Рождение разума. Загадки нашего сознания

Глава 4 Пурпурные цифры и острый сыр

В XIX веке викторианский ученый Фрэнсис Гол-тон, который был двоюродным братом Чарлза Дарвина, обнаружил нечто очень странное. Он обратил внимание на то, что среди людей, во всех отношениях совершенно нормальных, встречаются такие, которые при звучании определенного тона воспринимают его окрашенным в конкретный цвет. Например, шипящее «С» могло быть красным, «Ф» – голубым, а другой звук – индиго. Он назвал это смешение чувств синестезией. Некоторые из этих людей также видели цвета, когда смотрели на цифры. Всякий раз, увидев черную цифру, к примеру, пять, напечатанную на белой странице (или белую пятерку на черной странице), они видели ее с оттенком – например, красным. Шестерка могла быть зеленой, семерка – синей, восьмерка – желтой и т. д. Гол-тон также утверждал, что это свойство передается по наследству, что не так давно подтвердил Саймон Барон-Коуэн в Кембридже.

По правде говоря, несмотря на то что синестезия известна уже почти два столетия, к ней так или иначе относились скорее как к курьезу, и она, по существу, никогда не была предметом изучения неврологии и психологии. Но такие «аномалии» (как говаривал Томас Кун) могут быть чрезвычайно важны для науки. Безусловно, большинство аномалий оказываются ложной тревогой, как, например, телепатия, сгибание ложек или холодное плавление. Тем не менее, если вы возьметесь изучать настоящий феномен, то сможете полностью изменить направление исследований в этой области и произвести научную революцию.

Но сначала давайте посмотрим на самые распространенные объяснения синестезии.

Их всего четыре. Первое объяснение самое очевидное – эти люди просто сумасшедшие. Вот вам обычная реакция ученых: когда что-то не подходит к их «большой картине мира», они просто «засовывают это под ковер». Второе объяснение: они принимали наркотики. Это отчасти справедливо, поскольку синестезия довольно распространенное явление среди людей, употребляющих ЛСД, но это скорее делает ее еще интереснее. Почему некоторые вещества вызывают синестезию (если в самом деле вызывают)?

Третье объяснение синестезии касается детских воспоминаний, например магнитика на холодильнике в виде цифры пять или шесть, окрашенной в голубой цвет, или зеленой семерки. И по какой-то причине они зафиксировали эти воспоминания. Меня данное объяснение никогда не убеждало, поскольку если это так, то почему же синестезия передается по наследству? (Если только эти магнитики переходят из поколения в поколение, или пристрастие играть в магнитики является семейной традицией…) Четвертое объяснение является самым неубедительным и обращает нас к сенсорным метафорам. В нашем обыденном языке существует масса синестетических метафор, например: «Этот чеддер слишком острый». Однако сыр не может быть острым, он мягкий. Мы имеем в виду, что у него острый вкус: «острый» – это метафора. Но этого аргумента недостаточно – почему мы используем тактильное прилагательное «острый» для определения вкуса?

В науке не принято объяснять одну загадку с помощью другой. Говоря о том, что синестезия является просто метафорой, мы ничего не объясняем, мы не знаем, что такое метафора и как она представлена в мозгу. Я предполагаю нечто обратное: синестезия представляет собой сенсорный феномен, а ее нейронная основа может находиться в мозгу, что, в свою очередь, создает экспериментальный плацдарм для понимания таких более сложных аспектов сознания, как метафора.

Почему синестезию так долго отвергали? Это важный урок в истории науки. Я думаю, справедливости ради следует сказать, что любое странное явление или аномалия может оказаться предметом научного изучения, если соответствует трем критериям. Во-первых, оно должно быть наглядным и реальным феноменом… повторяемым при контролируемых условиях. Во-вторых, у него должен быть гипотетический механизм, который может объяснять феномен с помощью известных ранее принципов. И в-третьих, оно должно иметь существенное значение помимо самого явления как такового. Возьмем, к примеру, телепатию. Телепатия, будь она реальностью, имела бы огромное значение – таким образом, она соответствует третьему критерию. Но первый критерий невыполним – ее невозможно повторить. Мы даже не знаем, насколько реально это явление. Безусловно, чем больше вы изучаете телепатию, тем меньше ясности в этом вопросе, а это всегда плохой знак. Другой пример: бактериальная трансформация. Некоторое время назад было обнаружено, что выведение одного вида бактерии пневмококка вместе с другим приводит к тому, что второй вид преобразуется в первый. Фактически преобразование можно стимулировать простым извлечением вещества, которое сегодня мы называем ДНК бактерии. Эти данные были опубликованы в престижном журнале и достоверно повторялись. Тем не менее люди проигнорировали их, потому что никто не мог придумать гипотетического механизма происходящего. Как можно закодировать наследственность в химическом соединении? А потом Уотсон и Крик описали двойную спираль ДНК и открыли генетический код. Когда это случилось, научное сообщество оживилось и признало важность бактериальной трансформации.

