Франческа. При звуках этого имени перед глазами Кейт вставала смуглая, худая, энергичная девочка с большими глазами, исполненными живости и очарования.
Но встреча с реальной Франческой привела Кейт в самое настоящее замешательство. В не меньшей степени ее поразили улица и дом, где, согласно полученным указаниям, обитала малышка.
На какое-то мгновение Кейт вспомнилась Розита, мать Франчески, томно поникшая на кушетке в роскошной гостиной лондонского особняка. Да и сама Кейт все еще находилась под впечатлением от комфортабельного путешествия в первом классе, от чудесного номера в превосходном отеле, где она провела ночь. А деньги… Сумма, которую ей выдали на расходы, превзошла все ожидания.
Эти косвенные признаки не оставляли никаких сомнений в том, что Франческа любимый и желанный ребенок, а ее родители не испытывают недостатка в средствах. Но почему же в таком случае девочка обитает в столь убогом месте? И почему Франческу поручили заботам столь неопрятной и непривлекательной особы? Упомянутая особа открыла дверь убогого домишки в ответ на нерешительный стук Кейт.
Стояла поздняя осень, но жара в Риме еще не спала. Кейт сняла дорожный плащ и привычным движением отбросила со лба непослушные пряди. В первую минуту Кейт пришло в голову, что таксист ошибся и перепутал улицу. Она изумленно смотрела на ряд обшарпанных, с облупившейся краской домов, не решаясь выйти из такси. Справившись с замешательством, девушка попросила водителя подождать, вылезла из машины и постучалась в дверь дома номер шестнадцать.
Дверь открыла бедно одетая итальянка с неуверенной улыбкой на лице. Женщина явно испытывала неловкость, и Кейт еще более утвердилась в убеждении, что ошиблась адресом.
Кейт прибыла в Рим накануне вечером и, несмотря на усталость, решила тут же отправиться на прогулку. Она вихрем пронеслась от Колизея до арки Адриана, стараясь вобрать в себя атмосферу любимого города. Потом, не обращая внимания на сгущавшуюся темноту, направилась к знаменитым фонтанам. От усталости и нервного возбуждения у нее возникло странное чувство, будто она перенеслась в прошлое. У Колизея Кейт вдруг показалось, что стоит ей ступить под одну из арок знаменитого сооружения, и она увидит, как голодные львы рвут на части человеческую плоть, услышит свист кнута погонщика рабов и крики жаждущей крови толпы. До поздней ночи Кейт гуляла по Риму, наслаждаясь странным и волнующим ощущением. Это чувство сохранилось и на следующее утро. Разглядывая по дороге к дому Франчески окрестности Аппиевой дороги, девушка словно погружалась в атмосферу распада и смерти, витавшую над всем этим древним великолепием.
Как ни странно, обитательница маленького обшарпанного дома ждала ее. Похоже, Кейт все-таки не ошиблась адресом.
Женщина позвала высоким пронзительным голосом: "Франческа!" — потом пригласила Кейт войти, сообщив на ломаном английском, что девочка готова к отъезду.
Кейт очутилась в темной маленькой комнатке, насквозь пропахшей чесноком. Еще не совсем избавившись от вчерашнего наваждения, она поначалу решила было, что худая итальянка — нынешняя супруга отца Франчески, но потом сообразила, что элегантная и расточительная Розита вряд ли может вести свое происхождение из подобного квартала.
Женщина продолжала что-то бормотать по-итальянски, когда в комнату неуверенно вошла Франческа.
Кейт с трудом сдержала возглас изумления. Эта коренастая, крупная девочка с тяжелым мрачным взглядом ничуть не походила на ту Франческу, к образу которой Кейт уже успела привыкнуть. И тем не менее, казалось, где-то в глубине этого угрюмого молчаливого ребенка затаился призрак той воображаемой Франчески. Возможно, виной тому был наряд девочки, в точности соответствовавший образу, нарисованному Кейт: накрахмаленное и отутюженное белое кисейное платье, в темных прямых волосах гигантской бабочкой замер голубой бант.
Казалось, Франческа собралась на бал, где, несмотря на все попытки родителей сделать ее нарядной и привлекательной, обречена остаться гадким утенком.
Франческа была несчастна. Кейт поняла это с первого взгляда и порывисто шагнула к девочке.
— Франческа! Привет! — Девушка постаралась произнести это как можно непринужденнее. — Меня зовут Кейт, я отвезу тебя к твоей маме. Но сначала мы, конечно, прокатимся на поезде и заберемся на Эйфелеву башню, а по дороге обязательно угостимся разными вкусностями.
Девочка молча взирала на нее. Неряшливая особа покачала головой:
— Она не понимает. Она почти не говорит по-английски. А вы, синьорина, говорите по-итальянски?
