Роковая женщина

Глава 1

Ребенок вжался в стену. Девочка вся дрожала от страха. На ее глазах пьяный отчим избивал маму. Женщина еще пыталась вразумить словами озверелого мужика, но все было напрасно, он еще больше распалялся. Удары сыпались и сыпались. Его крики, казалось, слышала вся округа, однако никто и не подумал поспешить на помощь. Алкоголь затмил разум мужчины, он уже не понимал, что творит. Еще удар ногой и женщина затихла. Она больше не шевелилась.

— Тварь, ненавижу тебя. Вечно суешь свой нос туда, куда не просят.

Кривая улыбка исказила лицо мужика. Едва переставляя ноги, он поплелся вновь на кухню, налил в стакан водки и одним махом осушил. Он пил снова и снова пока пьяное забвение не повалило его на пол.

— Мама! Мамочка! — прошептала девочка.

Ребенок пугливо выполз из угла и на коленях пополз к матери. Маленькие ручки потрусили за плечо матери, но она не отвечала, лежала тихо. Девочка все сильнее трусила тело матери, взывая к ней. Хрупкие ручонки убрали пряди волос с лица женщины. Изуродованный лик матери заставил отшатнуться ребенка. Еще недавно милое лицо матери превратилось в месиво из крови и плоти. Девочка склонилась к матери, обнимая ее. Она тихо плакала, опасаясь разбудить отчима. Страх тисками сковал тело ребенка. Ужасная догадка промелькнула в мыслях. Мать не дышала. Она была мертва.

— Мамочка. Как же я теперь без тебя?

Обнимая маму, девочка просидела так всю ночь.

Алена проснулась из-за шума, что раздавался со стороны кухни. Она лежала одна на полу, мама исчезла. Что-то снова стукнуло. Осторожно подняв голову, девочка посмотрела туда, откуда доносились звуки. Ей хотелось верить в то, что все это был плохой сон и там, на кухне мама, живая и здоровая! Тихо, не издавая и звука, Алена поползла к окну. На дворе стояла глухая ночь. Близился уже рассвет. Кто-то копался в саду. Приглядевшись, Алена с ужасом отшатнулась. Холодный пот побежал по спине. На траве лежала мама, а возле нее был отчим. Он копал яму.

Отбросив лопату, мужчина грубо столкнул тело вниз. Алена хотела закричать, но слова так и не сорвались с ее уст. Страх опять сковал все тело.

«Он и ее убьет».

Дыхание прервалось, в голове закружился свет. Алена поняла, что ей нужно, что-то делать, а иначе отчим избавится и от нее. С трудом переставляя ноги, ребенок добрался до своей комнаты. Руки тряслись, защелка на окне еле поддалась. Отворив ставни окна, Алена выпрыгнула из него. Оказавшись на улице, девочка хаотично размышляла, куда же ей бежать? У нее никого нет.

Она успела добежать до калитки, когда услышала грубый оклик. Алена знала, кто ее зовет. Она хотела броситься со всех ног, скрыться от него, позвать на помощь, но силы подвели ее. Страх и усталость, дали о себе знать. Перед глазами резко померк свет. Девочка погрузилась в темноту.

Чьи-то грубые руки схватили ее тело. Алена застонала. Ее связали и бросили в машину. Открыв глаза, она с ужасом вспомнила все, что произошло. Ее куда-то везли. Руки и ноги были связаны веревкой. Она хотела пошевелиться, но ничего не получалось. Машина ехала долго, так долго, что, казалось бы, прошла вечность. Тело Алены ныло от боли и неудобства. Солнце стояло уже высоко, когда они, наконец, остановились. Отчим вышел из машины и открыл заднюю дверь.

— Забудь то, что видела, а иначе убью тебя. С сегодняшнего дня будешь жить здесь.

Развязав веревку, отчим выволок девочку из машины. Алена в шоковом состоянии не могла понять, что он сказал и куда привез ее. Это место не было ей знакомо. Мужчина сжал тонкую ручку и потянул за собой в небольшое потрепанное здание. Алена пребывала, как в тумане, едва понимая, куда ее тянут.

Отчим оставил ее и уехал. С этого дня вся ее жизнь превратилась в сплошной ад.

Прошло уже полгода с той ужасной ночи, но Алена все помнила так, как будто бы это случилось только вчера. Каждую ночь ей снился один и тот же сон. Она слышала крики матери, видела искаженное злостью лицо отчима. Алена часто кричала во сне. Крики девочки раздражали остальных детей, которые вымещали на ней всю свою злость. Каждую ночь, она просыпалась от кошмаров и тумаков своих соседок по комнате. Алена все терпела молча. С той ночи, она замкнулась в себе, не подпуская близко никого.