Я решил попробовать сделать что-нибудь похожее с синестезией. В первую очередь я должен был показать, что это реальность, а не фикция. Во вторую – найти гипотетический механизм того, что происходит в мозгу в связи с этим. И в третью – настаивать на том, что синестезия имеет очень большое значение. Она может объяснить нам такие вещи, как метафора, каким образом язык эволюционировал в мозгу, а возможно, даже возникновение абстрактного мышления, к которому человеческие существа имеют особую склонность.

Пытаясь показать, что синестезия является реальным феноменом, мои коллеги и я разработали клинический тест по определению скрытых синестетиков. Сначала мы нашли двух человек, которые видели цифры цветными. В их случае цифра пять была зеленой, а два – красной. На мониторе компьютера мы предъявляли им беспорядочно разбросанные пятерки, а среди них двойки, которые образовывали геометрическую форму. Людям, не обладающим синестезией чувств, требуется не менее 12 секунд, чтобы увидеть все двойки (см. рис. 1.8), но два наших синестетика мгновенно или очень быстро видели форму из красных двоек на фоне контрастных зеленых пятерок (схематично изображено на рис. 4.1). Они явно не были сумасшедшими: как могут сумасшедшие превосходить нормальных? А эффект здесь основан на ощущениях, а не на памяти, иначе они вообще не были бы способны буквально видеть геометрическую фигуру.

Рис. 4.1. Клинический тест на синестезию. Экран состоит из двоек, вкрапленных в матрицу, с расположенными в случайном порядке пятерками. Не имеющему синестезии человеку будет очень трудно вычленить очертание, которое образуют двойки (в нашем случае это треугольник). Обладающий синестезией с существенно большей легкостью увидит, что цифры, окрашенные в определенный цвет, образуют треугольник (ср. с рис. 1.8)

Используя этот и другие тесты, мы обнаружили, что синестезия распространена гораздо больше, чем считалось раньше. Фактически мы пришли к выводу, что на две сотни человек приходится один синестетик.

Чем объясняется синестезия? В 1999 году мой ученик Эд Хаббард и я изучали структуру в височной доле, называемую веретенообразной извилиной.

Веретенообразная извилина содержит область цвета V₄, которая была описана Семиром Зеки (Zeki and Marini, 1998). Эта область обрабатывает цветовую информацию, но мы были поражены тем фактом, что область цифр в мозгу, представляющая зримые числа, как показывают энцефалографические исследования, расположена непосредственно за ней, практически касаясь области цвета (см. рис. 4.2). Вряд ли это совпадение, потому что самым распространенным видом синестезии являются именно «цветные цифры», а области цифр и цвета находятся в непосредственной близости друг от друга, в одной и той же структуре мозга.

Рис. 4.2. Показывает, что область цвета V₄ и так называемая область «цифр и графем» находятся в веретенообразной извилине височной доли неподалеку друг от друга. «Перекрестная активация» между этими смежными областями может быть основой для возникновения синестезии. Область V₄ отмечена диагональными линиями, а область «цифр и графем» – перекрестными штрихами

Похоже, что у этих людей существуют случайные переходы или пересечения, как у моих пациентов с фантомными конечностями (см. гл. 1). Разница только в том, что это случилось не в результате ампутации, а в связи с какими-то генетическими изменениями в мозгу. Энцефалографические исследования людей с синестезией (см. рис. 4.3) дают основания предположить, что взгляд на черные и белые цифры у синестетиков вызывает активацию цветовой области веретенообразной извилины^{23}.

