглые мышцы бугрятся под тонкой рубахой, круглые удары — короткие и смачные, будто билом по свае.

Со стороны глянуть — молотят парни друг друга почем зря. Как только кровь-юшка во все стороны не хлещет — удивительно. Да только сторонних взглядов в общине не найдешь. Все, кто, затаив дыхание, стоит за кругом, видят: бойцы-то — ровня друг другу. Блоки, уходы, скольжения — редкий удар достигает цели. Да и от того вреда немного — волна энергии протекает сквозь тело и выплескивается ответным движением. Лишь пару раз коренастый, проскользнув под вихрем из кулаков противника, доставал того — точно, коротко и хлестко. Губы у белобрысого распухли, стали, как вареники, от чего на молодом лице застыло обиженное выражение.

Да только и эта ребячливость мало кого обманет. Голубые глаза — спокойны и отрешенны, смотрят не на противника, а сквозь него, на небо, на вершины дальних гор. Плещется в глазах небесная лазурь, бурлит, яриться плясовая, пальцы гармонистов все быстрей и быстрей бегут по ладам, хотя уже кажется — куда дальше, не таких сил, чтобы выдержать этот ритм…

Но долго такие поединки все же не длятся. Еще куплет, еще шаг — и вдруг долговязый с размаха хлещет черноголового в висок. Другой от такого удара свалился бы замертво со сломанной шеей, но и крепыш — не простак: извернулся, крутанулся на пятке, послал волну движения в ответный удар. Да только там, куда бил — пустота. Белобрысый ушел, утек, выскользнул, словно вовсе костей нет у парня — одни гибкие жилы.

Потеряв равновесие, черноволосый полетел кубарем, закрутился по земле. Вскочил — и застонал разочарованно — он уже на пару ладоней за пределами отсыпанного речным песком круга.

Разом смолкли гармони, на миг повисла тишина, потом порвалась от крика:

— Ти-хон! Ти-хон!

Черноголовый досадливо скомкал меховые рукавицы, бросил их на землю. Вздохнул тяжело, махнул рукой, сел, где стоял, в песок. К проигравшему поединщику подбежала такая же круглолицая и черноволосая девушка. Только глаза у нее не темно-серые, как у брата, а зеленоватые с желтыми крапинками, словно у лесного пардуса.

— Демид, кровь у тебя! — ойкнула она.

— Где, Любава? — потянулся парень, чтобы ощупать лицо.

— Тихо ты, руками не трожь! Бровь посек — вот и кровит. Дай остановлю.

Девушка аккуратно отерла парню лицо холщевой тряпочкой, прижала лоскут к брови:

— Держи, пока заговорю!

К брату с сестрой нерешительно подошел победитель — Тихон:

— Ты чо, Демид, как? Ничо?

Сейчас, когда из глаз ушла боевая отрешенность, лицо парня казалось совершенно детским: почти белые брови и ресницы, курносый нос, россыпь веснушек на скулах, растрепанные белесые вихры с неизвестно откуда взявшимися в них травинками.

— Ничо… руку дай, — буркнул Демид.

Продолжая одной рукой прижимать тряпицу к брови, он другой уцепился за протянутую ладонь Тихона. Тяжело поднялся, повертел шеей, проверяя целость хребта:

— Вырос… на мою голову!

— Да я чо? Я ничо! — пробормотал белобрысый Тихон.

— Милый, чо, милый чо,

Не целуешь горячо?

Милый маленький исчо,

Целоваться не учен! — вдруг звонко пропела Любава.

Кто-то из гармонистов озорно пробежался по ладам, колокольчиками зазвенели девичьи смешки.

Девушка гордо развернулась — черная коса змеей плеснула по спине — и, словно по струнке, пошла к девичьему кружку, где уже сговаривались, с какой песни нынче начинать.

— Во — отмстила за брата! — хохотнул Демид.

— Да я чо? — вздохнул Тихон. — Я к ней и так, и сяк, а она! Словно я не ратник, а кутенок какой…

— Чокай меньше! — с улыбкой сказал Демид. — Любава не злая, гордая она. Цену себе знает. Таких видящих — поискать, не во всякой общине есть. Ежели о прямом знании говорить, то мы с тобой в подметки ей не годимся — она до звезд мыслью дотягивается, до дальних пределов достает.

— Да знаю я! Но чо делать-то? Я и так, и сяк…

— Эх, Тишка-тихоня! — вздохнул Демид. — Ладно, пошли, староста просил, как освободился, к нему подойти. Разговор к нам какой-то у него — к нам двоим.

Староста Андрон Евсеевич на вид — крепкий еще, налитой силой мужик лет пятидесяти. На самом деле ему гораздо больше. Паранормы живут долго и старятся медленно. И Тихон, и Демид, сколько себя помнят, привыкли видеть дядьку Андрона седоусым, седобородым, с коричневым от ветров и солнца лицом и блестящей, словно лакированной, лысиной.

Перед поединком Тихон краем глаза заметил старосту в толпе. Но теперь, оглядевшись, парни на площади его не обнаружили.

— Пошли к дядьке Андрону домой, — сказал Демид. — Он сказал, что ждать будет.

Однако в полутемных сенцах их встретила младшая внучка старосты Оленька:

— Чего ты не с девками? — удивился Демид. — Там уже пляшут.

— Проходите в комнаты! Деда наказал вас дождаться и тогда идти гулять. Квасу хотите?

Парни, не сговариваясь, согласно закивали.

Оленька метнулась в кухню, притащила глиняный кувшин, покрытый ледяной испариной, и пару расписных кружек. Присела на табурет у стола, за которым расположились гости.

На девушке ради праздника была широкая белая рубаха из тонкого пуха карликового тополя и тканая же юбка-понева из крашеной шерсти. На плечах — вязаный платок с разноцветными кистями.

Удобная одежда, не жарко в ней и не холодно, мошкара ноги не ест. Гордость особенная Норильской общины. Когда катаклизм разрушил Землю, люди потеряли многие сельскохозяйственные культуры. Не выращивали никогда здесь, на побережье океана, ни льна, ни хлопка. Для этого были теплые земли. Только, как говорят, свято место пусто не бывает. Из-за потепления климата изменилась местная растительность. Да и мутации порой оказывались весьма полезны.

Черный тополь, которым изобиловали прибрежные ленточные леса, стал родоначальником многих видов деревьев. Одно из них — карликовый тополь. Его заросли заполонили тундру, затянули ягельные болота. Семенные коробочки карликового тополя вырастали на удивление большими. Как-то попробовал кто-то прясть из белого тополиного пуха — и получилось. Ниточка да веревочка в любом хозяйстве сгодится. А там и технологии ручного ткачества в общине вспомнили.

Тихон с завистью посмотрел на сидящую перед ним девушку. В ее одежде — ничего кожаного, только тонкие ткани да узорчатое вязание. Хорошо, когда семья большая и дружная, и в ней много женщин. Не то, что в их доме — на трех мужиков — одна старая бабка. Отец и мать Тихона погибли пять лет назад во время нападения сектантов. В живых остались дед с бабкой да маленький брат Влас. Поэтому и ходит Тихон и в будни, и в праздники в одних и тех же трепаных замшевых портах и кургузой вязаной безрукавке, которую давно уже пора отдать малому…

— Может, еще чего надо? — спросила Оля.

— Да беги уж, — махнул рукой Демид.

Девушка просияла и птичкой выпорхнула в сени.

— Чего загляделся? — съехидничал Демид, когда за ней захлопнулась дверь. — Хороша девка, да молода пока.

— Не, я не о том, — задумчиво проговорил Тихон. — Слушай, а правда, что во многих общинах носят только звериные шкуры да «лягушачью кожу», которую в кладах находят?

— Правда. Сам видел, — кивнул Демид.

В этот момент бухнула входная дверь, и в светелку, щурясь от солнца, вошел староста Андрон Евсеевич.

— Заждались, небось? — пробасил он.

— Не, Олюшка нас потчевала, не скучали, — ответил Демид.

— Ну, раз Олюшка, то понятно — не скучали, — рассмеялся староста.

Но сразу посерьезнел:

— Вот что, парни. Разговор у меня к вам непростой и секретный. Хочу предложить одно дело. Не неволю, откажетесь — ваше право. Но дело для будущего важное.

Выдержав паузу, Андрон Евсеевич внимательно посмотрел на молодых ратников и продолжил:

— Начну издалека. Вы знаете, чем наша община отличается от многих евразийских?

— Тем, что она — наша? — неуверенно сказал Демид.

— Ну, каждый кулик свое болото хвалит, — рассмеялся староста. — Не только. До катаклизма Норильск был одним из немногих на Земле крупных городов, расположенных за полярным кругом. Какой тут был климат, нам сейчас и представить сложно. Достаточно сказать, что в течение 9 месяцев в году среднедневные температуры не превышали нуля градусов по Цельсию. За теплый период земля не успевала оттаивать, так что растительность цеплялась только за тонкий слой почвы, покрывавшей лед. Это называлось вечная мерзлота.