— Я тоже не знаю итальянского, — с неловким смехом ответила Кейт. — Ничего страшного, как-нибудь разберемся. Она готова? Девочка должна с кем-нибудь попрощаться?
— Нет-нет. Все уже сделано. Отец попрощался с Франческой еще вчера. Я ее няня. Синьор не захотел последних прощаний.
Итальянка провела рукой по лицу, и Кейт на мгновение накрыла волна сочувствия к отцу Франчески, который, возможно, был куда более достойным родителем, чем мать. Кейт с трудом могла представить, что эта печальная девочка приживется в лондонской гостиной красавицы матери.
Кейт стало грустно, но, напомнив себе, что это ее не касается, она решительно взяла девочку за мягкую широкую ладошку и весело спросила:
— Так, значит, мы готовы, Франческа? Где твои вещи?
— Только вот это, — ответила женщина, показав довольно потрепанный дешевый чемоданчик.
Итальянка наклонилась к Франческе. Та напряглась и отпрянула. Женщина неловко обняла воспитанницу, потом расправила ее огромный бант и платьице. Наряд девочки абсолютно не годился для предстоящего путешествия, о чем Кейт не преминула заметить.
Нянька пожала плечами.
— Франческа захотела надеть именно это платье, синьорина. Я понимаю, что это глупо, но если Франческа заупрямится… — Итальянка снова пожала плечами.
Глядя в упрямое, словно окаменевшее лицо девочки, Кейт прекрасно понимала, что няня имеет в виду. Похоже, ей предстоит не одна молчаливая схватка с этой странной девочкой, прежде чем они доберутся до Лондона. Вероятно, этим и объяснялась щедрая плата. Ну что ж, как-нибудь справится.
— Такси ждет, — проронила Кейт. — Нам пора. Спасибо, синьора… — Она шагнула к двери.
Девочка покорно двинулась следом. Она так и не произнесла ни слова.
Кейт уже открыла дверь, собираясь выйти под палящее солнце римской осени, как итальянка пронзительно вскрикнула и умоляющим голосом попросила подождать. Она рванулась в глубь дома, что-то бормоча себе под нос. Кейт уловила слово "бамбино", но, когда женщина вернулась, в руках у нее была лишь маленькая кукла. Нельзя сказать, что кукла поражала красотой и изысканностью: спутанные светлые волосы, грязноватое платье. Было непохоже, что столь незамысловатая игрушка являлась дорогим подарком состоятельных родителей. Но, судя по всему, именно эта непривлекательная потрепанная кукла была самой любимой игрушкой девочки — Кейт вспомнила, как Розита говорила, что Франческа никогда не ложится спать без своей куклы.
Но девочка осталась такой же заторможенной, никак не прореагировав на появление любимицы. Скользнув по кукле безучастным взглядом, Франческа равнодушно приняла игрушку из рук пожилой итальянки. Так и не сказав ни слова, девочка покорно побрела за Кейт к такси, и только в машине она вдруг обрела дар речи, выкрикнув почти столь же пронзительным, как и у ее няни, голосом:
— Arrivederci, Джанетта!
В поезде Кейт и Франческа сидели друг против друга, разделенные лишь узким проходом купе первого класса.
— Это твоя первая поездка в Англию, Франческа?
После внезапного прощания с Джанеттой все остальное время, пока они ехали в такси, Франческа упрямо молчала, никак не откликаясь на попытки Кейт разговорить ее.
Но в поезде она неожиданно нарушила привычное уже молчание и бесцветным голосом произнесла:
— Не говорить Inglese.
"О боже!" — несколько ошарашенно подумала Кейт. Неужели это правда? Или этот тяжелый взгляд маленькой Моны Лизы скрывает какие-то секреты? Ведь, общаясь с няней Джанеттой, довольно бегло изъяснявшейся по-английски, и своей матерью, говорившей и вовсе превосходно, девочка не могла не выучить хотя бы нескольких слов. Кейт пришла к выводу, что подобное предположение более чем вероятно, и твердо решила к концу поездки вытянуть хоть что-нибудь из своей необычной подопечной. А пока надо при всяком удобном случае как можно беззаботнее болтать с Франческой, делая вид, что ее абсолютно не волнует, отвечает та или нет.
— Скоро наступит время обеда. Ты любишь обедать в поездах? Лично я думаю, что это один из самых приятных моментов любой поездки. Не считая, разумеется, сна. Когда ты завтра утром проснешься, мы будем уже в Париже, а там рукой подать до Эйфелевой башни.
