Рождение Шотландии

Глава Х Внуки Давида I 1153–1214 гг

Развитие Шотландии не было постоянным и однонаправленным: вторая половина XII в., время правления внуков Давида I, ознаменовалась замедлением процессов консолидации, хотя они и продолжались, несмотря на гражданские волнения и на одну серьезную неудачу, в результате которой Шотландское королевство чуть было не утратило свою независимость. Старший сын принца Генриха Малькольм IV унаследовал престол своего деда, и тут же обнаружился главный недостаток новой системы наследования престола, ибо новому правителю не исполнилось еще и 12 лет. Корона Шотландии была возложена на голову несовершеннолетнего короля, а малолетство государей стало на долгое время постоянным проклятием этого королевства.

Смерть сильного короля и восшествие на престол ребенка вскоре привели к тяжелым последствиям. Через несколько месяцев король Норвегии собственной персоной встал во главе нападения на восточное побережье Шотландии и разграбил Абердин. По всей видимости, это был всего лишь пиратский набег, предпринятый ради добычи, но еще до конца 1153 года в Хайленде произошло более серьезное событие. Область Морей, никогда не отличавшаяся любовью к потомкам Малькольма II, отказалась подчиняться ребенку, а под рукой был взрослый представитель королевского дома, так как внук Лулаха Малькольм Мак-Хет, которого Давид захватил в плен в 1135 г., оставил сына Дональда, а у того появился весьма могущественный союзник, поскольку его мать была сестрой Сомерледа, лорда Морвена, Лохабера и Аргайла. Национальность Сомерледа с трудом поддается определению, так как его называют и пиктом, и гэлом, и норвежцем, и галл-гэлом; по-видимому, он стоял во главе гэльского возрождения на Островах. На некоторое время вспыхнула опасная местная война. Впрочем, в 1156 г. Сомерледа отвлекли другие честолюбивые замыслы. Норвежский король Островов, Годред Олафсон, был его племянником. Он стал настолько непопулярным среди своих подданных, что некоторые из них призвали править ими сына Сомерледа — Дугала. Сомерлед поддержал своего сына в борьбе против Годреда. Отчасти военные действия этой партии увенчались успехом, так как Годред, хотя и удержал Мэн и Северные Острова, был вынужден уступить Дугалу Острова Южные. Между тем Дональд Мак-Малькольм лишился своего сильнейшего союзника, и восстание в Морее сошло на нет.

Тем не менее, несмотря на то что опасность со стороны Морея продолжала существовать, на юге Шотландии возникла еще более серьезная угроза. В 1154 г. умер английский король Стефан. Его сын умер еще раньше, и престол, как и было условлено, наследовал внучатый племянник Давида и двоюродный брат Малькольма молодой принц Генрих Анжуйский, Генрих Плантагенет.

Эта перемена оказала существенное влияние на историю Шотландии, хотя бы по той причине, что в результате на всем протяжении Средних Веков ее соседями стали короли из рода Плантагенетов, а почти все они обладали наследственным плантагенетским темпераментом. Зачастую из этого рода выходили люди обширного ума и почти всегда огромного личного обаяния, но их отличали некоторые черты характера, которые их современники объясняли происхождением Плантагенетов от самого дьявола. Для представителей этого рода было в высшей степени характерно какое-то жестокое и безжалостное непостоянство, которое в сочетании со столь же яростной жадностью и зачастую с высокими дарованиями во многом способствовало введению конституции в Англии и делало их опаснейшими соседями для других стран. Их внешняя политика привела к подчинению Уэльса и контролю над Ирландией, но она же ввергла страну в Столетнюю войну с Францией и Трехсотлетнюю с Шотландией, а эти войны, хотя и нанесли жестокий урон противникам, привели в результате столетий кровопролития и трат на военные расходы всего лишь к захвату Берика, острова Мэн и к удержанию островов в Ла-Манше, которые были частью Нормандского герцогства.

В 1154 г. Генриху исполнился 21 год, и он занимал совершенно иное положение, чем тот шестнадцатилетний юноша, который пять лет назад обещал отдать Нортумберленд своему двоюродному деду. За эти четыре года он без войны получил не только Англию, но и добрую половину Франции. Его мать принесла ему власть над Нормандией, его отец умер, оставив ему Анжу и Мэн. В 1152 г. королева Франции добилась расторжения своего брака и вышла замуж за Генриха, принеся ему в приданое почти всю Западную Францию от Луары до Пиренеев, а в глубь страны — до Оверни. Со временем она стала называть себя «Элеанора, гневом Божьим королева Англии», но этот союз доставил ее супругу огромное могущество. Отныне он уже был не странствующим принцем, ищущим поддержки у сильного короля Шотландии, а взрослым мужчиной, повелителем огромных владений, простиравшихся от границ Шотландии до испанских рубежей. А шотландский король был мальчиком двенадцати лет, у которого уже был соперник, притязающий на его трон и развязавший гражданскую войну. Кроме того, над Шотландией нависла реальная угроза войны с норвежцами^[72].

К 1156 г. Генрих подавил все оппозиционные выступления в Англии и потребовал вернуть английские фьефы, которые держал Давид — по словам Генриха — от императрицы Матильды. Малькольм IV был не в состоянии сражаться за владения деда. Короли встретились в Честере. Малькольм вернул Нортумберленд и Карлайл, но получил во владение Хантингдон, ярлство своей бабки, сохранив свое (королевское) достоинство (salvis omnibus dignitatibus suis): иными словами, он был вассалом Генриха в отношении этого ярлства, как Генрих был вассалом Людовика VII по своим французским фьефам.

Отношения между двумя странами развивались вполне мирно, хотя и не отличались былой интенсивностью. В 1158 г. Малькольм навестил Генриха в Карлайле. Ему было уже восемнадцать, и, очевидно, он хотел, чтобы Генрих посвятил его в рыцари, как в свое время на том же месте Генриха посвятил в рыцари Давид. Но Генрих отказал юноше. Возможно, причина лежала в том, что юноша еще ничем не проявил себя. Кажется, Малькольм, несмотря на трения из-за Нортумберленда, испытывал нечто вроде мальчишеского восторга по отношению к своему блестящему родичу, уже закаленному бойцу, и на следующий год, не послушав совета своих лордов, отправился с Генрихом на войну в Южную Францию, принял участие в бесплодной осаде Тулузы и, получив рыцарское звание в Туре, вернулся в свое королевство в 1160 г.

Он сразу же оказался в большой опасности. Его вельможам чрезвычайно претило поведение короля и его симпатии к Генриху, которые они сочли недостойными, и теперь несколько знатных лордов во главе с ярлом Стратерна попытались захватить его в Перте, намереваясь, по-видимому, возвести на престол его брата. Однако к тому времени Малькольм IV уже стал мужчиной. Он предпринял энергичную контратаку и подавил их выступление, одновременно подавив вспыхнувшее в Голуэе восстание столь эффективно, что старый Фергус (вероятно, входивший в число заговорщиков под началом ярла Стратерна) отдал ему в заложники своего сына, а сам постригся в монахи в аббатстве Святого Распятия. Его беспокойная и полунезависимая провинция была приведена в полное подчинение короне^[73].

Малькольму IV исполнилось 19 лет, и на протяжении того краткого отрезка времени, который ему было суждено прожить, он правил страной очень энергично. Кажется, он стремился идти по стопам своего деда, особенно в отношениях с Церковью, так как к периоду его правления относится основание нескольких важных монастырей, хотя не все они были заложены самим королем. Он привез цистерцианцев в Купар Ангус и основал странноприимный дом на английской дороге через Сутру и женский цистерцианский монастырь в Мануеле. Характерной чертой церковной истории этого царствования является количество основанных тогда женских монастырей. Мать Малькольма построила знаменитый приорат в Хеддингтоне, также для цистерцианских монахинь, а ярл Марча Коспатрик предоставил им жилища в Экклсе и Колдстриме. Возможно, он же основал еще один женский монастырь в Северном Берике. Ухтред Голуэйский, сын и преемник Фергуса, пригласил монахинь-бенедиктинок в Линклуден. Цистерцианское влияние вышло за пределы Шотландского королевства, так как сын Сомерледа подарил этому ордену жилье в Садделле в Кинтайре. Однако самым примечательным событием в религиозной жизни Шотландии того времени стало основание не цистерцианского, а клюнийского аббатства Пейсли Уолтером Стюартом.

Скорее всего, в продолжение политического курса Давида I, поощрявшего торговлю, Малькольм заключил брачный союз с представительницей фламандского правящего дома. В 1162 г. он выдал свою сестру Аду за Флоренса, графа Голландского, «человека всевозможных достоинств и честности», который привез ее «в великолепных одеждах и украшениях и в сопровождении военных судов». Другая его сестра, Маргарита, в 1160 г. вышла замуж за герцога Бретонского; у нее была одна дочь, несчастная Констанция, впоследствии ставшая женой Годфри (Жоффруа), сына Генриха Английского.

Многообещающему самостоятельному правлению Малькольма IV не суждено было длиться долго. В 1163 г. он тяжело заболел во время визита к королю Генриху Английскому. На некоторое время он оправился от болезни и прибыл в Вудсток, где вассалы Генриха клялись в верности его сыну. Следующий год принес с собой возобновление и устранение старой угрозы. Сомерлед высадился в Ренфрью, на берегу Клайда напротив своих владений, со всеми войсками, которые он смог набрать в Аргайле и на Островах и при поддержке различных ирландских союзников. Он разграбил Глазго. Уолтер Стюарт успешно отразил это нападение, а Сомерлед погиб, скорее всего, от рук своих же подданных, и его войска рассеялись. Его владения распались, и Острова были поделены между собой его сыновьями, а остров Мэн, очевидно, вернулся под власть Годреда.

Эти события на некоторое время устранили западную угрозу, но Малькольм IV не смог воспользоваться победой. Прежде чем успел пройти год, 9 декабря 1165 г. он умер в Джедборо. На тот момент ему не исполнилось еще и 24 лет, и он был неженат.

Престол унаследовал его брат Вильгельм, уже достигший зрелости: ему было 22 года, он был рыжеволос и крепок сложением. Однако хотя новый король обладал значительным личным обаянием и неоспоримой храбростью, он отличался склонностью легко менять свои решения и был похож скорее на странствующего рыцаря, чем на разумного и ответственного короля. Один современник Вильгельма, англо-норманн, назвал его «смелым, высокомерным и дерзким, хорошим рыцарем с прекрасными рыцарскими качествами» (pruz, merveillus e hardi… chevalier bon e de grant vasselage). Очевидно, Вильгельм полностью заслужил эту похвалу, но королю Шотландии пристали совсем другие черты характера. Из-за своей впечатлительности и пылкости он легко увлекался женщинами, и его юность и молодость ознаменовались чередой любовниц. Позднее он успокоился и стал править «с мягкостью и милостью, преданностью религии и щедрыми пожертвованиями, набожный, предусмотрительный и мирный, везде поддерживая справедливость и беспристрастность» (cum lenitate simul et mansuetudine cum religione magna… eleemosynarum largitione, pius, providus, et pacificus, justitia ubique cum aequitate servata). Геральд Камбрийский, капеллан Генриха II, отдавший Вильгельму эту дань уважения на основании личного знакомства, называет его «удачливым правителем и успокоителем» (rector felix et moderator) Шотландии. Тем не менее, хотя с годами (а Вильгельм прожил долгую жизнь) в нем возрастало чувство ответственности за судьбы страны, кажется, что это чувство легло на его плечи слишком тяжким грузом и что у него не доставало силы нести ее с безмятежностью подлинного вождя. Его царствование стоит между правлениями Давида I и поздних Александров, как период серого восточного ветра и пыльных заносов между временами солнечного света и цветения природы.

В наследство ему досталась все та же Шотландия Давида I, хотя внутри- и внешнеполитическая обстановка складывалась далеко не благоприятным образом: однако он не унаследовал от деда обширных фьефов в Северной Англии, и стремление вернуть себе власть над ними в противостоянии с ошеломляющей мощью Анжуйской империи привело к страшной катастрофе. Впрочем, такому исходу борьбы немало способствовал и недостаток стойкости, присущий самому Вильгельму. Он все еще сохранял власть над некоторыми землями в Англии, которые достались его брату, и когда в 1165 г. он отправился приносить за них обычную вассальную клятву, то выдвинул притязания и на другие северные фьефы. Генрих гневно отказал ему: один из советников английского короля высказался в пользу Вильгельма, и (как сообщает очевидец этих событий в личном письме архиепископу Кентерберийскому) Генрих впал в неописуемую ярость, свойственную всем Плантагенетам. Он разорвал на себе одежду, но не остановился на этом и разорвал еще и шелковое покрывало с ложа, на котором сидел, горстями вырывал солому, служившую ковром, и грыз ее посреди учиненного беспорядка.

Вильгельм, скорее всего, воздерживался от таких проявлений своих чувств, но также не был дружелюбно настроен. В то время Генрих втянулся в жестокую вражду с Церковью в лице Беккета, которого сам же и сделал архиепископом Кентерберийским. Напряженные отношения установились у него и с Людовиком VII, его сюзереном в отношении всех французских фьефов, причем их личные отношения — ибо Людовик был первым мужем английской королевы Элеаноры — могли лишь усилить неприязнь. В 1168 г. Вильгельм заключил с Людовиком VII союз, положивший начало той долгой дружбе между двумя странами, которой суждено было в моменты наивысшей опасности в XV в. спасти Францию, в XVI в. Шотландию, и оставить после себя древнюю традицию гостеприимства, до сих пор служащую на благо путешественнику-шотландцу. Тем не менее Генрих и Людовик не стали нарушать мир, и в 1170 г. Вильгельм по приглашению Генриха прибыл в Виндзор на церемонию коронации наследника английского престола, «молодого короля» Генриха, которого его отец в целях безопасности короновал при жизни, заставив английских баронов принести ему клятву в верности.

Этот год завершился в Англии убийством Беккета, потрясшим весь христианский мир и даже, со временем, вызвавшим угрызения совести у самого Генриха. На следующий год англичане начали войну в Ирландии, стремясь присоединить к своим владениям весь остров, только недавно несколько оправившийся от долгого норвежского владычества. Однако в 1156 г. Папа Адриан IV, единственный англичанин, когда-либо носивший тиару, подарил Генриху управление церковными владениями; Папа не имел на это права, но это дало Англии возможность утверждать, что закон — на ее стороне. Сначала события в Ирландии развивались неспешным ходом, но в 1169 и 1170 гг. норманнские бароны, заключив номинальные союзы с ирландскими королями, вторглись на остров и захватили удобные плацдармы для дальнейших действий. В 1171 г. Генрих лично прибыл в Ирландию и довершил завоевание острова, что привело к образованию у Англии незакрывающейся гноящейся раны, а Ирландии принесло столетия горя и страданий.

В 1173 г. Вильгельм вмешался в английскую гражданскую войну. Сыновья Генриха выросли, а жгучая ненависть между сыном и отцом была в порядке вещей в роду Плантагенетов. Кроме того, прежняя безрассудная страсть королевы Элеаноры к своему супругу теперь уступила место не менее пылкому отвращению. Объединившись, мать и сын подняли против короля мятеж, который поддержали Людовик Французский, граф Фландрии Филипп и некоторые могущественные английские вельможи. Молодой принц Генрих предложил Вильгельму Нортумберленд, а его младшему брату Давиду Кембриджшир. Вильгельм принял предложение и в конце лета того же года напал на Англию, осадив Уорк и Карлайл. Юстициарий и коннетабль Англии собрали армию, и Вильгельм отступил, чтобы преградить ей путь к границе. Еще до того, как два войска сошлись, английские вожди получили известие, что ярл Лестера высадился на юге, чтобы поддержать мятежников. Вожди спешно заключили перемирие с Вильгельмом, разведка которого оказалась не на высоте, и вернулись на юг, чтобы отразить новую угрозу. Война продолжалась, но Вильгельм, связанный перемирием, не мог участвовать в ней. Перемирие закончилось в январе, и он позволил военачальникам Генриха купить другое, до Пасхи. Его брат между тем стоял во главе английских войск молодого принца, который находился во Франции, и летом Вильгельм напал на Англию, чтобы помочь ему.

Для Генриха наступили тяжелые дни: у него даже проснулась совесть. Он публично покаялся в убийстве Беккета, устроив шествие к его гробнице. Во время шествия король шел босым и стегал себя. В тот день, как не преминули отметить почитатели Беккета, удача вернулась к королю Англии, и произошло это самым эффектным образом. Сначала наступление Вильгельма развивалось весьма успешно, ему удалось взять несколько городов и замков. В июле он послал большую часть своего войска под началом Дункана, ярла Файфа, разграбить Йоркшир, а сам с другой частью армии остался позади него. 13 июля отряд английских рыцарей выступил из Ньюкасла под прикрытием густого тумана и вскоре… совершенно заблудился. Когда туман рассеялся, они обнаружили, что находятся неподалеку от Аника рядом с маленьким отрядом рыцарей и воинов, которые, спешившись и сняв шлемы, готовились отобедать^[74]. Английские рыцари поняли по знаменам и доспехам, что это были Вильгельм Шотландский и его охрана. Люди Вильгельма увидели англичан, но, очевидно, приняли их за отряд ярла Файфа и пребывали в этом заблуждении до тех пор, пока те не подошли вплотную. Английский отряд был сильнее, и здравый смысл требовал бежать. Однако Вильгельм, забыв, что он король и глава армии, и помня лишь о том, что он рыцарь и у него есть возможность вступить в схватку, вскочил на коня и бросился в атаку. Английский сержант ударил его коня снизу, король упал, сверху его придавила лошадь. Так он попал в плен. Его рыцари при виде случившегося добровольно сдались, чтобы разделить участь повелителя. С триумфом пленника привезли к Генриху.

На этом и закончился мятеж. Шотландские вожди перессорились и вернулись на родину, а английские вельможи подчинились своему королю. Угрожавший высадкой флот рассыпался, и через три недели Генрих вновь стал повелителем Англии и смог переправиться через Ла-Манш, чтобы вступить в борьбу со своим сыном и королем Людовиком VII, осаждавшими Руан. И через месяц, к концу лета, он одержал в Нормандии полную победу, а молодой Генрих покорился отцу.

Вильгельм в качестве пленника был увезен за море и содержался в Фалезе. Генрих лично явился к нему, требуя в виде выкупа полного феодального подчинения Шотландского королевства, ни больше и ни меньше. Храбрости Вильгельма вполне хватало на конную атаку, но ее оказалось явно недостаточно для личного состязания с ужасным напором Плантагенета в условиях заточения. В его защиту можно сказать, что дальнейший плен означал для Вильгельма фактическое отречение от престола и, возможно, смерть. В таком случае наследником шотландской короны становился его брат Давид, также находившийся в руках Генриха, причем ни тот ни другой еще не были женаты. Единственными возможными альтернативными наследниками могли считаться только враги их дома: Дональд Мак-Малькольм, потомок Лулаха, и Дональд Мак-Вильям, внук Дункана II. Приход к власти любого из этих претендентов означал бы вспышку широкомасштабной гражданской войны, в которую не преминул бы вмешаться Генрих со всеми силами Англии и своих огромных французских владений. Вильгельм сдался, принял все условия Генриха и в декабре подписал в Фалезе мирный договор, по которому на следующие 15 лет Шотландия оказалась под властью Англии. Вильгельм стал ленником Генриха точно так же, как его собственные вассалы были его ленниками. В договор вошло очень важное выражение. Обычная формула вассальной клятвы гласила «против всех». В данном случае она была изменена на «против всех людей Шотландии и других стран» (contra omnem hominem de Scotia et de omnibus aliis terris). Все шотландские прелаты должны были принести оммаж Генриху, как это сделали их английские коллеги, и шотландская Церковь должна была оказывать английской то повиновение, «которое следовало и пристало» (qualem facere debet et solebat). Бароны Шотландии и королевские наследники должны были принести Генриху вассальную клятву. В залог повиновения англичанам передавались Роксборо, Берик, Джедборо, Эдинбург и Стерлинг — главные пограничные твердыни и города, господствующие над границей между Севером и Югом. Принц Давид, четыре ярла и коннетабль отправились к английскому двору в качестве заложников, обеспечивавших передачу этих городов, а после своего освобождения они должны были оставить у Генриха своих наследников. Те, кто принес клятву, должны были принудить к тому же и остальных.

