Реми

— Я так сильно хотела, чтобы у нас все получилось.

В моей груди ухает от эмоций, я разворачиваюсь. Глубина ее глаз бесконечна. То, как она смотрит прямо на меня. Я чувствую, что меня видят. Без упрека, отвращения. Чувствую, что меня хотят. Хотят так, как никогда, никогда раньше.

— Думаешь, я не хотел? — шепчу я, не веря. — Я хочу тебя с тех пор... — направляясь обратно в постель, я не могу устоять, чтобы не поцеловать ее. — Каждую секунду я хотел, чтобы у нас все получилось.

Она тремя пальцами касается моей челюсти, ее заинтересованный взгляд на моем лице.

— Ты когда-нибудь причинял кому-то боль?

Черт побери, я ненавижу, что должен рассказать ей об этом. Я хочу сказать ей, что я силен, быстр, самый сильный и самый быстрый. Я не хочу говорить ей, что я ошибка. Опасный. Нестабильный. Да, сплошной бардак. Но я никогда не был лжецом.

— Я причиняю боль всему, к чему прикасаюсь. Я все разрушаю! Это единственное, в чем я хорош. Я обнаруживал шлюх в своей постели, не помня даже, как их приводил, и выставлял их голыми из своего отельного номера, злой, как черт, потому, что не помнил, что делал. Я воровал всякое дерьмо, разрушал, просыпался в местах, не помня о том, как там оказывался... — я хватаю воздух, вдыхая. — Слушай, с тех пор, как Пит и Райли сменяют друг друга на выходных, всегда есть, кому утихомирить меня на день или два, когда я выхожу из-под контроля. Я остываю, и затем возвращаюсь. Никто не страдает.

— Кроме тебя. Никто не страдает, кроме тебя, — нахмурив лоб от беспокойства, она берет мою руку в ладони, и я не могу поверить, как что-то, настолько меньше тебя самого, может дать тебе такое чувство спокойствия.

— Реми, им обязательно усыплять тебя, как тогда? — она сплетает пальцы с моими, я смотрю вниз, уставившись на них. На ее хмурый лоб. Эти золотые, золотые глаза, беспокоящиеся обо мне, что так непривычно, почти забавно. Но нет. Хочу, чтобы она знала, что у меня все под контролем. Она держит мою руку, и я сжимаю ее сильнее, чтобы я был тем, кто держит ее. Я всегда буду держать нас обоих.

— Да, — говорю я решительно. Мне все равно, что должен сделать Пит, но я должен быть под контролем, сейчас больше, чем когда-либо. — Особенно, если я хочу ... этого ... — рукой я показываю на нее, затем на себя. — Я хочу этого. Очень сильно, — я касаюсь ее носом. — Я постараюсь все не похерить, хорошо?

— Хорошо.

Я целую ее в тыльную сторону ладони.

— Хорошо.

♥ ♥ ♥

БРУК СКУЧАЛА по своей подруге, так что я решил привезти ее из Сиэтла. С некоторой неохотой я согласился, что она может поехать с Питом забрать Мелани из аэропорта.

— Реми, ты такой хороший, — говорит Брук, оставляя влажные поцелуи на моей челюсти, заставляя меня смеяться. Вчера я поймал их с подругой смеющимися, и всю ночь Брук занималась со мной любовью. Я никогда в жизни не был так привязан к кому-либо.

Когда я протягиваю ей один из шприцов с успокоительным, которые используют Пит и Райли (потому что хочу, чтобы она знала, как успокоить меня, если ей понадобится), она даже смотреть на него не желает.

— Нет, Реми, не проси меня об этом.

— Это лишь, чтобы убедиться, что я не наврежу тебе.

— Ты никогда не навредишь мне.

Я возбуждаюсь при одной мысли о том, на что она идет, чтобы защитить меня. Я чертовски уверен, что она знает — я ее пара. Живи мы в другое время, если бы я не смог охотиться, она бы точно смогла охотиться, обеспечивая нас обоих.

Тренер кричит из угла: «Слишком медленно, Разрывной, чертовски медленно. Бей же!»

Я смотрю на тяжелую грушу и бью. Бац. Бац. Сосредотачиваюсь на ударах. Они идут от туловища и, если направлять их правильно, эти удары будут чертовски сильными. Над туловищем я работаю больше всего. Каждое упражнение прорабатывает его, даже прыжки на скакалке.

Весь день я провожу в зале и, когда начинаю работать со спарринг партнером, вижу Брук и Мелани в дверях. Моя грудь наполняется счастьем и собственническим чувством. Она показывает, что они уходят, я стаскиваю защитный шлем и улыбаюсь.

Я испытываю удовольствие, делая ее счастливой. Я поворачиваюсь к партнеру и сосредотачиваюсь. Моя жизнь никогда не ощущалась такой правильной. Я никогда не чувствовал такую поддержку и понимание.

Той ночью Пит зовет меня, чтобы обсудить мои финансы. У Брук ужин с Мелани. Я бросаю взгляд на свой телефон, но от нее сообщений нет.

Мы в баре отеля.

Подходит женщина.

— У тебя поразительные глаза.

Я игнорирую ее и поворачиваюсь обратно к Питу, допытываясь:

— В котором часу она говорила, что вернется? ... Ты уверен, что Райли заберет ее? ... Какого черта они так долго?

— Райли написал, что они уже едут обратно, — говорит Пит после дюжины вопросов, отправляя меня в мою комнату.

Я сам себя изматываю. Не могу успокоится. Внутри все напряжено, а я с опаской отношусь к такому чувству. Я хватаю наушники и сажусь, постукивая ногой. Слушаю «The Red» от Chevelle.

Когда она наконец-то входит, моя грудь сжимается. Ее щеки бледны, но глаза горят от переполняющих эмоций, когда она видит меня. Не знаю, почему внутри все сжимается.

Брук запрыгивает ко мне на колени, стаскивает мои наушники и надевает на себя. Она хмурится, слушая песню. Да, она ненавидит рок, а мне надо стереть поцелуем беспокойство с ее лица. Я целую ее в нос, кладу руку на подбородок и глажу пальцем ее губы. Она вскакивает, роняя наушники, и бежит в спальню.

Внутри у меня опять все сжимается, и я сижу там, выключая музыку, беспокоясь. Я чувствую тьму, растущую внутри. Я стараюсь успокоиться. Она здесь. Она вернулась. С ней все в порядке.

Я смотрю, как она возвращается. Что-то в ее взгляде, чего я не могу прочесть, заставляет монстра внутри меня увеличиваться в десятки раз.

— Реми, ты не подержишь меня немного?

Я изучаю ее, запутавшись в своих чувствах. Затем я понимаю, что она выглядит взволнованной и беспокойной.

— Иди сюда, — я отодвигаю стул и протягиваю руку, она трется об меня, когда я обнимаю ее. Я тихонько смеюсь и, мгновенно успокаиваюсь, как бывает лишь, когда я касаюсь ее.

— Ты скучала по мне? — я обхватываю ее гладкие щечки и прижимаю ее голову к себе.

— Да, — вздыхает она.

Я прижимаю Брук к себе и улыбаюсь. Но мы перестаем улыбаться, когда жар проходит сквозь меня.

Мои пальцы очерчивают ее грудь, мой рот на ее челюсти, и вот я уже позади ее уха, вдыхаю ее запах, мягко рыча, когда ее аромат наполняет меня. Заводя меня и расслабляя.

— Реми...

Я слышу желание в том, как она произносит мое имя, пока она задирает мою футболку вверх по моим плечам.

Я стаскиваю футболку и отбрасываю в сторону, раздеваю ее, обнажая ее прекрасную кожу, затем прижимаю ее обратно к себе, моя все еще прикрытая эрекция упирается между ее ног. Она гладит мою грудь и целует все, куда может дотянуться.

— Я так сильно по тебе скучала, — говорит она, пробегая губами по моей челюсти, хватая мои волосы, пока прижимается ближе ко мне.

Я обнимаю Брук и глажу ее спину, затем прикасаюсь к ее лицу.

— Я тоже скучал по тебе, — целую ее сладкие губы, ее нос, ее лоб.

Она дрожит, прижимаясь так близко. Я хочу открыться ей и сблизиться с ней во всех возможный смыслах.

— Я скучала по твоему голосу. Твоим рукам. Твоему рту. Я хотела... быть с тобой... наблюдать за тобой... касаться тебя... чувствовать твой аромат... — она целует меня с нарастающим отчаянием.

Я пытаюсь замедлить темп, но ее рот на вкус потрясающий, и мне приходится напоминать самому себе, что она моя, моя, так что я расстегиваю ее одежду, раздеваю ее так быстро, как могу.

Обнаженную, я притягиваю ее обратно к себе на колени.

Все мои мускулы сжимаются, когда я чувствую, как ее киска трется о мою эрекцию. Она вся на взводе.

Он скользит между моими ногами, и я стаскиваю свои штаны вниз по бедрам, высвобождая свой твердый член, а ее пальцы уже по всей моей длине, трут, сжимают, ласкают.

— Хочу поцеловать тебя вот сюда... — голос Брук дрожит от желания, когда она смотрит на мое лицо, которое стало таким суровым от переполняемой меня жажды, смотрит в глаза, которые я с трудом держу открытыми. — Я хочу утонуть в тебе, Ремингтон. Хочу почувствовать твой вкус... внутри себя...

Она берет меня в рот. Наслаждение огнем проносится сквозь меня, стон вырывается из моей глотки. Мне так сильно это необходимо, что я проталкиваю свои бедра вперед, медленно, прямо ей в рот, давая ей то, что она хочет, и беря то, что мне нужно. Ее язычок пробегает по мне, ее глаза полуприкрыты, когда она смотрит за мной, а я смотрю в ответ, потрясенный, распаленный... теряя себя в ней, надеясь, что она сможет спасти меня от темноты, уже зарождающейся внутри, волны, делающей меня маниакальным.

♥ ♥ ♥

Я ЧУВСТВУЮ СЕБЯ королем мира.

Кому, к черту, нужен сон? Я чувствую себя готовым взобраться на гору с Брук на своей спине, поднять ее на вершину, а затем сигануть оттуда на чертовом парашюте. Я брожу по кухне, заглядывая в ящики шкафа. Я не только чувствую себя победителем, мое тело, по ощущению, готово ко всему. Мой чертов член готов на все сто, и я хочу, чтобы все это досталось Брук Дюма.

Я закидываю в себя гранолу, апельсиновый сок, полную ложку арахисового масла. Я брожу еще немного, чтобы Брук могла отдохнуть, но я чертовски на взводе и охрененно твердый, просто зная, что она в моей постели...

Я хочу накормить ее, затем оттрахать ее, затем снова накормить и снова оттрахать, чтобы она тоже почувствовала себя на вершине, именно в таком порядке.

Я начинаю с еды и несу огромную миску вишен и гранолы в нашу комнату.

Она там, лежит в постели, простыни накрывают ее талию, ее грудь прижимается к матрасу. Черт, я хочу, чтобы эта грудь прижималась ко мне.

Отставляя еду в сторону, я запрыгиваю в кровать, рыча, проводя руками по всей ее атласной коже:

— Ты выглядишь особенно шикарно, Брук Дюма. Такая шикарная, теплая, влажная, и я был бы не прочь тобой позавтракать.

Проталкивая лицо между матрасом и ее грудью, я провожу языком вверх между ее грудей, лижу ее ключицу, ее сладкий вкус проникает в меня, сводя с ума.

— Не хватает только вишенки сверху, но я уверен, у нас есть несколько.

Я хватаю вишню и потираю ее об ее клитор.

Застонав, улыбаясь, она переворачивается на спину, ее ноги раздвинуты, ее киска влажная и принадлежит мне, ее взгляд тает, когда она смотрит на меня.

— Кто твой мужчина? — я целую ее, потирая вишенкой о ее клитор. — Кто твой мужчина, детка?

— Ты, — стонет она.

— Кого ты любишь? — подначиваю ее, пока вожу кругами подушечкой большого пальца по клитору, легонько погружаясь в ее киску кончиком среднего пальца. Она смотрит на меня полуприкрытыми глазами, взглядом, влажным от желания.

— Ты сводишь меня с ума, Реми, — шепчет она, обхватив пальцами мой член и притягивая меня ближе.

— Если это ложь, я позабочусь, чтобы это стало правдой, — думаю, что честно предупредить ее.

Я хватаю ее бедра и проталкиваюсь между ее ног, упираясь членом в ее вход. Я опускаюсь вниз, потому что хочу съесть ее. Вылизать, начиная с крошечных пальчиков ног, вверх по подъему ее стопы, ее аппетитной голени, ее драгоценному колену (где я задержусь, выказывая ему свою любовь), и еще выше, к ее стройным, подтянутым бедрам, к ее сладкой киске, которая, я надеюсь, будет течь, словно дождь в раю, к тому моменту, как я туда доберусь.

Приступая к делу, я двигаюсь вперед, покусывая по пути внутреннюю сторону ее бедра. Она начинает смеяться, и пинает меня в плечо, но я ловлю ее ногу, заставляя лежать смирно.

— Реми! Щекотно, — она смеется, пытаясь выдернуть ногу из моего захвата.

Вздернув бровь, я пробегаю пальцами по подъему ее стопы, затем по внутренней стороне ее ноги.

— Вот здесь?

Она снова смеется и пинается, крутясь, чтобы высвободиться.

Так что я быстро меняю планы, обхватив ее запястья и придавив их над ее головой, ложась всем своим большим телом на нее. Я знаю, что ей нравится, когда я удерживаю ее внизу. Она не может двинуться, если только я ей не позволю, ее глаза темнеют, а дыхание становится частым и тяжелым.

— Реми... — говорит она, приходя в себя, ее золотистые глаза одновременно игривые и заботливые, когда она смотрит на меня снизу вверх. — У тебя гипертимия?

Я озорно улыбаюсь и провожу пальцем по ее ладошке.

— А как ты думаешь, малышка?

— Я думаю, ты очень возбужден, — она высвобождает руки и гладит пальцами мои волосы, смотря мне в глаза. В мои, должно быть, черные глаза.

Я кусаю ее пальчик и посасываю его перед тем, как отпустить.

— И что ты собираешься с этим делать? Хочешь, я подниму кровать с тобой в ней? Или может, ты хочешь, чтобы я взял тебя на ней?

Она смеется, перекатывается и швыряет подушкой в моем направлении. Я отбрасываю подушку в сторону и хватаю Брук за щиколотку, легко притягивая ее обратно к себе.

— Иди-ка сюда.

Она смеется и вырывается, я смотрю, как она свешивается с края постели, дразня меня видом своей розовой киски, сводя меня с ума от желания. Энергия искрится во мне. Я думаю, что могу взлететь отсюда с ней в объятиях, если она этого захочет.

Она так меня заводит, что каждый мой мускул напряжен и нацелен сделать ее моей. Кровь проносится по телу, словно огонь пылает в моих венах. Прямо сейчас единственное, что я хочу, это доставить ей райское удовольствие. Я чувствую себя всемогущим, грозным. Я — Ремингтон Тейт «Разрывной» и эта девчонка Моя.