Глаза Франчески неожиданно расширились, в них мелькнул огонек. Ничто не свидетельствовало о том, что девочка поняла не только два последних слова, но ее реакция послужила для Кейт наглядным доказательством того, что Франческа ждет не дождется экскурсии на Эйфелеву башню. Девочка принялась старательно расправлять складки нарядного кисейного платья, словно спеша привести себя в порядок перед восхождением. Кейт решила про себя, что именно ради этого знаменательного события Франческа нарядилась, несмотря на все противодействие Джанетты, в столь неподходящее для путешествия выходное платье.
Наверное, восхождение на Эйфелеву башню для Франчески своего рода выход в свет. Возможно, башня представляется девочке единственной надежной вещью в мире, возвышающейся над дрязгами расставшихся родителей, своего рода безопасный приют для истосковавшейся по ласке детской души. Воодушевленная Кейт решила развить успех.
— Как зовут твою куклу?
Но в ответ снова взгляд Моны Лизы. Кейт взяла в руки куклу, одиноко поникшую на сиденье.
— Как ее зовут?
— Пепита, — угрюмо ответила Франческа, потом внезапно выхватила игрушку из рук Кейт и прижала к себе.
— Это испанское имя?
— Si.
В конце концов, какая разница. Похоже, только к этой старой кукле с растрепанными светлыми кудряшками девочка испытывает искреннюю привязанность. Эйфелева башня и потрепанная кукла, а кроме того, белое кисейное платье и праздничный голубой бант в волосах. Кейт захотелось заплакать.
Поезд мчался среди осенних полей в сторону Милана. В вагоне-ресторане Кейт попыталась использовать свои скудные познания в итальянском. Франческа упорно отмалчивалась и лишь однажды разразилась длинной эмоциональной тирадой, обращенной к одному из официантов.
Тот улыбнулся.
— О чем идет речь? — спросила его Кейт.
— Она говорит, что любит равиоли, синьорина.
— А у вас есть равиоли?
— Я сожалею, синьорина, только спагетти.
Официант покачал головой, и Франческе пришлось удовольствоваться спагетти, с доброй порцией которых она управилась флегматично, но довольно ловко. Кейт с чуть растерянной улыбкой наблюдала за ней. Похоже, у девочки философский склад ума. Она привыкла принимать мир таким, какой он есть. Наверное, недолгая жизнь уже успела преподать ей соответствующий урок.
В купе к ним никто не подсел. За окном проплывали деревушки: подернутые послеполуденной дымкой рыжеватые крыши и выгоревшие на солнце стены домов. Яркими оранжевыми и синими пятнами проносились выжженные поля и виноградники. После обеда Франческа задремала, прижав куклу к набитому спагетти животу. Спала она недолго. Поезд приближался к Милану.
— Здесь мы пересядем на другой поезд и пересечем границу, — объяснила Кейт, поймав взгляд девочки. — Еще одну пересадку мы сделаем в Базеле, и всю оставшуюся ночь ты сладко проспишь в поезде.
Она не знала, поняла ли ее Франческа, но та послушно вышла из вагона и последовала за Кейт сквозь возбужденную, шумную толпу, именуемую Миланским вокзалом. Коренастая маленькая фигурка в измятой белой кисее и подпрыгивающий над головой бант выглядели совершенно нелепо. Во всяком случае, отрешенно подумала Кейт, это дурацкое одеяние столь бросается в глаза, что девочку невозможно потерять.
Но одного взгляда на Франческу, которая следовала за Кейт с неуклюжей покорностью старого верного пса, было достаточно, чтобы понять — подобный поворот дела представляется маловероятным.
Человек в надвинутой на глаза шляпе тоже сошел в Милане. Пока Кейт разыскивала свое купе в базельском поезде и устраивала подопечную, человек успел позвонить.
Телефонистка на коммутаторе не спешила, и человек был уверен, что на этот раз он точно опоздает. От нетерпения и беспокойства он то и дело сжимал и разжимал длинные нервные пальцы. Но наконец телефонная барышня объявила:
— Швейцария на проводе, синьор.
Человеку понадобилось несколько мгновений, чтобы собраться с мыслями. Все-таки это не был обычный звонок с просьбой приютить его на ночь. Сейчас предстояло попросить кое о чем другом.
Но в конце концов человек решил, что все складывается не так уж и плохо. Он расплатился за звонок и медленно зашагал в сторону платформы, отстраненно размышляя над невероятностью происходящего, затем решительно тряхнул головой, отгоняя праздные мысли прочь. Глаза его сузились, взгляд утратил рассеянность. У него должно получиться. Обязательно должно.
Ему снова пришлось бежать за последним вагоном. Поезд и на этот раз чуть было не уехал без него. Кляня на чем свет континентальные поезда, настолько бесшумно трогавшиеся с места, будто они задались целью оставить пассажиров на бобах, человек припустил вдогонку и едва успел вскарабкаться на подножку последнего вагона. Судя по всему, подобные упражнения становились доброй традицией.