Вильгельм поставил под этим договором свою печать, и 15 последующих лет любопытным образом оттеняют заявления английских историков о мнимых предыдущих периодах феодального подчинения Шотландии. В данном случае в этом нет никаких сомнений: Фалезский договор повлек за собой естественные последствия, которые никогда не случались раньше, какие бы претензии ни выдвигала английская корона. Вильгельм должен был приезжать, когда бы этого ни потребовал Генрих, и привозить с собой своих баронов. Он не мог воевать со своими мятежными вассалами без разрешения Генриха. Он не мог жениться, не испросив согласия английского короля. Когда был усмирен поднявший восстание Голуэй, Вильгельм был вынужден заставить голуэйских вождей принести клятву верности королю Генриху. Ни один папский легат не мог вступать на шотландскую землю, не поклявшись предварительно не делать ничего, что могло бы нанести ущерб английской короне, а его обратный путь должен был пролегать по английской территории. Таковы были логические последствия феодальных отношений, и теперь впервые они проводились в жизнь. Из сообщений Геральда Камбрийского явствует, что при английском дворе все это расценивалось как совершенно неслыханная и беспрецедентная победа. Короля Англии прославляли за то, что он привел «весь остров Британию, как его окружает океан, под власть одного монарха» (totam insulam Britanniae, sicut oceano dauditur, in unam monarchiam), чего не добивался никто со времен императора Клавдия (который, кстати говоря, тоже не смог этого сделать), и завоевал «столь великую и блестящую славу, бесценное и неувядающее отличие» (tantum… tam magnificum honorem… perpetuum et impretabile decus) над всеми своими предшественниками начиная со времен пиктов и скоттов. Честное и ничем не вынужденное признание Геральдом того, что старые заявления не имели под собой ни малейшего основания, странным образом перекликается с отказом Эдуарда I на суде над Уоллесом от своих прежних притязаний на звание законного господина Шотландии: в тот момент английский король действительно сделался ее повелителем и более не нуждался в юридических фикциях.

Подданные Вильгельма неохотно приняли его капитуляцию. В те времена вряд ли где-либо существовал национализм в современном смысле этого слова. Однако в Шотландии он уже зарождался. Вернувшись в свою проданную чужеземцам страну, король столкнулся с непопулярностью среди своего народа, с общей дезорганизацией и общим ослаблением правительства. В Голуэе вспыхнул серьезный мятеж, обусловленный националистическими настроениями. Не прошло еще и пятнадцати лет с того времени, как Голуэй подчинился шотландской короне, и в упадке власти Вильгельма его вожди увидели хорошую возможность вернуть себе независимое положение. Голуэй восстал и изгнал королевских чиновников… а затем погрузился в пучину внутренних междоусобиц. Этой провинцией совместно управляли Гилберт и Ухтред, сыновья Фергуса; теперь Гилберт послал своего сына Малькольма, чтобы тот захватил Ухтреда, которого ослепили и изувечили так жестоко, что тот с радостью встретил свой смертный час. Генрих поначалу изъявил желание поддержать Гилберта при условии, что тот подчинится ему, но братоубийство оттолкнуло английского короля и он отступил. После освобождения Вильгельма в феврале 1175 г. Генрих позволил ему разрешить голуэйский вопрос. Гилберта силой принудили подчиниться и уплатить штраф, но, вернувшись в свои владения, он посулил немедленную смерть любому своему вассалу, поклявшемуся в верности королю Шотландии.

Церковь также волновалась, и на сей раз волнения определенно были вызваны националистическими настроениями. Старый спор с архиепископом Йоркским снова возродился в 1155 г. при Малькольме IV, когда Папа Адриан IV, англичанин, тщетно попытался вынудить шотландских епископов подчиниться. Разрешить этот спор был призван Фалезский договор, но при составлении его условий никто не позаботился заручиться согласием шотландских прелатов, и они отказались их выполнять. В 1176 г. Вильгельм собрал епископов в Нортгемптоне и потребовал, чтобы они принесли клятву верности Генриху. Во главе с епископом Глазго и Гилбертом де Мореем^[75], выступавшими в роли представителей, клирики оказали энергичное сопротивление. Епископ, остановившись, очевидно, на выражении из договора qualem facere debet et solebat, заявил, что повиновение, которым шотландская Церковь «была обязана и оказывала» архиепископу Йоркскому, — не более чем вымысел. Архиепископ Йоркский сказал, что повиновение оказывалось в прошлом и должно оказываться и теперь, а Гилберт поднялся, «пылая, как раскаленное железо» (ignitus velut ferrum excandens), и гневно заговорил, напомнив англичанам о тех временах, когда шотландская Католическая Церковь (Ecclesia Scotica Catholica) явилась матерью английской Церкви. Его речь была основана на хорошем знании истории и убедила некоторых англичан. Однако прочие, «естественно» (naturaliter, по выражению Фордуна), назвали его хвастливым и вспыльчивым шотландцем (fumosus Scoticus et impetuosus), а архиепископ Йоркский рассмеялся и постучал себя по голове. Но шотландские епископы полностью согласились с доводами Гилберта, и дело зашло в тупик. Положение попытался спасти архиепископ Кентерберийский, объявив, что именно он должен принять изъявления покорности. Из-за этого заявления он и архиепископ Йоркский рассорились столь жестоко, что, так как Генрих не желал повторения случая с Беккетом, конференция была закрыта и вопрос повис в воздухе, а у шотландцев появилось время обратиться к Папе. В письме Вильгельм просил Его Святейшество обязать шотландских епископов принести английскому королю вассальную клятву. Некоторые исследователи считают письмо подделкой, но оно в любом случае не достигло своей цели. В мае следующего года новый Папа — не англичанин Адриан IV, а итальянец Александр III, энергичный противник Барбароссы, — послал шотландским прелатам копию письма Вильгельма, а в июле вынес свое решение по этому делу, приказав им не подчиняться королевским требованиям. Решение Папы через год подтвердил папский легат. Возможно, этот эпизод имеет какое-то отношение к единственному церковному сооружению, основанному Вильгельмом, ибо на следующий год шотландский король построил аббатство Аброат… и посвятил его св. Фоме Беккету^[76].

Прежде чем были возведены стены этого аббатства, Вильгельм поссорился с самим Папой. Ссора вспыхнула из-за старого вопроса инвеституры. Александр III проводил в жизнь общие принципы Григория VII, что уже привело его к бурному конфликту с императором, которого он отлучил от Церкви. В этот момент обе стороны только начали делать первые робкие шаги к примирению. В 1178 г., когда последний из череды анти-Пап, поставленных императором, только что отказался от притязаний на тиару, кафедра Сент-Эндрюса опустела. Собор избрал новым епископом Иоанна Скотта^[77]. Король хотел посадить на эту кафедру своего исповедника Гуго и приказал епископам рукоположить его. Собор обратился с апелляцией к Папе, который предложил своему легату посвятить в епископы Иоанна. Вильгельм позволил церемонии свершиться, но поклялся своей любимой клятвой, рукой св. Иакова, что Шотландия слишком мала, чтобы вместить и Иоанна, и его. Он очистил место, изгнав из страны Иоанна и его семью. В число изгнанников входил и епископ Абердина, дядя Иоанна.

Этот жест возмутил Папу Александра III. До этого он был настроен в пользу Шотландии, но теперь он ответил на действия короля, назначив легатом в Шотландское королевство не кого иного, как архиепископа Йоркского, и пригрозил наложить интердикт — то есть общий запрет на проведение всех религиозных служб — и отлучить от Церкви самого короля. Тогда Вильгельм предложил Иоанну пост канцлера и пообещал отдать ему первую же свободную кафедру, но Александр III не желал ничего слышать, настаивая на том, что Иоанн должен занять ту кафедру, на которую был избран в соответствии со всеми канонами церковного права, и по всем правилам отлучил Вильгельма, Гуго и всех сторонников Гуго от Церкви. Тем не менее спор был очень быстро разрешен. В 1181 г. и Папа, и его легат скончались, а Вильгельм примирился с новым Папой — Люцием III. Оба соперничающих епископа должны были отречься от своей кафедры и быть восстановленными в правах Папой, Папой, который оставил бы Гуго в Сент-Эндрюсе и разрешил бы Иоанну Скотту стать епископом вакантного Данкелда. Так как одновременно было проявлено уважение к авторитету Папы и удовлетворено желание короля, если не Собора, то отлучение было отменено, и Люций III даже послал Вильгельму Золотую Розу.

Между тем, пока еще продолжалась эта распря, в стране вспыхнула новая междоусобица. В 1181 г. подняли мятеж несколько вельмож, попытавшихся свергнуть короля. Малькольм Мак-Хет был мертв, а его сын заточен в тюрьму, и мятежники обратились к другой ветви рода, провозгласив своим лидером Дональда, сына Вильгельма Фиц-Дункана. К середине лета положение на севере Шотландии серьезно осложнилось, а Вильгельму, кроме того, пришлось задержаться с ответными действиями, так как он должен был предварительно испросить на это разрешения Генриха. Голуэйцы также совершали набеги на Лотиан, и у шотландского короля не хватало сил справиться ни с одним из этих восстаний: он мог только сдерживать, правда весьма успешно, их развитие, и все 80-е гг. XII в. прошли под знаком надвигающейся войны.

В 1184 г. Генрих, по всей видимости, решил, что зубы дракона уже вырваны, и стал обращаться с Вильгельмом более внимательно, вернув Хантингдон, который Вильгельм передал на правах лена своему брату Давиду. К тому времени шотландский король уже достиг зрелого возраста и проявлял больше рассудительности: ему уже исполнилось более сорока лет, а он все еще не был женат, не имел законного потомства, хотя у него было несколько внебрачных детей. Вильгельм решил жениться. Он не мог этого сделать без позволения Генриха и выбрал в невесты племянницу английского короля Матильду Саксонскую^[78]. Генриху не понравилась возможность этого брака, так как благодаря ему Вильгельм приобретал опасных союзников на континенте, но английский король притворился, что поддерживает идею своего вассала. Впрочем, сватовство так и не сдвинулось с мертвой точки.

На следующий год внутренняя междоусобица разгорелась с новой силой. Гилберт Голуэйский вернулся в свои владения, его сын оставался заложником в Англии, а Роланд, сын убитого Гилбертом Ухтреда, находился при шотландском дворе, где он женился на Елене де Морвилль, дочери коннетабля. Роланд собрал шотландскую армию и обрушился на провинцию Голуэй, очень быстро вернув ее под свою власть. Этот успех разгневал Генриха. Сватовство Вильгельма все еще замедлялось различными проволочками, так как Генрих нашел более подходящую — то есть менее опасную для него — невесту, Эрменгарду де Бомон, свою дальнюю родственницу, и предложил ее Вильгельму, пообещав отдать в приданое Эдинбург. Он приказал королю Шотландии принудить Роланда дать отчет в своих действиях. Роланд отказался и преградил проходы в Голуэй поваленными деревьями, что практически лишало королевские войска свободы маневрирования. Генрих собрал все вооруженные силы Англии, и Роланду пришлось выполнить решение английского суда, удовлетворившего требование его кузена Дункана о разделе Голуэя^[79].

Таким образом, юг страны был усмирен. Вильгельм позволил устроить свое бракосочетание (что, естественно, по закону входило в права короля Генриха) и женился на Эрменгарде в Вудстоке, после чего отослал ее в Шотландию. К северу от Форта все еще продолжалось восстание в пользу Дональда Мак-Вильяма, принимавшее все больший размах. В 1187 г., через год после заключения брака, Вильгельм собрал всех, кого только мог, и двинулся на Инвернесс. Его сторонники не хотели, чтобы он вел их. Они потребовали, чтобы он остался позади, пока они будут продолжать движение. Между тем другие приверженцы короны отказывались идти иначе, как под его руководством. Казавшееся безвыходным положение спас Роланд Голуэйский, который, руководя небольшим отрядом, встретился с Дональдом у Мамгарва близ Инвернесса, тут же вступил с ним в бой и убил его, тем самым положив конец восстанию.

Еще до истечения этого года с Востока пришли известия, взбудоражившие весь христианский мир и оказавшие значительное влияние на судьбы Шотландии. В начале столетия мусульманские силы на Востоке объединились, и первыми результатами этого объединения явились падение государства крестоносцев Эдессы и бесславный провал Второго крестового похода, закончившегося в 1148 г. Султан Саладин окружил латинские княжества, и в этом году король Иерусалимский бросил ему вызов. В великой битве, которую иногда называют Хэттинским побоищем, Саладин разбил христианские войска, устроив устрашающую резню. В октябре он взял Иерусалим.

Папа умер от горя. Его преемник выступил с проповедью новой Священной Войны. На призыв первыми откликнулись итальянские норманны, но затем крест приняли император Священной Римской империи и король Франции. Генрих, уже находившийся в преклонном возрасте и вспомнивший о своих грехах, захотел присоединиться к крестоносцам. Ему нужны были деньги, много денег, чтобы набрать армию. Отношения с Вильгельмом стали более дружелюбными, Шотландское королевство уже оправилось от последствий междоусобиц, а Эдинбург в качестве приданого Эрменгарды вернулся под власть шотландской короны. Теперь Вильгельм предложил 4000 мерков за Роксборо и Берик. Генрих отверг предложение, но был согласен уступить их в обмен на передачу ему прав на десятину, взимаемую в королевстве. Ни духовенство, ни знать не пожелали идти на сделку… а затем старший сын Генриха вновь начал войну с отцом, а младший и самый любимый сын Иоанн присоединился к мятежнику брату.

Это убило старого короля. В июле 1189 г. он скончался в мучениях в Шиноне, в замке неподалеку от Вьенна, где позднее крестьянская девочка пришла к королю Франции, чтобы спасти королевство. Старший его сын — Генрих, которого он когда-то короновал, уже лежал в могиле, и королем Англии стал Ричард, граф Пуату. Новый король пожелал отправиться в крестовый поход, а казна была пуста. Кроме того, он состоял в дружеских отношениях с Вильгельмом, а Давид Хантингдонский поддерживал его в войне с отцом. Он принялся собирать деньги любыми способами, включая продажу ярлства Нортумберленд епископу Дарема. Вильгельм и стоявшее за ним Шотландское королевство увидели в действиях молодого короля свой шанс. Король предложил 10000 мерков за расторжение Фалезского договора. Движимый то ли жадностью, то ли крестоносным пылом, то ли государственными соображениями, Ричард принял мудрейшее решение в своей жизни — в то время оно чрезвычайно возмутило его подданных, но принесло ему столетний мир с Шотландией и укрепление дружеских связей с этой страной. Он согласился на предложение Вильгельма. На церемонии коронации меч нес принц Давид; а шесть недель спустя, в ноябре 1189 г. Вильгельм с помпой прибыл в Кентербери, где 5 декабря короли заключили договор, полностью аннулировавший Фалезскую сделку и восстановивший независимость Шотландии.

Роксборо и Берик были возвращены шотландской короне на правах вечного наследования. Ярлство Хантингдонское и все остальные английские владения шотландских королей должны были быть восстановлены в тех пределах, которые они занимали при короле Малькольме IV. Вильгельм был объявлен свободным от всех договоренностей, которые Генрих «вынудил по новым хартиям и пленением Вильгельма» (per novas Cartas et per captionem suam extorsit). Были восстановлены вассальные отношения между Вильгельмом и его подданными: все документы, относящиеся к капитуляции, возвращались, а документы, вовремя не обнаруженные и не возвращенные, формально объявлялись недействительными. Этот договор открыл столетний период мира, хотя на первых порах равновесие оставалось чрезвычайно шатким. Шотландские короли в то время вступали в английские войны, но всегда на стороне одной из английских партий, и всегда поддерживая самую популярную из них. Английские короли интриговали против Шотландии, но эти интриги не приводили к войне. Что касается народов обоих государств, между ними надолго установилась подлинная дружба. Шотландцы и англичане свободно перемещались из одной страны в другую к великой обоюдной пользе торговли^[80]. Шотландские короли пользовались личной популярностью в Англии — в действительности большей, чем трое из четырех английских королей того периода. И когда, в конце мирной эпохи, выдвигались предложения образовать общую федерацию, шотландцы охотно рассматривали такую возможность.

Конечно, дружественные отношения установились не сразу, но выгоды нового договора вскоре почувствовали обе стороны, тем более что за год до этого, в 1188 г., Папа Климент четко определил взаимное положение двух национальных Церквей: было объявлено, что шотландская Церковь подчиняется непосредственно Апостолическому Престолу, и отлучение на королевство Шотландию могут налагать только сам Папа или папский легат, и только уроженец Шотландии или личный посланник Папы мог быть назначен легатом в эту страну. Междоусобицы прекратились, и несколько лет Шотландия наслаждалась столь желанным покоем.

Третий крестовый поход начался с многообещающих событий. Император Священной Римской империи, король Франции и Ричард Английский вели за собой хорошо вооруженные и дисциплинированные войска. Однако им причиняли множество хлопот собственная подозрительность и враждебность византийского императора. К весне 1190 г. усилия немцев потерпели полный крах, а император Священной Римской империи убит. Ричард задержался из-за частных войн на Сицилии и Кипре, и хотя крестоносцы в конце концов взяли Акру, Ричард и Филипп II Август рассорились до того, что военные действия прекратились, а Ричард отправился на родину. Осенью 1190 г. было заключено перемирие, оставлявшее Иерусалим в руках мусульман, хотя его и было позволено посещать христианским паломникам. Отныне с небольшими промежутками крестовые походы будут повторяться на протяжении почти 100 лет, но провал Третьего крестового похода означал поворотный пункт в войнах с мусульманами.

По пути на родину Ричард был схвачен герцогом Австрийским и передан в качестве заключенного императору. Иоанн, брат Ричарда, и Филипп II Август вели с императором секретные переговоры, чтобы продлить срок его заключения, ибо Иоанн, унаследовавший после смерти отца всего лишь призрачную власть над Ирландией, стремился занять место брата, а Филипп, считая Иоанна не столь опасным вассалом, как Ричарда, поддержал его замыслы. Они попытались привлечь на свою сторону короля Вильгельма, но тот решительно отказался, вместо этого послав в подарок 2000 мерков для выкупа Ричарда, а Давид Хантингдонский и ярл Честера (на сестре которого Давид женился в 1190 г.) выступили в поддержку прав пленника с оружием в руках.

В начале 1194 г. Ричард был выпущен на свободу: его вынудили заплатить грандиозный выкуп и принести императору вассальную клятву за Англию, которую ему вернули в качестве имперского фьефа. В апреле он вернулся в свое королевство. Вильгельм приехал встретиться с ним и выдвинул притязания на северные фьефы, которые держал его отец, — Нортумберленд, Камберленд, Уэстморленд и часть Ланкашира. Ричард дал уклончивый ответ: он сказал, что ему надо посоветоваться с баронами, а сделав это, отказал на основании того, что если бы он отдал эти фьефы Вильгельму, кто-нибудь мог бы подумать, что он испугался Франции, союзницы Вильгельма. Тем не менее английский король заверил Вильгельма в своей искренней привязанности и попытался смягчить отказ, составив тщательно разработанный протокол почестей и привилегий, которыми должны пользоваться шотландские короли, когда бы они ни посетили английский двор^[81]. Вильгельм принял отказ достаточно спокойно (кажется, оба короля были связаны узами личной дружбы, и, хотя Ричард был более способным воином, чем Вильгельм, они обладали очень сходными чертами характера). Когда Ричард счел необходимым короноваться во второй раз, шотландский государь прибыл в качестве главного гостя… и вновь попытался получить Нортумберленд. Епископ Даремский отказался от своей покупки, и Вильгельм теперь предлагал купить провинцию за 15000 мерков. (Эта сумма довольно любопытна, она была в полтора раза больше выкупа Шотландии, и так как Вильгельму пришлось бы собирать ее самому, она проливает свет на доходы короны. Диспропорция объясняется тем, что Нортумберленд прочно удерживался английским королем, чего никогда нельзя было сказать о Шотландии, хотя эта страна и была низведена до положения лена.) Эта огромная сумма соблазнила Ричарда: он предложил за нее фьефы, но без замков. То есть Вильгельм получал бы доходы, но не имел бы политических и военных преимуществ. Вопрос остался открытым, и Вильгельм вернулся на родину.

На следующий год он серьезно заболел и был близок к смерти. Королева принесла ему двух дочерей, но сыновей у них так и не было, и Вильгельм решил, что престол должен перейти не к его брату или племянникам, а к иностранцу, Оттону Саксонскому (наследнику герцогства Саксония, племяннику Ричарда Английского и брату Матильды, руки которой в свое время добивался Вильгельм), при условии, что Оттон женится на его старшей дочери Маргарите. Шотландская знать не желала слышать об этом, ярл Данбара заявил, что корона не может перейти к женской линии, пока у короля есть брат или племянник. В тот момент Вильгельм спас положение, выздоровев от своей болезни, но продолжал попытки осуществить свой брачный проект. По этому поводу он начал переговоры с Ричардом, причем Вильгельм предлагал в приданое невесте Лотиан, а Ричард предложил племяннику Нортумберленд. Если бы это соглашение состоялось, раньше или позже оно привело бы к войне, но, к счастью, дело расстроилось.

В 1196 г. в результате долгой борьбы за наследство на Оркнейских островах между соперничающими ветвями Паля (Павла) I и Эрленда, сыновей Торфинна и королевы Ингеборги, на севере вновь вспыхнула война. Здесь мы не будем вдаваться в исторические подробности этой страшной вражды: начало ей положило убийство св. Магнуса (сына Эрленда I) его двоюродным братом Хаконом, сыном Паля. В память об убийстве был построен Керкуоллский собор. Хакон удержал власть в своих руках, и со временем ему наследовали его сыновья Паль (Павел) II и Харальд I. Харальд I взял земли на острове Британия, простиравшиеся в то время на юг до Дингуолла. К середине столетия вражда несколько затихла, и Оркнейское ярлство было поделено между внуком Эрленда I Регнвальдом и Харальдом II, племянником Паля II и Харальда I, сыном Мордаха, ярла Атола. Однако на сцене появился двоюродный брат Харальда II, Эрленд III, сын Харальда I, вынудивший Малькольма IV подарить ему Кейтнесс, и потребовал своей доли в наследстве предков. Вновь разгорелась междоусобица, и некоторое время активное участие в ней принимали все три заинтересованные стороны. Харальд II оказался самым стойким, и к 1158 г. стал ярлом и Кейтнесса, и Оркнеев. Он женился на дочери ярла Файфа, а Файф был сильным сторонником короны. Тем не менее в 1196 г. он избавился от жены, а на ее место избрал дочь Малькольма Мак-Хета, ярла Росса, род которого считал себя законным наследником Морея и даже всего Шотландского королевства. Морей лежал к югу от владений ярла Оркнеев, и он без труда захватил эти земли, угрожая сделаться господином большей части Хайленда, так как средневековый Морей простирался на запад до самого Лох-Дуйха.

