Рождественский подарок

Глава 5

— У нас впереди два больших праздника, — сообщила Бриджит Ноэль, становясь на колени у ванны.

— Какие праздники? — Ноэль сосредоточенно морщила носик, наблюдая, как Бриджит вынимает Пушка после первого купания в ванной. Схватив игрушку, она выжала из нее воду, а потом стала яростно вытирать досуха. — Пушок прекрасно выглядит, — заявила она, поднимая его повыше, чтобы полюбоваться. — Теперь даже миссис Лоули не назвала бы его грязным.

Бриджит еще не пришла в себя после вопроса Ноэль.

— Ты сказала: «Какие праздники»? — переспросила Бриджит. — Ну, твой день рождения и Рождество. Или ты забыла, что до декабря остался всего один месяц?

Движения Ноэль стали медленнее.

— Ноябрь начался всего неделю назад.

— Да, но рождественский пост начинается в конце месяца — г это меньше чем через три недели А потом каких-то три недели — и наступит Рождество и твой четвертый день рождения. Нам надо долго готовиться. Печь пироги, выбирать подарки, планировать прием гостей…

— Пушок не любит гостей, — перебила Ноэль, снова завязывая ленточку на шее у кота. — Он любит проводить праздники один вместе со мной. Дядя не разрешит гостям приехать в Фаррингтон. Он ни с кем не встречается — ты же знаешь.

— Очень хорошо знаю. — Бриджит вздохнула, чувствуя себя совершенно обескураженной отсутствием сдвигов в своих отношениях с Эриком За две недели, прошедшие после ее приезда в Фаррингтон, он не сделал ни одной попытки с ней увидеться и, что еще хуже, увидеть Ноэль Фактически они видели его только три раза, каждый раз случайно, и каждый раз он исчезал, как только замечал их присутствие. Никогда он не заходил в их крыло. Даже для того, чтобы узнать, в чем дело, когда выходки Ноэль завершались сокрушительным грохотом, от которого и мертвый бы проснулся один раз это была восточная ваза, которую она использовала как крокетный молоток, второй раз — стайка фарфоровых птичек, которых она сбросила с лестничной площадки второго этажа, чтобы доказать, что они умеют летать. Еще полдюжины подобных «несчастных случаев» сопровождало ее постепенное, но неуклонное превращение из ходячего кошмара в нормальную веселую маленькую девочку, которой больше не надо было уничтожать все вокруг себя, чтобы добиться так необходимого ей внимания. Это внимание, естественное выражение любви Бриджит, теперь щедро изливалось на нее, компенсируя выговоры многочисленных приемных родителей Ноэль.

Насколько легче проходило бы превращение Ноэль, если бы ее непреклонный дядя пустил девочку в свое сердце.

Но с помощью или без помощи Эрика Бриджит была полна решимости дать своей драгоценной воспитаннице все радости детства, которых она заслуживала, — и Рождество, и дни рождения.

С мыслью об этом Бриджит снова обратилась к Ноэль:

— Даже если твой дядя будет придерживаться своих правил и не нарушит затворничества, это не помешает нам отпраздновать день твоего рождения в собственной тесной компании Мы возьмем чай и пирог на улицу — даже если будет идти снег — и потом устроим интересное кукольное представление. Погоди, вот увидишь, какой дедушка превосходный кукольник…

Глаза Ноэль широко раскрылись, и она в панике прижала к груди Пушка.

— Пушка нельзя сделать куклой для кукольного театра. Никто не может брать его в руки, только я.

— Конечно, нет. Пушок будет гостем. Какой торт он любит?

Молчание.

Бриджит вдруг все поняла, и это понимание словно окатило ее холодным душем.

— Ноэль, ты никогда не праздновала свой день рождения?

Ноэль зарылась лицом в мех Пушка.

Бриджит боролась с растущим в ней отчаянием.

— Ноэль, — она погладила блестящую черную головку девочки, — как ты провела прошлое Рождество? И где? Та пожала плечами.

— В первое Рождество я родилась, — пробормотала она. — Поэтому думаю, что провела его в Фаррингтоне. Следующего Рождества я не помню — наверное, была в чьем-нибудь доме. Когда мне было два года, я жила у Реглингтонов. Они отослали меня в детскую без ужина, потому что я разбила несколько подарков, когда играла в гостиной. Когда мне было три года, я жила в доме Бэллизонов. Я оборвала иголки с их елки и провела остаток дня в кладовке. Ты обещаешь, что викарий не отберет у меня Пушка?

