Роковой котенок

Глава 9

Лейтенант Олтчек оказался высоким худым молодым человеком с аскетическим лицом и ласковыми глазами вивисектора. На следующее утро ровно в десять тридцать я сидел в его кабинете и думал, что берлога Чарли Стерна гораздо более гостеприимна, несмотря даже на его громилу слугу.

— Я справлялся о вас у лейтенанта Карлина, — сказал он ласково. — Он говорит, что, хотя вы — его друг, он не оставил бы с вами наедине и на пять минут свою бабушку, которой восемьдесят семь лет и которая до сих пор носит корсеты из китового уса.

— Билл — отличный парень, — задумчиво улыбнулся я. — Не позабыть бы как-нибудь на днях всадить нож ему в сердце.

— Анонимный звонок о трупе исходил от вас, верно? Лейтенант оказался достаточно вежливым, чтобы преподнести это утверждение в форме вопроса.

— От меня, — кивнул я.

— Я достаточно наслышан о вас и ваших методах от лейтенанта Карлина, но вы, кроме всего прочего, еще и частный детектив, работающий по лицензии, а эта лицензия налагает на вас определенные обязанности. Сейчас у меня достаточно оснований, чтобы лишить вас лицензии и занести в черный список — например, за то, что вы не сообщили полиции об убийстве, а потом еще изъяли важную улику.

— Фрида Паркин рассказала вам о котенке? — буркнул я.

— И о записке на ленточке вокруг его шеи. Она даже призналась, что забрать котенка была ее идея — якобы она его пожалела. Но вы не должны были позволять ей сделать это.

— Вы правы, — храбро признал я. Олтчек пожал плечами:

— Есть единственное обстоятельство, играющее в вашу пользу. Фрида Паркин обеспечивала вам отличное алиби на момент убийства. Что касается всего остального, я подожду и посмотрю, как вы станете сотрудничать с законом, прежде чем решить, обратиться ли к федеральному прокурору.

— Не знаю, чего вы еще дождетесь, — сказал я, — но в данный момент я сотрудничаю с вами как сумасшедший.

— Вашим клиентом является Рид, — продолжал лейтенант без тени улыбки. — А он — подозреваемый номер один. Если, конечно, верить диким россказням этой девицы Парнелл. Затем эта парочка: Стерн и Оллсоп. Мне с трудом верится, что такие типы существуют в реальном мире, не говоря уж об их показаниях!

— Вот в чем особенность Голливуда, — многозначительно заметил я, — трудно отличить реальность от вымысла.

От взгляда, которым Олтчек на меня посмотрел, все три мои язвы в желудке начали болезненно ныть.

— Фрида Паркин сказала, что вы произвели обыск в квартире, после того как обнаружили труп.

— Беглый осмотр, — поправил его я. — Просто полюбопытствовал, не оставил ли он где-нибудь предсмертную записку.

— Нашли что-нибудь?

— Нет.

Краткий отрицательный ответ явно не удовлетворил его, поэтому я добавил:

— А что я должен был найти?

— Деньги, — небрежно бросил лейтенант.

— Я сделал поверхностный осмотр, он занял у меня самое большее пять минут. А почему я должен был найти деньги?

— Кто-то же их нашел! По словам управляющего, когда Джордан снимал квартиру, то он выставил на всеобщее обозрение толстенную пачку денег, словно кто-то подарил ему на день рождения банк.

— Я думал, что квартира принадлежит какому-то его дружку, который отправился на Восток на несколько недель и разрешил ему пожить там.

Олтчек отрицательно покачал головой:

— Джордан снял эту квартиру несколько дней назад. Парочка бездельников, называющих себя актерами и его дружками, подтвердила, что он сорил деньгами. Я — простой полицейский, Холман, и предпочитаю придерживаться простых мотивов убийства, таких, как ограбление, например, пока не будет доказано обратное.

— Вы полагаете, что это дело рук его бездельников приятелей?

— Возможно. Мы исключили этих двоих из списка подозреваемых, осталось проверить еще парочку. Все, что требуется от вас сейчас, — это предоставить мне ту информацию, которой я не располагаю.

Я решил, что мне просто необходимо выложить ему незамедлительно что-то, что отвечало бы нашим общим интересам.

