Резервы человеческой психики

Глава II ТЕЛО И ПСИХИКА

Необычайно трудной, но и столь же интересной является проблема, обозначенная в заголовке данной главы. Трудной потому, что в том или ином виде она решалась всеми предшествующими поколениями людей, интересной — поскольку каждый человек является обладателем тела и психики, а следовательно, повседневно и практически сталкивается с их проявлениями. Более того, взаимоотношения тела и психики, этих слагаемых человеческого организма, чаще бывают отмечены теми или иными противоречиями, чем миром и гармонией, которых желал бы в идеале каждый человек. Вот почему рано или поздно эта проблема становится поводом для раздумий, недоумений, огорчений. По сути дела, активность психики начинает формироваться в ее взаимодействии с телом, что и приводит в конечном счете к выработке определенной внутренней позиции по отношению к нему. Непростая и нелегкая это задача, к тому же со многими неизвестными.

Глубокое смятение по этому поводу звучало уже в словах первых христианских подвижников: плоть моя, «она и друг мой, она и враг мой, она помощница моя, она же и соперница моя; моя заступница и предательница. Когда я угождаю ей, она вооружается против меня. Изнуряю ли ее — изнемогает. Успокаиваю ли ее — бесчинствует. Обременяю ли ее — не терпит. Если и опечалю ее, то сам крайне буду бедствовать. Если поражу ее, то не с кем будет приобретать добродетели. И отвращаюсь от нее и объемлю ее. Какое это во мне таинство? Каким образом составилось во мне это соединение противоположностей?»

Сменялись поколения, но вопрос, выраженный здесь почти поэтическим слогом, оставался без ответа.

Великий Гёте устами доктора Вагнера произносит:

Попробуем проследить, как решает этот вопрос современная наука.

Собственное тело человек воспринимает в виде части своеобразной интимной окружающей среды, как однажды данный предмет, которым необходимо управлять, о котором необходимо заботиться. Оно может быть источником радости и гордости, но иногда причиняет немало страданий и горя.

Видный польский психиатр А. Кемпински отмечает, что картина нашего собственного тела строится в нашем сознании на несколько иной основе, нежели картина окружающего мира. Главные каналы информации — зрение и слух — играют в ее конструкции незначительную роль. Свой голос человек слышит иным, чем слышат его другие люди, и даже свое лицо в зеркале видит не таким, каким видят его посторонние. Это происходит потому, что смотрящийся в зеркало невольно меняет выражение своего лица. В общем, заключает А. Кемпински, картина нашего тела фрагментарна и неясна; картина же наших внутренних органов остается туманной и непонятной.

Приведенное утверждение скорее всего характеризует чисто субъективную сторону восприятия человеком собственного тела в повседневной жизни. Что же касается строго научных фактов, установленных исследовательскими работами в этой области, то они характеризуются большей определенностью, хотя могли бы быть и значительно точнее.

А знать особенности взаимоотношений тела и психики совершенно необходимо, так как именно внутри этих взаимоотношений формируется своеобразие психологических установок человека, его жизненный тонус, степень его психической активности, повседневное настроение.

Забота о собственном теле была присуща человеку всех времен. Вместе с тем и здесь можно встретить диаметрально противоположные точки зрения на сущность и значение тела. Известна сложная, требующая большого труда и терпения система физических тренировок, представляющая практическую сторону учения хатха-йоги и предназначенная для того, чтобы сделать возможным для человека достижение высших ступеней духовного совершенства, которое понималось как преодоление оков материального мира. Первостепенная роль придавалась физическому развитию людей в древней Спарте. В то же время некоторые религиозные течения, в том числе и христианство, рассматривали человеческое тело как некое вместилище греховности и потому всяческими способами стремились еще при жизни умертвить «недостойную плоть», дабы тем самым «возвысить душу».

И все же диалектическое единство тела и духа было отражено уже в известном изречении древних: «В здоровом теле — здоровый дух». В дальнейшем не только повседневная практика, но и наука доказала справедливость этого утверждения. И, может быть, наиболее выразительными в этом плане оказались слова А. И. Герцена: «Полноте презирать тело, полноте шутить с пим! оно мозолью придавит весь ваш бодрый ум и на смех гордому вашему духу докажет его зависимость от узкого сапога»[56].

Да, влияние тела на состояние центральной нервной системы огромно. Современной наукой установлено, что это влияние осуществляется многообразно и непрерывно. Первостепенное значение для нормального протекания психических процессов имеет, безусловно, физическая активность в силу того, что между деятельностью центральной нервной системы и работой опорно-двигательного аппарата человека существует очень тесная связь. В скелетной мускулатуре находятся специфические нервные клетки (проприорецепторы), которые при мышечных сокращениях по принципу обратной связи посылают в мозг стимулирующие импульсы. Исследования подтверждают, что многие функции центральной нервной системы зависят от активности мышц. С одной стороны, задача импульсов, идущих от проприорецепторов, состоит в том, чтобы сигнализировать мозгу о реализации совершаемых движений (например, таких, как поднимание руки, сжатие кисти и т. п.). С другой стороны, специфические нервные клетки одновременно повышают общий тонус коры головного мозга, в результате чего нарастает его общая функциональная способность. Общеизвестно, что многие люди лучше думают при ходьбе, чем в сидячем положении, что ораторы склонны сопровождать свою речь жестикуляцией, а актеры предпочитают учить свою роль во время прогулок.

Благодаря высокоразвитым функциям мозга человек приобрел свойство восстанавливать свою работоспособность во время физической и умственной активности. Еще И. М. Сеченовым было доказано, что активный организм быстрее восстанавливает свои силы, чем пассивный. Так, он установил, что работоспособность уставшей руки восстанавливается быстрее, если во время отведенного для нее отдыха будет работать другая рука.

Положительное значение регулярных физических тренировок показано во многих исследованиях. Американский физиолог Э. Джокел установил, что старые гимнасты — а они всю жизнь регулярно занимались спортом — по уровню физической и умственной работоспособности оказываются на 10–20 лет моложе своих сверстников, не занимавшихся спортом. Как известно, люди, систематически занимающиеся спортом вплоть до глубокой старости, реже заболевают наиболее распространенными старческими болезнями.

Однако автор вовсе не склонен провозглашать культ тела. Думается, что одним из авторитетов по этому вопросу следует считать древнеримского философа Сенеку, который не только много теоретизировал о взаимоотношениях тела и духа, но и практикой собственной жизни подтверждал сказанное: «Угождайте же телу лишь настолько, насколько нужно для поддержания его крепости, — писал он, — и такой образ жизни считайте единственно здоровым и целебным… Слишком многое порабощает раба собственного тела — того, кто слишком за него боится и все мерит его меркой… Чрезмерная любовь к нему тревожит нас страхами, обременяет заботами, обрекает на позор… К тому же груз плоти, вырастая, угнетает дух и лишает его подвижности… тело, хоть без него и не обойтись, для нас более необходимо, чем важно… Наш царь, — заключал Сенека, — это душа…»[57] и именно она управляет телом. Следовательно, внимание к телу оправдано лишь при том условии, если это способствует укреплению психики. То избыточное внимание к телу, которое ведет к его изнеженности и слабости, размягчает душу, лишает психику должной гибкости и устойчивости.

