19.02.71 г. У дома Герасимовичей.
– Ну, как я выступил? – спросил я его, когда мы вышли во двор.
– Очень сильно. Молодец, – заверил меня друг.
Только мы вышли на улицу, прямо на наших глазах, к дому Герасимовичей подъехала старая серая буханка, встала прямо там, где я закопал в снег сумку с бутылками, и стала сдавать назад к воротам, видимо пытаясь развернуться. Я подорвался бегом к ней.
– Алё, алё, командир! – забарабанил я в дверцу машины.
Буханка остановилась, из неё вышел здоровый водила лет двадцати пяти.
– Чего надо? – агрессивно спросил он.
– Тут такое дело, – не знал я, с чего начать. – Сумку мы тут спрятали в снегу.
– А я тут причём? – начал раздражаться парень.
– Ты машину прямо на неё поставил, командир, – простонал я.
– На кого?
– На сумку.
– Ну давай переставлю, – ухмыльнулся водила непонятно чему, забрался в машину и начал сдавать назад к воротам Герасимовичей. Не вписался. Выехал на проезжую часть через сумку и со второго раза припарковался у ворот. Вышел из машины, закурил и встал рядом, с интересом наблюдая за мной.
Я боялся идти смотреть, что сталось с моими алкогольными запасами. На трясущихся ногах я подошёл к тому месту, куда закопал сумку. Узнать место было невозможно: снег был укатан колёсами буханки. Я примерно сориентировался по придорожным деревьям, упал на колени и начал руками разрывать снег в колеях. Потом немного успокоился, сел тут же на снегу и стал рассуждать. Колеи были ровными, не похоже, что машина наехала на бутылки: был бы или горб, или цветное пятно в снегу. Я обшарил снег вокруг следов от колёс. Ничего. Не могла же целая сумка бутылок испариться.
Я встал, оглядываясь в недоумении и только тут обратил внимание, что буханка до сих пор не уехала.
Я посмотрел на машину, и что-то меня заставило пойти пошарить под бампером буханки. Я сразу нащупал там свою прелесть в плотном снегу. Бережно вытащил, заглянул в сумку. Это невероятно, но бутылки были целы.
– Нашёл что ли? – удивлённо спросил водила, заглядывая в мою авоську. Он, похоже, сначала не поверил в историю со спрятанной сумкой.
– Нашёл, – обрадованно подтвердил я. – Извини, командир, за беспокойство. Славка, пошли.
Я подхватил друга под локоть и повёл его скорее прочь, чувствуя спиной чей-то взгляд.
Игорь Герасимович пришёл домой с работы, коротко поздоровался с отцом. Сестра засуетилась с ужином. Игорь был очень голоден и наскоро умывшись уселся за стол. Батя сел напротив.
– У нас сегодня были гости, – начал батя издалека.
– Что за гости? – спросил Игорь с набитым ртом.
– Приходили два пацана, Светкины одноклассники, – еле сдерживая смех, начал рассказывать отец. – Просили отпустить Светку с классом завтра в поход с ночевкой.
– А ты что?
– Я обещал подумать, – начиная в голос смеяться, ответил Валентин Васильевич. – Ты бы видел этих делегатов! Столько пафоса! Оба под мухой, один всё стоял, дверной косяк с важным видом подпирал. Я сперва подумал, они Светку сватать пришли!
Валентин Васильевич начал хохотать, не в силах больше сдерживаться.
– Детский сад, – улыбнулся Игорь. – Бать, да пусть идёт. Что с ней там случится?
– Да, я тоже так подумал, пусть идёт, – смеясь, сказал отец, глядя на Светку. – Смешные такие пацаны у вас.
– Это ладно, – вспомнил, улыбаясь Игорь. – Я сегодня паркуюсь возле дома, подлетает ко мне пацанчик и орёт: ты на сумку мою наехал. Какую такую сумку, спрашиваю, я же помню: не было никакой сумки. А он говорит: я в снег её там закопал, куда ты заехал. Я к воротам встал, смотрю, он там снег руками роет, где я стоял: сумку ищет.
– Нашёл? – сквозь слёзы спросил отец, давясь от смеха.
– Представь себе, нашёл! – тоже смеясь, ответил Игорь. – Под бампер снегом вдавило, представляешь? Догадался ведь, сучёнок.
Мужчины смеялись от души.
– А самый прикол не в этом, – немного успокоившись, продолжал Игорь. – У него в этой сумке несколько бутылок было, и ни одна не разбилась, представляешь?
Я благополучно довёл Славку до его дома и зашёл к Ивану Николаеву. Постучал калиткой, разбудил овчара, тот меня добросовестно облаял и вскоре я услышал женский голос из приоткрытой двери сеней:
– Кто там?