— За несколько дней до самоубийства Андерсона Леонард Рид послал ему в подарок котенка, — сказал я. — Вокруг шеи котенка был повязан белый бантик с запиской: “На память капризному мальчику. С любовью. Леонард”. Рид клянется, что это была только шутка, но утверждает, что не посылал Джордану котенка с запиской того же содержания. Интересно, тот, кто обнаружил тело Андерсона, нашел котенка?

Лейтенант потянулся к телефону. Разговор занял некоторое время, и я успел выкурить сигарету до того, как он наконец повесил трубку.

— У Андерсона была домработница, которая приходила в его квартиру два раза в неделю, — сообщил Олтчек. — Она и обнаружила тело, но в официальном рапорте о котенке не упоминается.

— Предположим, что Рид действительно не посылал котенка Клайву Джордану, — осторожно начал я. — Значит, тот, кто его отправил, должен был знать о первом котенке, подаренном Андерсону, и о записке, которая была привязана ему на шею.

— И что из этого следует?

— Из этого следует, что убийца хотел впутать в это убийство Рида. А это уже гораздо более сложный мотив, нежели простое ограбление.

— Хотелось бы мне думать, что вы точно такой же ненормальный, как и все остальные голливудские чокнутые, — кисло сказал лейтенант, — но, похоже, я не могу позволить себе такую роскошь.

— А что насчет гиосцина? — поинтересовался я. — У вас есть какая-нибудь ниточка?

— Лекарство принадлежало Джордану. Пару лет назад у него случилось то, что вежливо называют “нервным срывом”, и он несколько месяцев провел в специальной лечебнице. Наверняка ни один врач не дал бы ему подобного лекарства с собой, поэтому, вероятнее всего, он его просто-напросто стянул.

— Вы полагаете, что убийца подсыпал порошок ему в стакан, когда Джордан на минуту отвлекся, или что-то в этом роде?

— Кто знает? — Олтчек раздраженно пожал плечами. — Возможно, он сам принял дозу еще до прихода убийцы. Между прочим, вы здесь для того, чтобы предоставить мне недостающую информацию, Холман, а не наоборот.

— Я бы с удовольствием предоставил вам что угодно, — искренне признался я, — но мне известно не больше, чем вам, лейтенант.

— Просто мне хотелось быть уверенным, что, узнав что-нибудь ценное, вы тут же побежите к ближайшему телефону и позвоните мне. — Олтчек одарил меня холодной полуулыбкой. — Ладно, не забывайте, что я в любой момент могу закрутить гайки!

Я вышел из кабинета с неприятным осадком, спиной ощущая его вивисекционистский взгляд. Лейтенант Олтчек напомнил мне чем-то Ивана Грозного — довольно приятного малого, — когда получал то, что хотел, а если у него не получалось, то головы с плеч начинали лететь и сами собой укладываться в аккуратные штабеля.

Мне пришлось проглотить пару мартини и ранний ленч в шикарном ресторане, чтобы восстановить уверенность в себе, а после этого я отправился к Леонарду Риду.

Насильник, нежившийся на крыльце, презрительно зашипел на меня, когда я проходил мимо. Он перекатился на спину и довольно зажмурился, и я решил, что он, по всей вероятности, только что побывал в кустах. Я успел четыре раза нажать на звонок, прежде чем мне открыл дверь позевывающий и протирающий глаза Леонард Рид.

— Ты нарушил мой сладкий сон, старик, — упрекнул он меня. — Я возлежал на своей одинокой кушетке с примочками из чая на глазах и все такое прочее. Я должен быть во всеоружии на вечеринке в милом домашнем борделе Айвана.

— Я виделся с лейтенантом Олтчеком, — сказал я. — Точнее, это лейтенант Олтчек виделся со мной. Он дергал меня, словно куклу на веревочках. Стоит ему щелкнуть ножницами, и я упаду в небытие — или в тюрьму, что более вероятно. И за это будешь отвечать только ты один.

— Я смущен.

Леонард прижал ладонь тыльной стороной ко лбу, закрыл глаза и замер в такой позе, словно проходил пробу на главную роль в римейке “Камиллы”.

— У тебя ширинка расстегнута! — гаркнул я. Это его здорово встряхнуло, и он вышел из роли, чтобы убедиться, что я говорю не правду.

— Можешь дать мне чего-нибудь выпить, заблудший Леонард, — сказал я ему, — пока я буду сдирать с тебя твою лживую шкуру, чтобы добиться правды.

