Родная кровь

1

С утра зарядил дождь, хлесткий, звонкий, обильный. Дорога почернела, сделалась скользкой. Езда по ней сопровождалась громким шипением скатов по мокрому асфальту.

– Льет и льет, – сказал Розанов. – Не люблю такую погоду.

– А она тебя, Вася? – поддел напарника Неделин.

– Меня все любят, – не стушевался тот.

В кабине было сумрачно, по радио крутили какую-то приблатненную муть, молча крутить баранку было скучно.

– И Бог? – поинтересовался Неделин.

Имя его было Антон. Он был высоким, красивым, сильным, с гордо посаженной головой и широкими плечами. Ямка на подбородке Неделина была столь глубокой и вытянутой, что походила на разрез. Его серые глаза были обрамлены густыми, как у девушки, ресницами.

– Не обижает, – уклончиво ответил Розанов.

– То есть тоже любит, – уточнил Антон.

– А почему бы и нет?

Розанов, отдыхавший после смены, принялся давить на кнопку настройки радиочастот. Он относился к тому типу мужчин, которые привлекательны лишь в юности, а после тридцати как-то стремительно блекнут, плешивеют и перестают выделяться в толпе себе подобных. Якобы турецкие джинсы, рубашка в неизменную клетку почти неизменной расцветки, очень короткая стрижка, призванная замаскировать раннюю лысину – вот и весь Василий Розанов. От такого было смешно слышать, что все его любят.

Антон медленно повернул голову, чтобы посмотреть на напарника. Тот почувствовал взгляд и нахмурился. Радиоволны стали сменяться чаще, наполняя кабину раздражающей какофонией. То гитара квакнет, то певица вскрикнет, то ведущий хохотнет.

– Кончай это, – попросил Антон. – Или включи что-нибудь, или выключи совсем.

– Я ищу, – буркнул Розанов, не прекращая своего занятия.

– Это не просьба, Вася.

– А что тогда? Приказ, может быть?

Розанов скосил глаза на напарника, отчего его лицо сделалось злобным и хитрым, как у большой гориллы. Антон широко улыбнулся.

– Не просто просьба, а настоятельная просьба, – уточнил он. – Ну чего ты к радио привязался, как в том анекдоте?

Напряжение сошло с физиономии Розанова.

– В каком анекдоте? – поинтересовался он.

– Про пьяного, – неохотно ответил Антон, не любивший анекдотов. – Сидел возле радио и требовал: спой да спой.

– У меня тоже как в анекдоте, – сказал Розанов, остановив выбор на ретростанции. – Про мужа в командировке.

Столь неожиданное признание застало Антона врасплох. Он зачем-то кашлянул в кулак и пару раз переключил скорость, хотя в этом не было никакой нужды. Дорога стелилась ровно и плавно, словно ткань под утюг. Дождь почти закончился, на севере проглянуло солнце, на противоположной стороне небосклона, все еще темного и угрюмого, проступила призрачная радуга. Намокшие поля медленно и безостановочно крутились вокруг легкого грузовика, резво катящего по черному шоссе.

– Бывает, – осторожно произнес Антон и стал мучительно придумывать другой предмет разговора.

Не успел. Опередил его Розанов. Сказал, уставившись в окно перед собой:

– Изменяет мне Любка. Сука такая… Убил бы!

– Посадят.

– Я не потому не убил до сих пор, что срока боюсь. Люблю ее, гадину.

– А-а… – сказал Антон, чтобы что-то сказать. И тупо повторил: – Бывает.

Розанов поморщился:

– Ну что ты заладил как попугай: бывает да бывает. Не у всех бывает. У нас с ней по-особому. Любовь такая. Не зря ее так назвали, а?

– Наверное, – согласился Антон. – Слушай, может, остановимся где-нибудь, перекусим? Что-то я проголодался.

Он посмотрел в зеркало. Машина сопровождения шла за грузовиком как привязанная. Это была неприметная «тойота» черного цвета. В ней сидели два охранника, являвшихся, по сути, громилами. В девяностые годы таковые числились бойцами преступных группировок. Теперь они звались всякими там секьюрити и бодигардами, хотя их бандитская сущность от этого нисколько не изменилась.

– Рано обедать, – сказал Розанов. – Пацаны не позволят.

– Они нам не командиры, – строптиво возразил Антон.

– И что ты, против них попрешь? В почки зарядят, будешь потом кровью мочиться. Димона помнишь? До сих пор с зубами мучается. А ведь тоже просто проголодался.

– Он в кафе сунулся, а у нас тормозки.

– Ну давай на ходу подкрепимся, если ты такой уж голодный, – предложил Розанов.

– Не, на ходу не хочу, – качнул головой Антон. – Не то настроение. Сериал про брошенный в Сирии батальон смотришь?

Попытка еще дальше увести разговор от измен Любы Розановой не удалась.

– Смотрел, – проворчал напарник. – До вчерашнего дня. Приперлась с работы выпивши, а на груди засос. Здесь. – Розанов показал, хотя его грудь коренным образом отличалась от Любиной.

Антон был с ней знаком. И с Любой, и с ее грудью. Пару раз переспал всего. Даже не переспал, а так, пообщался на скорую руку. Очень близко, очень. Ближе некуда. Один раз во время новогодней пьянки, уединившись в пустой бухгалтерии. Второй раз дома, пока собственная жена находилась в роддоме. Обычная история, в общем-то. Антон про свои шалости с Любой и забыл давно, а вот напарник взял и напомнил. Это вызвало чувство вины, перерастающее в глухое раздражение.