— А как люди жили? — невольно перебил старосту Тихон.

— Как-то жили. Видимо, здесь селились те, кто имел особый запас прочности. Так что гордитесь — наши с вами предки еще до катаклизма прошли естественный отбор. Но дело не в этом. До катаклизма на этой территории были расположены только крупные добывающие предприятия. Ни сельского хозяйства, ни перерабатывающих производств. Зато были крупные запасы топлива и продовольствия, так как завозили в Норильск все только летом, по реке. Наше счастье, что катаклизм произошел как раз в самом начале холодного периода. Иначе бы не выжил никто. Но в результате изменения наклона Земли по отношению к Солнцу, климат разительно изменился. Холодный период так и не наступил. Постепенно исчезла вечная мерзлота. Это привело к затоплению значительных территорий в низинах. А вот на возвышенностях и растительность, и дикие животные бурно размножились, произошел ряд мутаций, которые потомки жителей города сумели использовать в своих целях. Впрочем, вы все это должны знать…

Демид выразительно взглянул на старосту. Да, тому, что тот сейчас говорил, учат малолетних ребятишек еще в ранарии. История катаклизма, произошедшего почти девятьсот лет назад, — первое, с чего начинается курс землеведения.

Дядька Андрон ухмыльнулся, поняв, что думает парень, но продолжил:

— Я лишь хочу обратить ваше внимание на один очень важный момент. В окрестностях Норильска было несколько военных баз и крепкие, дисциплинированные коллективы шахтеров. Это резко сократило период анархии. Плюс — что очень важно — были большие запасы топлива, рассчитанные на суровую зиму. Поэтому достаточно быстро удалось восстановить автономную систему энергоснабжения. В результате Норильская община быстро оказалась одной из самых стабильных и развитых. Однако мы не имеем тех ресурсов, которые есть у общин, расположенных дальше от побережья. «Кладов» вокруг нас минимум.

Парни слушали и согласно кивали. Все, о чем говорил староста, они давно знали и считали чем-то само собой разумеющимся. У каждой общины — своя история, свои легенды о «темных веках» и свои поводы для гордости.

— Мы быстрее других научились обходиться тем, что дает природа, — продолжил Андрон. — Но вот перспективы у нас не такие уж и радужные. Сейчас многие, освоив принципы кибернетики, начали вскрывать наиболее поздние «клады», имеющие многие уровни защиты. А у нас… у нас в ресурсе — лишь территория Сверкающего океана.

— А что, там могут найтись «клады»? — удивленно спросил Демид. — Ведь там же только море было и лед.

— Там были подводные научные и военные базы. Причем самые поздние, двадцать второго и двадцать третьего века, которые лучше всего сохраняются. Информацию о некоторых из них мы недавно получили из Мурманской общины. Там сумели расшифровать записи, сохранившиеся в хранилищах бывшего института океанографии. К тому же многие участки дна океана поднялись, образовав Гиперборейский архипелаг. Что там творится, не знает никто. Даже карт нет — ведь до катастрофы его просто не существовало. Ходят слухи о каких-то медведях-мутантах, о цивилизации разумных моржей…

— Но… мы же не кладоискатели… мы всего лишь ратники, — удивился Тихон. — Может, что-то и найдем, но для того, чтобы взять «клад», надо разбираться в кибернетике. А мы…

Староста кивнул:

— Вы — не кладоискатели, да. Но ваша задача в другом. Нужно бы составить карты архипелага. Вообще посмотреть: что там есть. А что-то там наверняка есть. Вы замечали, сколько птиц летит к океану? Возвращаются они сытые и обзаведшиеся потомством. Я давно наблюдаю за перелетными птицами — год от года их становится все больше. Значит, для гусей и уток там, на краю земли, есть корм.

Демид нахмурился, а Тихон продолжал заворожено смотреть на старосту.

— Вы — лучшие бойцы из молодых, — продолжил дядька Андрон. — Да, по одиночке вы еще не дотягиваете до уровня витязя. Но втроем…

— Что? — переспросил Демид. — Втроем?

— Да, парни. Я уже поговорил с Любавой. Вы трое — уникальное сочетание дополняющих друг друга способностей. Если бы все ваши таланты собрать в одном человеке, то это был бы самый мощный паранорм, какого я только могу вспомнить.

Но Тихон не слушал объяснения старосты:

— Девку — в поиск? Да где ж это видано? Что, в общине народу много стало, чтобы рисковать тем, кто может рожать детей?

— Погоди, не кипятись! — повысил голос Андрон. — Без Любавы вы не справитесь. К тому же и она сама кое-что может.

— Угу, — кивнул Демид, невольно поглаживая почти сгладившийся шрам от ожога — последствие давней ссоры с сестрой. В двенадцать лет девчонки порой невыносимы, особенно когда у них есть Сила, способная скрутить старшего брата в корчащийся от боли комок и отхлестать огненными жгутами.

— А кто поведет куттер? — спросил Демид. — До островов надо еще как-то добраться через океан.

— Степан на грузовике забросит вас к побережью, — ответил староста. — Дальше — на шлюпке. Неизвестно, хватит ли горючего, чтобы долететь до островов. Мы несколько раз посылали пилотов на «индивидулах», они поворачивали назад, не долетев до архипелага. Горючее же нужно и на обратную дорогу.

— Все равно — так нельзя, — упрямо замотал головой Тихон. — Не по закону. Нельзя девку в поиск!

— Если очень надо, то можно, — жестко закончил староста. — Главная сложность задачи — узнать как можно больше о Гиперборейском архипелаге. И для этого нужны способности Любавы к сверх-знанию и умение пусть и неконтролируемо, но все же выходить в высшие информационные пласты. Вполне может случиться, что, оказавшись рядом с островами, ощутив их на информационном уровне, она без особого труда нарисует их карту. Но для этого ей нужно добраться до архипелага. Ваша же задача… да, ваша задача — все время помнить, что эта девчонка — не только паранорм, но и будущая мать. И сделать все, чтобы она вернулась в деревню целой и невредимой. Кроме того, вам нужно будет найти места для временных аэродромов на самом побережье. Будет карта — построим на берегу заимку, завезем туда горючее, и уже будем на острова летать, а не плавать. Вы меня поняли, воины?

Парни кивнули: Демид — уверенно, Тихон — с сомнением.

— Вот и хорошо, — заключил староста. — А теперь марш на луговину, девки, небось, заждались!

Провожали походников всей деревней.

Тихон в новой кожаной куртке (как и тканая рубаха под ней — подарок жены Андрона Евсеевича), Демид — тоже во всем новом, не ношеном, стояли на краю луговины и ждали, когда подойдет Любава. Девушка задерживалась.

— Вот бабы — даже в поход будет собираться, как на гулянку, только что брови чернить не станет, — ворчал Демид. — С утра куда-то исчезла, а мне за нее — рюкзак тащи!

— Куда исчезла? — забеспокоился Тихон.

Но в этот момент подбежала запыхавшаяся Любава. Она была одета, как парни, в крепкие кожаные куртку и штаны, в руках — какой-то странный мешок из переплетенной травы. Перед ней семенила дикая кошка.

— А это еще что? — удивился Демид. — Зачем тебе этот кошак?

— Надо, — упрямо мотнула головой Любава. — Они сами захотели, чтобы Миу отправилась с нами. Она у них вроде как у нас — кладоискатель.

— Что?

— То, что слышал. Миу отправляется с нами.

Демид пожал плечами: места в куттере достаточно, а наличие в команде полуразумного создания вряд ли сможет им помешать добраться до Гиперборейского архипелага. Тихон, наоборот, взглянул на кошку с интересом.

Эти звери — или уже не звери — были одной из тайн, еще не разгаданных людьми. После катаклизма многие животные мутировали, каким-то непонятным образом приобретя зачатки интеллекта. Первое время людям пришлось жестко конкурировать за право называться «царем природы» со стаями разумных обезьян и медведей. Но кошки в окрестностях Норильска появились недавно, всего лет двадцать назад. Просто пришли и поселились неподалеку от общины. Сначала люди отнеслись к ним с опаской: все-таки хищники. Да и размерами «кошаки», как их стали звать, не уступали крупным лайкам. Кстати, те собаки, которые жили в деревне, реагировали на новых соседей достаточно странно. Видно было, что псы не чувствуют в них животных, скорее — необычных, но все же людей. Они облаивали любого проходящего мимо деревни кошака, но издалека, как человека-чужака.

Впрочем, вскоре и люди, и собаки привыкли к тому, что в нескольких сотнях шагов от околицы появилась колония полуразумных существ.

Кошаки были не агрессивны. Они охотились на мелких животных, причем достаточно необычным способом. Время от времени, выстроившись в цепь, проходили по полям. Через некоторое время колосья перед ними начинали шевелиться, и вскоре на межу выплескивалась волна мышей-полевок и других мелких грызунов, портивших посевы. Несколько кошаков без труда собирали это пищащее месиво в сплетенные из травы мешки и утаскивали в облюбованные колонией пещеры в песчаном откосе.