— Обещаю, дорогая. Никто не отберет у тебя Пушка. — У Бриджит в горле застрял комок Наслушавшись за две недели подобных рассказов, она считала, что ее уже ничто не может повергнуть в шок. Оказалось, может.

Подняв голову Ноэль за подбородок влажным указательным пальцем, Бриджит попыталась получить подтверждение своим подозрениям.

— Ты никогда не наряжала елку? Не пекла сладкие пирожки? Не посылала никому поздравительных открыток? Не ходила петь рождественские гимны? — И, видя, что Ноэль отрицательно качает головой, она вздохнула. — А как насчет дня рождения? Не может быть, чтобы те семьи, в которых ты жила, совершенно его игнорировали.

— Они не знали, что это мой день рождения. Единственный человек, который знает, — мой дядя. Это он мне сказал, что я родилась на Рождество. Конечно, меня же зовут Ноэль, поэтому я вроде как догадалась. И хорошо сделала, потому что он на самом деле не хотел мне говорить. Я просто приставала к нему, пока он не ответил. Но он никогда никому об этом не рассказывал. А что до празднования, так дядя никогда ничего не празднует, особенно день, когда я родилась, о чем он старается забыть.

Это явилось последней каплей. Последняя струна лопнула в сердце Бриджит.

— Ноэль, вам с Пушком пора отдохнуть. — Бросив полотенце, она повела девочку из ванны в голубую спальню и задернула новые шторы. — Мы бегали и играли с самого конца утренних занятий Вам с Пушком будет полезно немного поспать — особенно Пушку, который, наверное, устал после такого испытания, как первое в его жизни купание.

Ноэль устроилась под одеялом, и ее огромные глаза уставились на Бриджит.

— Ты собираешься пойти к дяде, правда?

Неужели она всерьез надеялась обмануть свою проницательную воспитанницу?

— Да, Ноэль Пора нам с ним поговорить.

— Ты здесь уже три недели и обходилась без разговоров с ним. Мы и видели-то его всего три раза. Но он видел нас гораздо чаще.

Бриджит сдвинула брови.

— Что ты имеешь в виду?

— Точно, точно. Мы его видели только три раза, — терпеливо повторила Ноэль. — Один раз, когда вошли через черный ход после того, как забрали привезенные продукты, и еще два раза на кухне, когда готовили обед Помнишь — он исчез, как только нас увидел. — Она прижала Пушка к щеке. — Ты была права, знаешь ли. Пушок выглядит намного лучше теперь, когда он чистый. И он вовсе не так сопротивлялся купанию, как я поначалу думала.

— Рада это слышать. — Бриджит присела на край кровати. — Я знаю, что мы видели твоего дядю всего три раза. Но я хотела спросить, почему ты говоришь, что он нас видел гораздо чаще, чем мы его?

— Потому что это правда. Он следит на нами из окна каждый раз, когда мы играем в лесу. Бриджит застыла.

— Ты уверена?

— Конечно, уверена Я его всегда замечаю. Он смотрит на нас не очень долго. А потом уходит.

— А он?.. — Бриджит лихорадочно соображала. Значит, Эрик вовсе не так равнодушен к своей племяннице, как бы ему хотелось. Она ему небезразлична, хочет он того или нет. — Ноэль, спасибо тебе. Ты только что дала мне необходимое оружие.

— Оружие? — Девочка озадаченно нахмурилась. — Это чтобы убивать людей?

— Иногда, — ответила Бриджит. — А иногда — чтобы спасать. — Она нагнулась, накрыла девочку одеялом до подбородка и нежно поцеловала в лоб. — А теперь спи. Вместе с Пушком Ноэль кивнула и закрыла глаза.

— Желаю удачи с дядей, — шепнула она. — И не применяй слишком много оружия, если он устроит тебе догоняй. Ты ему ужасно нравишься, правда.

Пять минут спустя Бриджит вынуждена была не согласиться с мнением Ноэль.

— Я вас предупреждал, что в мои комнаты нельзя входить ни в коем случае, — рявкнул Эрик, свирепо глядя на Бриджит, стоящую у порога.

— Я и не входила Я постучала. Мне надо было с вами увидеться. А место, где мы будем разговаривать, можете выбрать сами.

Его глаза вспыхнули, как блестящие осколки обсидиана.