– Зачем ты мне это рассказываешь? – спросил Антон, избегая смотреть вправо, чтобы не встречаться взглядом с Розановым. – Такие вещи нужно в тайне хранить, Вася. Это ваша личная проблема. Не выноси сор из избы, понял?

– Надо же с кем-то поделиться, – сказал Розанов. – Устал в себе носить, Антон! – Он ударил кулаком в ту часть груди, куда недавно указывал пальцем. – Мучаюсь, мучаюсь… Я же люблю ее, подлую. Ни бросить не могу, ни проучить как следует. Засада, брат. Приходится прощать Любу, а она от этого только наглеет. На голову садится.

– Разведись, – посоветовал Антон, представив себя на месте напарника.

– Говорю же, не получается! – зло произнес Розанов. – Я ее после этого еще сильнее хочу. Прямо трясусь весь.

– Ну и трясись. Только молча. Будь мужчиной. Сопли не распускай.

– Сопли?

Антон пожал плечами:

– Ну, пусть будут слезы, если тебе от этого легче.

– Не легче, – отрезал Розанов. – Ему душу открываешь, а он…

Фраза оборвалась на середине. В кабине повисло тяжелое молчание. Было слышно только, как ровно гудит мотор, фыркают встречные машины и шуршит резина по шершавому гудрону.

Антон Неделин и Василий Розанов никогда не были друзьями. Они бы и просто приятелями в какой-нибудь другой жизни не стали. Но жизнь у них была эта – не поменяешь, не сотрешь. И в фургоне их грузовичка находился не только яичный порошок Октябрьской птицефабрики, как значилось в накладных. Веселые цыплята на бортах были маскировкой – такой же, как документы водителей и ящики с настоящим порошком, установленные поверх других ящиков, наполненных порошком совсем другого свойства. Хочешь – нюхай, хочешь – разводи и колись, хочешь – вообще на хлеб мажь или салаты посыпай. Кайф гарантирован, здоровье – нет. А уж кто что выберет…

2

Антон свой выбор сделал давно. Настал момент сказать «да», и он сказал.

Ему не сразу предложили гонять грузовик с наркотической начинкой. Проверяли на вшивость, забрасывали удочки, пробовали разные подходцы. А потом пригласили на рыбалку и там, во время посиделок возле костра, спросили напрямик: «Хочешь денег, Антон, денег больших и легких? Тех, что честным трудом не заработаешь, хоть до кровавых мозолей баранку крути…»

Он хотел. С детства. Сколько себя помнил, столько о заветном чемоданчике мечтал. Вот идет себе Антон по дороге, а тут разборка бандитская: трах-бах, все ранены или убиты. А в машине, пулями пробитой, труп сидит с «дипломатом» на коленях. Он баксы куда-то вез, да не довез. Они теперь Антону принадлежат. Главное, быстро и незаметно их из опасного места вынести и дома спрятать.

О, сколько планов строил он, уставившись в темный ночной потолок немигающим взглядом! Как сует чемоданчик в пакет, найденный на обочине. Как, путая следы, не прямиком домой бежит, а совсем в другом направлении, да еще для надежности автобусами туда-сюда катается. Потом, уже дома, мастерит тайник под ванной или на антресолях… И новая жизнь, беззаботная, яркая… И восхищение в глазах женщин…

Антон не верил, что разбогатеть можно честным способом. Все это сказочки для легковерных лохов. Лапша на уши. Какого миллионера ни спроси, как он сколотил первоначальный капитал, он начнет рассказывать, как подрабатывал грузчиком, водил такси или продавал бутерброды одноклассникам. И ни один такой умник не признается в том, что врал, предавал и даже убивал. А как же иначе? Деньги просто так с неба не сыплются.

Об этом подумал Антон, когда услышал то самое предложение. Сделал его приятель, шоферивший на том же предприятии. Никто бы никогда не подумал, что он способен на столь лихие, рискованные дела. Двух других рыбаков Антон никогда прежде не видел. Уже потом он с запоздалым холодком ужаса догадался, что эти парни были посланы для того, чтобы принять меры в случае отказа. Несчастный случай на рыбалке…

А случай счастливым оказался. Антон предложение принял, и жизнь его кардинально изменилась. В лучшую сторону.

После той рыбалки раз в два месяца начал Антон с напарником гонять особый груз, получая за то особый гонорар. Произведя несложные расчеты, он пришел к выводу, что через год станет обладателем ста тысяч долларов, которые позволят ему начать собственный бизнес.

Антон Неделин не был дураком, чтобы заглядывать вперед дальше. Или лавочку прикроют, или извозчиков поменяют, или еще что-нибудь приключится. Нет, это была не та работа, которой следовало заниматься всю оставшуюся жизнь. Антон твердо решил завязать вовремя. Нельзя слишком долго испытывать судьбу, никак нельзя. Урвал свое – и отойди в сторонку. Золотое правило людей рассудительных.

К их числу принадлежал Антон Неделин.

Нет, он не побежал покупать дорогую машину, когда у него завелись деньжата. Не одарил свою Софочку мехами и золотом. Даже двухкомнатную квартиру на трехкомнатную не поменял. Все это потом. Когда грязные деньги начнут оборачиваться и отмываться помаленьку.