Таким образом, при всей важности крепкого и здорового тела, способствующего развитию крепости и силы духа, ведущая, главенствующая роль в жизни человека отводится именно духу. Нелишне будет привести и описание жизненного опыта Сенеки, давшего ему право на вышеуказанные выводы.

В молодые годы он был настолько болен, что дважды пытался покончить жизнь самоубийством. Именно в этот период своей жизни он навлек на себя гнев императора Калигулы, завидовавшего его уму и красноречию и потому отдавшего приказ его убить. Приближенные Калигулы посоветовали отменить этот приказ, так как Сенека, по их заключению, должен был умереть сам в ближайшее время. Однако Сенека не только не умер, но сумел через несколько лет полностью восстановить свое здоровье. Его работа над своим телом и психикой была настолько успешной, что он в одном из писем делал вывод: «Прожить сколько нужно — всегда в нашей власти». Пример Сенеки, утверждавшего, кстати говоря, что «философом надо быть не на словах, а на деле», показывает, что достигший полноты власти над своим телом человек способен проявлять невообразимую силу духа.

Его смерть трагична. За участие в заговоре против императора Нерона он в возрасте 70 лет был приговорен к смертной казни. Нерон предоставил Сенеке возможность покончить жизнь самоубийством. Вот как это все описано историком Тацитом: «Сохраняя спокойствие духа, Сенека велит принести его завещание, но так как центурион воспрепятствовал этому, обернувшись к друзьям, восклицает, что раз его лишили возможности отблагодарить их подобающим образом, он завещает им то, что остается единственным, но зато самым драгоценным из его достояния, а именно образ жизни, которого он держался… Вместе с тем он старается удержать их от слез то разговором, то прямым призывом к твердости, спрашивая, где же предписания мудрости, где выработанная в размышлениях стольких лет стойкость в бедствиях?»[58] Затем Сенека открыл себе вены на руках. Однако, увидя, что старческая его кровь вытекает медленно, он перерезал также артерии на ногах. Опасаясь, чтобы вид его не смутил жену, он велел перенести себя в другое помещение. Но смерть все не приходила. Сенека приказал дать себе яду, но и яд не подействовал. Тогда философ приказал посадить себя в горячую ванну. Сделав «возлияние Юпитеру Освободителю», он вскоре испустил дух.

К сожалению, не всегда большой ум сопровождается такой же силой духа. Нередко в подобных случаях развивается тягчайшая дисгармония между телом и духом, отмечающая каждую минуту жизни человека сознанием трагизма. Примером тому может служить жизнь немецкого философа Ф. Ницше. О своем уме он писал как о проявлении высшей человеческой возможности. В одной из его книг имеется глава, которая называется «Отчего я так умен». Тем не менее его отношение к своему мозгу и своему телу было поистине антиинтеллектуальным. В результате к 35 годам он потерял сон и аппетит. В течение 11 лет он почти ни разу не ложился спать без снотворного. Лишь за один месяц он мог принять 50 граммов хлоралгидрата. В 39 лет он пишет: «Страшные и почти непрерывные страдания заставляют меня с жадностью ожидать конца». В 45 лет он тяжело заболевает психически и в таком состоянии живет еще 11 лет.

Изучение человека с позиции диалектического материализма исходит из признания того факта, что человек представляет собой единство биологического и социального, организма и личности во всей сложности их взаимоотношений, причем это взаимоотношения внутри единого. Именно в этом заключается основная трудность исследования данной проблемы, так как далеко не всегда можно отделить влияние психического на соматическое от влияния соматического на психическое. Интуитивное ощущение их единства пробуждало человеческую любознательность с древнейших времен и заставляло вести поиск телесных примет, которые бы отражали душевные качества их обладателя. Физиогномика, френология и хиромантия — три несостоявшиеся науки, которые по внешним признакам тех или иных частей тела человека пытались выявить его внутреннюю психическую сущность.

Физиогномика разрабатывала систему корреляции между чертами лица человека и основными свойствами его характера, способностями и талантами, достоинствами и недостатками. Сторонники физиогномики считали, что ее начала находятся у истоков искусства, которое через внешние формы человеческого лица стремится уловить внутреннюю сущность изображаемого человека. Указывали при этом и на писателей, которые, характеризуя своего героя, подробно описывают его внешность и черты лица. Ссылались даже на предполагаемые генетически обусловленные способности людей считывать внутреннее состояние по мимике и выражению лица. Признавалось, что в повседневной жизни эти способности используются подсознательно и что особенной восприимчивостью в этом отношении обладают дети.

Пожалуй, первое и наиболее упрощенное воззрение подобного рода состояло в том, что физическая красота предопределяет моральную. Несколько позже для суждения о характере человека и его внутренней сущности стали принимать в расчет строение различных частей лица. Список таких признаков пополнялся и впоследствии лег в основу физиогномики.

Первый физиогномический трактат, дошедший до нас от древних греков, приписывается Аристотелю. Однако, по свидетельствам некоторых историков, еще раньше физиогномикой занимался Пифагор, которого и считают ее родоначальником. Примечательно, что уже в трактате, приписываемом Аристотелю, высказываются довольно трезвые суждения о ненадежности используемых физиогномикой методов, таких, как сопоставление форм и «характеров» животных и людей, изучение расовых различий в строении тела и соответствующих особенностей психики, установление специфики поведения и эмоционального реагирования в зависимости от внешности человека. Кроме того, в трактате излагались суждения о существенных и несущественных телесных признаках. Много эмпирического материала по физиогномике содержится в «Наставлениях оратору» Квинтилиана (конец I в.). Римский врач Гален (II в.) расценивал физиогномические знания как «возможные и полезные», однако это мнение не обосновывал.

Впервые пытался обобщить и осмыслить эмпирические поиски в этом плане швейцарский писатель И. К. Лафатер. В книге «Физиогномические фрагменты…» (1775–1778 гг.) он высказал ряд своеобразных, но весьма сомнительных мыслей. Так, он заявлял о возможности восстановить физиономию человека, никогда не виденного, лишь на основе знания его убеждений и действий, материалов его творчества. Эту идею Лафатер пытался реализовать в отношении изображений Иисуса Христа. Моральную красоту Лафатер, как и древние греки, выводил из физической. В истории науки он остался известен как наблюдательный и тонкий психолог. Однако этих чисто интуитивных способностей оказалось недостаточно, чтобы построить науку.

Весьма неудачным последователем Лафатера был австрийский врач Ф. Й. Галль, создатель френологии — учения о связи психических особенностей человека с наружной формой его черепа. Результаты своих исследований он опубликовал впервые в 1805 г. Суть френологии состояла в утверждении, что по форме и местонахождению выпуклостей и вдавлений на черепе человека можно будто бы определить его характер, наклонности, умственные способности и т. п.

Подлинно научный подход к изучению корреляционных связей между внешними чертами лица и некоторыми внутренними свойствами личности начинается с работ П. Кампера о лицевом угле, исследований Ч. Белля, изложенных им в трактате «Анатомия и философия выражения» (1806 г.), Ч. Дарвина «О выражении ощущений» (1872 г.).

