Те же декорации, что и в первом действии. Три дня спустя после бурного сочельника. Лука в постели в полузабытьи. Жизнь подкосила этого крепкого человека, многие годы жившего в счастливом неведении. Под головой Луки — четыре-пять подушек. Голова склонилась на грудь. Он недавно задремал после бессонной ночи. Кончетта сидит в кресле справа в окружении донны Кармелы, Ольги и синьоры Армиды Романелло. Ее подруги всю ночь ободряли ее. Слева, на постели Томмазино, сидят Рита, Мария, Альберта — соседи, готовые помочь в беде. Справа женщины говорят о случившемся с участием и сочувствием. Слева молодежь болтает о каких то своих делах. После короткой паузы дверь в глубине сцены отворяется, и входит Раффаэле, привратник. Он вносит поднос с шестью чашками, взятыми из разных сервизов, ложечками и блюдечками. Идет осторожно, в другой руке у него полный кофейник с ручкой, обернутой тряпкой. Подходит к женщинам, чтобы подать им кофе.
Раффаэле. Вот, свежий…
Кармела. Только на кофе и держимся.
Раффаэле (Ольге). Меня ваш муж позвал из окна.
Ольга. Что он сказал?
Раффаэле. Я не очень то понял, потому что в это время кофе закипел… Сказал, что сейчас спустится. (Подавая чашку Кончетте.) Донна Конче, глоточек… Кончетта (убитая горем). Не могу, не могу…
Кармела. Надо выпить, это вас поддержит.
Кончетта лишь пригубляет и сразу же отодвигает чашку.
Армида (молодым людям). Дети, выпейте кофе.
Раффаэле подходит к ребятам, подает им кофе.
Альберто. Если не выпью кофе, тут же усну.
На подносе остались две чашки; одну берет Рита. Мария хочет взять вторую.
Раффаэле. Погодите. Эту мы дадим дону Паскуалино. (Подходит к Паскуалино. Тот сидит один у окна и смотрит на улицу) Дон Паскали, кофе.
Паскуалино берет чашку из рук Раффаэле и, продолжая смотреть в окно, пьет.
Альберто (к Раффаэле). Принеси еще две чашки.
Раффаэле. А где я их возьму? На кухне было четыре да две я принес, больше нету.
Рита (дает свою чашку). Наливай сюда, я уже.
Раффаэле снова наполняет чашку Риты.
Мария. Подожди, сперва я. (Пьет.)
Быстро входит Луиджи, муж Ольги Пасторелли, пожилой, хорошо выглядит. Он торопится на работу. Работает он в представительстве торговой фирмы.
Луиджи. Добрый день. (Подходит к женщинам.) Добрый день, донна Кончетта.
Кончетта еле заметно кивает.
Ольга. Что ты хотел сказать?
Луиджи. Я хотел узнать, остаешься ли ты здесь. Мне надо бежать. Вот ключ. Я даже кофе не успел выпить.
Раффаэле (показывает Луиджи кофейник, не обращая внимания на Альберто, который протягивает ему чашку Марии, чтобы наполнить ее еще раз). Вот же… (Берет чашку Ольги, наполняет ее.) Отсюда пила ваша жена.
Луиджи пьет.
Альберто (требуя кофе). Рафе, мне тоже.
Раффаэле. Уже кончился. (Переворачивает кофейник.) Пойду приготовлю еще.
Альберто, смирившись, продолжает разговор с девушками, Раффаэле выходит.
Луиджи. Как себя чувствует дон Лука?
Кончетта. Вчера вечером приходил доктор, посмотрел его и нахмурился.
Луиджи. Ночью спал?
Кончетта. Ни минуточки. Все звал Николино, метался…
Кармела. У меня доброе предчувствие. Вчера вечером дону Луке было хуже, совсем плохо было… А сейчас он заснул.
Кончетта. Нет, это только кажется. Левая рука не двигается… Язык еле ворочается, говорить почти не может…
Луиджи. Но он хоть узнает вас?
Кончетта. Когда как. Вчера подошла к нему, говорю: «Лукарье, это я, Кончетта…» За кого, вы думаете, он меня принял? Посмотрел и говорит: «Ты дон Базилио». Мы недели три назад ходили смотреть «Севильского цирюльника» в Сан Карло, и, видно, на него это подействовало.
Молодые люди смеются.
Альберто (вполголоса, девушкам). А она и впрямь похожа на дона Базилио.
Девушки смеются еще громче. Женщины справа жестами и мимикой дают понять, что смех неуместен.