Я тянусь через всю кровать и она визжит, стараясь не попасться, пытаясь сползти с кровати. Я смеюсь, ловлю ее щиколотку и тащу обратно к себе.

— Куда это ты собралась? Ты моя. Иди сюда и дай мне взять тебя.

— Нет, мне нужно пописать! — кричит она, швыряя в меня другой подушкой, убегает в ванную и захлопывает дверь.

— Эй! Немедленно иди сюда, — рычу я, стуча в дверь. Судя по звукам, она начала чистить зубы. Наконец-то, вода выключается и я слышу, как она открывает замок. Я открываю дверь, внутри Брук вытирает руки полотенцем. Я иду к ней, подхватываю ее, она водит носом по моей шее, пока я несу ее обратно в постель.

Она вздыхает. Ведь она знает, что я хочу ее. Она ведет себя игриво, заставляя меня побегать за ней.

— Что же мне с тобой делать? — ворчит она нежно, ее пальца сцеплены на моем затылке. Она улыбается мне, словно я какой-то давно потерянный принц. Чего она не знает, так это того, что этот давно потерянный принц собирается оттрахать ее до беспамятства.

Я швыряю ее на кровать, а она удовлетворенно вскрикивает. Я набрасываюсь на нее, разводя ее ноги в стороны.

Сначала я целую одно ее обнаженное бедро, затем другое, затем я целую ее киску.

— Она моя, — я лижу ее.

Ее голова запрокидывается назад и она стонет, когда мой большой палец скользит между ее влажных губ, прямо внутрь. Мой рот наполняется слюной и я тихонько рычу, используя палец, чтобы проникать внутрь нее, пока языком вылизываю ее клитор.

Она раздвигает ноги, издавая всхлип, от которого охотник внутри меня жаждет завоеваний. Она начинает метаться, я хватаю ее, удерживая на месте.

— Дай мне то, что я хочу, Брук.

Мотая головой из стороны в сторону от удовольствия, она хнычет и кусает губы, толкаясь бедрами вверх к моему лицу.

— Я вся твоя.

— Именно, — я нежно приподнимаю ее бедра, становясь на колени. — Вот так. Теперь откройся. Впусти меня, — она это делает, и я скольжу между ее ног, хватая ее бедра, мое тело напрягается, когда я вхожу. — Да, — говорю я, когда она стонет, запрокидывая голову. — Кого ты любишь? — Мой голос становится низким, я поглощен ей, и обрушиваюсь на ее рот, когда она не отвечает. — Кого ты любишь?

Она стонет и прижимает губы к моей шее, кусает меня. Она что-то шепчет поверх моей кожи, царапая мою спину.

Я стону в ответ, шепча ей:

— Скажи мое имя, Брук.

— Ремингтон, — она целует мое ухо, касаясь губами ушной раковины, дыша мне в ухо, возбужденная. Задыхаясь, она произносит мое имя, будучи на грани, но я представляю, что она отвечает на мой вопрос.

Она влажная и горячая, она любит меня и она — это все, что я когда-либо желал. Сильнее, чем я мог вообразить, более женственная, чем я когда-либо представлял. Забавная и заботливая, ранимая и дерзкая.

Я люблю ее до боли в груди, пока смотрю, как она прогибается, принимая меня внутрь. Я рычу и наклоняю голову, когда она сжимает меня в объятиях. Стиснув ее в ответ, я пытаюсь замедлиться, а она проводит пальцами по моей коже. Она знает, что мне это нужно и дает мне это без малейшего сопротивления. Даже когда она уставшая, сонная. Когда она занята, когда она потная, когда она голодна. Она отдается мне, когда бы я ни захотел, когда бы ни попросил, потому что я в своем маниакальном состоянии. Потому что я это я. Потому что глубоко внутри, там, где я иногда чувствую боль, смотря на нее, я знаю, что Брук Дюма меня любит.

♥ ♥ ♥

Я НЕ СПАЛ восемнадцать часов и двадцать восемь минут. Мой пульс — тридцать девять ударов в минуту. Брук провела в моих объятиях ровно девять часов и двадцать восемь, теперь уже двадцать девять минут. Я на взводе и не могу уснуть.

Она прижимается ко мне, как маленький котенок, я хочу ласкать и вылизывать ее от макушки до маленьких пяточек.

В голове я каталогизировал всю комнату. Знаю, где что находится. Я мог бы бегать здесь в темноте и ни на что не наткнуться. Я мог бы безопасно нести ее в своих руках. Все в моей голове, я отлично представляю все до мельчайших деталей.

Но ничто здесь не сравниться с красотой ее лица.

Ее рот приоткрыт и губы вздрагивают от каждого вздоха. Нижняя, в форме сердечка, такая же сочная, что и верхняя. У нее высокие скулы, ресницы в форме полумесяца.

Я просто хочу лежать здесь, в этой постели, в темноте отельного номера, впитывая ее до последней капли, пока не опьянею.

Я, словно чертов маятник.

Любое вмешательство в мое равновесие, и меня раскачивает.

Доктора объяснили мне это.

Стоит мне раскачаться до пика, как ничто на земле не остановит меня от падения вниз. Меня притягивает гравитация. Естественная необходимость организма восстановить равновесие.

Но в том и суть. Маятник всегда стремиться к равновесию.

Она мое равновесие. Я нуждаюсь в ней сильнее, чем в воздухе.

Наклоняя голову к ее шее, я обнюхиваю ее и рычу.

♥ ♥ ♥

КАКАЯ ЖЕ дерьмовая неделя.

Мне не нравится, как Брук смотрит с улыбкой на Пита и Райли, как говорит с ними. Мы летим в Нью-Йорк, и я не могу перестать думать, насколько мне не нравится, что Тренер обращается со мной, словно с каким-то слабаком, словно мне нужен чертов покой, и что Диана продолжает пичкать меня той же чертовой едой, снова и снова. Но Брук. Я хорошо знаю Пита и Райли, отлично знаю. Если они только посмотрят в ее сторону, им придет конец.

Я наблюдаю за ними со своего места. Они пытаются помочь ей с чемоданом.

Мудаки думают, будто я не знаю, что они заигрывают с ней?

Я притягиваю ее ближе и целую в лоб.

— За кем пришли все эти люди? — спрашивает она. Когда мы прилетаем в Нью-Йорк, в ЦБА, где приземлился мой самолет, собралась огромная толпа народу, охранники выставляют ограждения, чтобы удержать их. Она настолько удивлена, это умиляет.

— За мной, кем же еще? — отвечаю я ей.

Пит смеется.

— Ладно тебе, Реми.

Клянусь, все они таращатся на нее. Я прижимаю ее к себе.

— Иди сюда, детка. Я хочу, чтобы все эти милые ребятки знали, что ты со мной, — я сжимаю ее попку, чтобы пометить свою собственность.

— Ремингтон!

Я сопровождаю ее до лимузина прежде, чем остальные подходят, прижимаю ее к себе и целую. Я так чертовски изголодался по ней, мне необходимо почувствовать ее жар, ее тепло, ее язык.

Мой голод дикий и неудержимый, безумный.

— Хочу отвести тебя куда-нибудь сегодня, — хрипло говорю прямо в ее губы. — Полетели в Париж.

— Почему Париж?

— А почему, блин, нет?

— Потому что у тебя бой через три дня! — она радостно смеется, и я хочу отвезти ее в Париж, остальное меня не волнует, но она шепчет:

— Давай отправимся туда, где есть кровать.

Я мгновенно представляю, как трахаю ее на кровати, затем фантазирую:

— Давай сделаем это на качелях.

— Ремингтон!

— Давай сделаем это в лифте, — предлагаю я. Я трахаю ее в лифте, стоя, мой язык горячий и твердый и я проталкиваю его ей в рот, пока мой член погружается в нее, еще и еще.

Смеясь, она машет пальцем передо мной, и я ухмыляюсь.

— Я никогда, ни за что, не стану делать этого в лифте, так что тебе придется найти кого-то другого.

— Я хочу тебя. В лифте, — стоя в том лифте, мой язык в ней.

— И я хочу тебя. В постели. Как нормальные люди.

Мой взгляд погружается в ее декольте, затем вниз по ее телу, к ее киске, плотно обтянутой самыми привлекательными штанами, что я когда-либо видел. Я хочу написать чертово письмо производителю и похвалить их за отлично проделанную работу. Благодаря их джинсам у меня все время есть прекрасный обзор моей женщины.

— Я хочу тебя в этих штанах, что на тебе.

Она кивает и ухмыляется, затем переплетает свои пальцы с моими, поднимает мою руку и целует мои костяшки пальцев.

Мне любопытно наблюдать за тем, как она это делает, потому что я не припоминаю, чтобы она раньше так целовала мои костяшки пальцев. Она пододвигается ближе и обхватывает руками мою челюсть, оставляя поцелуй на щеке, проводя руками по волосам. Все мое тело окутывает тепло и покой от ее прикосновения и нежности в ее глазах, когда она смотрит на меня.

Дверь машины открывается.

Тренер едет на переднем сидении, рядом с водителем, остальные усаживаются на диван напротив нашего. Брук пытается отодвинуться, но я сжимаю ее пальцы в своей руке, заставляя остаться рядом. Хочу, чтобы она не переставала прикасаться ко мне, все мое тело жаждет этого. Голова совсем не варит. Кому какое дело, что там с Тренером, с Райли... я смотрю только на нее. И чувствую себя... хорошо. Спокойно. Спокойнее. Мне хочется опустить голову на ее плечо и я сползаю ниже по сидению (какого хера я такой здоровый), притягиваю ее ближе и опускаю голову ей на грудь. Я слышу, как бьется ее сердце. Она замерла, а я хочу, чтобы она расслабилась. Я прижимаю ее и сдвигаюсь, чтобы ей было удобнее, и чувствую, как она выдыхает напряжение.

Я закрываю глаза, и в голове все затихает. Так тихо. Мне нравится. Я не думаю ни о чем, кроме ударов ее сердца под моим ухом. Затем я чувствую ее ногти на своем ухе и усиливаю хватку, прижимая ее к себе. Она источает нежность, словно одеяло. Мне бы не стоило так сильно этого желать, но ничего не могу с собой поделать. Никто не отнимет это у меня.

— Вы, ребятки, хотите передохнуть, когда доберемся до отеля? — Пит спрашивает таким голосом, что я с трудом его узнаю.

Она проводит пальцами по моим волосам и, когда она не отвечает, я согласно киваю, не поднимая головы, чтобы она не убирала руки. Я жажду прикосновений ее рук. Даже не столько прикосновений, сколько нежности. То, как ее пальцы воздают должное моим мышцам, надавливая достаточно для поддержки и расслабления. Все это я чувствую внутри себя. Я не верю словам, но я верю в это.

Она гладит меня повсюду обеими руками, так нежно, я слышу, как она болтает с Дианой о рецепте для меня, пока мы едем в отель, а ее сердце бьется ровно и сильно под моим ухом. Она такая маленькая и хрупкая, и этот ее запах — я никогда ее не отпущу.

Я скорее. Убью себя. Чем отпущу ее.

Когда мы добираемся до номера, меня опять накрывает беспокойство. Она достает свою косметику из чемодана, я наблюдаю, как двигаются ее руки в сумке и как она достает свою зубную щетку, как чистит зубы. А все, что делаю я, это хочу, хочу, хочу. Каждой клеткой своего существа.

Я хочу сломать эту чертову зубную щетку и все, что отвлекает ее от меня.

Она моет и вытирает полотенцем руки, когда я подхожу. Она вопросительно смотрит на меня, а я не могу объяснить, что мне нужно. Я в замешательстве, раздражен и она нужна мне, как вздох, и, если бы у меня был выбор, я предпочел бы ее кислороду.

Я поднимаю ее на руки и несу в постель, она прижимается к моей шее и вдыхает мой запах, когда я опускаю ее вниз.

Я снимаю ее маленькие туфли и отбрасываю их в сторону, затем скидываю свои, мой голос хриплый и грубый.

— Хочу твои руки на своей голове.

Она, растягивается на кровати.

— Это успокаивает твои мятущиеся мысли?

Я беру ее ладонь и прижимаю к своей груди.

— Это успокаивает меня здесь.

Одно лишь ощущение ее пальцев, и мне легче дышится, я перестаю думать. Я вглядываюсь в ее глаза и ложусь рядом с ней, роняя голову на ее грудь, обнюхиваю ее шею. Я так чертовски сильно в нее влюблен, не думаю, что кто-либо сможет причинить мне такую боль, как эта девушка. Ни Скорпион, ни мои родители. Потому что мне плевать на них. Все, что меня заботит — это она.

Я чувствую ее нежный поцелуй на макушке, пока она пробегает пальчиками по моей голове.

Именно так я хочу однажды умереть.

Возле нее, а наши тела касаются друг друга. Мне не нужно ничего говорить, а ей не нужно слышать, потому что она меня понимает. Она понимает, что порой слова — полнейшее дерьмо, а люди не имеют в виду то, что говорят, и только поступки имеют значение. Все, что для меня имеет значение — что она понимает меня. Мы инь и янь, или как там называется эта херня; она моя женщина и она мне нужна. Я знал это с того самого мгновения, как увидел ее, и она тоже знала это, потому и сбежала. Она хотела, чтобы я за ней погнался, и я так и сделал. Я буду бегать за ней каждый раз, когда она захочет убедиться, что я все еще хочу ее, что только она мне и нужна.

Она тихонько ласкает меня. Я лежу, совсем не двигаясь, впитывая ее ласку, беря то, что она мне дает, потому что из-за нее я понимаю, что нуждаюсь в этом настолько, что готов убить за это, за нее.

В голове тихо, мое сердце спокойно, а моя жизнь пришла в равновесие, и маятник, которым я являюсь, со всеми взлетами и падениями, окончательно остановился и, кажется, я наконец-то обрел свой центр.

♥ ♥ ♥

КАЖЕТСЯ, я уснул. Мне снятся лифты, розовые штаны, качели и Париж. Мне снится, как она смеется в лимузине «Хаммер», обхватывает мой подбородок, касается моих волос и смотрит на меня, словно я единственный мужчина на земле, словно она любит меня.

Я просыпаюсь, она обнимает меня, и я не знаю, который сейчас час, но вижу, что она все еще в тех штанах. Она говорит мне снять их, и я снимаю, а потом, к своему удивлению, снова засыпаю.

Меня будит желудок. Он пустой и урчит. Меня окружает тепло и волосы Брук. Я ощущаю это. Я бы остался лежать так весь день, если бы не мой ворчливый желудок и требовательные мышцы.

— Проголодался, — говорю я ей, натягиваю штаны и удаляюсь на кухню. Я хватаю сельдерей и арахисовое масло, и начинаю с жадностью уплетать, чтобы унять голод, хотя бы немного, затем тут же соображаю, что еще я мог бы сожрать.

Она появляется на кухне и открывает духовку, чтобы посмотреть, что внутри. При виде ее, я зачерпываю арахисовое масло на черешок сельдерея и жую, едва ли не проглатывая язык.

Мои глаза расширяются, я отбрасываю сельдерей и скрещиваю руки, испытывая какие-то приятные ощущения в груди.

— Погляди-ка на себя, — рычу я.

