Рэй задним ходом

ЛЕТО 1992-го
Дом, который он построил

Это был шалаш на дереве, сооруженный из фанерных планок размером один на двенадцать, с диагональными Попс речинами, укрепляющими стены. Покрытый кровельной дранкой, надежно защищенный от непогоды, он опирался только на ветви самого дерева, густолиственной магнолии, которой, по слухам, было пятьдесят с лишним лет (гораздо больше, чем Рэю), когда он построил на ней шалаш. Там имелось одно просторное помещение, рассчитанное на добрый десяток человек, но также маленькая комнатка, за так называемой фальшивой стенкой. «Потайная комната!» – сказал он своему сыну Джимми, для которого все и строилось. Чтобы проникнуть в потайную комнату, требовалось поднять несколько хитроумно посаженных на петли планок и вползти в отверстие на четвереньках. Даже окошко там было замаскировано, и никто, находись он снаружи или внутри, не мог догадаться о существовании маленькой комнатки. «Твоя мать даже не знает о ней, – сказал он Джимми. – Даже твоя мать! Вот что значит настоящая потайная комната».

Поскольку ветви дерева служили своего рода ступеньками, ведущими к шалашу, там не было пи лестницы, ни веревки. «Это плохо, – сказал Рэй сыну, – поскольку ты лишаешься возможности предотвратить появление нежеланного гостя». Он высказал мысль, что в нежеланного гостя можно бросать сверху разные предметы, но Джимми в конечном счете забраковал предложение: так ведь недолго и зашибить человека ненароком, смотря что бросаешь.

Был необходим пароль. Они двое стояли под деревом, когда Рэй объяснял это. Если ты не знаешь, пароля, ты не можешь войти туда.

– Нужно придумать пароль, – сказал Рэй. – И он должен держаться в тайне. Иначе какой в нем смысл?

Джимми смотрел вверх, в пышную крону магнолии.

– Давай сегодня, – сказал Рэй, – паролем будет слово «пожалуйста». Хорошо?

– Хорошо, – сказал Джимми. – Пожалуйста. И они вскарабкались на дерево.

В шалаше имелось плетеное кресло, сплошь покрытый пятнами старый матрас и портативный радиоприемник. А также пожелтевшая от времени фотография Уинстона Черчилля, которую Рэй нашел в подвале.

– Мы с ним были вот так, – сказал Рэй, указывая на фотографию, а потом скрещивая пальцы. – Как братья.

Джимми, в последнее время получивший множество поводов для сосредоточенных размышлений, лишь кивнул. Он не просил шалаша на дереве и даже не думал просить, но неожиданно получил. Отцу потребовалось четыре недели, чтобы построить домик; он трудился по выходным и вечерами после работы. Все это время Джимми задавался вопросом, чем же таким занимается отец там, в ветвях магнолии. Он задавался вопросом, но не настолько живо, чтобы выйти и посмотреть.

Они стояли в шалаше. Рэй нагибал голову, поскольку был слишком высокого роста.

– Ну как, тебе нравится? – спросил он.

Джимми кивнул.

– Я имею в виду – на самом деле. Тебе на самом деле нравится?

Джимми снова кивнул, на сей раз чуть энергичнее. И все же отец казался разочарованным. Он определенно казался разочарованным, невесть почему.

– Ну и что ты скажешь? – спросил Рэй. – Тебе строят шалаш на дереве – и что ты говоришь?

Джимми задумался.

– Спасибо, – сказал Рэй. – Ты говоришь «спасибо».

– Спасибо, – сказал Джимми. – Большое спасибо.

В понедельник Рэй вернулся домой после работы и услышал музыку. Музыка неслась из кроны магнолии. Улыбнувшись, он стремительно вошел в дом и прошагал на кухню, где Дженни готовила ужин. Ликуя, он схватил ее за локоть.

– Ты видела? – спросил он. – Ты видела его там?

– В чем дело? – спросила она. – Что случилось?

– Ничего, – сказал он, отступая от нее. – Ничего ие случилось. Просто он сидит в шалаше на дерене. – Усилием воли Рэй воскресил радостное чув-сво, с которым входил в дом. – Ему нравится, – сказал он. – Мне кажется, ему нравится это.

– Ты напугал меня до смерти, – сказала Дженни.

– Ему нравится, – повторил он. – У него радио играет, и все такое прочее.

– Надеюсь, он не свалится оттуда, – сказала она.

– Он не свалится, – сказал Рэй. – Парни в этом возрасте – чистые мартышки. – Он рассмеялся. – Джимми – мартышка.