Следует остановиться в этой связи на книге Н. А. Белова «Физиология типов» (1924 г.), посвященной исследованию внешних признаков болезней и имеющей не только исторический интерес. Как отмечал в предисловии к книге В. М. Бехтерев, она «представляет собой сводку того, что уже сделано в этой области как предшественниками, так и самим автором». Н. А. Белов заведовал в то время физиологической лабораторией Института по изучению мозга и психической деятельности. Следуя передовым взглядам виднейших представителей отечественной медицины, он при рассмотрении психосоматических взаимоотношений на первый план выдвигал не болезнь, как таковую, а больной организм со всеми его особенностями, что и послужило началом своеобразного учения о соматических типах личности. Материалы книги основывались не на использовании результатов специальных экспериментальных исследований, а на клинических наблюдениях и носили поэтому чисто описательный характер. Говоря о выразительных свойствах внешности человека, Н. А. Белов утверждал, что социальная жизнь, предполагающая непрерывное и неизбежное общение людей между собой, вольно или невольно заставляет считаться с типичными особенностями отдельных лиц. Современная наука, отмечал он, дает возможность распознавать многие характерные психические и физиологические особенности личности на основании внешности индивида.

Признавая наличие корреляции между всеми органами и тканями организма, нельзя, писал Н. А. Белов, не допускать того, что и нервно-психическая система развивается в строжайшем соответствии с остальными частями человеческого организма.

Действительно, некоторые психические особенности человека, его темперамент имеют и определенный мимический «паспорт». По складу и подвижности лица мы можем в определенной степени судить и о типе нервной деятельности. Недаром считают, что в глазах отражается интеллект, а в движениях рта, рисунке морщин проявляются эмоции. Существует, например, выражение «омега меланхоликов». Так, немного приподнятые и сдвинутые брови, напоминающие греческую букву «омега» (Q), свидетельствуют о чувстве скорби. «Мышцей приветливости» названа нижняя часть кругового мускула глаза. Если при улыбке он не напрягается и нижние веки не поднимаются, это довольно верный признак неискренности.

«Будучи хотя бы в самой слабой степени огорчены чем-нибудь, — писал американский психолог У. Джемс, — мы можем заметить, что наше душевное состояние физиологически всегда выражается главным образом сокращением глаз и мышц бровей. При неожиданном затруднении мы начинаем испытывать какую-то неловкость в горле, которая заставляет нас сделать глоток, прочистить горло или кашлянуть слегка…» И далее: «При удивлении и испуге мы мигаем, хотя бы для глаз наших не представлялось никакой опасности; отворачивание глаз на мгновение может служить вполне надежным симптомом того, что ваше предложение пришлось не по вкусу данному лицу, и вас ожидает отказ»[59]. Лучи же морщин вокруг глаз свидетельствуют о веселом характере, искренней смешливости.

Все эти факты, говорящие о том, что то или иное психическое состояние человека находит какое-то свое внешнее выражение, не подтверждают, однако, выводов физиогномики и френологии об однозначной свази между внешним обликом человека и типом его личности, характера.

«Та доля истины, которая содержится в так называемой физиогномической науке, — отмечал Ч. Дарвин, — определяется, по-видимому… тем, что у разных людей, в зависимости от их предрасположений, одни мышцы приходят в действие чаще, чем другие»[60].

Известно и такое своеобразное направление «человековедения», сторонники которого с удивительной легкостью брались определять по внешним признакам не только внутреннюю сущность человека, но и его прошлое и будущее. Речь идет о хиромантии (в переводе с греческого— «гадание по руке»). Истоки хиромантии теряются в тысячелетиях. Ее знали в Древнем Китае задолго до нашей эры. В Индии старинным «искусством» гадания по руке занимались представители особой секты — йоши. Не были чужды хиромантии античные Греция и Рим. Историки того времени свидетельствуют, что в нее верили Пифагор и Гален, Сулла и Цезарь. А в эпоху средневековья, когда господствовали самые невежественные представления о мире, хиромантия занимала уже заметное место в ряду дисциплин, ее преподавали в нескольких университетах Европы.

Свои выводы хиромантия делает исходя из строения кистей рук, формы пальцев, выпуклостей и впадин на ладони, а главное — линий и бороздок, имеющихся на ладонной поверхности. Сторонники хиромантии обосновывают свои взгляды тем, что руки имеют самое богатое представительство в мозгу человека и что поэтому вследствие обратных связей все мозговые явления отражаются на руках. Утверждается также, что хиромантия в своих заключениях значительно точнее физиогномики, поскольку лицу можно произвольно придать любое, даже не соответствующее внутренней сущности человека выражение, тогда как знаки на ладони изменить усилием воли нельзя.

В наши дни хиромантия служит иногда своеобразным экзотическим развлечением в заскучавшей компании и, конечно, будучи разновидностью псевдонаучных представлений, не заслуживает серьезного отношения. И все же, отбросив всю мистику, нельзя не обратить внимание на информационные аспекты человеческих рук. Возможно, что именно богатство объективной информации, которую они несут, и дало повод нашим далеким предкам искать некоторые дополнительные «магические» и «оккультные» знаки, определяющие настоящее и будущее человека.

Вряд ли можно сомневаться в том, что характер трудовой деятельности накладывает определенный отпечаток на руки человека. Рука слесаря, пианиста, швеи — каждая из них несет признаки своей профессии. Присмотритесь еще внимательнее — и руки расскажут не только о его профессии, но и о здоровье. Врачи-терапевты, например, всегда внимательно осматривают руки пациентов, зная, что пальцы рук в форме «барабанных палочек» (слегка синюшные и расширенные кончики пальцев) свидетельствуют о хроническом сердечно-сосудистом заболевании. Известно, что «рисунок» кожи на пальцах у каждого человека строго индивидуален, и этим пользуются в судебной медицине для идентификации личности. Существует специальная наука — дерматоглифика, — которая по узорам на пальцах и ладонях помогает врачам установить некоторые наследственные заболевания задолго до того, как они проявят себя по-настоящему.

Следует сказать, что стремление выявить наличие определенного соответствия между строением тела или отдельных его частей и особенностями психики человека было свойственно всем историческим эпохам. Эмпирическая практика, поразительная человеческая наблюдательность порой выявляли здесь самые неожиданные корреляции. Приведем некоторые примеры.

«Покажи мне свои зубы, и я скажу тебе, кто ты», — заявлял один из психологов. И далее он конкретизировал следующие взаимосвязи: выступающие вперед, как у кролика, зубы и выдающийся вперед подбородок свидетельствуют о неуравновешенности характера и его слабости; белые, короткие, мелкие зубы слабого строения указывают на нервный, раздражительный характер; короткие, глубоко сидящие в деснах зубы указывают на упрямство и упорство.

«Психические особенности человека проявляются в походке», — заявлялось в другом случае. «Психика ответственна за то, как у человека стираются подошвы на обуви», — доказывал в свое время швейцарский ученый Гарре, претендовавший на роль родоначальника новой науки — скарпологии (от латинского scarpo — подошвы). Утверждалось, что можно узнать характер любого человека по манере протирать подошвы.