Одетая в мой халат с надписью «РАЗРЫВНОЙ», она ставит тарелки, а я доволен, что ее запах пропитает мой халат, а позже и меня, когда я надену его.

— Я верну его, когда мы вернемся в постель, — говорит она.

Я качаю головой, хлопая по колену.

— Что мое, то твое.

Она расставляет еду, а я беру ее за бедра и усаживаю на свое колено, пока осматриваю тарелки в предвкушении.

— Я чертовски голоден, — хватаю картошку и вгрызаюсь в нее.

— Тебе бы понравилось, как моя мама готовит картошку. Она добавляет кайенский перец и слегка ее взбалтывает, — Брук рассказывает, пока накалывает картошку вилкой и жует.

— Ты скучаешь по дому?

Брук смотрит на меня некоторое время, пока я откусываю еще кусок картошки. Выражение ее лица меняется, она откладывает вилку, поворачивается ко мне и убирает кусочек еды с моего лица кончиком пальца.

— Когда я не с тобой, я и правда, скучаю по дому. Но когда ты рядом, я ни за чем не скучаю.

Я с облегчением улыбаюсь. Она гладит ямочку на моей щеке своими губами, а я рычу и трусь носом о ее маленький носик.

— Я буду держать тебя рядом, чтобы ты не скучала, — обещаю я ей. =

— Да, будь так добр. Вообще-то, кажется, вот здесь есть свободное место, — она ерзает у меня на коленях, так что я прикусываю ее маленькую мочку уха и легонько ее стискиваю, приговаривая: «Так и есть!»

Мы смеемся, я забираю ее вилку и хватаю картошку, чтобы покормить ее. Она выхватывает вилку обратно, чтобы покормить меня. Я ем, но кормить ее мне нравится больше. Все мои инстинкты сфокусированы на том, как она открывает ротик для меня, и том, как она смотрит на меня, пока я кормлю ее.

То, как ее глаза блестят, когда она смотрит на меня, заставляет меня чувствовать себя богом.

Я скольжу рукой под ее руку и поглаживаю, пока накалываю кусок для себя, а затем отламываю кусочек и для нее.

Она наблюдает за тем, как я отламываю кусочек, а я смотрю, как она кусает и наслаждается им, отчего вся моя кровь пульсирует с таким жаром, я горю вплоть до самой души.

— Кому ты принадлежишь? — спрашиваю я у нее, проводя пальцами вверх и вниз вдоль по ее спине. Внезапно, еда — это не то, что я хочу. Я кладу вилку и скольжу рукой в распахнутые полы моего халата, поднимая его к ее талии. Я целую ее в ушко, шепча:

— Мне.

— Целиком и полностью, только тебе.

Мое сердце бьется невпопад от ее признания, пока она сдвигается, чтобы обхватить меня ногами с обоих сторон, прижимается носом к моей шее и проводит руками по моей талии.

— Я так волнуюсь из-за важного боя. А ты?

Я ухмыляюсь и смотрю на нее сверху вниз.

— С чего бы мне? — я наклоняю ее голову назад, а она смотрит на меня с волнением, хмурясь. — Брук, я разорву его.

Я хочу, чтобы она знала, что во мне нет ни капли сомнения в том, что я порву в клочья этого ублюдка. Я не ненавижу его, мне плевать на него, но я не позволю ему отнять то, что принадлежит мне. Я готовился. Черт, годами. К этому. Всю свою жизнь. Я боролся, чтобы жить, и жил, чтобы бороться.

— Реми, я люблю то, как ты дерешься, — шепчет Брук, всматриваясь в мое лицо, — но ты даже не представляешь, насколько это выматывающе-волнительно для меня.

— Почему, Брук?

— Потому что. Ты... важен для меня. Я бы хотела, чтобы ты был в безопасности, но зачастую, ночью ты... там. Даже зная, что ты победишь, это все равно сказывается на мне.

У меня в груди стягивается узел при мысли, что она может уйти от меня, устать от меня.

— Но ты счастлива, Брук? Со мной?

Я жду ее ответ. Не знаю, понимает ли она, что я не часто задаю вопрос, я определенно не привык спрашивать. Я спрашиваю, любит ли она меня. Хочет ли она быть со мной. Останется ли она со мной. Делаю ли я ее такой же счастливой, как она меня.

Она смотрит на меня, и я вижу волнение и доброту в ее взгляде, и узел в моей груди начинает ослабевать еще до того, как она начинает говорить, потому что я знаю ответ.

— Безумно, — она обнимает меня за шею и прижимается поближе, как я люблю, шепча:

— Ты делаешь меня счастливой. Ты делаешь меня безумно счастливой и просто безумной, и точка. Я и секунды не хочу оставаться без тебя. Я не хочу, чтобы все эти женщины смотрели на тебя и кричали то, что они кричат.

Я понимаю ее собственнический инстинкт. Я чувствую его так явно, что мгновенно хочу обладать ею, я хочу физически показать ей всю свою преданность, так что мой голос становится грубым.

— Я твой. Именно тебя я привожу домой.

Я наклоняюсь к ее шее и вдыхаю в легкие ее мягкий аромат, пока не становлюсь расслабленным и удовлетворенным, тогда я покусываю ее ушко и говорю:

— Ты моя пара и я заявляю на тебя свои права.

Я могу сказать по ее нежной улыбке, что Брук это нравится. Что ей нравится, что я пометил ее. Я опять начинаю ее кормить, и все мои инстинкты обостряются и включаются на полную от убежденности, что я могу быть с ней и кормить ее, защищать и любить ее.

Нам так хорошо друг с другом, она начинает рассказывать мне о Мелани и Райли, как эти двое стали друзьями, а я говорю:

— Продолжай.

— Моя сестра, Нора, влюблялась во всех подряд. Она смеялась надо мной, говорила, что мне вообще не нравятся мужчины.

Я царапаю рукой ее спинку, улыбаясь.

— Ты ответила ей, что ждешь меня?

Она смеется, тыча пальцем в одну из моих ямочек на щеке.

— Я с радостью скажу ей об этом сейчас, — она улыбается, теперь уже поглаживая обе мои ямочки. Мы продолжаем есть, и я испытываю бесконечную радость от того, что она никому не отдала свое сердце. Оно мое. Она моя.

— Ты помнишь хоть что-нибудь хорошее о своих родителях? — спрашивает она, когда мы возвращаемся в спальню.

— Моя мама крестила меня каждую ночь. — я запираю дверь, с трудом вспоминая мать. — Она крестила меня, над головой, ртом и сердцем. — Я не упоминаю, что она так же все время бормотала и молилась весь день, что не имело ко мне никакого отношения ко всему остальному, что она мне сделала.

— Она была религиозна?

Легче заблокировать воспоминания, так что я достаю свой iPod и наушники, и пожимаю плечами, выкладывая свои шмотки на прикроватный столик. Хрен я усну этой ночью. В голове уже гудит от мыслей о том, что нужно сделать, о грушах, которые надо бить.

— Ты скучаешь по своей семье? — спрашивает она ласково.

Я ложусь к ней в постель и отвечаю правду.

— Нельзя скучать по тому, чего у тебя никогда не было.

Я вырос со своей музыкой, и она всегда будет со мной. Ее бы мне жутко не хватало, я бы без нее не прожил. Меня раздражает мой же халат, так что я снимаю его с нее, стаскивая атлас с ее плеч. Она знает, что нужна мне обнаженной и вытаскивает руки из рукавов, прижимаясь маленьким, гладким телом к моей голой груди.

Она такая приятная на ощупь, и я чувствую, как ее грудь вздымается от дыхания, мой нос у ее шеи, ее аромат успокаивает мои мысли. Я, может, и буду в порядке некоторое время, но знаю, что долго это не продлится и мне понадобится что-то сделать.

Думаю, она замечает, что мои ноги беспокойно дергаются. Гребаные ноги, гребаные ноги, черт, черт!

— Если я тебе кое-что расскажу, — шепчет она с озорством в глазах, проводя ногой между моих бедер, наши тела сплетены и так тесно прижались, — ты вспомнишь об этом завтра?

Я накрываю нас одеялом.

— Надеюсь, что да.

Гребаный я, порой я ненавижу себя.

Я пытаюсь успокоить гул внутри, когда она касается моей головы и мои ноги замирают. Из меня вырывается рычание, и я закрываю глаза, полностью отдаваясь ее прикосновению, пока она через меня тянется к столику. Я вижу, как она берет мой iPod и наушники.

— Надень их, — говорит она. Она выглядит такой взволнованной, и я ухмыляюсь.

Я чертовски люблю свою музыку, и песня становится важна вдвойне, когда она включает ее для меня. Я сажусь, прислоняясь к изголовью, подтягивая ее к себе, надеваю наушники и перетаскиваю ее к себе на колени, где она устраивается, пока выбирает песню.

Музыка начинает играть и я не думаю, что раньше ее слышал, но у меня там тонны этого дерьма.

И тут я слышу пение девушки, ее голос полон радости и надежды. То, как Брук смотрит на меня, улыбаясь, смотрит этими своими блестящими золотыми глазами, заставляет мои все внутри у меня сжиматься, и я слышу слова, что она говорит мне, мое тело замирает, когда я слышу припев: «Ты такой красивый, но я люблю тебя не поэтому...»

Я всматриваюсь в ее лицо, потому что часть меня не верит, что это правда. Я смотрю Брук в глаза, на ее нос, ее щечки. Она убивает меня, мне нужно знать, что она не играет со мной, но ведь нет. Она выглядит так, словно сама нежно поет мне.

Мое тело напрягается и твердеет от восторга. Я будто занимаюсь любовью мысленно, в своей голове.

— Включи ее еще раз, — говорю я охрипшим голосом. Она прикусывает нижнюю губу и кликает кнопку повтора, и я просто не могу выдержать песню еще раз, или моя грудь взорвется на миллион кусочков, я рассыплюсь.

Я перекатываю Брук и кладу на спину, надевая на ее маленькую головку свои наушники, заправляя пряди ее волос ей за уши, чтобы они не зацепились. Ее глаза расширяются, когда начинаются слова песни, и я вижу, как ее зрачки увеличиваются, а губы раскрываются от удивления. Затем она так сильно зажмуривается, что я вижу морщинки в уголках ее глаз, и наблюдаю, как она слушает.

Я целую ее, медленно раскрывая ее губы своими, чтобы не текст песни говорил ей, что я люблю ее, не голос, не слова, а я.

НАСТОЯЩЕЕ

СИЭТЛ

«Будешь ли ты все так же любить меня, если я выйду за тебя замуж в платье, которое Рейсер только что пометил своей милой детской отрыжкой?»

Я вчитываюсь в сообщение от Брук, и быстро отвечаю: «Да.»

Я жду ее ответа, но ничего не получив, пишу: «Я чертовски тебя люблю. Не заставляй меня сегодня стоять здесь, словно я какой-то идиот.»

«Ни за что! Даже если мне придется идти к тебе голой.»

«Твою ж мать, не смей.»

«Я точно убью кого-то.»

«Ладно. К тому же, ты ведь знаешь, наш сын отрыгивает розами, так что... все в порядке!»

«Точно.»

Я усмехаюсь, убирая телефон, и смотрю, как церковь наполняется людьми.

Включая нового парня Мелани.

— Это он, — говорит Пит Райли. — Мелани как-то показывала мне его фотографию на телефоне.

На мгновение, Райли теряет дар речи.

— Да ты меня подкалываешь.

— Что? Больше тебе нечего сказать? — подначивает его Пит. — А он почти такой же красавчик, как Ремингтон.

— Спорю, у него здоровенный член.

— И... у него утонченные манеры. Он придерживает ей дверь, — продолжает насмехаться Пит.

— Что ж, это я и сам бы сделал, но мы тут вроде как маленько заняты с Ремом, — ворчит Райли.

— Вы меня извините на секундочку. Полагаю, вон там стоит моя пара, — говорит Пит, указывая на сестру Брук.

ПРОШЛОЕ

НЬЮ-ЙОРК

Мы в столовой отеля, вся команда сидит за двумя отдельными столами, один для девушек, второй для мужчин, когда я получаю письмо с незнакомого адреса с заголовком «Подумалось, что ты захочешь это видеть».

Я открываю приложенное к письму фото и вижу Скорпиона с женщиной в знакомой одежде, со знакомыми волосами...

Брук.

Мою.

Брук.

На цыпочках. Со сжатыми губами. Целующую Скорпиона. Кровь схлынывает, а затем опять устремляется, разнося по моему телу ярость отчаяния. Я не знаю, что случилось. Почему я смотрю на это фото. Но я вскакиваю на ноги, переворачивая стол. В результате Тренер оказывается на полу, пока я бросаю свой телефон, разбивая его об стену. Затем я смотрю на нее.

— Нет, Пит, нет! — восклицает она шокировано со своего места.

Кровь вскипает в венах, когда она обращается к своему драгоценному Питу, мое тело неожиданно начинает дрожать, переполняемое болью и ощущением, что меня предали. Боже, мне хочется встряхнуть ее. Мне хочется намного больше, чем встряхнуть ее. Я останавливаюсь перед ней, дышу и стараюсь успокоиться, сжимая кулаки от желания врезать ими по чему-нибудь. Глаза Брук блестят от беспокойства, правда в них заставляет все внутри у меня сжаться.

— Ты хочешь поговорить со мной, Ремингтон? — спрашивает она с обманчивым спокойствием.

Боже мой, как же я зол на эту женщину. Меня так сильно трясет, что руки дрожат по бокам тела. В горле саднит, я едва могу разговаривать. Я даже едва могу дышать. Я никогда никому не доверялся, и все же влюбился в нее, как какой-то умалишенный. Я ни с кем не разделял свою музыку. Я никогда, ни за что не верил, что кто-то может полюбить меня, пока не взглянул в ее глаза, подумав, что был для нее богом...

Но никакой я не бог.

Я просто больной на голову дурак.

Боль невыносима. Я хочу что-то разгромить, но я не хочу навредить ей. Мой голос звучит зловеще из-за гнева, чудо уже, что я вообще могу говорить, пока борюсь с собой, заставляя себя стоять на месте, держать руки внизу, контролировать себя.

— Я хочу намного больше, чем поговорить с тобой, — отвечаю я сурово.

Мои ноздри раздуваются, я не хочу, чтобы она смотрела на меня со страхом, но все, что вижу — ее губы.

Ее прекрасные губы.

Её, целующую этого гребаного ублюдка!

— Хорошо, давай поговорим. Диана, ты не оставишь нас? — она поражена, что я произнес это с таким спокойствием, словно пригласил ее на чертов пикник! Она отодвигает стул и устраивает настоящий цирк, складывая свою чертову салфетку.

Внутри меня нарастает гнев, а в голове я вижу только её сжатые губы, которыми она целует мужчину, виновного в том, что я теперь не могу быть боксером. Я хочу схватить ее. Хочу прижать ее к себе и встряхнуть. Я расслабляю руки по бокам, чтобы не сделать этого или чего похуже, и не могу дышать ровно, не могу мыслить ясно. Я хочу убить Скорпиона и содрать с него чертову шкуру!