Увидев первый раз, как охотятся соседи, староста деревни приказал девкам отнести кошакам несколько крынок с оленьим молоком. Звери милостиво приняли дар, но по-прежнему держались замкнуто, с людьми практически не общались. Лишь некоторые из молодых паранормов, владевшие телепатией, сумели установить с ними некое подобие контакта. Но о том, что Любава тесно общается с соседями, Тихон не знал.

От размышлений о кошаках и о том, чего он еще не знает об этой дерзкой девчонке, Тихона отвлек появившийся на луговине грузовой куттер.

Десяток парней покрепче выкатили его из сарая и дотащили до площадки, с которой обычно стартовали летучие машины. Тихон, глядя, как ребята тянут веревки, ухмыльнулся про себя. Он был маленьким, но помнил, как кладоискатель обнаружил подземный ангар, в котором сохранились законсервированные когда-то, столетия назад, куттеры. Восстановить их и привести в рабочее состояние не составляло особого труда — механики в общине уже научились обращаться с наземной техникой, оставшейся с «до катаклизма». Но куттеры — это была настоящая находка! Целых десять машин! Конечно, пришлось поделиться с другими общинами. Норильску осталось лишь пять штук. Все мальчишки, сколько их было тогда в деревне, четверть цикла не вылезали из куттерного сарая, порой забывая даже про занятия в гимнасии. Мужики перебрали машины, сверяясь с найденными там же, в кладе, схемами, смазали все вращающиеся детали, методом проб и ошибок подобрали подходящее топливо.

За десять с лишним лет машины, конечно, поизносились. Но предки строили на совесть. Так что о том, как они доберутся до побережья, походники не беспокоились. Тем более, что вести машину будет лучший в деревне пилот — Степан по прозвищу Крылан.

— Ну что, с Богом? — полувопросительно сказал подошедший к Тихону и Демиду староста Андрон Евсеевич. — Лодка погружена, все остальное вы сами собирали.

За плечом у него стоял властник Норильского гарнизона Олег — молодой еще, лет тридцати с небольшим, воин с темными волосами и раскосыми «оленьими» глазами.

— Помните, воины, что на вас возложена важнейшая миссия, от успеха экспедиции зависит будущее нашей общины, — чуть излишне пафосно произнес он.

Любава недоуменно посмотрела на красавца-властника, но ничего не сказала.

— Прости, Любава, — понял обмен взглядами староста. — Прости, девочка. Если бы ни необходимость, то… сама понимаешь…

— Не печалься, дядька Андрон, все будет хорошо. У меня предчувствие…

Староста кивнул и, помолчав немного, добавил:

— Долгие проводы — долгие печали. Идите уж!

Куттер разогнался и легко поднялся над луговиной. Сделав круг над деревней, машина взяла курс к побережью.

Демид, который до взлета выглядел совершенно спокойным, расположился на скамейке у борта и зачем-то копался в своем дорожном мешке. Любава, усевшись на пол и, удобно привалившись спиной к разборной лодке, закрыла глаза и, казалось, дремала. Кошка, устроившись рядом, положила голову на колени девушки.

Тихон с интересом рассматривал неожиданного спутника. Серо-полосатая шкура, пушистый «воротник» вокруг шеи, такой же пушистый хвост с белым кончиком. От домашних кошек, изображения которых парень видел в файлах, посвященных «докатаклизмовым» временам, Миу отличалась не только размерами. Зверь казался горбатым из-за того, что мог с одинаковым успехом передвигаться и на четырех, и на двух конечностях. Передние лапы у нее больше походили на руки. Несмотря на мощные когти, которые вроде бы должны мешать в работе, кошаки умели плести из сухой травы мешки и циновки, которыми выстилали свои норы. Правда, никаким инструментами или оружием они вроде бы не пользовались. По крайней мере, Тихон ни разу не видел в лапах кого-нибудь из пушистых соседей что-то, хоть отдалено напоминающее топор или копье.

«Загадочные существа, — подумал парень. — С виду и не заподозришь, что разумны».

Лежавшая на коленях у Любавы кошка приоткрыла глаза и в упор посмотрела на Тихона. Парень почему-то застеснялся и отвернулся к окну.

Внизу проплывала приморская равнина: россыпи озер, соединенных множеством речушек и ручейков, поросшие лесом гряды холмов, темные от черного тополя низины, порой — возвышавшиеся надо округой одинокие скалы, голые, иссеченные ветрами. Если бы ни куттер, то до побережья пришлось бы добираться добрый десяток малых циклов, если не дольше. А так Тихону еще не надоело смотреть на скользящую внизу землю, а из пилотской кабины раздался голос Степана-Крылана:

— Заснули, походники? Ну-ка, просыпайтесь, сейчас снижаться будем! Дальше не повезу!

Куттер мягко спланировал на плоскую вершину холма. Чтобы взлететь, тяжелой грузовой машине нужна хотя бы сотня метров твердой почвы. Это не легкие «индивидуалки», в которых, кроме пилота, может поместиться, да и то — согнувшись в три погибели, лишь один пассажир, но которые зато способны садиться на воду и взмывать вверх с любого болота, как воробьи — с просяного поля. Поэтому летчики, совещавшиеся вчера весь вечер, решили, что нужно высадить походников на берегу неширокой и спокойной реки, впадающей в Сверкающий океан.

Ребята выгрузили из трюма вещи и разборную шлюпку, стали прощаться со Степаном.

Обстоятельный мужик не поленился напомнить походникам про маячок, которые те должны установить на холме:

— Вернетесь сюда — активируйте передатчик. Значит, за вами пойдет грузовик. Заберем и лодку, и — ежели чего найти сможете…

Степан сверкнул глазами. Тихон улыбнулся, стараясь, чтобы мужик не заметил его веселья. Больше всего Степан-Крылан любил машины. Все то, что было создано предками, чтобы ездить по земле, плавать по воде или летать по небу. Каждый клад встречал с затаенной надеждой: вдруг, кроме комбинезонов и других полезных вещей, попадется незнакомая техника или информационный кристалл? Любую новую машину, попадавшую в Норильск, самолично перебирал по винтику, с помощью какого-то седьмого чувства догадываясь о назначении каждой детали. При этом пилот не был паранормом.

— А ежели беда какая… то про личные маяки тоже не забывайте. «Индивидуалок» в деревне хватит, чтобы всех вытащить, даже вашего кошака.

— Миу! — вдруг явственно произнесла кошка, глядя в глаза пилоту.

— Пожалуйста, — недоуменно ответил Степан. — А ты, серый, думал, тебя в беде бросят?

— Серая, — поправила мужика Любава.

— Это — девка? Ну — тем более, девок в первую голову спасать положено, — хохотнул пилот и полез в кабину.

Любава рассмеялась и легла на редкую жесткую траву, чтобы ее не сбило с ног ветром от лопастей. Парни тоже присели у края плоской площадки, венчающей холм.

Куттер, неуклюже покачиваясь, прокатился по камням и взмыл в воздух.

Тихон проводил взглядом машину. Ему вдруг стало зябко, словно воздух резко похолодел.

— Ладно, чего расселись, пошли к реке, — скомандовала Любава.

Демид что-то пробурчал себе под нос. Тихон удивленно взглянул на девушку, но спорить не стал. От ее голоса исчезло мимолетное ощущение знобкого страха.

Миу — та вообще сразу же, как улетел куттер, ловко уцепила зубами свой мешок и теперь прыгала по камням, спускаясь к берегу.

Тихон одной рукой ухватил мешок, другой — сверток с покрытием для бортов лодки и поспешил вслед за кошкой. Демид же, прежде чем начать спускаться, снял чехол с меча и прицепил оружие к поясу.

— Мало ли, кто тут живет, — проворчал он.

Тихон, оглянувшись на друга, тоже вооружился. Незнакомое безлюдное место. И что с того, что сверху из куттера холм казался таким мирным, а кошка без страха полезла вперед? Пусть и говорят про кошаков, что они опасность за тысячу шагов чуют, гораздо лучше, чем собаки, но все-таки без оружия тут лучше не ходить.

Впрочем, в первый день путешествия ничего опасного ребятам так не встретилось.

Они установили маяк на вершине холма, собрали на берегу лодку, загрузили в нее вещи и, решив не тратить время на еду, поплыли вниз по реке. То Тихон, то Демид помогали веслами неспешному течению.

Плыть было легко. Чистое песчаное дно, берега то очерчены каемками пляжей, то тонут в зарослях ивы и черемухи. Ни камней, ни перекатов.

Любава сидела на корме. Когда ребята проголодались, она распаковала один из мешков, вынула краюху хлеба и кусок вяленой оленины:

— Демка, пока не гребешь — ешь, — сказал она брату.

— А мне? — притворно обиделся Тихон.

— А ты пока работай, солнце еще высоко.

Парень непроизвольно взглянул на небо. Солнце никогда не спускалось за горизонт, лишь через определенные промежутки времени тускнело, скрываясь за скоплениями облепленных всяким мусором нагуалей, блуждающих по околоземным орбитам. Сейчас как раз наступил очередной сумеречный период. Это было похоже на то, как если бы небо затянули плотные облака. Призрачно-серебристый свет, льющийся вроде бы ниоткуда, давал возможность видеть крупные предметы.