Вильгельм выступил против мятежников; близ Инвернесса он сразился с войсками Торфинна, сына Харальда II, и одержал полную победу, а затем, продолжив наступление, разграбил Кейтнесс. Харальд II предложил заключить мир, обязавшись отдать в заложники своего сына Торфинна и привезти в королевский лагерь вождей восстания. Вильгельм согласился, но Харальд прибыл со своим племянником вместо сына и честно заявил, что позволил пленникам бежать: После этого Вильгельм взял в заложники самого Харальда до прибытия Торфинна. А между тем Оркнейские острова подверглись нападению Харальда III, представителя другой, старшей ветви династии. При этом половину ярлства ему обещали короли как Шотландии, так и Норвегии. Однако он погиб в битве при Вике. С его смертью прервалась линия Эрленда I. Харальд II отныне остался непререкаемым главой династии и попытался выкупить ярлство у короля Вильгельма, который ответил, что пойдет на это, если тот удалит свою жену (из дома Мак-Хета) и вернет ее предшественницу. После того как Харальд II отказался от этих условий, Вильгельм продал фьеф Регнвальду, королю Мэна, вследствие чего вспыхнула новая война, закончившаяся капитуляцией Харальда, а его фьеф вновь был выкуплен за 2000 фунтов серебром. Шотландский король так или иначе принимал участие в этих распрях от начала и до конца на протяжении всех восьми лет, и, вероятно, именно этот эпизод во многом способствовал переориентации внешней политики, нашедшей свое яркое выражение в следующем веке, когда внешним врагом Шотландии стала не Англия, а Норвегия и Острова.

Еще до конца Северной войны случились некоторые другие события. Положение династии укрепилось благодаря рождению принца Александра (24 августа 1198 г.), и в 1201 г. в Муссельбурге бароны принесли ему присягу, признав его наследником шотландской короны. Вскоре за его рождением последовали новые осложнения в отношениях с Англией, которые чуть не привели к преждевременному окончанию Столетнего мира. В 1199 г. был убит король Ричард I. Законным наследником престола был его племянник Артур, сын его покойного брата Годфри и Констанции, племянницы Вильгельма, герцогини Бретонской. Однако Артуру исполнилось всего 12 лет, а в завещании Ричарда преемником престола назначался Иоанн Безземельный, самый беспутный — хотя и не лишенный способностей — представитель этого рода.

Англия приняла Иоанна, и он был коронован в мае 1199 г., через несколько недель после смерти Ричарда. Вильгельм также признал его королем, но родство шотландского короля с Артуром возбуждало подозрительность Иоанна, и когда Вильгельм вновь предъявил свои права на Нортумберленд, английский государь пообещал удовлетворить его притязания при условии, что тот обязуется воздержаться от военных действий. Иоанн не сдержал своего обещания. Вильгельм снова поднял этот вопрос, но от него отделались приятными речами и приглашением посетить Англию, чтобы обсудить дело. Иоанн действительно отправился было на встречу с королем Шотландии, но к тому времени бароны Анжу, Мена и Турени подняли мятеж в пользу Артура, а Вильгельм решил поддержать своего внучатого племянника. Он угрожал Иоанну войной; Иоанн заключил перемирие, скрепив его новыми обещаниями, и отбыл во Францию, опять не выполнив ничего из обещанного.

Вильгельм пребывал в нерешительности. Он уже достиг преклонных лет, его здоровье было подорвано, наследником его был ребенок, и трон шатался под ним самим: он не был популярен, и все еще существовали потомки Дункана II и, очевидно, один потомок Лулаха, которые могли занять его место. Война в Англии за чужеземного принца, которого не приняла Англия, или за фьефы, которые беспокоили короля, но не шотландский народ, могла нанести короне опасный удар как в случае провала, так и в случае выигрыша. В сомнениях он совершил паломничество в Данфермлайн, бодрствовал у гробниц деда и прабабки и, когда заснул, увидел сон, предостерегающий его от войны. Он не напал на Иоанна, но все еще колебался, отказавшись приехать на встречу с ним и ведя с Филиппом Французским переговоры о союзе и о заключении брака между молодым наследником шотландского трона и дочерью французского короля.

Как бы то ни было, в 1200 г. Иоанн и Филипп заключили мир, и Вильгельм наконец согласился на личную встречу. Он приехал в Линкольн в ноябре и принес привычную вассальную присягу за Хантингдон, «сохранив свои права» (salve iuro suo). Состоялось очередное обсуждение нортумберлендского вопроса, и Иоанн, без сомнения успешно использовавший свое огромное личное обаяние, которым он обладал, несмотря на все свои пороки, обещал дать точный ответ через 6 месяцев.

Однако теперь он понял, что Вильгельм не собирается вступать в войну. Следующим шагом Иоанна стала постройка нового мощного замка в устье Твида, откуда он угрожал гавани Берика, в те времена главного центра шотландской внешней торговли. Шотландцы дважды разрушали этот замок. Иоанн ничего не мог сделать, так как в 1202 г. его французские бароны вновь подняли восстание и при поддержке Филиппа провозгласили королем Артура. Однако Артур был схвачен и вскоре исчез. Филипп в качестве сюзерена Иоанна потребовал расплаты и объявил французские владения английской короны конфискованными. В 1204 г. Нормандия, Анжу, Мен и Турень были потеряны, а под властью Иоанна остались только земли, унаследованные им от матери, которая была герцогиней Аквитанской. Он не предпринял никаких попыток вернуть себе утраченные владения. Англия отвернулась от него, и хотя в том же году Иоанн встретился с Вильгельмом в Норгеме и рассорился с шотландским королем из-за разрушений замка в устье Твида, он не мог позволить себе развязать войну с Шотландией. В следующем году Иоанн поссорился с Папой из-за архиепископства Кентерберийского, а Иннокентий III был не таким человеком, чтобы простить открытое неповиновение и пренебрежение. Спор продолжался несколько лет (при этом Вильгельм стал на сторону Папы), и в 1208 г. на Англию был наложен шестилетний интердикт, а на следующий год сам Иоанн подвергся отлучению от Церкви.

Между Шотландией и Англией сохранялся непрочный мир. В 1209 г. он оказался под серьезной угрозой. Вильгельм начал переговоры о брачном союзе одного из своих детей; сообщения хронистов, очевидно, не соответствуют действительности, но предположение Робертсона, что в брак должны были вступить принц Александр и наследница Фландрии, кажется вполне вероятным и может объяснить тревогу Иоанна, так как шотландско-фламандский союз (а еще более переход Фландрии под власть шотландской короны) был бы чрезвычайно опасен для Англии. Под надуманным предлогом (якобы Вильгельм не имел права женить своего сына без позволения сюзерена его английских фьефов) Иоанн собрал армию из иностранных наемников, ныне составлявших его главную опору, и двинулся к северной границе.

Ни Иоанн, ни Вильгельм не могли позволить себе вступать в войну. Они встретились, чтобы обсудить положение, но не успели разрешить ни одного вопроса, так как Вильгельм вновь тяжело заболел. До его выздоровления было заключено перемирие. Выздоровев, шотландский король созвал Собор в Стерлинге. Его вассалы требовали войны и послали Иоанну ультиматум. Но Вильгельм, которому было уже под семьдесят и здоровье которого было серьезно подорвано, был настроен принять любые приемлемые условия, чтобы избежать войны, которая со всей вероятностью могла привести к потере престола для его сына. Более того, Иоанн начал наступление, а мобилизация шотландских войск сильно задерживалась. Вильгельм вступил в личные переговоры с Иоанном через голову Стерлингского Собора, и короли пришли к соглашению. Иоанн должен был срыть Твидмут, а Вильгельм — выплатить ему 15 000 мерков. Похоже, они заключили и секретное соглашение о браке двух старших дочерей Вильгельма. Мы никогда не узнаем, каковы были в точности условия договора^[82]. Кажется достаточно очевидным, что одна из дочерей Вильгельма должна была выйти замуж за старшего сына Иоанна, Генриха, так как впоследствии, поскольку этот брак не состоялся, Александр II получил в возмещение за нарушение договора некоторые английские земли. Обе дочери были отосланы к Иоанну, но тот не сдержал своего слова относительно их замужества. Конечно, принцесса Маргарита была ближайшей наследницей своего брата, который должен был со всей очевидностью вскоре сесть на шотландский престол, и Иоанн, скорее всего, откладывал ее свадьбу до полного прояснения всех обстоятельств.

Это соглашение не принесло шотландскому королю популярности в его стране. Оно спасло Вильгельма от войны с Англией (кроме того, Иоанн списал половину долга), но восстановило против него Шотландию. Население южных областей проявляло общее недовольство, а на севере поднялся открытый мятеж, направленный на свержение короля. Дональд Бан Мак-Вильям, внук Дункана II, находившийся за пределами Шотландии в первые годы царствования Вильгельма, оставил сына Годфри, воспитывавшегося в Ирландии и на Островах. В 1211 г. он получил приглашение приехать в Шотландию и возглавил партизанскую войну в Россе. Если бы мятежники избрали кандидатом на престол какого-либо представителя рода Мак-Хета, они могли рассчитывать на значительную поддержку своим стремлениям свергнуть Вильгельма со стороны жителей Хайленда, но новый вождь был для них практически чужаком. Впрочем, даже при таких обстоятельствах война продолжалась дольше года и подтолкнула старого короля к более тесному союзу с Иоанном. В феврале 1212 г. они встретились в Норгеме и заключили настоящий союзный договор, дав обязательство во всем поддерживать наследников друг друга. Иоанну даже разрешили устроить брак Александра при условии, что род невесты должен соответствовать высокому достоинству шотландской короны.

Обеспечив таким образом до некоторой степени безопасность тылов, Вильгельм двинулся на борьбу с северной угрозой в сопровождении принца Александра, которого только что Иоанн произвел в рыцари, чтобы тот мог проявить себя и завоевать доброе имя. Восстание закончилось, прежде чем королевские войска успели приступить к действиям. Мятежники сдали Годфри Вильяму Комину, ярлу Бухана. Бухан отправился в путь, чтобы доставить пленника королю, но так как Годфри попытался покончить с собой, уморив себя голодом, его спешно обезглавили, прежде чем он успел привести в исполнение свой замысел, и отвезли Вильгельму его голову.

В 1213 г. вновь возникли осложнения в отношениях с Англией. Иоанн был вынужден объявить свою страну непосредственным фьефом Папы, а также вступить в новую войну с Уэльсом. Его бароны задумали устроить против него гражданскую войну, и Вильгельм, узнав об этом, предупредил короля о готовящемся восстании. Однако одним из главарей мятежников был Юстас де Вески, муж внебрачной дочери Вильгельма, и после провала он бежал ко двору своего тестя, который отказался выдать его английским властям. В результате состоялось еще одно гневное объяснение в Норгеме. Переговоры вновь прервались из-за тяжелой болезни Вильгельма, и вновь дело так и не дошло до войны. На следующее лето возникли новые трения с ярлом Оркнеев. Вильгельму удалось подтвердить свою власть, но его здоровье опять серьезно пошатнулось. Он приказал отвезти себя в Стерлинг, где и скончался 4 декабря 1214 г. в возрасте 72 лет после одного из самых долгих царствований в шотландской истории. На трон вступил его 16-летний сын Александр II.

Мы можем вкратце описать гражданскую сторону правления Вильгельма, так сказать, взглянуть на Шотландию изнутри. Постоянно вспыхивающие локальные, но из-за этого не менее опасные, междоусобицы выявляют дезинтеграцию, которая стала неизбежным следствием ослабления морального авторитета королевского дома. Однако Давид I возвел прочное здание государственного управления, и основные принципы созданной им структуры выдержали суровые испытания; более того, даже прогрессировали в намеченном направлении. Новый порядок, при котором владение землей упорядочивалось хартиями, отныне воспринимался как нечто само собой разумеющееся. Суд присяжных стал обычным порядком судебного разбирательства везде, кроме Голуэя, где он собирался только по желанию обвиняемого. Великий Собор в 1180 г. решил, что судебные заседания могут проводиться только в присутствии шерифа или его представителя. Королевские привилегии: право вынесения судебных решений, соответствовавшее в гражданских делах правам шерифа и в уголовных (за исключением государственной измены) правам юстициария, — теперь предоставлялись узкому кругу влиятельнейших баронов и прелатов королевства, и они серьезно посягали на юрисдикцию шерифа. Другой Собор, состоявшийся в 1197 г., запретил крупным баронам поддерживать любого нарушителя закона и взимать деньги за освобождение от наказания после вынесения приговора.

Главным событием в церковной сфере при Вильгельме стала борьба с английской Церковью, основные вехи которой мы привели выше. Вильгельм часто не ладил со своим духовенством, так как старался навязать на важные бенефиции своих ставленников, и похоже, сам не принадлежал к крупным покровителям Церкви. Мы уже упоминали основанный им монастырь Арброат, но все остальные постройки проходили без его участия. Его брат основал монастырь Линдорс в Файфе для бенедектинцев из Келсо, другой был заложен Роландом Голуэйским в Гленлюсе для цистерцианцев из Мелроза; и еще один возвел ярл Стратерна в Инчаффрее для монахов-каноников из Скона. Впоследствии один из его аббатов благословил войско летним утром 1314 г. и читал «Отче Наш», когда воины преклонили колени перед битвой^[83].

В гражданской сфере самым заметным явлением следует считать развитие городов, количество и значение которых постоянно возрастало. Самые ранние сохранившиеся городские хартии относятся именно к этому периоду, а сам Вильгельм определенно выдавал новые хартии другим городам, в том числе Глазго. До тех пор к северу от Тея городов практически не было, но теперь появились Форфар, Абердин и города на берегах залива Морей, и сам факт их возникновения знаменует перемещение центра тяжести королевства, которое окажет весьма существенное влияние на внешнюю политику двух следующих королей.

Глава XI Короли мира 1214–1286 гг

«Исторические периоды» обычно представляют собой довольно туманное и расплывчатое понятие. Границы эпохи, которую мы называем «тринадцатым веком» в Шотландии, отмечены смертью Вильгельма I и смертью его праправнучки Маргариты — то есть эта эпоха ограничена с одной стороны 1214, а с другой — 1290 г. Этот период как для Шотландии, так и для всей Европы в целом, стал временем наивысшего расцвета Средних Веков. Мощные новаторские движения XI и XII вв. превратились в четкие институты. XIII век проходил под знаком стабилизации, определенности, порядка. По крайней мере, мы можем говорить о порядке в интеллектуальной сфере, хотя в остальном он оставался недостижимым идеалом, так как реальная жизнь была заполнена войнами почти на всей территории Европы. Появились великие национальные государства современного мира, причем их границы приближались к современным очертаниям. Возрастало национальное самосознание, выходящее за пределы фьефов и охватывающее население целого государства, а возрождение в XII в. изучения законов и философских основ права способствовало упорядочению и систематизации новых идей. Фридрих Барбаросса установил твердое имперское правление на территориях Германии и Италии, раздробленных на множество маленьких княжеств. Людовик VI и Людовик VII превратили призрачную и почти что номинальную власть французской короны в реальную национальную силу, которая к середине XIII в. сумела создать подлинно национальное королевство, сильнейшую составляющую европейской политики. Генрих II сделал то же самое для Англии, хотя его грандиозные французские владения — предмет постоянных споров между французской и английской короной — уже породили то соперничество, которому суждено было привести к главным и самым страшным событиям в истории позднего Средневековья. Еще до этого в Шотландии Давид I, прекрасно осознавая конечную цель своих усилий, основал национальную монархию, территория которой еще не совпадала с границами современной Шотландии, но тем не менее представляла собой сплоченное и единое Шотландское королевство. Древняя империя, Соединенные Штаты Христианского мира, навсегда ушла в прошлое. Со времен Карла Великого она была не более чем политическим идеалом, но теперь исчез и сам идеал. Идея империи возродилась к концу XII в. благодаря Генриху VI, ставшему господином обширных территорий от Твида до Южной Италии, и породила мечты о государстве, которое включало бы в себя не только Западную Европу, но и Византийскую империю. Однако в 1197 г. Генрих VI умер, и затаившиеся силы вновь вышли на поверхность.

Тем не менее всё еще существовало единство, преодолевавшее все границы, власть которого покоилась не на мирском могуществе, а на представлениях о священничестве, — единство общего образа мышления и культуры и, в самом широком смысле слова, общей духовной жизни. Силы, в которых воплощались эти представления, можно разделить на три вида. Во-первых, уже сложилось рыцарство и связанные с ним культура и искусство, особенно литература, так как французский язык оставался языком межнационального общения. Кроме того, существовала международная наука, по мере развития которой возникали университеты — крупные организованные школы, местные и национальные по своей структуре, но интернациональные по языку и личному составу. А над двумя этими силами главенствовала интернациональная Церковь, в первой половине XIII в. достигшая наивысшего могущества при Иннокентии III.

Долгое соперничество императоров и Церкви, казалось, уже закончилось победой первого начала. Но Генрих VI, как мы уже говорили, умер в 1197 г., а в следующем году Папой был избран Иннокентий III. И новый Папа, человек тридцати семи лет, обладавший невероятной энергией, незапятнанной репутацией и отличавшийся большой ученостью, особенно в юридической сфере, возродил теорию Григория VII. «Князья обладают властью на земле, священники — на небесах. Князья правят телами, священники — душами. Насколько душа ценнее тела, настолько ценнее священнство царства», или еще: «засегсЫшт возникло по Божественному замыслу, ге§-пшп — по человеческому измышлению». Тем не менее Иннокентию III пришлось столкнуться с большими препятствиями, чем Григорию VII, так как вместо слабых феодальных князей его противниками были сильные национальные короли. Однако он не устрашился их, возводя на трон и ниспровергая монархов, вынудив Филиппа II Августа вернуть жену-датчанку, которую тот ранее прогнал от себя, и принудив Иоанна, короля столь далекой страны, как Англия, признать себя вассалом Апостолического престола, находящимся от него в прямой феодальной зависимости. Он поднял светскую власть папства на такую высоту, что неизбежно наступила реакция. Сам он мог совладать с этой властью, так как в его лице она опиралась на реальную духовную силу. Он возжелал мирского могущества ради духовного благоденствия Европы из самых благородных побуждений и никогда не отступал от этого идеала. В момент опасности он предпочел отречься от союза с Филиппом Августом, но не предал принципы христианского брака и не отказал в защите обиженной и беззащитной молодой женщине. Он вдохновлял стремления Четвертого Латеранского Собора положить предел омирщению духовенства, гумани-зировать законы, способствовать дальнейшему развитию образования. Он поддержал св. Франциска и св. Доминика. Но Иннокентий III допускал и просчеты: Четвертый крестовый поход, начавшийся в 1201 г., который должен был искупить провал Третьего, так и не добрался до Святой Земли. Вместо этого его вожди захватили христианский Константинополь и образовали там недолговечную Латинскую империю, исключительно светское и феодальное по своему характеру. Это событие существенно ослабило восточный форпост христианства. В Англии поддержка Папой своего вассала Иоанна и королевской власти привела его к противостоянию с национальным движением против тирании и значительно снизила его влияние в этой стране. Более того, после его смерти в 1216 г. его преемники продолжали борьбу со светскими правителями, преследуя явно более низкие цели. Они не сумели поддержать принципы, заложенные Иннокентием III. Фридрих II и Филипп II Август были слишком сильны для них. Людовик IX Святой, преданнейший сын Церкви, вступил с ними в конфликт. Тем не менее в самом конце XIII века папство возродилось при Бонифации VIII (1294–1303 гг.), который возобновил притязания Григория VII и Иннокентия III и использовал их, кстати говоря, в защиту Шотландии. Однако Бонифация VIII сверг Филипп IV Французский, и в 1309 г. Папы оказались его пленниками. Попытка вернуть свободу Папам привела к Великому расколу XIV в., значительно подорвавшему авторитет Церкви.

