Ripresa allegro mosso

Тот же день. Хёнкон

– Мариси-атара, его доставили. Он в канцелярии.

Гонец едва успел отскочить в сторону: только что напряженно размышлявший над картой Хёнкона адмирал, тут и там двигающий солдатиков на горизонтально расположившемся терминале, вскочил на ноги и стремительно вышел из штабной комнаты с выражением свирепой ярости на лице. Гонец поёжился: ему уже случалось видеть командира в таком настроении – раньше, еще до прихода паладаров, и каждый раз дело заканчивалось трупами. Сегодня, вероятно, без них тоже не обойдется.

Ударом ноги Мариси Мигото распахнул дверь и вошел в комнату, еще успев мельком заметить, как вздрогнул, но тут же вытянулся по стойке "смирно" стоящий у стены человек. Конвоир глянул на адмирала и коротко отдал честь, но сразу вернулся к напряженному созерцанию арестованного. Короткий тупорылый пистолет-пулемет часовой направил в пол, но чувствовалось, что не задумываясь пустит оружие в ход при первом же удобном случае.

Да, именно так положено поступать с предателями и трусами. Еще сезон назад Мариси лично пристрелил бы капитана первого класса Фуанну Маэ как дезертира. Но сейчас бывший адмирал Хёнкона уже не самая крупная акула в местных водах и не властен в вопросах жизни и смерти. Даже адмиральское звание у него неформальное, как и инопланетное звание оой-генерала у начальника, паладара Саматты Касария. Однако же адмирал или нет, беглецу он спуску не даст в любом случае.

Арестованный смотрел исподлобья, опустив голову. Вероятно, он чувствовал себя в чужих туфлях. Дерьмо позорное…

– Что можешь сказать в свое оправдание, Фу? – тихо, даже мирно поинтересовался адмирал.

Капитан упер взгляд в пол.

– Ничего, – кивнул адмирал. – А может, тебе не в чем оправдываться? Давай-ка вместе посмотрим, что случилось. Вдруг ты и не виноват ни в чем.

Он подошел к пустующему сейчас столу дежурного и резким движением развернул терминал. Несколько тычков пальцами, куда более энергичных, чем требовалось для управления паладарским устройством, и на экране запустился видеоролик: эпизод, вырезанный из трансляции одного из боэй, сопровождавшего геологическую партию.

Суетящиеся у склада люди, нервно озирающиеся на север, где над бывшим – впрочем, снова нынешним – Хрустальным перевалом нависло угрожающее белое облако кольчона, окруженное волютами словно роями мелкой безобидной мошкары. Люди лихорадочно забрасывают в распахнутые двери какие-то ящики, рюкзаки, штативы – но вот седоусый мужчина встает в проходе, неслышно рявкает, и ящики летят на землю. Захлопываются двери, и толпа гражданских начинает беспорядочно, но без паники двигаться по дороге на юг. Два человека в военной форме идут позади, и капитан Фуанна выглядит хотя и сосредоточенным, но не испуганным. Старый испытанный член отряда, он не раз попадал в переделки и, случалось, чудом оставался жив. Потому адмирал не колебался ни секунды, определяя, кого выделить для сопровождения партии в давно заброшенных пустынных областях.

В кадре на секунду мелькает надпись "Eksploda! Ekstrema danĝero! Ne fumas!": хранилище взрывчатки, предназначенной для использования теми же геологами во время работ, в смысл которых Мариси даже не пытался вникать. То ли бить шурфы, то ли сейсмически зондировать местность, то ли что-то расчищать… Достаточно, что о назначении дастилина осведомлен Палек Мураций, руководящий работами по обследованию перевалов хребта Сюань. Лишь вчера ящики со всеми предосторожностями выгрузили с кайнаньского транспорта и доставили сюда паладарские грузовые платформы.

Вот на небольшом квадратике в нижнем углу экрана вспыхивает ослепительное яростное пламя: двинувшийся кольчон уничтожен оружием паладаров.