— Видеть меня и говорить со мной не входит в условия нашего договора.

— Тем не менее я собираюсь это сделать. — Бриджит в упор смотрела на него, нисколько не пугаясь его гнева. Более того, она видела не только холодное выражение его лица и запущенную внешность, не только его ожесточение. Человек, который был наваждением ее девичьих снов, все еще существовал, спрятанный глубоко внутри этого мрачного, язвительного незнакомца. — Вам не удастся меня запугать, милорд, — сообщила она ему. — Я и раньше вас не боялась, а теперь слишком огорчена, чтобы испугаться. Поэтому вам лучше меня впустить. Мне нужно сказать вам нечто важное, и я не собираюсь уходить, пока не выскажусь.

Эрик, несколько ошарашенный, медленно открыл дверь.

— Только говорите коротко.

Бриджит вошла, слишком взволнованная, чтобы ощутить неловкость оттого, что впервые находится в спальне Эрика, и резко обернулась к нему:

— Речь пойдет о Ноэль.

— В таком случае это меня не касается. До свидания.

— Оставьте это абсурдное лицемерие, лорд Фаррингтон. Не имеет смысла. Никого из нас оно не обманет.

— О чем это вы болтаете, черт побери?

— О вас Об этой притворной ненависти, которую вы питаете к Ноэль. И об этом абсурдном мифе, на котором вы настаиваете, разыгрывая из себя жестокого тирана — Она остановилась, чтобы перевести дыхание. — Вы обманщик, милорд Обманщик и глупец. И то и другое вы сделали из себя сами Тем не менее, если вы предпочитаете удалиться от жизни, это ваше дело, пока оно наносит вред только вам одному. Однако в данном случае оно наносит еще больший вред Ноэль. Поэтому я перестала ждать, пока вы сами опомнитесь, и решила вмешаться.

Казалось, Эрик разрывается между изумлением и желанием взорваться от негодования.

— Вы сошли с ума? — прогремел он, хлопнув дверью так сильно, что задрожали стены. — Неужели две недели, проведенные в обществе моей племянницы, лишили вас рассудка.

— Совсем наоборот, милорд. Две недели в обществе вашей племянницы поведали мне больше, чем я могла рассчитывать. Она умный, чувствительный ребенок — но вы, конечно, этого знать не можете. — Произнеся про себя короткую молитву, Бриджит продолжила наступление:

— Собственно, вы ее совсем не знаете.

— И не собираюсь знать, вы, дерзкая…

— Я спрашивала Ноэль, как она хочет отпраздновать свой день рождения, — прервала его Бриджит. — По-видимому, она его вообще никогда не праздновала.

Раздался сардонический смех.

— Это меня не удивляет. За то недолгое время, которое она провела, занимаясь разрушением каждого из домов, где жила, ничего нельзя было успеть отпраздновать.

— И чья же в том вина?

Он стиснул челюсти так крепко, что Бриджит испугалась, как бы они не сломались.

— Я бы посоветовал вам придержать язычок, мисс Каррен.

— При всем моем уважении к вам, милорд, меня ни капельки не интересуют ваши советы Меня интересует Ноэль, ее благополучие Ей необходима нормальная жизнь не только занятия и дисциплина, а семья, прогулки в парке, игры с другими детьми. Как вы думаете, почему она так привязана к Пушку? Вам когда-нибудь приходило в голову, что он — то единственное, что постоянно в ее жизни? Девочку швыряли из дома в дом, словно что-то ненужное, с самого рождения Теперь она стала настоящей узницей Фаррингтона. Все, что ей нужно, — это настоящий дом, друзья, смех… — Бриджит помедлила. — Любовь.

— Вы все сказали? — резко спросил Эрик. Бриджит недоверчиво покачала головой.

— Вы не собираетесь уступать ни дюйма, не так ли? Желаете позволить вашему страданию погубить жизнь этой маленькой девочки.

Казалось, в Эрике что-то сломалось.

— Так отпразднуйте ее день рождения, будь он проклят! — взревел он, пересек комнату и схватил с совершенно пустого письменного стола наполовину полный бокал с бренди. — Пригласите викария Испеките пирог. Прыгайте в листья с рассвета до темноты, мне все равно. А теперь убирайтесь.

— А Рождество?

Он со стуком поставил бокал на стол.

— Не будет.

— Не будет? Чего не будет? Церкви? Елки? Подарков? Не…

— Не будет Рождества. — Он обернулся к ней. — И это не подлежит обсуждению. Для меня Рождества не существует. Оно перестало существовать пять лет назад.