Оставим достоверность подобных околонаучных разработок на совести их авторов. Со своей стороны обратим внимание читателей на следующее.

Состояние мышечной системы и всего опорно-двигательного аппарата, манера движений, в том числе ходьбы, весьма тесно связаны с тонусом коры головного мозга и особенностями реагирования человека. Поэтому мы безошибочно распознаем походку пожилого или сильно утомленного человека и можем по характеру движений определить человека, охваченного горем или переживающего сильную радость.

Совсем недавно поступили сообщения, что данный принцип достаточно успешно используется в диагностике заболеваний. Румынский врач В. Энэтеску применил для этого специальные программы обработки параметров движений человека при ходьбе с помощью компьютера. На дисплее одновременно появляются несколько разноцветных кривых, сигнализирующих о давлении подошвы пациента на поверхность, времени соприкосновения, положении центра тяжести тела, симметрии шагов, их длине и ширине, скорости и других величинах. Анализируя эти данные, врач ставит сложный диагноз по нескольким шагам пациента на специальной площадке. При этом учитываются также двигательные характеристики письма, рисунка, акустические изменения голоса. Согласно В. Энэтеску, многие нервные заболевания отражаются в манере ходьбы человека. Так, недостаток циркуляции крови в головном мозге приводит к неустойчивости походки и уменьшению длины шагов. Нарушения походки позволяют выявить на ранней стадии те или иные психологические отклонения у человека, кажущегося на первый взгляд совершенно здоровым.

Непосредственное влияние тела на психику сказывается и в том, что психические и физиологические функции в значительной степени могут определяться даже статической позой человека.

Во многих экспериментах были показаны конкретные формы влияния телесных поз на психику. Известно, например, что, если человека искусственным путем лишают зрительных, слуховых, тактильных и других ощущений, у него развиваются различного рода галлюцинации. Было выявлено, что в этих случаях они развиваются чаще, когда испытуемые находятся в положении лежа, и реже — в положении сидя. Это значит, что даже небольшое мышечное напряжение, имеющее место в положении сидя, в определенной степени тонизирует кору головного мозга и тем самым снижает интенсивность галлюцинаций.

В другом эксперименте изучалась взаимосвязь мыслительных процессов и положения тела. Было обнаружено, что изменение позы достоверно повлияло на 5 из 17 видов измерений при выполнении трех из пяти различных психологических тестов. Это значит, что в положении лежа действительно снижаются мыслительные функции и что в этом положении лучше не пытаться решать трудные задачи.

Интересны и соответствующие наблюдения советского психофизиолога К. И. Платонова над испытуемыми, находившимися в гипнотическом состоянии. Он вызывал у них различные эмоции путем одного лишь пассивного изменения положения их рук. Важно, что при этом менялись и физиологические параметры организма. В данном случае, отмечал К. И. Платонов, идущие в кору головного мозга импульсы от определенных групп сократившихся мышц активируют образ, который в прошлом сочетался у человека с различными эмоциональными состояниями и физиологическими реакциями.

Кстати сказать, именно эмоционально-формирующее влияние поз и движений составляет азбуку балета, а их определенное сочетание позволяет зрителю не только понимать содержание действия, но и в силу эмоционального сопереживания различать тонкие нюансы состояния героев и даже в определенной степени непроизвольно воспроизводить их мышечные микрореакции и тем самым активно изменять свое состояние. Английский художник У. Хогарт в трактате «Анализ красоты» (1753 г.) утверждал: «Движение есть род языка, который, быть может, со временем будет изучаться с помощью чего-либо вроде грамматических правил».

Ныне считается установленным, что, моделируя внешний мир, мозг человека одновременно отражает и образ (схему) его собственного тела. Ряд исследователей в последние десятилетия отмечали, что информацию, получаемую субъектом от собственного тела, обрабатывает именно правое полушарие. Невропатологи обнаружили, что поражения правого полушария значительно чаще (в 7 раз), чем поражения левого полушария, приводят к нарушению «схемы тела», т. е. нормального ощущения своего тела.

В наших исследованиях было показано, что правое полушарие мозга очень чутко реагирует на изменение веса тела, вызванное действием гравитационных сил. Это лишний раз подтверждает ведущую роль правого полушария в построении «схемы тела». Ведь первичной основой для построения такой схемы служит вектор силы тяжести, создаваемый гравитационным полем Земли, в котором постоянно протекает жизнедеятельность человека. Действием этого вектора обусловлены главные пространственно-ориентировочные понятия «верх» — «низ», а также связанные с ними добавочные координаты.

Существенный практический интерес в этой связи имеют факты, установленные американским психологом Г. Виткином. Согласно его наблюдениям, уровень развития ребенка в определенной степени зависит от того, как рано выработалась у него способность ориентироваться в окружающем мире, используя для этого постоянно действующую на тело силу тяжести. В самом раннем детстве ориентирование в пространстве может осуществляться двумя способами. В первом случае суждение о положении своего тела ребенок выносит из зрительной оценки взаиморасположения окружающих предметов, из того, как меняются их вид и размеры при его передвижении. Второй тип ориентации в пространстве связан с более тонким и полноценным использованием нервной импульсации, поступающей из органов, автоматически оценивающих и поддерживающих равновесие тела (гравиторецепторов). Замечено, что ребенок, пользующийся вторым типом ориентации, проявляет большую активность и самостоятельность. Со временем это распространяется на развитие всей чувственной сферы и на совершенствование двигательных реакций, что положительно сказывается на формировании характера и интеллекта.

Практические выводы, вытекающие из рассмотренных научных фактов, содержат два важных требования, которые необходимо соблюдать при обучении ребенка двигательной активности: предоставлять ему для движений побольше «беспредметного» пространства и не стремиться облегчать каждый его шаг, применяя для этого «ходунки» и другие хитроумные приспособления. Оказывается, что и здесь природу обмануть не удается: все, что мы получаем с меньшей затратой сил и труда, оказывается менее полноценным.

Говоря о функциональной специализации полушарий головного мозга, нельзя обойти молчанием интересную концепцию Т. А. Доброхотовой и Н. Н. Брагиной. Используя большой клинический материал, позволяющий видеть особенности функций каждого полушария в отдельности, авторы пришли к выводу, что при этом по-разному меняется отношение больных к пространству и времени. Так, при поражении правого полушария мозга наблюдаются преходящие расстройства, выражающиеся в том, что пространство и время переживаются больными как менее актуальные, вплоть до их полного игнорирования. При этом игнорируются и все внешние воздействия, даже силы гравитации. Установлено, что правая половина индивидуального пространства человека более значима для формирования чувственных образов. Левая же половина этого пространства наделена иными функциями, которые способствуют деятельности абстрактного мышления и планированию произвольной двигательной активности. Таким образом, функции прошлого времени человека связаны с правым полушарием, будущего — с левым.