Рис. 4.3. Редкое изображение мозга синестетика; fMR (магнитоэнцефалограмма), на которой показана высокая активность V₄ (область обработки цветовой информации), когда испытуемый смотрит на белые цифры на сером фоне. Эта область не бывает активной у обычных людей, смотрящих на те же цифры

Следующее доказательство теории «перекрестной активации» пришло из самых неожиданных наблюдений. Не так давно мы столкнулись с человеком, у которого была частичная цветовая слепота, однако он обладал полной синестезией. В связи с дефицитом колбочек (пигментов в сетчатке) он не мог видеть полный спектр цветов. Тем не менее, глядя на цифры, он мог видеть цвета, которые не способен распознавать никаким другим способом. Он ласково называл их «марсианские цвета». По нашему предположению, это происходит, потому что цветовые области его мозга были в норме, и перекрестная активация позволяла получить непрямой доступ к ним с помощью цифр, хотя в его сетчатке и не хватало рецепторов. Эти наблюдения позволили нам опровергнуть гипотезу ассоциативных воспоминаний: каким образом человек мог вспомнить то, чего никогда не смог бы увидеть?

Интересно, что у некоторых синестетиков даже невидимые обозначения чисел могут вызывать цветовые ощущения. Если цифра (например, пятерка), показанная сбоку, окружена двумя другими, которые мы называем «отвлекающими», нормальному человеку будет трудно вычленить срединную цифру – этот эффект называется «толкучка». Это не вызвано падением зрительной активности периферического зрения, потому что та же цифра легко видна, если убрать две отвлекающие (см. рис. 4.4). Толкучка возникает из-за того, что примыкающие цифры отвлекают внимание от срединной.

Рис. 4.4. «Невидимые цифры». Когда нормальный человек пристально смотрит на зафиксированный центральный знак (в данном случае знак «плюс»), единственную цифру с одной стороны легко увидеть периферическим зрением. Но если цифра окружена другими примыкающими цифрами, для обычного человека это невыполнимо. Однако синестетик способен вычленить центральную цифру, поскольку она будет окрашена в определенный цвет

Однако синестетик, неспособный вычленить цифру как таковую, тем не менее определит пятерку, «потому что она выглядит красной». Это означает, что цифра, которую он даже не видит осознанно, все-таки может вызывать цветовые ощущения! Я полагаю, что перекрестная активация происходит на более ранней стадии, до того как цифра достигает сознательного распознавания, а уже потом цвет пробуждает высшие центры мозга, где она осознается и интеллектуально обрабатывается^{24}. Этот феномен имеет невероятное сходство с тем, что мы называли «слепозрением» в главе 2. Он также объясняет, почему многие синестетики, по существу, используют эти цвета как мнемонические средства, например при запоминании номера телефона или нотной гаммы.

Почему происходит такая перекрестная активация? Тот факт, что она передается по наследству, свидетельствует о наличии здесь гена или ряда генов. Что может делать этот «плохой» ген? Есть вероятность, что мы все рождаемся с чрезмерным количеством связей в мозгу. В зародыше существует множество излишних связей, которые устраняются, создавая структуры взрослого мозга. Мне кажется, что у этих людей поврежден ген «устранения», что в результате приводит к перекрестной активации между областями мозга^{25}. А может быть, перекрестная активация между прилегающими частями мозга, которые в норме имеют слабые связи, оказывается следствием некоторых видов химического дисбаланса.

То, что мы обнаружили в дальнейшем, оказалось еще более поразительным. Вместо арабских цифр «5» и «6» мы показали нашим двум испытуемым римские цифры «V» и «VI». Они знали, что это пять и шесть, но не увидели никаких цветов. Этот результат очень важен, потому что он демонстрирует, что появление цвета вызвано не числовыми понятиями, а зрительным образом цифр. Это подтверждает мой довод, поскольку веретенообразная извилина заведует зрительными образами цифр и букв, а не абстрактными понятиями последовательности или порядка^{26}.

Мы не знаем, в какой области мозга представлена абстрактная идея чисел, но очень возможно, что ею является ангулярная извилина левого полушария. Когда этот район поврежден, пациенты не могут производить арифметические вычисления, даже если видят и правильно определяют цифры. Они свободно поддерживают разговор, их интеллект остается сохранным, но они не могут делать даже такие простые вычисления, как «семнадцать минус три».

Это подтверждает, что абстрактное понятие чисел представлено в ангулярной извилине, а веретенообразная извилина имеет дело со зрительным представлением цифр.

