Проснувшись, Алекс через силу позевал, выгоняя из ушей вату, натолканную туда неровным зудом турбин. Маленький отсек первого класса, единственное место некогда роскошного пассажирского салона, оставшееся в первозданном виде, ощутимо промерзло — прижимистый Яков Захарыч определенно экономил на отоплении.
Алекс закрыл глаза, привычно толкнул языком бугорок на нёбе, активируя установленные в роговице склеродисплеи. Перед глазами мягко вспыхнул скуповато оформленный рабочий объем, в котором плавно кружились разноцветные яйца файлов и систем. Некоторое время потестировав импланты, Алекс поочередно вырубил все, даже медицинскую область, оставив только дефибриллятор, противошоковый инъектор и датчик, который сигнализировал, если кто-нибудь исподволь начинал интересоваться составом и количеством имплантов у хозяина. Будучи крайне простыми и поэтому незасекаемыми, эти датчики были единственной роскошью, которую Алекс мог себе оставить перед выходом в поле.
Остальные устройства одно за другим распадались на тучи нанодеталей, тут же подхватываемых кровотоком. Каждая из этих крохотных металлических пылинок через весь организм устремлялась к своему месту по плану разборки. Некоторые слепились в скобы, поддерживающие якобы сломанный позвоночник; меньшая часть прикинулась искусственным тазобедренным суставом, остатки талантливо изобразили пластину с шурупами, скрепляющую переломанную в нескольких местах кость голени.
Стоила вся эта кухня целое состояние, и апгрейдилась при первых же признаках того, что опережение общераспространенных коммерческих технологий начинало составлять не два шага, а полтора — или, хуже того, один. Конечно, это было непросто. Всякий раз появляться ниоткуда на одной из немногочисленных русских военных баз, организовывать инъекции и так же в никуда исчезать после операций. Иногда это было сопряжено с опасностью, очень близкой к уровню, за которым разумность риска можно было уже ставить под сомнение, но избалованный уровнем русской нанотехнологии Алекс считал, что сказка про джентльмена, брившегося каждое утро даже на необитаемом острове, имеет под собой вполне разумные основания и несет немало практического смысла.
Закончив, Алекс погасил имплантированные в роговицу дисплеи и вытянулся в кресле, ощущая гулкую пустоту в теле, где разом замолчали все привычно ноющие на грани чувствительности системы. Пустота означала близкий бой, и тело послушно готовилось терпеть перегрузки, игнорировать боль и выбивать при стрельбе десять из десяти.