– Джеймс, – сказала Дженни.

– Что?

– Он хочет, чтобы теперь его называли Джеймсом, – сказала она. – Он говорит, что ему уже десять лет и он достаточно взрослый, чтобы зваться Джеймсом. Именно так он говорит.

– Во-первых, это я уже слышал, – сказал Рэй. На несколько мгновений он застыл на месте там, на кухне, и задумался. – Ему еще нет десяти, верно ведь? – спросил он. – Десять-то еще не стукнуло?

– Нет, – сказала Дженни. – Пока еще нет.

Сняв галстук и повесив его на дверную ручку, сняв пиджак и повесив его на плечики в стенном шкафу, Рэй отправился в ванную комнату, ополоснул лицо холодной водой и немного продышался. Потом он налил себе выпить и вышел наружу. Был прохладный июньский вечер. Звучала музыка. Он стоял у подножия дерева и смотрел на дом, который построил для своего сына. Он смотрел на него, пока не допил свой виски и не выбросил льдинку в заросли кустов за спиной.

– Эй там, наверху! – крикнул Рэй. – Есть там кто-нибудь?

Прошло несколько долгих секунд, прежде чем последовал ответ.

– Привет! – сказал Джимми.

Потом радиоприемник увернули и наступила полная тишина.

– Папа? – сказал Джимми. – Это ты?

– Я, – сказал Рэй. – Я поднимаюсь.

– Подожди! – сказал сын таким тоном, какого отец не слышал никогда прежде. Повелительным тоном.

– Подождать чего? – спросил Рэй. – В чем дело?

– Пароль, – сказал он. – Какой пароль? – Пожалуйста, – сказал Рэй, карабкаясь вверх

но ветвям. – Пароль «пожалуйста».

– Нет, – сказал сын, и он замер на месте. – Я изменил пароль.

На мгновение Рэю послышалось, будто Джимми смеется – или, возможно, не он, а еще кто-то там, наверху.

– Это секрет, – сказал сын. – Какой смысл использовать пароль, если он не держится в секрете?

– Ну ладно, брось, – сказал Рэй. – Какой у тебя пароль?

Но ответа не последовало. Рэй взобрался на вторую ветку, и ему на голову упала сосновая шишка.

– Джимми! – сказал Рэй. – Я не шучу! – Джеймс, – поправил Джеймс. – Я Джеймс, папа. Разве мама не сказала тебе? И у меня здесь полным-полно шишек.

Рэй немного подождал; он все равно хотел подняться в шалаш и надеялся, что Джеймс передумает. Но он не передумал, и потому Рэй вернулся в дом и налил себе еще выпить. Он сидел в кресле в гостиной один и размышлял о случившемся. Но от мыслей становилось только тяжелее. А когда позже он рассказал о случившемся Дженни, она рассмеялась.

– Смейся, – сказал он. – Смейся. Я построил этот чертов шалаш.

Когда Рэй вернулся с работы на следующий день, приемник молчал. Прямо в пиджаке и галстуке он взобрался на дерево и заглянул в шалаш. Джеймса там не было, и все оставалось на своих местах. Матрас, стул, Черчилль. Но не хватало Джеймса. Он сидел дома, смотрел телевизор. Сидел на полу в маленькой комнате и пил колу. Когда Рэй вошел, Джеймс посмотрел на него и улыбнулся. А потом снова уставился в телевизор.

– Ты не в шалаше, – сказал Рэй, останавливаясь в дверях.

– Да. – Джеймс бросил на него короткий взгляд. – Я не в шалаше.

– Полагаю, это очевидно, – сказал Рэй. – Что ты не в шалаше. Ты смотришь телевизор. Полагаю, мое замечание не имело никакого смысла.

Рэй прошел мимо Джеймса в спальню и сделал то, что делал каждый день по возвращении с работы. Снял пиджак, галстук. Ополоснул лицо водой. Посмотрел на свое отражение в зеркале и вздохнул так глубоко, словно вдыхал воздух впервые за весь день. По звуку и по ощущению -

словно впервые за день. В последнее время Рэй много работал: он подумывал открыть еще один магазин. И вдобавок занимался тем, чем еще недавно надеялся не заниматься никогда в жизни. Он завязал интрижку с Дебби Мартин, своей бухгалтершей. Как раз сегодня они занимались сексом в полутемной задней комнате, где она работала одна, со своим калькулятором, в своем крохотном кресле. Сейчас, дома, Рэй не хотел думать об этом. Решительно не хотел. Он вернулся в маленькую комнату и сел на пол рядом с Джеймсом.

