Обида — это… эмоциональное пересказывание
или повторная борьба с каким-то событием
в прошлом. Вы не можете победить, потому что
пытаетесь сделать невозможное — изменить прошлое.
Максвелл Мольц
КАРИНА ГАЛЛО
Я проснулась от того, что рядом с моей головой приземлилась птица. Я открыла рот и закричала, но огромная ладонь накрыла мои губы, а в ушах раздалось хихиканье.
— Это не смешно. — Мой голос захрипел под ладонью Ренье. Я оттолкнулась от его груди, спутанные одеяла мешали сидеть прямо.
— Это птица, а не оргазм.
— Я не кричала так громко прошлой ночью.
Ренье рассмеялся, как будто не поверил мне, и птица взлетела с громким криком, как будто перешла на сторону Ренье. Я стояла, пока Ренье складывал одеяла. Мы вернули их в шкафчики, где я, ответственно, вызвала Убер, потому что телефон Ренье сел прошлой ночью.
Каждый шаг к лифту в холле давался мне с неохотой, потому что я понимала, что эта поездка подходит к концу, а вместе с ней и единственный уик-энд, который я поклялась подарить Ренье. Я хотела знать правду. Я заслуживала правды, и я не уступлю, пока не получу ее.
Ренье вошел в лифт первым.
— Что случилось?
Я последовала за ним, и двери закрылись.
— Наша ночная поездка закончилась.
Его взгляд переместился на меня.
— Скажи слово, и мы сможем быть вместе. Это не обязательно должно закончиться.
Я опустила голову.
— Нет.
Его пальцы взяли мой подбородок и приподняли мою голову, пока я не оказалась в нескольких дюймах от его губ.
— Скажи слово.
— Нет.
Он потянулся за мной, нажал на экстренную остановку, затем поднялся и рывком руки оборвал провод от камеры наблюдения.
— Скажи слово.
Я сделала шаг назад, когда он приблизился ко мне, и ударилась спиной о зеркальную стену лифта.
— Что ты делаешь?
— Спроси, чего я хочу.
— Нет.
Он опустился на колени, пока его лицо не оказалось на одном уровне с моей киской.
— Спроси меня, Галло.
— Что ты делаешь, Ренье?
Его пальцы проникли за подол моих штанов для йоги, и он спустил их по моим ногам. Он посмотрел мне в глаза и наклонился вперед. Его зубы погладили мой клитор через трусики.
— Сколько раз ты фантазировала об этом, когда мы учились в школе?
Постоянно.
— Никогда. — Я выпустила стон. — Ты был груб со мной.
Он сдвинул мои штаны для йоги с моих ног, и я вышла из них, не уверенная, хочу ли я продлить или прекратить это.
— Лгунья. Ты хотела меня. Я видел, как ты на меня смотрела.
— Как я на тебя смотрела?
— Так, как ты смотришь на меня сейчас. — Он разорвал мои трусики на две части и небрежно бросил их позади себя. — Как будто ты хочешь, чтобы я был на тебе. В тебе. Под твоей кожей. Как будто ты хочешь поглотить меня. — Его рот прильнул к моему клитору, и я ахнула. Он погладил его языком.
Один раз.
Два раза.
Три раза.
Я откинула голову назад и застонала, вцепившись пальцами в его волосы с такой силой, что это, наверное, было больно. Но он не жаловался. Он схватил мою ногу и закинул ее себе на плечо, проникая языком все глубже в мою щель.
Я повернула голову в сторону и встретилась взглядом с зеркалом, прежде чем опуститься к Ренье. Его рука обхватила член через треники, и он поглаживал себя, пока трахал мою киску языком.
Я была близка. Так близка к тому, чтобы раздеться.
— Я близко.
Он отстранился, и прохладный воздух коснулся моей влажной кожи.
— Это не обязательно должно закончиться. Скажи слово.
Я безуспешно пыталась втолкнуть его обратно в себя.