— Какие жестокие слова, — буркнул он по пути в гостиную. — А ты, случаем, втайне не голубой, Рик? Я вот все пытаюсь понять, почему ты меня так сильно ненавидишь?

— Это просто синдром Рида, — огрызнулся я. — Тебе нравится, когда тебя ненавидят, ведь ненависть вызывает уважение. Ты — бесповоротно чокнутый, на которого следует надеть смирительную рубашку, а потом утопить предпочтительно в самой глубокой точке Тихого океана и помянуть бурбоном со льдом.

Леонард приготовил напитки, вручил мне бокал, а затем направился к кушетке, накрытой леопардовой шкурой, и уселся на нее.

— От всех этих твоих злобных гадостей у меня появляется ужасная слабость, — пожаловался он. — В любую минуту я могу разразиться слезами.

— Икс-фактор, — сказал я. — Большой секрет, который ты хранишь. Вспомнил?

— Помню: вчера днем ты нес подобную ерунду, — согласился он. — Я по доброте душевной отнес ее за счет жары или повышенной влажности. Честное слово, старик, тебе нельзя нежиться на солнышке слишком долго. От этого у тебя растекаются мозги. Конечно, этому может быть чисто физиологическое объяснение: возможно, кости твоего черепа не толще листа бумаги.

— Сколько ты выложил Джордану наличными, когда он уходил отсюда? — пошел в наступление я.

— Что?! — Его глаза асфальтового цвета под набрякшими веками вдруг приняли настороженное выражение.

— Ты никак не мог забыть про Андерсона, — продолжал я, — и не хотел, чтобы Джордан распускал про тебя грязные сплетни, особенно в то время, когда решалось, будешь ты участвовать в этой библейской эпопее или нет. Поэтому ты заплатил ему, чтобы он держал рот на замке, и только потом понял, какую отмочил глупость. Откупившись от Клайва, ты подставил себя под шантаж. И именно по этой причине ты нанял меня.

Сказал, что желаешь, чтобы я заставил Джордана прекратить распускать не правдоподобные и гнусные сплетни, но в действительности надеялся, что я такого страху на него нагоню, что он не посмеет выставлять требования в дальнейшем. Правильно?

— Правильно. — Леонард издал слабый вздох. — Я понимаю, что гораздо умнее было бы рассказать тебе всю правду с самого начала, старик, особенно теперь, когда ты и так извлек ее наружу.

— Сколько ты ему дал?

— Пять тысяч.

— Наличными?

— Даже я не настолько глуп, чтобы выписать ему чек.

— Последние дни своей жизни Джордан размахивал пачкой денег перед носом у всех, кто хотел на нее взглянуть, — буркнул я. — Он оплатил наличными аренду самой дорогой квартиры и держал оставшиеся деньги при себе. Либо этот парень ничего не слышал о существовании банков, либо не доверял им. Тот, кто его убил, забрал пачку денег из его квартиры. — Я отхлебнул немного бурбона, который оказался самого что ни на есть лучшего качества и выдержки, и продолжал:

— Олтчек считает, что мотивом убийства было ограбление, но это никак не вяжется с котенком и твоей дружеской запиской, обвязанной вокруг его шеи. Может быть, убийца прихватил с собой деньги только для того, чтобы запутать следствие?

— Откуда мне знать? — с готовностью ответил Леонард. — Я целиком полагаюсь на тебя, Рик. Распутай это преступление и повесь его на Чарли Стерна, независимо от результатов расследования!

— Если Олтчек узнает, что ты дал Джордану пять кусков, он ни за что не поверит, что ты сделал это только по доброте сердечной, — поддел я его. — Он решит, что Джордан шантажировал тебя, а это чертовски подходящий мотив для убийства. Он также решит, что ты прихватил деньги с собой, пытаясь скрыть факт шантажа.

— А ты, случаем, не сказал ему, что именно я дал деньги Клайву?

— Нет, потому что я тогда еще не был в этом уверен, — утешил я Рида. — Теперь я знаю наверняка. Но если только лейтенанту станет известно, что я об этом знал, но ничего ему не сказал... — Я провел пальцем по горлу понятным каждому жестом. — Ты все больше и больше осложняешь мне жизнь, Леонард. В данный момент я не уверен, чем мне стоит пожертвовать: тобой или своей будущей карьерой.

К его бокалу с мартини с горящими глазами стала подкрадываться Мышка, поэтому он поставил его на коврик и некоторое время наблюдал, как котенок лакает спиртное.