Будущее как бы ориентирует на себя цели движений, поступков, мыслей, планов, составляющих в целом наиболее активную сторону человеческой деятельности. В ее обеспечении у правшей главную роль играет левое полушарие. В результате, пока время является будущим, оно «используется» левой половиной мозга. Однако, переходя в настоящее, этот отрезок времени каким-то образом способствует парной работе полушарий мозга, формированию образов внешнего мира и самого себя, активизации планируемой деятельности. Превращаясь в прошлое, тот же отрезок времени становится как бы ответственным за хранение накопленного чувственного опыта. Прошлое несет в себе чувственные «знания» о мире и о самом себе, полученные в разные временные отрезки существования человека. Вместе с ними это время как бы «уходит» в правую половину мозга. «Непрерывное превращение будущего в настоящее, настоящего в прошлое предстает, таким образом, как «движение» времени человека слева направо в том смысле, что оно «начинается» в левой и «кончается» в правой половине индивидуального пространства»[61].

Последовательная временная отмеченность событий способствует пространственно-временной организации опыта чувственного познания — «чувственной базы» сознания. Пространство и время являются поэтому непременным условием для формирования сознания и самосознания: человек осознает себя и окружающий мир только в конкретном пространстве и времени. Организация процессов чувственного познания в конкретном времени и пространстве обеспечивается специальными механизмами правого полушария. В то же время процессы абстрактного познания, как правило, свободны от рамок конкретного пространства и времени и непосредственно связаны с речью. Механизмы, предназначенные для этой цели, находятся в левом полушарии.

Таким образом, как пишут исследователи, рождаясь с определенной генетической программой, человек начинает свою жизнь с обращенностью в будущее, еще не имея собственного прошлого, не имея опыта восприятия самого себя и окружающего мира. В течение его жизни правое полушарие накапливает чувственный опыт; «обремененность» этой половины мозга прошлым временем все нарастает и достигает максимума к концу жизни.

Мысли, чувства, волевые побуждения осознаются человеком как проявления его собственной внутренней сущности, составляющей своеобразный психический центр — субъект Я, который воспринимается как нечто постоянное, вневременное и в значительной степени неизменное. С течением времени у человека меняются наружность, привычки, образ мыслей, объем знаний, но его Я — в смысле внутреннего самоощущения процесса жизни — остается одинаковым в любом возрасте. Эта интереснейшая особенность субъекта Я была замечена уже на ранних уровнях развития человечества и послужила основанием для возникновения таких понятий, как «душа», «дух», а затем и для ожесточенных философских споров по этому вопросу, не утихающих и по сей день.

Для первобытного человека душа являлась универсальной сущностью, имеющей многообразные связи со всем окружающим миром. Она испытывает на себе влияние всех живых и неживых предметов и стихий природы и, в свою очередь, может активно и избирательно воздействовать на все, что ее окружает. Первобытный человек искренне верил в то, что психика как непосредственное проявление души определяет не только физическое здоровье его собственного тела, но при определенных условиях может оказывать воздействие на здоровье и поступки других людей, на состояние животных и растений и способна даже обусловливать ход явлений природы. Это давало ему основание обращаться непосредственно к земным стихиям с различными просьбами, пожеланиями, а в случае необходимости и активно вызывать их.

Известный исследователь методов первобытной психологии, сохраняющихся в нетронутых цивилизацией районах Южной Америки, Африки и на островах Океании, Г. Райт приводит немало примеров такого рода. «Танец грома», — пишет он, — служит свидетельством странной гармонии, существующей между примитивными обычаями этих людей и силами природы. Гармония эта недоступна логике и непонятна для представителей цивилизованного мира, однако она просто и совершенно естественно воспринимается сознанием туземцев» (речь идет о жителях Дагомеи, современное название — Бенин. — Л. Г.)[62].

Сам же ритуал, призванный воздействовать на силы природы, весьма необычен, и его описание стоит привести здесь полностью.

«На площадку танца, — пишет Г. Райт, — вбежал стройный мужчина, размахивая сосиаби — длинным танцевальным жезлом с острым и блестящим бронзовым топориком на конце. Резкими движениями жезла он рисовал в воздухе зигзаг молнии. Удары барабанов создавали впечатление отдаленного грома. Танцор начал кружиться на месте во все ускоряющемся темпе. Затем, зажав жезл р зубах, он начал выделывать немыслимые фигуры. К нему постепенно присоединялись другие. Извиваясь в танце, они иногда склонялись так низко, что касались лбами земли. Танцор с жезлом как одержимый носился вдоль стены окружавших площадки людей, размахивал своим жезлом и чуть не задевал им зрителей.

В начале танца на небосклоне не было ни облачка. Взглянув случайно вверх, я заметил, что небо стали затягивать грозовые облака. Танец продолжался, послышались раскаты грома, еще больше воодушевившие танцоров. С криками и гримасами они совершали дикие прыжки. Я чувствовал, что и меня постепенно захватывает безумие, овладевшее ими, но оно не помешало мне испытать беспокойство при мысли, что тяжелые тучи, собравшиеся над нами, помешают мне делать снимки.

Принц Ахо, казалось, почувствовал мое беспокойство. Он склонил свой могучий торс вплотную ко мне и сказал на ухо: «Дождя не будет, мы не разрешаем ему идти без «танца дождя».

Я пользовался каждым мгновением для съемок, стараясь запечатлеть все детали этого зрелища. Но небо вскоре заволокло настолько, что продолжать съемку стало невозможно. Воздух был горячим и влажным, температура явно превысила сто градусов по Фаренгейту. Раскаты грома приближались, сливаясь с грохотом барабанов. Я ждал, что вот-вот блеснет молния и разразится ливень.

Но раздался еще один удар грома, и танец неожиданно прекратился.

Танцор с жезлом сделал последний пируэт и упал на землю почти у ног принца. На его толстых губах выступила белая пена. Но по тому, как он распростерся на земле, не оставалось сомнения, что он действительно дошел до полного изнеможения. Он буквально дотанцевался до потери сознания.

Принц обернулся ко мне, на его отвислых губах появилась улыбка, он поднял глаза к небу. Солнце снова ярко сияло в густом синем небе. Угроза дождя миновала.

— На этот раз мы устроили это зрелище для развлечения, — сказал он, смеясь, — но в лесах такое развлечение иногда кончается плохо Для жрецов — их убивают, если гром будет сопровождаться дождем»[63].

Следовало бы лишь добавить, что «танец грома» или «танец дождя» как целенаправленный ритуал, призванный «привести в действие» определенные силы природы, вызывающие гром или дождь, скорее всего мог возникнуть и поддерживаться в экваториальных регионах. Ведь именно здесь существуют метеорологические условия, которые легко обеспечивают эти явления и без особых ритуалов. Знание же малозаметных признаков надвигающейся грозы, с дождем или без него, легко может обеспечить успех соответствующему ритуальному танцу. Для нас важно другое: раз человек делал попытки распространить свое непосредственное влияние на ход природных явлений, то было бы удивительно, если бы он не стремился психически влиять и на свою собственную физическую природу. И надо признать, что здесь его успехи часто были более очевидны и впечатляющи.

Сейчас мы уже знаем, что человеческий организм — в высшей степени самоорганизующаяся и саморегулирующаяся система. Достигнув высшей ступени эволюционной лестницы, мозг человека приобрел особое свойство — высочайшую степень пластичности, т. е. умение приспособлять функции организма к самым разнообразным и неожиданным условиям существования. Встречаясь в повседневной жизни с различного рода трудностями и расценивая их нередко как непреодолимые, стоит вспомнить об истинных возможностях человеческой психики, о резервах нервной системы. Своевременно вспомнить о существовании этих резервов — значит в определенной степени уже мобилизовать их для преодоления трудных ситуаций.