И тут же сарай с дастилином взрывается изнутри. Замедленное воспроизведение: в стороны летят ошметки коричневого пластика, за которыми вспухают клубы бурого дыма. Медленно, словно в сне, ударная волна разбрасывает людей в стороны, тела кувыркаются по старой растрескавшейся бетонке и каменистому пустырю за ней, вылетают немногие уцелевшие стекла у старых лачуг, теснящихся неподалеку. Капитан Фуанна умело перекатывается по камням и замирает, припав к земле. На лице – ошеломление и такой же ужас, какой только что читался у рабочих. Он несколько раз переводит взгляд с вздымающегося на севере чудовищного огненного клуба на дымный гриб поменьше, клубящийся на месте бывших складов. Потом вдруг вскакивает и, пригнувшись и петляя, словно под обстрелом, бросается бежать, перепрыгивая через неподвижные тела тех, кого поклялся защищать. Он в последний раз оглядывается – лицо отвратительно искажено паникой – и картинка замирает.

– Комментарии, капитан? – по-прежнему непринужденным тоном поинтересовался адмирал. – Может, в записи не ты, а кто-то другой? Что-нибудь насчет благоразумного отступления, чтобы победить в другой раз? Или ты посчитал, что именно так лучше всего исполнить полученные приказы?

Арестованный промолчал. На его губах мелькнула горькая усмешка, но он лишь отрицательно покачал головой.

– Не слышу ответа! – адмирал слегка повысил голос.

– У меня нет оправданий, тайсё.

– Прекрасно, что понимаешь. Также ты наверняка знаешь, что делают с дезертирами. Камера, трибунал, нудное и долгое разбирательство и заранее известный итог. Даже если паладары оставят тебя в живых, ты не отмоешься, Фу. Никогда.

Адмирал расстегнул клапан кобуры и вытащил из нее пистолет. Он неторопливо передернул затвор, досылая патрон, потом выщелкнул и сунул в карман обойму. Оружие негромко стукнуло по исцарапанной полировке когда-то шикарного письменного стола.

– Мы знаем друг друга пятнадцать лет, Фу. Ради старой дружбы я даю тебе шанс избавить от ненужной рутины меня и Карину-атару и хотя бы немного восстановить свою честь. В личное дело внесут запись, что ты погиб при взрыве склада, и ты получишь воинские похороны. В противном случае…

Арестант медленно поднял голову, и в его глазах мелькнула искра.

– Я погиб там, при взрыве… – эхом повторил он. – Прости, Мариси. Жаль, что я подвел тебя.

Адмирал скупо кивнул.

– Выйди, – приказал он конвоиру.

– Прекратить немедленно!

От мелодичного женского голоса, в котором смертельным капканом лязгнула сталь, вздрогнули все трое мужчин. Ректор Университета Карина Мураций стояла в дверном проеме – невысокая нагая девушка на вид двадцати с небольшим лет, с коротко остриженными черными волосами и тремя крохотными родинками на щеке: треугольник острием вниз. Ее карие глаза смотрели на адмирала с таким выражением, что по спине пробежали мурашки.

– Мариси-са, пройди в свой кабинет и подключись к конференц-системе. Немедленно.

От ледяного голоса ректора, в котором почти пропали верхние тоны, сердце сжалось в комок. Адмирал еще ни разу не слышал, чтобы она так говорила. Ххаш, он не подозревал, что мягкая обходительная инопланетянка вообще способна разговаривать в уничижительном стиле. И она впервые использовала са вместо обычного атара или тайсё, словно обращалась к простому офицеру. Из-за чего она так взбеленилась?

– Есть, Карина-атара, – кивнул он, стараясь сохранить бесстрастный вид.

– Капитан Фуанна Маэ, – ректор обернулась к арестованному. – Твой статус сотрудника Университета приостанавливается до разбирательства дела и принятия решения. Ты немедленно отправишься в казармы под домашний арест. Этот боэй временно останется с тобой для предотвращений посягательств на твою жизнь и здоровье.