Однако не все синестетики одинаковы. Вскоре мы наткнулись на других, у которых не только цифры, но даже дни недели и месяцы года окрашены в разные цвета: понедельник кажется красным, вторник – синим, декабрь – желтым. Ничего удивительного в том, что их считали сумасшедшими! Что общего у цифр, дней и месяцев – это абстрактное понятие последовательности или порядка, которое, как я полагаю, представлено выше в височно-теменно-затылочном соединении (ВТЗ) по соседству с ангулярной извилиной (см. рис. 4.5). И теперь неудивительно, что следующая цветовая область в иерархии обработки цвета находится выше, в непосредственной близости с ВТЗ, неподалеку от ангулярной извилины. Поэтому я думаю, что у людей, которые видят цветные дни и месяцы, перекрест происходит выше – в ангулярной извилине. По этой причине я назвал их «высокими синестетиками». Подытожим: если дефектный ген избирательно представлен в веретенообразной извилине, на ранней стадии обработки, результатом будет «нижняя синестезия», приводимая в действие зрительным образом. Если ген выборочно представлен выше, поблизости от ангулярной извилины, это будет «верхняя синестезия», которая скорее коснется числовых понятий, нежели образов. Такая избирательность проявления гена может возникать в результате факторов транскрипции[42] ^{27}.

Рис. 4.5. Стадии обработки цифр и цвета в мозгу человека (иллюстрация Кэрол Доннер)

У одного из 200 человек имеется эта совершенно бесполезная особенность видеть цифры цветными – почему же этот ген сохранился? По-моему, здесь есть сходство с серповидно-клеточной анемией[43] – эти гены делают еще нечто важное^{28}.

Существует один удивительный небезынтересный факт, касающийся синестезии, на который многие годы никто не обращал должного внимания: синестезия в семь раз чаще встречается у художников, поэтов и писателей – одним словом, у людей «с приветом»! Потому ли это, что все художники сумасшедшие? Или они просто бессознательно склонны рассказывать о своих переживаниях? А может быть, даже стараются привлечь к себе внимание? (Ведь это так интригует, учитывая, что среди синестетиков было и есть много выдающихся художников.) Но у меня есть другое объяснение. Что общего у всех художников, поэтов и писателей? Это их способность к метафорическому мышлению, умение видеть связи между несхожими вещами. «Тает, тает короткая свеча», – восклицает Макбет, говоря о жизни. Почему он называет жизнь свечой? Потому что она похожа на длинный белый предмет? Конечно нет. Метафору не воспринимают буквально (исключение составляют шизофреники, но это совсем другая история). Однако есть признаки жизни, схожие со свечой: она эфемерна, она может затухнуть, ее свет быстро проходит. Наш мозг находит все эти правильные связи, а Шекспир, несомненно, был мастером в этой области. Теперь давайте сделаем следующее предположение – эта «перекрестная активация», или ген «гиперсвязности», имеет большее распространение в мозгу и представлена не только в веретенообразной или ангулярной извилине. Как мы видели, если ген находится в веретенообразной извилине, мы получаем «нижнюю синестезию», а если в ангулярной извилине / ВТЗ – «верхнюю синестезию». Но если он представлен повсеместно, создавая огромную «гиперсвязность» во всем мозгу, человек обладает предрасположенностью к метафоре, способностью связывать несоединимые на первый взгляд вещи. (В конце концов, так называемые абстрактные идеи также представлены в картах мозга.) Это может показаться противоречивым, однако подумайте о чем-то похожем на числа. Что может быть более абстрактным, чем числа?

Пять свиней, пять ослов, пять стульев и даже пять нот – все они очень разные, но их объединяет «пятеричность», которая представлена в довольно маленьком районе ангулярной извилины. Поэтому вполне возможно, что другие понятия высшего уровня также представлены в картах мозга и что художественные натуры с их избытком нервных связей могут проводить эти ассоциации без усилий и гораздо быстрее, чем менее одаренные люди^{29}.