Вот некоторые интересные примеры, иллюстрирующие широчайший диапазон приспособительных и продуктивных возможностей нервной системы человека и его психики, в частности.

В арсенале специальных тренировок тибетских йогов имеются упражнения по выработке «психического» тепла. Начинающий йогин, освоивший это упражнение в совершенстве, признается достойным носить белую хлопчатобумажную рубашку или мантию. Для того чтобы достичь этой ступени признания, требуется продолжительный подготовительный период. Вначале йогин приучает себя к минимуму одежды и избегает огня для согревания собственного тела. Наряду с этим, отправившись в уединенное место, он занимается специальными упражнениями, усиливающими теплопродукцию организма. Усвоив этот метод, йогин приобретает способность переносить без неудобств значительный холод, будучи одетым в одну лишь хлопчатобумажную рубашку.

Подготовленные ученики подвергаются специальным испытаниям. В морозную лунную и достаточно ветреную зимнюю ночь их выводят на берег реки или озера, где они в обнаженном виде рассаживаются на землю со скрещенными ногами. Во льду, покрывающем водоем, пробивается лунка, в которой намачиваются специальные покрывала. Каждый испытуемый заворачивается в одно из них и принимается сушить его теплом собственного тела. Как только покрывало становится сухим, его снова намачивают и снова покрывают им тело йогина. В такой последовательности эта процедура продолжается до рассвета. Тот, кто высушил наибольшее количество покрывал, считается победителем в соревновании. Правила требуют, чтобы йогин высушил не менее трех покрывал. Дополнительное испытание позволяет более точно определить способность испытуемых произвольно активизировать теплопродукцию организма. Для этого каждый из них обнаженным усаживается на снег. Места в данном соревновании распределяются в зависимости от величины углубления в снегу, образовавшегося в результате его таяния.

Описанные процедуры и соответствующие способности организма вызывают недоверие к их достоверности лишь в первый момент. Но стоит только вспомнить при этом традиционные увлечения наших русских «моржей», чтобы первоначально возникшее недоверие рассеялось.

Ведь в принципе нет существенных различий в возможностях, демонстрируемых тибетскими йогами и нашими обычными «моржами».

Следующий пример носит несколько иной характер.

После первой мировой войны в цирках Европы гастролировал артист, именовавший себя То-Рама. Он демонстрировал полную власть над болевыми ощущениями, прокалывая себе плечи, ладонь и шею толстой и длинной иглой. В дальнейшем выяснилось, что он не индийский йог, а австриец. Участвуя в военных действиях солдатом, он был тяжело ранен и испытывал сильные и длительные боли. Путем упорнейшей тренировки волевых качеств и других свойств психики он научился превозмогать боль и, наконец, получил полную власть над нею. То-Рама говорил: «Я выработал свою систему победы над самим собой и вообще не испытываю страданий, если не хочу их испытывать».

В этой связи можно привести отрывок из одного рассказа Георгия Гулиа. «В старину, — пишет он, — абхазцы не знали наркоза. У них была песня, называлась она «Песней ранения». Если воина ранили в бою и в его ноге застряла пуля, ее, разумеется, надо было вынуть. Ну а боль? Боль утоляли песней. Друзья раненого пели, а опытный старик доставал из раны пулю.

Я как-то спросил горца, которому минуло сто десять лет:

— Неужели правда, что боль не боль, если поют «Песню ранения»?

Он сказал:

— Да, правда. А ты знаешь почему? Потому что это очень хорошая песня. Для сердца — сладкая, как мед. Это песня, которая не только боль заглушает, но и раны лечит. И сердце укрепляет».

Приведенные примеры можно дополнить менее экзотическими, но более наглядными и воспроизводимыми в любых подходящих условиях. Они показывают необычайную действенность влияния психического раздражителя на физиологические системы организма.

К руке человека, находящегося в глубоком гипнотическом состоянии, прикладывают обычный медицинский пинцет, вынутый из холодного дезинфицирующего раствора, и внушают, что пинцет раскален на спиртовке. Через несколько минут на месте прикосновения пинцета возникает покраснение кожи, а в некоторых случаях может образоваться и настоящий пузырь от «ожога».

Аналогичным образом свернутым в трубку листом бумаги экспериментатор ударяет испытуемого по руке, внушая, что удар нанесен твердым предметом, и через некоторое время в месте «удара» развивается типичный «синяк».

Нам неоднократно удавалось даже в неглубоких стадиях гипноза внушать испытуемым укус комара, имитируемый легким прикосновением карандаша, и спустя 2–3 минуты в месте «укуса» ощущался зуд и появлялся волдырь. Стоило лишь при повторном погружении в гипноз внушить, что «комара не было», как зуд прекращался, а через некоторое время исчезал и волдырь.

Повседневная жизнь постоянно убеждает в том, что наше физическое самочувствие определяется психическим состоянием. Представления полуинтуитивного, полуэмпирического происхождения о глубокой зависимости здоровья от «душевного состояния», от психики необычайно стойко удерживаются на протяжении всех исторических эпох, находят яркое отражение в художественной литературе, в традициях и верованиях всех народов.

Идея психического влияния на телесные функции являлась ведущей идеей и всей преднаучной психологии, в которой понятие психики теснейшим образом связывалось с понятием «души» как непознаваемой божественной сущности.

В первой половине XVIII века главными идеалистическими школами в психологии и естествознании были окказионализм, признававший «гармонизирующую» роль бога во взаимоотношениях души и тела, и философская школа Лейбница, а несколько позже — витализм, связывавший все живое с проявлением особых нематериальных факторов — «созидающих сил», энтелехий.

Виднейшим представителем окказионализма являлся французский философ Н. Мальбранш (1638–1715). Отрицая наличие причинной обусловленности явлений природы, он утверждал, что душа и тело — абсолютно независимые друг от друга сущности. Поскольку их взаимодействие в принципе невозможно, человек оказывается жертвой постоянных противоречий. Когда возникает определенное состояние в одной из этих сущностей, божество производит соответствующее состояние в другой. Таким образом, конечный результат активности человека зависит от «воли божьей».

Душа есть особое существо, присоединенное к телу «непонятным чудом», утверждал крупнейший из сторонников учения Лейбница немецкий философ Хр. Вольф (1679–1754). Будучи наделена особыми силами, душа приобретает способность восприятия и способность произвольного движения. Все представления человека об объектах есть не что иное, как самопорождения нематериальной сущности. Именно спонтанная активность души, обладающей первично данными ей творческими возможностями, производит в психике человека весь мир представлений и стремлений.

Одним из основных сторонников витализма XVIII века являлся французский физиолог и врач Ф. Биша (1771–1802). Согласно его взглядам, все живое отделено от неживого непроходимой пропастью и управляется внеприродными закономерностями. В основе этого принципиального различия лежит наличие в организмах особой, непостижимой для человеческого ума «жизненной силы», которая и является последней причиной биологической жизнедеятельности в природе.