Мы уже упомянули другую интернациональную силу. Великое возрождение учености, начавшееся с основания клюнийского ордена в X в., успешно продолжалось на всем протяжении XII в., а образовательная система повсюду проявляла общую тенденцию к стабилизации и организации. Великолепно выразил эту мысль профессор Таут:

Крупные школы, обучение в которых велось на интернациональной латыни и куда приходили люди из далеких друг от друга стран, имели тенденцию возникать там, где преподавали известные учителя. Одним из таких мест был Париж: знаменитый своими философами и теологами, он вскоре превратился в интеллектуальный центр Северной Европы. На юге сходное положение в сфере юридических наук завоевала Болонья. В третьей четверти XII века парижские школы уже приобрели очертания организации в форме гильдии преподавателей с правом принимать новых членов на основе определенной квалификации. Еще до 1200 г. Филипп II Август вывел эту гильдию из-под муниципальной юрисдикции, даровав ей самоуправление. К 1250 г. она окончательно сформировалась как крупная автономная корпорация преподавателей. Сходным образом протекало развитие и в Болонье, хотя здесь исходным пунктом послужила организация гильдии учащихся, а не учителей. Еще до того, как парижские школы успели полностью сложиться в единую структуру, примерно в конце 60-х гг. XI в. от них отделилось некоторое число преподавателей и учеников. Отколовшаяся часть отправилась в Англию и обосновалась в Оксфорде. В 1209 г. в Оксфорде произошел аналогичный процесс, и раскольники основали свою школу в Кембридже.

Такие же процессы протекали и в других европейских странах. Эти studia generaiia (крупные открытые школы, доступные для всех желающих) или universitates magistrorum или scholarium (корпорации преподавателей или учащихся), в сущности, представляли собой гильдии, которые либо по молчаливому соглашению, либо позже по праву, пожалованному Папой или светским государем, регулировали допуск к преподавательской деятельности. В Средние Века неквалифицированный человек, дилетант, пользовался всеобщим и глубоким презрением. Рыцарь, ученый, купец, ремесленник в одинаковой степени должны были получить формальный допуск к профессиональной деятельности, предоставив уже принятым членам корпорации доказательства того, что они получили необходимую подготовку. Ту же самую процедуру можно до сих пор наблюдать в допуске к профессии практикующего врача. Facultas docendi, лицензия на обучение, выданная признанным университетом, была действительна во всех европейских странах. Ее типичный текст сохранился, например, в формуле докторского диплома позднесредневекового Абердинского университета:

«Мы, префект, вице-канцлер факультета искусств, декан и сенат Академии, секретарь сим документом хотим заверить, что после того как Н. доказал сенату свои знания в науках (медицине и т. д.), он подтвердил докторскую степень, представив прежде доклад и должное сообщение на публичный суд профессоров и экзаменаторов и соблюдя все надлежащие формальности; после этого ему была дана полная возможность для повсеместного чтения, преподавания, толкования и другие всяческие привилегии, которые обычно предоставляются здесь и в других местах снискавшим высокую степень доктора^[84]. Посему в большее доказательство сего факта мы заверили сию рукописную бумагу общей печатью Академии».

В этих университетах ученость отделилась от монастырских или кафедральных школ, так как их служители, clerici, больше не должны были носить духовный сан; это слово начинает отдаляться от значения «духовное лицо» и обозначать всего лишь образованного человека. Секуляризация становится все более заметной. Учащийся, не сдерживаемый никакой дисциплиной за пределами своей аудитории и воодушевленный хулиганством молодежной толпы, мог пользоваться дурной репутацией как индивидуум (в ту раннюю эпоху было множество Вийонов) и представлять угрозу гражданскому миру в толпе себе подобных. Школяр не ограничивался в штудиях степенным учебным планом, составленным своим епископом: он отваживался изучать произведения язычников, в особенности представителей испанских школ, знаменитых своими учеными (Аверроэс умер в 1198 г., а Маймонид в 1204 г.). Благодаря мусульманам в Европу вернулся Аристотель, принесенный архиепископом Раймондом Толедским и шотландцем Михаилом Скоттом, чтобы занять главенствующее положение во всех отраслях знания того времени. Его формальная логика наложила свой отпечаток на всю средневековую науку, дав, так сказать, новый повод к размышлениям теологии, где Божество стало пониматься как необходимая первопричина. Однако испанские школы — как арабские, так и иудейские — в значительной мере способствовали возникновению ересей, и Южная Европа долгое время находилась под сильнейшим впечатлением от материалистического пантеизма Аверроэса.

Волна ересей явилась одной из причин образования религиозных организаций нового типа — нищенствующих орденов. Новая ученость наложила свой отпечаток на их общий кругозор, а борьба Пап со светскими властями привела к тому, что они заняли позицию, сходную с клюнийскими принципами. Ордена, реформированные или созданные в Х1-ХП вв., до некоторой степени пали жертвой собственной популярности, приобретя значительные состояния и тем самым отступив от своих идеалов. Предпринимались различные попытки восстановить их в первозданной чистоте и духовности; однако у Доминика де Гусмана, родившегося в 1170 г. в Осме в Испании, и у Джованни Бернадоне, прозванного Франциском, родившегося в 1182 г. в Ассизи в Италии, родились идеи о новом типе монаха. Франциск Ассизский первым разглядел духовную силу в абсолютной бедности, в общине людей, абсолютно лишенных собственности, не только частной, но и общественной. Носившие грубую шерстяную рясу, монахи должны были жить случайным подаянием. Вскоре после 1200 г. он собрал вокруг себя общину, разделявшую его идеалы. В 1210 г. Иннокентий III признал последователей Франциска новым орденом, и к 1223 г. их число так возросло, что Папа Гонорий был вынужден дать им устав. К 1226 г., году смерти Франциска Ассизского, серая ряса этих Меньших Братьев, Fratres Minores, стала известной во всем христианском мире и даже за его пределами, а так как долгое время они сохраняли сочетание строгой бедности и бесстрашной преданности Божьей воле с радостной верой, благодаря которой они заслужили имя Божьих Шутников, вскоре они стали представлять собой серьезную миссионерскую силу. Доминиканский орден основывался на иных принципах. Этот орден Отцов-Проповедников, Черных Братьев, был основан в 1216 г. для ведения миссионерской деятельности против южных ересей и получил первый толчок от устава монахов-каноников, то есть монахов, способных выполнять обязанности приходских священников. В 1220 г. они приняли принцип нищенства св. Франциска. Оба ордена были, в сущности, миссионерскими организациями. Это обстоятельство привело к тому, что доминиканцы стали во главе организованной инквизиции (которой со временем суждено было приобрести столь зловещую славу); оно же послужило причиной глубокого интереса обоих орденов к учености. Еще в 1221 г. доминиканцы основали в монастыре Сен-Жак в Париже (поэтому во Франции доминиканцы именовались якобинцами^[85]) крупную теологическую школу, и очень скоро у нее появился францисканский соперник. Кульминацией схоластической философии явилась «Сумма Теологии», написанная доминиканцем Фомой Аквинским (1225–1274), которая представляет собой законченное приложение принципов Аристотеля к Символу Веры, а францисканец Роджер Бэкон (1214–1294) явился одним из основоположников современной науки.

Новые ордена завоевали всеобщее уважение. Оно дало им в руки власть, а вместе с ней — и все искушения власти. Оно дало им благосостояние и все его соблазны. Им суждено было испытать, как и большинству остальных орденов, моральный упадок в XIV в., в эпоху Великого Раскола и черной смерти. Однако на всем протяжении XIII в. они представляли собой силу, проводившую в жизнь новые важные принципы и идеалы^[86].

Развитию науки в университетах, религиозному пылу монахов сопутствовал бурный расцвет искусства. Это был век прекрасной архитектуры. Великолепные образцы зодчества создавались еще в XI в., но открытие французами стрельчатой арки придало искусству новые возможности и новую силу. Сооружение хоров собора Нотр-Дам-де-Пари пришлось на 1194 г. В том же году началось строительство Шартрского собора, в 1211 г. — Реймского. Эти великолепные здания привлекали к себе другие виды искусства, особенно скульптуру и витражное стекло. Шартрские статуи обладают благородным совершенством, несравнимым даже с греческими и египетскими образцами, а витражи той эпохи отличаются поистине удивительной красочностью. Живопись в более общем смысле слова началась для современной Европы с произведений Симабю, родившегося около 1240 г. Наряду с архитектурой и связанной с ней скульптурой главным искусством того времени оставалась литература. Здесь (оставляя вне поля зрения латинские произведения, среди которых были подлинные шедевры) гегемония французской литературы проявлялась столь же ярко, как и в области архитектуры. Песни о подвигах (chansons de geste), величественные эпосы, повествующие о стародавних войнах, все еще оставались популярными, но уже начали уступать место рыцарским романам — длинным и запутанным повествованиям, полным приключений, но уделявшим большее внимание психологии, чем непосредственному действию. Истоки рыцарского романа следует искать в героических «жестах» и провансальской лирике. Им начинали подражать, хотя и с небольшим запозданием, писатели, создававшие свои произведения на местных языках. С севера пришло кельтское влияние, натолкнувшись во Франции на восточные и провансальские мотивы. Еще в середине XII в. Гальфрид Монмутский заложил (на латыни, а не на французском) основы великой артуровской легенды, литературного цикла, распространившегося по всей Европе и воплотившего самую суть рыцарской традиции и коренящихся в ней мистических ценностей. Абстрактная доктрина рыцарской любви была выражена в начале XIII в. Гийомом де Лоррисом в «Романе о Розе», который вместе со своим сатирическим придатком, позднее добавленным Жаном де Меном, оказал сильное влияние на всю позднейшую литературу Средневековья, а во многом и Возрождения. Провансальская лирика трубадуров сошла на нет вследствие подавления охватившей весь Юг альбигойской ереси. Однако вдохновленные ею северофранцузские писатели конца XII и начала XIII в. продолжили дело своих учителей, и вскоре ее влияние достигло Германии и Италии, где она способствовала возникновению блестящих школ местной лирики. Именно в этой традиции получил свои первые литературные навыки крупнейший представитель всей средневековой литературы и один из величайших мировых писателей, Данте Алигьери, родившийся в 1265 г., через пару лет после битвы при Ларгсе, и написавший свои первые произведения в начале 80-х годов XIII в. Именно на этом времени заканчивается повествование нашей книги. В тот год, когда Данте встретил Беатриче у реки Арно, родился Роберт Брюс.

Для Шотландии три четверти столетия, последовавшие за смертью Вильгельма I, совпали с царствованиями «королей мира» и ознаменовались возвратом к постепенному процессу консолидации и развития, которым была отмечена первая половина XI в. Сразу оговоримся, что этот мир представлял собой понятие относительное. Для людей, живших на рубеже XIII–XIV вв., во времена жестокой войны за национальную независимость, окончившейся только в 1328 г., и другой, столь же ужасной, но менее славной, войны, протекавшей в страшные годы несовершеннолетия Давида II, — для этих людей, обращавших свои взоры в прошлое, XIII столетие казалось золотым веком покоя и безмятежности. Конечно же, и тогда вспыхивали внутренние междоусобицы, но они не шли ни в какое сравнение, скажем, с войнами Дугласов при Якове II и казались короткими вспышками по сравнению с войнами XV–XVI вв. Случались и внешние войны, но скорее опасные, чем серьезные, а кроме того, в итоге они приносили Шотландии успех и уважение. Отдельные беспорядки никогда не достигали такого размаха, который мог бы помешать прогрессу, а Александр II и его сын были умными правителями, пекущимися о благе своей страны, проводящими в жизнь идеалы, отличавшие деятельность лучших представителей дома Стюартов — Якова I, Якова II, Якова IV, — и, что немаловажно, обладавшими большей удачей. Учитывая все эти обстоятельства, можно сказать, что оба Александра были подлинными национальными лидерами. То качество, которое мы называем лидерством, состоит в способности лидера пробудить в людях стремление к высшим идеалам и веру в собственные силы, заставить их любить не только себя, но и нечто большее, и стать тем человеком, который воплотит все их чаяния, которому они могут доверить свои жизни и на чью дальновидность они могут положиться. Этим качеством в полной мере обладали Давид I и все три короля по имени Александр — и страна откликнулась на их призывы. Прежде чем подошла к концу третья четверть столетия, долгий и постепенный процесс консолидации, начавшийся еще в 843 г., завершился и Шотландия превратилась в единую нацию, которая была абсолютно своеобразной и вместе с тем стала неотъемлемой частью Европы. Разнородные составляющие слились воедино, и Шотландия обрела способность противостоять во много раз превосходящим силам противника, когда она вновь объединилась под началом подлинного вождя… ибо исторический период, которому посвящена эта книга, представляет собой эпоху эволюции Шотландии Роберта Брюса.

Александр II был еще очень молод: ему не исполнилось и шестнадцати лет. Это был рыжеволосый юноша с ясным умом и сильной волей, с гораздо большим чувством ответственности, чем у его отца в молодости. Сверх того, он вообще отличался гораздо более сильным характером, чем его отец. Примечательно, что он обладал тем даром личного обаяния, умения нравиться людям, который составлял столь яркую черту в характере Якова IV. Его знатные вассалы — гэлы, норманны, англы и бритты — верно и преданно служили своему королю. Его Церковь с готовностью пошла ради него на противостояние с Папским Престолом, и, как Давид I, он был королем простонародья: латинские стихи, которые цитирует Фордун, называют его «миром для народа, вождем бедных» (pax plebis, dux miserorum). Многие короли так никогда и не удостоились столь лестных эпитетов.

Через два дня после смерти отца он был коронован в Сконе. На церемонии присутствовали семь крупнейших ярлов королевства — ярлы Файфа, Стратерна, Атола, Ангуса, Ментейта, Бухана и Данбара. Он не был сразу признан всей Шотландией, ибо летом следующего же года на севере страны вспыхнул очередной мятеж в пользу соперничающей ветви; в действительности — обеих соперничающих ветвей, так как их представители, похоже, объединились: во главе восстания встали Дональд Бан, очевидно, брат последнего претендента из рода Мак-Вильямов, того самого Годфри, который был убит в 1212 г., и некий Кеннет Мак-Хет, родословная которого не вполне ясна. Скорее всего, он происходил из дома Лулаха, а отцом его, вероятно, был Дональд, плененный в 1156 г. Они привели с собой союзников из Ирландии, но даже при таких обстоятельствах это восстание, похоже, было с самого начала обречено на провал и было сразу же подавлено ярлом Росса, Ферхаром Мак-ан-т-Сагайртом^[87]. Оба вождя мятежников были убиты, а их головы отосланы королю.

На юге также началась война — не война с Англией, а английская война. К тому времени южный сосед Шотландии оказался в катастрофическом положении. В 1214 г. Иоанн попытался вернуть себе утраченные французские владения своего отца, но победа Филиппа II Августа при Бувине разрушила все надежды английского короля, и он вернулся на родину, где столкнулся с гневом своих несчастных подданных, а его неспособность к управлению государством сделала для объединения норманнского правящего класса (отныне отрезанного от Франции) с саксонскими массами больше, чем какие-либо другие события или процессы со времен Вильгельма Завоевателя. Священники, бароны, горожане, селяне — все население Англии по понятным причинам проклинало Иоанна, и теперь чаша терпения переполнилась. В начале 1215 г. бароны предъявили королю свои требования. Он проигнорировал их, и в мае вассалы начали войну. К июню они вынудили его подписать Великую хартию вольностей, которая должна была служить уздой для королевской власти. Однако Иоанн обратился к своему сюзерену Иннокентию III, и Папа, не осведомленный обо всех подробностях борьбы, счел себя обязанным поддержать сам принцип королевской власти и оказать помощь своему вассалу: он освободил Иоанна от клятвы, данной им по принуждению. Это означало войну, и войну широкомасштабную, так как Иоанн использовал награбленное добро, чтобы набрать армию иностранных наемников (ructarii et alii satellites, как их называет Фордун, что можно перевести как «буйные прихлебатели»). Английские лорды обратились за помощью к королям Франции и Шотландии. Александр II откликнулся на призыв, и в октябре 1215 г. перешел границу с сильным войском. Бароны Нортумберленда, помнившие мудрое правление его деда, собрались и принесли Александру клятву верности; даже йоркширские лорды, давние противники его отца и прадеда, последовали примеру своих соседей, а бароны южных провинций приветствовали Александра как желанного союзника. (Как явствует из сообщений английских хронистов, на всем протяжении своего царствования шотландский король пользовался одинаково высокой популярностью как у себя на родине, так и в Англии.) Иоанн пришел в бешенство; он поклялся «выбить рыжего лисенка со своей земли» и к середине зимы двинулся на север со всеми своими всадниками-чужеземцами, сжигая все города (будь то в Северной Англии или в Южной Шотландии), какие только попадали в его руки. Разграблению подверглись Берик и Роксборо, Хеддингтон и Данбар. Опустошения производились с неимоверной жестокостью, свойственной нраву Плантагенетов в его худших проявлениях. Говорят, Иоанн поощрял тех, кто истязал евреев, и собственноручно запалил Берик. Александр отступал, но не успел спасти эти города, и остановился, поджидая Иоанна, в Пентлендсе, прикрывая Эдинбург; однако Иоанна победили собственные грабежи. Он дотла разорил эту страну, так что его армия начала голодать, и он был вынужден отступить, разграбив Колдингемский приорат. Шотландцы преследовали англичан до Камберленда, и дикари из западных провинций жестоко отомстили Иоанну: участь Колдингема постигла Холмкалтрем.

Английские лорды, за неимением другого наследника, кроме малолетнего сына Иоанна, предложили корону принцу Людовику Французскому, сыну Филиппа Августа. В мае принц с войсками высадился в Кенте, где принял оммаж от большинства английских баронов. В июле наступление начал Александр. Он взял Карлайл, а затем, укрепляясь по пути отрядами английских баронов, двинулся через всю Англию к Дувру, разграбив владения нескольких роялистов, не тронув только церкви и другие религиозные сооружения, но заботливо обходя владения вельмож, воевавших против Иоанна. По пути шотландский король взял приступом Линкольн, главный оплот роялистов. Французы, шотландцы и англичане совместно оккуппировали Лондон, и Людовик, Александр II и английские бароны поклялись не вести с Иоанном никаких сепаратных переговоров, а Александр принес Людовику присягу за свои английские фьефы.

Иоанн попытался отрезать шотландцам путь на родину, разрушив мосты через Трент, большую реку, разделяющую Англию примерно так же, как Форт Шотландию. Однако в октябре он тяжело заболел — то ли от яда, то ли от чревоугодия, то ли от морального потрясения — и умер в Ньюарке. Его смерть коренным образом изменила политическую ситуацию в Англии. Ранее английские бароны предпочли французского принца Иоанну, но даже при таких обстоятельствах их сторонники относились к этому решению скрепя сердце. Теперь законным королем был мальчик девяти лет, явно неспособный продолжить тиранию отца. Восстание немедленно прекратилось. Ярл Пемброка, занимавший пост маршала Англии, короновал мальчика в Глостере, причем Генрих III принес вассальную клятву за Англию своему сюзерену — Папе Римскому. Собрание баронов назначило Пемброка регентом, считая соглашение о незаключении сепаратного мира автоматически расторгнутым вследствие смерти Иоанна. И действительно, Александр II вернулся в Шотландию. Принц Людовик со своим войском все еще находился в Южной Англии и был склонен требовать выполнения обещаний, заманивших его на остров. В мае 1217 г. его английские союзники обратили оружие против него, а папский легат отлучил от Церкви всех его сторонников, в том числе и Александра. Людовик не сложил оружия, но потерпел тяжелое поражение под Линкольном, а его флот был уничтожен юстициарием Иоанна Губертом де Бургом. Александр вновь двинулся на соединение со своими союзниками, но узнав, что они не нуждаются в его помощи, отвел свои войска, и в начале осени Людовик и Пемброк заключили мир. В договор был включен пункт, согласно которому этот мир распространялся и на Шотландию, если Александр вернет захваченные им земли. Шотландский король вступил в войну в качестве союзника английской народной партии и взял только Карлайл. Поэтому он вернул город, признал Генриха III и в декабре был восстановлен во владении своими английскими фьефами. Тогда же с него было снято отлучение. Сама ситуация с отлучением Александра имела и другие, весьма неожиданные последствия, так как шотландские прелаты отказались следовать приказаниям Папы и настаивали на своем праве допускать короля к причастию. Вследствие открытого неповиновения на Шотландию был наложен интердикт, и шотландская Церковь смогла помириться с Апостолическим Престолом, только внеся приличный вклад в папскую казну. Кто-то даже написал на эту тему латинский стишок, выдержанный в очень резких и саркастических тонах.

Спустя пару лет скончался законный наследник Александра II и действительный держатель английских фьефов, его дядя Давид. Двое из трех сыновей Давида уже сошли в могилу, а третий, Иоанн, еще не достигший совершеннолетия, унаследовал не только владения его отца, но со временем и английские ярлства Честер и Линкольн. Теперь он был единственным представителем династии по прямой мужской линии, за исключением самого короля. Он женился на дочери Лльюэллина Уэльского и умер, не оставив детей, в 1237 г. У Александра II было три сестры. Все они были не замужем, и две из них находились в Англии. У Иоанна Хантингдонского было четыре сестры: потомки двух из них станут со временем Джоном и Робертом, королями Шотландии, заслужившими диаметрально противоположные оценки шотландского народа.