Я хочу швырнуть что-нибудь. Я хочу орать. Я хочу снять с нее одежду и оттрахать ее, чтобы показать, что ОНА. ПРИНАДЛЕЖИТ. МНЕ! Только я имею право касаться ее, держать ее, защищать ее.

— Я поехала, чтобы увидеться с сестрой, — выдыхает она.

Мой живот сводит от ярости, что она не доверила мне вернуть ее сестру, как я и обещал.

Я тянусь к ней, рука дрожит, когда я касаюсь ее рта, затем я наклоняюсь и рассержено кусаю ее губы. Она ахает, почувствовав мои зубы, что доставляет мне удовольствие, порочное удовольствие, что я напомнил ей, кому принадлежит этот рот.

— Ты пошла на переговоры с тварью вроде него? Не сказав мне ни слова? — я грубо провожу большим пальцем по ее губам. Я хочу затащить ее в свою комнату и вымыть этот рот с мылом. Я хочу вылизать его начисто, а затем заставить ее сказать мне, что та фотография никогда не существовала!

— Я ходила, чтобы увидеть сестру, Реми. Мне более, чем плевать на ту тварь, — мягко говорит она мне.

Я касаюсь ее волос, стараясь замедлиться, пока внутри меня все кипит, сжимается и скручивается, а я продолжаю тереть ее губы. Губы, которые я люблю, губы, которые для меня важны, которые целуют меня, единственные губы, которые, как я думал, любили меня.

— И все же ты поцеловала гребаного ублюдка теми же губами, которыми целуешь меня? — рычу я.

— Прошу, просто досчитай до десяти, — она касается моего рукава, и я становлюсь только злее. Она думает, я могу досчитать до миллиона и забыть об этом?

— Раз-два-три-четыре-пять-шесть-семь-восемь-девять-десять, — яростно отсчитываю я, затем хватаю ее за воротник и притягиваю к себе, нависая над ней, хмурясь. — Ты поцеловала этого мудака теми же губами, за которые я готов убить?

— Мои губы едва коснулись татуировки, — шепчет она умоляюще. — Я сделала то же, что делаешь ты, когда позволяешь себя ударить, чтобы дать сопернику почувствовать ложную уверенность, лишь бы увидеть свою сестру.

Я хлопаю себя по груди.

— Ты, к черту, моя девушка! Ты не должна никому давать ложную уверенность!

— Сэр, прошу вас прямо сейчас покинуть помещение.

Я оборачиваюсь, смотря на подошедшего идиота. Пит и Райли останавливают его и начинают объяснять, что я заплачу за весь бардак, который натворил, но, блин, мужик даже не догадывается, что я еще и не начинал. Он может остаться и понаблюдать, как я разгромлю все в этом вонючем месте, а затем я с радостью приглашу его посмотреть, как я раскалываю череп Скорпиона надвое.

Бросив на него предупреждающий взгляд, я поворачиваюсь обратно к Брук, скользя пальцем по ее красивому подбородку, смотря, как ее грудь поднимается и опускается от тяжелого дыхания.

— Я собираюсь пойти и разбить морду этому ублюдку, — шепчу я ей, после чего наклоняюсь и засовываю язык в ее предательский вкусный маленький ротик, — а затем я собираюсь добиться от тебя покорности.

— Реми, успокойся, — просит меня Райли.

— Все хорошо, Райли, я так легко не подчинюсь, но он смело может попробовать, — огрызается Брук, насупившись.

Хмурясь в ответ, я зажимаю ее волосы в кулак, обрушивая свой рот на ее, давая ей жесткий, агрессивный поцелуй, направленный, чтобы наказать ее.

— Когда ты окажешься в моей койке, я собираюсь отдраить тебя своим чертовым языком, пока ничто не будет напоминать о нем. Только обо мне. Только обо мне.

Кажется, ей нравится мое наказание в виде поцелуя (будь она проклята), теперь я чертовски твердый и хочу взять ее прямо здесь, прямо сейчас.

Ее зрачки увеличены, а тело, кажется, прижимается к моему, когда она говорит еле слышно:

— Хорошо, возьми меня туда.

Я хочу. Черт, я почти так и делаю. К черту все, кроме нас с ней.

Отпрянув, я смотрю на нее, сощурившись.

— У меня нет времени, чтобы заниматься тобой, — бросаю я, прежде чем направиться к выходу.

— Реми, вернись. Не впутывайся в неприятности! — кричит она.

Я останавливаюсь, хватаю воздух пылающими легкими, но не в состоянии успокоиться, гнев и собственничество, чертова ревность во мне столь велика, что заполняет меня целиком.

Обернувшись, я указываю на нее пальцем, чтобы она прониклась чертовой ситуацией, поняв, что, блин, происходит.

— Защищать тебя — моя привилегия. Я буду защищать тебя и все, что тебе ценно, как если бы это принадлежало мне.

Затаив дыхание, она смотрит на меня, и не думаю, что она понимает. Она любит свою сестру, но ей нужно знать, что я ее мужчина и она неприкосновенна для всех, кроме меня. Для всех. Кроме меня.

— Этот больной ублюдок только что попросил меня покончить с его жалкой жизнью, и я с радостью ему посодействую, — гневно объясняю я ей, многозначительно пробегая глазами по ее телу, каждый сантиметр которого принадлежит мне так же, как мое — принадлежит ей. — Он отобрал у меня кое-что дорогое и помочился на это! — рванув к ней, я указываю пальцем между ее грудей. — Пойми же меня. Ты. Моя!

— Ремингтон, она — моя сестра, — умоляет Брук.

— И Скорпион никогда ее не отпустит. Он держит своих женщин накаченными и зависимыми, их головы так затуманены, что они не могут думать. Он никогда ее не отдаст, разве что он захочет что-либо еще сильнее, чем ее. Может быть, тебя? Он хочет тебя, Брук? Он мог накачать тебя. Раздеть тебя. Трахнуть тебя, твою ж мать, он ведь мог трахнуть тебя!

— Нет!

— Он касался тебя?

— Нет! Они делают это, чтобы спровоцировать тебя, не позволяй им! Прибереги это для завтрашнего боя. Прошу. Я хочу быть с тобой этой ночью.

— Я был с ней там все время, друг, ничего не произошло, — внезапно вступается Райли, успокаивающе гладя меня по руке.

Когда до меня доходит, что он только что мне сказал, я разворачиваюсь и хватаю его рубашку в кулак, ярость срывает мне крышу.

— Ах ты ж дерьмо, ты позволил моей девушке прикоснуться к лицу этой твари? — я поднимаю его над полом.

— Реми, нет! — Брук подбегает ко мне, безуспешно дергая меня за руку.

Я трясу Райли.

— Ты позволил ей поцеловать мерзкую татуировку этой твари?

Пит тащит меня за плечо.

— Ладно, друг, давай уложим Разрушителя в постельку, а?

Я чувствую укол в шею, адреналин во мне бушует от желания отомстить. Чертово дерьмо, я, блин, не могу сейчас отключиться. Я роняю Райли и выдергиваю шприц и отбрасываю его в сторону. Я цепляюсь за Брук и смотрю на нее. Я хочу сказать ей, чтобы она никогда больше во мне не сомневалась, никогда не действовала за моей спиной, и никогда, ни за что на свете не верила, что я не смогу защитить ее и то, что принадлежит ей.

Но я лишь открываю рот, а она выглядит такой напуганной и такой красивой, взволнованной и обеспокоенной, и вместо слов из меня вырывается низкий рычащий звук, я обрушиваюсь на ее рот, наказывая себя ее вкусом, ее сладким влажным вкусом, таким чистым и приятным, ненавидя то, что она касалась этим прекрасным ртом этого ублюдка из-за любви к своей сестре. Я разрываю поцелуй и отпускаю ее прежде, чем вырубиться.

Сердце бешено колотится в груди, борясь с успокоительным. Я могу думать лишь о том, как познакомлю свои костяшки пальцев с лицом Скорпиона. Я заставлю его проглотить мой кулак, а затем заставлю собирать выбитые зубы.

Я знаю, где он остановился. Мы все знаем, где кто останавливается, лишь бы избежать встречи. Обычно несколько отелей расположены вблизи от места, где будет проходить бой, и Пит всегда выясняет, где остановился Скорпион, чтобы единственным местом, где мы пересеклись, был ринг.

Он в четырех кварталах, в дешевом пятиэтажном здании, с забитым фанатками вестибюлем. Когда они видят меня, я слышу аханье, и все, что мне нужно, это прорычать «Скорпион», а две из них уже взволновано стонут, прижимаясь ко мне с двух сторон, когда мы входим в лифт. Когда мы поднимаемся на этаж Скорпиона, я позволяю им отвести себя к его двери, после чего отрываю от себя их руки, удерживая запястья, чтобы они не двигались.

— Сделайте так, чтобы они открыли, — рычу я.

Одна из них поглаживает мою грудь, пока другая стучит в дверь.

— Вилли! Эй, Вилли, это Триш, — кричит она.

Дверь открывается, и я мгновенно выбрасываю руку вперед, мой кулак обрушивается на лицо Вилли. Он плашмя падает на пол. Два других засранца сидят на диване в цветочек, смотря телевизор, при виде меня они вскакивают на ноги.

Я сразу иду к ближайшему из них, и хватаю его за футболку.

— Привет, ублюдок, — говорю я ему, отвешивая удар. Треск костей. Брызжет кровь, когда я отпускаю его на пол и хватаю следующего, разбивая костяшками пальцев и его нос. Позволив ему упасть на колени, я вижу его — Скорпиона — в дверях спальни, его глаза слегка расширены и желтого цвета, как собачья моча.

Сомкнув челюсть, я сердито направляюсь к нему, когда он вскидывает ладони вверх, предупреждая.

— Эй, эй, Разрывной, ты не хочешь делать это здесь.

— Да, хочу, — я хватаю его футболку и отвешиваю три удара подряд ему в лицо.

Он пытается ударить меня в ответ, но я бью слишком быстро. Я швыряю его на пол, замечая девушку в комнате, она плачет, смотрит на нас со стула рядом с кроватью. Она ни капли не похожа на Брук. Ее взгляд пуст, волосы в ужасном состоянии, и тут, пока Скорпион пытается встать, я замечаю карандаш на ночном столике. Я хватаю его и, прежде, чем он успевает встать, втыкаю его в ту черную татуировку, в которую он заставил Брук его поцеловать, разрывая ее сверху вниз. Хлещет кровь, он издает низкий чудовищный крик, пытаясь вытащить карандаш.

Пока он морщится и вытаскивает карандаш, окровавленный и сломанный, я поднимаю его за футболку и заставляю посмотреть на меня.

— ДЕРЖИСЬ. ПОДАЛЬШЕ. ОТ МОЕЙ ДЕВУШКИ, — выплевываю я ему в лицо. — Ты УБЛЮДОК. Держись подальше от моей собственности. В следующий раз, Я УБЬЮ ТЕБЯ.

Я разворачиваюсь, девушка кричит «Нет!» и, когда я оборачиваюсь, он бьет меня кулаком в лицо.

Я пячусь назад, хмурюсь, рычу и прыгаю на него. Пока мы обмениваемся сильными и быстрыми ударами, единственные звуки в комнате — это плач той девушки и хлопки наших ударов.

Проблема Скорпиона в том, что он — не я. Он не так быстр, не так силен, он никогда не победит, разве что спровоцировав меня и заставив облажаться, как во времена моей боксерской карьеры.

Или как сейчас.

Но мне плевать. Прямо сейчас я ничего не хочу сильнее, чем переломать все его кости. Рыча, я провожу убийственный правый хук, который обрушивает его на колени, он вскидывает руки, чтобы остановить меня.

— Стой! Я сказал, остановись, Разрывной!

Мой замах уже на полпути, я останавливаюсь, сердито смотря, как он указывает на девушку.

— Хочешь ее?

Кровь капает из моей брови, я вытираю ее и смотрю на девушку, когда Скорпион выдает свой козырь:

— Я отдам ее тебе. Я позволю тебе забрать ее, если ты дашь мне выиграть завтра.

— Я убью тебя прямо сейчас, — рычу я, поднимая его на ноги, яростно сжав в кулак его футболку. — И заберу ее с собой.

Он машет головой, высвобождаясь.

— Убей меня и трое моих парней порвут ее в клочья прежде, чем ты до нее доберешься.

Тихое рыдание продолжает доноситься из угла комнаты, она шепчет:

— Прошу, остановись, хватит.

Я смотрю, как его помощники приближаются к ней. Я бы мог разобраться с ними, но, блин, я не хочу делать этого у нее глазах. Сжав зубы, я отталкиваю Скорпиона и подхожу к ней. Я не гребаный убийца, даже когда желание убивать течет по моим венам, заставляя меня дрожать.

— Ты сестра Брук?

Она кивает.

Я беру её за руку, поднимая на ноги.

— Ты идешь со мной.

— Не так быстро, Разрывной, — окликает меня Скорпион. — Если она тебе нужна, то завтра один из твоих парней и один из моих останутся с ней в раздевалке, пока ты не сольешь мне победу.

Мой смех наполнен сарказмом.

— Мудак, когда же ты поймешь? Я могу дать тебе выиграть завтра, но это не значит, что я не отвоюю победу. И когда я это сделаю, все увидят, как я сломаю тебя. — Я достаю телефон и звоню Питу.

— Куда, черт побери, ты пропал? — говорит он сразу, как отвечает на звонок.

— Тащи сюда свою задницу. Нужно, чтобы ты сделал кое-что для меня, — я рассказываю ему, где нахожусь и вешаю трубку.

Приехав спустя пять минут, Пит видит, что моя бровь кровоточит, что кулаки и костяшки пальцев разбиты. Он переводит взгляд на Скорпиона, шокировано раскрыв рот.

— Рем, что ты натворил? — потрясенно спрашивает он.

— Никто об этом не узнает, — я стараюсь привлечь его внимание и, когда он все еще стоит, замерев с раскрытым ртом, я щелкаю пальцами перед его глазами. — Эй, эй, мужик, сосредоточься! Ты позаботишься о безопасности сестры Брук, пока я не скажу, и они ее не отпустят ко мне. Ты слышишь меня?

Он моргает.

— Чувак, тебе надо наложить швы.

— Я позабочусь об этом, — хмурюсь я. — Просто уведи ее подальше от этого мудилы.

Я оборачиваюсь, чтобы посмотреть на Скорпиона. Боже, я все еще хочу убить его.

Он сбит с ног, весь в синяках, в кровоподтеках, но его глаза победно блестят.

— Не могу дождаться, чтобы размазать тебя на том ринге, — говорит он, когда я ухожу.

Это не имеет значения.

♥ ♥ ♥

— И СЕЙЧАААААС, дамы и господа, момент, которого все мы так долго ждали. Наш чемпион, защищающий свой титул, единственный и неповторимый, Ремингтон «РАЗРЫВНОЙ» Тейт!

От зрителей меня отделяют ограждения, но даже будучи в стороне, мое тело готово взорваться, на взводе перед боем. Я бегу трусцой на ринг, и единственное, что стоит у меня перед глазами, это Брук, обернутая в этот мой фирменный халат. Ткань касается моей кожи. Я чувствую спокойствие. Это напоминание, что она — причина, по которой сегодня я сдам бой.