Конвоир (Мариси так и не смог вспомнить его имя, кто-то из недавно набранных) разочарованно клацнул предохранителем – и тут же заледенел под яростно хлестнувшим взглядом ректора. Судя по пальцам, нервно стиснувшим оружие, боец тоже почувствовал себя неуютно. Карина Мураций шагнула к столу и взяла с него пистолет, но не за рукоять, а горстью, обхватив курок, казенную часть и ствол. Подняв его на уровень глаз, она стиснула пальцы – и металл поплыл, корежась. Мариси сглотнул. Похоже, она и в самом деле в ярости.

Уронив бесформенный кусок железа на пол, ректор обернулась.

– Чего ты ждешь, Мариси-са? Еще одного приглашения? Или передать дрона генералу Саматте, чтобы подтвердить приказ?

– Прошу прощения, Карина-атара, – адмирал щелкнул каблуками и поспешно вышел.

Пройдя по коридору, он вошел в кабинет, закрыл дверь на ключ и активировал настольный терминал. Запустив коммуникатор, он вызвал Карину Мураций и вытянулся по стойке "смирно".

– Присядь, Мариси-са, – сухо сказала ректор, появляясь на экране.

Адмирал осторожно присел на краешек стула.

– А теперь напомни мне, пожалуйста, когда тебя наделили полномочиями судьи и палача.

Хотя голос ректора оставался ровным и почти бесстрастным, Мариси поежился под ее тяжелым, пронзающим насквозь взглядом, так не сочетающимся с образом симпатичной юной девушки.

– Не слышу ответа, Мариси-са, – в голосе Карины скользнули угрожающие нотки.

– Меня не наделяли такими полномочиями, Карина-атара, – стараясь контролировать голос, ответил адмирал. – Я всего лишь…

– Ты всего лишь провоцировал своего подчиненного на самоубийство и предоставил ему оружие. Провоцировал, основываясь не на законе и даже не на представлениях о целесообразности, а на своих понятиях чести. Адмирал, когда Сторас объяснял, что мы ни при каких обстоятельствах не прибегаем к смертной казни, что именно ты не понял?

Адмирал промолчал.

– Тебе ясно и недвусмысленно объяснили, что в Хёнконе вводится только два вида наказания: штраф и высылка. Одно из двух: или ты, Мариси-са, возомнил себя выдающимся юристом, способным подвести смертную казнь под одну из указанных категорий, или же тебе попросту наплевать на законы. И то и другое весьма странно для главы полицейской службы, призванной защищать закон и порядок. Комментарии, Мариси-са?

Вот так. К нему бумерангом вернулись собственные слова, произнесенные в адрес капитана Фуанны.

– Я всего лишь пытался поддерживать воинскую дисциплину, – ответил адмирал. – Средствами и способами, доступными моему пониманию. Дезертиров следует наказывать, чтобы завтра их не стало больше. Человек, бросивший… предавший тех, кого должен защищать, иного не заслуживает.

– Вот как? – ректор иронично подняла бровь. – Мариси-са, а что, служба охраны Хёнкона уже стала военной организацией? Мне почему-то казалось, что вас взяли на службу в качестве полицейских – для защиты студентов и преподавателей Университета, а не славных сражений с превосходящим противником. Более того, мне казалось, что тебя ясно и недвусмысленно проинструктировали не рисковать жизнями подчиненных. Вам всем объясняли, что любой объект опаснее одинокого хулигана – дело специально запрограммированных боэй. Или я в чем-то ошибаюсь, Мариси-са? Возможно, мне следует поднять из архива запись твоей беседы с Саматтой, чтобы прояснить ситуацию?

– Нет, Карина-атара, не нужно. Все именно так.