Восстановление дружественных отношений между Александром II и Генрихом III повлекло за собой обсуждение договора, заключенного их отцами. Александр обратился к новому Папе — Гонорию III, который подтвердил независимость шотландской Церкви и направил в качестве третейского судьи своего легата, кардинала Пандольфа. В июне 1220 г. шотландский король встретился с Пандольфом и Сигрейвом, представителем короля Генриха, в Йорке. Стороны пришли к соглашению, согласно которому шотландские принцессы должны быть в течение года выданы замуж «к нашей чести и к чести упомянутого короля Шотландии», в противном случае они должны быть отправлены к своему брату; Александр обязался жениться на сестре Генриха Иоанне, если англичане смогут вернуть ее на родину, или, в противном случае, на другой его сестре — Изабелле^[88]. Иоанна была возвращена, хотя для этого пришлось приложить много усилий (в действительности, в это дело пришлось вмешаться Папе), и 19 июня 1221 г. состоялось ее бракосочетание с Александром II в Йорке. В это же время старшая сестра шотландского короля Маргарита вышла замуж за Губерта де Бурга, ставшего фактическим регентом Англии. Принцесса Изабелла была выдана замуж лишь четыре года спустя за Роберта Бигода, ярла Норфолка.

Стабилизация отношений с Англией позволила Александру II обратиться к другим делам. Весь предыдущий век, с небольшими промежутками, Шотландию потрясали междоусобицы на севере и на западе, являвшиеся последствиями норвежских вторжений и династических войн XI в. Основной задачей внешней политики Давида I и его внуков было увеличение доходов короны и обеспечение безопасности границ с помощью овладения обширными английскими фьефами. Александр II, как только достиг зрелости, придал политическому курсу новое направление. Он обратился на север и на запад, стремясь возвратить под власть Шотландии Острова, столь долго находившиеся под властью норвежцев, и «сердце шотландской государственности» — Аргайл. Над этой провинцией шотландская корона всегда сохраняла право сюзеренитета, но Аргайл был скорее зависимым государством, чем частью Шотландского королевства, и хотя власть на Островах перешла от норвежцев к кельтам, еще в предыдущем столетии Сомерлед I стал могущественным мятежником и чрезвычайно активным противником короны, что могло в свое время роковым образом сказаться на ходе войны с Англией.

Раздел владений после смерти Сомерледа I ослабил его династию. Аргайл достался Сомерледу II, сыну его старшего сына. Острова были разделены между сыновьями Сомерледа Дугалом, Рональдом и Ангусом. При этом все трое получили королевский титул, а Регнвальд, их двоюродный брат, сын Годфреда Олафсона, сохранил звание короля Мэна и Островов. В ходе последовавших междоусобных войн Ангус и его сыновья были убиты, и эта ветвь династии прекратила свое существование. Потомки Дугала со временем станут Мак-Дугаллами из Аргайла и Лорна, а потомки Рональда — Мак-Дональдами. Мак-Дугаллов вскоре постигнет упадок вследствие войн Брюса, а Мак-Дональды станут господами Островов. Мак-Дональды еще на долгое время останутся полунезависимыми государями и часто будут вступать в союзы с врагами Шотландии, хотя позднее, после того как Яков IV усмирит Острова, этот клан станет верным сторонником Стюартов.

Теперь же потомки Сомерледа произвели в стране очередную смуту. Как она началась, не вполне ясно. Мы знаем, что в 1220 г. Александру II пришлось двинуться с войском на север против некоего Дональда Мак-Нейла, и, возможно, это событие как-то связано с военными действиями против Островов. Впрочем, нам ничего не известно ни о самой личности Дональда, ни о занимаемом им положении. В 1221 г., на пути домой с бракосочетания, король собрал в Южной Шотландии новую армию и морем повез ее в Аргайл. Это было в конце года, и буря рассеяла его флот. Он вновь прибыл в мае и двинулся через провинцию. Это скорее была демонстрация силы, а не военная кампания. Вожди, в прошлом поддерживавшие мятежников, бежали, а их владения были конфискованы; на некоторых других вассалов были наложены штрафы. Конфискованные земли король роздал своим сторонникам, однако Дом Сомерледа сохранил свои владения в качестве королевских ленников. Провинция была включена в общенациональную систему, юридическую и церковную, сюда был назначен шериф и была создана новая епископская кафедра с резиденцией в Лисморе.

Едва закончилось усмирение Аргайла, как вспыхнули беспорядки на севере страны, из-за того что епископ Кейтнесса увеличил размеры десятины. Его паства обратилась к ярлу, и так как тот не захотел вмешаться, схватила самого епископа. Прихожане побили его камнями и сожгли епископский дворец. Восстание вспыхнуло против Церкви, не против короны, но оно нарушало королевский мир, и Александр двинулся на север, оштрафовал ярла, конфисковал половину его ярлства и очень строго обошелся с виновниками беспорядков.

Возможно, именно в результате этого возникла угроза восстания на западе, во главе которого встал лишенный собственности лэрд острова Бьют, а номинальным вождем был признан некий Гиллескоп, наследник одного из потомков Дункана II. Восстание было подавлено, едва начавшись, и Гиллескоп был казнен в Форфаре, его маленькая дочка тоже была убита. (Этот поступок совершенно непохож на образ действий Александра, но так как нам неизвестны подробности событий, может быть, ответственность за это несет какой-то местный вельможа: Дом Дункана на протяжении жизни четырех поколений раздувал гражданские войны.) Другой мятеж в Морее в 1228 г. охватил значительную часть Инвернесса, но был подавлен ярлом Бухана, представителем великой норманнской династии Коминов, женившимся на наследнице древнего кельтского рода.

Усмирение Аргайла превратило эту провинцию в неотъемлемую часть Шотландии, больше не представляющую собой подобие буферного государства между шотландской и норвежской территориями. (Дом Сомерледа держал Острова от норвежского короля, а Кинтайр считался частью Островов.) Западное и северное побережья теперь хорошо охранялись. Ярл Кейтнесса был мертв, а его владения перешли к брату ярла Ангуса. Сазерленд был отделен от них и образовал новое ярлство. Росс достался могущественному ярлу Ферхару, сильному стороннику короны, получившему также некоторые конфискованные земли в Аргайле. Лорды Лорна и Аргайла принесли королю Шотландии присягу в верности и находились во враждебных отношениях с королем Мэна. Острова Бьют и Арран перешли под власть Главного Сенешаля (Стюарда), который, уже владея Ренфрью, стал господином Клайда. Голуэем владели Роланд и его сын Алан, Карриком — двоюродный брат Роланда Дункан. Все они хранили верность королевскому дому. Таким образом, были созданы и непрерывная преграда ирландским нападениям, совершавшимся в поддержку различных претендентов на престол, и заслон против любых норвежских вторжений.

Норвегия признала этот факт. В 1230 г. король Хакон побудил Олафа Мэнского захватить Южные Острова и предоставил ему для этого мощный флот. Последовали жестокие набеги и убийства, но само предприятие сошло на нет и явилось лишь предвестником яростных нападений, случившихся в ходе следующего царствования.

Наряду с этим движением в сторону политической определенности и организации, 1220-е гг. ознаменовались и церковным примирением. В 1225 г. Папа Гонорий III сформулировал основные принципы, на два столетия определившие особенности устройства шотландской Церкви. До того она испытывала затруднения в проведении согласованной национальной политики из-за того, что созывать поместный Собор имел право лишь архиепископ или папский легат. Поэтому Гонорий III разрешил шотландским прелатам устраивать такой Собор без легата, издав соответствующий указ. Епископы, аббаты и приоры должны были собираться раз в год, избирать Хранителя Устава (Conservator Statutorum), который должен был действовать в качестве Председателя (Moderator) и выполнять свою службу в течение года. Эта схема, скорее всего, исходила от самого Александра II, так как он терпеть не мог вмешательства чужеземных духовных лиц. Когда в 1237 г. его королевство пожелал посетить легат, король, по сообщению Мэтью Париса, сказал ему, что ни один легат не бывал здесь раньше (что, если Александр действительно сказал это, было очень далеко от истины, как должно было быть хорошо известно и королю, и легату) и что обитатели его страны — «дикие и первобытные люди, насыщающиеся человеческой кровью» (indomiti et silvestres homines, humanun sanguinum sitientes), и он не может контролировать их поступки. Легат, возможно, слышал о том, что случилось с епископом Кейтнесса, и решил отказаться от своего намерения. Когда позднее Александр разрешил ему приехать в Шотландию, легат, соблюдая все меры предосторожности, держался к югу от Форта.

На всем протяжении 20-х гг. XIII в., которые в общем совпадали со вторым десятком лет жизни короля, с Англией сохранялись самые дружественные отношения. Эта страна успокоилась под твердым управлением зятя Александра II Губерта де Бурга, ярла Кента. Однако молодой Генрих III уже достиг той степени зрелости, которая, как оказалось в итоге, и была пределом его умственных способностей, и пребывал под влиянием Пьера де Роша, выходца из Пуату, назначенного на должность епископа Винчестерского. Любимец короля ненавидел де Бурга. В 1231 г. между Генрихом III и регентом произошел разрыв. Принцесса Маржори, младшая сестра Александра II, выросла и стала настоящей красавицей. Генрих, который был уже шурином шотландского короля, захотел жениться на ней. Партия противников де Бурга увидела в этом свой шанс. Ярл Пемброка (который, возможно, сам добивался руки принцессы — во всяком случае, он женился на ней четыре года спустя) заявил, что этот брак будет неразумным, так как старшая сестра невесты была замужем за подданным Генриха. Очевидно, он намекал и на то, что де Бург имел планы на шотландский трон, так как брак Александра оказался бездетным, а единственным представителем мужской линии династии оставался также бездетный Иоанн Хантингдонский. Брак расстроился, и Генрих (впрочем, только в 1236 г., после того как Маржори была выдана за Гильберта Пемброка) взял в жены дочь графа Прованса. Несмотря на это, взаимоотношения между Генрихом и де Бургом не улучшились. Бурный характер принимали и отношения с остальными подданными, так как де Рош привез с собой стаю голодных соотечественников из Пуату, а сам Генрих, которому было уже за двадцать, оказался слабым и экстравагантным человеком, совершенно не обладавшим чувством ответственности, необходимым для настоящего государя.

Мир сохранялся, но становился все более хрупким. Генрих продолжил необдуманную и потому бессмысленную войну за возвращение утраченных французских владений. Она не принесла ему успеха, и он обратил свои взоры на Шотландию. В 1234 г. события складывались самым соблазнительным для английского короля образом. В этом году в Голуэе начались очередные беспорядки, хотя они и не были направлены против короны, а, как ранее в Кейтнессе, мир был нарушен из-за местных неурядиц. В 1234 г., не оставив сына, умер Алан Голуэйский. (Он был родственником короля через свою супругу, которая была старшей дочерью Давида, ярла Хантингдона.) Он оставил трех дочерей: Елену, жену Роджера де Кинси, ярла Винчестера (который стал благодаря правам своей жены коннетаблем Шотландии); Кристину, жену ярла Альбемарля, и Деворгиллу, жену знатного пикардийского вельможи Джона де Балиола, имевшего владения и в Англии. Согласно обычному праву, все три дамы были сонаследницами провинции. Населению Голуэя чрезвычайно не понравилась сама идея о разделе, и жители попросили Александра присоединить их земли к владениям короны. Однако, как уже говорилось, этот фьеф мог наследоваться женщинами, и такие действия со стороны короля шли бы в разрез со всеми юридическими нормами. Александр не пожелал идти на нарушение закона. Поэтому голуэйцы пригласили владеть ими Томаса, внебрачного брата трех дам. Он был женат на дочери покойного короля Мэна и не испытывал сложностей с набором армии в свою поддержку. Летом 1235 г. Александру II пришлось с войском явиться в Голуэй, и там начались серьезные военные действия. Королевская армия попала в болото, и если бы хайлендцы ярла Росса, привыкшие к болотам, не вышли во фланг людям Томаса, войска Александра потерпели бы сокрушительное поражение. Однако они одержали победу, и восстание было подавлено. Томас бежал в Ирландию. Местные вожди на следующее утро явились в королевский лагерь с веревками на шеях… И едва в провинции восстановился мир, как он тут же был нарушен, и на сей раз события приняли более серьезный оборот. В Голуэй вернулся Томас со своим главным сторонником Гилроем и Гуго де Ласи, ярлом Ульстера, отцом первой жены Алана Голуэйского. Все трое совершили обряд побратимства и, высадившись, сожгли свои корабли, чтобы отрезать себе путь к отступлению. Несмотря на впечатляющие приготовления, нападение закончилось ничем. Епископ Голуэйский, аббат Мелроза и ярл Данбара договорились с вождями мятежников. Томас сдался и был заключен в тюрьму, несчастные ирландцы, отрезанные от берега, были перебиты горожанами Глазго, а оба их предводителя были разорваны дикими лошадьми, чтобы отбить охоту у возможных последователей.

Генрих III, побуждаемый епископом Винчестерским, воспользовался затруднительным положением своего шурина и начал интриговать против него у престола своего сюзерена, уже не Гонория III, а Григория IX, которому ситуация в Шотландии была известна гораздо хуже. Сведения, доставлявшиеся Его Святейшеству, подвергались тщательной обработке, а Норгемский и Нортгемптонский договоры предыдущего царствования рассматривались в свете Фалезского мира, в то время как Кентерберийский договор англичане тактично обходили молчанием. Григорий IX, обдумав предоставленную ему информацию, приказал Александру принести Генриху оммаж за Шотландию и поддержал давние притязания Йоркского архиепископства на главенство над шотландской Церковью. Александр, естественно, пришел в негодование. За последние несколько лет он оказал помощь своему нищему зятю, подарив ему значительные денежные суммы (хотя и предусмотрительно подчеркнув, что эти дары нельзя считать прецедентом) и заняв нейтральную позицию во время борьбы Генриха со своими баронами. Теперь он вышел из себя. В 1236 г. он выдвинул встречные притязания на северные провинции Англии и выдал свою сестру Маржори за ярла Пемброка, возглавлявшего в Англии антикоролевскую партию.

Короли встретились в Ньюкасле. Александр энергично требовал возврата северных графств, которыми владел его дед Генрих, указав на невыполнение Иоанном Безземельным условий сделки, по которой он получил 15000 мерков (или же половину этой суммы, ибо он любезно отказался от второго взноса), и на нарушение соглашения о брачных союзах его сестер, и призвал северных баронов поддержать его притязания. Очевидно, они с готовностью отозвались, и, кажется, разрыв обязательств о браке Генриха и Маргариты по вине английской стороны получил официальное признание. По крайней мере, английские бароны поддержали Александра против своего короля, потребовав удовлетворить претензии шотландской короны. Генрих не осмелился развязать войну без их поддержки. Александр также не желал воевать: он выдвинул свои требования только для того, чтобы умерить аппетиты Генриха. Оба короля расстались мирно, и на Соборе, состоявшемся в следующем году в Йорке, отказались от обоюдных претензий, а Александру были предложены земли, приносящие 200 фунтов дохода в год, в северных провинциях, за ежегодную плату в охотничьего сокола. Естественно, шотландский король принял это предложение. Он не мог владеть на этих территориях замками, но получил впечатляющее число других прав: «земли и людей вышеуказанных земель со всеми правами, обычными и дозволенными свободами в лесу, равнине, на лугах и пастбищах, на воде и в горах, на путях и проселках, в прудах и водоемах, на озерах и в рыбных местах, включая Сок, Сак, Толл, Тим, Инфагенетхеф, Утфангенетхеф, Хамсокен, Гритбрек, Блодвит, Фигтвит, Фердвит, Хенгвит, Лейрвит, Флеменесфрит, Форсталл, на длительное время и во всех вышеуказанных местах» со списком восемнадцати налогов, кроме пошлин^[89].

После того как этот спор был разрешен столь дружественным образом, короли разъехались по домам, а королева Иоанна со своей родственницей отправилась в паломничество в Кентербери. Александр II больше не увидел свою жену: она умерла в Южной Англии в марте 1238 г. и была похоронена в церкви женского монастыря в Таррант-Кроуфорде. (Немногие королевы за всю мировую историю обрели более тихое пристанище, ибо монастырь и все его здания исчезли с лица земли, и теперь они лежат в долине Дорсета на дне реки, спокойно текущей через пастбища под сенью деревьев.) Ее смерть одновременно и породила, и разрешила проблему престолонаследия. Александру II скоро должно было исполниться 40 лет, а у него все еще не было детей. Все три его сестры были выданы за английских вельмож, но лишь одна из них (возможно, к счастью) принесла своему мужу ребенка, девочку, умершую в младенчестве. Его двоюродный брат Иоанн, лорд Хантингдона, Честера и Линкольна, умер в 1237 г. Сын Иоанна умер еще раньше, и король остался единственным представителем мужской ветви своего рода. Однако все сестры Иоанна, обладавшие наибольшими правами на престол после короля, вышли замуж и принесли своим супругам детей. Старшая, Маргарита, вышла за Алана Голуэйского; ее сын умер, а другими ее детьми были графиня Альбемарля, у которой рождались одни дочери, и Деворгилла, леди Балиол, которая еще не родила своему мужу ребенка. Вторая сестра, Изабелла, стала женой Роберта Брюса, лорда Аннандейла, на третьей, Аде, женился английский лорд Гастингс; у обеих были сыновья. Таким образом, право первенства принадлежало Роберту — сыну Изабеллы и Роберта Брюса. На Соборе в Сконе Александр II назвал его своим наследником, если у него самого не будет законных детей, тем самым предупредив возможные притязания своего английского зятя. Затем он начал подыскивать себе новую жену. По-видимому, он подумывал о сестре английской и французской королев, так как до нас дошли туманные сведения о подобных переговорах. Но даже если это сватовство и принимало серьезный оборот, в конечном итоге оно провалилось, и в 1239 г. Александр II женился на французской даме необыкновенной красоты Марии, дочери могущественного сеньора де Куси, который участвовал в английской войне в 1217 г. 4 сентября 1241 г. планы английского короля были окончательно разрушены рождением у королевской четы сына, которому суждено будет надеть шотландскую корону и стать Александром III.

Брак с француженкой значительно понизил популярность шотландского короля в Англии, ибо бесславная война Генриха III с Францией все еще тянулась при очевидном отсутствии успехов. Тем не менее Александр II сохранял твердый нейтралитет, так что когда Генрих лично отправился на войну, то поручил охрану английских границ именно Александру и обручил свою маленькую дочку с младенцем-шотландским принцем. Александр тщательно выполнял доверенную ему задачу, однако англо-французская война так и не ознаменовалась никакими достижениями английской короны и закончилась в 1243 г. формальным отказом Генриха III от Нормандии и всех остальных фьефов к северу от Луары — вотчин его рода и норманнских королей. Это ухудшило настроения англичан и побудило английских баронов рассматривать войну с Шотландией как возможное средство восстановления национального престижа, и пока Генрих оставался во Франции, случился «инцидент», чуть было не спровоцировавший военные действия.

В 1242 г. «все рыцари Шотландии» собрались в Хеддингтоне на большой турнир. Среди них был и Уолтер Биссет из шотландско-норманнского рода с северо-востока, и юный ярл Атола, племянник Алана Голуэйского. Между их родами существовала давняя вражда, и в поединке Атол одолел Биссета. Его шатер был той же ночью сожжен, и юноша не смог выбраться из пламени. Ярл Данбара обвинил Уолтера Биссета в убийстве, заявив, что в преступлении участвовал глава этого рода, Вильям Биссет из Абойна. Абойн отверг все обвинения и приказал своему капеллану отлучить убийц от Церкви. Сама королева выступила свидетельницей его невиновности, ибо в день убийства она ехала на юг в сопровождении Вильяма. Несмотря на это, Джон из Баденоха, Красный Комин, и его дядя ярл Ментейта, друзья убитого, совершили набег на земли Биссетов.

Александр не мог допустить междоусобицы. Он призвал противников к спокойствию и устроил суд над Уолтером Биссетом в Форфаре. Уолтер отказался от суда присяжных и пожелал доказать свою невиновность в поединке. Исход боя оказался неудачным для Биссета, и Александр изгнал его семью, сохранив им жизнь при условии, что они поклянутся сражаться против врагов христианства. (Общественное мнение было настолько сильно настроено против Биссетов, что королю пришлось тайно вывезти их из королевства.) Клятвенные заверения Биссетов мало чего стоили, или же они нашли возможность перетолковать клятву в свою пользу. Племянник Уолтера Джон, которого считали непосредственным исполнителем убийства, отправился в Ирландию, где де Бург дал ему земли в Ульстере. Уолтер, затаив обиду, прибыл в Англию и стал пытаться использовать недовольство, возникшее там из-за брака шотландского короля с француженкой. Он призывал Генриха вновь выдвинуть те притязания на сюзеренитет над Шотландией, которые, на переговорах и вне их, еще столетия будут служить постоянной прелюдией к английским нападениям на Шотландское королевство^[90]: он обвинил Александра также в укрывании беглеца из Англии, Годфрида Марша. Генрих выслушал эти речи и позволил убедить себя. Он попросил графа Фландрского (дядю своей жены) одолжить ему флот, призвал двадцать ирландских вождей и сосредоточил все английские войска у Ньюкасла.