Никто из родных и близких Неделина не подозревал о его левых заработках. Деньги за перевозку наркотиков оседали на двух банковских картах, открытых тайком от жены. Сказать по правде, Антон не был уверен в том, что Софа однажды узнает об этих сбережениях, тем более воспользуется какой-то их частью. Свое будущее он видел совсем не обязательно в роли отца семейства. Он был слишком умен, силен, предприимчив и хорош собой, чтобы принадлежать одной женщине. Да и вообще, зачем принадлежать кому-то, когда гораздо приятнее и разумнее посвятить жизнь самому себе?

Амурных связей Антон не чурался, однако не позволял им опутывать себя, предпочитая свободу. В отличие от большинства водителей, заводивших любовниц во всех населенных пунктах, где случались остановки, он прекрасно обходился без этого.

Антон незаметно посмотрел на напарника, обидчиво надувшегося. Не стоило ссориться из-за пустяков. Учитывая обратную дорогу, им предстояло провести вместе почти трое суток. Лучше погасить конфликт, пока не разгорелся в полную силу.

– У тебя в Латунске кто-нибудь есть? – спросил он, имея в виду город, до которого оставался какой-нибудь час пути.

Розанов ответил не сразу. Сначала покривил губы и только потом снизошел до ответа:

– Ты про баб? Мне никто, кроме жены, не нужен. Не тянет к другим.

– Любовь… – произнес Антон таким тоном, будто изрек некую важную истину.

На самом деле он считал, что Розанов страдает не от любви, а от собственной бесхребетности. И что он такого нашел в этой Любе? Фигура вполне обычная, темперамент средний, умом не блещет. Сохнуть по такой? Унижаться? Носить развесистые рога, заметные каждому? Болван этот Розанов! Жалкое ничтожество. Хотя, с другой стороны, разве он виноват, что ему такая стерва досталась? И где ему с его неказистой наружностью взять другую?

Покосившись на напарника, Антон заговорил:

– Ты, Вася, напрасно убиваешься. Средство от твоей печали давно изобретено.

– Какое? – оживился Розанов.

– Клин клином вышибают. Заведи себе любовницу. Не так обидно будет.

– Ничего ты не понимаешь. Я однолюб.

«Долболоб ты, а не однолюб, – начал раздражаться Антон. – Дятел упрямый! Дальше клюва своего ни черта не видишь и видеть не желаешь».

– Тогда смирись и не жалуйся, – наставительно произнес он. – Как говорится, расслабься и получай удовольствие.

– Удовольствие? – переспросил Розанов с таким видом, будто хотел получше запомнить услышанное.

Антону стало приятно, что его слушают с таким вниманием. Он почувствовал себя старшим наставником, с мнением которого считаются. Главное, не сбиться на чересчур серьезный тон. Еще Мюнхгаузен говорил, что все глупости на свете совершаются с умным выражением лица.

– Ну да, – кивнул Антон, усмехаясь. – На эту тему анекдот есть.

– Анекдот… – повторил Розанов.

Все-таки туповатым он был. Недалеким.

– Да, – подтвердил Антон. – Анекдот. Сам его не помню, а заканчивается так: «Лучше есть торт в компании, чем дерьмо – в одиночку».

– Какой еще торт?

– Это аллегория такая, Вася. Речь о красивой женщине идет. Мол, на нее все зарятся, но такова природа. Не хочешь, чтобы тебе изменяли, женись на толстухе или уродке. И спи себе спокойно.

Розанов, давно уже повернувший голову к Антону, смотрел на него не отрываясь.

– А ты? – спросил он.

Неделину это не понравилось.

– Что я? – спросил он в свою очередь.

– У тебя жена толстая? – принялся уточнять Розанов. – Или страхолюдина? Или ты торты в компании кушать предпочитаешь?

Для Антона было оскорбительно само предположение, что жена ему может изменять, а он – терпеть подобную наглость. На мгновение потеряв над собой контроль, он двинул локтем в сторону обращенного к нему лица. Это был чисто рефлекторный, импульсивный жест. Мышцы сократились, действие было выполнено. Четко и быстро.

– А-а! – вскрикнул Розанов мгновение спустя после того, как его нос издал звук, напоминающий шлепок сочного помидора, брошенного в стену.

– Извини, – спохватился Антон. – Я не хотел.

– Убью тебя. Вот прямо сейчас и убью.

Тон Розанова был ровен и спокоен, будто речь шла о чем-то обыденном. Шумно втягивая кровь, он запустил руку между сиденьями.

Антон, продолжавший сжимать руль, похолодел.

Грузовик шел с приличной скоростью, а дорога здесь была узкая, двухполосная. Если Розанов пустит в ход монтировку, припасенную на случай дорожных разборок, дело плохо. Резко тормозить на мокрой дороге нельзя, свернуть некуда.

Все эти мысли пронеслись в мозгу Неделина так стремительно, что не успели даже сложиться в слова. Он снова отнял правую руку от руля и попытался схватить напарника за запястье. Но было поздно. Розанов успел вытащить монтировку и, резко крутнув рукой, сумел избежать захвата. Тяжелая стальная штуковина взметнулась вверх.

Антона спасло то, что монтировка зацепилась за потолок, поэтому удар получился смазанным и пришелся не на макушку, а по плечу. Розанов выругался и замахнулся опять. Удерживая баранку и прижимая ногой тормозную педаль, Антон боднул его в лицо. Это был не слишком сильный удар, но попал он прямо в разбитый нос, поэтому ошеломил противника, позволив завершить торможение.

Как только грузовик, заехав колесами на обочину, замер, руки Антона получили полную свободу. Сжатые в кулаки, они обрушились на напарника. Уронив монтировку, тот стал судорожно искать ручку двери.

