Родная страна

ЮНЫЙ ЛЕНИНЕЦ

Навсегда запомнил я запах кумача: резкий, праздничный, проникающий в самое сердце. Этот запах не выветрили годы, не выжглз война, и я ощущаю его так ясно, словно мне только что повязали красный, кумачовый галстук и ещё не замерли слова торжественного обещания — слива моей первой присяги: «Я, юный пионер Советского Союза…»

Это было давно. Теперь, когда я вспоминаю о то время, то понимаю, что я был пионером первой пятилетки, комсомольцем второй пятилетки, коммунистом — с начала Великой Отечественной войны…

Но до того как мне повязали кумачовый галстук, я ещё был октябрёнком. Хорошо помню малиновую суконную звёздочку. Её приколола к моей курточке вожатая — шестиклассница с тонкими косичками, казавшаяся мне необычайно взрослой. Я ходил счастливый и всё время проверял рукой: на месте ли моя звёздочка.

С этой звёздочкой в мою жизнь вошли новые, неведомые до того понятия. Я узнал, что существуют красные и белые (мы — красные), рабочие и буржуи (мы — рабочие), что есть Ленин (дедушка Ленин). Ленин умер, но все вокруг говорили: Ленин жив. И мы любили его живого. Недавно научившиеся читать, мы читали: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» Мы не знали, кто это такие — пролетарии. Мы объясняли это слово по-своему: пролетарии — это красные. Мы учили наизусть слова партийного гимна:

И каждый из нас, носящих на груди большую суконную звёздочку, считал, что непременно будет участвовать в этом последнем, решительном бою. Мы мечтали о работе на Днепрогэсе, о службе на границе, в авиации… Вся жизнь страны, как в фокусе, сходилась в этой звёздочке. Я трогал её, большую и шершавую, рукой и говорил:

— Я — октябрёнок!

Я очень гордился тем, что октябрёнок. Я мечтал стать пионером. Мечтал нетерпеливо и горячо. Помню, с какой завистью смотрел я на старших ребят, носивших кумачовые галстуки. Я был убеждён, что пионеры — сильный, самостоятельный народ, готовый остановить поезд, чтобы предотвратить беду, задержать на границе нарушителя. Пионерам доверяют гораздо больше, чем нам, октябрятам. Их ближе допускают к тому большому делу, имя которого — революция.

И вот настал долгожданный день — сегодня меня принимают в пионеры. Правильнее было бы сказать — нас. Принимали сразу человек двадцать. Я ждал наступления этого дня с волнением и страхом. Мне всё казалось, что может случиться что-то такое, из-за чего меня не примут в пионеры. Я вспомнил все свои прегрешения, все свои «неуды» — так в наше время именовались двойки. На всех уроках я повторял слова торжественного обещания, потому что, думал я, если я забуду хоть одно слово пионерской присяги, меня не примут в пионеры.

И вот я стою на сцене. Актовый зал погружён в темноту, а сцена освещена. И мне кажется, что все прожекторы мира направлены на меня, светят мне в глаза и весь я так высвечен, что видны все мои мысли и нет у меня ни одной тайны. Я ничего не слышу — так сильно стучит сердце.

Вожатая тихо говорит:

— Три-четыре!

— Я… юный… пионер… Советского… Союза…

Двадцать голосов произносят эти слова, как один.

А кажется, что не двадцать, а мой один голос так окреп, набрался такой силы, что звучит громко на весь зал:

— Перед лицом… своих… товарищей… торжественно обещаю…

Эти несколько мгновений длились бесконечно долго. Двадцать мальчишек и девчонок, стоящих на сцене, почувствовали какую-то новую общность.

Цену этой общности мы узнаем позже, спустя восемь лет, когда на каждом из нас будет военная, выгоревшая от солнца гимнастёрка, а плечо будет оттягивать винтовка. Может быть, именно эта братская общность помогла нам выстоять, разгромить фашизм, освободить Родину. Но тогда эта общность зарождалась, проклёвывалась, как робкая зелёная травка.

Торжественное обещание прозвучало и замерло. Вожатая подошла ко мне, и я почувствовал, как мою шею приятно холодит свежий кумач, и впервые вдохнул в себя этот радостный запах, похожий на запах цветка. Я вдохнул этот запах, и он остался во мне навечно. И сейчас я ощущаю его.

Какой интересный, волнующий и тревожный мир вошёл в мою жизнь вместе со званием «пионер»!

В Америке полиция схватила юного борца за свободу Гарри Айзмана. На страницах пионерских газет появился лозунг: «Свободу Гарри Айзману». Гарри Айзман стал моим другом. Я готов был ради него пересечь океан и идти на штурм тюрьмы, где томился Гарри. У меня на груди был значок: сквозь тюремную решётку пробивается рука с красным платком. «Это Гарри машет мне из своей камеры», — думал я. И ещё сильней любил Гарри. И моё сердце отстукивало: «Свободу Гарри Айзману!»

Пройдёт время, и судьба сведёт меня с Гарри. Правда, это будет позднее и мы будем уже не мальчишками, а седыми, повоевавшими людьми, но я всё же смогу передать ему свои нерастерянные пионерские чувства и пожать братскую руку.

Нас, пионеров тридцатых годов, воспитывало само время.

В Испании шла война с фашистами. В нашем классе появилась карта Испании, где каждый день алыми флажками отмечалась линия фронта, где на стороне республиканцев сражались и советские добровольцы. Мы были влюблены в героев республиканской Испании — В Матэ Залку и Хозе Диаса.

Да, пионерия сделала нас юными ленинцами — настоящими интернационалистами, вложила в наши сердца великую ленинскую идею дружбы народов.

В пионерские годы у нас было много любимых песен. Среди них была песня про старого барабанщика:

Я часто вспоминаю эту песню, и она мне помогает в трудные минуты. И мне порой представляется, что с годами я сам превратился в старого барабанщика.

Когда мы стали комсомольцами, мы говорили себе: мы живём в замечательное время. У нашего времени были свои позывные: «Магнитка», «Днепрогэс», «Комсомольск», «Челюскинцы», «Папанинцы».

За каждым этим словом стоял подвиг — подвиг людей, строящих новую жизнь.

Стране нужен металл. Вся страна помогала строить знаменитую теперь «Магнитку» — огромный металлургический комбинат на Южном Урале.

Нужна электроэнергия! И вся страна принимала участие в строительстве «Днепрогэса» — первой мощной советской гидроэлектростанции на реке Днепр.

Нужно осваивать природные богатства Дальнего Востока! И тысячи комсомольцев приехали в глухую тайгу и возвели прекрасный город на берегу реки Амур — Комсомольск.

И на Севере мужественно работали советские люди. Пароход «Челюскин» (ледоколов тогда не было!) впервые прошёл по Северному Морскому пути от Мурманска до Берингова пролива. Здесь он был раздавлен льдами. Отважных «челюскинцев» спасли советские лётчики.

А через несколько лет внимание всей страны было приковано к подвигу новых героев — «папанинцев». Первая советская научная станция «Северный Полюс», которой руководил Иван Дмитриевич Папанин, работала на дрейфующей льдине в Арктике…

Трудовой энтузиазм стал нормой жизни советских людей. Время было мирное. В стране строилась новая жизнь. И мы мечтали стать строителями.

Но нам пришлось стать солдатами.