Уже на пороге XX века известный немецкий психофизиолог В. Вундт (1832–1920) сделал попытку дать психологические определения понятиям «дух» и «душа». В этой связи он писал: «Наш язык отличает от понятия души второе субстанциональное понятие — духа. Считают характерным для него признаком то, что между ним и физическим существованием нельзя установить такой необходимой связи при посредстве органов чувств, какая устанавливается между телом и душою. У духа эта связь может быть или чисто внешней, или даже совершенно отсутствовать… Иногда полагали, что между душой и духом есть только разница в степени, и человеку приписывали, например, дух, животным же только душу»[64]. Критика идеалистических философских взглядов Вундта была дана В. И. Лениным в книге «Материализм и эмпириокритицизм»[65].

Открытие клеточного строения растений и животных значительно поколебало позиции идеалистов, так как позволило воочию увидеть интимнейшие процессы в тканях организма, проследить развитие болезненных процессов на клеточном уровне. Это был колоссальный по своей значимости скачок в развитии естественных паук. Вместе с тем это привело к тому, что ученые всех специальностей стали искать причины заболеваний исключительно на клеточном уровне и, по существу, забыли о таком уровне регуляции организма человека, как психика. В течение длительного времени психосоматический принцип жизнедеятельности организма, признающий роль психического фактора в телесных изменениях и их влияние на психику, находился в забвении.

Первым и весьма сильным толчком к возрождению этого принципа послужили идеи И. М. Сеченова (1829–1905) о рефлекторной природе психической деятельности и его исследования деятельности головного мозга. Интенсивное развитие данного направления связано с учением И. П. Павлова (1849–1936) о высшей нервной деятельности, базирующимся на огромном экспериментальном материале, полученном с помощью объективного метода условных рефлексов.

Справедливости ради стоит упомянуть здесь о том, что решению важнейших проблем взаимоотношений психики и тела посвятил свою жизнь и еще один исследователь — 3. Фрейд (1856–1939). Для своего времени им были поставлены проблемы большой важности: роль бессознательного в психике человека, психофизиологические механизмы страха и других эмоций, уровни психической регуляции функций организма и поведения человека и др. Трагедия Фрейда как ученого состояла в том, что точному эксперименту он противопоставил искусственные теоретические построения. И то обстоятельство, что мы являемся свидетелями падения влияния некогда нашумевшего фрейдизма, только подтверждает это.

Многие зарубежные авторы тем не менее пытались и все еще пытаются вдохнуть «свежую струю» в отживающее свой век учение. Так, американский врач и психолог Ф. Александер (1891–1964) выдвинул своеобразную концепцию о психическом происхождении некоторых заболеваний. Он утверждал, что при каждом заболевании, возникающем «на нервной почве», имеется ядро эмоционального конфликта, которое и является причиной болезни того или иного органа или же физиологической системы. Например, повышение уровня кровяного давления и учащение сердцебиения являются выражением ярости, сдержанного гнева и страха. Далее, из этой концепции следовало, что человеку присущи две антагонистические аффективно-инстинктивные тенденции: стремление к защищенности, к детской зависимости и стремление к власти, к овладению, к агрессии. Жизненные обстоятельства, считал Ф. Александер, могут подавлять ту или иную тенденцию, и тогда появляются соответствующие болезненные состояния.

Связь подобных концепций с учением Фрейда очевидна, и они не нашли широкого распространения даже за рубежом. Как отмечает советский физиолог И. Т. Курции, наши исследователи придают психическому фактору большое значение в возникновении и развитии психосоматических нарушений. Вместе с тем они отрицают прямую связь различных видов эмоций (гнева, страха, горя и пр.) с влиянием на определенные внутренние органы (сердце, печень, почки и т. д.) и функциональные системы. Вероятно, один и тот же вид эмоций, например гнев, может в конечном итоге привести к нарушениям и сердечно-сосудистой, и пищеварительной, и дыхательной системы. Тот факт, что у одного человека поражается та, а не иная система, зависит не от специфики эмоций, а от значимости этой системы для данного человека и от наличия у него «слабых мест» в организме, которые могут возникать вследствие самых различных причин как местного, так и общего характера.

Несмотря на значительные успехи психосоматической теории, достигнутые ею за последние полвека, всесторонняя разработка вопросов взаимоотношений психики и тела все еще остается делом будущего. А ведь именно эти вопросы приобретают сегодня особую актуальность для реализации задач повышения внутренних резервов человека, для эффективного использования психологических знаний в целях совершенствования и самосовершенствования личности.

Существующее положение в значительной мере следует считать парадоксальным еще и потому, что для разработки этих вопросов у нас имеется такая концептуальная основа, как ленинская теория отражения и теория рефлекторной обусловленности высшей нервной деятельности Сеченова-Павлова.

В теории отражения, разработанной В. И. Лениным, отношения мышления и бытия, духа и тела получили философское решение, послужившее прочным фундаментом для дальнейшего исследования конкретных вопросов психологии, в частности для изучения психосоматических зависимостей в организме человека. Учение о высшей нервной деятельности, созданное И. М. Сеченовым и блестяще развитое И. П. Павловым, глубоко раскрыло значение многообразных проявлений центральной нервной регуляции, показав своеобразие высших форм нервной деятельности. Важные положения, относящиеся к отражательной деятельности центральной нервной системы, были развиты также в концепции П. К. Анохина об оперативном построении функциональных систем организма и в теории Н. А. Бернштейна, сформулировавшего принципы опережающего отражения организмом изменяющихся условий окружающей действительности.

Известно, что В. И. Ленин рассматривал отражение как свойство, которое заложено уже «в фундаменте самого здания материи» и которое на определенной ступени развития, а именно на уровне высокоорганизованной живой материи, приобретает форму ощущения, восприятия, а у человека — также форму мысли, понятия. Согласно материалистическому решению основного вопроса философии — вопроса об отношении мышления к бытию, духа к природе, — первичным признается материя, бытие, природа. Сознание, мышление, психика — вторичное, производное от материи, высший продукт особым образом организованной материи, отражение мозгом объективного, вне нас и независимо от нас существующего материального мира.

В свете рассматриваемой здесь проблемы важно установить, каким же образом психика, представляющая собой субъективный продукт объективной реальности, приобретает способность воздействовать на материальные звенья физиологических систем. Для того чтобы ответить на этот вопрос, необходимо рассмотреть ту отличительную особенность в процессах отражения, которая появляется у живых существ, и у человека в частности.

Неживые объекты в процессе отражения окружающей действительности изменяются сами и меняют свою отражательную способность. Этот процесс носит в данном случае пассивный характер, а изменение отражательной способности происходит лишь в сторону увеличения меры неопределенности, т. е. с нарастанием энтропии. Так, поверхность камня отражает характер и силу внешних воздействий, которым он систематически подвергается. Со временем эти воздействия все больше разрушают его и в конце концов превращают в песок и пыль, и та информация, которую они несут в себе, оказывается уже значительно менее определенной.