Я чувствую на себе ее взгляд, пока запрыгиваю на ринг, позволяя Райли снять с меня халат.

В этот момент я всегда смотрю на нее.

Живот горит от ощущения решительности. Если я взгляну на нее, то обнаружу на ее лице то обеспокоенное выражение. Она ослабит меня. Из-за нее мне захочется биться. Черт.

Толпа скандирует мое имя, и мне ненавистно, что ей придется наблюдать за тем, что последует. Но она хочет вернуть сестру. Я не позволю ей быть со Скорпионом.

Ринг-анонсер объявляет: «И сейчааас, дамы и господа, кошмар, которого вы все боялись, оживает здесь. Остерегайтесь, это Бенни «Чеееееерный Скорпион»!»

И он появляется, чертов ублюдок. Медленно идет, испытывая мое чертово терпение, подняв вверх средние пальцы обоих рук, показывая их мне и зрителям.

Сегодня вечером он чувствует себя уверено, потому что знает, что я не буду отбиваться.

Я жду, пока он поднимется, прокручивая в голове картину, как я вставляю карандаш в его гребаную татуировку. Я думаю о том, как Брук целовала его, и моя кровь вновь закипает.

Он запрыгивает на ринг, с него снимают его черный плащ, и я рад видеть, что этот мудак выглядит чертовски плохо. Его заштопали в том месте, где я содрал татуировку с его гребаной кожи. Взгляд его желтых глаз останавливается на мне, и я вижу радость, которую он испытывает от того, что сможет выбить из меня дерьмо на глазах у публики.

Динь-динь.

Всего на секунду, инстинктивно, я чувствую как тело принимает боевую стойку — защита поднята, ноги расставлены в стороны, двигаясь лицом к лицу с ним, но я успеваю поймать себя до того, как нанести удар, позволяя ему сделать это. Он бьет меня в ребра, затем в челюсть, пробивая двойку. Я трясу головой, приходя в себя, и снова схожусь с ним.

Я на таком взводе, что это даже приятно.

Скорпион пробивает мне прямо в живот, затем проводит апперкот, но я стою прямо. Меня не вырубить таким жалким подобием удара. Если уж я лягу, то потому, что не смогу больше держаться на ногах.

Я пропускаю еще три удара в туловище, грудь и ребра, мое тело, моя мышечная память сейчас борется с моим мозгом. Я иду против всех своих инстинктов. Но я говорю себе, что, пускай у меня не будет звания чемпиона, зато у меня будет она.

Я знаю, как буду выглядеть, как она будет смотреть на меня, когда я приведу ее сестру. Она получит обратно девушку, и будет знать, раз и навсегда, что я готов на все ради нее.

Скорпион бьет меня в челюсть, затем пробивает прямой, от чего я падаю на колени. Зрителям это не нравится. Я встаю, ощущая легкое головокружение.

— Ууууу! Ууууу!

— Убей подонка, Разрывной! УБЕЙ ЕГО!

Мы продолжаем. Удар за ударом, я сосредотачиваюсь на том, чтобы не защищаться и не отбиваться в ответ.

Мы продолжаем раунд за раундом, я лишь принимаю удары. Я чувствую, как весь мой организм останавливается. Мои мышцы пульсируют, кожа в ушибах и кровоподтеках, кости болят. Мой мозг замедляется, мои легкие с трудом наполняют воздухом каждую поврежденную часть меня. Я даже не знаю, где у меня болит, мое тело производит тонну дерьма, притупляющего боль, и я благодарен ему за это.

Я вытираю лоб и продолжаю дышать, мои руки уже покрыты кровью из рассечений в бровях, губах, на виске. Я снова падаю на пол, ненавидя, что этот ублюдок не может ударить так, чтобы я потерял сознание, даже когда я сам этого хочу. Я вскакиваю на ноги и плюю в него, зля урода, чтобы в этот раз он постарался.

— Реми, дерись с ним! — я безошибочно узнаю голос Брук, что заставляет меня замереть. — РЕМИ, ДЕРИСЬ С НИМ! РАДИ МЕНЯ! РАДИ МЕНЯ!

Я слышу это. Боже, она никогда так мне не кричала. Это ломает меня, и на долю секунды я хочу нокаутировать Скорпиона, приложив всю оставшуюся силу. Я самый сильный, самый быстрый, чтобы она знала, что я не сдамся. Я ее пара и хочу, чтобы она гордилась мной. На меня обрушивается прямой удар, и все, что я слышу, это как она умоляет меня бороться. Ради нее. И впервые в жизни я чувствую себя полностью униженным. Неужели она не видит, что я позволяю этому происходить?

Это ради тебя, маленькая петарда — оооох.

Воздух вырывается из меня, тело сжимается, чтобы сдержать боль. Мои мысли расплываются, а голова кружится.

Теперь он принялся за голову, и мой мозг летает в черепе как желе. Я слышу, как его кулак соприкасается с моей челюстью, пока голову не отбрасывает назад с хрустом!

Удерживать равновесие невозможно.

Я падаю на пол.

Я чувствую его под собой. Он мне почти нравится. Единственная устойчивая вещь, пока весь мой мир крутится. Что-то в осознании, что я могу упасть, и в этом треклятом полу успокаивает меня.

Подо мной растекается лужа крови. Мои глаза почти полностью закрыты и заплыли. А мои ребра по ощущениям будто воткнуты в легкие. Я упираюсь рукой в пол ринга, затем другой, когда слышу отсчет. Я пытаюсь отжаться и встать, на мгновение мне кажется, что я не смогу.

Я ненавижу его. Я всей душой его ненавижу. Все, о чем я могу думать, это я, стоящий здесь, перед этими желтыми глазами и этим лицом, которое я размажу, когда в следующий раз встречусь с ним.

Я поднимаюсь и сплевываю кровь, но стоит мне встать, как я получаю левый хук в голову, от которого меня разворачивает.

Я спотыкаюсь и почти падаю опять, качая головой. Комната кружится. И все, о чем я могу думать, это руки Брук, и как приятно будет чувствовать их сегодня вечером. Я собираюсь прижать ее к себе и позволить ей приложить лед, поработать немного своими волшебными пальчиками, а она будет любить меня за то, что я вернул ей сестру. Раньше я думал, что хочу звание чемпиона, но теперь нет.

Теперь все, что я хочу — это женщина, которую я люблю. Чтобы она любила меня. Как никто за всю мою жизнь не любил. И ради нее я буду биться сильнее, чем для кого бы то ни было.

Я слышу, как Райли и Тренер кричат мне снова и снова: «Твоя чертова защита! Какого хрена, что с тобой не так?» Люди по всему залу кричат. Они жаждут крови все сильнее, но сегодня я могу дать им только свою.

— УБЕЙ ЕГО, РАЗРЫВНОЙ! УБЕЙ ЕГО!

От следующего удара кровь разлетается по всему полу, а люди кричат еще громче.

— РЕ-МИНГ-ТОН! РЕ-МИНГ-ТОН!

Мое сердце никогда так сильно не билось. Ни одна часть моего тела не понимает, почему я их не использую. Этой ночью я борюсь сам с собой, с каждым чертовым инстинктом; со своими мышцами, которые хотят работать; своими нервами, которые рефлекторно становятся на защиту. Я больше не могу пошевелить правой рукой. Она безвольно свисает сбоку и даже не болит.

— Реми, Реми, РЕМИ! — люди продолжают кричать.

Скорпион в ярости скалится. Я точно знаю, что за всю жизнь за него никто никогда не болел.

Я плюю ему в лицо.

— В следующую нашу встречу я запихну свой кулак тебе в глотку, — говорю я ему.

С рычанием он замахивается, а я жду удара. Он бьет, и я падаю. Мое зрение сужается и в глазах темнеет.

♥ ♥ ♥

В ТЕМНОТЕ я слышу музыку. Я слышу песни, которые Брук включала для меня, песни, которые я включал ей. Мое тело болит, я пытаюсь пошевелиться, но не могу прорваться сквозь тьму. Я чувствую руки на своей челюсти, я слышу звуки рядом с ухом. Тихий плач. Я чувствую ее поцелуи на своем виске, ее пальцы в своих волосах. Я слышу музыку, и вдруг она затихает... я теряю ее... Нет, я никогда ее не потеряю. Я сделаю все ради нее. Она должна знать, что я сделаю все ради нее.

Свет ослепляет. Мое тело тяжелое и неподвижное. В груди болит. Я открываю глаза шире и осматриваюсь.

Больница. Райли.

А Брук?

Паника накрывает меня. Я пытаюсь говорить, что-то торчит в моем горле, так что я издаю хрип.

Сидящий на стуле Райли вскидывает голову.

— Ты очнулся, слава богу! — он подходит ко мне. — Боже, Ремингтон, я так чертовски рад, что ты выкарабкался, что готов прибить тебя своими руками. Мы все из-за тебя...

Я хватаю его руку и сжимаю так сильно, он замолкает, звуки из моего горла заглушает чертова дыхательная трубка.

— Ты хочешь знать, где Брук? — спрашивает Райли, смотря мне в глаза.

Я киваю и хриплю. Паника сдавливает меня. Брук видела мой разгром на ринге, и я должен убедиться, что с ней все в порядке.

Когда Райли уходит за ней, я отсчитываю секунды по ударам сердца.

Она входит и останавливается, когда наши взгляды встречаются. Никогда раньше я не чувствовал того, что испытываю сейчас. Каждая клетка моего тела вибрирует, но в то же время я неподвижно лежу на этой койке, дрожа от вида Брук. Она здесь, смотрит на меня, ее одежда измята, на голове бардак, лицо бледное, но я считаю, что она никогда так хорошо не выглядела. Мое тело напрягается от жгучего желания. Я хочу сказать ей «Я люблю тебя, маленькая петарда. Я так чертовски сильно люблю тебя...»

Я хочу, чтобы она принесла мой iPod, чтобы я мог включить ей песню. Снова «I Love You». Или какую-то другую. Черт, ничто не сможет передать, как сильно я люблю ее.

Она начинает дрожать, а мои глаза начинает жечь, когда я слышу вырывающиеся из нее рыдания. Они прорываются из глубины, ее голос звучит совсем незнакомо, от чего я чувствую боль в местах, о которых и не подозревал.

— Как ты п-посмел заставить м-меня смотреть на э-это... как ты мог стоять там и заставлять меня смотреть, как о-он уничтожает тебя! Твои кости! Твое лицо! Т-ты... был... моим! Мне... принадлежал... Как ты с-смеешь ломать себя! Как ты смеешь ломать меня!

Мои глаза жжет огнем, я, блин, не могу пошевелиться, все, что я могу, это лежать здесь, пока ее и моя боль разрывает меня.

— В-все, что я хотела, это помочь своей сестре и не в-в-втягивать тебя в неприятности. Я также хотела защитить тебя, позаботится о тебе, быть с тобой. Я хотела осс-статься с тобой до тех пор, пока бы ты не устал от меня, и не перестал нуждаться во мне. Я хотела, чтобы ты любил меня потому, что я... я... О, боже, но ты... я... не могу. Я больше не могу. Тяжело наблюдать за тем, как ты дерешься, но смотреть, как ты убиваешь себя — это... я не буду этого делать, Ремингтон!

Издавая звуки, я пытаюсь пошевелиться, несмотря на руку в гипсе, ненавидя то, каким тяжелым ощущается сейчас мое тело. Мое быстрое, натренированное тело подводит меня, она разбито настолько, насколько я себя чувствую.

Слезы бегут вниз по ее щекам, неожиданно она подходит ко мне и касается моей целой руки, наклоняется к моей груди, целуя костяшки пальцев, ее слезы падают на мои шрамы.

Я так сильно хочу к ней прикоснуться, что заставляю руку в гипсе сдвинуться, чтобы погладить ее по затылку, провести по ее волосам. Она вытирает щеки и смотрит на меня сквозь слезы, я молчаливо даю ей понять, что справлюсь с этим, справлюсь с избиением.

Но внезапно она встает, чтобы уйти.

Я хватаю ее за руку, сжимая так сильно, насколько могу, не ломая ее хрупкие кости. Она высвобождается, обхватывает руками мое лицо и целует меня в лоб. Я чувствую, как ее боль взрывается внутри меня, черт, она убивает меня. Звуки вырываются из моей глотки, когда я хватаю дыхательную трубку, пытаясь вытащить ее, и аппарат сходит с ума, как и Брук.

— Реми, нет, нет! — умоляет она, но я ни хрена не останавливаюсь, я должен ее вытащить. Я никогда не был человеком, для которого важны были слова, но я не потерплю какую-то хрень в своей глотке, когда мне есть, что сказать ей. Брук паникует и зовет медсестру.

— Медсестра! Пожалуйста!

Медсестра вбегает в комнату и что-то через капельницу врывается в мои вены, я мгновенно становлюсь тяжелым, голова отключается. Брук смотрит на меня с выражением на лице, которое я никогда не забуду. Я думаю, что сломал ее. Она сильная, она моя пара, сама по себе она достаточно сильна, чтобы справиться со мной... нет.

Никто не сможет справиться со мной.

Я вижу ее взгляд, думаю, у всех, кто понимает, что я безнадежен, именно такой взгляд. От меня одни беды. Но потом она улыбается мне, и эта улыбка остается запечатленной в моей голове. Я цепляюсь за нее, начиная тонуть, пытаясь придумать, какую песню включу ей, когда очнусь...

♥ ♥ ♥

«Дорогой Ремингтон.

Когда я впервые тебя увидела, думаю, что уже принадлежала тебе. И я думаю, ты знал. Как ты мог не знать? Моя жизнь замерла на месте. Так и было. Ты заставил меня идти вперед. Ты снова привнес краски в мою жизнь. И когда ты пришел за мной и поцеловал, где-то глубоко внутри я просто знала, что моя жизнь изменится навсегда благодаря тебе. Так и случилось.

Самые удивительные, невероятные, прекрасные моменты моей жизни у меня были с тобой. Ты со своей командой стали моей новой семьей, и я никогда, ни на секунду не планировала уходить. Не от них, но больше всего, не от тебя. С каждым днем, что я проводила с тобой, я жаждала тебя все больше.

Все, чего я хотела — это быть ближе. Это больно находится рядом с тобой и не прикасаться к тебе, я хотела проводить каждый день с тобой, каждую ночь в твоих руках. Так много раз я хотела рассказать тебе, что ты заставляешь меня чувствовать, но я хотела, чтобы ты сказал это первым. Больше никакой гордости. Не теперь, я не хочу сожалеть о том, что не сказала тебе: «Я люблю тебя, Реми. Всем сердцем. Ты самый многогранный, нежный боец, которого я когда-либо встречала. Ты сделал меня безумно счастливой. Ты испытываешь меня и восхищаешь, заставляя чувствовать себя ребенком, ожидающим с нетерпением всех тех удивительных вещей, просто потому, что я смотрела в будущее с мыслью разделить это все с тобой. Я никогда не чувствовала себя настолько в безопасности, как когда я нахожусь с тобой, и я хочу, чтобы ты знал, что я безумно влюблена в каждую часть тебя, даже в ту, которая разбила мне сердце.»