— Я понимаю вашу боль, милорд. Но Ноэль еще ребенок. Наверное…

— Нет! — взревел Эрик и швырнул бокал в стену. Бриджит подпрыгнула, она была совершенно не готова к столь бурному проявлению ярости. Невольно сделав шаг назад, она смотрела, как каскад хрустальных осколков сверкающим дождем падает на восточный ковер.

Одновременно она вдруг увидела окружающую обстановку. Ее встревоженный взгляд обежал потухшие лампы, темную мебель, плотно задернутые шторы. «Дедушка был прав, — оцепенело подумала она. — Это мавзолей. Если бы не стопка книг на ночном столике и не смятая постель, можно было бы подумать, что здесь совсем никто не живет».

— Вы испугались, мисс Каррен? — прервал молчание Эрик угрожающим тоном. — Или просто рассматриваете мое жилище? Потому что именно сейчас я бы на вашем месте очень испугался.

Прозвучавший в его словах вызов дошел до нее, и Бриджит снова посмотрела ему в глаза, не с тревогой, но со смущением. «Он меня дразнит, — поняла она. — И хочет, чтобы я испугалась и ушла. Изо всех сил пытается себя защитить».

Все ее девичьи мечты устремились к действительности, смешавшись с состраданием и интуицией, подаренными зрелостью.

— Нет, милорд, я не испугалась, — возразила Бриджит, решительно сжав зубы. — И я не мисс Каррен, во всяком случае, уже не мисс.

Эрик прищурился.

— Да, вы не мисс, это так. — Он двинулся к ней с решительным видом. — Вы графиня Фаррингтон. — Он возвышался над ней, и вид у него был довольно угрожающий. — Моя жена.

— Да.

— Всего лишь номинально, — напомнил Эрик. — Во всяком случае, пока.

В глубине души понимая, что сейчас решится ее будущее — И будущее Эрика, — Бриджит пошла навстречу своей судьбе.

— Это был ваш выбор, милорд. Не мой…

По его лицу прошла судорога боли.

— Будьте вы прокляты, — пробормотал он сквозь стиснутые зубы. — И будь я сам проклят за то, что хочу вас.

С этими словами он резко протянул руки и рывком прижал Бриджит к груди, к своему твердому и мускулистому телу. Потом грубо, за подбородок поднял ее лицо навстречу своему опускающемуся рту и впился в ее губы поцелуем, прежде чем она успела не то что возразить, но даже вздохнуть.

Физические ощущения, соединившись с потрясением чувств, придавили Бриджит, накрыли ее огромной, всепоглощающей волной. Она со всхлипом приняла — нет, приветствовала — нападение Эрика; в ее затуманенном мозгу промелькнула мысль о том, сколько ночей ей это снилось, и в то же время она понимала, что никакие фантазии никогда и близко не подходили к этой невероятной реальности. Рот Эрика скользил по ее губам, требовательный, обжигающий, безрассудный, но он в тот момент больше напоминал защищающегося, чем агрессора.

Бриджит прижалась к нему, ей хотелось как-то утихомирить охватившую ее бурю чувств. Пальцы ее разжались, скользнули вверх по его сорочке и остановились напротив сердца.

— Эрик, — шепнула она, и слово это бальзамом пролилось на его запекшийся как в лихорадке рот. — О Эрик!

Крупная дрожь сотрясла его тело, жесткая хватка ослабла. Кулаки разжались, и ладони заскользили вверх и вниз по ее спине, лаская, а не причиняя боль. Он еще теснее прижал ее к себе, а его поцелуй стал нежнее, губы обнимали ее губы, без слов требуя ответа.

Бриджит поняла его просьбу.

С естественным, невинным пылом она подчинилась, дрожа от предвкушения, когда его язык скользнул внутрь и встретился с ее языком.

И тут она погибла.

Рот Эрика завладел ее ртом с неутолимой жаждой. Утонув в ощущениях, Бриджит поднялась на цыпочки, чтобы ему было удобнее, еще крепче прижавшись к его могучему телу.

Из груди Эрика вырвался тихий стон, и он откликнулся на ее зов, завладевая ею так, как Бриджит не могла вообразить даже в самых смелых своих мечтах. Его руки спустились вниз, обхватили ее ягодицы, он приподнял ее, оторвав от пола, жадно прижимая к себе все ее мягкое, податливое тело.