— Слушай, Лю, а почему так говорят: «солнце еще высоко»? — задумчиво спросил Тихон.

Медленная гребля позволяла болтать, сколько угодно — не настолько большая нагрузка, чтобы беречь дыхание.

— Не знаю, — так же задумчиво ответила Любава. — Это с какого-то старого кристалла. Помнишь, кладоискатель Филипп принес много кристаллов? Старейшины сначала обрадовались: много новых знаний. Но оказалось, что там было в основном то, что предки называли художественными фильмами. Конечно, посмотреть, как жили предки, интересно, но никакой пользы от этого нет. Там были кристаллы, которые сделали за много-много лет до катаклизма. Смешные и грустные истории… Их раздали тем, кто хотел посмотреть. У нашего бати есть экран, он его сам восстановил. Вот мы и смотрели с Демкой все подряд…

— А говорят, гиперборейцы, к которым мы плывем, жили еще раньше, чем наши предки?

— Намного раньше, — кивнула Любава и замолчала, вслушиваясь во что-то, только ей доступное.

Тихон тоже вдруг ощутил, как время, словно река, струится сквозь него, покрывая кожу тревожными мурашками.

Вдруг кошка резко мяукнула, а Демид закричал:

— К берегу! Живо к берегу!

Тихон, опустив левое весло в воду, лихорадочно забил правым, а потом несколькими мощными взмахами выбросил лодку на полоску пляжа.

— Что такое? — удивленно спросил он, почувствовав, как дно заскребло по песку.

— А ты глянь!

В нескольких десятках шагов вниз по течению реку перегораживали руины чего-то, что Тихон принял за рухнувший мост. На правом берегу, к которому они причалили, из песка торчал бетонный параллелепипед, с которого в реку уходили ржавые металлические конструкции.

— Что это? — невольно спросил Тихон.

— Вроде бы какой-то трубопровод был, — пожал плечами Демид. — Только какая разница? Придется перетаскивать лодку по берегу, плыть над этой железной рухлядью слишком опасно. Видишь, как вода бурлит?

Разгрузили лодку, вытащили ее на берег. Заодно решили перекусить и разведать дорогу.

— Так, «носом вперед», без разведки, дальше плыть нельзя, — сказал Демид.

— А как надо? Кормой вперед? — съехидничала Любава. — Я иногда дальнее вижу лучше, чем ближнее. А ты куда смотрел?

— Издеваешься? Осторожнее надо быть, перед каждым поворотом причаливать, высаживаться и смотреть, что там впереди.

— Не знаю, — покачала головой девушка. — В лодке мы в относительной безопасности. Разве что мели и топляки всякие могут помешать. А на берегу всякое бывает.

— Я про мели и перекаты и говорю…

— Так вот и смотри, если не на веслах!

Тихон не прислушивался к перебранке между братом и сестрой. В деревне давно привыкли, что Демид с Любавой не могут и дня прожить, чтобы не поругаться. Правда, стоило кому-то задеть одного из них, все ссоры сразу же забывались, и бедолага оказывался перед парочкой разъяренных паранормов, готовых защищать друг друга от кого и от чего угодно. Так что сейчас Тихона больше интересовало поведение кошки.

Зверь порылся в своем мешке, вытащил что-то, похожее на горсть сухих репьев и с удовольствием это что-то сжевал. Подошел к реке, полакал, припав на передние лапы.

«Это, наверное, какой-то другой разум, — размышлял Тихон. — В старых кристаллах попадались упоминания о не техногенных цивилизациях, о диких племенах, которые на поверку оказывались совсем не дикими. Им не нужны были ни орудия, ни оружие. Может, так оно и лучше?»

«Ты прав, — вдруг раздалось в мозгу у парня. — Гораздо лучше».

Тихон вздрогнул. Телепатией могут пользоваться только самые сильные паранормы. А он — просто боец и целитель, он не мог наладить контакт даже с Любовой.

«Она не хочет — ты не можешь».

Тихон тряхнул головой. Нет, об этом сейчас лучше не думать. Сейчас главное — задание. Остальное — потом, когда они вернутся в общину. Любава — походник, такой же, как он и Демид. Только самый ценный…

Тихон с опаской покосился на кошку, ожидая еще каких-то комментариев. Но та сидела у воды, принюхиваясь к чему-то. Потом поднялась на задние лапы. Движения кошки вдруг стали очень собранными и словно настороженными.

Тихон тоже невольно поднялся, проверил, легко ли вытаскивается меч, и медленно пошел вслед за кошкой.

Бетонная опора рухнувшего трубопровода занимала всю ширину пляжа и дальним от воды краем упиралась в заросли ивняка. Однако между серой стеной и переплетением ветвей оставался небольшой проход — ровно такой, чтобы проскользнуть кошаку. Или худощавому Тихону, который, чтобы не потревожить кусты, шел боком, прижимаясь к крошащемуся камню.

Ширина опоры была метров пять. Тихон уже видел неровный край стены, когда пробиравшаяся впереди кошка вдруг резко остановилась. Парень почувствовал, как напряглись мышцы под пушистой шкурой зверя. Он осторожно нагнулся и выглянул из-за края опоры.

Раскинувшуюся впереди картину можно было назвать идиллической. Река здесь делала поворот и широко разливалась. Пляж тоже становился шире, его окаймляли черные тополя и верба, таинственно блестевшие в сумерках серебристыми стволами. Над деревьями плыли облака, подсвеченные невидимым солнцем. Но красота пейзажа не интересовала парня. Чудесных местечек и в окрестностях Норильска не счесть. Но далеко не везде по речным берегам разгуливают такие огромные медведи.

Мишка рыбачил. Он стоял по колено в воде, поджидая, когда к нему подплывет один из спешащих на нерест осетров. Горбатые спины этих рыб то и дело показывались на мелководье.

«Ух ты! — подумал Тихон. — Нерестовая речка. Если бы была поближе к общине, то тут давно бы стояли сети».

Впрочем, любителей полакомиться рыбкой и кроме людей хватает. На песке, за спиной медведя, шевелились, блестя металлом чешуи, несколько крупных рыбин.

«Что делать? — услышал Тихон мысль Миу. — Я по кустам прошмыгну. А лодка?»

Парень внимательно посмотрел на медведя. В этот момент зверь молниеносно ударил лапой по воде, и на песке забилась еще одна рыбина.

«Здоровый какой! Возле наших пещер таких нет».

«Мутант, наверное».

«Как это?»

«Ну, не похожий на родителей».

Тихон задумался. Рассказывать кошке про катаклизм и мутации времени не было. Ведь придется начинать с самого начала, с тех времен, когда предки их пушистой спутницы ловили мышей и спали на подоконниках в не разрушенных еще городах…

«Хорошо, потом, — уловил он мысль Миу. — Сейчас — медведь. Так?»

«Так».

Тихон, стараясь не задеть ни одной веточки, заскользил вдоль блока обратно к товарищам.

Демид с Любавой уже заметили его отсутствие. Девушка пристально вглядывалась в кусты, из которых он появился.

— Что там? — тревожно спросила она, едва Тихон вышел из-за угла бетонной опоры. — Там что-то опасное?

— Да не то чтобы очень. Медведь рыбачит. Здоровый, черный. Какая-то незнакомая разновидность — я таких не встречал.

— Мутант?

— Кто его знает? Медведь как медведь, только ростом под три метра и темнее, чем наши.

— Фигово, — проворчал Демид. — Если бы ни лодка, обошли бы его по верху. А так придется рубить кусты — вряд ли ему понравится.

— Мне бы тоже не понравилось, если бы мне кто-нибудь обедать помешал, — рассмеялся Тихон. — Придется мороком прогнать.

— Не убивать же, — кивнула Любава.

«А вы сможете прогнать? Он испугается?» — заинтересовалась Миу.

«Около Норильска гоняли», — мысленно ответил Тихон.

Парни распаковали топоры и стали методично вырубать кусты возле бетонной опоры. Девушка стояла поодаль, чутко прислушиваясь к чему-то, ей одной ведомому.

— Не свалил мишка? — время от времени спрашивал Демид.

— Нет. Прислушивается, но к нам не идет. Уселся на берегу… Встал… Подошел к кустам… Нет, повернул обратно, к рыбе, — отвечала девушка.

Проход был почти готов, когда парни услышали предупреждающее рычание.

— Тихон, берегись! — крикнула Любава.

Парень, который в этот момент наклонился, чтобы ловчее было подрубать стволики, резко отскочил вбок.

Из-за ветвей показалась медвежья морда.

— Разом, парни! — скомандовала девушка.