Вполне естественно, Александр разгневался. Он поклялся, что у Генриха нет никаких прав ни на дюйм шотландской земли, и негодующее королевство собралось под королевским знаменем у Кедденли, неподалеку от того места, где Гала-Уотер соединяется с Твидом. Мэтью Парис, благоразумный англичанин, не утративший своих симпатий к Александру II и не строивший иллюзий по поводу притязаний Генриха III, нашел шотландскую армию весьма впечатляющей. По сравнению с мощной конницей англичан, у шотландцев было не много рыцарей, но шотландцы, как и позднее, полагались на свою пехоту, что было достаточно необычно для того времени. Шотландский копейщик служил не только затычкой для разрывов в линии войск, но смело встречал кавалерию. За несколько десятилетий эта тактика произвела фурор в Европе, которая увидела, что пехота вполне успешно бросает вызов коннице, вопреки всем принятым правилам ведения боя. Эти люди шли на бой, как в крестовый поход, в сопровождении священников: «единодушно исповедовавшись и укрепившись словами утешения своих священников, а так как они по праву сражались за свою землю, то совсем не боялись смерти» (omnes unanimi confessi et praedicantium consolatione quia pro patria sua iusti dimicaturi forent animati, mori minime formidabant).

Им и не пришлось столкнуться с реальной опасностью. Шотландское войско произвело впечатление не только на Мэтью Париса. Александр отвел армию к Понтеленду и остановился там, призывая баронов Северной Англии присоединиться к нему. Генрих обнаружил, что война становится все менее популярной. Его брат Ричард, ярл Корнуолла, и архиепископ Йоркский были отправлены для переговоров. Англичане сократили свои претензии до нескольких жалоб: Александр построил замки в Голуэе и Лотиане, предоставил убежище изменнику-англичанину и, по-видимому, склонялся к союзу с Францией. Александр был готов к войне, но не хотел ее. Он предложил поклясться, что он не будет вступать в союзы с врагами Генриха и не нападет на английскую территорию, если с ним будут обходиться уважительно и справедливо. Генрих гарантировал, что он не вступит в войну с Шотландией иначе как для самообороны. Вопрос о замках остался висеть в воздухе, и обе армии мирно разошлись по домам.

На всем дальнейшем протяжении царствования Александра II со стороны Англии не исходило никаких угроз. Шотландия процветала при миролюбивом короле. Страна полностью оправилась от слабого правления Вильгельма I и продолжала развиваться, следуя основным принципам, заложенным еще Давидом I. Королевский закон и королевский мир теперь установились на всей территории Шотландии и поддерживались твердой рукой, ибо Александр отправил в отставку своего юстициария, одного из могущественнейших вельмож своей страны, за то, что тот не воспрепятствовал нападению Коминов на Биссетов. Организация государственного управления приобретала все более ясные и отчетливые очертания. Например, тщательно пресекались злоупотребления привилегиями священного убежища; искоренялись и другие непорядки: принимались энергичные меры против тех лордов, которые использовали юридические фикции, чтобы спасать преступников от справедливого наказания и таким образом собирать вокруг себя отряды из людей, жизни которых зависели от безоговорочного подчинения воле господина. Благодаря общему успокоению и стабильности создавались все предпосылки для экономического процветания. В самом начале царствования Александра II законодательство было поставлено на службу сельскому хозяйству: похоже, была сделана попытка увеличить площади пахотных земель за счет пастбищ, и все землевладельцы в законодательном порядке были обязаны возделывать фиксированный минимум угодий. Процветали и города, появились признаки возникновения новых ремесел. Нам известно о замечательном корабле, построенном в Инвернессе в 1249 г. для графа Сен-Поля, могущественного бретонского вельможи, а так как можно было бы ожидать, что он будет покупать корабли с верфей Южной Англии или Голландии, это говорит о том, что Инвернесс пользовался хорошей славой.

Александр II заботился также о духовном и интеллектуальном развитии своей страны. Он постоянно проявлял свое почтение к священнослужителям и оказывал покровительство Церкви, которая, в свою очередь, всегда оставалась преданной соратницей короля, хранящей верность короне и государству. Отмеченная выше стабилизация церковного устройства значительно способствовала повышению ее дееспособности. Очевидно, Церковь развила бурную деятельность, и Александр II, как прежде Александр I и Давид I, поощрял ее начинания, поддерживая непосредственные контакты с новыми религиозными движениями на континенте. В основанном в 1229 г. королем и королевой Эрменгардой аббатстве Бальмерино поселились бенедиктинцы из Келсо, а совсем неподалеку, в Плюскардайне, Александр II построил монастырь для валлискаулиан — новой, реформированной ветви цистерцианцев. Однако особым его благоволением пользовались нищенствующие ордена. В 1230 г., спустя лишь 9 лет после смерти Доминика в Болонье, он пригласил в Шотландию отцов-проповедников, или доминиканцев. Они сразу же приобрели большую популярность, и вскоре шотландский король расселил их в стратегических точках по всему королевству: у них были дома в Берике, Эдинбурге, Эре, Стерлинге, Перте, Абердине, Элгине и Инвернессе. В 1231 г., спустя 5 лет после смерти Франциска, он привез серых отцов в Берик и Роксборо.

Король подал пример своим подданным. В его правление произошел необычайный подъем церковного строительства, по своему размаху превзошедший даже старания Давида I. На севере и западе Шотландии местные аристократы основали валлискаулианские монастыри в Боли и Ардхаттане в Лорне. Ферхар Росский построил аббатство Ферн для премонтренцев: возможно, в этом сказались последствия его участия в голуэйской войне, так как он привез насельников нового монастыря прямо из Уитхорна. Дункан, ярл Каррика, привез клюнийцев из Пейсли в новый Кроссрагель, а Уолтер Стюарт пригласил английский орден св. Гилберта из Семпрингема в Далмулин в Эршире (впрочем, позднее это предприятие закончилось неудачей).

Духовные лица не отставали от светских покровителей. Дорнохский собор был построен св. Гилбертом де Мореем, который после убийства епископа Кейтнесса был послан для умиротворения этой беспокойной области и, будучи человеком святым и благоразумным, добился потрясающих успехов. В тот же период был сооружен и Элгинский собор, а также прекрасные хоры и крипта в Глазго. Как грибы после дождя, возникали приходские церкви. Сообщается, что один лишь Давид, епископ Сент-Эндрюса, освятил 140 церквей, по преимуществу приходских. Некоторые из них, конечно же, были всего лишь расширены, а некоторые, как, например, церковь в женском монастыре в Северном Берике, были просто перестроены. 6 октября 1243 г. Давид освятил церковь св. Джайлза в Эдинбурге.

К своему пятидесятилетию Александр II превратил Шотландское королевство в умиротворенное и процветающее государство. Его твердое поведение предотвратило угрозу войны с Англией, и у него не было оснований предполагать возможность повторения этой опасности. (В действительности Англия со всей очевидностью намеревалась погрузиться в пучину гражданской войны, так как Генрих III следовал примеру своего отца, а его бароны шли по стопам своих родителей.) Самая серьезная угроза исходила от беспокойных галл-гэлов с Островов, которые могли с легкостью опереться на поддержку Норвегии. Возрастающее желание подчинить Шотландии Острова побудило Александра предложить Хакону Норвежскому за них деньги. Хакон, ничуть не меньше шотландского короля осознававший, что Острова представляют собой превосходную базу для нападений на Шотландию, ответил, что он не нуждается в деньгах. Повторное посольство принесло тот же результат.

В 1248 г. Дункан Аргайлский, вассал и Александра, и Хакона, умер, оставив свои обширные владения сыну Эвену, которого один его английский современник называет «храбрым и изящнейшим воином» (miles strenuus et elegantissimus). Александр II поддался искушению совершить единственный неправедный поступок за все свое царствование. Он попытался склонить Эвана принести ему вассальную клятву не только за Аргайл, но и за Южные Острова. Эвен отвечал, что он уже принес оммаж за Южные Острова Хакону, и услышал в ответ, что никто не может служить двум господам. Эвен заявил, что это вполне возможно, если господа находятся в мире друг с другом, как Александр и Хакон, и когда король не пожелал слышать никаких оправданий, предложил отказаться от своих норвежских фьефов. Александр, желавший присоединить их к Шотландии, не согласился на такое решение вопроса. В 1249 г. он собрал флот и повел его вверх вдоль Западного Побережья к Ферт-оф-Лорну. Эвен не захотел ни сдаваться, ни сражаться против своего сюзерена и бежал на остров Льюис… и военные действия прекратились, ибо в то время пока флот все еще находился в Ферт-оф-Лорне, короля поразила смертельная лихорадка. Его высадили на острове Керрера, подобный длинному облаку в устье Ферта, и там 8 июля он скончался.

Александру II было чуть больше пятидесяти лет. Его смерть вновь отдала Шотландию во власть несовершеннолетнего правителя, так как его сыну совсем недавно исполнилось всего 8 лет. Однако этот ребенок тут же наследовал престол, не столкнувшись ни с какими препятствиями, а его отец навел в государственных делах такой образцовый порядок, что, несмотря на серьезные опасности, машина государственного управления работала как хорошо отлаженный механизм, пока Александр III не достиг зрелости и не смог взять управление страной в свои руки. Без помех (хотя на первых порах и без каких-либо скачков) продолжился экономический и социальный прогресс, которым ознаменовалось царствование Александра II.

Александра III привезли на церемонию коронации в Скон. Возник спор. Шотландцев уже беспокоила череда несовершеннолетних королей, которая еще долгое время будет характерной чертой шотландской истории. Некоторые утверждали, что король не может быть коронован, пока он не посвящен в рыцарский сан; возможно, чести посвятить короля в рыцари добивался Алан Дорвард, юстициарий и супруг внебрачной дочери покойного короля. Уолтер Комин, ярл Ментейта, представитель очень могущественного норманнского рода^[91], отверг это возражение, и епископ Сент-Эндрюса препоясал мальчика королевским мечом, произнеся за него королевскую клятву, переводя ее с латыни на французский, чтобы Александр III мог понять каждое слово. Затем торжественная процессия двинулась к аббатству Керк, туда, где под большим крестом на церковном дворе стоял Священный Камень, покрытый шелком и золотом, — тот самый камень, который в стародавние времена Фергус привез из Ирландии. На нем Александр III был возведен на престол со всеми обрядами, которые соблюдались при коронации его предшественников за семь предыдущих столетий. Лорды принесли ему вассальную клятву, и древний шеннахи (хранитель истории и генеалогий) в красном одеянии прочитал по-гэльски длинную родословную короля, потомка Альпина в четырнадцатом колене, затем старик дошел до Фергуса мак Эрка, жившего приблизительно за 800 лет до этого времени… и далее, пробиваясь через несметную толпу предков, добрался до принцессы Скоты, дочери Фараона, и ее супруга Гатула, сына Кекропа.

Раскол на коронации оказался предвестником будущих трагических событий. В тридцатисемилетнем правлении нового короля самым ярким образом проявились три процесса: с одной стороны, мы наблюдаем непрерывное продолжение, несмотря на различные помехи, прогресса и процветания и окончательное завершение консолидации, собирание под властью короны всех земель, ныне составляющих территорию Шотландии, за исключением Северных Островов. Однако, с другой стороны, именно тогда впервые начала просматриваться опасность, позднее ставшая настоящим бичом шотландской истории. Мы имеем в виду возникновение среди вельмож королевства двух партий, одна из которых ориентировалась на чужеземные силы. С этого момента мы можем говорить о национальной и проанглийской партиях. В самом формировании этих направлений отразился фундаментальный раскол, который отныне будет задавать тон всей будущей шотландской политике. Последняя партия всегда составляла меньшинство, но это меньшинство во все времена поддерживало союз с Англией, население которой было в 5–8 раз больше населения Шотландии. Позиции Англии были очень сильны ввиду открытой границы между двумя странами, а главным принципом ее политики с самого момента возникновения стал лозунг, гласивший, что тем или иным образом Шотландия должна быть уничтожена. Несомненно, существовали абстрактные логические предпосылки для объединения двух стран в одно государство: каждое из них было некогда создано из нескольких государственных образований. Однако в политике логика ценится меньше, чем психология, а с психологической точки зрения время для такого объединения было давно упущено. При потомках Малькольма III Шотландия стала единым национальным государством. При Плантагенетах тот же процесс завершился и в Англии. Все еще сохранялась возможность объединения обеих стран в федерацию под властью одной короны, ибо отношения между ними становились все более и более теплыми и дружественными и в тесном союзе виделись очевидные выгоды. Со временем, если бы объединение состоялось мирным путем до Трехсотлетней войны, могло бы произойти даже полное слияние без какого-либо ущерба для обеих сторон. Однако вследствие жадности и жестокости Эдуарда I такая возможность улетучилась как дым. Никогда столь ярко не проявлялось бессилие политики силы. К 1500 г., хотя интриги с англичанами оставались обычной уловкой вероломной знати, обе страны отстояли дальше друг от друга, чем в 1200-х или даже 1300-х гг. Их разделяли не только память о долгих и жестоких нападениях, с одной стороны, и сознание несмываемого позора, порожденного постоянной и безуспешной агрессией, с другой, — в разных направлениях развивались и национальные культуры. В XII в. Англия была страной, в гораздо большей степени ориентировавшейся на континент, чем Шотландия, в XIII в. в этом отношении они по меньшей мере сравнялись. К 1500 г., после двух столетий гибельных и унизительных французских войн, Англия повернулась спиной к континенту и ограничила свой кругозор островами. Напротив, Шотландия по-прежнему являлась неотъемлемой частью Европы и ориентировалась на континент. Федерация под властью одной короны была все еще осуществимой, если бы для ее достижения использовались мирные методы (как это случилось позднее); и когда планы по образованию единого государства начали претворяться в жизнь, шотландцы делали все от них зависящее, чтобы этот процесс успешно завершился. Если бы после 1603 г. англичане подавили свои обиды на старые неудачи, если бы не начались вновь религиозные войны, уния вполне могла бы привести к счастливому итогу. Тем не менее, при создавшихся обстоятельствах политическое слияние, с последующим слиянием социальным, могло нанести только ущерб всему, что отличало Шотландию, включая многое из того, что составляло предмет гордости шотландского народа; и если Англии пришлось заплатить за свою настойчивость тем, что высшие должности в государственном аппарате заняли шотландцы, то для самой Шотландии результаты слияния оказались еще менее выгодными.

Следует отметить — и в этом проявляется прогресс в деле внутренней консолидации Шотландии, — что деление на партии происходило не по национальному признаку. Фамилия Алана Дорварда говорит о его английском происхождении, но на его сторону стали: молодой ярл Атола из голуэйского правящего дома; ярл Данбара, потомок Малькольма II; ярл Стратерна; Роберт Брюс, лорд Аннандейла, который из-за рождения молодого короля лишился прав наследника, и Вильям де Дуглас из местного рода Стратклайда. Во главе национальной партии встал человек норманнского происхождения, а в число его сторонников входили Джон Балиол и несколько человек также норманнского рода.

Первым публичным актом нового царствования стала канонизация св. Маргариты и перенос ее мощей в прекрасное новое святилище, украшенное золотом и самоцветами; фундамент этого святилища все еще лежит, сопротивляясь погоде, в полуразрушенной церкви ее аббатства в Данфермлайне. Эта церемония состоялась 19 июня 1250 г. в присутствии молодого короля и его матери.

Разделение знати на две группировки вскоре проявилось на деле. В 1250 г. король Генрих III планировал присоединиться к Людовику IX Святому и отправиться в крестовый поход. Он принудил церкви в своих личных владениях подарить ему десятину своих доходов, чтобы оплатить это предприятие, а затем попытался убедить Папу предоставить ему десятину, поступавшую в казну шотландской Церкви… на основании того, что он является сюзереном Шотландии. Однако Папа резко осадил его, очень кратко ответив, что он не сделает ничего «умаляющего королевское достоинство» (in praejudicium Regiae dignitatis) и что такое дарение «в королевстве другого, чужеземного, монарха есть нечто неслыханное» (in aiterius Regno alieni est penitus inauditum). Впрочем, шотландские крестоносцы были вынуждены обратиться к Апостолическому Престолу за специальной буллой, защищавшей их от вымогательств Генриха.

Этот инцидент привел к охлаждению отношений между странами. Ходили даже слухи о близкой войне. Однако Генрих смирился и взялся за устройство бракосочетания маленького короля и своей дочери Маргариты, с которой Александр III был обручен в колыбели. Церемония состоялась в Йорке на Рождество 1251 г. и прошла очень торжественно. Со своим сыном прибыла королева-мать Мария и большая свита из шотландцев и французов. (Великолепие обряда было несколько омрачено скудностью приданого невесты, составлявшего 5000 мерков, причем Генрих признался, что такую сумму он уже был должен отцу жениха и прилагал все свои старания, чтобы уклониться от ее уплаты.) В сам день Рождества Христова мальчик был посвящен в рыцари Генрихом вместе с двадцатью другими сквайрами высокого ранга, и на следующий день дети сочетались браком в кафедральном соборе Йорка: Александру было 10 лет, а Маргарита была чуть старше. Затем Александр принес своему тестю оммаж за унаследованные английские фьефы, и Генрих попытался обманом заставить ребенка признать, что вассальная клятва должна быть принесена и за Шотландское королевство. Вероятно, шотландская свита, хорошо знавшая манеры Генриха, предвидела такую возможность и предварительно подготовила мальчика. Он не поддался и твердо отвечал Генриху, что он приехал с миром по приглашению короля, чтобы жениться на принцессе, а не затем, чтобы обсуждать важные государственные вопросы, по поводу которых он должен всегда советоваться со своим Советом. Настаивать было бы неблагоразумно, так как это могло вызвать скандал, а может быть и войну, и Генриху пришлось удовлетвориться этим ответом.

Но и после этого свадьба не обошлась без помех. Английский маршал (ярл Норфолка, супруг тетки короля) потребовал отдать ему коня Александра, заявив, что такова привилегия английского маршала на коронации вассала английской короны. Шотландцы пришли в негодование. Александр принял рыцарское звание от своего тестя, а не феодального сюзерена. По толпе прошел недовольный ропот, и маршал получил отказ… а затем произошли более серьезные события, так как ярлы Ментейта и Мара обвинили Алана Дорварда в попытке (при поддержке аббата Данфермлайна, который занимал должность канцлера) добиться у Папы признания его жены (сводной сестры Александра III и внебрачной дочери Александра II) законным ребенком Александра II, чтобы сделать свою дочь наследницей Шотландской короны. Поведение Дорварда в прошлом вызывало вполне обоснованные подозрения, и поднялся большой шум. Некоторые обвиняемые бежали обратно в Шотландию, а аббат был вынужден вернуть Большую Печать, которую тут же передали священнику по имени Гамелин. Впоследствии оказалось, что это был чрезвычайно удачный выбор. И Генрих послал к молодому королю в качестве советника английского рыцаря Годфрида де Ленгли, который на посту Хранителя королевских лесов в Англии достиг крайней степени непопулярности и продолжил набирать ее в Шотландии.

Александр III отправился на родину, и по его прибытии был назначен новый Королевский Совет. Его вождями стали ярлы Ментейта и Мара и Джон Балиол — то есть лидеры анти-Дорвардской партии, а вскоре после этого ярл Бухана, который, как и ярл Ментейта, принадлежал к роду Коминов, стал одним юстициарием, а вторым — некий Фергус, вероятно, вождь из Хайленда. Когда в августе 1253 г. Генрих III отплыл в Бордо, Алан Дорвард сопровождал его в этой поездке и завоевал королевское расположение своей службой на войне. В том же году начались споры о кафедре Сент-Эндрюса, которые два года спустя завершились рукоположением канцлера Гамелина.

Генрих продолжал плести свои интриги. В 1254 г. он снова попросил у Иннокентия IV предоставить ему доходы шотландской Церкви. Иннокентий отказал, но вскоре после этого скончался, а его преемник Александр IV уступил домогательствам английского короля, взяв с Генриха обещание, что в будущем тот не будет выставлять это событие в качестве юридического прецедента.

В Шотландии партии все еще враждовали между собой, и к 1255 г. установилась привычная политическая схема, регулярно повторявшаяся на протяжении последующих 350 лет при несовершеннолетних королях: две партии пытаются оказать влияние на государя, причем в качестве союзницы одной из них выступает Англия, стремящаяся установить свою власть над соседним королевством. Летом того же года Генрих заявил, что с его дочерью плохо обращаются, и двинулся во главе английских войск к границе. Оттуда он отправил посольство, возглавляемое ярлом Глостера, и объявил о своем формальном покровительстве партии Дорварда, против тех, кто вредит «нашему дражайшему сыну Александру» или королеве. Затем он подтвердил свои благонамеренные цели, обвинив Королевский Совет, Коминов и их партию во враждебности и агрессивных замыслах, но заявил, что не желает нанести оскорбление королю и не намеревается расторгать его брак.

Шотландский Совет собрался в Эдинбурге, где находились король и королева, и перенес свое заседание в Стерлинг. Едва члены Совета успели покинуть пределы города, как Алан Дорвард и ярл Данбара объединились с Глостером, силой захватили Эдинбургский замок, поставили в нем свой гарнизон и забрали венценосных детей с собой. Глостер послал отцу королевы жалобу, гласившую, что ее принуждали жить в замке подобно заключенной, «почти лишенной зелени и здорового воздуха, будучи рядом с морем» (salubri aere et virore ut iuxta mare penitus destitutum), и не разрешали ей разделять постель с супругом (ему было тринадцать, а ей, вероятно, четырнадцать лет). Глостер устранил все «несправедливости», какие было в его силах, и вернулся к Генриху, который отвел свои войска. Затем этот заботливый отец подошел к Ньюкаслу, во всеуслышанье заявляя, что он не собирается причинять Александру никакого вреда, но что — с целью дать ему хороший совет и оградить свободы его королевства — он из отцовской любви желает поговорить с ним, и послал охранные грамоты королю и королеве.