– Рада, что мы прояснили вопрос. Теперь объясни мне, Мариси-са, чего же такого совершил твой подчиненный, что ты посчитал необходимым пристрелить его, даже не выслушав оправданий?

Ректор по-прежнему буравила его тяжелым взглядом, ожидая ответа, и адмирал почувствовал, что мысли путаются. Преступление казалось таким ясным, таким очевидным – до тех пор, пока он не попытался сформулировать словами.

– Оставление своего поста по боевому расписанию, – наконец ответил он. – Нарушение приказов. Оставление в беде гражданских лиц.

– Боевого расписания, как мы только что выяснили, у нас нет. Приказа защищать подопечных лиц от кольчона он тоже не получал: мы даже не предполагали, что кольчон может зайти со стороны суши, и не предприняли никаких мер безопасности на сей счет. Оставление в беде гражданских лиц – проступок действительно серьезный, но он карается как максимум увольнением с занимаемой должности, отнюдь не расстрелом. Кроме того, Мариси-са, капитан Фуанна является одним из твоих старых людей – тех, за кого ты лично поручился перед Сторасом и Саматтой. И ты лично отправил его на задание. На мой взгляд, ты несешь ответственность за его бегство ничуть не меньшее, чем он сам. Возможно, даже большее, поскольку правильно распределение задач между подчиненными является твоей основной обязанностью. Если назначенный человек сбежал с поста, значит, именно ты ошибся, решая, кому поручить дело.

Мариси почувствовал, что кровь приливает к лицу.

– Я не мог знать, с чем они столкнутся! – куда резче, чем следовало бы, ответил он.

– Капитан Фуанна – тем более. А в поле находился он, не ты. Легко рассуждать о чести и долге, сидя в уютном безопасном убежище…

– Я не раз рисковал жизнью в бою!

– Чушь! До Удара ты служил в вооруженных силах старого Хёнкона, никогда ни с кем не воевавшего всерьез, и самым страшным твоим противником являлись контрабандисты на легких катерах. После Удара ты собирал дань с тех же самых контрабандистов, а заодно с работорговцев и наркоторговцев, которым куда проще и выгоднее откупиться, чем воевать. Да, ты участвовал в стычках, но ни разу – со страшной тупой силой, воплощенной смертью, которой человек не в состоянии противостоять, способной раздавить тебя, даже не заметив. И ты осмеливаешься судить человека, не справившегося с паникой в критической ситуации? Ты уверен, что на его месте повел бы себя иначе?

– Я сражался бы до конца! – каркнул адмирал пересохшим горлом.

– Когда-то я тоже так думала, – ректор внезапно обмякла и ссутулилась. – Мариси-кайтё, я далеко не та молодая девочка, какую изображаю перед тобой и всей Паллой. Лет восемь или девять назад по вашему времени я занимала трон диктатора бедной полудикой страны. Мне… всем нам приходилось изображать из себя обычных людей. Мне не раз приходилось подписывать смертные приговоры – у нас не имелось достаточно средств для содержания тюрем, и мы просто не могли оставить на свободе некоторых людей – закоренелых убийц, работорговцев и наркоторговцев. Я присутствовала на казнях, заставляла себя смотреть, во что превращается моя закорючка на листе бумаги. Кто-то умирал под пулями молча, кто-то пресмыкался, вымаливая пощаду, которую так и не получал… Я не раз думала, как бы сама повела себя в похожих обстоятельствах. Мне уже приходилось умирать: меня убивали на дуэли, совершали покушения – взрывы, яд, стрельба… Но одно дело драка, когда есть хотя бы крохотный шанс отбиться, а то и превзойти врага, и совсем другое – обреченное ожидание смерти.

Карина помолчала. Адмирал не осмеливался даже пошевелиться.