Итак, мы показали, что синестезия является подлинным сенсорным эффектом, и предложили гипотетический механизм, объясняющий данный феномен, таким образом добившись соответствия первым двум упомянутым ранее критериям, для того чтобы стать вровень с основными направлениями науки. Остается лишь доказать, что синестезия не представляет собой простую странность – нечто причудливое, а имеет смысл и за пределами своей узкой специфики. По моему мнению, синестезия содержит в себе гораздо большее значение, чем простой выверт в мозгу некоторых людей. По сути, большинство из нас являются синестетиками, как я только что продемонстрировал. Представьте себе, что вы смотрите на округлую амебовидную фигуру с волнообразными изгибами. А справа представлена другая фигура с заостренным контуром, похожая на кусок разбитого стекла с острыми краями (см. рис. 4.6). Эти фигуры представляют собой две первые буквы марсианского алфавита. Одна из них – «кики», а другая «буба», и вы должны решить, которая из них какая. Посмотрите на них сейчас и определите, какая из них «кики». По данным экспериментов, 98 % людей говорят, что заостренная фигура – это «кики», а округлая – «буба». Если вы среди них – значит, вы синестетик. Попробую объяснить. Посмотрим на букву «кики» и сравним ее со звуком «кики». Оба имеют общее качество: зрительный образ «кики» имеет заостренные изгибы, а звук «кики», представленный в вашей слуховой коре мозговых центров слуха, также имеет острую быструю модуляцию. Ваш мозг выполняет кросс-модальную синестетическую абстракцию, распознавая общее свойство заостренности, извлекая ее и приходя к выводу, что они оба «кики».

Рис. 4.6. Если спросить, какая из этих абстрактных фигур «буба», а какая «кики», 95–98 % респондентов кляксу назовут «буба», а зубчатую фигуру – «кики». Это характерно и для не говорящих по-английски тамил, при этом очертания алфавита тамильского языка не имеют никакого сходства с очертаниями букв «Б» и «К». Этот эффект демонстрирует способность мозга справляться с такими кросс-модальными абстракциями, как зазубренность и извилистость. Наши предварительные результаты дают основания предполагать, что к этому подавляющему большинству могут не примкнуть пациенты с поражениями левой ангулярной извилины, у которых также есть трудности с метафорами

Интересно, что тамилы, которые не говорят и не пишут по-английски, дали те же результаты, то есть этот феномен никак не связан с заостренной формой зрительного образа буквы «К». Другие очертания могут таким же образом быть связанными со звуками: например, если вы покажете расплывчатую или размазанную линию и очертание зубьев пилы и спросите людей, которое из них «ррррр», а которое «шшшшш», они не задумываясь соединят первое с «шшшшш», а второе – с «ррррр».

Мы проводили эксперимент с определением «бубы» и «кики» на пациентах, у которых были незначительные повреждения ангулярной извилины левого полушария. В отличие от нас с вами, они делали случайный выбор, ассоциируя очертания и звуки. Они не в состоянии справляться с такими кросс-модальными абстракциями, хотя при этом вполне способны поддерживать разговор, у них сохранен интеллект, и они кажутся совершенно нормальными людьми в других отношениях. Это очень важно, потому что ангулярная извилина (см. рис. 1.3) стратегически расположена на перекрестке между долями: теменной (отвечающей за осязание и проприоцептивную[44] чувствительность), височной (отвечающей за слух) и затылочной (отвечающей за зрение). Такое стратегическое расположение позволяет совмещать ощущения различных модальностей и создавать абстрактные представления об окружающих нас вещах, лишенных модальностей. По логике, зазубренная фигура не имеет ничего общего со звуком «кики»: очертание заключает в себе фотоны, раздражающие сетчатку параллельно; звук – резкое последовательное воздушное воздействие на слуховые клетки внутреннего уха. Однако мозг подводит к ним общий знаменатель – качество зазубренности. Здесь, в ангулярной извилине находятся рудиментарные исходные свойства, которые мы называем абстракцией, а с ними мы, гуманоиды, превосходно справляемся.

Почему эта способность эволюционировала у человеческих существ в первую очередь? Почему именно кросс-модальные абстрактные представления? Если мы сравним мозг низших млекопитающих, обезьян, человекообразных приматов и человека, мы обнаружим поступательное увеличение ВТЗ-соединения и ангулярной извилины – почти взрывное развитие. И это особенно касается человеческого мозга. Я думаю, что эта способность изначально эволюционировала, чтобы помочь нам выжить на верхушках деревьев, хвататься руками и прыгать с ветки на ветку. Для этого нужно таким образом оценить угол руки и пальцев, чтобы проприоцептивная карта (получающая сигналы от рецепторов мускулов и суставов) соответствовала горизонтальному положению зрительного образа ветки – вот почему ангулярная извилина становилась все больше и больше. Но как только способность справляться с кросс-модальными абстракциями была достигнута, эта структура, в свою очередь, стала потонуоном[45] для других видов абстракций, в которых преуспел современный человек, будь то метафора или любое другое понятие^{30}. Такая авантюрная оккупация структуры иной функцией, отличной от той, для которой она изначально развивалась, в биологии бывает скорее правилом, чем исключением. Например, две кости из нижних челюстей рептилий, которые эволюционировали для жевания, трансформировались в крошечные кости среднего уха млекопитающих, необходимые для слуха. Это произошло просто потому, что эти кости оказались «в нужном месте в нужное время».