Комины двинулись на Эдинбург, но пришли слишком поздно. Алан Дорвард отвез детей в Роксборо, а оттуда в Уорк. Там короли встретились и мирно разошлись. Александр оставил свою молодую жену с ее больной матерью. В начале сентября Генрих прибыл в Роксборо с государственным визитом. Короли, возглавив торжественную процессию, дошли до церкви монастыря Келсо, и там 20 сентября Александра уговорили поставить свою печать под тем, что составитель Хроники Мелроза, да и многие другие современники, называли «неким отвратительным документом» (quoddam nefandissimum scriptum) — официальным объявлением, отдававшим управление страной в руки партии Дорварда, что в сущности означало передачу Шотландии под власть Генриха Английского. Епископы Глазго и Данблейна, канцлер Гамелин, избранный епископ Сент-Эндрюса, ярл Мара, два ярла из рода Коминов и Джон Балиол удалялись из окружения царственного ребенка на время, пока они не загладят последствия своих дурных дел. Все члены партии Дорварда назначались королевскими опекунами на следующие 7 лет и получали на этот срок все полномочия управлять государством. Их нельзя было сместить с должности без согласия Генриха, а сам он назначил себя Главным Советником короля Шотландии… и конфисковал английские поместья, которыми владели Джон Балиол и другие представители национальной партии.

Теперь Комины были отстранены от власти. Однако епископ Глазго настаивал, вопреки воле регентов, на посвящении Гамелина на епископскую кафедру. Регенты попытались убедить Папу воспрепятствовать этому, но опоздали. Тогда они потребовали у Гамелина заплатить определенную сумму. Гамелин отказался, его объявили вне закона и захватили его доходы, после чего он отбыл в Рим. Летом 1256 г. король и королева нанесли государственный визит в Англию. По этому случаю в Лондоне был устроен большой праздник, и Александр III вступил во владение Хантингдоном. Генрих приказал своим северным баронам оказать помощь его зятю в борьбе с мятежниками — то есть разорить земли представителей шотландской национальной партии. К тому времени Гамелин добрался до Рима, и 16 декабря Папа написал Генриху, приказав ему примирить Гамелина и регентов и осудив «пустые и зловредные советы» последних. Генрих отказался выполнить приказ, но его принудил к этому его же Совет.

Между тем молодой король начал выказывать признаки зрелости. Ему было еще только 15 лет, но он явно больше не желал, чтобы его считали ребенком. В феврале 1257 г. он написал Генриху из Роксборо, что Комины и Map «в определенной форме» умоляли его установить мир и спокойствие в королевстве. Пояснения были переданы на словах, поэтому об этих просьбах нам больше ничего не известно. Однако вернулся Гамелин, очищенный Папой от обвинений своих противников, и привез с собой папскую буллу, отлучавшую их от Церкви. Члены Совета были упрямы, но, получив отлучение, сначала в общей форме, а затем и поименно, сдались. В тот момент также вернулась королева Мария, некоторое время пребывавшая за границей и вышедшая замуж за Жана де Бриенна, сына короля Иерусалимского. К великому раздражению Генриха она приехала в сопровождении супруга. Ее симпатии находились на стороне национальной партии. И отлучение сторонников Генриха дало ей прекрасный повод, чтобы вырвать своего сына из-под их опеки, так как было очевидно, что людям, отвергнутым Церковью, не пристало воспитывать молодого короля. 28 октября Ментейт напал на Кинросс, поднял короля с постели и отвез его в Стерлинг. Ему удалось также заполучить Большую Печать, которую он передал Вильяму Висхарту, архидиакону Гамелина.

Партия Комина снова оказалась в седле, и, чтобы недвусмысленно показать Генриху свои намерения, в марте Комины заключили союзный договор с Уэльсом, с которым английский король вел довольно безуспешную войну. Этот шаг оказал свое действие, Комины пригласили партию Дорварда на конференцию в Роксборо и прибыли туда с королем и войском, составленным из жителей Хайленда и Голуэя. Дорвард уговорил их перенести заседание в Форфар, но вместо того, чтобы отправиться на встречу, бежал в Англию.

Под влиянием Коминов (и, вероятно, в соответствии с собственными желаниями) Александр III, которому было уже почти 17 лет, начал вести переговоры с тестем все более жестоким тоном. Летом 1258 г. Генрих, который все время вмешивался в шотландские дела, выставляя в качестве причин свои высшие моральные побуждения и бескорыстную привязанность к зятю, попал в довольно неловкое положение, лишившее его права ссылаться на эти основания. Он получил от зятя письмо, в котором Александр указывал, что хотя прошло уже 6 лет со времени его свадьбы, он до сих пор не получил приданого своей жены. Генрих принес все возможные извинения: он болел, его Казначей умер, и он ничего не мог сделать до назначения нового Казначея, кротко прибавив «пожалуйста. не гневайтесь» (quod si placet,graviter non feratis). Очевидно, он решил, что с этих пор лучше всего будет поддерживать дружественные отношения с обеими шотландскими партиями, и отправил посольство во главе с Симоном де Монфором, который должен был выступить в роли посредника и примирить враждующие стороны. В сентябре Александр прибыл в Мелроз, где принял новое английское посольство во главе с ярлом Хертфордом, ярлом Альбемарлем (женатым на свояченице Балиола, Кристине Голуэйской) и Джоном Балиолом, который, естественно, был английским лордом в той же мере, что и шотландским. Король оставил свою армию в Джедборо и, подозревая, что англичане задумали похитить его (это было бы не последним подобным замыслом англичан), перенес встречу в этот город, так как присутствие в Джедвуде шотландских войск могло служить для переговоров хорошим аккомпанементом. Переговоры продолжались три недели. Этот эпизод ознаменовал подлинное начало царствования Александра III, отмеченное в высшей степени характерным образом. В ходе переговоров произошло примирение двух партий, и из представителей обеих был составлен новый Совет. В него вошли королева Мария и ее супруг, и по четыре человека от каждой из сторон: два ярла из рода Коминов с Маром и Гамелином, а от другой партии — Дорвард, Стюарт, Роберт де Мейнер и Гильберт де Хей. Юстициарием был назначен ярл Бухана. Вскоре после этого умер ярл Ментейт. Официальная версия его смерти гласила, что он упал с лошади, но ходили и слухи, будто он был отравлен своей женой, которая вышла замуж за неприметного английского рыцаря и лишилась своей доли наследства, которое перешло к мужу ее сестры, брату Стюарта. Тем не менее Ментейт сделал свое дело. Интриги Генриха потерпели полный провал, король почти достиг зрелого возраста и обещал стать достойным мужем и истинным государем; очень скоро он возьмет бразды правления в свои руки. И действительно, все 28 лет дальнейшего царствования Александра III в стране царили порядок и спокойствие. Дорвард прожил еще 20 лет, и в течение всего этого времени оставался верным слугой короля.

Александр III, известный под именем Александр Миролюбивый, вырос во многом очень похожим на своего отца. У него была благородная внешность, он обладал огромным обаянием в сочетании с не менее сильным характером. Даже враги любили его, как говорит Фордун; однако ему была присуща столь великая врожденная властность, что если бы он приказал какому-либо человеку повеситься, тот без раздумий выполнил бы это приказание. Его сила проистекала от ясности ума и самодисциплины: справедливо провозглашенный королем, по сей причине он правильно управлял собой и своими поданными. Завоеванная им любовь основывалась на народном доверии, а доверие — на его беспристрастной справедливости по отношению к высоким и низким. Король воздавал каждому свое. В Лонеркостской хронике его обвиняют в слабости к женщинам; однако хронист того времени был чрезвычайно враждебно настроен по отношению к шотландскому королевскому дому, а ни в каких источниках мы не встречаем упоминаний о том, что у Александра III были внебрачные дети. Он никогда не имел случая проявить свои военные дарования благодаря своему дипломатическому таланту и умению управлять, а единственная серьезная военная кампания, которая велась в годы его правления, проходила без его непосредственного участия и не была отмечена крупными сражениями, но зато имела далеко идущие последствия, став последним этапом собирания шотландских земель.

Очевидно, Генрих III не отказался от своих надежд даже после дипломатического поражения, которое он потерпел в Джедборо. В 1259 г., получив известие о смерти Ментейта (которое, вероятно, вновь пробудило в английском короле давние мечты), он отправил к регентам посла с тайной миссией. Каково бы ни было поручение, данное послу, члены Совета пришли в негодование. Начались очень неясные переговоры, выдержанные в крайне прохладных тонах. Александр получил приглашение приехать в Англию для обсуждения каких-то туманных, но очень важных вопросов, и не поехал, вместо этого послав письмо, в котором в осторожных и расплывчатых выражениях предлагал удовлетворить просьбу Генриха на основании представленных гарантий (опять неопределенных). Письмо вез Алан Дорвард, но вместе с ним в состав посольства входили ярл Бухана и канцлер. Роберте полагает — и его предположение выглядит весьма убедительно, — что Генрих пытался заключить союз с Александром против своих же баронов, которые только что вынудили его подписать Оксфордские Статуты. Известно, что, когда в Англии в 1264 г. всерьез разразилась гражданская война, шотландский отряд сражался на стороне Генриха в битве при Льюисе, а Бонифаций VIII в 1300 г. сообщал, что Генрих просил у шотландцев помощи и выказал необычную для себя предупредительность, заявив, что воспримет помощь как любезность, а не как исполнение вассального долга.

Осенью 1260 г. Александр III и королева посетили Англию. Шотландский король пожелал навестить свой фьеф Хантингдон, заявить о своих правах на поместья, которыми его отец владел в Тайндейле, и вновь потребовать приданое жены, которое так и не было выплачено. Когда они уже пересекли границу, королева сообщила Александру, что ждет ребенка (она была очень привязана к своей семье и, желая, чтобы ребенок родился среди ее родных, до поры скрывала свое положение). Шотландцы встревожились, так как к тому моменту Александр и его спутники успели хорошо узнать Генриха, а ребенок сразу же занял бы положение законного наследника шотландской короны. Александр разрешил жене продолжить свой путь и провести зиму с матерью, но, прежде чем покинуть ее, он предусмотрительно заставил Генриха поклясться своей душой, что королева сможет беспрепятственно отправиться домой через сорок дней после родов и что в случае смерти ее супруга или ее самой ребенок будет передан названным поименно шотландским лордам «без промедления, помех или противоречий» (sine dilatione qualibet et difficultate, vel cujuscumque contradictionis obstaculo).

Королева разрешилась от бремени в Виндзоре 28 февраля 1261 г. дочерью, получившей при крещении имя Маргариты. А государственный визит привел к подлинному сближению: Александру III было уже около 20 лет, и Генрих то ли любил его, то ли понимал, что теперь он не может безнаказанно оказывать на него давление. Возможно, свою роль сыграли обе эти причины: по крайней мере, английский король прекратил свои интриги и в течение всего времени его правления между Шотландией и Англией сохранялись мирные и подлинно дружественные отношения.

Теперь Александр III стал настоящим главой государства. Успешно наладив отношения с Англией, он продолжил политику своего отца и обратился на север и запад. Летом 1261 г. он отправил посольство в Норвегию, возможно, чтобы возобновить предложение купить Острова. В это время, похоже, ярл Росса и другие северные вассалы Александра вели частные войны с вассалами Хакона на Островах, и Хакон задержал послов и потребовал удовлетворения. Александр тогда ожидал выплаты последней 1000 мерков из приданого своей жены: Генрих смог собрать только 500 (что, согласно его торжественному заверению, составляло все деньги, которыми он располагал), так что взамен недостающей суммы английский король взял на себя роль посредника в переговорах. Хакон отвечал, что он желал бы сохранить мир с Шотландией, но в 1262 г. его вассалы вновь пожаловались на набеги своих шотландских соседей, и он решил объявить войну Александру.

В течение зимних и весенних месяцев 1263 г. Хакон тщательно готовился к военным действиям. В июле 1263 г. он наконец отправился в плавание с самым мощным флотом, который когда-либо покидал берега Норвегии: в его состав входили 100 кораблей и королевская галера, сделанная из дуба с позолоченной носовой частью в виде дракона. В августе они прибыли на Оркнейские острова. Их прибытие сопровождалось солнечным затмением. Вожди Островов присоединились к норвежскому войску и принесли вассальную клятву Хакону, который затем двинулся на юг вдоль линии берега. Когда флот Хакона проплывал мимо острова Рига, к нему явился Эвен Аргайлский. Он был вассалом Хакона за островные владения, но подданным Александра за владения на главном острове, острове Британия, и не желал сражаться против шотландского короля. Хакон надавил на него, и Эвен сложил с себя присягу, что, конечно же, означало для него потерю норвежских фьефов. Крепкий старый Хакон, узнававший человека с первого взгляда, позволил ему беспрепятственно удалиться с богатыми дарами, и Эвен пообещал сделать все от него зависящее для заключения мира.

Александр также не сидел сложа руки. Он произвел набор солдат в свое войско в западных провинциях и построил корабли в Эре для несения прибрежной сторожевой службы. Уже начались вражеские набеги, и остров Бьют был атакован неким Руари, лэрдом этого острова, объявленным вне закона еще Александром II; отряд изгнанника перебил весь гарнизон Ротсея. Хакон обогнул Кинтайр, продвинулся вверх по Ферт-оф-Клайду и разграбил остров Арран. Начались переговоры. Александр III послал к норвежскому королю нескольких святых отцов, а в ответ Хакон отправил своего посланца в город, где тогда находился шотландский государь. Некоторое время казалось, что они сумеют договориться. Александр признавал права Хакона на Гебридские острова, но выдвигал свои притязания на острова, располагавшиеся в заливе Ферт-оф-Клайд, то есть Бьют, Арран и Камбрес. Обсуждение условий мира затянулось. Возможно, это было сделано преднамеренно, чтобы шотландцы получили дополнительное время для подготовки и чтобы переменилась погода. Хакон начал проявлять нетерпеливость и в конце концов послал к королю некоего Колбейна, передав Александру, чтобы тот встречал его с войском, чтобы либо полюбовно уладить ссору, либо решить ее в сражении.

Наступил сентябрь. У норвежцев заканчивались запасы продовольствия, погода портилась. Хакон прервал переговоры и послал 60 кораблей в набег на Лох-Лонг во главе с Магнусом Мэнским и некоторыми вождями с Островов. Они перетащили суда по суше к озеру Лох-Ломонд и разграбили все прилегающие окрестности до самого Стерлинга. Войска Александра стояли в Каннингеме, ожидая перемены погоды. В последний день сентября начался шторм, нанесший значительный урон норвежскому флоту. У нескольких судов снесло мачты, а у флагмана Хакона, стоявшего на пяти якорях, вырвало швартовные кнехты, и он столкнулся с другим кораблем. Еще несколько кораблей выбросило на берег у Ларгса. На берегу были зажжены подготовленные для этого случая сигнальные огни, и окрестное население напало на потерпевших крушение, но нападение было отбито. Шторм утих, и 2 октября Хакон высадил своих людей, чтобы спасти груз. На них набросились шотландцы, но едва ли это было шотландское войско, так как оно было рассредоточено по всему побережью Эршира и несло сторожевую службу. Отряд состоял из рыцарей, обладавших, естественно, большей свободой передвижения, чем пехота, а с ними, по-видимому, шло местное ополчение. Очевидно, шотландский король находился в другом месте, и отряд возглавлял Александр Стюарт. Норвежцы упросили Хакона вернуться на флагман и стали у выброшенных на берег кораблей. На берегу завязалась жаркая схватка. Вновь поднялась буря, и норвежцы не смогли высадить подкрепление, но они храбро сражались против превосходящего противника до наступления темноты, которая опустилась на землю уже вскоре после полудня.

Битва принесла победу шотландцам, хотя то, что происходило при Ларгсе, можно назвать скорее схваткой, чем битвой: еще до того, как сошлись войска, ее исход был предрешен погодой. Однако в итоге победа сыграла чрезвычайно важную роль, так как она отвела угрозу широкомасштабной войны. Хакон сжег выброшенные на берег корабли и уплыл. Ирландцы пригласили его прибыть на юг и оказать им помощь в борьбе с англичанами, но у Хакона заканчивалось продовольствие и, кроме того, подул встречный ветер. Норвежский король поплыл обратно вдоль островов, подгоняемый штормовой погодой, и прибыл на Оркнейские острова, чтобы перезимовать в Керкуолле. Там в ноябре он тяжело заболел. Он лежал, слушая саги, и скончался 15 декабря. До наступления весны его тело было выставлено для прощания в Керкуоллском соборе, а затем его отвезли на родину и похоронили в Бергене.

Сообщается, что в тот же самый день, когда весть о смерти Хакона была доставлена Александру III, у него родился сын. Принц Шотландии, получивший при крещении также имя Александр, родился в Джедборо 21 января 1264 г. Вскоре после этого вожди Оркнейских островов спросили об условиях, на которых король был согласен прекратить военные действия. Александр III отказался обсуждать с ними этот вопрос. Летом послов для заключения мира к шотландскому двору направил Магнус VI, новый король Норвегии. Александр выказал свою готовность к переговорам, но его условия оказались слишком тяжелыми, и послы отказались их принять. Александр уже приступил к умиротворению Гебридских островов: Алан Дорвард и ярлы Мара и Бухана выполнили эту задачу, наведя на островах порядок жесткой рукой. Обсуждалась возможность экспедиции на остров Мэн, но Магнус Мэнский приехал к Александру в Дамфрис и заключил договор: он будет держать свои владения на правах вассала шотландской короны и по первому требованию будет предоставлять в распоряжение короля 10 судов, если тот будет защищать его от мести норвежцев. На следующий год Магнус Мэнский умер, и Мэн был включен в состав Шотландии.

В 1265 г. Александр возобновил мирные переговоры, послав к Магнусу VI (как с гордостью сообщается в Хронике Мелроза) некоего Реджинальда, самого красноречивого монаха из Мелроза. Побужденный или красноречием Реджинальда или тем обстоятельством, что Александр уже фактически стал господином Островов, Магнус согласился продать их. Точные условия были определены договором, заключенным в Перте 2 июля 1266 г. Хотя архиепископ Дронтхеймский сохранял церковную юрисдикцию над Островами, Магнус VI отрекся от всех притязаний на Острова в обмен на выплату 4000 мерков и субсидию, составлявшую 100 мерков в год. Гебридские острова переходили под власть Шотландии, но все жители, выразившие желание уехать, беспрепятственно отпускались со всем своим скарбом. Амнистию получали все, кто сражался против шотландского короля. Таким образом, Острова вновь становились частью Шотландии, и границы королевства приняли те очертания, которые можно увидеть на современной карте (с небольшими поправками: Оркнейские и Шетлендские острова оставались неподвластными Шотландии еще два столетия, а Берик и Мэн были завоеваны англичанами в ходе Трехсотлетней войны).

Между тем, еще до окончательного разрешения конфликта с норвежцами, в Англии разразилась война между Генрихом III и его баронами. Как мы уже упоминали выше, шотландский отряд (в котором находились Джон Балиол и Роберт Брюс) сражался на стороне Генриха в битве при Льюисе в мае 1264 г. и потерпел тяжелое поражение; шотландские лорды были захвачены в плен, как и сам Генрих, и Симон де Монфор заточил их в. Дувре. Впрочем, в августе следующего года сын Генриха Эдуард победил мятежников в бою при Ившеме, неподалеку от Северна (в этой битве погиб и глава восставших де Монфор), и спустя непродолжительное время этот самый принц Эдуард, которому суждено будет очень хорошо познакомиться с Шотландией и в ходе непрестанных войн с шотландцами окончательно закалить их национальный характер, приехал навестить свою сестру-королеву в Хеддингтон. Говорят, он был очарован своими племянником и племянницей.

В 1266 г. возникли некоторые церковные разногласия, угрожавшие перерасти в серьезный конфликт. Генриху, как мы уже говорили, удалось во время несовершеннолетия своего зятя «наложить лапу» на часть доходов шотландской Церкви. В то время было ясно установлено, что этот дар не может считаться прецедентом. Однако в 1266 г. сюзерен Англии Папа Римский послал кардинала де Флески для посредничества между королем и его непокорными баронами. Кардинал написал шотландским прелатам, требуя предоставить ему субсидию на расходы, по 4 мерка от каждой приходской церкви и по 6 от каждого кафедрального собора. Король решительно воспротивился этим требованиям и отказал вымогателю. Шотландское духовенство подарило Александру 2000 мерков, чтобы покрыть расходы на апелляцию к Папе. Одновременно в качестве некоего возмещения затрат де Флески они послали ему в дар 6 пенсов за каждый требуемый им мерк (кстати говоря, 1 мерк составляет 13 шиллингов и 4 пенса).