Остальные дети издевались над новенькой, награждая ударами и грубыми оскорблениями. Даже учителя и воспитатели недолюбливали странного нелюдимого ребенка. У Алены не было друзей, она плохо училась, ни с кем не говорила. И только ночью, лежа в своей кровати, девочка давала волю слезам, беззвучно оплакивая свою никчемную жизнь.

Дети в интернате не любили таких как она, красивых и тех, кого привезли из дому. Они завидовали тому, что у Алены была мама и дом. Даже знание того, что Алена теперь сирота, никого не волновало. Она была для них белой вороной. Девочки старались потаскать Алену за волосы, испортить одежду, перевернуть еду, разорвать или обрисовать тетрадки. Алена ничего более кроме оскорблений и ругательств не слышала в свой адрес. Она попала в жестокий и грубый мир. На теле девочки часто появлялись синяки, одежда была рваной, но даже это не заставило ее показать всем свою слабость. Алена молча терпела. Терпела боль и издевательства со стороны детей, а также учителей. Работникам интерната было плевать на таких как она. За любую оплошность, маленькую вину или вообще просто так, Алена получала выговор и избиение от воспитателей. Бедную сироту частенько закрывали в подвале, заставляли драить туалеты, мыть полы. Любой, кто проходил по коридору, считал своим долгом оскорбить ребенка. Ей даже дали кличку «дикарка» или «кукла».

Алена росла красивым ребенком с длинной копной густых русых волос, большими карими глазами, милым личиком. Красота Алены злила остальных девочек. Однажды ночью, зависть и ненависть толкнула детей на ужасный поступок. Они схватили Алену, зажали рот и обрезали волосы. Дети долго смеялись над Аленой, которая судорожно сжимала в руках пасма волосы. Горькие слезы текли ручьем по маленьким щекам. Она всех возненавидела и желала смерти. Ненавидела детей, учителей, всех кто издевался над ней. Ужасные картины мести возникали в ее голове. Маленькая девочка мечтала об их смерти.

Время шло быстро. Прошел еще один год, а для Алены ничего так и не изменилось. Над ней по-прежнему издевались, но только теперь, она уже не молчала. Если ее оскорбляли, она грубила в ответ, лезли с кулаками, и она давала сдачу.

Поздним вечером, Алена как всегда драила туалет. Дверь скрипнула, и в помещение вошло трое девчонок лет четырнадцати. Алена недовольно поморщилась. Эта троица частенько задевала ее.

— Ей кукла, что драишь сортир? Как приятно? — ехидно сказала плотная и не красивая девочка с рыжими волосами.

— Чего тебе, Катька? — огрызнулась Алена.

Девочка перестала улыбаться. В ее руках что-то блеснуло. Алена покосилась на остальных.

— Как же ты меня раздражаешь кукла. Просто руки чешутся, как хочется тебе физиономию намылить.

Катька выставила вперед нож. Остальные девчонки истерически засмеялись.

— Ну, ты и дрянь Катюха.

Катька сплюнула на пол и кинулась на Алену с ножом. Резко прыгнув на ноги, Алена выплеснула в лицо Катьке из ведра грязную воду. Катька закричала. Алена выхватила из ее рук нож и полоснула по щеке. Две девочки, бросились на Алену со спины. Они рванули ее за волосы. Одна из девок, ударила Алену по животу, вторая повалила на пол и сев сверху, нанесла два удара в лицо. Разъяренная Катька растолкала девчонок и, прижав Алену к полу, вцепилась когтями в лицо. Алена завизжала от боли и ударила Катьку по челюсти.

На крики, что доносились из туалета, сбежались воспитатели и дети. Девочек моментально растащили по сторонам. Алена недовольно брыкалась и упиралась, размахивая кулаками. Катька смекнула, что происходит и вмиг стала смирной.

— Анна Ивановна, это все Алена. Это она порезала мне лицо и грозилась убить.

— Да, да. Это Алена. Мы тут не причем.

— Мы пришли просто в туалет, а тут эта, как набросится на нас.

Девочки в один голос затараторили, сбрасывая всю вину на Алену.

— Это не правда. Это все Катька! Она хотела меня порезать, — оправдывалась Алена.