Я бы предположил, что ВТЗ-соединение – особенно ангулярные извилины – могли также создавать взаимодополняющие роли двух полушарий в содействие неким различным видам метафоры: левое полушарие – для кросс-модальных метафор (например, «кричащая рубаха», «острый сыр»), а правое – для пространственных метафор (он «слетел» со своего поста). Все это не получило систематической проверки. Однако, как я заметил раньше, оба пациента с повреждением левой ангулярной извилины, которых я тестировал, были глухи к переносному смыслу пословиц и метафор, а также не прошли тест «буба – кики».

И наконец, я хотел бы обратиться к эволюции языка. Эта тема всегда носила дискуссионный характер. Язык изумляет. Его тонкости и нюансы (включая то, что мы называем «рекурсивность»[46]) в сочетании с огромным лексиконом создают чрезвычайно изощренный механизм. Легко представить, что такое свойство, как длина жирафьей шеи, является результатом растущего накопления случайных возможностей. Но как мог такой необычайно сложный механизм, как язык, с несметным количеством взаимосвязанных компонентов эволюционировать по воле слепого случая – то есть естественного отбоpa? Каким образом мы сделали переход от хрюканья, рычания и ворчания наших предков приматов ко всей утонченности Шекспира или Джорджа Буша? На этот счет существует несколько теорий. Алфред Рассел Уоллес считал этот механизм необычайно сложным. Он категорически отрицал его эволюцию в процессе естественного отбора и утверждал, что он должен быть результатом божественного провидения. Вторая теория была предложена Ноамом Хомским, отцом-основателем лингвистики. Хомский говорил нечто похожее, хотя он не ссылался на Бога. Он считал, что этот изощренный и усложненный механизм не мог возникнуть в результате естественного отбора, то есть слепого случая, а скопление сотен миллиардов нервных клеток на таком крохотном пространстве могло появиться только в связи с возникновением новых физических законов. Практически он говорил о чуде, хотя и не произносил этого слова. К сожалению, ни теорию Уоллеса, ни идеи Хомского невозможно проверить. Третья идея была предложена блестящим психологом Стивом Линкером из Массачусетского технологического института (Massachusetts Institute of Technology, MIT). Пинкер считает: то, что мы видим сегодня, – это результат эволюции. Просто он кажется таинственным только из-за незнания нами ее промежуточных этапов. Я подозреваю, что он на правильном пути – естественный отбор может быть единственным правдоподобным объяснением. Однако Пинкер не продвинулся достаточно далеко. А мы биологи, и нам нужны детали. Мы хотим знать, какими были эти промежуточные этапы, а не одно лишь предположение о том, что язык мог развиваться путем естественного отбора. (На этот счет существует технический термин «траектория прохождения через пригодный участок».) И крайне необходимый ключ к разгадке этих этапов, полученный при изучении эффекта «буба – кики» и синестезии, подводит меня к предположению о том, что я называю теорией синестетических источников происхождения языка.

Теперь обратимся к лексикону. Как нам удалось разработать общий словарь – такой громадный объем из тысяч слов? ^{31} Могли ли наши предки-гуманоиды сидеть вокруг костра и говорить: «Теперь эту штуку все будем называть топором?». Конечно нет. Но если они не делали этого, то что же? Пример «буба – кики» дает нам ключ к этой загадке. Он показывает, что существует непроизвольный «опережающий перевод» представленной в веретенообразной извилине зрительной информации об объекте в слуховую, представленную в слуховой коре. Другими словами, синестетические кросс-модальные абстрактные понятия уже подключены – это, если можно так выразиться, «опережающий перевод» визуального изображения в аудиальное представление. Конечно, это очень незначительный сдвиг, но, чтобы дать чему-то начало, для эволюции вполне достаточно и такого^{32}.