– Все, все… – приговаривал он, защищая лицо согнутым локтем. – Хватит! Хватит!

Но взбешенный Антон так не считал. Когда Розанов изловчился и вывалился из кабины, он последовал за ним. Багровая пелена стояла перед глазами. Он превратился в Антона Психа, которым был когда-то в армии.

Кличка прилипла к нему после случая в казарме, когда двое «дедушек» решили не просто повоспитывать «молодого» рядового Неделина, а еще и наградить его тумаками вперемешку с пинками. Дело происходило в бытовке, где солдаты пришивали пуговицы, чистили сапоги и гладили выстиранную форму. Гладильных досок было три, а утюг – один на всех, допотопный, чугунный, тяжеленный. Так вот, Антон завладел этим раритетом и пустил в ход так неожиданно и яростно, что обратил старослужащих в бегство. Преследуя их, он наткнулся на сержанта и набросился с утюгом на него.

Вернувшись с гауптвахты, Антон был готов к жесточайшему прессингу со стороны «дедов», но те неожиданно оставили его в покое. Никому не хотелось связываться с психом, способным проломить голову утюгом или чем-нибудь другим, подвернувшимся под руку. Между тем Антон вовсе не был безумцем, и подобные приступы бешенства накатывали на него лишь в критические моменты. Хороший психолог распознал бы в них не примеры отчаянной храбрости, а… примеры отчаянной трусости. Антон приходил в неистовство перед лицом опасности. В обычном состоянии он не сумел бы заставить себя сражаться за свою жизнь, честь и достоинство. Избыток адреналина в крови действовал на него опьяняюще. Исступление позволяло забыть о собственном страхе и нагнать страху на противника.

Розанов здорово перетрусил, столкнувшись с таким яростным напором. Напрасны были мольбы о пощаде и жалобные возгласы, издаваемые им. Антон навалился на него всем телом, стараясь вцепиться поверженному противнику в горло. Он был готов убить Розанова. И, похоже, тот был готов умереть.

3

Малява давно не получал удовольствия от вождения машины, как это было несколько лет назад. Привык. А привычка, как известно, убивает всякое удовольствие от действий, сделавшихся рутиной. Пожалуй, пресыщения не бывает только от секса и вредных привычек. Все остальное очень быстро теряет прелесть новизны.

– Может, сменишь? – спросил Малява приятеля, поднеся к губам бутылку с водой.

Шкаф сверился с показаниями таймера и покачал головой:

– Дураков нет. Еще сорок минут. За Латунском поменяемся.

– Тачка классная, – сказал Малява. – Идет как по маслу. Одно удовольствие.

– Вот и получай удовольствие, – сказал Шкаф. – Это полезнее, чем бухать.

– Кто бухает?

– Скажешь, не нажрался вчера?

Малява задумался, решая про себя, сознаваться или нет. У них на работе пьянство не поощрялось. С другой стороны, Вадик Шкаф сам был не прочь раздавить пузырь-другой под хорошую закуску.

– С чего ты взял? – нашел Малява нейтральный вариант ответа.

С утра он выпил литр кефира, съел лимон и сжевал щепоть сушеной гвоздики. Все это должно было забить запах перегара.

– Теперь я вижу, что ты не просто нажрался, а нарезался до поросячьего визга, – ухмыльнулся Шкаф. – Я же тебе звонил вчера, не помнишь? Ты еле языком ворочал. «Бэ» да «мэ» сплошные.

Малява напрягся. Разыгрывает дружбан? Нет, не похоже. Кажется, был какой-то звонок. Можно проверить во «входящих». Хотя какой смысл?

– Жратвы не было дома, – стал выкручиваться Малява. – Развезло на голодный желудок. Ты не болтни никому, ладно? Настучат по башке, мало не покажется.

– Это ты бы еще легко отделался, – серьезно произнес Шкаф. – Могут и башку открутить к чертовой матери.

Такое случалось с нарушителями дисциплины. Головы им, может, и сохраняли, но какая трупам разница? Маляве до сих пор снилось, как его принимали в так называемую службу безопасности. Застрелили в его присутствии какого-то мужика с мешком на голове, а потом заставили сделать контрольный выстрел. На видеокамеру. Где-то этот ролик сейчас хранится. Стоит попасть в немилость к Бэтмену и его окружению, и все, пиши пропало. Или на нары, или в безымянную могилу. Есть, правда, варианты. Чан с соляной кислотой. Какой-нибудь водоем. А то, бывает, люди горят в своих машинах. На работе, так сказать.

– Ты же меня не заложишь? – пожелал уточнить Малява.

С похмелья он находился «на измене», как выражались в его кругах. Сейчас ему стало особенно тревожно и неуютно. Захотелось все бросить и сбежать куда-нибудь подальше. Чтобы больше не видеть ни Бэтмена, ни его подручных, ни Шкафа, ни кого-либо еще из этой компании. Да только не дадут сбежать. Из-под земли достанут. Малява ведь не только грузы сопровождал и в налетах участвовал. Он в подпольном цехе пару раз бывал. Знал, где цех находится, как туда попасть, кто и что там делает. Яичный порошок, блин. Стоимостью миллион баксов за кило. Производят его какие-то узкоглазые, судя по цвету кожи и волос. Лиц не видно: все в респираторах и очках. Да им и ни к чему лица. Они уже, считай, покойники. Никто их живыми из подвала не выпустит. Из группировки Бэтмена только вперед ногами уходят, будь ты хоть боец, хоть водила.