Со стороны это выглядело довольно странно. Медведь кинулся на людей, но вдруг остановился, словно наткнулся на невидимое препятствие. Миг — и он поднялся на задние лапы, взрыкнул, приготовился к прыжку… Но парни, разбежавшиеся в разные стороны, времени не теряли. Выставив вперед мечи на тот случай, если считающий себя властелином этих мест зверь не испугается, они продолжали раскачивать перед зверем «черный морок». Девушка, заметив, что глаза медведя продолжают яростно сверкать, поспешила подстроиться под задаваемый Демидом ритм. Сила кружилась над кустами, металась, но не уплотнялась, не превращалась в огненно-жгучие струи.

Медведь снова качнулся, собираясь атаковать, нацеливаясь на этот раз на Любаву. Но вдруг перед ним возникла орущая во всю мощь своей кошачьей глотки Миу — уши прижаты, хвост трубой, шерсть на загривке — дыбом.

Рядом с медведем она казалась крохотной. Но Тихон, первым понявший, что делает их спутница, крикнул Демиду:

— Дави!

Кружащая над кустами черная сила уплотнилась, свилась в кольцо, надвинулась на медведя, и тот вдруг совершенно по-щенячьи взвизгнул и ломанулся в кусты, оставляя за собой просеку более широкую, чем прорубили парни.

— Можно было и топорами не махать, — хохотнул Демид. — Зазвать его сюда, а потом шугнуть.

— Угу, — улыбнулась в ответ Любава. — Только он не к реке попер, а в горы. Мы что, по горам поплывем?

— Вот бабы, любую шутку испортят, — проворчал ее брат. — Ладно, хватай свои пожитки, мне уже надоело за тобой все носить.

Парни быстро протащили лодку мимо остатков трубопровода, загрузили, спустили на воду. Работали спешно. Медведь удрал, но песок усеивало множество его следов. Пара кучек помета и несколько снулых рыб, к которым уже подбирались наглые чайки, тоже не радовали взгляд.

— Очухается — обязательно вернется, — тоном знатока медвежьих повадок произнес Демид. — Мощный зверь.

— Да, я тоже почувствовал, что сначала он скорее был удивлен нашей наглостью, чем испугался, — согласился Тихон. — С детства он не встречал никого сильнее себя.

— Ну, теперь он познакомился с Миу, — улыбнулась Любава. — А вы говорили: «Зачем кошак? Зачем кошак?»

— Кто говорил? — притворно удивился Демид. — Я не говорил.

Миу тем временем, распугав чаек, подбежала к оставленной медведем рыбе и вопросительно взглянула на Тихона.

— Во-во! И я о том же, — рассмеялся парень. — Она нас теперь и охранять, и кормить будет. Мишкины осетры — ее законная добыча!

Забрав рыбу, отплыли подальше от пустынного берега. Сделав поворот, река перестала петлять. Теперь она просматривалась не меньше, чем на пару километров.

— Слушайте, ребята, а я так и не понял, что наша кошка сотворила, — вдруг произнес Демид. — Неужели своим мявом так мишку напугала?

— Демка, ну ты даешь! — рассмеялась Любава. — Миу дала нашему мороку образ. Именно тот, который мог напугать медведя — огромного хищного зверя. На людей морок навести легко. А вот на зверя… Зверя надо знать, знать чего он может бояться.

«Да. Вы сделали большое и сильное, но никакое. Я стала им. И оно стало мной. Звери боятся сильных», — донеслись до Тихона мысли Миу.

«А вы, кошаки?» — спросил Тихон, почувствовав, что Миу не относит слово «звери» к существам своей породы.

«Нет. Мы уходим, но не боимся. Уходим, чтобы вернуться», — загадочно ответила кошка.

До следующей остановки плыли без приключений.

Солнце наконец-то выбралось из-за сростка нагуалей и заиграло на подернутой легкой рябью поверхности воды. Казалось, что в речке плещутся тысячи мелких рыбешек с металлически-блестящими спинками.

Время от времени можно было увидеть и настоящих, а не солнечных рыб. Поднимая фонтаны брызг, осетры выпрыгивали из воды и с громким плеском ныряли обратно.

Демид, сидящий на веслах, старался держаться точно посредине потока, подальше от берегов, чтобы не тревожить хозяев. За десяток километров пути ребята насчитали на берегу с полдюжины медведей. Завидев лодку, те прекращали рыбачить и внимательно следили за ней, пока она ни скрывалась из виду.

— У меня такое ощущение, что мишки хорошо знакомы и с лодками, и с людьми, — вдруг сказал Демид. — Если бы они видели лодку первый раз в жизни, то она заинтересовала бы их не больше, чем плывущее бревно.

— Дальше Норильска деревень нет, — возразила Любава.

— Деревень нет. А дикарей или сектантов?

— Дядька Андрон говорил, — начала Любава, но осеклась.

О бродячих племенах мало кто что знал. Когда-то, в темные века, каждый выживал, как мог. Те, кто пытались сохранить остатки цивилизации, объединились в общины. Но было немало и тех, кто воспринял катастрофу как возможность жить без всякой власти. Или самому стать властью — единственной и неоспоримой. Тысячи банд дрались за возможность попользоваться тем, что было создано предками. Все склады, до которых смогли добраться постепенно дичавшие потомки, были разграблены. Людям пришлось учиться добывать себе пищу и одежду не только с магазинных полок. Но в общинах сохранили память о том, как это делается, и выжить, имея знания, было проще. Дикари же через пару поколений после катаклизма умели только убивать. Причем — лишь себе подобных. Дикари умирали от голода, их косили болезни, которые те не умели лечить.

Но все же много — слишком много, по мнению общинников, — банд до сих пор продолжало кочевать по лесам и степям Земли. Во многих племенах сохранились остатки каких-то странных, порой жутких религий, которые были модны перед катаклизмом. Столетия одичания извратили идеи, и теперь было невозможно разобраться, откуда происходят те или другие ереси. Одни из дикарей поклонялись более или менее известному по писаниям Сатане, которого волхвы считают одним из образов Игрока, другие — малопонятному Мелькору, третьи — трехрогой лосихе, четвертые — бронзовому фаллосу. Общим было лишь то, что почти все еретики считали, что их боги — садисты-извращенцы, которым доставляют удовольствие чужие страдания. Поэтому повсеместно практиковались кровавые жертвоприношения.

— Постараемся быть поосторожнее, — сказал Тихон. — Как-то не хочется встречаться с дикарями.

Его опасения вскоре подтвердились.

Для отдыха походники выбрали крохотный островок в устье впадающего в реку ручья. Берега ложбины, по которой протекал ручей были илистыми, заросшими ивняком, а сам островок — песчаным, намытым течением над обломком какой-то бетонной конструкции. Ребята не стали гадать о том, что же тут было когда-то. Земля полна останками прошлого. Тихон не раз бывал в местах, где когда-то шумели города предков. Теперь это больше всего напоминало участки полуразрушенных скал-останцов. Бетон крошился и превращался в щебень. Металл рассыпался бурой пылью. Остовы кирпичных зданий, зияющие оплывшими оконными пролетами, еще сохраняли намек на то, что они были когда-то человеческим жильем. Более или менее сохранились лишь те строения, которые возводились из синтетических материалов. Но таких было немного, хотя именно они сильнее всего привлекали внимание кладоискателей. Системы защиты зданий, построенных перед самым катаклизмом, давали надежду на то, что дикари за прошедшие столетия не сумели проникнуть внутрь.

Но то, на чем вырос островок, было лишь куском бетона.

— Рыбачить будем? — вдруг спросил Демид. — Запасов у нас достаточно, но почему бы не сэкономить? Кошачьей добычи на всех не хватит.

— Отлично! — согласилась Любава. — Только инициатива наказуема.

Демид рассмеялся:

— Достань из моего рюкзака наконечник для остроги. А я пока вырежу древко.

Раздевшись до трусов, Демид осторожно вошел в воду, но добраться до берега ему не удалось — слишком топкое дно.

— Кто только придумал тут останавливаться! — выругался он, возвращаясь на островок.

— Ты сам предложил, — с притворно-невинным видом ответила Любава. — Лучше вон туда посмотри!

Тихон повернулся туда, куда показывала девушка, и пожал плечами:

— И впрямь — топляка тут достаточно.

Чуть ниже по течению реки шла цепочка отмелей, образовавшихся, как и островок, на котором они расположились, над обломками каких-то древних руин. Пространство между ними было забито стволами деревьев, принесенных сюда течением.

Демид, досадуя, что сам не догадался, доплыл до ближайшего островка и выбрал палку покрепче. Вернулся к остальным походникам, сунул древко будущей остроги Любаве. Девушка, продолжая ехидно улыбаться, быстро прикрепила к палке стальной наконечник и привязала к нему крепкую бечевку. Демид проверил прочность получившейся конструкции, удовлетворенно кивнул:

— А теперь не шумите тут, рыбу не пугайте.

— А мы хотели было уж пляски устроить, — ответила Любава. — Ладно, Демка, не дуйся, просто у меня на душе неспокойно.