К несчастью, вскоре после этого Александр оказался в непривычном для себя положении, разойдясь со своим же клиром. Некий сэр Джон де Данмор, давний сторонник партии Коминов, поссорился с канониками Сент-Эндрюса. Они отлучили его от Церкви. В дело вмешался король. Вслед за этим епископ Гамелин, всегда бывший верным сторонником короля, отлучил от Церкви всех приспешников сэра Джона, впрочем, исключив из этого списка короля и королеву. Духовенство обратилось к папскому легату, который все еще находился в Англии, и тот приготовился ехать на север, когда сэр Джон благоразумно покорился и тем спас положение. Александр запретил легату вступать на землю Шотландии, и нам приятно добавить, что он не затаил никакого зла на епископа Гамелина за сопротивление королевской воле. Однако неприятности еще не закончились. И Папа, и легат проявляли крайнюю симпатию к Англии. Когда легат созвал Собор двух английских провинций в Лондоне в 1268 г., он потребовал присутствия шотландских прелатов. Те отклонили требование папского посланника, но, тем не менее, послали своих представителей, правда, только в качестве наблюдателей… Кроме того, они оказались непрошеными гостями, так как готовился очередной (и последний) крестовый Собор, и кардинал побудил Папу предоставить Генриху для покрытия расходов десятину от обеих Церквей. Шотландское духовенство отказалось выполнять это решение, заявив, что Шотландия должна снарядить собственных крестоносцев, и Папе пришлось уступить. Множество шотландцев отправилось на это рискованное предприятие под знаменами Людовика IX Святого, и многие из них погибли на чужбине, в том числе ярл Атола, сложивший голову под Тунисом, и Адам, ярл Каррика, умерший в Акре и оставивший молодую жену, от которой он держал свое ярлство. Впоследствии она снова выйдет замуж и родит замечательного сына^[92].

В ноябре 1272 г. умер король Генрих III. Его сын Эдуард находился в Палестине и короновался только в августе 1274 г. На церемонию прибыли Александр III и Маргарита с большой пышностью и блеском, так как в то время шотландские короли были очень состоятельны. Похоже, Александр сомневался в своем шурине, так как до того, как принять приглашение, он постарался заручиться у него ясным и недвусмысленным подтверждением, что его прибытие не подразумевает никаких вассальных отношений. Во время этого визита королева Маргарита увидела родную страну в последний раз, так как 26 февраля 1275 года она умерла в Купаре, оставив наряду с принцессой Маргаритой, четырнадцати лет, и принцем Александром, которому исполнилось одиннадцать, маленького принца Давида, которому не было еще и двух лет. Хотя в детстве из-за нее между ее отцом и мужем иногда создавалось напряжение (хотя, скорее всего, в этом не было никакого умысла с ее стороны), повзрослев, она помогала поддерживать хорошие отношения между своим супругом и своими родными, которые ее очень любили. После ее смерти Александр III в течение девяти лет не предпринимал попыток жениться вторично, пока перед Шотландией не встал ребром вопрос о наследнике престола.

Отношения с Англией оставались безоблачными. Когда в сентябре 1275 г. вспыхнуло восстание на острове Мэн, во главе которого встал внебрачный сын последнего мэнского короля, предводителями войск, подавивших восстание, были Джон Комин из Баденоха и один английский барон. Тем не менее в 1277 г. возникла еще одна конфликтная ситуация. Юстициарий Лотиана вершил суд в Твидмуте, на английском берегу реки. Эдуард I выказал недовольство, и Александр предложил создать комиссию для определения четкой линии границы. Вопрос затянулся до 1279 г., а в 1278 г. у Эдуарда случилось зловещее помрачение сознания. Александр еще не приносил ему вассальной присяги за свои английские фьефы, но осенью 1278 г. он предложил приехать на юг и выполнить этот долг. Судя по письму английского короля к одному из епископов, Эдуард пытался убедить себя, что Александр принесет оммаж за Шотландию. Они встретились в Тьюксбери. На тот момент Эдуард не пожелал принять клятву, сказав, что он хочет сделать это в окружении своего Совета, и поэтому присяга была принесена позднее в Вестминстере. Существуют два отчета об этой церемонии. Английская версия сообщает неправдоподобную дату: на ней проставлен день, когда Александр должен был бы принести оммаж, но мы знаем (из письма самого Эдуарда), что на самом деле это случилось примерно три недели спустя. В тот же день, когда церемония якобы состоялась, на ней не мог присутствовать сам Эдуард. Более того, сами условия вассальной присяги были вписаны в начале листа поверх соскобленного текста. Согласно этим условиям, Александр принес оммаж за «все земли, что я держу от короля Англии», без четкого определения и без каких-либо оговорок. Однако очень подробное описание церемонии приводится в Данфермлайнском Регистре. Она состоялась 28 октября 1278 года. Александр принес клятву за английские земли, «исключая мое королевство», после чего епископ Норича заявил, что Эдуард также сохраняет за собой право на оммаж за Шотландию. На это Александр громко и явственно отвечал: «Никто не имеет права на оммаж за мое королевство, кроме одного лишь Господа Бога, и одному лишь Ему я принесу его». А когда ярл Каррика Роберт Брюс, сын старого Роберта Брюса, лорда Аннандейла, поднялся, чтобы принести обычную клятву за своего господина, Александр, после того как Роберт дочитал формулу, добавил: «За земли, что я держу от тебя в Английском королевстве». Таким образом, шотландский король четко определил положение дел, и мир продолжался еще чуть больше 10 лет. Однако уже тогда у Эдуарда появились новые замыслы…

И хотя еще и незаметно для зрителей, но уже тогда были установлены декорации великой драмы, разыгравшейся несколькими годами позже. На сцену уже вышли ее основные действующие лица, а самому королю Эдуарду I предстояло сыграть в ней главную роль. В 1268 г. скончался Джон Балиол и главой рода Балиолов стал его сын от брака с Деворгиллой, вялый молодой человек, наследник Голуэя. В 1274 г. молодой Брюс, принесший клятву за Александра III, вернулся в Аннандейл из крестового похода; однажды на пути в Каррик он столкнулся с охотниками, среди которых находилась молодая вдова Марджори, графиня Каррика. Кажется, Брюс не отличался большой энергией, но обладал очень привлекательной внешностью — «доблестный воин, красивейший юноша» (egregius miles, iuvenis speciossisimus). Графиня с первого взгляда отдала ему свое сердце и, сломив его сопротивление своей настойчивостью, отвезла рыцаря к себе домой в Тернберри. Она состояла под опекой короны и была богатейшей наследницей в Шотландии, но через две недели вышла замуж за Брюса, не позаботившись заручиться формальным согласием короля. Сначала Александр рассердился, но затем простил их. Роберт Брюс стал благодаря своей жене ярлом Каррика. В 1274 г. родился их старший сын, получивший по обычаю этого дома имя Роберт. Вскоре у него появилось множество братьев и сестер, но ничто тогда не предвещало, что трое из них будут носить короны трех разных стран, что трое сложат головы на эшафоте за пределами Шотландии, а еще двоих постигнет долгое заточение. В то время, когда родился маленький Роберт, в Ренфрьюшире у дома своего отца играл мальчик по имени Вильям. Отец его был деревенским лэрдом и вассалом Стюартов и звали его сэр Малькольм Уоллес из Элдерсли.

Однако пока что будущее этих детей казалось безоблачным: в 1280 г. ничто не угрожало миру, воцарившемуся в Шотландии. Англия и Норвегия, похоже, решили только укреплять дружественные отношения с этой страной. В последнем случае дружба была подтверждена брачным союзом. Лорды хранили верность своему королю, а его твердое правление удерживало их от столкновений друг с другом. Его любила вся страна: к тому времени люди успели хорошо узнать своего короля, так как ему было уже около 40 лет, и они благоденствовали под его властью, как в дни его отца,

Часто отмечали, что в истории Шотландии не найти сколь-нибудь существенных и значимых признаков развития конституционного строя. И на самом деле, у шотландцев не было ни Оксфордских провизии, ни Великой хартии вольностей. Причина заключается в личности самих королей. Стефан Английский, Генрих II, Иоанн Безземельный и Генрих III, даже Ричард I, не лишенный благородства, — все они по своим королевским достоинствам существенно уступают Давиду I, Александрам, даже Малькольму IV. Для простолюдинов корона, как позднее при Стюартах, не несла с собой тирании, а, наоборот, являлась надежной защитой от нее; вместе с тем шотландские лорды, недовольные усилением королевской власти и ущемлением своих привилегий, в полном соответствии с национальным характером действовали менее изощренно, чем английские вельможи. Вместо того, чтобы изменить основной закон страны с целью придания законности своей оппозиции, они просто-напросто, безо всяких ухищрений, поднимали мятежи. И все-таки к тому времени уже появился некий прообраз законодательного собрания. Его прародителем стал Совет крупных вассалов и королевских чиновников, сложившийся при Давиде I. Ко времени Вильгельма I он стал известен под названием Королевской курии (Curia Regis) и, похоже, включал в свой состав прелатов, ярлов и баронов. Иностранец, Иордан де Фантом, называет его парламентом; слово «парламент» использовалось в английских документах и для обозначения собраний 1284 и 1290 гг. Впрочем, это слово еще не отошло от своего первоначального значения — «(собрание для) обсуждения». Оно появляется в шотландских источниках только в 1293 г., хотя из контекста явствует, что оно уже не было новостью. Вследствие полного уничтожения всех записей до 1300 г., это все, что мы можем сказать с уверенностью. Похоже, города получили право направлять в это собрание своих представителей только во времена Брюса, хотя имеются и более ранние упоминания о неких «communitas», которые, очевидно, не имели ничего общего ни с прелатами, ни с лордами.

Мы знаем, что в царствование Александра III, как и в предыдущее, королевский закон строго соблюдался на всей территории Шотландии. Каждый год Александр объезжал свое королевство в сопровождении юстициария. На границе каждого округа их встречал шериф. Благодаря этой четкой административной системе были созданы все предпосылки для процветания торговли и сельского хозяйства. Нам известно, что при жизни следующего поколения после Александра III светские владения подешевели в два, а церковные — в полтора раза. При Александре таможня Берика, главного перевалочного пункта зарубежной торговли, приносила 2000 фунтов в год^[93], между тем как все английские таможни в целом давали доход около 8000 фунтов; один англичанин назвал Берик второй Александрией. Пятнадцать других городов вели дела с зарубежными купцами в достаточно крупных объемах, чтобы купить у властей право на беспошлинную торговлю. В их число входили такие северные города, как Кромарти и Дингуолл.

Церковь также процветала и благоденствовала, хотя при Александре III было основано лишь несколько новых обителей, так как прошлое царствование было отмечено их явным переизбытком. В это время появилось только одно крупное аббатство — Дульче Кор, Аббатство Милого Сердца у Солуэя, построенное в 1275 г. Деворгиллой, отдавшей в этот монастырь сердце своего супруга.

Возникали мощные замки, располагавшиеся на достаточно большой площади, чтобы живущие в нем не чувствовали никакого стеснения. Старые деревянные укрепления уступили место большим каменным сооружениям, которые представляли собой несколько башен, соединенных куртинами. От них мало что осталось: Роберт Брюс срыл 137 подобных цитаделей, чтобы не дать закрепиться в них захватчикам. Однако замки Килдрумми (построенный св. Гилбертом Морейским) и Ботвелл вполне могут дать представление о том, какими были самые крупные из них.

Нам почти ничего не известно о других видах искусств, процветавших в то время. Несомненно, продолжала развиваться музыкальная традиция, а от XIII в. до нас дошли, по крайней мере, имена некоторых авторов литературных произведений и отрывки сочинений на разных языках. Мы знаем, что сохранялась серьезная литературная традиция на гэльском языке, но мы не знаем, какие гэльские произведения были созданы именно на шотландской земле, так как в Шотландии был определенно известен ирландский эпос. Гленмасанская рукопись «Повести о Дейрдре» относится к 1238 г. и показывает, что у шотландцев существовали собственные версии ирландских преданий, а в начале XIII в. религиозные стихотворения сочинял Муйредах Альбаннах, Мурдо Шотландец. Конечно же, в ходу была и французская литература, хотя вряд ли местные авторы сочиняли на французском языке. В своей поэме «Роберт Брюс» Барбор вкладывает в уста короля цитаты из классических рыцарских романов, а в другом месте рассказывает, как в свободное время он читал своим людям отрывки из Фьерабраса. Один пикардийский поэт, Гийом ле Клерк, написал на французском языке «Роман о Фергусе», герой которого, рыцарь короля Артура, является сыном Сомерледа. Декорации повествования частично соответствуют тогдашнему Мернсу: роман посвящен Алану Голуэйскому из древнего кельтского рода. Общеевропейское признание в ту эпоху завоевали некоторые шотландцы, писавшие на латыни, хотя они были скорее учеными, чем писателями. Математические трактаты Иоанна де Сакробоско (Джона Холлибуша) издавались в XVI в. таким человеком, как Меланхтон. Наибольшей известности добился математик и астроном Михаил Скотт, преподававший в Оксфорде, Париже и Толедо; он вновь познакомил Европу с Аристотелем и стал заметной фигурой при блестящем сицилийском дворе императора Фридриха II. В литературной жизни того времени самым знаменитым именем было имя Томаса Лермонта, Томаса Рифмоплета из Эркилдуна (Эрлстон в Лодердейле)^[94]. Мы не знаем, писал он по-французски или по-английски. Судя по месту его рождения и по времени его творчества, вероятнее всего выглядит последнее предположение. Он ввел в сложную ткань Артуровской легенды знаменитую версию повести о Тристраме, известную и любимую в Германии; один английский поэт, принадлежавший к следующему поколению писателей (похоже, Томас Лермонт пережил Александра III), назвал его произведение величайшей из всех «жест». Сочинения, считающиеся первыми образцами английских стихотворных рыцарских романов, скорее всего, восходили именно к этому произведению Лермонта. Возможно, их даже следует считать просто его южными версиями. Скорее всего, к этому же периоду относятся некоторые другие анонимные романы, без сомнения, созданные в Шотландии: впрочем, их очень сложно привязать к какой-либо точной дате.

Процветало и образование: наряду с церковными школами начали возникать городские грамматические школы. Основание школы Эра датируется началом XIII в., а Абердинская школа была основана чуть раньше 1262 г., при этом Абердин все еще сохранял свое положение аванпоста, стража шотландских границ. В Шотландии все еще не было университетов, и шотландские ученые ездили в университеты испанские и итальянские, но все возрастающая слава Оксфорда, его доступность и дружественные отношения с Англией принесли ему особую популярность, а в 1262 г. Деворгилла и ее муж Джон де Балиол основали там колледж для шотландских студентов.

Однако миру и спокойствию было суждено в скором времени разлететься на столь мелкие куски, что по сохранившимся остаткам мы можем лишь догадываться о некоторых других деталях мирной жизни шотландцев. Впрочем, судя по тому, что нам известно, Шотландия к 1280 г., хотя и не отличалась особенным богатством, обладала чуть ли не лучшим государственным устройством из всех европейских стран.

Мир сохранялся еще около 10 лет. Инцидент, произошедший во время принесения Александром III вассальной клятвы в 1278 г., явился первым раскатом надвигающейся грозы и мог бы остаться без последствий, как в свое время случалось с множеством других угроз. Однако летом 1281 г. безмятежная жизнь была нарушена первым печальным событием. Скончался молодой принц Давид, которому было всего лишь 8 лет. Джон Фордун, обращаясь к прошлому, видит в его смерти «начало будущих горестей Шотландии» (initium dolorum Scotiae futurorum) и восклицает: «Увы тебе, Шотландия, если бы ты знала, сколь много дней печали и слез выпадут на твою долю» (Неu, proh dolor, О Scotia! Quoniam si cognovisses et tu futures luctuum dies et lachrymarum). Эти скорбные дни уже почти наступили. И все-таки оставались еще принц и принцесса, уже достигшие зрелости. В течение следующих 18 месяцев принц женился, а принцесса вышла замуж, и их браки доставили Шотландии новых союзников. В августе 1281 г. мир с Норвегией (который больше никогда не нарушался) был скреплен свадьбой принцессы Маргариты и молодого короля Эйрика II, только что унаследовавшего норвежскую корону. Приданое шотландской принцессы, составившее 14 000 мерков «новыми и уже ходившими монетами» (novae et usualis monetae), позволяет судить о богатстве короны, особенно в сравнении с приданым ее матери — 5000 мерков, — которое выплачивалось с такими сложностями и такой неохотой. 15 ноября 1282 г. в Роксборо принц Александр женился на другой Маргарите — дочери графа Фландрии, внука императора Востока, а Фландрия была торговым центром Северной Европы.

На следующий год тучи начали сгущаться. Весной 1283 г., скорее всего в апреле, королева Маргарита Норвежская родила девочку и умерла при родах. В том же году тяжело заболел ее брат. Ненадолго ему стало лучше, но затем болезнь вернулась. На Новый год он лежал в Линдорсском аббатстве, а его сознание блуждало в забытьи лихорадки. Затем, 27 января, через шесть дней после своего двадцатого дня рождения, принц Александр заговорил ясно и отчетливо, предсказав, что на следующий день закатится солнце Шотландии. На следующий день он умер. Его молодая жена так и не принесла ему ребенка, и единственной наследницей Александра III (по крайней мере, его ближайшей родственницей, так как единственным другим претендентом мог считаться только правнук его двоюродного дяди) осталась маленькая внучка короля — Маргарита, принцесса Норвежская.

5 февраля 1284 г., через неделю после смерти принца Александра, король созвал своих знатнейших вассалов на совет в Сконе. На зов приехали тринадцать ярлов, одиннадцать прелатов и двадцать пять лордов, и все они признали наследницей престола принцессу Маргариту. При взгляде на имена присутствовавших не может не создаться впечатление, что мы находимся в преддверии следующего акта грандиозной исторической драмы и занавес уже начинает подниматься. На совет прибыл Роберт Брюс, лорд Аннандейла, тот самый, который 46 лет назад был очевидцем сходной коллизии. За ним в списке приглашенных значился Джеймс, Главный Сенешаль (Стюард) Шотландии, недавно унаследовавший должность своего отца. Его внук наденет шотландскую корону. За ним следует Джон Балиол, получивший прозвище Пустой Камзол; затем — Джон Комин из Баденоха и Вильям Сулис. А среди других ярлов мы видим Роберта Брюса, ярла Каррика, отца другого Роберта, которому на тот момент уже исполнилось 10 лет.

Тем не менее было очевидно, что королю следует жениться во второй раз. Ему исполнилось всего лишь 42 года, он был полон сил и надеялся еще долго править своей страной. Как и его отец, Александр III нашел вторую жену во Франции. Ею стала Иолетта, дочь могущественного графа де Дре. К несчастью для Шотландии, она была слишком красива. Они обвенчались в большой монастырской церкви в Джедборо 14 октября 1285 г. Церемония венчания прошла с большой пышностью и блеском. Однако на последовавшем празднике в королевском дворце среди танцующих появилась незваная маска, странная и призрачная фигура, напоминающая саму Смерть. Не по сезону разразились яростные грозы, и по королевству прошел слух, что этой зимой настанет день Страшного суда.

Однако, казалось, все было хорошо. Красота молодой жены сделала короля ее пылким поклонником. Королевство продолжало процветать… до марта следующего года. 19 марта 1286 г. король собрал Совет в Эдинбургском замке. Закончив с делами, он поел и выпил, пошутив с одним из придворных по поводу слухов о Страшном суде, так как ночью шумела сильная буря. Затем, несмотря на всеобщее недовольство, он пожелал отправиться к королеве, находившейся в Кингхорне за заливом Ферт-оф-Форт. Перевозчик умолял его остаться, но король благополучно переправился через реку и продолжил путь от Инверкейтинга только с тремя придворными и двумя проводниками. В темноте и буре они заблудились поблизости от крутого обрыва и потеряли друг друга из виду. Лошадь короля оступилась. Утром тело Александра III нашли на берегу. Королевой Шотландии стала девочка, которой еще не исполнилось и трех лет. Она жила при норвежском дворе.

Маленькая королева Маргарита номинально правила Шотландией четыре года. Старый Роберт Брюс попытался было захватить престол, но отказался от своих намерений, и мир не был нарушен. Можно сказать, что Шотландия и Англия, столь долго сохранявшие мирные добрососедские отношения, в то время образовали единую федерацию. Здравые и выверенные соглашения были призваны закрепить этот успех, не причинив вреда ни той, ни другой стране. В 1290 г. Маргарита умерла, так и не успев увидеть свое королевство. У шотландской короны не было определенного наследника, но зато было множество претендентов, и в качестве ближайшего государя, главы дружественной нации и родственника покойных короля и королевы, разобрать этот вопрос попросили Эдуарда I Английского. Так началась Трехсотлетняя война.

Трижды на протяжении срока одной человеческой жизни Шотландия оставалась без правителя и трижды подвергалась, как могло показаться, окончательному и бесповоротному завоеванию. И трижды, как только у нее появлялся вождь, она сбрасывала чужеземное иго, подчас борясь против неприятельских сил, в пять раз превосходивших ее войска, восставала из праха и снова становилась свободной страной. Этой славой Шотландия обязана Уоллесу, его ученику Брюсу и всем другим людям, вдохновленным духом и деяниями своих предводителей. Но нельзя забывать и о поколениях, в течение долгих веков трудившихся над созданием великой и сильной Шотландии.