Шкаф, выдержав значительную паузу, сказал:

– Успокойся, Вадик своих не сдает. Но ты, Гена, поосторожнее с алкоголем. Ну выпил, ну закусил, а перебарщивать не надо. Пей, а дело разумей, как мой батя говаривал. Хотя сам квасил беспробудно. В сорок два почки отказали, в сорок три – мотор. Был батя, нет бати.

– Сочувствую, – пробормотал Малява, перенявший нехитрую формулу в кино.

– Да я только рад, – отмахнулся Шкаф. – Без него вздохнул свободно. Он, падла, то компьютер пропьет, то телек, а то мобильник свистнет. Все с гаджетами, а я с голой задницей. Так вся молодость прошла, от одного батиного запоя до другого. Теперь только жизнь началась. Попал в струю, что называется.

– Ага. Подфартило нам с работенкой.

Малява растянул края губ в стороны: получилась улыбка. Продержалась она на его физиономии ровно полторы секунды. Потом рот Малявы открылся, глаза округлились, брови поползли вверх.

– Э! – воскликнул он скорее удивленно, чем встревоженно. – Что это с ними? Нажрались, что ли?

– Не приведи господь, – пробормотал Шкаф, тоже уставившийся на идущий впереди грузовик.

Фургон с квочками, распростершими крылья над рядами яиц, повело в одну сторону, потом в другую, после чего он начал опасно вилять от обочины к обочине, едва не зацепив встречный автобус. Еще хорошо, что узкая дорога была почти пуста, иначе подобные маневры закончились бы плачевно.

– Звони старшим! – распорядился Малява, сокращая дистанцию между «тойотой» и яичным фургоном. – Надо предупредить. Иначе в случае чего с нас спросят.

– Ты что?! – испугался Шкаф. – Хочешь сообщить, что водилы у нас под носом водку пьют? Ты хоть представляешь, что потом с нами сотворят?

– Как же быть?

– Для начала их остановить нужно. Может, Неделину плохо стало, может, сердце прихватило, вот и куролесит. Короче, иди на обгон. Тормознем их.

– Ага, – согласился Малява, выжимая газ.

Но в этот момент грузовик остановился сам, без всякого вмешательства извне. Оттуда выпали две мужских фигуры и, сцепившись, скатились с обочины в траву.

– Да они же дерутся! – определил Шкаф, все еще не веря своим глазам.

– Разнимать надо, – решил Малява, распахивая дверцу со своей стороны. – Иначе поубивают друг друга. Кто дальше товар повезет? Мы?

– Блин! Эй, вы! А ну хватит!

– Уймитесь, мужики!

Окрики, которые издавали охранники на бегу, не подействовали на дерущихся. Вернее, если разобраться, то кулаками работал только один из них – Неделин. Второй, Розанов, лишь оборонялся, умоляя напарника остановиться. Это было бесполезно, поэтому, больше не прибегая к увещеваниям, Малява с разбегу налетел на озверевшего водителя и сбросил его на землю.

Матерясь, Неделин попытался подняться, но получил такой сокрушительный удар, что распластался на спине.

– Ты поаккуратнее, – посоветовал подбежавший чуть позже Шкаф. – Не повреди ему табло.

– Я в лоб, – пояснил Малява, показывая, что бил основанием ладони. – Следов не останется.

– Сотрясения бы не было.

– Чему там сотрясаться? У этого народа мозгов нет ни хрена. Сплошная кость.

– Он псих, он псих… – затараторил Розанов, с усилием садясь. – Я с ним дальше не поеду.

Оба глаза у него заплыли, превратившись в щелочки, обрамленные багровыми валиками век. Нос распух и кровоточил, образуя нечто вроде красных усов. Говорил он невнятно и шепелявил.

– А кто поедет? – спросил Шкаф, нависая над избитым. – Я? Или Гена? – Он кивнул на Маляву. – Мы тут не в бирюльки играем.

– Я повезу, – пробубнил Розанов. – Сам.

– Ты себя видел, герой? Тебя на первом же посту затормозят. Подставить нас решил?

– Я что? Я ничего… Этот псих сам на меня набросился.

– Неделин! – Малява пнул Антона под ребра. – Что за дела? Ты рехнулся?

– С него спрашивайте, – буркнул Антон. – Я ему анекдот рассказал, а он вызверился.

– Какой анекдот? – опешили охранники.

– Про неверную жену.

– Заткнись, тварь! – заорал Розанов и попытался лягнуть напарника.

Шкаф схватил его за шкирку и оттащил от греха подальше.

– Сидеть! – велел он. – Не рыпаться! Иначе искалечу.

Малява тем временем расспрашивал Антона. Потом мотнул головой, отзывая Шкафа в сторонку, и объяснил ситуацию:

– У Розанова, видать, жена гуляет. Неделин не знал, затронул больную тему нечаянно. Вот и поскублись. Вряд ли их теперь помирить удастся.

– Блин! – Шкаф выругался. – Как ситуацию разруливать будем?

– Про ЧП никому ни гу-гу, – сказал Малява. – Усаживаем Неделина за руль и следуем дальше. Рогоносец с нами поедет. Дальше – по обстоятельствам.

– Погано обстоятельства складываются.

– Не каркай. Справимся. Иначе вилы…

Малява приставил к кадыку два растопыренных пальца.

Шкаф мелко перекрестился. Он полагал, что это может уберечь его от неприятностей.