Армида. Дети, в чем дело?
Мария (пытаясь как то поправить дело). Да ничего, просто Альберто остался без кофе.
Из кухни выходит Нинучча, держа в руках миску с дымящимся супом. На ее лице следы недавнего глубокого горя, которое она пытается скрыть.
Нинучча. Мама, может, дать ему немного куриного бульона? Он горячий-горячий.
Кончетта. Я бы не будила его, он только что заснул… Как вы думаете, донна Карме?
Кармела. Пусть лучше поспит. Ольга. Когда проснется, разогреете, вот и все.
Нинучча отставляет миску, прикрывая тарелкой,
Кончетта. Доктор когда придет?
Нинучча. Уже должен быть здесь.
Кончетта. А Томмазино?
Нинучча. Он пошел давать телеграмму Николино. Должен скоро прийти.
Луиджи (смотрит на часы). Ну, мне надо идти. Но я хочу дождаться, когда проснется дон Лука. Он проснется, и я пойду.
Кончетта (с упреком, Нинучче). Можешь быть довольна… На этом самом месте я тебе сказала: «Поклянись, что помиришься с мужем и покончишь со всем этим». Видишь теперь, что получилось?
Нинучча опускает глаза.
Кармела. Не надо так. Разве она могла представить, что все так обернется?
Кончетта. Она все равно гнула свое. А Лукарьелло я ничего не говорила, и вот три дня назад — как обухом по голове. Его хватил удар, и вот лежит тут едва живой. И все зовет Николино… Хочет увидеть Николино, а мы уже три телеграммы послали, а его все нет.
Кармела. Так что, муж ее бросил?
Кончетта. Тут же. Уехал в Рим к родственникам и видеть ее больше не хочет. (Плачет.) Разбита семья…
Луиджи. Ну, мне надо бежать.
Ольга. Чего ж ты ждешь? Если надо, иди. Вечно ты колеблешься.
Луиджи. Постой, что то я хотел тебе сказать… Ах да. Как насчет обеда, я вернусь домой или как?
Ольга. Если хочешь, возвращайся. Я сделаю макароны с маслом.
Луиджи. Я бы остался, но нужно показать образцы одному клиенту из Милана…
Входит Неннилло.
Неннилло (направляется к матери). Дал телеграмму. (Отдает квитанцию и сдачу) Вот сдача. Как папа?
Кончетта. Спит, не шуми. (Хвалит поведение сына, который в эти трагические дни доказал свою привязанность к отцу.) Если бы не сынок, я бы не выдержала. Бедный, совсем осунулся! Три ночи подряд не отходил от постели. Все делал: и в аптеку ходил и за доктором… А еще говорили — бездушный.
Неннилло садится в ногах у отца.
Луиджи. Ну, я пошел…
Лука (внезапно просыпается и лепечет). Приехал Николино?
Все сразу, сосредоточившись, придвигаются к постели, окружая Луку.
Кончетта. Проснулся. Что он сказал?
Кармела. Спрашивает, не вернулся ли дон Николино.
Кончетта. Только Николино на уме!
Лука (неожиданно громким голосом). Николино!
Все вздрагивают от удивления и тревоги.
Кончетта. Мадонна, какой ужас! (Луке, ласково.) Скоро придет Николино, чуть попозже.
Нинучча. Папа, поешьте бульончика.
Кончетта. Подогрей, он уже остыл.
Нинучча берет миску и выходит налево.
Неннилло (заботливо). Папа, попей…
Кончетта. Попозже, доктор сказал — с промежутками в час…
Неннилло. Час прошел.
Паскуалино. Нет, надо подождать.
Неннилло (враждебно). Помолчи ты.
Паскуалино. Я брат и могу говорить.
Неннилло (угрожающе). Посмотрим…
Паскуалино (тоже угрожающе). Давай посмотрим!
Кармела. Нашли время цапаться…
Раффазле вносит поднос с чашкой и маленьким кофейником.
Раффаэле. Донна Кунче, доктор пришел.
Появляется доктор.
Доктор. Добрый день. Как дела?
Кончетта. Доктор, мы уж заждались.
В это время Раффаэле наливает кофе Альберто.
Рафе, налей доктору кофе.
Раффаэле опять отбирает чашку у Альберта, которому опять приходится смириться, и подает ее доктору.
Доктор. Благодарю, с удовольствием выпью, дома не успел. (Пьет.)
Раффаэле идет к Альберто, но его останавливает Неннилло и протягивает ему пустую чашку.