Наслаждение — головокружительное, лишающее сил — обдавало Бриджит потоками жара. Если бы Эрик не поддерживал ее, она бы рухнула, ноги ее подгибались от слабости и не повиновались ей. Словно читая ее мысли, Эрик подхватил ее на руки и, крепко прижав к себе, понес к кровати. Через секунду она ощутила холодок, приятно остудивший ее лихорадочно горящую кожу, когда он опустил ее на простыни.

— Бриджит.

Впервые он произнес ее имя, и сердце ее запело от радости.

— Что? — Ее ресницы затрепетали и приподнялись.

— Ты уверена?

Уверена? Она всегда была уверена.

— Да. Я уверена.

Тяжело и хрипло дыша, он склонился над ней, опираясь на руки.

— Ты понимаешь, что должно произойти? Нет, человек с холодным сердцем не может быть таким нежным.

— Да, понимаю.

Он глотнул, жилы на его шее напряглись.

— Если хочешь передумать, сделай это сейчас. Потому что, когда я окажусь в этой постели, отступать уже будет поздно.

Она протянула к нему руку и погладила колючую щеку.

— Я не хочу передумывать. Люби меня. Завораживающие глаза прищурились.

— Любить? Это не имеет ничего общего с любовью, — предостерег ее Эрик и глубоко втянул в себя воздух, явно пытаясь вернуть безнадежно ускользающее самообладание.

Потом резко тряхнул головой и капитулировал.

— Я поступаю с тобой как последний негодяй. — Он нежно пропустил сквозь пальцы ее волосы. — Ты прекрасная, романтичная, невинная девушка, которая верит, будто то, что мы собираемся сейчас сделать, порождено каким-то волшебным чувством. Но это не так, Бриджит. Все дело в физическом влечении. Я хочу тебя. Так хочу, что схожу с ума. Я хотел тебя с того самого мгновения, как увидел там, у церкви. Мое тело вопит от желания войти в тебя, излить свою вечно сдерживаемую страсть в твое лоно. Но это похоть, моя сентиментальная жена, а не любовь. Поэтому повторяю: если хочешь уйти, сделай это сейчас. Потому что ничто не изменится даже после того, как мы сожжем друг друга дотла в этой постели. Ни наша жизнь, ни разделяющие нас преграды. Ничто.

По жилам Бриджит бежал жидкий огонь.

— Сожжем друг друга дотла? Именно это мы сделаем?

— Да, и еще больше.

— Покажи мне. — Руки Бриджит обвили шею Эрика, ее пальцы запутались в длинных волосах у него на затылке. — Больше мне ничего не нужно.

— Потом тебе может захотеться большего.

— Если такое произойдет, то это будет мое бремя. Так же, как сейчас решение. — Она смотрела на него снизу вверх и видела того чудесного человека, которого Эрик считал умершим, исчезнувшим навсегда. — Я твоя жена. Едва ли тебя можно обвинить в том, что ты меня погубил. Более того, поскольку я отвергаю супружескую неверность, но не хочу прожить жизнь, так и не познав страсти, ты единственный, кто может мне ее дать. Пожалуйста, Эрик, я знаю, что делаю.

— Знаешь ли? — спросил он, опускаясь на нее всей своей тяжестью. — Потому что я — не знаю. Да поможет мне Бог.

Он приник к ней жадным поцелуем, а его руки на ощупь расстегивали ее платье, стаскивали его с ее тела. Неловкими пальцами она расстегнула его сорочку и развела в стороны полы, чтобы провести пальцами по теплой, покрытой жесткими волосками груди.

С приглушенным проклятием Эрик оттолкнул прочь ее руки, швырнул сорочку на пол и несколькими резкими, яростными движениями сорвал с нее нижнее белье. Он оторвался от нее только для того, чтобы сбросить с себя остаток одежды, пожирая ее глазами так, что Бриджит почувствовала себя такой красивой, какой он ее видел.

Эрик опустился на нее сверху, и все его тело содрогнулось от первого соприкосновения их обнаженной плоти, а его рот заглушил ее стон.

В голове у Бриджит не осталось ни одной четкой мысли, настолько сильными были ощущения, сотрясающие ее тело. Она цеплялась за его руки, отчаянно стараясь доставить ему удовольствие и не зная — как.

Эрик поднял голову и посмотрел на нее сверху.