– Тёть Маш, это Паша Ивлев. Иван дома?
– Сейчас позову, – откликнулась из темноты тётя Маша.
Вышел Иван и с удивлением подал мне руку.
Я поздоровался с ним, вытащил из внутреннего кармана бушлата наган и патроны в пакете из-под сахара и молча протянул ему.
– Не понял, – ошалело глядя на всё это, сказал Иван.
– Цушко умер сегодня, – объяснил я.
– Серьёзно?
– Да. Я когда в больнице друга навещал, встретил врача Марину. Она мне рассказала. Похоже, что последняя ревизия его доконала. И хорошо, что это сейчас случилось, а не после того, как наш сюрприз у него нашли бы.
– Согласен, – задумчиво проговорил Иван, явно в шоке. – Спасибо! – поблагодарил он меня, забрал наган с патронами и протянул руку, чтобы попрощаться.
– Тут еще это, – проговорил я, доставая из кармана пачку денег, – я у Цушко в баре случайно жестянку с деньгами нашел. Возьми, передай Веронике или купи ей что-нибудь. Думаю, ей полагается компенсация за моральный урон.
Иван стоял и растерянно смотрел на деньги. Потом все-таки взял их и положил в карман.
– Спасибо! Я подумаю, как Веронике их отдать. Так просто она их не возьмет. Может и правда купить ей что-то, – задумчиво проговорил он.
– Бумаги в шкафу проверил, – переключился я на другую тему, – мыши все сожрали сверху, не восстановить. Так что этой проблемы тоже больше нет.
– Ничего себе! Таки сработало, – ответил Иван, – я до последнего сомневался, что получится.
– Да, сработало, – сказал я, – надо деда Ариста при случае поблагодарить за отличную подсказку.
– Обязательно, – кивнул Иван, – наган буду отдавать, скажу спасибо.
Мы попрощались, и я направился к себе. Не хотел светить алкоголь перед своими женщинами и спрятал бутылки в сарае в дровах.
Дома умопомрачительно пахло жареной рыбой.
Я повесил пустую сетку на место, сполоснул руки и плюхнулся за стол.
Передо мной тут же поставили целую миску жареной ледяной. Боже, как давно я её не ел. Я набросился на неё, ел с одним только хлебом. Вкуснятина.
В дом вошла Эмма, скромно кивнула мне. Она принесла какие-то вещи в двух сетках. Я кивнул ей в ответ. Домой ходила, догадался я.
– Что, мать не приехала ещё? – спросил я её.
– Нет пока, – ответила Эмма.
– Ну, может, завтра приедет, – предположил я.
– Нет, завтра не приедет, – возразила бабушка. – По субботам не выписывают. Если бы выписали сегодня, она бы уже приехала на дизеле в семь часов. Теперь только в понедельник вечером будет, если выпишут.
– Понятно. А ты, – обратился я к Эмме, – встречать её пойдёшь в понедельник?
– Нет, наверное, – ответила она немного растерянно. – Зачем?
– Ну, она же одна, – удивился я её безразличию, – с ребёнком, с вещами.
– Я тоже с ребёнком, – тихо проговорила Эмма.
Я взглянул на бабушку.
– Разве это неправда? – спросила та, с вызовом глядя на меня.
– Правда. Всё правильно, – быстро согласился я. Как мои феминистки быстро промыли мозги девчонке. Молодцы.
– Ты хоть записку догадалась оставить ей, где тебя искать?
– Нет, – ответила Эмма, поджав губы. – Специально не оставила. Пусть помучается, куда мы пропали.
– Ну, так тоже нехорошо, – с сомнением сказал я, взглянув на бабулю.
– Ничего, ей полезно будет не только о себе подумать, – возразила бабушка.
– Ну, вам виднее, – согласился я. Если бы я знал, что за человек мать Эммы, может мне и было бы что возразить. А так, не стану лучше влезать в женские разборки без необходимости.
Эмма прошла в мою гостиную и начала выкладывать на мой диван принесенные вещи.
– В поход собралась? – спросил я её, не вставая из-за стола.
– Вроде собралась, – ответила она.
– Двое штанов, одни снимешь в спальник, – начал вспоминать я советы Славки и свой собственный опыт. – Рубашку. Два свитера, один с горлом, вместо шарфа. Носки: двое тонких, двое толстых. Варежки обязательно, в перчатках руки отмёрзнут. Осеннюю куртку. Компас. Спички. Фонарик. КЛМН. Фляжку. Спальник.
– Что за КЛМН? – спросила из гостиной Эмма.
– Кружка, ложка, миска, нож.
– А носков зачем столько? – поинтересовалась она.
– По двое сразу будешь надевать, – пояснил я, – сначала тонкие, сверху толстые, так теплее будет.
