Ренуар

Годы юности

Из окна, выходящего на север, в большое, ничем не заставленное помещение проникал сероватый свет; несколько молодых людей, стоя перед мольбертами, готовились приступить к портрету обнаженной натурщицы. Так выглядела мастерская: художника Шарля Глейра, где сорок студентов Эколь де Боз-Ар — парижской Школы изящных искусств — занимались рисунком и живописью, готовясь к экзаменам. В апреле 1862 года молодой ремесленник Пьер Огюст Ренуар, собрав свои скудные сбережения, образовавшиеся из разных мелких заработков, переступил порог мастерской: художника по совету своего друга Лапорта и зятя, графика Леруа, обративших внимание на то, как быстро и ловко выполнял он декоративные работы. Родился Ренуар в Лиможе 25 февраля 1841 года и был четвертым из пятерых детей портного Леонара и Маргерит Мерле. Дедушка Франсуа, бедный найденыш, подобранный и воспитанный башмачником, любил порассказать о своем якобы благородном происхождении, но в семье ему не слишком верили. После смерти старого Франсуа в 1845 году семья Ренуар перебралась в Париж и обосновалась в доме номер 16 по улице Библиотек неподалеку от Лувра.

В то время Париж, еще не подвергшийся реконструкции, затеянной Наполеоном III, представлял собой переплетение узеньких улочек, вившихся без всякой продуманной схемы вокруг дворца Тюильри (позже снесенного при Коммуне), занимавшего значительную площадь и возвышавшегося посреди переулков, где шумно играла окрестная ребятня. А иногда, бывало, одно из окон большого дворца открывалось, и элегантная дама бросала детям сладости — это была королева Мария Амалия жена Луи-Филиппа, «короля-гражданина».

Пьер-Огюст — а дома просто Огюст, потому что, по словам матери, в сочетании «Пьер Ренуар» слишком много «р», — посещал начальную школу, находившуюся в ведении Братьев христианских церквей и располагавшуюся в старом здании рядом с Лувром. Сидя дома в дождливые дни, он покрывал пол рисунками, таская портновские мелки у отца, который, впрочем, не мог сердиться на него За воровство, так как рисунки, изображавшие членов семьи с их собаками и кошками, были настолько хороши, что мать даже решилась подарить ему тетради и карандаши, хотя стоили они очень дорого. У него был красивый голос, и учителя настаивал чтобы он развивал его под руководством молодого, никому не известного капельмейстера Шарля Гуно, который ввел его в хор церкви Сент Эсташ. Но вопреки настояниям Гуно, даже зачислившего его в хор Оперы, Ренуар, оказавшись перед выбором, без колебаний принял предложение господина Леви, владельца фарфоровой мастерской на улице Фосс дю Тампль, и к вящей радости отца стал художником по фарфору. Шел 1854 год, и молодой Ренуар, рисуя цветочные орнаменты и профиль Марии Антуанетты на десертных тарелочках по 3 су за штуку, скопил небольшую сумму денег. Часто в обеденный перерыв он отправится в Лувр полюбоваться картинами Рубенса, Фрагонара и Буше. В один из таких перерывов, остановившись на площади Фонтана невинных, он был поражен красотой статуй Жана Гужона, воплощавших в его глазах идеал чистоты, неискушенности, изящества и в то же время осязаемой материальности. Но вот изобрели, как печатать изображение на фарфоре, и господин Леви, не в силах выдержать конкуренцию, был вынужден закрыть мастерскую. Таким образом, в 1858 году, оставшись без работы, Ренуар какое-то время помогал брату-граверу, раскрашивая фамильные печати и расписывая веера. Он оформил интерьер одного кафе на улице Дофин, ныне разрушенного.

Тем временем в нем все больше крепла идея стать настоящим художником, и в возрасте около 20 лет, достигнув некоторой экономической самостоятельности, он сделал шаг, в корне изменивший всю его жизнь, — записался в Школу изящных искусств. Так он оказался в мастерской Шарля Глейра. Два фактора позволили ему так поступить: счастливый жребий, освободивший его от призыва — а служба в армии в те времена длилась добрых 7 лет, — и знакомство с Федериком Базилем, означавшее для Ренуара переход в иное измерение, мир, отличный от слегка провинциального мирка его юности, населенного мелкими ремесленниками.