Но я не могу больше оставаться, Реми. Я не могу смотреть, как ты вредишь себе, потому что, когда ты это делаешь, ты причиняешь мне такую боль, какую я никогда не думала, что кто-то может мне причинить, и я боюсь сломаться и никогда не поправиться. Пожалуйста, никогда больше не позволяй никому причинять себе такую боль. Ты — боец, которым каждый хочет быть, и поэтому все в мире тебя любят. Даже напортачив, ты снова встаешь и продолжаешь бороться. Спасибо, Реми, за то, что открыл мне свой мир. За то, что разделил себя со мной. За мою работу, и за каждую твою улыбку мне. Я хочу сказать тебе, чтобы ты поскорее выздоравливал, но я знаю, что ты так и сделаешь. Я знаю, что ты будешь голубоглазым, самоуверенным и снова будешь драться, а я буду в твоем прошлом, как все то, что ты преодолел до меня.

Просто знай, что я никогда не смогу слушать песню «Iris» снова, без мысли о тебе.

Всегда твоя,

Брук.»

Сегодня я снова и снова перечитываю это письмо. Я прочел его, не веря в происходящее, в гневе, испытывая отвращение к самому себе, чувствуя одиночество, отчаяние, оно ни разу не оставило меня равнодушным. А теперь я снова читаю его, и до меня доходит, что она — моя девочка — оставила меня. Мое тело взрывается, я рычу, роняя голову, испытывая боль, таблеток от которой не существует. Мои глаза жжет, я снова и снова провожу пальцами по словам «Я люблю тебя, Реми», пока слышу, как в гостиной Пит разговаривает, будто это обычный день.

Еще один день из чертовой жизни Разрывного.

До того, как он встретил... ее.

— Полторы тысячи акций этой фирмы. Продавай... Да

Далее следует тишина, по которой я понимаю, что он закончил разговор, и я вижу, как поворачивается ручка на двери в спальню. Занавески распахнуты, он замирает, когда видит меня.

— У тебя голубые глаза.

Я потираю лицо, пытаясь сложить воедино в голове прошедшую неделю, но все, о чем я могу думать, это отрывки из этого письма. «Я люблю тебя, Реми... Ты сделал меня безумно счастливой...»

Пит заходит в комнату, подходя ко мне.

— Ты был не в себе почти три недели. Ты помнишь?

Тишина, я просто смотрю на него, держа письмо в руке.

— Ремингтон, ты понимаешь, что ты сделал? Ты проиграл чертово звание чемпиона. Ты сдал. Бой! Ты отказался от всего, ради чего работал. Вся твоя ликвидная наличность пропала, до последнего пенни. Годы достижений и работы. Звание чемпиона... все пропало, — его голос обрывается, он смотрит на меня. — Ты помнишь это?

— Я знаю, что я сделал, Пит. Ничто из того, что я потерял, я не мог бы вернуть.

— Ты, ты придурок. Ты мог помереть там! Ремингтон, кто, блин, так делает? Ты добровольно позволил ему избить себя до потери сознания.

Оборачиваясь, я сажусь на край кровати, растираю шею одной рукой, пока смотрю на письмо, импульсивно поднося его к носу, нюхая. Черт, оно пахнет, как она. Даже ее почерк оказывает на меня влияние.

Входит Райли.

— Он в нормальном состоянии, — мгновенно рассказывает ему Пит.

— Черт, это, блин, отлично! Привет, Рем.

Я смотрю на них, на своих братьев. Братьев, которые многое значат для меня.

— Вы разочарованы, — говорю я им.

— Мы не разочарованы, чувак, мы волнуемся о тебе. Ни одна женщина того не стоит, — говорит Пит.

— Она стоит.

Но я так чертовски зол на нее за то, что она меня оставила, что, вставая, сминаю письмо в кулаке.

— Простите меня за бой. Я исправлю все для команды.

— Мы о себе не беспокоимся, — повторяет Пит.

Я напрягаю один бицепс, затем другой, проверяя свое тело, пока спрашиваю:

— Скорпион?»

— Где-то на Багамах или вроде того, хрен его знает. Веселится, тратя деньги, — говорит Пит, все такой же мрачный.

— Выставьте дом в Остине на продажу, — бормочу я. — Этого должно хватить нам на сезон.

Он кивает.

— Мы тоже раздобыли немного наличных средств. Ты делал отличную...

— Что насчет нее? С ней все в порядке?

Они моргают, непонимающе смотря на меня.

— Брук.

— Чувак, почему ты спрашиваешь? — Пит насторожено смотрит на меня, переводит взгляд на Райли и снова на меня. — Ты с ней покончил, Рем. У тебя уже были десятки женщин после нее! Они с ума сходят по Разрывному, как в старые добрые деньки!

— Да, Рем, у тебя были такие горячие штучки, — говорит Райли. — Боже!

В голове вспыхивает картина из больничной палаты, вид золотистых глаз, наполненных слезами. Я смотрю вниз на письмо, расправляя его, зная, что Пит и Райли смотрят на меня, а затем друг на друга.

— Чувак, отдай его мне, я могу от него избавиться, — Пит подходит ко мне, чтобы забрать письмо.

Я мгновенно вцепляюсь в письмо.

— Коснешься его, и ты покойник.

Он опускает руку, вздыхая, а я смотрю на них обоих.

— Где ее сестра?

— Еще не вышла из центра реабилитации. На следующей неделе.

Я продолжаю проверять свое тело. Тренер, должно быть, использовал на мне аппарат чрезкожной электронейростимуляции, чтобы я не утратил мышечную массу. Напрягаю мускулы, они все такие же твердые. Электронейростимуляция помогла им поверить, что я тренировался, когда, на самом деле, я этого не делал.

— Тренер поработал над каждым сантиметром, — говорит Райли, подтверждая мои мысли. — Ты накачан глутамином и всеми видами пищевых добавок.

Я ложусь на пол и делаю отжимания. Неплохо. Все функционирует. Постоянное лежание в койке не угрохало мне спину. Я вскакиваю на ноги, разминая шею, открываю свой чемодан и взгляд падает на мой спортивный халат. Я абсолютно уверен, что, если возьму его, он будет пахнуть, как она. В этот момент необходимость выплеснуть всю стремительно растущую во мне энергию становится неудержимой.

— Позовите Тренера, давайте хорошенько поработаем.

— Ты серьезно собираешься начать тренироваться? Ты провел в больнице больше двух недель и прошел курс шоковой терапии! Только так мы могли вытащить тебя из депрессии.

— Но теперь я в порядке, — я беру письмо и тренировочный костюм и ухожу в ванную, затем открываю письмо и читаю снова: «Я люблю тебя, Реми.»

Я закрываю глаза и отбрасываю его прочь.

Затем иду за ним, читаю, водя глазами по ее буквам. Черт тебя побери, Брук. Тебе стоило сказать мне держаться от тебя подальше. Что ты не можешь быть с кем-то вроде меня. Вместо этого ты говоришь мне, что моя команда тебе, как семья. Что ты счастлива.

Что ты думаешь обо мне, когда слышишь мои песни. Черт, ты говоришь мне, что любишь меня. Теперь, Брук, я приду за тобой.

♥ ♥ ♥

ВСЕ, КРОМЕ ДИАНЫ, едут в «Эскалейде». Мы всего в квартале от здания, а в моей груди настоящие боевые действия. Я барабаню пальцами по бедру, пока узел в моем животе становится тем туже, чем ближе мы подъезжаем. Я, блин, должен все объяснить Брук, и я уверен, когда она увидит небольшую посылочку, что мы везем, много объяснять не придется.

Я потираю затылок, затем достаю из кармана джинсов письмо. Оно обжигает меня. Я читал его до тех пор, пока в глазах не заболело и не начало жечь от гнева. Она обращалась со мной, будто я особенный. Она говорила, что никогда не уйдет, и я всем сердцем ей поверил. Хочу знать, что я сказал. Хочу знать, что я, блин, сделал. Хочу знать, что она хотела сказать этим чертовым письмом, или это просто была херня какая-то.

— О, там Брук и Мелани, — говорит Пит с заднего сидения.

Я наклоняю голову вперед, смотря на две фигуры, бегущие по тротуару, пока машина проезжает дальше по улице, останавливаясь возле ее квартиры. Боже, это она.

Сердце начинает колотиться, артерии в сердце расширяются, наполняя мышцы кровью. Я берусь за ручку, открывая дверь, но Пит и Райли выходят из машины раньше меня. Я выхожу на тротуар следом за ними и вижу ее. А она видит меня. И мы смотрим друг на друга, ни один из нас не двигается. Мои глаза так изголодались, они болят, когда я рассматриваю ее: волосы собраны в хвост, беговые кроссовки, спортивный костюм, лицо, о котором я мечтал, эти зефирные губки прямиком из моих фантазий и эти золотые глаза, которые блестят, пока она смотрит на меня.

Боже, я люблю тебя.

Каждой клеткой своего проклятого тела, каждый сантиметр вибрирует от ее вида. На ней обтягивающий спортивный костюм и пот блестит на ее лбу и горле, ее волосы собраны назад в милый хвостик, и она замерла на месте, увидев меня. Я не знаю, бросится ли она ко мне, когда начнет двигаться, все, что я знаю — если бросится, я чертовски готов ее словить. Я подниму ее и никогда не отпущу.

Боже, она выглядит так хорошо и так рада видеть меня, что я каменею, когда они начинают идти в нашу сторону.

— Мисс Дюма? — говорит Пит, пока они с подругой подходят к нам. — Кажется, это ваше?

Он указывает в мою сторону, а из нашего «Эскалейда» выходит Нора.

Брук сначала смотрит на меня, затем удивленно моргает.

— Нора?

— Нора? — повторяет ее подруга Мелани.

— Мы лишь хотели убедиться, что она доберется домой в безопасности, — говорит Пит.

— Нора? — Брук не может отвести взгляд от сестры, и мою грудь переполняет радостное неверие на лице моей маленькой петарды.

— Это я! — сестра бежит в ее объятия, и я никогда не ревновал к женщине, но я хочу, чтобы руки Брук обнимали меня, почувствовать ее запах в своем носу, своих легких, ласкающий мою душу. — Это я, старшая сестренка! Я вернулась! Я прошла реабилитацию. Пит помог мне. И я свела татуировку, — она указывает на место, где чертова метка Скорпиона была на ее лице. — Я чувствовала себя так ничтожно, когда ты смотрела на меня в тот день, Брук. Я чувствовала себя так ничтожно и так ... грязно.

— Нет! Нет, никогда! — Брук снова обнимает ее, мой живот сводит от ревности, мои руки ощущаются свинцовыми от желания обнять ее.

— Нора!! Нора Камора Лалора Крейзола! — сумасшедшая забавная подруга Брук подбегает к Норе и кружит ее, а Брук переводит взгляд на нас троих, пока мое сердце бьется от нетерпения.

Но она смотрит на Пита, заставляя узел во мне сжиматься туже.

— Пит, что происходит?

— Сюрприз, — он радостно указывает на ее сестру. — Она отлично справилась. Она такая милая девушка.

Затем он кивает в мою сторону, и золотые глаза Брук возвращаются ко мне, но я не могу стоять здесь, будто она не принадлежит мне, а я — ей. Я засовываю руки в карманы джинсов, не в состоянии перестать ее рассматривать, то, как округлилось ее тело, как пот стекает по ее прекрасной коже.

— В ночь, когда Ремингтон пошел драться со Скорпионом, Скорпион предложил ему твою сестру взамен на звание чемпиона. И Реми согласился, — объясняет Пит.

Я наблюдаю за ней, она смотрит на меня в полнейшем замешательстве, и я жду, пока она скажет что-нибудь.

— Ты имеешь в виду, он согласился... проиграть?

Мое тело в неверии сжимается от боли. Я знаю, она думала, что я сделал это из-за того, что биполярный.

Она начинает трясти головой, цепляясь взглядом за меня. Я вижу, как растет ее пульс, ее лицо меняет цвет, ее глаза темнеют от боли.

— Ты сделал это ради... Норы? — не дыша, спрашивает она.

Она так прекрасна, она моя девочка, моя маленькая петарда, и, когда ее глаза наполняются слезами, я хочу, чтобы она плакала только тогда, когда я смогу слизать её слёзы.

Пит достает из багажника «Эскалейда» зеленую сумку с вещами и идет внутрь с Норой.

— Позволь мне помочь тебе с этим, Нора.

Райли стоит рядом со мной, девушки смотрят на нас. Нет. Мелани смотрит на Райли. Но Брук не может отвести глаз от меня. Я засовываю руки глубже в карманы. Я мог бы схватить ее. Прижать к себе. Поцеловать ее в наказание за то, что оставила меня, а затем поцеловать ее с любовью, потому что я чертовски без ума от нее.

Она обхватывает себя руками, опуская голову.

— Почему ты мне не сказал? Что ты проиграл бой ради... нее?

Она выглядит такой несчастной и, боже, я хочу, чтобы она чувствовала себя в безопасности со мной. Не испытывала стыд за то, что я собирался сделать для нее.

— Ты имеешь ввиду, ради тебя, — говорю я ей спокойно.

— Я тоже не знал, Брук. — говорит Райли. — Или Тренер. Только Пит знал. Он нашел его в ту ночь, и он помог обеспечить безопасность твоей сестре, пока Ремингтон отдавал победу.

На мгновение она замирает, смотря на Райли, затем вновь смотрит на меня, блуждая по мне. Я могу чувствовать, как она тронута. Ее желание. Все это в ее глазах, дрожащем голосе. Я хочу дотянуться до нее, коснуться, увидеть, почувствовать рядом с собой.

— Как ты? В порядке? — спрашивает она меня, и ее нежное беспокойство лишает меня способности мыслить ясно. Я только киваю. Я не в порядке, маленькая петарда, даже не близко.

— Чего тебе стоил этот проигрыш? — спрашивает она. Она хочет поговорить, но я не хочу говорить об «Андеграунде». В тот день я потерял что-то намного важнее титула, и теперь хочу это вернуть.

— Помимо того, что мы банкроты? — отвечает Райли вместо меня. Он слишком громко усмехается. — У него есть пара миллионов, чтобы продержаться до конца года.

Мы возвращаемся в новом сезоне. Фанаты Реми требуют реванша.

— У тебя и правда преданные фанаты, не так ли? — спрашивает Брук, и взгляд этих золотых глаз убивает меня.

Я хочу сказать ей, что весь прошедший месяц меня не заботило то, что у меня есть, только то, чего нет.

— Ну, пора ехать, — Райли хлопает меня по спине. — Вообще-то, Брук, мы здесь также и потому, что ищем специалиста по спортивной реабилитации к предстоящему новому сезону. Хорошего, чтобы получить преимущество на тренировках, — Райли протягивает ей визитку с данными. — На случай, если ты заинтересована, номер мистера Тейта находится на обороте. Там также название отеля, в котором мы расположились. Мы уезжаем через три дня.

Райли садится в машину, как и Пит, но я жду ее реакции.

Она смотрит на меня, я смотрю прямо на нее в ответ.