– А два по два зачем?
– Ну, вдруг ноги промочишь. Ты же много в походы ходила, что такую ерунду спрашиваешь?
– Когда это было!.. – с горечью в голосе ответила Эмма.
– Эй, тише там, – послышалось из комнаты мамы. – Я, между прочим, детей спать укладываю.
Эмма притворно сделала круглые испуганные глаза и зажала рот рукой.
Пашкина бабушка тоже смутилась, она даже не подумала, что Полька там детей укладывает, а они тут шумят, переговариваясь из разных комнат – увлеклась наблюдением за внуком, непонятным образом изменившимся после неудачной попытки суицида.
Чем больше она на него смотрела, тем больше вопросов у неё возникало. Вот, например, сегодня: откуда он знает, что надо брать с собой в поход? Он в поход ходил один раз в жизни, и то без ночёвки. Да еще уверенно так Эмму инструктирует, со знанием дела. Совсем на себя прежнего не похож.
Я почувствовал, что наелся. Причём наелся деликатесом, давно я не ел ледяной. Бабушка забрала со стола миску с оставшейся рыбой и поставила на стол большую корзинку с баранками.
– Вот, Герман из Москвы привёз, – сказала бабуля довольным голосом. – Заходил сегодня Эмму проведать.
– Какая разница? Из Москвы, не из Москвы, – пробормотал я, – баранки они и в Африке баранки.
– Не скажи, – возразила бабушка. – У нас таких не делают.
Я налил себе чаю и решил совместить полезное с приятным: почитать учебники за чаем, пока спать не легли.
Я пошёл к себе, достал дневник. Так, что у нас там завтра? История, физика, химия, обществоведение, биология, НВП.
Уложив учебники и тетрадки по расписанию в портфель, я вынес его в кухню и вытащил первый попавшийся учебник. Это оказалось обществоведение.
Я уселся за стол, открыл книгу, засунул баранку в рот и приготовился читать. О, а баранки и правда, обалденные: ванильные, хрустящие, хрупкие. Теперь понял разницу с местными.
Обществоведение я учил в техникуме, даже как-то умудрился госэкзамен на отлично сдать. Что отвечал на экзамене не помню, помню, что это была единственная тема, которую я знал. Мне тогда несказанно повезло.
Я открыл учебник наугад и начал вслух читать: «Религия – это фантастическое, извращённое отражение мира в сознании человека».
Приехали. Я отложил книгу, и тихонько спросил:
– Ба, а ты крещёная?
– Конечно.
– А мама?
– И мама.
– А я?
– Ты нет.
– Почему?
– По кочану, – отрезала бабуля. – Я член партии.
Ну понятно, по статусу не положено. Интересно, а если я крестился в той своей жизни, а Пашка в этой нет, я теперь в этой жизни считаюсь крещёным или некрещеным? Думаю, что крещёным, для Бога же душа единица измерения жизни, а не тело.
Я взял учебник и стал читать дальше. Пафосные оды материализму быстро надоели.
– Атеизм это тоже религия. – сказал я, засовывая учебник в портфель и доставая химию.
– Что-что? – спросила удивлённая бабушка.
– Атеизм тоже религия, – повторил я. – Вера в то, что Бога нет.
– Так его и нет, – присоединилась к нам за столом Эмма и взяла баранку из корзинки.
– Так это не доказано, – передразнил её я её же тоном, – как не доказано и то, что он есть. А значит ты в любом случае веришь в то, что доказать нельзя. Значит, атеизм – тоже по сути религия.
Эмма ошалело смотрела на меня. По ее глазам было видно, что такая точка зрения на вопрос никогда раньше не приходила ей в голову. Она пыталась осмыслить новую информацию и придумать контраргументы, но ничего не получалось. В итоге она просто сидела и хлопала глазами. Выглядело все это довольно забавно.
– Так. На горшок, умываться и спать, фантазёры, – распорядилась бабушка. Я не стал спорить с ней. Тему религии лучше без необходимости в СССР не трогать, чревато.
Ходики показывали уже половину одиннадцатого, и правда, надо ложиться спать.
Я быстро умылся и лёг. Женщины ещё какое – то время копошились, потом разлеглись по койкам. Вскоре всё стихло.
Я думал о Цушко, о Никифоровне. И о том, как несправедлива жизнь. Я обещал Никифоровне заменить патрон в сенях, а никак не могу в течение недели дойти до рядов на Площади. В воскресенье рынок, и опять я не попадаю. Хоть занятия в школе прогуливай.
– Ба, – тихо позвал я.
– Что?
– А какого чёрта дети в школах по субботам учатся? Разве это удобно? Родители дома, а дети в школе.
– Взрослых три года только как на пятидневку перевели, – ответила бабуля. – Подожди, и школы тоже переведут.