Кейт на несколько минут оставила задремавшую Франческу. Следовало привести себя в порядок. За последние два дня она потратила слишком много сил и теперь чувствовала себя совершенно вымотанной. Девушка от души надеялась, что ночью в парижском поезде Франческа будет крепко спать.
Из мутного зеркала на Кейт смотрело бледное, осунувшееся лицо. Из крана, сиявшего начищенной медью над потрескавшейся эмалированной раковиной, текла лишь тоненькая струйка воды. Кейт вздохнула. Придется ограничиться тем, что слегка смочить холодной водой виски и обновить помаду на губах. Хотя какое это имеет значение здесь, в поезде? Кейт хмуро улыбнулась своему отражению.
Впрочем, она ведь собиралась пообедать в вагоне-ресторане. Франческа будет мирно спать, а она, Кейт, наконец сможет немного отвлечься, а потому нужно привести себя в порядок.
Франческа сидела у окна все в той же напряженной позе, широко открытые глаза девочки, казалось, утратившие свою обычную мрачноватую загадочность, обратились к Кейт.
— Человек, — кратко сообщила Франческа.
— Человек? — Кейт взглянула на свободные кресла. До сих пор им везло и в купе никто не подсаживался. Судя по всему, не так уж много людей ездит первым классом. — Ничего страшного, — сказала она. — Другие люди при желании могут занять эти места.
Девочка, не отрывая от Кейт возбужденно блестевших глаз, затараторила на итальянском.
— Он с тобой говорил? — спросила девушка, сообразив, что к чему.
Девочка не выглядела напуганной, лишь слегка возбужденной и заинтересованной. Наверное, кто-то заговорил с Франческой на ее родном языке. Возможно, незнакомец вернется и с ним можно будет побеседовать и по-английски. А пока Кейт и Франческу по-прежнему разделял языковой барьер. Кейт задумчиво смотрела на девочку. Итак, маленькая Мона Лиза, которая сейчас баюкает свою куклу, нашла кого-то, кто ей понравился. Возможно, подобно своей матери, Франческа больше тянется к мужчинам, нежели к женщинам. Хорошо хоть, этот случай развязал девочке язык; свою довольно пылкую речь Франческа закончила словом "Londre".
— Лондон? — резко переспросила Кейт. — Он спрашивал тебя, не едешь ли ты в Лондон?
— Londre, — провозгласила Франческа и подняла вверх два пальца.
— Два, — недоуменно сказала Кейт. — Дважды? — Интересно, что она имеет в виду? Что незнакомец дважды бывал в Лондоне, или, может быть, сама Франческа дважды осчастливила своим посещением столицу туманного Альбиона?
О боже, наверняка никому еще не доводилось совершать столь опереточную поездку с куклой, кисейным платьем и маячащей впереди в качестве приза Эйфелевой башней!
В Базеле случилось небольшое столпотворение, так как в поезд решила загрузиться толпа школьниц в возрасте от семи до двенадцати лет. Они галдели так, что у Кейт заложило уши. Судя по всему, возникла какая-то неразбериха с билетами. Некоторое время юные особы оглашали перрон пронзительным гвалтом, но в конечном итоге две воспитательницы после весьма выразительной беседы с железнодорожными служащими обреченно пожали плечами и препроводили своих подопечных в вагон.
Кейт, предъявив паспорта, багаж и маленькую спутницу, без каких-либо проблем миновала таможню, отыскала свое двухместное спальное купе и облегченно закрыла за собой дверь. К этому времени Франческа спала на ходу. Кейт достала бутерброды с сыром, которыми запаслась еще в Милане, понимая, что до обеда в вагоне-ресторане девочка не дотянет, но Франческа настолько устала, что не смогла съесть и бутерброда. Девочка пощипала немного хлеба, сладко зевнула и забралась в постель.
— Только не в этом платье! — в ужасе воскликнула Кейт. — Если ты заснешь в платье, то завтра оно будет выглядеть просто ужасно!
Но все усилия приподнять спящую девочку и раздеть ни к чему не привели. Франческа не проявляла никакого желания расставаться со своим кисейным нарядом. Девочка то ли и впрямь уже ничего не соображала, то ли притворялась, но в борьбе с детским упрямством Кейт преуспела еще меньше, чем Джанетта.
Честно говоря, Кейт была уверена, что Франческа не притворяется. День и в самом деле выдался нелегкий. Кукла Пепита одиноко лежала рядом с девочкой, детская ладошка сжимала недоеденную горбушку. Кейт устало улыбнулась. Бедная крошка просто переутомилась. В конце концов, хотя Франческа и не проявляла особого дружелюбия, но и жалоб от нее не слышно. Не было ни слез, ни хныканья, что довольно поразительно для семилетней девочки. Что ж, следует это запомнить.