– Когда настало время уйти, я решила проверить себя. Наиболее эффективным сценарием казалась авиакатастрофа. К тому времени я уже стала неуязвимой, не могла умереть – но у нас есть способы создать то, что называется "автономной проекцией". Грубо говоря, берется частичка себя, и из нее создается отдельная личность, наделенная твоей же, но урезанной, специально сформированной памятью. Она думает, чувствует, реагирует так же, как и оригинал, и все ее эмоции и впечатления транслируются тебе, словно находишься на ее месте. Адмирал, я посадила в самолет саму себя, верящую, что она – я – действительно смертная женщина, глава государства, рядом с которой в салоне находится любимый мужчина. Я втайне полагала, что проявлю незыблемое мужество и умру с честью и достоинством. Ха…

Карина запрокинула голову и горько рассмеялась.

– Мариси-кайтё, несколько минут после попадания в самолет первой ракеты я действительно держалась молодцом. Но потом, когда в салоне запахло паленым, меня начал скручивать страх не менее черный, чем пробивающийся дым. Мне все сильнее хотелось одного: жить! Жить любой ценой! Паника все нарастала, и к моменту, когда самолет врезался в землю, я превратилась в ревущее от ужаса животное. Наплевать и на достоинство, и на любимого, и на судьбы государства, просто жить, любой ценой, пусть даже погибнут все остальные, понимаешь? Я еще оставалась жива после падения, когда салон запылал, билась в привязных ремнях, которые не могла отцепить, и выла. Ощущения оказались такими, что я не выдержала. Я принудительно погасила ее сознание до того, как она умерла в пожаре.

Карина замолчала, прикусив губу, ее щеки побелели.

– Какой щелчок по самолюбию, адмирал… – наконец с трудом проговорила она. – Меня неоднократно пытались успокоить старшие, объясняя, что я по неопытности вместе с лишними воспоминаниями отрезала у своей личности важные черты характера, и что ставить такие опыты на себе – верх идиотизма, поскольку результат необъективен и ничего не значит. Мне очень хочется верить утешителям, но… Мариси-кайтё, я поклялась: никогда в жизни я не стану осуждать человека за панику перед лицом неминуемой смерти. На такое способен лишь тот, кто сам никогда не оказывался в его шкуре. Я прекрасно знаю ваши аргументы: мягкотелость ведет к разложению, позволить дезертиру остаться безнаказанным означает поощрять трусость других… Я все знаю. Однако какие бы рациональные доводы вы ни привели, моя позиция однозначна: смертной казни в Хёнконе нет и никогда не будет.

От мрачного пламени в ее глазах Мариси даже слегка поежился. Он знал такой взгляд в упор, нередкий для религиозных фанатиков, но от Карины Мураций ожидал его в самую последнюю очередь.

Адмирал плохо разбирался в иерархии паладаров. Но Саматта Касарий явно испытывал к Карине-атаре родственные чувства (кто она ему – племянница, приемная дочь?), а Масарик Медведь – еще более нежные, и их мотивы подчинения ректору Университета казались если не достойными, то хотя бы понятными. А вот почему ее приказов беспрекословно слушаются Сторас Медведь и его аналитики, редко появляющиеся, но всегда молчаливые мужчины с отчетливыми повадками спецслужбистов, для него всегда оставалось загадкой.

Мариси знал, что женщины-руководители нередки и в Кайтаре, и в Ставрии, но на Могерате они попадались не чаще алмазов на тротуаре. Адмирал подчинялся приказам Карины-атары, однако все его существо протестовало против подобного унижения. Поначалу, пока не получил суровую выволочку, он каждый раз старался получить подтверждение генерала Саматты, оправдывая свои действия субординацией. В особенности – когда ректор начинала пороть чушь насчет гуманизма, доброты и взаимопомощи. Женщины недальновидны по натуре своей, они не понимают, что мягкость и прекраснодушие сегодня оборачиваются катастрофами и смертями завтра. Мир подчиняется исключительно грубой силе и не прощает даже намека на слабость. Чего стоит одно отсутствие постоянного наблюдения за рабочими! Набранная по всему Могерату нищая шваль – прекрасная среда для загнивания. Глазом моргнуть не успеешь, как пойдет подпольная торговля наркотиками и дешевым, но забористым спиртным, начнутся азартные игры, появятся организованные банды. И ни осведомителей, ни стационарных камер наблюдения в помещениях, если не считать терминалы связи, ни контроля за передвижением по территории… Да, конечно, приказы главы государства следует исполнять (а кто здесь глава, Мариси не испытывал ни малейшего сомнения, несмотря даже на официальный статус Стораса-атары), но кто же мешает чуть-чуть расширенно их истолковать или недопонять? В конце концов, каждый должен делать свое дело так, как умеет.

