Глава вторая

В семь часов тридцать минут вечера, приблизительно в то время, когда Джордж Финч примерял пятый галстук, в доме номер шестнадцать по Семьдесят Девятой улице, в будуаре, отделанном в византийском стиле, стояла женщина, бегая по комнате.

Читатель, возможно, найдет некоторое противоречие в этом определении. Как же это возможно, спросит он, чтобы человек одновременно стоял и бегал по комнате? На это я отвечу: это вполне возможно при условии, если он или она находятся в взволнованном состоянии. Делается же это следующим образом. Вы становитесь на одном месте и начинаете быстро поднимать одну ногу за другой, как солдаты отбивают так называемый шаг на месте. Иногда это единственное средство, при помощи которого женщина с сильной волей может предотвратить истерику.

А миссис Вадингтон, несомненно, была сильная женщина. Правду сказать, она была такого сложения, что с первого взгляда ее можно было принять за женщину-атлета из цирка. Роста она была не высокого, но зато ее до такой степени распирало во все стороны, что получалось впечатление чего-то необъятного. Ни один театр, как бы скучна ни была пьеса, не мог бы назваться пустым, если бы только миссис Вадингтон удостоила занять место в партере. Когда миссис Вадингтон сидела на лекции, у лектора создавалось такое представление, точно перед ним находится значительная часть населения Соединенных Штатов. А когда миссис Вадингтон ездила лечиться в Карлсбад, заведующий источниками начинал нервничать, так как у него возникало сомнение, хватит ли на всех воды.

Огромные размеры миссис Вадингтон невероятно огорчали ее мужа, хотя заметим тут же, что не в этом одном заключались его огорчения. Когда он женился на ней, она была только довольно полная. Но миссис Вадингтон оказалась единственной наследницей знаменитого сырного короля, оставившего ей несколько миллионов долларов. И Сигсби Вадингтон нередко говорил, что большая часть процентов с этого капитала ушла на жиры и витамины.

Итак, миссис Вадингтон стояла в будуаре, бегая по комнате, когда в дверь постучались.

– Лорд Хэнстантон, – объявил старший слуга Феррис.

До сих пор речь шла о мужчинах, которые ни в коем случае не могли бы служить образцом мужской красоты. Зато Феррис вполне спасал положение. Он был высокого роста, великолепно сложен, у него были голубые глаза-правда, один из них стеклянный – и красивые усы. Его фрак был, несомненно, сшит портным, способным вдохновляться, а затем выутюжен каким-то гением. Его галстук можно было назвать только эфемерной белой бабочкой, слетевшей с небес и опустившейся прямиком на ворот его сорочки. И если бы Джордж Финч, который в этот момент комкал уже восьмой галстук, увидел Ферриса, он задрожал бы от зависти и расплакался бы с досады.

– Ну-с, вот и мы! – промолвил лорд Хэнстантон и после короткой паузы добавил, точно это было абсолютно необходимо для данного случая: – Так-так!

– Как это мило с вашей стороны, что вы пришли – сказала миссис Вадингтон, поворачиваясь вокруг оси и дыша, как буйволица, поднявшаяся на вершину горы.

– О, что вы, – скромно запротестовал лорд Хэнстантон.

– Я была уверена, что на вас можно положиться!

– Вам остается только приказывать.

– Вы уже стали мне близким другом, несмотря на то, что я только недавно познакомилась с вами.

– Вы чем-нибудь встревожены? – спросил лорд Хэнстантон.

Дело в том, что обед был назначен на восемь тридцать, и лорд Хэнстантон немало удивился, когда в семь сорок к нему позвонил слуга миссис Вадингтон и попросил его немедленно приехать. Заметив, что хозяйка дома взволнована, лорд с ужасом подумал, уж не случилось ли чего-нибудь с обедом.

– Ах, у меня столько неприятностей!

Лорд Хэнстантон чуть заметно вздохнул. Ему уже представилась такая картина: повар испортил обед, и гостям придется ограничиться холодными закусками.

– У мистера Вадингтона опять случился один из его припадков.

– Мистер Вадингтон внезапно заболел?

– Ничего подобного, – задыхаясь ответила миссис Вадингтон. – Вы подумайте только, какой ужас! И должно же это случиться как раз перед званым обедом. Да еще после того, как вы потратили столько времени на его воспитание. Я неоднократно повторяла, что со времени вашего приезда в Америку Сигсби стал совершенно иным человеком. Он уже вполне разбирается, что и какой вилкой нужно есть, он даже в состоянии разумно рассуждать о соусах всякого рода.

– Я чрезвычайно рад, что мог оказать некоторую пользу своим…

– И когда я беру его погулять, он всегда ходит с той стороны, с какой ему полагается ходить. И вдруг извольте: накануне моего званого обеда у него внезапно один из его припадков.

– Но в чем же дело? Он не скандалит, я надеюсь?

– Нет! Хуже! Грустит!

– О чем же?

Зубы миссис Вадингтон щелкнули, точно зубья капкана.

– Сигсби снова загрустил по Дикому Западу.

– Неужели?

– Да, сэр. Представьте себе, он снова бредит о необъятном просторе степей Дикого Запада. Он кричит, что Нью-Йорк – это гнездо разврата, и он хочет туда, где мужчина-на самом деле мужчина! Если хотите знать мое мнение, то он, очевидно, снова начитался Фенимора Купера.