— Научи меня, — попросила Бриджит, но это было скорее требование, чем просьба.

Резкие морщинки вокруг его глаз разгладились, странный огонек мелькнул в их чернильной глубине.

— Ты не нуждаешься в обучении. Я уже и так погиб.

— Но…

— Тихо. — Он легонько поцеловал ее в уголки губ, пробормотав:

— Позволь мне. — Его ладони обхватили снизу шелковистую тяжесть ее грудей, и он почувствовал ее непритворную дрожь. — По крайней мере это я могу тебе дать. Позволь мне, Бриджит. Я хочу видеть, как эти твои невероятные золотистые глаза затуманит чудо открытия — Его губы нашли бьющуюся жилку на ее шее. — Хочу почувствовать, как ты дрожишь от наслаждения, о котором никогда и не подозревала. Бриджит, позволь мне.

Она попыталась ответить, но в этот момент его пальцы нашли ее соски и стали дразнить их легкими, как перышко, поглаживаниями до тех пор, пока Бриджит не лишилась способности говорить, думать и даже дышать. Не сознавая ничего вокруг, кроме этого ощущения, она откинулась на постель и закрыла глаза, без слов давая Эрику то разрешение, о котором он просил.

Он почувствовал, что она сдается, и стал действовать.

Он наклонил голову, и его рот сменил пальцы, а Бриджит с трудом сдерживала крик, когда он обвел языком ее сосок, охватывая ставший чувствительным бугорок и ритмично прижимая его губами.

— Эрик… — Это было единственное слово, которое она смогла произнести, и оно вырвалось у нее как сдавленное рыдание.

Он не ответил. Не ответил словами. Вместо них он перешел ко второй груди, одарив ее той же лаской, что и первую. Его руки двинулись ниже, скользя по изгибам талии и бедер, ощущая нежность ее кожи. Его колени толчком раздвинули ее ноги и устроились между ними, чтобы получить доступ к тому, к чему он стремился.

Когда он прикоснулся кончиками пальцев к внутренней поверхности ее бедер, в Бриджит вспыхнуло желание. Не обращая внимания на едва слышный внутренний голос, называющий ее распутницей, она раздвинула ноги пошире, всхлипывая по мере того, как кончики его пальцев эротическими кругами поднимались все выше и выше по ее трепещущим ногам.

— Открой глаза, Бриджит.

Повинуясь его приказу, она подняла дрожащие веки и открыла для себя нечто еще более поразительное, чем восторг от его прикосновений.

На него это подействовало так же сильно, как и на нее.

Влажные пряди волос прилипли к его лбу, блестящему от пота, лицо было напряженным от желания. Но самым поразительным был огонь, пылающий в глазах, огонь, порожденный вовсе не гневом.

— Я хочу смотреть на тебя, — невнятно пробормотал он. — С этого момента и дальше я хочу видеть всю красоту твоей страсти, как она будет нарастать. — Его пальцы еще на миллиметр приблизились к тому месту, где все ее существо желало его ощутить. — Покажи мне, Бриджит.

Протянув руки, она сжала его запястья и потянула их выше, широко раскрытыми глазами глядя прямо в его глаза.

Этого было достаточно.

Его пальцы открыли ее, нашли ее, и из глубины его горла вырвался хриплый звук, пока он изучал бархатистые складки.

— Совершенство, — с трудом произнес Эрик, дыхание из его груди вырывалось быстрыми, частыми толчками.

Бриджит вскрикнула, изгибаясь под его рукой, наслаждение растекалось от самой ее сердцевины. Эрик пристально наблюдал за ней из-под опущенных век и усилил ласки, каким-то образом точно зная, где прикоснуться, как усилить ее экстаз. Утопая в ощущениях, Бриджит металась по подушке, уверенная, что умирает, но это ее совершенно не волновало. Она была уже так близко к вратам рая, как только можно было к ним подойти.

Пока он не остановился.

— Эрик? — Ее затуманенный взор замер на его лице, она хотела знать причину.

Хотела его.

— Я хочу быть внутри тебя, когда это произойдет, — прохрипел он, опускаясь на нее сверху, пока жесткий стержень не замер у того места, где только что были его пальцы. — Господи, я даже не уверен, смогу ли дождаться. — Он содрогнулся, его бедра двигались помимо его воли — Бриджит, мне сейчас придется сделать тебе больно.