Ему нравилась Карина-атара – всегда доброжелательная, готовая подбодрить и объяснить, никогда не кичившаяся своим превосходством и со всеми державшаяся вровень, как с друзьями. Ректор носила маску молодой женщины, а зачастую – и совсем юной, еще титьки не отросли, девчонки, но поведение выдавало истинный возраст. Далеко за сорок лет в пересчете на годы Паллы: опытная матрона, глава большого семейства, мать и бабка, любимая детьми и превращающая в смех горькие слезы внуков, надежная опора клана, неунывающий источник мудрости и радости – именно такая роль подходила ей большей всего. Как она сумела приручить мальчишку-волчонка из Барны! Даже привычка ходить голой напоминала Мариси забывающиеся древние устои: заморские варвары могут думать что угодно, но на Могерате никогда не стеснялись наготы среди своих, и семейные бани все еще широко распространены на континенте. Что же до масок, то какая женщина не любит молодиться?

Но все-таки главой семьи должна выступать не она. Сторас Медведь подходил на роль идеально: многоопытный разведчик с пронзительным взглядом, за считанные декады досконально разобравшийся в политике и экономике чужого мира, не раз поражавший Мариси способностью предсказывать реакцию совершенно незнакомых деятелей с точностью до подбора слов. Именно он способен держать государство в стальном кулаке, именно ему следовало бы доверить формирование внешней политики и правил внутренней дисциплины.

Но Мариси, стиснув зубы и предчувствуя беду, приходилось подчиняться женщине, пусть и отделенной от него барьером субординации в лице генерала Саматты. Ну не может тихая спокойная Карина Мураций управлять государством – именно так он думал до сегодняшнего дня.

Однако сейчас она не казалась ни тихой, ни спокойной. Под ее взглядом безотчетно хотелось вытянуться по стойке "смирно" и тихо молиться, чтобы кипящий в ней гнев не выплеснулся наружу. Карина Мураций – и наблюдение за казнями? Большинство политиков и чиновников, которым адмирал служил до Удара, наверное, ни на секунду бы не задумались над чужим смертным приговором. Но их утонченные натуры вывернула бы наизнанку одна мысль о присутствии на расстреле или повешении. Вряд ли сцены доставляли удовольствие и Карине-атаре. Неужели она таким образом наказывала себя?

И еще она добровольно, лишь ради острых ощущений, сожгла себя в разбитом самолете, если, конечно, не привирает для красного словца. Вот тебе и мудрая добрая матрона, радость внуков… Аккуратнее, Мариси. Ты страшно ошибся в ней, такие промахи могут стоить жизни.

Ректор шевельнулась, и наваждение пропало. Вместо разъяренной фанатички на экране снова оказалась прежняя Карина-атара. Правда, сейчас она не казалась ни доброй, ни понимающей.

– Адмирал Мариси Мигото, – произнесла она сухим тоном. – Выношу тебе официальное предупреждение о неполном соответствии должности. Если что-то подобное повторится, уволю без дополнительных предупреждений. Понятно?

– Да, атара, – кивнул адмирал, сглатывая.