Тяжелый удар пощечины, остановил слова девочки. Директриса не поверила Алене. Две воспитательницы схватили ее за руки и уволокли в темную комнату. Крики и отчаянные мольбы девочки не действовали на черствые сердца грубых теток. Засов щелкнул, и Алена очутилась в полной темноте. Судорожно сжимая себя за локти, девочка сползла по стенке на сырой пол. Горячие слезы градом катились по щекам. Ей было страшно и обидно.

— Почему они все так со мной? Я ведь никому ничего плохого не сделала.

Алена кричала и колотила маленькими ручками по стене. Грубые стены ранили кожу рук, причиняя боль. Но эта боль ничего не стоила по отношению к тем страданиям, которые терзали ее душу. Она была так несчастна. Маленький ребенок оказался позабытым всем миром, и ввергнут в жестокость холодной реальности.

Ранним утром дверь открылась. Ее выпустили на волю, приказав больше не хулиганить, иначе в следующий раз наказание будет еще жестче. Алена молча поплелась в свою комнату. Девочки, которые разделяли с ней комнату, при ее появлении отвернулись, демонстративно игнорируя опальную. Алена обижено обвела всех взглядом. С этого дня она поняла — она одна и никто ей не поможет.

Каждую ночь Алене снилась мама. Эти сны были настолько реалистичны, что девочка просыпалась вся в слезах. Ощутить мягкость прикосновения теплых рук, услышать знакомый голос, почувствовать родной запах, а потом вновь окунутся в холодную жестокую реальность, было слишком больно.

Чтобы выжить среди свирепых волков, детей интерната, Алене пришлось стать такой же, играть по их правилам, отвечать ударом на удар, грубостью на грубость.

Время летело, и Алена с ужасом понимала, что после всего того, что она видела перед собой и делала — ее душа очерствела, наполнилась пустотой.

Жизнь в детдоме была не сладкой. Они постоянно издевались надо мной. Катька и ее пособницы, словно устроили охоту на меня. Я была для них целью, мишенью издевательств. Они ловили каждый момент, чтобы загнать меня в угол и избить. И так продолжалось, пока за меня не заступился Тима…

Однажды вечером, Катька подкараулила меня и затянула в темный угол. Девчонки зажали мне рот, пока Катька наносила мне удары куда попало. Ее истерический смех противно звенел в ушах. Я закрыла глаза, мне казалось, что я теряю сознание. И вдруг, удары прекратились. Глухой звук удара заставил меня открыть глаза. Катька лежала на полу, из ее рта сочилась кровь, а над ней стоял мальчишка.

Подросток стукнул еще раз Катьку по животу, от чего она скрутилась калачиком, издавая глухой стон.

— Если еще раз ее тронешь, я тебя покалечу.

Мальчик нагнулся ко мне и подал руку. Он помог мне подняться и провел к комнате. Я следовала за ним без слов, искоса поглядывая на своего спасителя. Мальчишка также не проронил и слова. Только возле комнаты он сказал, чтобы я была осторожней.

С тех пор, Тима стал моей защитой и опорой. Он никому не давал меня в обиду.

Тима!

Его все боялись. Он слыл хулиганом и драчуном. Заносчивый мальчишка с милым личиком, буйным агрессивным характером, почему-то пожалел всеми отвергнутую девочку. Он держался в стороне от Алены, никогда не заводил разговор, делал вид, что они не знакомы. Однако стоило кому-то обидеть Алену, и он тут же бросался с кулаками на обидчика.

Бывали времена, когда он подходил совсем близко и стоял, долго глядя на нее, а потом вновь уходил. Алена так хотела поговорить с ним, поблагодарить за все, узнать, почему такой как он, защищает малявку?

Катька перестала приставать к Алене из-за опасения перед Тимой, даже сторонилась ее. Однако взгляд дерзкой девчонки ясно говорил о ненависти.

Однажды вечером, Тима нашел Алену сам. Девочка одиноко сидела на скамейке под ветвями старого каштана. Мальчишка незаметно присел рядом, молчаливо вглядываясь вдаль.

— Почему ты мне помогаешь? Я конечно, благодарна, но всеже…

Тима обернулся и посмотрел на девочку.

— Ты похожа на мою сестру.

Алена была удивлена.

— Сестру?

— Да. Она была такая же, как и ты.

— Была? — робко спросила Алена.

— Света умерла.

— Прости, — Алена замялась.

Ей вдруг стало очень неловко. В глазах Тимы промелькнула боль и тоска.