— Это жестоко.
Он наклонился вперед и провел кончиком носа по моему клитору, вызвав у меня стон.
— Все, что тебе нужно сделать, — это сказать слова. Скажи мне, что ты хочешь этого.
— Я хочу, чтобы ты заставил меня кончить, Ренье.
В его глазах вспыхнул жар, а голос стал хриплым, когда он заговорил.
— Скажи, что ты хочешь нас.
— Нет, пока ты не скажешь мне правду.
Скажи "да", — умоляли мои глаза.
Он был на грани того, чтобы сказать "нет", и мое тело опустилось, когда сквозь дымку, наполненную сексом, пробился неуверенный голос.
— Э-э, простите? Это менеджер. Мы пока не уверены в проблеме, но делаем все возможное, чтобы быстро ее устранить. Вызвали пожарных, они скоро прибудут.
В зеленых глазах Ренье сверкнуло раздражение, и он нажал на экстренный тормоз, пока я спокойно натягивала штаны для йоги. Ренье играл нечестно, и, возможно, я была ответственной, но я никогда не говорила, что я была зрелой.
Я хотела отомстить.
Скоро.
— Куда мы идем? — Я снова ускорила шаг, чтобы догнать Ренье, пока мы пробирались через роскошный холл отеля. — Домой, верно?
Он дал щедрые чаевые посыльному, пока высокий мужчина грузил наши чемоданы в городскую машину, которую нам предоставил отель.
— Сначала у нас еще одна остановка.
Я запрыгнула на заднее сиденье, а Ренье придержал для меня дверь.
— Это была ночная поездка. — Моя рука потянулась и не дала двери закрыться. — Ночь закончилась, так что мы едем домой. — Я закрыла дверь перед его носом.
— У нас встреча, которую мы не можем пропустить! — крикнул он с другой стороны двери.
Я опустила окно.
— Домой.
— Встреча.
— Домой.
— Встреча.
Боже, как будто мы снова были детьми.
Только теперь он был моим боссом.
— Отлично. Только побыстрее.
Он кивнул, обогнул машину и сел на заднее сиденье через противоположную дверь.
— Прямо вперед, — приказал он водителю. — Я скажу, когда повернуть.
Ренье привел нас в богатый район Саут-Бич, где вдоль тротуаров росли пальмы, а белый песок тянулся вверх и вниз по аквамариновому побережью. Мы стояли перед пустым коммерческим помещением на берегу моря в великолепном районе Саут-Бич, который удалось скрыть от туристов. В этот час здесь было многолюдно, но я не обращала внимания на толпу, любуясь видом пляжа с чистой водой через дорогу от нас.
Я повернулась к Ренье и подняла бровь.
— Я думала, мы здесь не для того, чтобы разведывать места для "Down & Dirty 2.0". Кстати, это было бы ужасное место для стрип-клуба.
Так оно и было. Пустое помещение было зажато двумя ресторанами для семейного отдыха. Вряд ли это место кричало: «Вход с голыми сиськами!»
Он продолжал смотреть на меня.
— Может, это ужасное место для ресторана?
— Что?
Он сделал шаг ближе.
— Твоего ресторана.
Я отступила на шаг назад.
— Что ты хочешь сказать, Ренье?
— Ты перестала следовать своей мечте…
— У меня не было выбора.
Мечты не были такой уж безграничной сущностью, какой их выставляют фильмы, книги и политики. Они были связаны с нашими возможностями, с нашими обязанностями, с привилегиями, которыми мы обладали или которых нам не хватало.
— Теперь есть, Карина. — Он ввел код в дверь и провел меня в просторное помещение. — Если я чего-то и хочу для тебя, кроме того, чтобы быть с тобой до конца жизни, так это чтобы ты следовала своим мечтам и была счастлива.
Он вспомнил. Наши воскресные спагетти всегда были для меня глупым поводом проводить с ним больше времени, но он всегда относился к ним серьезно, как к практике для моей будущей карьеры шеф-повара.