4

Ехать в кабине одному было куда приятнее, чем вдвоем. Никто не отвлекал от мыслей, не надоедал болтовней или своими убогими музыкальными пристрастиями. И все же Антону Неделину никак не удавалось расслабиться. На душе было тревожно. Напрасно, ох, напрасно связался он с Васькой. Нет бы прикусить язык и промолчать. Пусть бы напарник жаловался на свою блудливую супругу. Постепенно тема иссякла бы, и тогда не пришлось бы нервничать и потеть, гадая, как теперь все обернется. А что, если охранники уже известили Бэтмена о случившемся и тот решает, как наказать проштрафившихся шоферов? Или уже решил.

– Вот же невезуха! – пробормотал Антон, ударяя ладонью по рулю.

Рука болела. Верхняя губа распухла – Розанов исхитрился достать кулаком. Но это пустяки. Вот по возвращении начнутся настоящие проблемы. В фургоне спрятано пять ящиков с порошком из секретной лаборатории Бэтмена. На сумму от пятидесяти до ста миллионов долларов. На границе этот товар ждут. Скорее всего, задаток уже получен. Совершенно не важно, сколько именно поимеет от сделки сам Бэтмен. Важно, что его доход был поставлен под угрозу, а он не из тех людей, которые прощают подобные вещи.

Одна надежда на то, что охранники тоже это знают. Они отвечают за товар еще в большей мере, чем водители. Поэтому спрос с них будет особый. Понимая это, они могут решить умолчать об инциденте. Да, скорее всего, так и будет. Но все равно вероятность наказания сохраняется.

Чтобы отогнать плохие мысли и предчувствия, Антон стал думать о том, что сделал бы с миллионами, вырученными за наркотики, попади они ему в руки. Для начала он бы спрятался в какой-нибудь глуши и, стараясь не выделяться, просидел бы там год или два, пока о нем не забудут. Потом можно потихоньку открывать счета в зарубежных банках и перегонять туда денежки. Потом полная смена документов. Наконец, эмиграция.

Антон попытался увидеть себя мысленным взором где-нибудь на белоснежной террасе под пальмами. Картинка получилась великолепная: все было как настоящее – и море, и безоблачное небо, и даже запотевший стакан с коктейльной трубочкой. А вот жены и сына рядом с ним не было. Они в мечтах отсутствовали. И это совершенно не огорчало Антона. Не то чтобы он не любил Софу и Мишу. Но в другой, яркой, праздничной и беззаботной жизни они были лишь…

Мысль оборвалась, как нитка, за которую дернули слишком сильно. В лобовом стекле начали появляться аккуратные круглые дырочки, обрамленные белыми паутинками трещин. Антон, вздрогнув, не удержал руль, позволив грузовику выскочить на встречную полосу, на которой, к счастью, никого не было. Что это? Камешки из-под скатов другой машины? Но объездная дорога была пустынной. Помнится, это обстоятельство давно беспокоило подсознание Антона. Почему никто не едет в Латунск и оттуда? Он понял это, когда увидел две мужских фигуры в камуфляже, занявшие позиции по обе стороны от асфальтовой полосы.

Нет, не камешки они бросали! Посылали из автоматов пули, дырявившие стекло и стены кабины. За ними, метрах в ста, из посадки на шоссе выползал трактор с прицепом, явно намереваясь преградить путь грузовику. Там находились еще трое стрелков в сером камуфляже.

Засада!

Из груди Антона словно выкачали весь воздух, заменив его сплошной глыбой льда. Зато его восприятие обострилось настолько, что он почувствовал себя так, будто до сих пор крепко спал, а теперь проснулся – зоркий, чуткий, решительный.

Звонить парням из сопровождения было некогда, да и не имело смысла. Все решали секунды.

Обычный рассудок Антона вряд ли справился бы с возникшей перед ним задачей, но обычный рассудок как раз отключился, отдав бразды управления спинному мозгу с его первобытными инстинктами.

Выжить! Выжить! Выжить! Любой ценой. Во что бы то ни стало.

Не обращая внимания на металлических пчел, жужжащих возле головы и продолжающих решетить окно, Антон съехал с асфальта и направил грузовик прямо на одного из стрелявших. Это было единственное верное решение. Поступив таким образом, он отгородился от второго стрелка дорожным полотном и избежал столкновения с трактором. Кроме того грузовик, несущийся прямо на автоматчика, вынудил того искать спасения, вместо того чтобы целиться в водителя.

Антон, вцепившийся в руль, увидел, как стрелок пятнистой жабой метнулся на дорогу, где его не мог достать грузовик, оставшийся внизу. Но Антон и не собирался возвращаться туда, где его ждали. В прыгающем зеркале отразился огненный шар, выросший на месте «тойоты» с охранниками. Скорее всего, их достали из гранатометов, но размышлять об этом Антон не стал. Он вообще ни о чем не думал. Механически подчинялся приказам, поступавшим в мозг.

Грузовик, раскачиваясь на ухабах, свернул влево и, подминая кусты, начал удаляться от засады. Теперь фургон прикрывал кабину от вражеских пуль. К тому же Антон был уверен, что гранатами его не забросают, чтобы не погубить ценный груз, ради которого и было устроено нападение. В этом не было ни малейших сомнений. Как и в том, что все трое седоков «тойоты» погибли. Горящую машину расстреливали два автоматчика. Остальные сноровисто лезли в джип, выехавший из лесополосы.

