Пуще всего опасавшийся сильного Лешкиного союзника Романа Мстиславича, Владислав Мечиславич Ласконогий не жалел сил, чтобы очернить Романа в глазах своего двоюродного брата и соперника. При поддержке Романа Лешко был сильным противником. Лишить его этой поддержки - и можно спокойно начинать борьбу за престол. Богатые польские можновладцы недолюбливали первого советника Лешки, старого воеводу Николая, за своеволие и разум.
Владислав старался изо всех сил. Его доверенные люди шептали Лешку, что Роман его ни в грош не ставит, что он не считает себя вассалом малопольских владык и даже не явился с военной помощью, когда Лешко начал войну с ним, с Владиславом. А ведь Волынь и Галиция богатые земли. Сколько с них можно было получить дани…
Неизвестно, поверил бы молодой польский князь этой лжи, если бы в ответ на его просьбу о военной помощи Роман не потребовал через своих послов отдать ему город Люблин с пригородами. Это разом воскресило подозрения Лешки.
- Эко чего выдумал брат мой Роман! - ответил он на просьбу. - Такого нахальства я от него не ожидал! Гоните его людей в шею. И пусть они передадут своему князю, что я ещё расквитаюсь с ним. Для него святая обязанность и честь служить мне, ибо из моих рук получил он Галич. А коли он не желает быть моим вассалом, то я отберу у него этот город!
Роман не мог стерпеть такого. До сего дня он помогал Лешке и его отцу Казимиру из дружеских и родственных чувств, и, обратившись за помощью, чтобы добыть Галич, не признавал себя вассалом иноземца, ибо Галиция земля русская и взял он её, чтобы оставалась она с Русью. Что же до ляхов, то их следовало проучить, чтобы не забывались.
В те поры в Европе враждовали две немецкие династии - Вельфов и Штауфернов, сцепившиеся из-за Поморья, где ещё жили славяне, потомки варягов - руси. Стремясь урвать в этой войне кусок пожирнее, Лешко выступил на стороне Вельфов, и Роман решил ему помешать.
Проводив послов папы Иннокентия, он отправился в Польшу и завоевал город Люблин с пригородами.
Летом следующего 6713 года (1205 г. - Прим. авт. ) датский король Вольдемар выступил против Поморья, тесня заодно и Лешку Белого. Роман воспользовался этим и снова выступил в поход.
Был ясный день начала лета. Уже отцвели сады, в рощах замолкали птицы, и лишь соловьи ещё продолжали тревожить сладкими песнями ночную тишину. Лето наступало хотя и нежаркое, но ясное и желанное.
Войско князя Романа уходило на войну в Польшу, и весь Галич, казалось, высыпал на улицы, чтобы проводить своего князя и тех, кто отправлялся с ним вместе.
Роман уже сидел в седле. Рыжий горячий иноходец, подарок угорского короля Андрея, горячился, переступал стройными ногами. Роман был в лёгком кафтане, непокрытые шапкой чёрные волосы буйно растрёпаны, как всегда. Глаза его горели, а голос срывался - спеша на войну, князь был рад и тревожен.
На красное крыльцо вышла Анна, неся на руках годовалого меньшого сына, Василька. Мальчик пошёл в мать - её русые волосы, её серые большие глаза, её черты лица. Опраска вывела за руку Даниила. Четырёхлетний мальчуган уже походил на отца - темноволос и темноглаз, также порывист и горяч. Оробев сперва от вида нескольких сотен столпившихся на подворье дружинников, он скоро разглядел среди них своего пестуна, боярина Мирослава Рогволодовича и закричал, замахал ему рукой:
- Дядька! Дядька Мирослав!
- С тятенькой простись, Данил Романыч, - подтолкнула его Опраска.
Подъехав к крыльцу, Роман протянул руки, принимая от Опраски сына. Мальчик уже сидел с отцом на его боевом коне и закапризничал, болтая ногами:
- Пусти! Сам хочу! Сам!
- Вот я тебе ужо, баловник, - притворно рассердился Роман. - После, после покатаешься. Вот ворочусь от ляхов - и дам прокатиться. А пока мать слушайся, её и брата береги. Обещаешь?
- Угу, - кивнул Данилка.
Анна подошла, взглянула снизу вверх. Она не плакала - все слёзы остались там, в ложнице, на постели. Яркие губы её даже улыбались. Отдав Данила Опраске, Роман взял второго сына, Василька, подержал на руках, ткнулся в его лицо с бородой. Мальчик отпрянул, захныкал.
- Ничо, - сказал Роман, - вырастет ишшо. - И, протянув его Анне, сказал: - Береги детей.
- Себя береги! - ответила она. - Сберегу…
Наклонившись, он на миг сжал её протянутые пальцы и, выпрямившись, взмахнул рукой. Тотчас запел рог, и дружина зашевелилась, подтягиваясь и готовая выступить. Последний раз кивнув жене, Роман первым в окружении своих бояр, ровной иноходью выехал за ворота.
Анна поднялась на крыльцо и долго стояла, глядя, как по улице удаляется её муж и счастье. Она так надеялась, что Роман обернётся, и даже приподнимала правую руку, чтобы быстро махнуть ему на прощание. Но Роман не обернулся ни разу. Он скакал впереди своего войска и смотрел только вперёд, туда, где расстилалась дорога. Широкая и прямая дорога жизни. Всё было на ней - и радости, и печали, победы и поражения, а сколько ещё было впереди. Он был князем огромной Галицко-Волынской земли, великий Киев ходил под его рукой, Венгрия и Болгария считались с ним, и что ему был Сандомир и маленькое селение Завихост…
Лето - осень 2002 г.