Отличительным свойством биологических объектов является их преимущественная ориентация на усложнение систем, т. е. на реализацию процессов негэнтропии, на уменьшение степени неопределенности. Это обстоятельство послужило причиной последовательной структурной и функциональной самоорганизации живых организмов. Как известно, процесс самоорганизации биологических организмов в ходе филогенеза (исторического развития) был неразрывно связан с совершенствованием их отражательных функций, что в конце концов привело к развитию органов чувств, а затем к высокоорганизованной психической деятельности человека. Отражение явилось тем условием, которое положило начало процессу развития живого, так как именно через отражение формируются все виды памяти, представляющей собой сохранение следов прошлого опыта, на основе чего биологические объекты получают возможность приобретать новые качества.

В этой связи отметим, что исследователи различают такие формы отражения, как отражение-след, являющееся основой памяти; отражение-изменение, характеризующее те перемены в объекте, которые происходят в процессе взаимодействия материальных систем; отражение — ответная реакция, связанное с активностью отражающего, направленной на внешнюю среду; наконец, отражение-воздействие, направленное на изменение окружающей действительности. Если процессы отражения в неживой природе охватывают первые две формы, то живая материя включает все четыре формы отражения. Существенная особенность состоит здесь еще и в том, что живое приобретает свойство отражать не только внешнюю, но и свою собственную внутреннюю среду. Кроме того, в отличие от неживого живое вырабатывает способность к избирательности отражения как внешних, так и внутренних воздействий. Это значит, что из десятков одновременно воздействующих внешних и внутренних факторов организм может активно реагировать лишь на те, которые он актуализирует, и, наоборот, оставлять без ответа остальные воздействия.

Таким образом, психика приобретает свойство активно менять направление, объем и характер отражательных процессов — и внешних и внутренних. Еще важнее то, что психика может ориентироваться не только на наличные результаты отражения реальных объектов, но и на те отражения-следы, которые зафиксированы в долговременной памяти в виде образов и понятий. Характеризуя действенность влияния на психику субъективных образов, И. М. Сеченов отмечал, что «между действительным впечатлением с его последствиями и воспоминаниями об этом впечатлении со стороны процесса в сущности нет ни малейшей разницы»[66].

Ленинская теория отражения рассматривает чувственные образы человека как отпечатки, снимки независимо существующей реальности. Именно это сближает психическое отражение с «родственными» ему формами отражения, свойственными также и материи, не обладающей ясно выраженной способностью ощущения. «Но это составляет лишь одну сторону характеристики психического отражения; другая сторона состоит в том, что психическое отражение в отличие от зеркального и других пассивных форм отражения является субъективным, а это значит, что оно является не пассивным, не мертвенным, а активным, что в его определение входит человеческая жизнь, практика и что оно характеризуется движением постоянного переливания субъективного в объективное»[67].

Указанная особенность психического отражения дает человеку возможность целенаправленно и активно воздействовать на свое физическое и психическое состояние, избирательно ориентируя отражательную функцию психики на определенные внешние или внутренние объекты. При этом весьма важно представлять, каким путем протекает сам процесс «переливания субъективного в объективное». Узловым моментом, психическим толчком, дающим начало адекватным внутренним процессам, а затем и видимым внешним проявлениям, является чувственный образ. Для этого воображаемый образ должен быть не бедным и мимолетным, а возможно более «живым» и устойчивым. Он должен являться «объектом» живого, пристального и более или менее длительного внимания, ибо лишь тогда он приобретает те же активные свойства, которыми обладает и соответствующий реальный объект, и, следовательно, вызывает объективные изменения в организме.

Используя эту эмпирически найденную закономерность, закаленный и привыкший к холоду тибетский йог, отключив внимание от реальных раздражителей и активировав в памяти чувственный образ ранее испытанного зноя, получает возможность произвольно расширить кровеносные сосуды, интенсифицировать обмен веществ, а следовательно, и максимально повысить теплопродукцию организма.

Немецкий врач X. Линдеман, в одиночестве переплывший в надувной лодке Атлантический океан за 72 дня, высказывается в этом отношении вполне определенно. Специальные упражнения, включающие представления об ощущении тепла в теле, пишет он, защитили меня от болезненных нарывов, неизбежных при длительной неподвижности и долгом воздействии морской воды[68].

Нередко эта закономерность используется человеком интуитивно в трудных обстоятельствах.

Примером необычайной действенности воображаемых образов могут служить особенности артистической биографии И. Н. Певцова. В детстве он был большим заикой, в школе даже не мог отвечать вслух уроки и писал свои ответы на доске. Когда он заявил близким, что хочет стать актером, его назвали сумасшедшим и смеялись над тем, что заика хочет играть на сцене. Тем не менее он начал упорно тренироваться и путем внутреннего волевого напряжения, фантазии и воображения пытался привести себя в состояние, при котором речь была бы нормальной. «…Вспоминая свои недавние работы на сцене, благополучные и неблагополучные, — отмечал он впоследствии, — я пришел к заключению, что в тех случаях, когда творческое мое воображение было настолько сильно, что переселяло всего меня в какой-то другой образ, с другой судьбой, с другими чертами характера, с другой манерой говорить, или, если сказать иначе, когда благодаря творческому воображению я делался кем-то другим, говорил текст, идущий органически от этого другого, как слова ему принадлежащие, — я не замечал, что я тружусь, что я Певцов, кого-то изображающий как исполнитель… Сила воображения побеждала этот недостаток»[69]. Именно высокоразвитое и организованное воображение, способное длительное время удерживать в центре внимания представляемый образ, помогло И. Н. Певцову не только преодолеть «невозможное», но и внести большой вклад в театральное искусство.

Художественные натуры вообще отличаются особой способностью внутренне сосредоточиваться на чувственных образах, проходящих перед их внутренним взором, и поэтому нередко их состояние определяется не окружающей реальной обстановкой, а ситуациями, связанными с воображаемыми образами, с которыми они бессознательно себя идентифицируют. Гёте горько плачет, когда представляет себе сцену свидания в «Ифигении», а о «Вертере» говорит, что писал подобно лунатику, в каком-то забытьи и внутреннем жаре, не отличая поэтическое от действительного, и боялся перечитать свой роман, чтобы снова не впасть в то «патологическое» состояние, в каком он его писал. Бальзак плачет от волнения, когда работает над «Лилией в долине», а создавая «Отца Горио», объят воспоминаниями и чувством ужаса, которые терзают его десять дней подряд. Флобер, описывая нервный припадок Эммы Бовари, так переживает его сам, что вынужден открыть окно, чтобы успокоиться: голова у него как в тумане, он дрожит от возбуждения. Когда же он описывает сцену отравления своей героини, то ощущает во рту вкус мышьяка, чувствует, что отравился, и ему становится плохо.

В ходе исторического развития человечеством накоплен огромный эмпирический опыт использования действенной роли чувственных образов именно в целях активного управления состоянием психики. Как будет показано далее, и гипноз, и аутогенные тренировки, и все другие методы самопрограммирования личности в качестве основной составляющей содержат приемы «манипулирования» чувственными образами. Особенность человеческой психики именно в том и состоит, что она может отвлечься от реальной действительности и руководствоваться актуализированным образом (символом, идеей, убеждением). И можно с уверенностью утверждать, что сила психики в этот момент становится равной силе и величию захватившего ее образа.