— Мне все равно. — Ее руки обхватили его влажную спину, притянули его к себе, требование ее неискушенного тела оказалось сильнее страха и рассудка Странное выражение промелькнуло на его лице, затем исчезло, побежденное физическим влечением.

Эрик вошел в нее медленно — так медленно, как только могли позволить их напряженные тела, — останавливаясь через каждые несколько секунд, чтобы дать ей время приспособиться к его проникновению. Достигнув девственной плевы, он остановился и таким глубоким взором посмотрел в ее глаза, что Бриджит спросила себя, какое обладание является более абсолютным.

— Клянусь, ты не пожалеешь, — прошептал он. Приподняв ее бедра, он проник в нее одним мощным толчком.

У Бриджит перехватило дыхание, боль была незваным пришельцем Твердо решив не разрушать чуда их соединения, она подавила крик, прикусив губу так, что слезы навернулись на глаза.

— Не надо. — Эрик замер и провел косточками пальцев по ее щеке. — Не надо от меня прятаться. Только не сейчас. — Он накрыл ее рот своим. — Ах, Бриджит, мне жаль, — выдохнул он в ее губы. — Так чертовски, чертовски жаль.

Раскаяние в его голосе причинило ей еще большую боль.

— Не надо сожалеть, — яростно прошептала она, придавая своим словам такой же широкий смысл, как и он. — Это так прекрасно. Как ты можешь сожалеть?

И с этими словами она инстинктивно подняла бедра навстречу его бедрам и была потрясена новым приливом желания, от которого захватывало дух.

Отодвинувшись, она затуманенным взором посмотрела в глаза Эрика и повторила движение, обнаружив, что боль утихла и сменилась страстным стремлением к завершению. Трение было невыносимым, трижды усиленное ощущением мощного стержня, пульсирующего внутри нее, растягивающего ее изнутри до предела.

Она хрипло всхлипнула — и терпение Эрика лопнуло.

— Да, — простонал он, прижимаясь своим лбом к ее лбу. — Еще раз — когда скажу. — Он медленно вышел, потом остановился. — Сейчас. — И толкнул вниз, охватив руками ее бедра, а она выгнулась дугой ему навстречу.

На этот раз у нее вырвалось громкое рыдание, а Эрик издал дикий вопль.

— Еще, — скомандовал он. — И еще, и еще, и… Его голос прервался, все ограничения рухнули. Схватившись руками за изголовье, он снова и снова погружался в Бриджит, и она отвечала ему столь же яростными движениями. Пружины кровати стонали при каждом мощном толчке, но этот звук заглушался их прерывистыми криками и тяжелым дыханием.

Что-то должно было произойти. Бриджит это чувствовала. Словно она взбиралась по великолепной радуге и теперь замерла, чуть-чуть не дойдя до ее вершины.

— Эрик… — Она простонала его имя, молча умоляя его увести ее туда, куда она так отчаянно желала попасть.

И он повел ее.

Сжав ее ягодицы, он приподнял их, глубоко вошел в самую ее сердцевину, прижался к той самой влажной, пульсирующей плоти, которая так желала его.

Бриджит взорвалась миллионами осколков, взрыв следовал за взрывом, сминая ее, накатываясь горячими волнами спазмов. Словно издалека, она услышала стон Эрика, почувствовала, как он сильнее сжал ее, стараясь продлить ее удовольствие. Но больше не оставалось сил сдерживаться. Резким толчком вперед он отдался завершению, выкрикивая имя Бриджит в такт пульсирующим волнам своего освобождения.

«Боже, пожалуйста, — молилась Бриджит в то короткое завершающее мгновение, когда Эрик воистину принадлежал ей. — Пусть продлится это чудо. Пожалуйста».

В тот момент ее молитва не была единственной в стенах Фаррингтона.

Лежа в постели, Ноэль укладывала Пушка на подушку рядом с собой.

— Она все еще в его комнате, ты знаешь, — серьезно сообщила она игрушке. — И дядя не сердится, иначе мы бы услышали его крики даже здесь, внизу. Нам надо помолиться, Пушок. — Девочка крепко зажмурилась, ладошкой закрыла Пушку пуговичные глаза. — Боже, я знаю, что совершаю много плохих поступков, — начала она. — Но я обещаю исправиться. Я буду слушаться и не буду ничего ломать, и никогда больше мне не потребуется устраивать догоняй. Только, пожалуйста, — губы ее задрожали, и две слезинки покатились по щекам, — пожалуйста, не отнимай у меня Бриджит.