Разом оттаявший Демид кивнул девушке и осторожно зашел в воду. Если в ручье дно было топкое и илистое, то в реке — чистое и песчаное. Демид по каким-то одному ему понятным приметам выбрал подходящее место и застыл с поднятой острогой. Ждать пришлось недолго. Тренированные охотники из общин могли часами стоять неподвижно, дожидаясь зверя или, как сейчас, идущего на нерест осетра. Но демонстрировать выучку Демиду не понадобилось. Уже через несколько минут крупная рыбина неосторожно оказалась на расстоянии удара острогой. Демид резко присел, всаживая свое оружие в блестящий сталью бок осетра. Рыба рванулась, но охотник дернул за бечевку, и начал потихоньку отступать к островку.

Через несколько секунд все было кончено. Осетр бился на песке, не в силах избавиться от глубоко засевшего наконечника остроги. Демид лишь придерживал древко, дожидаясь, когда рыбина выдохнется.

Когда осетр затих, Миу, с интересом наблюдавшая за действиями людей, осторожно подошла к шевелящейся рыбине. Но вдруг осетр резко дернулся и ударил кошку хвостом. Миу взмявила и совершенно по-звериному накинулась на обидчика. Несколько мгновений — и она перекусила ему хребет.

— Мя! — гордо сказала кошка, придерживая лапой обмякшую рыбью тушку.

— Что «мя»? — словно человеку, ответил ей Демид. — Не лезь, куда не надо. Осетры — твари живучие. И сильные.

— Мя? — снова сказала кошка.

— Естественно, поделимся, — ответил Демид.

Тут только до Тихона дошло, что его друг разговаривает с кошаком вроде бы словами, но на самом деле общение идет на телепатическом уровне. Видимо, понимание и подстройка могут быть и неосознанными, как сейчас. Хотя не понять, что хотела сказать кошка, было бы трудно.

«Интересно, — подумал Тихон. — Значит, телепатия напрямую связана с подстройкой. У Демида не было и зачатков телепатических способностей. Он очень сильный боец, способный уплотнять Силу, превращая ее в оружие. Но не телепат».

«Все могут говорить без слов, — вдруг возникли в голове у Тихона мысли Миу. — Только не знают об этом. Или не хотят слушать».

«Ты права, — так же мысленно отозвался парень. — Все начинается с желания слушать. И слышать».

«И не только тех, кто думает словами. Слушать меня. Слушать рыбу. Слушать реку».

«Ты убила осетра, чтобы его не слышать?»

«Да».

Впрочем, запеченная в углях рыба кошке пришлась по вкусу.

Спали по очереди. Тихону пришлось дежурить в сумерки. Парень, не надеясь на то, что в неверном дробящемся свете сможет что-то рассмотреть, улегся на песок и попытался охватить окрестности «внутренним» зрением. Звуки смешивались с запахами, рождая объемную картину: берег реки, лента ручья, темные пятна болотистых зарослей, холодные блестки плывущих рыб и пунцовые точки — теплокровных, прячущихся в ивняках. Не крупные. Не опасные. Привычные обитатели речных берегов: бобры и щелезубы, птицы и шерстистые ящерицы…

Тихон словно растекся, растворился в шелесте листьев и журчании воды. Его самого не было, была река, ручей, щелезубы и птицы… Он снова чувствовал, как сквозь него течет время, когда-то взъярившееся, вставшее на дыбы, но сейчас успокоившееся, нашедшее новую дорогу среди теснин иной реальности. Так реки, когда-то повернувшие к Русскому океану, сначала крушили все на своем пути, но потом, пробив новое русло, успокаивались и становились тихими и ласковыми, готовыми поделиться добром с обитателями своих берегов.

«Когда-то были гиперборейцы, — размышлял Тихон. — Потом — древние, предки. Теперь — мы. Кто-то будет потом. Но ничто не исчезает безвозвратно и ничто не станет окончательной точкой. Иначе — зачем же все, что было?»

— Глянь, что там! — воскликнула Любава, пристально вглядываясь в темное пятно на берегу.

После стоянки на острове прошло несколько часов. Они снова плыли вниз по течению. Река изменилась, стала заметно шире, разлилась на добрый километр. Зато все чаще приходилось обходить небольшие островки и песчаные отмели, окруженные кольцами мертвых деревьев.

— Похоже — люди, — напряженно процедил Демид.

Любава на миг закрыла глаза:

— Были. Ушли малый цикл назад. Теперь там кто-то крупный. В зарослях. Минут десять ходьбы.

— Разведаем? — предложил Тихон.

— Стоит ли рисковать? — пожал плечами Демид.

— Люди здесь — опасность для общины. Слишком близко. Откуда они взялись?

— Наверняка пришли с юга.

Лодка ткнулась носом в песок. Тихон выпрыгнул на берег:

— Я пойду один. Если что — быстро отплываем.

Демид и Любава кивнули, но Миу выскочила вслед за парнем. Любопытная кошка принюхалась к плывущим над землей запахам и потрусила куда-то в кусты. Тихон, не отходя далеко от лодки, осмотрелся.

Похоже, здесь была стоянка рыбаков. Остовы от шатров, потухшие костры, вешала, на которых коптили добычу. Вдруг внимание Тихона привлекла странная конструкция: связанный из толстых веток крест, на котором висела туша какого-то животного. Парень подошел ближе. То, что он увидел, удивило своей бессмысленностью. Труп собаки, прибитый к кресту деревянными клиньями и привязанный ивовыми корнями, не был освежеван. Создавалось впечатление, что пса сначала приколотили за лапы к ветвям, распяв на кресте, и лишь затем вскрыли живот и грудную клетку. Вывалившиеся внутренности растянулись до пропитанной кровью земли.

«Зачем? — недоумевал Тихон. — Какой смысл в убийстве собаки?»

Но поразмышлять о странностях дикарей ему не удалось. С одной стороны из кустов выскочила Миу с кем-то пищащим в зубах и бросилась к лодке. С другой вдруг появился тот, из-за кого, наверное, и ушли дикари: ящерица-игуана из тех, что живут в теплых болотах вокруг вулканов. Метра четыре длинной вместе с хвостом, метровые голенастые лапы, поэтому рептилия не ползет по песку, а бежит, повиливая для равновесия хвостом. Не самая крупная игуана из тех, что видел Тихон, но тоже вполне внушительная. При учете, что эти твари — настоящие хищники, предпочитающие теплокровных рыбе, — очень опасный противник. Тем более, что воображения у ящерицы — ноль, ее невозможно напугать, как медведя. Даже значительно превышающего ее по силе врага она будет атаковать до тех пор, пока ни погибнет.

А Тихон сейчас стоял между ящерицей и тем, что она наверняка считала своим законным обедом. Поэтому он ударил первым, не дожидаясь, пока тварь кинется на него.

Правой рукой выхватив меч из ножен, левой он собрал всю Силу, до которой смог дотянуться, максимально уплотнил и кинул в морду несущейся на него ящерицы.

Тихон видел, как заплясали над мощным черепом огненные всполохи, как почернела чешуя, и лопнули от жара глаза твари. Но для того, чтобы остановить игуану, этого было мало. Ослепшая, она на миг замерла, но лишь на миг. Теперь тварь атаковала, ориентируясь на слух. Для верности она разинула пасть: на каждой челюсти — два ряда загнутых внутрь зубов.

Тихон отскочил в сторону, примериваясь к удару. Но разинутая пасть, словно радар, следовала за всеми его движениями. Парень ругнулся и снова кинул в игуану сгусток Силы. Огненный шар разорвался внутри пасти, и от неожиданности ящерица захлопнула челюсти. Это дало Тихону возможность нанести единственно верный удар — чуть сзади головы, туда, где череп соединяется с позвоночником. Стальной клинок, усиленный вложенной в него энергией, проскользнул в щель между костями, перерубив спинной мозг, и так же легко вышел из жесткой плоти.

Ящерица дернулась и забилась, поднимая фонтаны песка.

Чтобы не попасть под удар хвоста, Тихон отскочил в сторону, а на мечущуюся по берегу тварь посыпались удары Силы — это к месту схватки подоспел Демид.

Игуана, точнее, то, что от нее осталось, еще шевелилось, а Тихон уже спокойно вложил протертый листьями клинок в ножны и направился к шлюпке.

Любава встретила его недоуменным взглядом:

— Как ты думаешь, а что этой твари понадобилось здесь, на реке? — спросила она. — Обычно они не покидают болот…

— Может, за людьми увязалась? — предположил Тихон.

— Никогда о таком не слышала.

— Ты знаешь, сестричка, а эта тварь отличается от всех тех, которых я видел, — сказал подошедший Демид. — Зубы, когти — все другое. Если бы мы ее не поджарили так тщательно, то можно бы было найти и другие различия…

— Мутант? — удивился Тихон. — Учитель говорил, что в последние столетия мутации прекратились. Наиболее удачные разновидности создали устойчивые популяции, остальные вымерли.

— Откуда мы знаем, что оказалось устойчивым? — возразила Любава. — Мы слишком многого не знаем…

В этот момент из лодки раздался писк.

— Да, а что Миу притащила? — спросил Тихон. — Я не успел рассмотреть.