Спустя минуту он сказал:

– Я бы тоже не полез в шалаш. Ни за какие деньги.

Джеймс ничего не ответил. Он смотрел в телевизор.

– Знаешь почему? – спросил Рэй. – Знаешь, почему я бы не полез туда ни за какие деньги?

Он выжидательно замолчал.

– Почему?

– Нет ковра, – сказал Рэй. – Что необходимо в шалаше, так это ковер. Я тебя не виню. Кому захочется сидеть в шалаше, где нет ковра? Мне так точно не захочется. Один мой друг, Майкл Джордан… Ты ведь знаешь Майкла Джордана? Мы с ним закадычные друзья. Я знаю его очень хорошо, и он говорит, что без ковра никак нельзя. В смысле, не только в древесных шалашах, которых у него несколько, а вообще везде и повсюду. На самом деле, в какой-то момент своей жизни он отказался ступать по любой поверхнос-ти, не застеленной ковром. Я не удивлюсь, если он бросит баскетбол, поскольку игровую площадку не покрывают ковром.

– Майкл Джордан? – спросил Джеймс.

– Именно, – сказал Рэй. – Ты и Майкл Джордан. Двое из множества людей, которые сегодня не сидят в своих шалашах и не согласятся сидеть там ни за какие деньги.

Джеймс и Рэй смотрели телевизор вместе.

В следующую субботу Рэй купил рулон коврового покрытия и застелил пол в шалаше, построенном для сына. Он управился за час без малого, а когда поставил на место стул и положил матрас, позвал Джеймса. Он звал и звал – так громко, что слышал эхо своего голоса: Джеймс! Джеймс! Наконец он услышал скрип открываемой двери и шаги. Дженни.

Она стояла у подножия магнолии запрокинув голову.

– Сегодня Джеймс ночует у Стивена, – сказала она. – Что, собственно говоря, случилось?

Но Рэй не мог говорить. Он напрочь лишился дара речи.

И июле дни стали длиннее. Было светло, когда Рэй возвращался домой, светло почти весь вечер, до восьми – половины девятого, а поскольку у Джеймса было много интересов, много друзей и много дел, он редко появлялся дома. Рэй никогда его не видел. Поэтому он стал ждать своего сына в шалаше на дереве. Залезая туда, он неизменно вспугивал одну-другую птичку, красную или коричневую; он все время собирался спросить у Дженни, что это за птички такие, но потом забывал. Из окошка шалаша Рэй видел всю улицу, ведущую к центру города, откуда вернется Джеймс – на велосипеде, в обществе друга или (если уже поздно, если уже смеркается) один, яростно крутя педали, прыгая по заросшим травой и забитым осколками стекла выбоинам, спеша добраться до дома до наступления темноты – то есть пока не попадет в беду. По возвращении с работы Рэй совершал все привычные действия – пиджак, галстук, холодная вода, глубокий вздох, стаканчик виски, – а потом, иногда перекинувшись парой слов с Дженни, занятой приготовлением ужина, забирался по ветвям в шалаш и ждал там Джеймса.

Он всегда с удовольствием отмечал перемены, происходившие в шалаше: ковер стал грязнее против прежнего, на нем остались пыльные серые отпечатки ботинок Джеймса; куча сосновых шишек в углу еще немного выросла; Черчилль теперь щеголял пририсованными усами и клыками. Джеймс бывал там, он пользовался шалашом, и это радовало Рэя. Он чувствовал удовлетворение. Мир устроен правильно. Он соорудил шалаш на дереве для сына, и сын пользовался им, как Рэй и замышлял. В ожидании Джеймса он слушал радио. Он смотрел на проезжавшие по улице автомобили и на соседей, вышедших на прогулку, но никто не видел Рэя, укрытого за блестящими зелеными листьями и восхитительными кремово-белыми цветами магнолии.

Белее кожи, чем у Дебби, он в жизни не видел. Обнимая Дебби, он видел отпечатки своих рук на ее теле. В своей связи с ней он не видел ничего плохого: это просто было что-то, чем он занимался с ней сейчас, но в конечном счете перестанет. Рэй старался не думать об этом, когда находился в шалаше, но атмосфера там располагала к подобным мыслям. Он много думал о Дебби, сидя в шалаше на дереве.