Погоня! Удастся ли от нее уйти? Грузовик не был приспособлен к езде по бездорожью. С другой стороны, его колеса были больше, а двигатель – мощнее, чем у джипа.

Изо всех сил удерживая руль, Антон выскочил на пашню. Скаты тотчас заелозили по взрыхленной земле, норовя увязнуть по самые оси. Чтобы не допустить этого, Антон повел грузовик прямо по бороздам, которые заменили собой колеи.

Джип, повторивший маневр, запылил следом, но не столь резко, потому что обе пары его колес не попадали в параллельные борозды одновременно. Вывороченные плугом комья земли мешали развить скорость и застревали под днищем. Подпрыгивая на кочках вместе с зеркалом, Антон увидел, как от джипа оторвалось и отлетело что-то блестящее: колпак с колеса или выхлопная труба.

«Почему позади все красное?» – спросил себя Антон и только тогда догадался потрогать голову, которая была почему-то мокрой. Отдернутая ладонь оказалась испачканной кровью. Пальцы помнили прикосновение к ране на лбу. Там словно сорвали лоскут кожи, обнажив череп, на котором осталась довольно глубокая отметина. Это было, несомненно, пулевое ранение, а не царапина от осколков стекла.

Сообразив это, Антон ослаб до такой степени, что едва удерживал руль в руках. Ему вдруг вспомнились разные истории о смертельно раненных солдатах, которые еще некоторое время бежали в атаку, прежде чем рухнуть замертво.

«Нет, – сказал он себе. – Нет, нет, нет. Я должен жить. Я буду жить. Я не могу умереть, иначе зачем это все: поле, небо, далекий лес?»

Натужно рыча, грузовик начал взбираться по склону косогора, распаханного точно так же, как и равнина. Джип заметно отстал, однако не прекращал преследования. Люди, находившиеся в нем, надеялись наверстать упущенное, когда пересеченная местность закончится или двигатель грузовика заглохнет. Они собирались убить Антона, вне всякого сомнения. Это было дико, это не укладывалось в голове.

Поскуливая от страха и ощущения собственного бессилия, Антон переключил сцепление, загоняя грузовик на холм. Здесь пахота заканчивалась, сменившись бугристой поверхностью, поросшей высокой жесткой травой. Езда по такому полю почти наверняка должна была закончиться в какой-нибудь впадине, незаметной даже с близкого расстояния.

Конец? Неужели конец? Похоже, что да.

Эта мысль, вместо того чтобы парализовать волю Антона, внезапно придала ему решимости. Нет, он не собирался подыхать на этом дурацком поле. У него были другие планы. Чтобы осуществить их, нужно было жить.

Круто разворачивая грузовик, Антон наблюдал за джипом, успевшим преодолеть лишь треть подъема. Это был мощный внедорожник, но все же не вездеход. Общая конструкция и низкое днище мешали ему разогнаться как следует. Грузовик, даже с полным фургоном, обладал неоспоримыми преимуществами. Следовало ими воспользоваться. Немедленно.

– А-а-а-а-а! – завопил Антон, завершив разворот.

Это не был воинственный клич для того, чтобы деморализовать противника. Преследователи его не слышали. Зато Антона собственный голос подстегнул, придавая ему решимости. Рванув ручку передачи, он покатился вниз.

Преследователи не сразу поняли, что он идет на таран. Превращение потенциальной добычи в опасного врага всегда является полной неожиданностью для охотников. Они настроены догонять, а не удирать, поэтому теряют драгоценные секунды на то, чтобы перестроиться. Этим шансом грех не воспользоваться…

Продолжая кричать, Антон направил радиатор грузовика на джип, заходя не прямо в лоб, а со стороны водителя, который держал в руках не автомат, не гранатомет, а баранку. Когда между машинами осталось метров десять, оттуда полезли пятнистые фигуры. Один успел, второй нет. Водитель тоже остался внутри, насколько успел заметить Антон, хотя это его не особо волновало. Таран понадобился ему не для того, чтобы убивать, а для того, чтобы вывести джип из строя.

Столкновение оказалось не таким сильным, как ожидало его тело, превратившееся в сплошной комок напрягшихся мускулов. Антона бросило вперед, но он не ударился грудью о рулевое колесо, а лишь качнулся и снова сел прямо. Отвратительный скрежет снаружи заглушил все звуки: это мерялись силами сцепившиеся автомобили. Грузовик одержал верх. Опрокинув джип сначала на бок, а потом на крышу, он сдал назад и вновь устремился вверх, прикрывая Антона фургоном. Ни одна из пуль, пущенных вслед, не достигла цели.

Перед тем как перевалить через холм, Антон обернулся. Два человека бестолково суетились возле опрокинутого джипа, хотя поставить его на колеса явно не могли. Где-то в пятистах метрах от них другие мужчины точно так же возились с забуксовавшей легковушкой. Только один стрелок, упав на колено, вел огонь, но шум двигателя заглушал выстрелы. А потом эта картина исчезла из виду, и Антон остался один.

Совсем один.

Живой.

5

Материю для бинтов Антон позаимствовал в сумке Розанова. Чистое белье ему больше не понадобится. Даже если ранения осколками гранат оказались несмертельными, Васю добили пулями чуть позже. Судьба. Не поругайся Антон с напарником, они так бы и ехали в кабине вдвоем. Удалось бы им спастись? Антон сомневался в этом. Если уж Судьба подбрасывает тебе иной вариант, то в нем все идет иначе.