— Наша мама пила, пока не пропила все и нас вышвырнули на улицу. Меня с сестрой определили в детдом. Света! Она долго болела, — голос мальчишки дрогнул. — Врачи ничего не смогли уже сделать, было слишком поздно, а может и не захотели.

Алене стало жаль этого сильного с виду духом мальчика. Он тоже, как и она, потерял близкого человека.

— А ты напоминаешь мне ее.

Тима замолчал. Он долгие минуты просидел, молча, пока вновь не заговорил.

— На нас всем наплевать. Всем! Сволочное общество, говорят одно, а делают другое. Сколько трепа о помощи детям, только нас, да и вольных — все больше и больше. Пустая болтовня — вот на что способно это общество. А сами живут по еще худшим законам, чем мы. Мы судим своих, они судят всех. А почему? Потому что сильнее? Или потому что привыкли к вранью? Потому я и не признаю их суда и законы. Они нам не судьи!

Тима с силой стукнул кулаком по скамейке. Его черты лица напряглись, стали жесткими, злыми. Алена испугано отодвинулась.

Она понимала его. Да, ведь в ней также кипел гнев на все — общество, которое несправедливо к брошенным детям, воспитателям, которые издеваются над сиротами, отчиму, убийце и алкоголику. Всех. За несколько лет одиночества, этот мальчик впервые стал для нее близким. Он тоже был брошен всеми, закрыт в «тюрьме» под названием детский дом, обездолен и отвергнут. Он научился выживать в этом мире, боролся за право жить. Вот почему он такой! За стеной агрессии и силы, Тима прятал ранимую душу. Кулаками и силой отстаивал право на личность и признание. В этом мире царит сила. Выживает только сильнейший.

Тима заметил, что девочка испугалась, и постарался сгладить ситуацию улыбкой.

— Не бойся меня, я тебе не враг.

Алена улыбнулась в ответ.

«С тех пор Тима стал моим другом».

Да и не только он. Старшие мальчишки, друзья Тимы стали приветливо относится к «сестренке» своего вожака. Алена частенько оказывалась в компании мальчишек, которые сбегали «погулять» по городу или просто вечерами поболтать без «нянек». Эти дети оказались не такими уже и плохими, они также умели дружить, переживать, мечтать и просто слушать. Алене было приятно, что они признали ее как равную, впустили в свой круг.

Тима и пацаны, ради забавы, учили Алену драться, чтобы она всегда могла защитить себя от всяких уродов.

Бывали времена, когда вся их компания сбегала из дома и укрывалась в ночном сквере, болтая о разных вещах. Дети любили иногда поделиться друг с другом своими мечтами. Это были странные мечты, совсем детские и наивные. Дети сироты знали, что им не суждено осуществится, но все равно мечтали.

Мальчишки смеялись и дурачились, им было весело и легко.

— Говори. Мне интересно. А потом я могу свое сказать. А если не трудно, давайте создадим свою игру. Ладно, я скажу. Хочу добра и солнца. Понятно? И что бы, не терять друзей. Чтобы быть всегда рядом. И чтобы они жили всегда, — мечтательно протянул Саша.

— А я хочу крутую мобилу с видео! — воскликнул Денис.

— А я хочу найти волшебную палочку и все сделать правильно. Хороших людей очень мало, они не смогут сделать все правильно, — смеясь, ответил Тимофей.

— Хочу в Австралию, чтобы поскакать на кенгуру.

Тима повернулся к друзьям. На его устах играла скептическая улыбка.

— Палочку это не реально. И вообще я не верю в колдунов, даже в сказочных. А вот сегодня, я хочу картошки печенной на углях.

— А помните, пацаны, как мы на кладбище Новый год проводили? — обозвался Артем, лет пятнадцати. — Там были все свои, а на своих рука не поднимется. На кладбище даже вожаки не напивались до психов. Мы мало брали. Бутылку водки, баллон пива, черный хлеб, сало, лук, чеснок и горький сок на младших. Грейпфрутовый помню. Горько должно быть, чтобы во рту горело. Помните, друзья погибли. А вот мы живем! Лешка такой классный пацан был! Он ради меня погиб. А мог бы на моем месте жить…

На короткое время зависла тишина. Пацаны вспоминали погибших друзей, прошлые деньки на свободе. А Алена сидела и молчала, тихо наблюдая за мальчуганами.

Тима первый развеял гнетущую тишину, пытаясь развеселить всех.