Допив первый стаканчик виски, он спускался вниз и наливал себе еще. Бросал несколько слов своей жене. Ужин готов. И будет стоять на плите. Тем летом они ели в самое несуразное время или вообще не ели; по крайней мере, не собирались всей семьей за столом. Джеймса постоянно не было дома; Рэй торчал в шалаше. И в такие длинные, такие жаркие дни никому не хотелось есть. Осенью все вернется на круги своя, с уверенностью думал Рэй: Джеймс пойдет в школу, похолодает, ночи станут длиннее.

Он начал держать в шалаше бутылку виски и ведерко льда. Теперь, когда бутылка виски, стакан и ведерко льда постоянно находились под рукой, Рэю больше не приходилось спускаться вниз. Сын наверняка застанет его наверху. Он мочился из окошка шалаша, с таким чувством, будто совершает нечто запретное; в первый раз он даже покраснел и посмеялся над собой. Он пробовал, сумеет ли пустить струю за пределы лиственной кроны и достать до травянистого бордюра дорожки, и у него почти получилось. Он был страшно доволен собой, хотя рассказать о таком своем достижении не мог никому, кроме Джеймса, – да и то когда сын будет значительно старше.

Рэй никогда не сознавал, насколько он пьян, покуда не наступало время спускаться вниз. Для него это всегда оказывалось полной неожиданностью. Лежа на матрасе и слушая радио, он чувствовал себя совершенно трезвым. Но стоя в дверях шалаша и видя, с какой высоты ему предстоит спуститься, он всякий раз несказанно изумлялся. Неужели здесь действительно так высоко? Неужели сплетение ветвей настолько сложное? Похоже, что-то тут изменилось, пока он валялся на матрасе, поэтому придется снять туфли. Они не приспособлены для лазанья по деревьям. Рэй снимал туфли, швырял вниз и провожал взглядом, прислушиваясь в ожидании глухого удара о землю, – словно бросал камень в глубокий колодец и ждал далекого всплеска. Конечно, высота не такая уж страшная. Но все же Рэй каждый раз жалел, что он не птица и не может просто подпрыгнуть и легко спорхнуть на землю. Рэй оставлял бутылку виски и ведерко со льдом спрятанными в куче сосновых шишек. И начинал осторожно спускаться, медленно перебираясь с ветки на ветку. Он построил этот шалаш; он взбирался по этим ветвям с матрасом на спине. Он знал, что у него получится, и у него всегда получалось; он упал лишь однажды, когда штаны зацепились за сук на нижней ветке, порвались, и он рухнул на землю с высоты трех футов, сильно ушибив плечо и поцарапав локоть, где образовалась маленькая корка засохшей крови. У Рэя уже много лет не было ничего подобного. Сидя в офисе, он заворачивал рукав и принимался отковыривать корку. Кровавые пятна испортили несколько рубашек, и Дженни, которой приходилось их стирать, сказала, чтобы он оставил царапину в покое, иначе она никогда не заживет. Он пообещал больше не трогать болячку и не трогал, хотя для этого ему потребовалось собрать в кулак всю свою волю и он постоянно о ней думал.

Первые несколько минут в шалаше Рэй обычно ждал, честно ждал Джеймса, но потом забывал, зачем он здесь, и принимался думать о других вещах. Он думал о возможных усовершенствованиях: об обшивке, отделке и покраске стен, электропроводке. О некоторых личных вещах: о какой-нибудь симпатичной фотографии, о своей коллекции пуговиц. О морозильнике для льда в углу, о маленьком баре под окном. Он может нанять какого-нибудь соседского мальчишку в прислуги или сынишку одной из чернокожих горничных, которые садятся здесь на автобус по утрам и вечерам. Маленький чернокожий мальчуган в смокинге, смешивающий Рэю коктейли. По имени Чарли. Ослепительная белозубая улыбка на черном лице. И он не будет открывать рта, покуда к нему не обратятся. «Чарли, – скажет Рэй, – что происходит с этим безумным миром?» И Чарли ответит: «По моему мнению, сэр, он станет еще гораздо хуже, прежде чем начнутся перемены к лучшему». И Рэю придется согласиться. «Думаю, ты прав, Чарли. Думаю, ты попал в самую точку». Телефон, прожектора и сигнализация. Ружье. Ему нужно ружье. Он не собирается шутить шутки с разными незваными гостями. Но девушкам будет всегда рад. И парням тоже. О да, девушки и парни смогут приходить к нему в гости в любой момент и в любом количестве, сколько их поместится за раз. Конечно, Дебби тоже сможет приходить, хотя в последнее время Рэя стала раздражать ее плаксивость. И все же пусть она тоже приходит. Здесь недостаточно места для всех девушек, которых он хотел бы видеть. Одновременно в шалаш поместится не больше шести, наверное, – в зависимости от роста и полноты, и чем они меньше, тем лучше. Молоденькие девушки с длинными светлыми волосами, никогда не знавшими ножниц, с браслетами на тонких руках, с ровными крупными зубами и мелодичным нежным смехом. В шалаше было здорово, просто здорово.