– Три года? А раньше как работали?
– Шестидневку.
– Один только выходной был?
– Да, но мы работали по семь часов. Кстати, сейчас тоже чёрные субботы есть, как минимум, раз в месяц.
Да уж, чёрные субботы, как же, как же, помню. Я повернулся на бок и улёгся поудобнее.
– Спокойной ночи, – пожелал я бабушке.
– Спокойной ночи, – ответила она.
Я почти сразу уснул.
Ивану не спалось. Он всё ворочался и думал, как же так, Цушко умер, документы унитожены. Нет больше угрозы Веронике. Не надо что-то выдумывать, само всё рассосалось.
Цушко умер… О мёртвых или хорошо, или никак.
И Пашка, конечно, прав: хорошо, что он умер не из-за их подставы.
Как же им обоим повезло, что не пришлось марать руки и совесть.
С этой мыслью Иван, наконец-то, успокоился и заснул.
Проснулся я от того, что бабуля трясла меня за плечо.
– Просыпайся, полседьмого, – доложила она, увидев, что я наконец-то открыл глаза.
Я сел в кровати, пытаясь вспомнить, какой сегодня день, и что я должен сейчас делать. Вышел на улицу в одних трусах и майке. Уже почти рассвело. Чувствовался лёгкий мороз. Но небо было чистое, будет солнечный день, что не могло не радовать в свете предстоящего похода.
Вернулся в хату, умылся, оделся и вышел на улицу. Славки ещё не было видно. Я вернулся во двор, помахал руками, поотжимался. И услышал громкий хруст льда под чьими-то ногами. Вышел на улицу как раз навстречу Славке. Он, не сбавляя ходу, протянул мне руку, я шлёпнул по ней вместо приветствия.
Мы побежали вдвоём по уже ставшему привычным маршруту.
– Как дела? – спросил он.
– Нормально. Как сам? Как самочувствие?
– Думал, будет хуже, – ответил он.
– Родители ничего не сказали?
– Что вчера было, не помню, – честно признался Славка. – А сегодня быстренько оделся и на зарядку сбежал.
– Не, ну сегодня ты бодрячком, – заверил я его. Коньяк у Цушко был хороший. – Вернёшься сейчас домой, веди себя, как ни в чём ни бывало.
– Угу, – согласился Славка. – Что Эмма, собралась?
– Собралась вроде. Вчера дядька её заходил племянницу проведать, московских баранок оставил целую корзинку. Напомни мне в поход взять немного.
– Хорошо, напомню. А что насчёт вина? – поинтересовался Славка. – Ты хотел взять в поход девчонкам.
– Всё нормально, есть бутылка, – ответил я, покосившись на него. Он что, не помнит, что было в той сетке, что я вчера таскал, когда ушли с базы?
– О, отлично, – заметно повеселел Славка.
Пробегая мимо дома Герасимовичей, я вспомнил, как рылся вчера в снегу в поисках сетки с бутылками, когда на неё наехала буханка.
Кстати, буханка так и стояла у ворот второго дома по правой стороне сразу после Большого моста.
Я обратил на неё внимание, но никаких выводов не сделал.
– Интересно, отпустят Светку в поход? – задумчиво спросил я.
– О. А мы ходили вчера к ней?
– Здрасте! – воскликнул я и от удивления остановился перед Славкой. – А ты не помнишь? Ты же сам сказал вчера, что я классно выступил перед Светкиным батей.
– Не помню, – виновато пробормотал Славка, наскочив на меня, – вот как и ты говоришь постоянно, о чем не спроси из прошлого – не помню.
– Во дела, – пробормотал я. – Ну, в школу придём, спросим у неё.
Мы побежали дальше, добежали до проходной хлебозавода, развернулись и побежали обратно.
В предыдущие дни обратно мы бежали на скорость. Я думал, что сегодня у нас это не получится с бодуна. Но, на удивление, мы рванули и добежали до поворота на нашу улицу. Что значит, молодой организм. Славка опять меня обогнал, хотя я упирался изо всех сил.
Свернув к нам на улицу, мы перешли на шаг. Я уже предвкушал водные процедуры во дворе и собрался прощаться со Славкой, но он с деловым видом открыл нашу калитку и впереди меня направился к дому.
– Ты куда? – догнал я его и схватил за рукав.
– Спрошу у Эммы, всё ли у неё к походу готово, – невинно ответил он.
– Славка, нельзя с утра врываться к девушке, – я взял его за плечи, – она в ночнушке, не причёсана. Ты представляешь, как она смутится? Потом каждый раз при встрече будет стесняться глаза на тебя поднять. Ты этого хочешь?
– Нет, – озадаченно ответил Славка.
– Тогда топай отсюда, – сказал я ему.