— У моих психов в секте был ящик желаний. Мы сделаем общак на всех. В мешок будем бросать записки желаний. Мы сами выполним все желания.

— А кто будет исполнять эти желания? — подала голос Алена.

Тима обернулся к ней с сияющей улыбкой.

— Я! Я вожак и мое дело всех радовать! А чего ты хочешь, малек?

Алена хаотично пыталась придумать свое желание, но из круговорота мыслей возникала только одна четкая. Только одно лицо представало перед ней — мама. Слова застыли на ее устах, она вся затряслась, даже дыхание прервало. Не было у нее больше желаний, только отчаяние и страх.

— Я так устала. Не могу, больше не могу. Мне больно. Все надоело. Все! Не хочу больше так жить!

Алена зарыдала, упав на колени. Все, что накопилось за столько лет одиночества, сегодня прорвалось, наболевшее вырвалось наружу потоками слез. Она так долго держала все в себе, молча терпела, никогда и никому не жаловалась, а вот сегодня, в кругу обездоленных детей поняла, что надежды больше нет и то, что было когда-то не вернуть. Все тепло и счастье осталось в прошлом, а впереди пустота и серые будни безпризорщины.

— Мама! Мамочка! Забери меня к себе. Я больше не могу терпеть.

Тима стоял над ней в немом недоумении. Он понимал ее боль, но как же он сирота может ей помочь? Ведь у него на душе была такая же боль и пустота. Только разница в одном, он прятал ее под маской веселья и легкомыслия. Он боролся, и каждый день с улыбкой шел вперед. Он смеялся, чтобы не плакать, шутил, чтобы не впасть в хандру, бил морды, чтобы ощущать силу.

Тима прикоснулся к плечам девочки и резко прижал к себе. Алена крепко обхватила его за талию, как за спасательный круг. Горячие слезы текли по шее мальчугана. Впервые, он чувствовал себя слабым и беспомощным.

— Ну, хватит маленькая. Не плачь. Нам всем тяжело, но нужно жить и идти вперед. Очень трудно просыпаться и делать вид, что все хорошо. Наберись храбрости и поверь в то, что надежда на лучшие дни есть. Нам нужно держаться вместе и тогда все будет проще. Ты теперь не одна. У тебя есть я, а у меня ты — сестренка!

Большие карие глаза с надеждой посмотрели на Тима. Слезы прекратились. Алена обняла Тима. Ей так хотелось верить, и он подарил девочке надежду. У нее нет больше семьи, зато появился друг, на которого можно положиться.

Тим поднял Алену на руки и понес по тропинке в сторону дома. Они оба молчали. Каждый думал о своем. Они были, как два одиноких островка, забытые всем миром. Этим детям было больно, но сегодня два одиночества встретились. И пускай их души уже нельзя исцелить, но вдвоем им будет легче пережить все беды…

Как-то вечером, Тима сказал, что они с пацанами надумали бежать из детдома. Он больше не мог жить в заточении и рвался на свободу. Я сказала, что пойду вместе с ним. Не могла представить себе жизни без Тимы, с ужасом вспоминая те дни, когда все издевались надо мной. Страх перед Катькой и ее побоями, одиночеством и пустотой, перевесил страх неизвестности. Собрав свои скудные пожитки, я убежала.

Прошел уже месяц, как мы приехали в Москву. Это был огромный город, но жестокий к бездомникам.

Поначалу мы жили на вокзале. Люди думают — мы свободная молодежь, что хотим, то и делаем, и никто нам не указ. Говорят на сленге, слушают «Бутырку», живут под платформой и жарят там сосиски. Да, конечно, жить под платформой очень весело, однако нелегко. Один умелец даже свет от фонаря провел, у нас и DVD — плеер был, и несколько плиток. Что-то позже менты отобрали, что-то пацаны из банды за наркотики продали.

А потом наше жилье менты сожгли и мы все перебрались в подвал. Сырое и хмурое было местечко, но ничего привыкли. Там было много разных беспризорников с различных городов и сел. У них был свой вожак, и Тиму пришлось пристать под его начало. Однако спустя время, вожака убили в уличной драке, и Тима стал нашим новым вожаком.

Среди беспризорников были и другие девчонки. Они спали с пацанами, шатались по улицам, отдавались за деньги и наркотики, а меня не трогали. Тима оберегал свою сестренку. Мне уже двенадцатый год шел, а Тиме было пятнадцать. Иногда я замечала, как он странно смотрел на меня, но не придавала этому особого значения. Тима был моим старшим братом и все! Мальчишки посмеивались над вожаком, говорили, что невесту себе бережет, а он злился и махал кулаками.