Любава подвинулась, давая ему возможность увидеть свернувшуюся на дне лодки кошку. Миу, не обращая внимания на людей, тщательно что-то вылизывала.

— Не понял, — пробормотал Тихон.

Миу подняла голову, и стало ясно, что между лапами у нее шевелится кто-то маленький, размером с двухмесячного щенка.

— Что это? — удивился парень.

«Это ребенок той собаки, которую убили люди. Когда люди ушли, он остался рядом с матерью», — разобрал Тихон мысли кошки.

— Чувствую, когда мы наконец-то доберемся до архипелага, то у нас будет не лодка, а скотный двор, — рассмеялся он.

— Вы еще оленя подберите. Или медведя, — проворчал Демид. — Щенок еще туда-сюда, а больше — никого!

И он строго посмотрел на Любаву.

— А я что? Это Миу, — девушка сделала наивные глаза. — И не бросать же малыша тут… Обычный щенок…

— Как звать-то будем зверя?

— Щен — он и есть Щен…

Вскоре река стала настолько широкой, что берега казались тоненькими полосками на горизонте.

Поесть остановились на очередном островке, пустынном и безжизненном. Мясо игуаны, оказалось весьма вкусным, хоть и жестковатым. Даже щенок с удовольствием грыз оставленные ему кусочки.

— Странно, но большинство ящериц вкуснее оленины, — задумчиво сказала Любава. — Может, потому, что они меньше похожи на нас, в них нет той заразы, которая человеку опасна? Может, вкус — это ощущение того, насколько подходит еда?

— Какая разница? — неразборчиво пробормотал с набитым ртом Демид. — Скусно — и фарашо!

После отдыха решили поставить мачту и идти под парусом. Ветер дул навстречу, но узкий косой парус и опущенный выдвижной киль позволяли двигаться наперерез ветру.

— Что дальше будем делать? — задумчиво спросил Тихон, осматривая горизонт.

Теперь нигде не было видно даже признаков земли. Цепочка островков, на одном из которых обедали игуаной, отмечала границу между рекой и океаном. Теперь же даже вода стала другой — более темной и словно более тяжелой. Парень опустил руку за борт, потом лизнул пальцы:

— Соленая! Теперь до края Земли — только океан и туманы…

— Неужели ты не чувствуешь направления? — удивилась Любава.

— Чувствую, — улыбнулся Тихон. — Но ощущение странное. Непривычно. Пустота.

Девушка лишь улыбнулась, но Демид нахмурился:

— Мы здесь чужие. Мы знаем мир возле деревни, а здесь он совсем другой… Кто тут хозяин? Кто опасен? Кто друг?

Слова Демида вскоре получили подтверждение. Океан не был безжизненным. Сначала в небе появились косяки птиц, летящих к краю земли. Правда, птицы были знакомые: гуси, журавли, индо-утки… Потом Любава заметила спины каких-то морских животных, плывущих вслед птичьим косякам. Время от времени они, словно идущие на нерест осетры, выпрыгивали из воды, поднимая фонтаны брызг, и тогда было видно, что они похожи на моржей, только значительно больше.

— Ух ты! — воскликнул Тихон. — Откуда такое чудо?

— С грани мира, наверное, — ответил Демид. — Помнишь же историю? Чем ближе к краю — тем сильнее были изменения в природе. Самые спокойные места — на Среднем Енисее, на Южном Урале, там природа осталась почти такой же, как до катаклизма.

— Это откуда всякие ящерицы лезут?

— Нет, эти твари появились гораздо дальше, в Индии, но разбрелись по земле…

— Да черт с ними, с ящерами! Меня больше волнует, что мы будем делать, если вот эти звери решат нами позавтракать?

Тихон задумался.

Двадцатиметровые блестящие тела, резвящиеся на расстоянии, опасений почему-то не вызывали. Он не чувствовал ни исходящей от них агрессии, ни даже простого интереса. Видимо, лодка была чем-то настолько незнакомым этим зверям, что вообще никак ими не воспринималось. Ну — плывет и плывет что-то.

«Что мы для них? Что-то незнакомое, но не опасное — слишком маленькое. И несъедобное. Похоже, эти громадины с украшенными кривыми клыками мордами — травоядные. А что? Еды тут, в Сияющем океане, хватает. Вон сколько водорослей колышется на мелководье, целые поля водорослей, приходится обходить, чтобы не запутаться в прочных стеблях. Но где есть гигантские травоядные, там есть и те, кто ими питается», — тревожно думал Тихон.

— Помните миф о Георгии-Победоносце? — вдруг спросил он вслух.

— Что? — удивился Демид. — Георгий Подъярков был одним из самых мощных паранормов за всю историю после катаклизма. — Он стал волхвом… а потом исчез, и никто не знает, куда он девался. Кое-кто говорит, что он мог уйти к другим планетам. До катаклизма паранормы могли перемещаться в Космосе без метро…

— Это потом. А историю про того, как он уничтожил гадов, помните?

— Он, словно святые прошлого, поражал их молнией небесной, словно копьем, протыкая, как индо-утку на вертеле…

— Ага… как индо-утку, — хмыкнул Демид. — Хотя подожди… Ты хочешь сказать, что…

— Да, — Тихон рассмеялся так, что лодка закачалась. — Миу придала форму мороку. А если придать форму уплотненной Силе? От наших огненных плетей и шаров часто никакого толку. А если бы это был не шар, а копье?

— Давай попробуем! — воскликнула Любава. — Копье… копье… нет, стрела!

Она быстро распаковала один из мешков, достала из него колчан и вытянула стрелу. На всякий случай походники взяли лук со стрелами. Вдруг придется охотиться на птицу? Девушка покрутила в руках оперенное древко, зачем-то потрогала наконечник. И вдруг, выбросив вверх правую ладонь, привычно вытолкнула из себя сгусток Силы. Но вместо обычной бесформенной плети в воздух взмыла огненная стрела. Воздух взвизгнул и загудел.

— У меня так не получится, — с сомнением пробормотал Демид.

— А если вместе? — идея огненной стрелы понравилась Любаве. — Давайте: я кидаю, а вы помогаете… ну как гармонист — бойцу…

— А чо? Можно и попробовать, — пробормотал Тихон. — Давай вместе!

Девушка зажмурила глаза, глубоко вздохнула — и в сотне метров от лодки в воду ударила молния. Вода зашипела, взметнулась навстречу небу, поднявшиеся волны качнули лодку.

— Ничего себе! — воскликнул Демид. — Вот это Сила!

— Дядька Андрон был прав: вместе мы — Сила, — кивнула Любава.

И рассмеялась, словно колокольчики зазвенели.

Из воспоминания Тихона вырвал свист стрел. Дикари все-таки на что-то решились. Пока Миу держала купол, но на кошку уже было жалко смотреть. А в голове Тихона не было ни одной мысли, только калейдоскоп картинок — воспоминания последних недель.

Голые скалы архипелага…

Любава заставляет парней перегонять шлюпку из одной бухточки в другую. Она рисует схемы: остров за островом, пролив за проливом. Девушка спешит, она возвращается в нормальное, не отрешенное, состояние только тогда, когда Демид чуть ли ни насильно заставляет ее поесть.

Лай Щена, гоняющего крикливых чаек над обрывом…

Невиданные морские звери на узких галечных пляжах. Ни Тихон, ни Демид не знают их имен. Моржи? Тюлени? Морские львы? Или мутанты? Демид зарисовывает животных: старейшины сверят с картинками на кристаллах, разберутся…

Огромные, как куттера, птицы, парящие в вышине…

Таинственный туннель, в который походники проникли с огромным трудом, спустившись на веревке по отвесной скале…

Странные рисунки на стенах тоннеля: концентрические круги, схематичные фигурки, между которыми, словно паутина, протянулись непонятные линии…

Несколько участков в скалах, где возможны клады. На одном из таких участков Демид нашел почти не попорченный коррозией аппарат. Странный поблескивающий неразрушимым ферропластиком шар чуть меньше метра в диаметре. Наверняка полый внутри, парни вдвоем, не особо напрягаясь, сумели дотащить его до лодки. Пусть механики разбираются, что за конструкция…

Обратная дорога — легкая по океану и выматывающе тяжелая — вверх по реке…

Они могли бы вызвать куттер на берег океана. Они нашли там кусок старого шоссе — не сто метров, а несколько километров полурассыпавшегося, но относительно ровного бетона. Нужно лишь залить смесью песка со смолой, и аэродром готов. Но решили подняться по реке до того места, куда их доставил «грузовик». Это было первой ошибкой. Но не единственной…

Дул попутный ветер, но, когда он стихал, кажущееся неспешным течение сносило лодку, не давая идти на веслах. Приходилось тащить тяжелую посудину вдоль берега на веревке…

От усталости походники не заметили засаду. Стойбище дикарей Любава отследила еще до остановки на одном из островков. Но ребята решили, что оно слишком далеко, что можно безопасно пройти вдоль пологого берега…

Дикари напали внезапно. Любава дремала в лодке, а Демид с Тихоном не умели чувствовать невидимое живое. Истерично залаял Щен, и сразу же из кустов полетели копья.