Правда, это только часть истории. Подобно тому как существует опережающая встроенная кросс-модальная активация между звуком и зрительным образом – эффект «буба – кики», есть также и непроизвольная кросс-активация между зрительным полем в веретенообразной извилине и зоной Брока в лобной части мозга. Она создает программы, контролирующие мышцы, которые участвуют в воспроизведении звуков, речи и артикуляции – наши движения губами, языком и ртом. Откуда мы это знаем? Произнесите слова «низенький», «крошечный», «мизерный». Посмотрите на свои губы в это время: они мимически воссоздают визуальное изображение того, что вы говорите. А теперь скажите «огромный», «большой»… Такое подражание выявляет опережающий сдвиг к отображению определенных визуальных форм в конкретных звуках, представленных в моторных картах зоны Брока (см. рис. 4.7).

Рис. 4.7. Новая теория синестетических источников происхождения языка. Стрелки изображают изменение топографии перекрестных территорий, которые мы определили для синестезии в веретенообразной извилине.

а. Непроизвольное синестетическое соответствие между очертаниями зримых объектов (как представлено в IT и других зрительных центрах) и звуковым контуром, представленным в слуховой коре (как в нашем примере с «бубой-кики»). Такое соответствие могло бы базироваться либо на прямой перекрестной активации, либо при содействии ангулярной извилины – ее участие в межсенсорных преобразованиях давно известно.

б. Топография перекрестных территорий (возможно, вовлекающие дугообразные пучки) между звуковым контуром и двигательными картами в зоне Брока или неподалеку от нее (возможно, при содействии зеркальных нейронов).

в. Топография, идущая от мускула к мускулу (синкинезия[47]), вызванная соединениями между жестами руки и языка, движениями губ и рта у гомункулуса Пенфилда, синкинестетически воспроизводит жест соединения большого и указательного пальцев (говорящий о чем-то маленьком, противопоставляя это «большому» или «огромному»)

В третьей части моей теории содержится утверждение о том, что помимо вышесказанного существует опережающая перекрестная активация между проекциями руки и рта в мозгу, которые находятся в непосредственной близости друг от друга на карте Пенфилда (см. рис. 1.6). Могу проиллюстрировать это, воспользовавшись примером Дарвина. Он заметил, что когда люди что-то режут ножницами, они бессознательно сжимают и разжимают свои челюсти, как будто подражая движению пальцев. Я назвал этот феномен синкинезией, потому что области руки и рта находятся близко в мозгу и, возможно, здесь существует некоторая избыточная активность сигналов, идущих от жеста к воспроизведению звука (например, движения рта, произносящего такие слова, как «низенький», «крошечный» или «мизерный»).

Система невербального общения была чрезвычайно важна для наших предков-гуманоидов, поскольку во время охоты они не могли обмениваться громкими окриками. Мы также знаем, что правое полушарие осуществляет эмоциональные гортанные звуки при поддержке передней поясной извилины. Совместите это с «опережающим переводом» жестов руки в движения губ и языка, и вы получите первые слова гуманоидов – «протослова».

Таким образом, мы имеем три группы: первая – рука/рот; вторая – рот в зоне Брока/зрительный образ в веретенообразной извилине/звуковой контур в слуховой коре; и третья – слух/зрение (эффект «буба – кики»). Работая совместно, все три группы имеют самостоятельный синергетический эффект – вся эта лавина завершается возникновением примитивного языка (см. рис. 4.7).

Все это прекрасно, но как мы объясним иерархическую структуру синтаксиса? Например: «Он знает, что я знаю, что он знает, что у меня были шашни с его женой» или: «Она ударила мальчишку, который поцеловал девчонку, которую она терпеть не может». Как складывался в языке этот иерархический порядок? Отчасти, как мне кажется, он отталкивался от семантики[48], из области височно-теменно-затылочного соединения (ВТЗ), которая включает абстракции (я уже рассказывал о том, как они могли развиваться). Возможно, что абстрактные понятия (и семантика) переросли в синтаксические структуры и могли играть ведущую роль в ее эволюции. Однако иерархическое «дерево» синтаксиса могло эволюционировать в связи с использованием орудий. Ранние гуманоиды умели пользоваться орудиями, в особенности теми, что известны как сборная техника: из куска камня делается головная часть – первая ступень, затем к ней приделывается рукоять – вторая ступень, и, наконец, готовое изделие используется как орудие труда или охоты – ступень третья. Между этой функцией и расположением слов в длинном предложении есть операционная аналогия. По-видимому, то, что исходно развивалось в области ручной деятельности, теперь воспринято и ассимилировано в зоне Брока и применяется в таких аспектах синтаксиса, как иерархические построения языка.