Кончетта. Пей, Томмази. Пей, полегчает. (Дает ему чашку.)
Альберто (девушкам). Я лучше спущусь в бар и там выпью.
Доктор (отдает пустую чашку Кончетте). Ночью спал?
Кончетта. Ни минуты не дал нам вздремнуть… (Берет с комода листочек и протягивает его доктору.) Это его температура.
Доктор (мельком взглянув на листок). Дон Лу, как дела? Вы отлично выглядите.
Лука (с трудом выговаривая слова, с иронией). И вам того же желаю. (Затем, уставившись на Луиджи, радостно восклицает.) Никули…
Кончетта. Это не Николино. Эго Пасторелли… дон Луиджи Пасторелли. Здесь еще донна Кармела, синьора Армида с дочерью… Все пришли тебя навестить…
Все. Здравствуйте, дон Лу.
Доктор. Здесь слишком много народу. Я еще вчера вам об этом говорил.
Кармела. Да нет, эти женщины недавно пришли. Ночью я одна здесь была с донной Кончеттой.
Армида. Мы уходим, уходим.
Доктор. Да, так будет лучше.
Все идут к выходу.
Альберто. Пойду спущусь выпью кофе.
Рита. Подожди, дай мне сигарету.
Мария. И мне тоже.
Альберто раздает сигареты и вместе с девушками выходит.
Луиджи (направляясь к выходу вместе с женой). Подожду, послушаю, что скажет доктор, и побегу. (Выходит c женой.)
Слева входит Нинучча, неся миску с супом.
Нинучча. Мама…
Кончетта. Доктор, что, если мы дадим ему немного куриного бульона?..
Доктор. Подождите, сперва я осмотрю его. (Смотрит зрачки Луки, затем откидывает одеяло и останавливается в недоумении, обнаружив нечто необычное. После некоторого замешательства достает пару ботинок и показывает их, ожидая объяснений.)
Кончетта (в смущении). Ой, извините, доктор.
Паскуалино. Он спрятал их, а то сын украдет и продаст.
Доктор. Да что вы?
Ненилло (возмущенно). Да, как же, стану я продавать отцовские ботинки!
Паскуалино. Что, боишься?
Строят друз другу рожи,
Доктор (выслушав сердце, не очень уверенным голосом, всем). Неплохо, неплохо… Дела идут лучше.
Кончетта. Хвала мадонне! (Приободренная, Луке.) Лукарье, что такое, почему ты ничего не говоришь? Когда ты в прошлый раз болел, то рта не закрывал. (Показывает на донну Кармелу.) Вот донна Кармела… Расскажи донне Кармеле историю с фасолью.
Кармела (с деланным интересом). Да, действительно… Что это за история с фасолью? Расскажите ка.
Лука. Это интересная история… (Воспоминание его развеселило, и он хочет рассказать, ни его мысли путаются и все время возвращаются к тому, что больше всего его беспокоит.) Николино вернулся?
Кончетта. Еще нет.
Кармела. Расскажите же про фасоль.
Лука (улыбается, но эта улыбка лишь придает трагическое выражение его искаженному лицу). Я болел уже восемь дней, и доктор мне велел ничего не есть… Восемь дней я не ел и был страшно голодный. Кончетта в тот день сварила фасоль с макаронами. По дому шел такой аппетитный запах… Кончетта их так здорово готовит, чуть-чуть поджаривает. Ну вот, и ночью… (смеется, вспоминая, как он провел доктора) все спали. А я знал, что если Кончетта готовит фасоль, то сразу дня на три… (Опять спрашивает с тревогой.) А Николино то когда вернется?
Кончетта. Так на чем ты остановился?
Лука. Я встал, пошел на кухню и съел всю фасоль. И сразу поздоровел. На следующий день даже температуры не было! Пришел доктор и говорит: «Вот видите? А если бы вы кушали, то не выздоровели бы».
Кармела (поддакивая). Ну и дурак…
Доктор. Я ухожу, у меня еще много больных. Завтра, если понадоблюсь, позовите. (Встает.)
Кончетта поправляет постель мужа, ей помогает донна Кармела.
Нинучча (отводя в сторону доктора). Доктор, скажите, ну как, как он?
Паскуалино (тоже подходит к ним). Скажите нам что нибудь.
Доктор. Дорогая Нинучча, я знал тебя еще совсем маленькой… Я не могу обманывать тебя. Лука Купьелло всегда был большим ребенком и считал мир огромной игрушкой. Но когда он начал понимать, что с этой игрушкой нельзя играть, он этого не вынес. От взрослого в Луке Купьелло ничего нет. А для ребенка он слишком стар.