Но платье… к утру оно превратится в мятую тряпку. Кейт открыла потрепанный чемоданчик Франчески. Интересно, что там Джанетта собрала в дорогу. С облегчением девушка обнаружила среди детских вещей блузку с юбкой и легкую твидовую курточку. Возможно, удастся убедить девочку переодеться утром в блузку и юбку, если же нет, то на худой конец можно будет прикрыть измятое платье курточкой.
Так что все нормально. Наиболее сложная часть поездки позади. Утром они прибудут в Париж, а к вечеру в Лондон. Кейт подтянула покрывало Франчески и выключила лампу над полкой девочки. Теперь можно расслабиться, пообедать, выпить бокал вина в вагоне-ресторане, а потом погрузиться в долгожданный сон.
Добраться до вагона-ресторана оказалось не так-то просто, и Кейт порадовалась, что поезд еще не отъехал от станции. Ей пришлой пробираться мимо школьниц, находившихся примерно в том же состоянии, что и Франческа; усталые девочки укладывались спать прямо в коридоре под бдительным присмотром двух встревоженных воспитательниц.
Одна из воспитательниц, молодая девушка с круглым веснушчатым, раскрасневшимся лицом, поймав взгляд Кейт, негодующе пояснила:
— С билетами произошла какая-то ошибка, и наши места оказались заняты. Представляете? А мы уже целый день в пути. Девочки с ног падают от усталости.
— Да, выглядят они утомленными, — сочувственно кивнула Кейт. — Неужели во всем поезде не нашлось свободных мест?
— Нам пришлось разместить девочек в разных вагонах. Но их тридцать человек, а нас всего двое. — Краснолицая девушка откинула волосы со лба и вздохнула. — Слава богу, пока что никто о них не споткнулся. Но я все равно считаю, что эти континентальные поезда совершенно невыносимы!
Кейт представила себе, какая утром поднимется суматоха, когда всем одновременно понадобится в туалет. Она пробиралась по узкому коридору, перешагивая через девочек, переступая через чьи-то вещи. У тамбура столпилась группа растерянных пассажиров, измученный проводник пытался их успокоить. Одно из купе было до отказа забито усталыми туристами, которые пытались хоть как-то устроиться на ночь, приклонив голову на нелюбезное плечо соседа. Кейт подумала, что в конечном счете двадцать гиней — не такая уж щедрая плата. А пассажиры все прибывали, Кейт едва увернулась от очередного увесистого чемодана. За ее спиной утомленный проводник отвечал умоляющим голосом надоедливой пассажирке:
— S'il vous plait, madame…
Человек, стоявший у окна, улыбнулся Кейт. У него были темные, почти черные, жгучие глаза.
— Ну и суматоха, — весело сказал он.
Кейт вяло кивнула. И тут же рассмеялась вслед за незнакомцем. В конце концов, все это и впрямь выглядело смешным, и почему бы им, англичанам, не посмеяться над нелепыми повадками иностранцев.
Эта мимолетная встреча взбодрила ее. Кроме того, ароматные запахи служили верной приметой близости ресторана. Вскоре Кейт оказалась в сравнительно пустом и тихом салоне и, пройдя к столику, на который ей указал вышколенный официант, опустилась на стул и с облегчением расслабилась.
Кейт лишь мельком взглянула на человека у окна, но она обладала редким умением схватывать увиденное на лету. Даже сейчас, несмотря на крайнюю усталость, она смогла бы набросать это необычное лицо. Смуглое и породистое, оно было испещрено морщинами, хотя человек и не выглядел старым. Кейт казалось, что большую часть времени это лицо хранит непроницаемую бесстрастность, но улыбка незнакомца была полна обаяния.
Кейт всегда казалось, что у угрюмого натурщика, позировавшего Тициану для знаменитой "Головы мужчины", была именно такая, быстрая и ослепительная, улыбка.
Она пошарила в сумочке, достала карандаш и принялась рисовать прямо на меню.
Официант принес суп. Кейт подняла взгляд и с огромным удивлением обнаружила, что напротив собственной персоной расположился заинтересовавший ее объект.
Незнакомец улыбнулся:
— Вы не возражаете?
— Ничуть.
Поезд тронулся. Внезапно Кейт осознала, насколько напряженный выдался день, и испытала чувство глубокого облегчения — пока все шло вполне благополучно. Лампы на потолке слегка покачивались в такт перестуку колес; Кейт казалось, что вместе с лампами покачивается и лицо сидевшего напротив человека, то скрываясь в глубокой тени, то снова выныривая на свет. Она и в самом деле страшно устала.