Базиль, сверстник Ренуара, родился в Монпелье в 1841 году в протестантской семье, относившейся к крупной буржуазии; его отец, позже ставший сенатором, был богатым землевладельцем, а мать, славившаяся своей красотой, — великолепной пианисткой. Он убедил отца отправить его завершать медицинское образование в Париж, чтобы иметь возможность одновременно посещать занятия в Школе изящных искусств. Итак, он тоже оказался в мастерской Глейра, где атмосфера была не такой давящей, как у других учителей; студенты здесь пользовались относительной свободой самовыражения. Быть может, именно поэтому некоторые из молодых людей, мало заботившиеся об академическом образовании и уже тогда увлеченные поиском путей обновления живописной техники и самого предмета искусства, оказались независимо друг от друга и в силу различных обстоятельств в одном и том же месте в одно и то же время. Помимо Ренуара и Базиля здесь были Клод Моне, Альфред Сислей и Франк Лами.

Первое время Ренуар, как Моне и другие, старался добросовестно копировать модель, следуя указаниям учителя, но, наблюдая за работой нового ученика, Глейр сухо сказал ему: «Молодой человек, у вас есть умение, есть талант, но можно подумать, вы пишете для забавы». «Разумеется, — ответил Ренуар. — Если бы это меня не забавляло, я бы не писал». Это утверждение полностью отражает взгляд на жизнь, навсегда сохраненный им как человеком и художником. Тем не менее радость, которую он испытывал, держа в руках кисть, не мешала ему серьезно учиться и вызывать восхищение Фантэн-Латура, находившегося тогда в зените славы. Последний часто брал его с собой в Лувр копировать произведения старых мастеров.

Шел 1863 год. Артистический мир Парижа был весь в брожении; на сцене появлялись все новые и новые таланты, и излишняя строгость жюри, производившего отбор произведений на очередной Салон, вызвала такое глубокое недовольство, что императору Наполеону III пришлось вмешаться и для усмирения страстей объявить параллельно с официальной еще одну выставку, вошедшую в историю под названием Салон Отвергнутых. С самого дня открытия толпы народу стекались в залы полюбоваться картинами непризнанных художников. Любопытство публики подстегивалось резкой критикой в печати, в лучшем случае определявшей выставленные произведения как ребячество. В то время как на официальном Салоне огромный успех имело «Рождение Венеры» Александра Кабанеля как произведение, полностью соответствовавшее традиции французской живописи, «Завтрак на траве» Мане поверг всех в крайнее недоумение, суть которого выразил Наполеон III, определивший полотно как непристойное. А жаждущая новых впечатлений толпа продолжала осаждать залы Отвергнутых. И процесс обновления живописи, до сих пор занимавшейся в основном академическим прославлением либо изящным иллюстрированием мифов, с этого момента можно было считать начавшимся.

Многие старые учителя Школы изящных искусств оставили преподавательскую работу, и среди них Глейр, находившийся под угрозой надвигавшейся слепоты и испытывавший большие финансовые затруднения. Ренуар, Сислей, Базиль и Моне остались, таким образом, без руководства. Но дружбе, зародившейся среди мольбертов той серой мастерской, было суждено окрепнуть и оставить глубокий след во вкусах, нравах и истории XIX века.

В 1864 году Ренуар впервые представил на суд собственную картину, которая, к великой радости семьи, была взята на Салон, — это «Танцующая Эсмеральда», навеянная романом Виктора Гюго «Собор Парижской Богоматери». Картина заслужила похвалу знаменитого Кабанеля, тем временем награжденного орденом Почетного легиона. Обычно настроенный критически по отношению к Ренуару, художник на сей раз расценил картину как плод усердного труда, которому, несмотря ни на что, следует отдать должное.

Однако сам Ренуар, похоже, был иного мнения, ибо впоследствии уничтожил картину, не зная, куда девать столь громоздкий, испачканный битумом предмет, занимавший его подрамник.