Нинучча. Я не понимаю, доктор…
Доктор. Бедная Нинучча… вся в отца.
Нинучча. Но надежда то есть?
Доктор. Не нужно отчаиваться. Конечно, его здорово тряхнуло. Но я сталкивался и с более тяжелыми случаями, которые кончались вполне благополучно
Паскуалино. А завтра вы придете?
Доктор. Забегу. Всего хорошего.
Все прощаются и провожают доктора.
Кончетта. Нину, давай уберем эти чашки.
Нинучча убирает их.
Не дай бог, опять столько народу соберется. За три дня полтора кило кофе вышло.
Неннилло. Они за этим и приходили.
Паскуалино. Ну, теперь то я им скажу…
Кармела. Это будет вполне прилично. Они ведь беспокоят беднягу. (Уносит чашки и возвращается.)
Паскуалино. Пойду скажу им…
Паскуалино идет к выходу, но останавливается, столкнувшись с Витторио.
Кончетта(при виде вошедшего Витторио бледнеет. После короткой паузы накидывается на него). А вам что здесь нужно?
Витторио (искренне опечаленный). Донна Кунче, не гоните меня. Вы не знаете, как я мучаюсь вот уже три дня. Я понимаю, я во всем виноват… Но поверьте, я готов сквозь землю провалиться. Три дня брожу здесь вокруг… Видел, как только что вышел доктор… Я хотел поцеловать руку дону Луке… Я хотел его видеть, донна Кунче, не отказывайте мне в такой милости.
Лука (в бреду принимает Витторио за Николино. С радостью восклицает). Николино, мальчик мой… (Привстает, хватает Витторио за руку.) Я боялся, ты не успеешь… (Никто не смеет вмешаться, сам Витторио неподвижен, уставившись в пол.
(Привлекает к себе Витторио, с нежностью.) Ты ведь любишь меня, правда? (Нинучча смотрит как зачарованная. Неннилло — единственный, кто понимает трагизм ситуации. Лицо его искажает гримаса боли и возмущения). А где Нинучча?
Нинучча (в слезах). Я здесь, папа.
Лука. Дай руку… (Берет руку Нинуччи и соединяет ее с рукой Витторио. Лицо его светлеет, говорит громче и яснее.) Помиритесь при мне и поклянитесь, что больше не расстанетесь никогда. (Поскольку они молчат, упрямо повторяет.) Клянитесь, клянитесь!
Из за сцены доносится тихий, но возбужденный разговор, Слышатся голоса: «Здравствуйте, дон Никули». И вопрос Николы: «А где…» Кончетта первая в ужасе бросается к двери. За ней следуют остальные.
Раффаэле (высунувшись из за двери). Дон Николино.
Появляется Никола, идет к постели. Он видит эту патетическую сцену, и кровь бросается ему в голову. Он готов броситься на них, но его удерживают члены семейства. За спиной Николы — группа людей, взывающих его к состраданию. Всем вместе удается увести его. Сцена сопровождается довольным смехом Луки, в котором подчас звучит издевка.
Лука (как только Никола выходит, продолжает). Вы созданы друг для друга, вы должны любить друг друга. Не сердите Кончетту, она и так много выстрадала… (Нинучча и Витторио разъединяют руки. Лука в бреду что то невнятно бормочет, медленно двигая правой рукой, словно ищет что то в воздухе. Он доволен, счастлив, что способствовал примирению. Теперь его блуждающий взгляд ищет еще кого то… Зовет.) Томмази, Томмази…
Неннилло (погруженный в свое горе, подходит к отцу, еле слышно). Я здесь!
Лука (показывает сыну неподвижную руку; поднимает ее другой рукой и бросает, давая понять, что она не действует. Спрашивает с мольбой). Томмази, скажи тебе нравится игрушка?
Неннилло (борется с подступающими слезами). Да…
Лука, добившись желанного ответа, устремляет свой взгляд далеко-далеко, перед ним возникает чудесное видение: ясли Христовы, заполняющие весь мир, радостная суета настоящих, но очень маленьких людей, торопящихся к хижине, где маленькие, но тоже настоящие ослик и корова согревают своим дыханием огромного, по сравнению с ними, новорожденного Христа, который плачет и кричит, как всякий новорожденный.
Лука (поглощенный этой картиной, говорит сам с собой). Какая красивая! Какая красивая!
Занавес