Проснувшаяся девушка моментально поставила щит и взялась за весла, удерживая лодку возле берега. Но дикари уже высыпали на прибрежный песок, а несколько заросших грязными волосами мужиков бросилось в воду — к Любаве.

У Тихона мелькнула мысль, что цель нападения — именно девушка. Дикарям всегда недостает женщин, ведь о какой-то санитарии и гигиене в племенах и речи не идет, и поэтому женщины там умирают, едва успев родить одного или двух детей. Но цели этих полузверей были уже не важны.

Тихон крутился, извивался, как уж, стараясь миновать копейные жала и подобраться к противникам на длину меча. Демид дрался, как медведь, быстро и мощно нанося удары, просто сметая нацеленные в него копья, круша головы и грудные клетки…

За спиной у парней вдруг полыхнуло, к крикам нападавших прибавился визг обожженных огненными стрелами. Тихон оглянулся: на мелководье корчилось несколько фигур, больше в воду никто войти не решался.

— В лодку! — крикнула Любава.

Тихон начал осторожно отступать, а Демид, взревев, словно медведь, кинулся на врагов, чтобы отогнать их хотя бы на несколько шагов, чтобы дать возможность увести лодку от берега… И тут его достали, как достают медведя: копьем в живот. Демид снова зарычал, дернулся, но противник не уступал ему по мощи… Если бы ни Миу, серой молнией бросившаяся на дикаря, вцепившаяся зубами в горло, у Демида не осталось бы ни одного шанса. От неожиданности нападающие замешкались, и это дало те доли секунды, которые были нужны Тихону, чтобы подхватить друга и забросить в лодку. Как ему удалось поднять Демида, который весил значительно больше него, Тихон так и не понял. Но он сделал это, сделал, стоя уже по колено в воде.

Потом крикнул: «Миу!», дождался, пока кошка запрыгнет в шлюпку, а сам и не пытался забраться… Толкал лодку по мелководью, пока дно ни ушло из-под ног, и потом долго плыл за ней, держась за борт…

К счастью, до гряды холмов, на которые их высадили несколько седьмиц назад, было уже недалеко. Походники успели причалить и пройти по берегу до удобного подъема раньше, чем дикари переплыли реку на своих неуклюжих долбленках. Но теперь оказалось, что общинники сами себя загнали в ловушку.

Если куттеры опоздают…

Тихон снова осмотрелся.

Обстрел вроде кончился. Дикари все-таки поняли, что их стрелы не наносят вреда. Наверное, они теперь совещались в кустах. Но спрашивать Любаву, что делать, не ко времени, она занята Демидом, она не станет смотреть невидимое…

А в голове — ни одной мысли…

Тихон зажмурился.

«Ох! Ох! Ох! Ох!

Как рассыпался горох!

По горе-горе катит…»

Будоражит, подталкивает в спину музыка. Кружится в плясовой праздничный мир. Частит гармонь, гармонист тоже в этой схватке, гармонист — вместе с Тихоном в кругу, всей душой, всеми нервами своими, оголенными нервами, пляшущими по ладам…

Паутина линий между схематичными фигурками на стене в тоннеле…

Полузабытые слова Учителя: «Община — это цельная душа, каждый важен для нее, как любой из пальцев на руке… Земля — тоже цельная душа, поэтому каждая смерть разумного — как потеря пальца…»

«Единая душа, единая душа… Рассыпался горох… Как горошины в стручке… Единая душа…»

И вдруг Тихон почувствовал, что надо делать.

Он встал во весь рост. Что ему эта жалкая кучка грязных дикарей, если с ним и гармонист, и дядька Андрон с его внучкой-певуньей, и воины их общины, и брат — малой, который сейчас, наверное, замер в тревожном ожидании, прислушиваясь к тому, как бьется непонятно почему взволновавшееся сердце…

И Любава — она тоже с ним…

Тихон взглянул на девушку. Бледная, как полотно, щеки впали, а глаза — как озера. Огромные. Зеленые. Умоляющие…

Любава на миг отвлеклась от раны на животе брата, поймала взгляд Тихона.

— Вместе мы — Сила, — прошептала она.

Парень кивнул.

Нет, он по-прежнему не видел. Он кожей чувствовал каждого из общинников. Россыпи огней в тягучем пространстве высших информационных пластов.

Родня, приятели, знакомцы…

Пяток огоньков движется к ним, они уже близко… Кажется, к ним летят все куттеры, которые нашлись в деревне…

Но знание сейчас — не главное. Главное — Сила. Сила общины. Сила единого…

Тихон резко выдохнул, и, словно заклинание, прошептал:

— Вместе мы — Сила!

И тот час же в кусты, туда, где ощущались дикари, ударили молнии. Тихон лишь определял направление, как указательный палец на руке, ориентируясь на волны вожделения и ненависти, катившиеся от фанатиков. А жег врагов кто-то другой, кто-то, кто гораздо больше Тихона, и который одновременно — он сам. Парню вдруг показалось, что не только община, но и сама Земля, запутавшаяся в паутине нагуалей, в этой схватке — на его стороне.

Все было кончено в несколько мгновений, а Тихон продолжал стоять, ощущая себя частью и единым одновременно. Потом он медленно повернулся к Любаве, сделал текучий шаг, коснулся плеча девушки. На ее щеках моментально появился румянец, а в глазах — удивление.

— Держи его, они уже близко, — хрипло прошептал Тихон.

Куттеры действительно были уже близко, они вскоре появились над грядой холмов, идущие журавлиным клином машины.

От ветра, поднятого винтами, полегли кусты, и стали видны трупы дикарей. Почти три десятка — все племя…

— Забирайте в первую очередь раненого! — распорядился Степан, первым выпрыгнувший на камень посадочной площадки.

Пилот одной из «индивидуалок» осторожно поднял на руки тело Демида. Краем глаза Тихон заметил, что ткань, которой Любава замотала тому живот, уже не набухает кровью.

— Там, в лодке, какой-то аппарат, — сказал Тихон Степану. — Мне кажется, он предназначен для спуска под воду.

— Разберемся, — кивнул пилот.

И окинув взглядом «поле» боя, ухмыльнулся:

— Ну, вы даете, паранормы! Словно Илья-пророк прокатился на своей колеснице.

— Не мы, а вы, — непонятно для Степана ответил Тихон.

Но задумываться, что хотел сказать только что дравшийся против целого племени парень, пилот не стал. Только отметил про себя, что у дикарей наверняка остались дети. Нужно бы наведаться в стойбище. Порой бабы с ребятишками из таких племен с радостью соглашались переселиться в общину. Бабы у дикарей сговорчивые, им все равно, кому принадлежать и от кого рожать, лишь бы кормили и не обижали. Все деревни в последнее время разрастались не только за счет своей ребятни, но и за счет таких, пришлых, которые через десяток-другой лет уже мало чем отличались от общинников…

— Где стойбище, знаете? — спросил Степан.

— Любава видела, — кивнул Тихон.

— Отлично! Все погрузились? Кошака своего не потеряли?

— Да… То есть нет… Щен…

В это время со стороны обрыва раздался звонкий лай, и на площадку выкатился смешно переваливающийся на непослушных лапах щенок. Миу, уже забравшаяся в одну из «индивидуалок», выпрыгнула на землю и, схватив щенка за шкирку, потащила его в машину.

— Это что за явление? — рассмеялся Степан. — Тоже из клада?

— Да нет, сам приблудился, — ответил Тихон.

Он постепенно возвращался в привычную реальность с привычными звуками и запахами. Но ощущение единства осталось в нем навсегда.

«Вместе мы — Сила», — неслышно прошептал он и полез в «грузовик»…

Составленная норильскими походниками карта еще долго будет служить тем, кто направлялся к Гиперборейскому архипелагу.

Демид станет кладоискателем. Именно он первым обнаружит вход в метро и разберется, как им пользоваться. В одной из стычек с дикарями он снова будет ранен, на этот раз — в голову. Стесняясь своего изуродованного лица, он много лет будет холостяковать, пока, наконец, его не женит на себе внучка норильского старосты Андрона Евсеевича Ольга. Она к тому времени будет вдовой, ее первый муж погибнет в схватке с сектантами. А вот Тихон и Любава поженятся очень скоро после похода к Гиперборейскому архипелагу. Старики даже поворчат маленько по поводу того, что больно уж рано молодежь нынче начинает гнезда вить. И что не дело приглашать на людскую свадьбу выводок кошаков во главе с везде сующей свой нос серой Миу. Но молодежь Норильска воспримет кошаков за праздничным столом как что-то само собой разумеющееся. Да и приглашенные на свадьбу волхвы будут не против.

— Мы — дети одной Земли, и, чтобы выжить, нам нужно не воевать, а быть вместе, — скажет кто-то из самых уважаемых.

А еще через пару десятков циклов дочь Тихона Мирослава выйдет замуж за воина из Белян Арсения Железовского.

Но это уже совсем другая история