В один из редких вечеров, когда они собрались за столом всей семьей, – когда Джеймс по какой-то причине не нашел дел поважнее и явился к ужину исключительно с целью поесть и ни для чего больше, – его отец сделал заявление. Любые слова, произнесенные в неловкой тишине за столом, звучали подобием заявления, но слова Рэя произвели полное впечатление декларации, официального сообщения о принятом решении. Он пару часов провел в шалаше на дереве и пил там. Но он не был пьян. Нет, нисколько. Он мыслил ясно и четко, и он принял решение после долгих и напряженных раздумий.

– Джеймс, – сказал он, – извини, но я забираю у тебя шалаш.

Рэй говорил очень ровным, очень рассудительным тоном. Он смотрел на сына самым твердым и строгим взглядом, необходимым в подобных случаях. За столом воцарилась тишина. Джеймс сидел с набитым ртом, пытаясь прожевать и проглотить. Он уставился на отца, потом перевел глаза на мать, удивленные и недоверчивые. Рэй глубоко вздохнул.

– Дорогой, – сказала Дженни. – Рэй! Конечно же ты шутишь.

– Это касается только нас с Джеймсом. – Он оросил на нее короткий взгляд. – Джеймс понимает, о чем я говорю.

– Нет, не понимаю, – сказал Джеймс. – Не понимаю. Шалаш мой.

– Был, – сказал Рэй. – Был твоим. Но я построил шалаш, чтобы ты им пользовался, ты и твои друзья. А ты просто не пользуешься. Ты никогда ым не бываешь. Я знаю, Джеймс, так что не пытайся переубеждать меня. – Но папа…

– Я удивлен, сын. Действительно удивлен. Я не ожидал, что ты станешь возражать. Я имею в виду, поскольку ты все равно там никогда не бываешь. Какой смысл иметь шалаш на дереве, если ты никогда там не бываешь, если не ценишь его? Поэтому отныне считай, что вход туда запрещен. И не желаю, чтобы ты или кто-нибудь из твоих друзей поднимались туда. Ты меня понял?

– О господи, – тихо проговорил Джеймс.

– Что ты сказал? – Рэй грохнул по столу кулаком. – Повтори, что ты сказал, Джеймс!

– Ничего, – сказал он.

– Нет, ты слышала? – Но Дженни ничего не ответила. – Отправляйся в свою комнату. Отправляйся в свою комнату, Джеймс. Сейчас же. Без ужина, вот именно. Я поднимусь к тебе через несколько минут. Нам нужно обсудить несколько вопросов.

Кто-то из них был готов расплакаться, но, впрочем, все трое тогда находились на грани слез. Наконец Джеймс вскочил с места и взлетел вверх по лестнице, преувеличенно громко топая. Он с грохотом захлопнул за собой дверь, весь дом сотрясся, а потом стало очень тихо.

Но Дженни по-прежнему сидела за столом, пристально глядя на Рэя. Он не мог отослать ее прочь.

– Я построил для него шалаш на дереве, а он никогда им не пользуется, – сказал Рэй. – Никогда! Он должен получить хороший урок. Парню почти десять лет. Он должен получить урок.

Он смотрел на Дженни, ожидая поддержки, но она молчала.

– Боже! – сказал он. – И ты туда же.

Раздраженный, он вышел прочь, оставив жену в одиночестве.

В шалаше почти весь лед кончился, но на порцию виски хватило. Рэй пил маленькими глотками и задумчиво смотрел в окошко. По багровому небу плыли оранжевые облака, начинался дождь, летний ливень. Над улицами поднимался пар. На траве возле дорожки валялся велосипед. Громыхнул гром, сверкнула молния, а потом полило как из ведра. Потоки воды бурлили в сточных канавках, дул сильный ветер. Рэй был доволен. Ни одной капельки не протекло сквозь крытую дранкой крышу. «Еще один миски, Чарли. Двойной». Он потянулся к ведерку со льдом. «Да, такой уж сегодня день». Но Рэю хотелось еще выпить. Он построил хороший, прочный дом.