У нашей стаи была «Нора» — подвал. Место держали в секрете, от этого зависела даже не свобода — жизнь. Ходы знали только свои. На подходах к «Норе» стояли сторожки. У нашей стаи был свой общак, который тратили в основном на лекарства, врачей, учебу. Тима, как вожак отвечал за все. Не думайте, что мы только шныряли по городу и попрошайничали, нет. Стая работала. Кто на расфасовке овощей, кто на разгрузке фур — тяжелая и малооплачиваемая работа.

Мы в «Норе» спали на пенках — туристические коврики, их мыть легче. Купались два раза в день. Со сна без головы, вечером — с головой. Пенки у туристов легко выманить. По балконам просто их квартиры вычислить. Старые царапанные зимой место занимают, их легко отдают, весной свежие купят.

Тима заботился обо всей стае. Он настаивал на лечении всей стаи, а не одного. Не может быть один здоров в больной стае.

Зимой было труднее, но мы справились. Рядом с нами находилась больница и столовая. В ней есть туалеты с высокими деревьями. В кабинках лампочки горят. На свалке брали баллон на пять литров, проводку, фольгу, сгоревшую лампу, прищепки и шли в туалет. С умывальника мыло смыливали, в кабинке лампочку выкручивали, вместо нее хитрый патрон ставили. От него вели проводки в балкон под прищепки. Скоро и вода теплая была. Стояли голые и мылись.

В школах и клубах после обеда и во время дискотек, плохо следили за закрытыми дверями, также и в спортзалах за душевыми. Из-за музыки охрана была глухая, да и не заглядывала она туда. Замочки смешные — открыть проволокой можно и купайся хоть час. Да хоть и засекут, глянут на голого, и стыдливо уходят.

Жили не только в подвале, бывало и на чердаке. На чердаке провода идут, вот мы и втыкали в них иглы. У нас и радио было и телефон. В тех проводах напряжение было выше, чем в квартирах, от него быстрее закипало. Отопление в квартиры от главной трубы идет. На отводе вентиль стоял, ради халявного душа тройник с вентилем покупали.

На чердаках полно мест укромных. Мы старались держать себя в чистоте. Чистым быть выгоднее. В баньку грязного не впустят, от прилавка прогонят. А в бомжатных мойках быстро подхватишь грибок со вшами, с кровавой харкалкой. И менты, и братки, и врачи там пасут, на заметку берут. Чуть что им в тебе понадобиться — воли не видать. Разделают и выкинут. К благодетелям ходить — дорогу в ад себе мостить.

Нашим домом был подвал или чердак, однако даже здесь царили свои законы. За воровство из общака жестоко наказывали.

В стае жили дети возрастом от семи до пятнадцати лет. Тима, как лидер сам решал, кому жить в «нычке». По правилам, каждый день ребенку нужно было принести что-то в общак. Проживая на улице, мы все потеряли чувство страха и жалости, поэтому избить кого-то оказывалось проще простого, даже для меня!

В подвале было всеже теплее, чем на улице, однако сквозняки, сырость, грязь и вонь, создавали мрачную обстановку. Не смотря на это, мы пытались воссоздать иллюзию дома. Наклеивали на стены постеры с изображением артистов и футболистов. Мы были стаей, однако оставались одиноки. Свою любовь мы дарили кошкам и собакам.

Большинство из наших не умели читать и писать, а некоторые даже не разбирались в часах. Хотя это не мешало быть ребятам изобретательными. Они знали, как сделать розетку, провести свет в подвале и как починить найденный на свалке утюг или радиоприемник. Мы готовили, переворачивая утюг, и ставили на него сковородку.

Иногда пацаны попрошайничали, но это бывало редко. А вдруг, кто остановится и за руку потянет тебя в темный уголок? Как понять, кто с добром, а кто со злом? Бывало и менты упекали в клетку. Там отметелят и в душ кровь смыть. Затем в больницу с решетками на окнах, а потом приедут с браслетиками и в дыру упекут, подальше от всех. А там все чужие и все тебя бьют.

Если не мент так жестокая братва, монетку назначит. А не братва, так еще хуже. Руку протягивать себе дороже. Не верь, не бойся, не проси! Так правильно. На добро мы не надеялись. Если бы к нам с добром, то мы все что угодно сделали бы. Но, где же оно есть? Я не видела.