Закончив перевязку, он решил посидеть немного, пережидая приступ тошноты, сопровождающийся головокружением. Крови Антон потерял не так уж много, рана была неглубокая, как выяснилось во время промывания водкой. Пуля прошла по касательной, не пробив череп, но, похоже, вызвала сотрясение мозга. Стоило сделать даже самое незначительное усилие, как в глазах темнело, и в этой темноте начинали расплываться багровые круги.

Одному не выбраться. Потерять сознание за рулем – значит, погибнуть. Как же быть?

Антон запрокинул голову, глядя на далекое серое небо за кронами деревьев. Вечерело, становилось прохладно. Хорошо бы накинуть на себя что-нибудь, но сил не было. Дрожа и постукивая зубами, он подтянул колени к груди и обхватил их руками.

Антон сидел, привалившись спиной к колесу грузовика. Вокруг расстилался лес, становившийся все более темным по мере того, как сумерки сгущались. Антон заехал сюда по наитию, вломившись в заросли. Сначала он думал, что придется остановиться прямо на опушке, потому что с объемистым фургоном среди деревьев не пропетляешь, но, проехав немного, попал на просеку, проложенную то ли лесорубами, то ли охотниками, то ли вообще ангелами-хранителями, опекавшими Антона Неделина.

Как бы то ни было, накатанная дорога позволила ему углубиться в лес и только тогда выключить двигатель. Кожаное сиденье, приборная панель и пол были залиты кровью. Лобовое стекло наполовину состояло из обломков, висевших на честном слове.

– Приехали, – объявил Антон неизвестно кому, неизвестно зачем.

Ответа не последовало, да он и не требовался.

Пока Антон выбирался из кабины и готовился к перевязке, в его кармане несколько раз пиликал телефон, но он не отвечал. Теперь, когда голова была перебинтована, а тело расслабилось, наслаждаясь покоем, Антон проверил, кто ему звонил. Все вызовы (а их оказалось шесть) были сделаны с трех разных и совершенно незнакомых номеров. Скорее всего, это поднялась тревога в стане Бэтмена. Можно было перезвонить и вызвать подмогу, но Антон не торопился этого делать.

Почему? Что его останавливало? Страх перед расправой? Нет, Антон больше не боялся наказания. Более того, он был уверен, что ему зачтется и ранение, и то, что он сумел скрыться, сохранив ценный груз. Скорее всего, Бэтмен вознаградит его за смелость и находчивость, а про драку в пути никто уже не расскажет. Но…

Но, но, но…

Когда Антон думал о том, какое богатство оказалось в его распоряжении, то даже мысленно был не в силах отказаться от него. Как?! Отдать то, что теперь по праву принадлежит ему? Он, Антон, жизнью рисковал ради этих чертовых ящиков. Он чуть не погиб и, возможно, раздавил насмерть кого-нибудь из преследователей. И его мытарства еще не закончились. Он ранен и может полагаться только на самого себя.

Хотя почему только на себя? Есть еще отец. Антон редко общался с ним после того, как тот вышел на свободу. А пока отец сидел, вообще не утруждал себя написанием писем или отправкой посылок. Не то чтобы Антона сильно огорчила эта судимость. Он знал, что отец совершил убийство не из корысти, не по злобе, а стремясь добиться справедливости. Шлепнул какого-то мафиози, которых тогда именовали «новыми русскими». Когда-то Антон помнил подробности, но со временем забыл. Зачем они ему? Только голову ненужной информацией забивать. Теперь это не важно.

Важно другое.

До суда отец был следователем, следаком, легавым. Очень опытным и подающим большие надежды, если верить рассказам матери. Значит, необходимые качества у него имеются. Такой человек не станет причитать и обращаться в полицию. Сам все сделает. Вытащит любимого сына из беды. Только бы батарея телефона не села. Заводить двигатель для подзарядки опасно – услышат.

Антон достал мобильник и еще раз спросил себя, правильно ли он поступает. Обратного хода не будет. Стоит затеять эту игру в прятки, и Бэтмен бросит на его поиски всех своих людей, задействует многочисленные связи, привлечет полицию. Не нужно забывать и пятнистых разбойников с большой дороги, которые тоже так легко не откажутся от вожделенной добычи.

Антон прислушался. Звуки в вечернем лесу разносились далеко и громко: вот где-то ветка хрустнула, вот птица крикнула дурным голосом, вот листья падают, шурша. Человеческий голос будет слышен даже с большого расстояния. С другой стороны, если бы по лесу бродили посторонние, они бы тоже выдали свое присутствие шумом. Подозрительных звуков Антон не слышал.

Он несколько раз набрал полную грудь воздуха, задерживая выдох, чтобы наполнить кровь кислородом и собраться с мыслями. Отец-правдоискатель не должен ни в коем случае узнать про наркотики. Такие подробности ему ни к чему. В некоторые секреты лучше посторонних не посвящать. Антон сам разберется с грузом. Нужно только, чтобы кто-то помог ему убраться подальше. Уж очень голова кружится, и слабость в руках такая, что тяжело мобильник держать. Лес стал темным и словно подернутым багровой пеленой. Потрогав повязку, Антон обнаружил, что она успела пропитаться кровью, стекающей на глаза.

Торопясь успеть до того, как потеряет сознание или уронит мобильник, Антон нажал кнопку вызова и стал ждать.

Он был очень одинок и очень богат. И готов поставить на кон жизнь, лишь бы не лишиться этого богатства. Не только собственную.

– Папа? – произнес он в трубку, с трудом шевеля губами.