Каждый из этих эффектов дает небольшой сдвиг, но, действуя совместно, они могли проложить дорогу к возникновению сложного языка. Эти соображения очень далеки от идеи Стива Линкера о том, что язык является специфической адаптацией, которая развивалась постепенно для единственной цели – коммуникации. Я же, напротив, полагаю, что это случайная синергетическая комбинация набора механизмов, которые изначально эволюционировали для других целей, но позже стали преобразовываться в механизм, который мы называем языком. Так часто происходит в эволюции, но этот стиль мышления еще не проник в неврологию и психологию. Кажется странным, что нейрофизиологи часто недооценивают эволюцию как объяснение, принимая во внимание, как сказал однажды Добржанский, что биология теряет свой смысл, если не видеть ее в свете эволюции^{33}.

Мой последний довод касается зеркальных нейронов, о которых мы говорили в главе 2. Эти клетки, расположенные в теменной и лобной долях, активируются не только когда вы двигаете собственной рукой, но также и когда следите за тем, как кто-то другой двигает своей рукой. Подобные нейроны также существуют для движений рта и лица: они активируются не только когда вы высовываете язык или вытягиваете губы, но и когда смотрите на то, как это делают другие, даже если вы никогда не видели ваших собственных губ или языка. Эти нейроны должны устанавливать согласованность между: 1) особо точной последовательностью волевых двигательных команд, посылаемых мышцам, отвечающим за произнесение звуков и речи; 2) ощущением положения губ и языка (проприоцептивная чувствительность), идущим от рецепторов ваших ротовых мышц; 3) зрительным образом губ и языка кого-то другого; 4) слуховым восприятием фонемы. Эта способность отчасти врожденная: если вы показываете язык новорожденному младенцу, он скопирует вас. Однако для чтения по губам в детстве требуется более сложное тройное согласование звука фонемы, вида губ и языка и ощущения их положения. Похоже, что эти нейроны могли играть важную роль в развитии общего словаря, имитируя визуальный образ произнесения звуков и согласуя его с услышанными.

В качестве иллюстрации рассмотрим тот факт, что нормальный англоговорящий человек, глядя, как я беззвучно произношу звуки «рррр» или «лллл», может читать по губам и правильно догадаться, какой именно, по-видимому используя свои зеркальные нейроны. Но когда я попробовал проделать этот опыт с китайцем (который учил английский в зрелом возрасте), он проявил заметные трудности в принятии решения; возможно, зеркальные нейроны, которые требуются для данного различения, у него просто не были развиты.

Мы начали эту главу с аномалии – синестезии, которая была известна более столетия, но считалась некоторой странностью. Однако мы показали, что этот феномен реален; указали, какими могут быть его нейрофизиологические механизмы, и подробно перечислили его широкое значение. (В один прекрасный день нам, возможно, удастся клонировать его ген или гены, если мы сможем найти достаточно большую семью. Недавно до меня дошли слухи, что обнаружен целый остров синестетиков!) Далее мы предположили, что если этот ген находится в веретенообразной извилине, то он проявляется в «нижней синестезии»; если он располагается в ангулярной извилине, то он проявляется в «верхней синестезии». Если же он оказывается везде, мы получаем художественные типы! Мы кое-что узнали о тонкостях перцептивной психофизики, например неожиданный эффект с двойками и пятерками, который поддается объективной оценке, и, вероятно, сможем приступить к изучению таких трудных для понимания феноменов, как абстрактное мышление, метафора, Шекспир и даже эволюция языка. И все это благодаря забавной чудаковатости, называемой синестезией. Поэтому я всей душой согласен с Томасом Генри Хаксли, который еще в XIX веке, вопреки взглядам епископа Уилберфоса и Бенджамина Дизраэли, сказал, что мы не ангелы, мы всего лишь изощренные обезьяны. Тем не менее мы не чувствуем себя таковыми – мы считаем себя ангелами, помещенными в тела животных, постоянно стремимся к превосходству, стараемся расправить крылья и улететь. Думается, весьма странно пребывать в таком состоянии.