— Вы направляетесь в Англию?
— Да. Завтрашним паромом.
— Я тоже. Может, мы еще встретимся.
Не уготована ли незнакомцу роль ее "романтического увлечения" в этой поездке? Да нет, осталось слишком мало времени, а завтрашний день будет полностью посвящен прогулкам с Франческой по Парижу. Жаль все же, что она так устала.
— Вы были на каникулах?
— Нет, у меня работа. Вроде как работа. А скорее повод снова побывать в Риме.
— Что вам больше всего нравится в Риме?
— Думаю, Колизей. В солнечный ветреный день ранней весной, когда в расщелинах стен распускаются цветы.
— И там больше не слышно рыка львов.
Кейт кивнула.
— Лишь тишина да покой.
— Ничто не изменилось за прошедшую тысячу лет. И не имеет значения, опоздали ли вы на древнеримскую колесницу или на поезд в наши благословенные дни.
У него были темные искрящиеся глаза и решительная линия рта, запавшие щеки придавали лицу аскетичную угрюмость. Незнакомец мог быть кем угодно: от кабинетного мыслителя до разбойника с большой дороги.
— Довольно опасная философия, — откликнулась Кейт.
— Разве? Вы не откажетесь распить со мной бутылку вина?
— Благодарю вас. Мне лучше отправиться спать, но я согласна с вами — и через тысячу лет в этом мире ничего не изменится.
— Даже Елена заснула. — Он с искренним восхищением смотрел на нее. Не будь Кейт такой сонной, она, быть может, пришла бы в замешательство, но сейчас она просто получала удовольствие от ненавязчивой беседы: словно перебрасываешься мячиком с любопытным незнакомцем.
— Меня зовут Люсиан Крей.
— А я Кейт Темпест. Мое имя не столь романтическое.
— Романтическое?
— В вашем имени есть привкус романтики. Оно немного напоминает сценический псевдоним. Вас не обидели мои слова?
— Совсем нет. В конце концов, Шекспир бы назвал вас Мирандой.
Она рассмеялась:
— Глупости. С моим-то носом!
Официант уже стоял у столика со списком вин. Довольно быстро они выяснили, что оба предпочитают красное вино. Почему-то данное обстоятельство показалось Кейт еще одним звеном, связывающим ее с этим необычным человеком. Еще одним? Она нахмурилась. А что, собственно, их связывает? И все-таки она интуитивно чувствовала, что Рим оказывает на него такое же воздействие, как и на нее. Осевшая пыль давно утихшей суеты и покой древних камней…
Внезапно Кейт осознала, что новый знакомый внимательно рассматривает рисунок на меню.
— Неужели я выгляжу таким изможденным?
— Я не предполагала показывать это вам.
— Разумно. Если бы у вас была такая привычка, вы могли бы стать очень опасной особой.
— Знаю. Но лица людей не отпускают меня. Если я не перенесу их на бумагу, они, наверное, так и останутся впечатанными в мой мозг.
— Так, значит, вы занимались в Риме тем, что выискивали лица гладиаторов?
— А также лица, которые привлекали Микеланджело и Леонардо. Их по-прежнему можно встретить в этом городе. Посидите немного на улице Витторио Венето, и вы обязательно увидите эти лица: воплощения нищеты и скупости, разврата и коварства. А если вы переоденетесь соответствующим образом, то сможете найти и фарисеев в храме, цезарей и иуд, и голодных, и одиноких, и самаритян.
Он наполнил ее бокал.
— Я уже три дня в дороге, — смущенно сказала Кейт. — И, похоже, от усталости начинаю нести чепуху.
— Напротив. Я был бы рад, если бы вы продолжили.
— Нет, мое дело рисовать, а не разговаривать. А вы проводили в Риме отпуск?
— Нет, мне кое с кем надо было повидаться, — сказал он, как ей показалось, с нарочитой неопределенностью. — Завтра будет Париж, а затем Лондон. Могу я надеяться увидеть вас в Лондоне?
— Не слишком ли быстро мы продвигаемся?
Люсиан Крей улыбнулся и внезапно одарил ее совершенно откровенным взглядом, который привел Кейт в замешательство. Он не сводил с нее сверкающего взгляда, но в глубине этих чудесных глаз притаился холод, если не расчет.
— Кажется, еще вчера римские гладиаторы только-только скрылись во тьме веков, а сегодня уже маячит век двадцать первый. Слишком быстро? Моя милая Кейт!
Ее вдруг разобрал смех. От вина, усталости и мерного покачивания поезда Кейт казалось, будто она находится на веселой стремительной карусели, которая несет ее навстречу судьбе. Крей тоже рассмеялся и коснулся ее руки, и внезапно Кейт пронзило ощущение легкости и какого-то сумасшедшего счастья.