— Не думаю, что чем-то смогу тебе помочь, старик, — сказал наконец Леонард. — Это твоя личная проблема, не так ли?

— Полагаю, так оно и есть, — резко ответил я. — Ты не будешь против, если я воспользуюсь твоим телефоном?

— Пользуйся. — Он с трудом сглотнул. — У меня будет время, чтобы собрать вещички до приезда лейтенанта?

Я повернулся к нему спиной, когда набирал номер, чтобы он как следует попотел.

— “Герберт Уолкер и компаньоны”, — сказал мне в ухо вкрадчивый голос с хрипотцой пару секунд спустя.

— Это Рик Холман, — сказал я. — У вас еще не все волосы поседели?

— Что?

— Я решил, что вы могли поседеть от беспокойства, поджидая моего звонка, — скромно пояснил я.

— Вчера вечером вы говорили со мной с таким энтузиазмом, что я забыла о вашем существовании, как только повесила трубку, — сказала Сара отстраненно.

— У меня в то время собралась компания поиграть в покер, — солгал я. — Сами понимаете, каково разговаривать, когда шесть любопытных ушей прислушиваются к каждому сказанному слову. Давайте начнем все сначала, Сара Кронин. Куда и в какое время мне заехать за вами?

— Трудно сказать. — Ее голос быстро оттаял. — Я снимаю квартиру с тремя другими девушками, а сегодня вечером они все будут дома. Если вы заедете за мной, наверняка они все втроем набросятся на вас, и мы никуда не уйдем, пока они не вытянут из вас всю биографию, вплоть до родимых пятен. Может, мне лучше приехать к вам домой?

— Звучит заманчиво, — заметил я и назвал ей свой адрес. — Увидимся около половины девятого.

Леонард одарил меня своей дьявольской улыбкой номер один.

(Крупный план: ответная реакция татарского хана, после того как он приговорил главного героя к смерти путем подвешивания его за ноги над ямой с изголодавшимися волками.) — Ну, ты меня заставил поволноваться, старик, — замурлыкал он. — Я уже чувствовал холодную сталь наручников на своих запястьях. Несомненно, у тебя извращенное чувство юмора.

— Несомненно, — согласился я. — Как ты считаешь, Айван Оллсоп задумал что-нибудь особенное для сегодняшней вечеринки в память Джордана?

— Кто знает, что происходит в фрейдистских джунглях его сознания? — пожал плечами Леонард. — Не сомневаюсь, Айван себе на уме, но подождем до вечера, тогда узнаем.

— Ты знал, что Джордан провел несколько месяцев в специальной лечебнице по поводу нервного срыва?

— Он мне говорил об этом.

— И про гиосцин тоже?

— Я предупреждал его, что играть с такими препаратами опасно и что ему следует обращаться к врачу всякий раз, как он почувствует к этому тягу. — Леонард покачал головой. — Временами Клайв становился упрямее главного режиссера. Говорил, что редко его принимает и что знает, как с ним обращаться. Когда у него действительно сдавали нервы, это — единственное средство, которое его успокаивало.

— А он принимал его, пока жил тут?

— Не думаю. Если и так, то я об этом не знал.

— А он взял его с собой, когда уезжал?

— Временами, старик, мне думается, что лучше разговаривать с лейтенантом Олтчеком, чем терпеть то, как ты копаешься в моем нижнем белье. Я полагаю, Клайв забрал с собой гиосцин, но я не обыскивал его багаж, чтобы в этом убедиться.

— Если ты предпочитаешь иметь дело с лейтенантом, — непринужденно сказал я, — я могу позвонить ему и сказать, что именно ты дал деньги Джордану.

— Рик, мне вдруг почему-то стали нравиться твои деликатные вопросы. — Леонард ласково погладил себя по голове. — Надеюсь, ты не забудешь сыграть сегодня вечером надлежащую роль.

— Что еще за роль? — удивленно спросил я.

— Специалиста по улаживанию неприятностей с шестизарядным револьвером у каждого бедра, с холодной улыбкой на губах, горящего желанием помочь своему выдающемуся клиенту, любвеобильному Леонарду Риду.

— Ты пропустил строчку о преданности правде и справедливости, — напомнил я ему. — Она шла как раз перед “любвеобильным Леонардом”.

Он недовольно надул свои полные губы.

— Временами, старик, я почти убежден, что ты горишь желанием доказать, будто это я убил беднягу Клайва.