– Капитан Фуанна Маэ временно отстранен от службы. Как только появится возможность, мы немедленно проведем тщательную экспертизу с целью определения его пригодности к дальнейшей службе. Если Саматта и Дзии определят, что полученные им психологические травмы несовместимы с ролью полицейского, придется подобрать ему работу в других подразделениях. Если есть возможность реабилитации, Дзии ей займется. В любом случае на тебя возлагается ПЕРСОНАЛЬНАЯ, – Карина выделила слово голосом, – ответственность за жизнь и здоровье капитана Фуанны. У нас больше нет возможности приставить к нему выделенного боэй для защиты от тебя и бывших товарищей, как я сделала бы еще вчера. Но если с ним случится хоть что-то, я немедленно уволю тебя за вопиющий непрофессионализм и с позором выгоню из Хёнкона. Мы ценим твои навыки солдата, но вводить в Университете первобытный кодекс я не позволю. Все понятно?

– Да, атара, – снова кивнул адмирал. – Я персонально отвечаю за жизнь и здоровье капитана Фуанны.

– Прекрасно. Я…

Карина замолчала и посмотрела куда-то в сторону от экрана.

– Сейчас. Еще полминуты, – негромко сказала она. – Извинись и подержи его на трубке еще чуть-чуть. Адмирал, – она повернулась обратно, – скажи, ты когда-нибудь задумывался, почему мы, паладары, набрали охрану Университета из людей? И не только охрану, но и преподавателей, воспитателей, строителей, продавцов и так далее? Ведь куда проще и дешевле вышло бы настрогать армию дронов, отдать их под контроль нашим искинам, и те прекрасно справились бы со всеми поставленными задачами. Один координатор способен одновременно управлять миллионами боэй. Заодно и мне не пришлось бы сейчас вправлять мозги решительному бесстрашному мужчине, уверенному, что сильный всегда прав. Задумывался, Мариси-кайтё?

– Да, – согласился Мариси.

– И к какому выводу пришел?

Адмирал пожал плечами, но тут же спохватился.

– Ни к какому, Карина-атара, – признался он.

– Все очень просто, адмирал. Университет должен стать органичной частью вашего общества. Не чужеродным, насильственно внедренным объектом, а именно составной частью, способной существовать без нашего вмешательства. Когда-нибудь, Мариси-кайтё, мы уйдем отсюда – а Университет останется и продолжит служить людям. И чтобы добиться нашей цели, мы просто обязаны изначально строить его с помощью людей, а не инопланетных роботов. А людям свойственно ошибаться, трусить, жадничать, предавать, драться, воровать и вообще проявлять самые дурные черты характера. Такова жизнь. Можно сколько угодно пытаться сделать людей и мир лучше, но отбери у человека эгоизм и амбициозность, и он потеряет гордость, стремление к победе, ответственность, инициативу и так далее. А если лишить его страха за свою жизнь, он превратится либо в бездумное вялое животное, либо в сумасшедшего берсеркера. Мне такие полулюди не нужны. А тебе, адмирал?

Ректор снова глянула вбок.

– Мне пора, – сказала она. – Не забывай, Мариси-кайтё, что Саматта все еще ждет новую схему патрулирования местности силами твоих людей. И хорошо запомни: гипертрофированные понятия о чести способны толкнуть на кривую дорожку так же легко, как и полное их отсутствие.

Экран погас.

Мариси откинулся на спинку стула и стиснул зубы. Да, такой выволочки он не получал уже давно. И от кого – от женщины… пусть даже паладара, от которой подобное ожидалось в последнюю очередь. Хорошо, у нее хватило такта высечь его наедине, а не перед другими. Неполное соответствие должности, непрофессионализм, гипертрофированная честь, надо же…

Возможно, он и в самом деле забыл, каково жить в цивилизованном обществе? Где цена поражения – унижение, а не смерть, где под защитой жизнь даже последнего бродяги? Возможно, он и в самом деле провел слишком много времени в жестоком мире ничейных земель…

Он заставил себя расслабиться. Ххаш. Пора привыкать, что он уже не самый сильный волк в стае и что даже женщина может безнаказанно дать ему по морде. Ну, по крайней мере, не придется хоронить еще одного старого друга.