Она машинально отметила, что совсем не вспоминает о существовании Уильяма.
Вскоре Кейт поднялась и попрощалась. Ей нужно было хорошенько выспаться, иначе завтра она не справится с Франческой. Но девушка была уверена, что непременно встретит нового знакомого еще раз: может, за завтраком, может, на пароме, а может, и в Лондоне… А он так ничего и не сообщил о себе, за исключением несколько неправдоподобного имени. Впрочем, какое это имеет значение. Она все выяснит. У нее бездна времени.
Люди и багаж по-прежнему загромождали проходы. Кейт пробиралась к своему купе, осторожно обходя чемоданы и прикорнувших пассажиров. В своем вагоне она постаралась не потревожить спящих школьниц.
Поезд дернулся, и Кейт, не удержавшись, толкнула человека, стоявшего у двери в ее купе. Человек обернулся и извинился по-французски. Между пальцами он держал толстую сигару. Его темные глаза были абсолютно непроницаемы, казалось, в них притаилась угроза. Кейт нахмурилась, представив, что чуть позже ей придется еще раз пройти мимо этого неприятного субъекта, когда, прихватив туалетные принадлежности, она отправится умываться. Если, конечно, удастся пробраться через скопление спящих тел. О боже, снова протискиваться, бормоча извинения!
Но Кейт ошиблась. Когда через несколько минут она вышла из купе, человека в коридоре не оказалось. Почти четверть часа ей пришлось простоять в коридоре, дожидаясь своей очереди, и все это время она благодарила судьбу, что Франческа так быстро заснула. Когда Кейт вернулась в купе, девочка даже не пошевелилась. Из-под простыни доносилось мирное посапывание. Проснется, наверное, ни свет ни заря, и невыспавшейся и мрачной Кейт придется спорить по поводу измятого белого платья. Кейт угрюмо вздохнула.
Впрочем, к чему забивать голову нелепыми проблемами! Надо жить настоящим, а в этот самый миг ты наблюдаешь, как из крана бежит жалкая струйка воды, а в покачивающемся мутном зеркале маячит не отражение твоей собственной физиономии, а лицо недавнего собеседника, темноглазого и загадочно угрюмого Люсиана Крея. Такие имена не забываются. Да и лица тоже…
Несмотря на крайнюю усталость, спала Кейт беспокойно, то впадая в забытье, то внезапно просыпаясь, когда вагон резко дергался на остановках. Где-то за пределами маленького душного купе находился целый мир. Сквозь сон девушка слышала, как выкрикивают названия станций; человеческие голоса звенели в ночной тиши, подобно боевым наградам. Потом доносились более приземленные разговоры припозднившихся пассажиров, хлопанье дверей, звуки набирающего скорость поезда, учащающийся ритм колес, под который Кейт снова удавалось задремать до следующей остановки, когда паутину сна опять разорвали голоса из другого мира.
Из коридора донеслось шарканье ног, одна из девочек захныкала, забормотал мягкий голос воспитательницы. Кейт вздохнула. Хорошо, что ее собственная подопечная настолько флегматична и спокойна, что не способна причинить подобных беспокойств. Франческа спала без задних ног. Один раз Кейт свесилась со своей полки и сумела разглядеть волосы девочки, темневшие на подушке. Жаль, что ей самой никак не удается заснуть столь же крепко.
В таком беспокойном полусне Кейт провела всю ночь, и когда первый луч солнца просочился сквозь задернутое занавеской окно, голова ее по-прежнему гудела от усталости, а в глаза, казалось, насыпали песку. Кейт привстала и протянула руку за расческой, и в это мгновение за дверью поднялся невообразимый гвалт.
Опять эти несчастные школьницы! Девчонки тараторили одновременно, лишь голос воспитательницы, призывавшей к спокойствию, выделялся на фоне пронзительных выкриков.
— Пожалуйста, на минуту замолчите и выслушайте меня. Мери, ты утверждаешь, что перед сном Анабелла была рядом с тобой?
— Мне казалось, что так, мисс Рикерби, но Хелен утверждает, что видела Анабеллу у окна в другом конце вагона.
— Но Анабелла вернулась, мисс Рикерби, — заговорила вторая девочка. — Я видела, как она складывала свою курточку, чтобы подложить ее под голову.
Воспитательница явно начинала паниковать.
— Я же велела вам оставаться на своих местах и никуда не уходить!
— Но иногда бывает нужно выйти…
— Ну, это понятно. Но ведь Анабеллы там нет, разве не так?
— Мы вам уже говорили, что нет. Там бреется какой-то господин. Он всех опередил.