Мой пульс бешено бьется, пока я хочу сказать ей тысячу разных вещей, включить ей тысячу песен, но ничего не делаю. Из-за бардака внутри меня, спутанного клубка эмоций, я не могу произнести ни единого слова. Даже «Почему? Почему ты оставила меня? Почему ты сказала, что любишь меня и оставила меня?»

— Ты хорошо выглядишь, Реми, — радостно говорит Мелани.

Мгновение я улыбаюсь, потому что мне нравится, как она заставляет Брук смеяться. Мне нравится, что Мелани дала мне телефонный номер, с которого все это началось.

Мелани уходит, а Брук остается смотреть на меня, и я даже не знаю, с чего начать. За всю мою жизнь никто не говорил мне того, что она написала в том письме. Я привык к тому, что меня бросают. Я заранее этого ожидаю. Но когда она сказала, что никогда не потеряет ко мне интерес, я ей поверил. Когда она включила мне песню, говорящую, что она любит меня, я, блин, поверил ей. И мне нужно, чтобы она вернулась ко мне её теми же двумя длинными стройными ногами, которыми ушла от меня.

— Ты знаешь, где найти меня, — говорю я тихо, затем сажусь к парням в машину и мы уезжаем.

Я выхватываю ее письмо и сжимаю его, и на мгновение, гнев снова переполняет меня. На себя самого. На нее. На мое чертово тело. Я мог бы вернуться, отнести ее в ее чертову квартиру, оттрахать ее, напомнив, по ком она плачет, кто ее мужчина, идеальный или нет.

Но моя гордость задета, я чувствую себя тем глупым мальчишкой, брошенным в психушке, который ждал, что кто-нибудь придет и заберет его.

♥ ♥ ♥

Я БЕГУ и бегу, пока не валюсь с ног, и даже тогда каждый сантиметр моего тела напряжен и находится в режиме ожидания. Завтра по графику мы уезжаем. И я знаю, что не могу уехать без нее. Я себя знаю, я вернусь и заберу ее, если она не придет сама.

И все же, хоть раз в жизни, я хочу, чтобы кто-то пришел за мной, потому что счел, что я того стою. Нет, не кто-то. Она. Я хочу, чтобы женщина, которую я люблю, пришла ко мне, потому что наконец-то нашелся человек, который понимает меня. Как, блин, я могу уехать, как я буду жить без нее?

Я возвращаюсь в номер и захлопываю дверь...

И словно видение, я вижу ее, сидящую в гостиной с Питом и Райли.

Она вскакивает на ноги и каждая деталь ее одежды, каждая мелочь в ее внешности накрывает меня. Я чувствую спокойствие, которое ощущаю за долю секунды до начала боя, а затем бой накрывает меня. Тысяча эмоций накатывают одна за другой. Воздух искрится от напряжения. Я чувствую, как желание, словно электрические разряды, проносится между нами, стягивая все внутри меня в узел. В груди тяжелеет, я ошарашен ее появлением, и все еще зол, но потом лишь отчаянно хочу утопить все это смятение в ней, напомнить ей, что она принадлежит мне.

— Я бы хотела поговорить с тобой, Ремингтон, если у тебя есть минутка. — шепчет она неразборчиво.

— Да, Брук, я тоже хочу с тобой поговорить.

Я иду вперед, позволяя ей следовать за собой, ненавидя то, как на меня действует ее голос. Ее запах доносится до меня, и пока я веду ее в хозяйскую спальню и закрываю дверь, мои инстинкты предают меня, и я горячей рукой обнимаю её за шею и наклоняюсь, чтобы сделать глубокий вход, вбирая ее запах в свои легкие.

Она сжимает в кулаках мою футболку и прижимается ко мне лицом.

— Не отпускай меня, пожалуйста, — умоляет она.

Новая волна гнева заставляет меня высвободиться, я ненавижу себя за эту минутную слабость.

— Если ты так сильно меня хочешь, почему же тогда ушла? — требовательно спрашиваю я. Она садится на скамейку у подножья кровати, а я так явно страдаю от боли, что скрещиваю руки, закрываясь. — Я сказал что-то, пока был в маниакальном состоянии?

Она смотрит на меня, и ее голос срывается от эмоций.

— Ты хотел отвезти меня в Париж.

— Это плохо?

— И заняться со мной любовью в лифте.

— Разве?

— И взять меня в моих розовых брюках, — признается она, и ее лицо и горло заливается румянцем.

Я жду, когда она расскажет мне остальное, и когда она этого не делает, я напоминаю ей. Потому что это то, что я проигрывал в своей голове весь прошедший месяц, каждую деталь случившегося.

— Ты забыла ту часть, когда мы включали друг другу песню, — бормочу я, не в силах продолжать смотреть на нее, когда каждая моя клетка требует прикоснуться к ней.

Я беру ее за руку и слышу, как она тихо ловит ртом воздух, пока я подношу ее пальцы к своим губам. Мой пульс ускоряется, когда я разворачиваю ее руку, открывая гладкую кожу ее ладони, и провожу по ней языком.

— Та фотография очень сильно разозлила меня, Брук, — говорю я в ее кожу, проводя по ней языком, дразня ее. — Когда ты принадлежишь кому-то... ты не целуешь никого другого. Ты не целуешь его врага. Ты не врешь ему. Не предаешь его.

Я добавляю к прикосновениям зубы, и это отражается на ней, ее голос дрожит сквозь губы.

— Мне жаль. Я хотела защитить тебя, как ты защищаешь меня. Я никогда больше не стану действовать за твоей спиной, Реми. Я ушла не потому, что ты биполярный, я просто не хотела, чтобы ты становился маниакальным или депрессивным из-за меня.

Я киваю, соглашаясь, в замешательстве блуждая взглядом по всей ней.

— Значит, я что-то неправильно понял. Потому что я все еще не возьму в толк, какого хрена ты бросила меня, когда я так чертовски сильно в тебе нуждался!

Ее глаза блестят.

— Реми, мне жаль! — плачет она.

Рыча от боли, я достаю письмо из кармана джинсов, висящих на стуле. Я читал его до тех пор, пока глаза не слипались. Я держал его ночью, зажав в кулаке, когда был в маниакальном состоянии и когда был в депрессии, и продолжал говорить себе, что я что-то значил для нее.

— Ты действительно имела в виду то, что написала мне? — требую я ответа.

— Что именно?

Я расправляю письмо и указываю на слова, за которые цеплялся, словно умалишенный, слова, которые никто прежде мне не говорил. Слова, которые я хочу услышать от нее, почувствовать их: «Я люблю тебя, Реми.»

Я так сильно хочу их услышать, что это приводит меня в ярость, заставляет снова смять бумагу, и смотреть на нее, сгорая от желания, гнева и отчаяния. Имела ли она это в виду? Она смотрит на меня и неожиданно начинает кивать, и мое тело сжимается от желания услышать эти слова вслух. Мои чувства кричат. Мое сердце болит.

— Скажи это, — шепчу я.

— Зачем?

— Мне необходимо услышать это.

— Почему тебе нужно услышать это?

— Ты поэтому ушла после боя?

Ее глаза полны слез, я причина этих слез, но я не могу перестать наседать, я должен знать, я испытываю чертовски невыносимую боль.

— Поэтому, Брук? Почему ты ушла? Или потому, что ты была готова расстаться со мной? Я думал, ты храбрее, маленькая петарда, правда, думал.

Я наблюдаю за ее ней, за каждым ее движением, и неожиданно чувствую прикосновение ее маленьких пальчиков к своему шраму над бровью, посылающее жар и чувства прямо внутрь меня.

Она выпаливает:

— Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Я судорожно вздыхаю, когда она с болью произносит:

— Больше, чем я когда-либо думала, что можно любить другого человека. Я ушла, потому что ты разбивал мое сердце, снова и снова той ночью, вместе с твоими костями. Я ушла потому, что больше не могла этого выносить!

Я закрываю глаза. От слов «Я люблю тебя» я хрипло дышу и дрожу, измученный.

Она опускает руку, и ее голос полон страдания и боли.

— Я не хочу, чтобы ты еще когда-нибудь добровольно позволял кому-то вредить себе. Никогда. Даже ради меня, Реми. Никогда. Ты значишь. Слишком. Много! Ты меня слышишь?

Я быстро прижимаю к её лицу раскрытые ладони, и чувствую дрожь в ее теле, когда она впитывает мое прикосновение. Я смотрю в ее глаза и не испытываю стыда. Я горд. Я говорю ей, тихо, прежде чем сказать, что она значит для меня.

— Я бы сделал это тысячу раз для тебя.

Я вдыхаю ее запах, и мне хочется рычать, когда слышу, как она вдыхает меня.

— Тысячу. Миллион. И меня не волнует, унизили ли меня. Меня ничего не волнует. Я знал только то, что ты была готова целовать краски того ублюдка ради своей сестры, и я должен был вернуть ее тебе.

— Ох, Реми, ты не должен был ничего делать.

— Должен. И я сделал. И я буду делать это снова. Я сожалею только о том, что только Пит мог знать. Он остался в номере отеля с ней и с одним из ублюдков Бенни, потом помог перевезти ее, когда я проиграл бой. Я просто не мог позволить тебе остановить меня, Брук.

— Но ты даже не смотрел на меня... — она зажмуривает свои красивые глаза. — Это причиняло такую же боль, как и все остальное случившееся.

— Если бы я посмотрел на тебя, я бы не смог пройти через это.

Она закрывает лицо, я вижу, как она страдает. Я чувствую это внутри себя.

Я отпускаю ее, и стон вырывается из моей груди.

Я встаю и хожу по комнате, закипая от отчаяния и беспомощности.

— Я знал, что это случится.

Я хмурюсь, беспомощность съедает меня живьем.

— Вот почему я не хотел прикасаться к тебе. Я знал, что сойду с ума, если прикоснусь к тебе, и сейчас меня разрывает сама мысль о том, чтобы просить тебя быть со мной, когда я знаю, что сделаю что-то, что снова причинит тебе чертовскую боль!

— Да! Да, наверное, ты так и сделаешь, идиот! И для меня это будет прыжком с парашютом, и я собираюсь крепко держаться и просто прыгнуть вместе с тобой, потому что вот так ты действуешь на меня. Я без ума от тебя. Теперь моя жизнь без тебя — дерьмо. Я здесь не из-за работы. Хоть я и люблю ее, но мне нужен ты. К тебе я пришла в ту первую ночь. Это всегда было связано с тобой. Я хочу быть с тобой, но я не буду, если это не взаимно. Я хочу, чтобы ты тоже меня любил, Реми. Ты никогда не говорил мне, что ты ко мне чувствуешь!

Я вопросительно смотрю на нее, сначала удивленно, затем чертовски серьезно.

— Брук, ты правда, не знаешь?

Она смотрит на меня, и я становлюсь перед ней на колени, прижимая руки к её лицу.

— Боже, когда я впервые увидел тебя в ту ночь в Сиэтле, меня как будто прошибло разрядом. Я тащился просто от того, как ты улыбалась мне, Брук. То, как ты смотрела на меня с выражением боли и страха, сводило меня с ума. Ты отвернулась, чтобы уйти, и на тебе были те действительно хорошенькие брюки. Когда ты уходила, твоя попа была в них такая округлая и задорная. И мне просто захотелось закончить тот чертов бой, чтобы пойти за тобой. На том бое, я клянусь, что дрался только для того, чтобы ты смотрела на меня. Чтобы ты видела меня. Видела, что я сильный и могу драться за тебя, защищать тебя. Я мечтал поцеловать тебя, заняться с тобой любовью. Я планировал это в своей голове даже когда спрыгнул с ринга и последовал за тобой. Когда твоя подруга дала мне твой номер, я пришел в отель, чтобы обнаружить полную комнату девочек, которых Пит всегда для меня находит, и я не мог смотреть ни на одну из них. Я хотел смотреть в твои глаза и делать так, чтобы ты мне улыбалась.

Я говорю ей о том, как гуглил ее имя. Как в тот же миг сказал Питу отправить ей те билеты. Как увидел те видео на YouTube. Как решил нанять ее.

Она выглядит изумленной, ее лицо бледнеет, глаза становятся еще шире.

— Я старался не давить на тебя. Я хотел узнать тебя, и чтобы ты узнала меня, и с каждым днем я хотел тебя все больше, Брук. Так сильно. Я не мог прикасаться к тебе, рискуя все испортить, пока ты не узнала обо мне. Я хотел значить для тебя что-то. Я хотел увидеть, сможешь ли ты меня понять... каждая ночь была для меня пыткой, когда думал о тебе в твоей комнате в то время, как я был в своей.

— В ночь, когда мы пошли в клуб, и ты танцевала со мной, я просто не мог себя остановить. Я был так заведен. А когда ты вырубила двух парней из-за меня, я сошел с ума от необходимости защитить. Я хотел уложить тебя в постель, вернуться и нанести им серьезный вред, всем четверым. Но ты осталась со мной, и я забыл о драке, я хотел только пройтись ртом по тебе. Я пытался контролировать себя, но в самолете ты убила меня теми песнями о занятии со мной любовью. Я просто должен был взять тебя. Мысль об этом делала меня таким чертовски счастливым, я был почти опьянен от этого, и к концу того боя я находился в маниакальном состоянии. Я был без ума от тебя еще до того, как ты оказалась в моей постели. А потом ты проснулась со мной, и я видел, что ты ко мне прижималась, Брук. Мягкая и сладкая. В следующий раз я лежал в постели один, и мне хотелось вскрыть себе чертовы вены от желания, чтобы ты была рядом со мной, так что я вернулся за тобой. Это все, о чем я мог думать в течение дня, тех дней. Мысли о тебе в моей постели, о поцелуях. Я продолжал просматривать свой плейлист, просто пытаясь найти ту единственную песню, которая смогла бы сказать тебе, как ты заставляешь меня себя чувствовать. Внутри. Я не силен в таких разговорах, но я хотел, чтобы ты знала, что для меня ты особенная, ты не похожа ни на одну другую женщину в моей жизни.

— Ты хотела, чтобы я занялся с тобой любовью, но не знаешь, как много раз я почти не выдерживал. Когда я мыл тебя в душе, клянусь богом, внутри я сдался. Но я не мог этого сделать, не без объяснения тебе, что со мной что-то не так, и я такой трус, Брук. Я даже не мог набраться мужества, чтобы сказать тебе слово «биполярность». Поэтому я тянул время. Потому что я эгоист, мне хотелось быть важным для тебя, прежде чем ты бы узнала. Думал, что это будет иметь значение, и ты останешься. Даже мои родители не захотели быть со мной. Но что-то в тебе заставило меня подумать, что ты меня знала, понимала на таком уровне, как никто другой.

— Реми, — шепчет она.

— Я был прав, Брук, — добавляю я, смотря ей прямо в глаза. — Когда я рассказал тебе о себе, ты все еще меня хотела. И я был влюблен в тебя, даже не знаю, как долго. С тех пор, как ты пыталась повалить меня на ринге, а я закончил тем, что держал твои маленькие ножки возле своего живота, чтобы согреть их. Боже, когда я увидел ту фотографию с тобой и Скорпионом, мне захотелось его убить. Мне захотелось дать тебе что бы то ни было, что заставило тебя пойти к тому чертовому ублюдку и поцеловать его гребаную морду! Я хотел дать тебе это, чтобы вместо этого ты целовала меня.