Помещение было идеальным для ресторана. Место располагалось в самом центре Саут-Бич и имело большой пешеходный трафик; окна от пола до потолка давали много естественного света; огромного пространства было более чем достаточно, чтобы заполнить его столами и стульями; а через прорезь в стене я мог видеть, что кухня огромна. Это была мечта шеф-повара. Это была моя мечта. Но она не была реальной. И не могла быть.
Я повернулась к Ренье.
— Я не могу принять это от тебя.
Он вызывающе скрестил руки на груди.
— Почему, черт возьми, нет?
— Мы даже не встречаемся. Мы… мы никто, Ренье. — Я вышагивала по полу. — Я не могу принять что-то подобное от человека, для которого я никто.
— Ты не… — Он схватил меня за плечо и остановил мои движения. — Прекрати шагать, черт возьми. — Положив обе руки мне на плечи, он наклонился и посмотрел мне в глаза. — Ты не никто, Карина. Ты — все, и я хочу тебя.
Я подняла подбородок.
— Скажи мне правду. Расскажи мне, что случилось.
— Нет.
— Если бы я была тебе небезразлична, ты бы сказал мне правду.
— Я не могу сказать тебе правду. — С его губ сорвался разочарованный стон. — Я бы сказал, если бы мог, но я не могу. И это не значит, что ты мне безразлична. Это не значит ничего, кроме того, что я… не могу. Сказать. Тебе. — Он глубоко вздохнул, и его прищуренное выражение лица вызвало незаслуженную жалость в моем слабом сердце. — Ты все еще любишь меня. Ты любишь меня. Я вижу это в твоих глазах. Я слышу это, когда ты говоришь со мной. Я чувствую это, когда ты уступаешь моим прикосновениям, как в лифте.
В лифте.
Где он нечестно боролся.
Где он использовал мое тело против меня.
Где он использовал мое желание против меня.
Спасибо, что напомнил мне, засранец.
— Ты. Этот ресторан. Мы. — Я отвела плечи назад, подняла голову и укрепила наш зрительный контакт, чтобы он знал, что я чертовски серьезна. — Это хорошая фантазия, но не более того. Пока ты не расскажешь мне, что произошло, ничего из этого не станет реальностью.
Я отступила назад и отвернулась от него.
Если он не хочет сражаться честно, то и я не буду.
РЕНЬЕРИ АНДРЕТТИ
Юбка короткого сарафана Галло приподнялась, когда она шла по настилу к частному самолету. Я наклонил свое тело, чтобы курьер с сумкой, стоявший позади меня, не мог свободно увидеть белый комплект нижнего белья, который она носила под платьем.
— Галло… — предупредил я.
Она надела это облегающее платье, чтобы позлить меня. По той же причине она вышла голой после душа, повернувшись ко мне спиной, когда надевала свои кружевные белые трусики. Я любовался тем, как блестели губки ее киски, когда она наклонялась ко мне сзади, зажатые между ее идеальной попкой, похожей на закуску моей мечты.
А когда она задирала трусики вверх по длинным стройным ногам, я почти представлял, как подпрыгивают ее полные груди при каждом движении. Сзади я даже уловил аппетитное покачивание ее боковой груди. Я хотел трахнуть ее, и мне потребовалось все, чтобы не перегнуть ее через кровать и не погрузить свой член в ее тугую, горячую киску.
Она посмотрела на меня через плечо.
— Да?
Я проговорил сквозь стиснутые зубы:
— Поторопись.
Она села на самое дальнее от меня сиденье, мило помахала рукой озабоченному подростку-курьеру, прежде чем он ушел, и переместилась ко мне лицом.
— Я не знала, что мы торопимся.
Двери самолета закрылись. Стюардесса налила мне виски, а Галло — стакан воды. Как только стюардесса вышла из отсека, Галло раздвинула ноги. Короткая юбка ее платья приподнялась, обнажив нижнее белье. В центре трусиков виднелось мокрое пятно, и мне захотелось всосать его языком.