— Господи Иисусе, да оставьте вы в покое этого господина! Нам нужно найти Анабеллу. Лаура, Дженнифер и Каролина в соседнем вагоне вместе с мисс Джонс, еще четыре девочки нашли приют в последнем купе, им позволили лечь там на полу. А сколько здесь?
— Одиннадцать.
— Итак, Анабелла исчезла. Она должна находиться в одном из купе. Боюсь, нам придется вежливо постучаться во все двери и опросить пассажиров.
На этой стадии разговора Кейт спрыгнула с полки, натянула свитер и юбку и открыла дверь.
— У вас что-то стряслось? Могу я чем-нибудь помочь?
Молоденькая воспитательница, чье круглое веснушчатое лицо раскраснелось еще больше, встревоженно взглянула на Кейт:
— Похоже, пропала одна из моих подопечных, но в поезде ей деться некуда. Так что все в порядке.
— Вам не позавидуешь, — сочувственно проговорила Кейт. — Мне вверили всего одну девочку, и то это огромная ответственность. Не представляю, как вы управляетесь с ними.
— Все было бы отлично, если бы не произошла путаница с билетами. И все-таки мы пережили эту ночь, не так ли, девочки? Когда мы найдем Анабеллу и позавтракаем, то окончательно придем в себя.
— Как выглядит ваша Анабелла?
— У нее рыжие волосы…
— …и веснушки, — хором подхватили девочки.
Кейт улыбнулась.
— Довольно приметная внешность. К сожалению, ваша подруга не прячется под полкой в нашем купе. Давайте я помогу вам искать девочку.
— Спасибо, мы сами управимся. Она, наверное, отправилась в другой вагон. Вообще-то, Анабелла довольно застенчивый ребенок. Я почти уверена, что обнаружу ее крепко спящей в чьем-нибудь купе. Скорее всего, девочку приютил кто-то из пассажиров. Надо только пройтись по купе. Если хотите, я дам вам знать, когда мы найдем беглянку.
— Да-да, обязательно.
На время оставив мысль об утреннем туалете, Кейт вернулась в купе и закрыла дверь. Франческа может проснуться в любую минуту. А в такой ситуации чем дольше она будет спать, тем лучше. Еще только шесть часов. Кейт бросила взгляд на девочку, мирно посапывавшую под одеялом. Она не станет отдергивать занавеску и сама еще немного отдохнет. Этой бедняжке воспитательнице не позавидуешь — следить за такой оравой детей! Кейт содрогнулась. Неудивительно, что одна из воспитанниц куда-то забрела.
Впрочем, девочка не могла уйти далеко. Дети сами по себе не исчезают из поездов, если, конечно, кто-то не поспособствует этому.
Кейт чуть отодвинула шторку. Вот и новый день, еще немного и наступит рассвет. Сегодня их с Франческой ждет Эйфелева башня, а потом они сядут на паром до Фолькестона. И быть может, где-нибудь в толпе она поймает мимолетный взгляд Люсиана Крея, или даже, чем черт не шутит, над скоплением людских голов сверкнет чудесная улыбка, адресованная только ей.
Пока Кейт предавалась этим приятным мечтам, день постепенно разгорался. Сквозь щель в шторах она видела рыжеватую стерню французских полей. Мимо проносились серые домики, четкие силуэты деревьев, время от времени вдали угадывались сказочные башни, а иногда среди буковых рощ мелькал белоснежный замок.
Но через некоторое время ее грезы прервал осторожный стук в дверь.
— Кто там?
Молоденькая воспитательница отодвинула дверь и просунула в купе голову.
— Я прошу прощения, но Анабеллы нигде нет. Мне очень неловко, но нельзя ли посмотреть и у вас в купе? Я не сомневаюсь, что она не вошла бы без приглашения, но на всякий случай…
— Да, разумеется. Пожалуйста… Но здесь только Франческа. Как видите, она еще спит.
— Простите меня, по правде говоря, от всего этого у меня голова пошла кругом…
— Франческе все равно пора вставать, — сказала Кейт и отдернула штору. — Можете сами убедиться, что никаких рыжеволосых…
Слова замерли у нее на губах. Громкие голоса и яркий свет разбудили девочку, она сонно повернулась, приподняла рыжеватую голову, открыла светло-зеленые глаза и явила свое лицо, напомнившее Кейт маску клоуна, усеянную многочисленными веснушками.
Это была вовсе не Франческа! Это была пропавшая Анабелла. Узнав свою краснолицую учительницу, девочка улыбнулась. С глупой улыбкой Кейт лихорадочно пыталась понять, что же происходит. Ужасная истина дошла до нее не сразу.
Пропала вовсе не рыжеволосая Анабелла. Пропала Франческа!