А ведь признайся, сказал он себе, что Карина-атара права. Ты взбеленился на Фуанну вовсе не из-за недостойного поведения. Панике на поле боя может поддаться каждый, особенно когда обстановка вдруг меняется катастрофически. Да, от опытного бойца потери самоконтроля можно ожидать в меньшей мере, чем от новобранца, но полностью не застрахован никто. Нет, дело не в бегстве. Ты ручался за него перед паладарами, ты сам отправил его на задание – и воспринял случившееся как собственный провал. Не на Фуанну ты злился, а на себя, на капитане ты лишь срывал злость. Непрофессионализм? Нет, просто глупость. Как бы то ни было, нужно довести до общего сведения, что Фуанна неприкосновенен, и любой, кто попытается с ним связаться, сожрет собственные уши. И самому капитану нужно вбить в голову, что последний разговор нужно забыть и тихо ждать решения паладаров. Тоже потеря лица, особенно после сцены с пистолетом при свидетеле, но все лучше, чем снова вызвать гнев ректора.

Он рывком встал и покрутил головой, разминая шею. Помимо патрулей есть и другая головная боль: АОХ. Боевики Армии освобождения, сбежавшие после неудачной операции захвата, словно провалились сквозь землю. Боэй потеряли их след в старой, но все еще вонючей канализации, а в рабочие казармы они не вернулись. Толку-то, что теперь точно известны их имена и лица. Если у них нашлась возможность контрабандой доставить оружие, прокравшись по морю мимо бдительных боэй, то есть возможность и эвакуироваться. Или спрятаться – из-за отосланных дронов тотальное прочесывание местности пришлось отменить. Из безопасной территории Хёнкон внезапно снова превратился в место, где угроза таится в каждом леске Колуна и Ланты, за каждой скалой Подды и Сюаня, в каждой бухточке многочисленных островов.

И Хрустальный перевал снова открыт. Случившаяся катастрофа удержит Ценгань и Кайнань от грызни за Хёнкон в ближайшее время, но когда они оправятся, даже паладаров не испугаются. Остается надеяться, что трем с половиной сотням людей-полицейских, из которых триста набраны лишь недавно и еще не прошли проверку в деле, при поддержке жалких пары десятков боэй удастся обеспечить порядок на территории в тысячи квадратных цул. Три дня. Генерал Саматта пообещал, что через три дня появятся новые дроны. Только бы продержаться…

Как хорошо, что на всем Хёнконе пока что лишь три ребенка – при условии, что выживет прибывшая сегодня девочка. По крайней мере, не приходится беспокоиться, что неугомонная молодежь влезет куда-нибудь на мины.

Не приходится, вот как? С учетом, во что уже успели вляпаться Кирис Сэйторий и Фуоко Винтаре? Нет, рано радоваться. Похоже, от парочки эйлахо мороки выйдет больше, чем от сотни нормальных подростков. Неужто они и в самом деле вдвоем сумели отогнать кольчона? Хорошо, что сейчас за ними приглядывают парсы…

Хватит скулить и грызть себя, придурок. Получил по морде? Справедливо? Все, утрись и соберись. У тебя есть люди, ломящиеся от оружия и патронов арсеналы и средства наблюдения – неизмеримо больше, чем еще полгода назад. Вот и продемонстрируй, что не зря носишь большие круги в петлицах давно не существующего государства. Адмирал нащупал на груди маленький амулет: небольшая латунная снежинка с симметричными лучами. О великая шестирукая Таребоха, воплощенная ярость войны, вырывающая сердца врагам и одаряющая воинов доблестью! Яви свою милость последователям! Твое пылающее пламя живет в моей груди, и я намерен исполнить долг до конца. Мне нужно лишь немного везения – а все остальное у меня есть.