Я схватил свой бокал.
— Ты играешь с огнем.
— Расскажи мне, что с нами произошло, и ты сможешь получить меня. Всю меня. — Она поднялась на ноги, в ее глазах читалась решимость, когда она направилась ко мне, и на краткий миг я возгордился тем, что она такая сильная.
— Ты уже моя.
Настала ее очередь встать передо мной на колени.
— Я не твоя, чтобы прикасаться ко мне.
— Осторожно, — предостерег я.
Потому что она была моей.
И всегда была.
Она положила ладонь на каждое из моих бедер, обтянутых костюмом.
— Я не твоя, чтобы целовать. — Ее руки скользнули вверх, остановившись на моем болезненно твердом члене. — И я не твоя, чтобы трахаться. — Ее пальцы коснулись пряжки моего ремня, и это предложение было ясно как день. — Но я могла бы.
— Я не могу рассказать тебе, что произошло.
Она вынула кожаный ремень из металлической петли.
— Почему?
Я пригубил виски, никогда не нуждаясь в силе так сильно, как сейчас.
— Это не мой секрет, чтобы его раскрывать.
Она расстегнула мои брюки.
— Если это касается нас с тобой, то это в равной степени и наше, и чужое.
Я схватился за ручки своего кресла.
— Я дал обещание.
Она потянула за край моих трусов-боксеров, и мой член выскочил на свободу и уперся в ее щеку, почти во всю длину ее лица. Это было самое горячее, что я когда-либо видел, и я поклялся, что если бы ЦРУ отправило Карину Галло в Гуантанамо, то к закату она заставила бы всех этих заключенных выкладывать свои самые грязные секреты. Не то чтобы я когда-нибудь, блядь, позволил этому случиться.
Ее теплое дыхание погладило мой член, когда она спросила:
— Кому?
Она смотрела на мой член так, как каждый мужчина мечтает, чтобы женщина смотрела на его член, словно ей подарили святой Грааль, и она не была уверена, что сможет уместить его в своем тугом… кармане. Ее глаза расширились от вожделения, которое она не могла или не хотела скрывать, а за красивыми голубыми глазами таилась решимость.
— Кому? — повторила она, прежде чем обхватить мой член своими пухлыми губами и глубоко вобрать меня в рот, пока моя головка не коснулась задней стенки ее горла.
О, черт.
Я закрыл глаза и застонал.
— Твоему отцу.
Блядь, блядь, блядь, блядь.
Она тут же отпрянула.
— Моему отцу?
Мой член был твердым и голым перед ней, и мы разговаривали. О. Ее. Отце. Было почти стыдно, что моя эрекция не уменьшилась ни на сантиметр.
— Блядь. Ты не должна была этого слышать.
— Моему отцу, — повторила она. Ошарашенная.
Кажется, я ее шокировал. Я сдвинул свои боксеры на свою твердую эрекцию, слегка смущаясь. Мой член был сильно прижат к ее гландам, а шокировал ее именно отец.
Эго, встречай удар.
В горле у меня заклокотало.
— Забудь об этом.
— Я не могу.
— Карина. — Я потянулся к ее рукам.
Она отдернула их и скрестила руки.
— Расскажи мне все. Сейчас же. Или мы расстанемся, и я уйду.
Я стиснул зубы и промолчал.
К черту отца.
К черту Николайо.
И к черту Пьеро Галло.
Всю оставшуюся часть полета она сидела как можно дальше от меня, отвернув лицо в окно. Она молчала, когда мы приземлились. Она молчала, когда я ее высаживал. И она промолчала, когда я спросил ее, как гребаный отказник из High School Musical, когда мы увидимся в следующий раз.
У меня был шанс — два шанса, на самом деле — и я испортил их оба.
Я погубил ее.