Я объясняю ей, что произошло в номере отеля со Скорпионом, ее взгляд смягчается, глаза полны слез, пока она слушает, как я рассказываю ей все, и что это впервые, когда я сделал что-то правильное, будучи темным.

Я наклоняюсь ближе и касаюсь носом ее виска, она дрожит, когда я шепчу рядом с ее ухом:

— Мне жаль, что не мог сказать тебе, но это должно было случиться таким образом. Когда я сказал тебе, что не позволю тебе уйти от меня в ночь, когда мы занимались любовью, я подразумевал именно это. Я хочу тебя, Брук, для себя. Я могу сделать тебе больно, я могу выкинуть какую-то глупость, но я... — я отстраняюсь, чтобы посмотреть на нее. — Я так чертовски сильно в тебя влюблен, что просто не знаю, что с собой поделать.

Она кивает и вытирает слезы, я вижу, что она так же борется со своими чувствами.

— Ты снова захочешь уйти от меня, — шепчу я, поглаживая ее подбородок. — Ты не можешь, Брук, не можешь уйти так просто.

Я провожу другой рукой по ее волосам, она прижимается к руке, словно котенок, жаждущий моей ласки.

— Ты заявила на меня права, маленькая петарда. Ты надрала задницы двум мужикам, по центнеру каждый. Я никогда с этим не свыкнусь. Ты выгнала моих шлюх. Пит сказал мне. Ты заявила на меня свои права еще до того, как поняла, что я уже заявил о своих, — я сжимаю ее волосы в кулаке, притягивая ее ближе. — Я теперь твой. Ты не можешь меня бросить, как сделала сейчас. Даже если я все испорчу, я все еще буду твоим неудачником.

Она прижимается ко мне, обвивая руками мою шею, ее рубашка пропитывается моим потом.

— Не мой неудачник. Мой настоящий.

Я рычу и лижу ее шею, она тонет в моих объятиях, когда я опускаюсь ниже. Я лижу ее челюсть, ее подбородок, а затем ее губы. Святой боже, не думаю, что когда-нибудь оторвусь от этих мягких, розовых, аппетитных губок. Я чувствую, как она дрожит напротив моего живота, я глажу её по спине, притягивая ближе. Я провожу дорожку поцелуев к ее рту, кружа вокруг, пока она не раскрывает губы со стоном, впуская меня внутрь.

— Никогда, черт возьми, больше не оставляй меня, — бормочу я, проводя языком по ее губам, верхней и нижней, затем погружаясь глубоко внутрь, пока опускаю руки к ее попе, сжимая.

Из-за нее я на взводе, от того, как она трется сосками о мою грудь, заставляя все мое тело пульсировать.

— У меня есть около тысячи песен в новом плейлисте под названием «Брук», и все они о том, как я скучаю по тебе, люблю тебя, ненавижу и обожаю тебя, — говорю я хрипло, забираясь под ее платье, прямо к ней в трусики.

Мне нравится, что на ней надето платье, что она выглядит так сексуально, женственно. Моей.

Я хочу сорвать его зубами, и стараюсь не быть грубым, когда стягиваю трусики с ее ног, а она признается: «У меня тоже есть несколько, я хочу провести весь день, включая их тебе».

Раздев ее догола, я притягиваю ее обратно к себе на колени, она обвивает меня ногами, мой член пульсирует сквозь шорты, упираясь в нее.

Она сидит верхом на мне, потираясь о мою твердость, дрожа от желания.

— Я люблю тебя, — шепчет она, и дальше дело за мной.

♥ ♥ ♥

ЧАСЫ СПУСТЯ, ОНА без сил лежит в моей постели.

Брук «Чертовски-Сексуальная» Дюма.

Я мог бы лежать так с ней всю ночь напролет.

Ее блестящие волосы цвета красного дерева лежат на моей груди, спадая вниз по правому плечу.

Теплым дыханием она касается моей груди, пока длинными тонкими маленькими пальчиками ласково очерчивает кубики моего пресса.

Я глажу руками вверх и вниз по ее спине.

Я не знаю, чего коснуться в первую очередь, пальцами, языком, зубами или губами, я хочу всего и сразу.

Я накручиваю прядь ее волос между пальцами, затем наклоняю голову и вдыхаю. В голове гудит, когда ее аромат наполняет мои легкие. На меня всегда будет так действовать ощущение ее женственного запаха, отдаваясь внутри. Этот сладкий аромат уникален, он принадлежит только ей, и, впервые его учуяв, я знал — она моя.

Целиком и полностью моя.

Я никому не позволю отнять ее.

Я не отпущу ее.

Я ее Настоящее.

А она — Моя.

Меня распирает изнутри. Я чувствую себя королем, унаследовавшим королевство по имени Брук «Маленькая Петарда» Дюма.

Положив ладонь ей на затылок, я целую ее в лоб. Она тихонько постанывает, поворачивая голову, чтобы поцеловать мою грудь. Я опускаю глаза на ее красивое лицо, проводя большим пальцем по ее нижней губе. Её рот сводит меня с ума. То, что она говорит. То, что её губы со мной делают. То, как они ощущаются, какие они на вкус, как выглядят.

Я вожу губами по ее лбу, по ушку, вдыхая ее запах, чувствуя каждый сантиметр ее маленького, подтянутого тела, прижатого ко мне. Из-за меня она потная и липкая, и горячая, как солнце. Я обнюхиваю ее ушко, затем лижу его, осторожно проталкивая язык в раковину.

Я чувствую, как она вздрагивает, когда другой рукой я глажу ее по голове, опускаясь ниже по гладкой спине, пока медленно занимаюсь любовью с ее ушком, и мне все мало.

Я подтягиваю ее на себя, убирая ее волосы в сторону, зарываясь лицом в ее шею так, что ее нос оказывается прижатым к моему горлу, а мой — к ее.

— Брук Дюма, — хрипло шепчу я ей в ухо. — Я люблю тебя, моя маленькая петарда.

Она вздыхает, прижимаясь к моей шее, и запускает руки мне в волосы, проводя руками по голове.

— Я так счастлива, — говорит она. Она немного отстраняется назад и смотрит на меня, и ее глаза блестят в полумраке.

Она встречается со мной взглядом и улыбается, и я знаю, что улыбаюсь ей в ответ, а она обнажена, совсем как я люблю, и я уже не могу оторвать взгляда, смотря на ее тело. Я изголодался по ее виду, и теперь я собираюсь восполнить эту нехватку, пока глаза не заболят. Ее грудь, пресс, подкаченные ручки, гладкая шея, милый подбородок, высокие скулы, умная гордая голова.

— Реми... — шепчет она.

Она протягивает одну руку и начинает ласкать мою челюсть, так нежно, будто не может поверить, что находится в моих объятиях.

Я обхватываю своими большими ладонями ее лицо, мои пальцы на ее губах, потому что я тоже не могу поверить.

— Иди ко мне, — я сажусь, прижимая ладони к ее спине, и подтягиваю ее ближе к себе. Я прижимаю ее лицом к своей шее, сильнее сжимая ее в своих руках. Она садится на меня сверху, обхватив руками меня за шею. Она целует меня в шею, а я вожу руками по всему ее телу.

— Больше ты меня не оставишь, — тихо рычу я в ее волосы, она целует меня шею, затем прижимает ладошки к моей челюсти, целуя меня в нос и в лоб.

— Я люблю тебя. Я собираюсь говорить это, пока ты не устанешь, и тебе не будет тошно это слышать, ты будешь целовать меня, лишь бы заставить замолчать, — говорит она мне.

Я смеюсь.

— Этого никогда не случится, — я сжимаю ее, притягивая ее лицо ближе. — Но целовать я тебя все равно буду.

Я набрасываюсь на ее губы, а она нежно лижет меня, как я лижу ее, отчего я рычу, посасывая ее язык. Я так сильно люблю ее. Она подарила мне любовь, которую я никогда в жизни не испытывал. Я никогда не знал, что кто-то может полюбить меня, пока не встретил ее. Для меня это так чуждо, я не был уверен, почему она проводит ночи, гладя меня по голове, а проснувшись, я находил ее сонную, но все еще поглаживающую меня своими ладошками. Я знаю, как она оберегает меня, когда я сам не могу. Я знаю, какая она сильная. Настолько сильная, насколько мне нужно.

— Я собираюсь обрушить на тебя целый поток поцелуев, — шепчет она.

Я тихо рычу и киваю. Когда она говорит, я слушаю, потому что ее слова — самая приятная музыка для меня. Когда она рассказывает мне свои истории, о своих друзьях. Ее слова всегда на меня влияли, а ее прикосновения...

Узел внутри меня стягивается крепче, когда она проводит зубами вверх по моей челюсти, по виску, я зажмуриваюсь, тяжело дыша носом, пока тело отзывается на ее ласки.

Мои мышцы напрягаются, сердцебиение ускоряется, я хочу утонуть в ней, чувствовать ее тепло и любовь, ее понимание и принятие. Занимаясь с ней любовью, я чувствую себя цельным и идеальным, словно я был создан, чтобы обеспечивать, защищать и быть с этой женщиной. Моей женщиной.

Она только вернулась ко мне.

Я так чертовски сильно страдал весь прошедший месяц, желая только свою Брук.

Я хочу, чтобы она знала, что она — моя. Что я буду защищать ее, буду рядом с ней. Что я люблю ее. Что мне ничего не важно, кроме того, что она здесь, и что она больше не оставит меня, потому что я этого не позволю. Никогда не позволю.

Нет. Это я хочу чувствовать, что она моя.

Что она никогда меня не покинет.

Что она будет любить меня, касаться моего лица, моих волос так, как только она касается меня, и все внутри меня замирает, фокусируясь на этом нежном прикосновении, на том месте, где мое тело касается ее.

Я вытираю пальцами ее слезы, слизывая их одну за другой, а в голове проносятся тысячи слов. Женщина. Прекрасная. Моя. Я хочу произнести их все, но вместо этого я ничего не говорю, переворачивая ее и накрывая собой. Я утыкаются в ее ушко, и ее плач превращается в стон, когда я проникаю в нее. Она проводит руками вверх по моей груди, цепляясь пальцами за мои плечи, а я сжимаю ее грудь, нежно, как она любит, затем целуя вершинки губами.

Она выгибает спину и постанывает, когда я продолжаю касаться вершинок зубами, дрожь сотрясает ее тело, когда я вылизываю маленькие затвердевшие соски языком.

Она поворачивается в сторону, когда я скольжу языком вверх по ее коже, открывая мне доступ к своему горлу. Я кусаю ее рядом с пульсирующей веной, она стонет и сжимает мои волосы, удерживая меня на месте. Ее тело движется подо мной, пока она продолжает удерживать мое лицо возле своей шеи. Каждый мускул моего тела сводит от желания закончить начатое. Мое тело привыкло к боли, я научился использовать ее, но эта боль глубоко в душе.

Я вылизываю место на ее шее, которое только что укусил, а она впивается ногтями в напряженные мышцы моей спины.

— Ремингтон...

В ее голосе отчаянная мольба. Я хватаю ее за бедра, грубо толкаясь, пока впиваюсь зубами в ее кожу, посасывая ее.

Моя.

Если бы я раньше знал, что она существует, то выследил бы ее.

Я бы поймал и завоевал ее.

Моя, моя, моя.

Я нежно царапаю ее зубами, затем снова посасываю. Она что-то бормочет, усиливая хватку на моей шее. Я высовываю язык, чтобы полизать укушенное место, если оно печет, а затем снова прижимаюсь губами, посасывая, чтобы оставить метку. Чтобы она чувствовала ее, чувствовала меня завтра на своей коже. Она дрожит. Я опускаю руку, чтобы потереть ее маленький милый клитор, продолжая оставлять на ней метку.

Я помечу ее всеми способами, которыми могу. Я хочу, чтобы она носила одежду, которую я ей купил, ела еду, которую я для нее достал, хочу, чтобы она надела мое кольцо, чтобы мое тело было на ней, чтобы она взяла мою фамилию.

Моя.

Она станет моей.

Во всех возможных смыслах.

НАСТОЯЩЕЕ

СИЭТЛ

Церковь маленькая, душная, а теперь и забита гостями.

Впереди, вдоль стены под массивным крестом, расставлены цветы, которые словно присматривают за прихожанами.

В последний раз я смотрел на крест, когда его держали над моей головой, пока я, взбешенный, был связан в своей постели. Я постоянно пытался вырваться, отчего те места, где мое тело было связано, сочились кровью. Именно это я не особо помню. Но я отлично помню, как очнулся после сеанса гипноза, который был направлен на то, чтобы вернуть мне память о тех событиях. Я помню все, что описал, весь рассказ. Было ли это важно? Нет. Думаю ли я о происшедшем? Нет. Для меня это столь же неважно, как сон.

Ее семья здесь. Ее друзья.

Крест. Церковь.

Меня никогда особо не заботили молитвы, но я молюсь о безопасности сына и жены.

Из церковной двери позади себя я слышу «Га!», оборачиваюсь, и вижу его. Рейсера.

Он явно меня увидел, и он машет в воздухе своими пухленькими ручками, а лицо с ямочками направлено в мою сторону. Джозефина показывает ему игрушку и его мгновенно привлекает ее яркий цвет. Он хватает игрушку, засовывая ее в рот. Мое сердце начинает колотиться, когда я вижу закрытую дверь позади него.

После всего, через что мы прошли, моя жена наконец-то здесь, чтобы выйти за меня замуж.

— Чувак, мне потребуется платочек, слезы утирать.

— Заткнись, — шепчу я.

Зал наполняется шепотом, когда церковный хор готовится начать. Мы неделями обсуждали это. Мы не хотели, чтобы звучал свадебный марш.

Но, в конце концов, Брук захотела. Хмурясь, когда мы выходили из душа, она взяла полотенце, чтобы высушить волосы и сказала:

— Знаешь, если подумать, это же единственный раз, когда мы можем его услышать. Я лишь раз выйду за тебя замуж.

Протерев грудь полотенцем, я обернул его вокруг ее талии, держа за концы, чтобы подтянуть ее к себе.

— Чего ты хочешь? Скажи мне, чего ты хочешь, чтобы я мог дать это тебе.

Брук прижалась ко мне грудью и я расправил полотенце, чтобы обернуть нас обоих.

— Хочу совсем маленькую церквушку, в которой были бы только мы, — прошептала она, целуя меня в кадык, подняв руку и гладя ямочки на моих щеках. — И я хочу марш, и белое платье, белые розы и тебя. Каждую секунду, после того, как мы принесем клятвы, я хочу быть с тобой.

Слегка приподняв ее подбородок, я посмотрел ей в лицо, улыбаясь.

— Твое желание, — прошептал я, целуя ее губы, — мой закон.

ПРОШЛОЕ

ФИНИКС

В новом сезоне мы переезжаем с места на место, и, пока мы с Питом регистрируемся в гостинице Финикса, что-то привлекает мое внимание настолько, что волосы встают дыбом. Я разворачиваюсь, и вижу Брук в другом конце холла, она возбужденно спорит с Райли, который отвечает ей с тем же запалом.