– Неужели нельзя ничего предпринять?

– Можно. Но только со временем. Я могу в довольно короткий срок наставить его на путь истинный, лишив его карманных денег. Но на это требуется время, а тут, извольте, через час соберутся уже гости, среди них наиболее видные персоны во всем Нью-Йорке, а Сигсби отказывается надеть смокинг и кричит, что, если мужчина хочет быть мужчиной, он должен сам добывать себе пищу и при свете звезд Западного неба жарить на углях бизонье седло. Ну, скажите, пожалуйста, что мне теперь делать с ним?

Лорд Хэнстантон задумчиво теребил ус.

– Весьма неприятно.

– Я подумала, что если вы не откажетесь зайти к нему и поговорить с ним, то он, возможно…

– Сомневаюсь, приведет ли это к чему-нибудь. А без него обедать никак нельзя?

– Тогда нас будет тринадцать за столом.

– Ага!

Лорд Хэнстантон вдруг просветлел.

– Эврика! – воскликнул он. – Пошлите к нему мисс Вадингтон, пусть она образумит его.

– Молли? Вы думаете, что он послушается ее?

– Мистер Вадингтон очень любит ее!

Миссис Вадингтон задумалась.

– Пожалуй, стоит попытаться. Я сейчас поднимусь наверх и посмотрю, одета ли она. Она милая девушка, не правда ли, лорд Хэнстантон?

– Прелестная! Обворожительная!

– Уверяю вас, что я люблю Молли так, как любила бы родную дочь!

– Несомненно! Несомненно!

– Но опять-таки, как ни горячо я люблю ее, я ни в коем случае не позволю ей слишком многого. Столько девушек в наше время оказываются испорченными, благодаря неразумной снисходительности.

– Совершенно верно!

– Я только мечтаю о том, лорд Хэнстантон, чтобы увидеть ее, наконец, счастливо замужем за хорошим человеком.

Лорд Хэнстантон закрыл дверь за миссис Вадингтон, потом несколько минут стоял в глубокой задумчивости. Возможно, что он ломал голову над вопросом, когда, в лучшем случае, надо рассчитывать на первый коктейль. Хотя возможно опять-таки, что он размышлял над каким-либо более глубоким вопросом – если только для лорда Хэнстантона существовало что-нибудь более глубокое.

* * *

Миссис Вадингтон всплыла наверх и остановилась возле одной из дверей на площадке лестницы.

– Молли! – позвала она.

– Я здесь, мама!

Миссис Вадингтон вошла в комнату, свирепо нахмурив брови. Сколько раз говорила она Молли, чтобы она называла ее не мама, а мамаша.

Впрочем, это был пустяк, о котором при данных обстоятельствах не стоило заводить разговора, и миссис Вадингтон опустилась на стул, который не преминул издать жалобный стон.

– Боже мой, мама, что с вами такое? – воскликнула Молли.

– Ушли ее куда-нибудь, – пробормотала миссис Вадингтон, кивая головой в сторону горничной.

– Хорошо, мама. Вы можете идти, Джулия, вы мне больше не нужны, я сама теперь справлюсь. Вы, может быть, выпьете немного воды, мама?

Девушка с искренней заботой смотрела на свою страждущую мачеху, скорбя в душе, что не может предложить ей чего-нибудь покрепче воды. Но ее покойная мать воспитала ее так, как воспитывали дочерей в старину, и, хотя это может показаться невероятным в наш просвещенный век, но факт тот, что Молли Вадингтон достигла двадцатилетнего возраста, не познакомившись даже поверхностно со спиртными напитками. И в данный момент, глядя на свою мачеху, которая задыхалась, как слон, удравший из дому вследствие семейных неприятностей, она, несомненно, скорбела о том, что не следует примеру других благоразумных девушек, которые всегда хранят у себя в будуаре серебряную фляжку с настоящим виски.

Но, несмотря на то, что небрежное воспитание не позволило Молли прийти на помощь мачехе в такой критический момент, нельзя было отрицать, что она в данную минуту представляла собою весьма картинную фигуру. И если бы Джордж Финч мог увидеть ее… Впрочем, если бы Джордж Финч сейчас увидел ее, он немедленно закрыл бы глаза, как подобает джентльмену, так как костюм Молли Вадингтон не предназначался сейчас для мужского взора.

Но опять-таки, как бы Джордж Финч ни поспешил сейчас же закрыть глаза, он не мог бы, тем не менее, не убедиться в первый же миг в том, что Мэлэт обнаружил изумительную способность в смысле подбора подходящего определения. Не могло быть никакого сомнения, что Молли Вадингтон была действительно пышечкой. На ней были сейчас розовые панталончики, а красивые ножки в шелковых чулках были обуты в прелестные туфельки. Маленькими ручками она придерживала голубой пеньюар с оторочкой из лебяжьего пуха. Коротко остриженные волосы обрамляли прелестное личико со слегка вздернутым носиком. Глаза у Молли были большие, а зубы маленькие, белые и ровные. На спине, чуть пониже затылка, у нее красовалось коричневое родимое пятнышко…

Короче говоря, если бы Джордж Финч успел увидеть ее на одно мгновение, он, несомненно, упал бы на четвереньки и, от восторга, завыл бы по-собачьи.

Наконец миссис Вадингтон стала спокойнее дышать и теперь снова сидела, выпрямившись, на стуле, со свойственной ей надменностью.

– Молли – строго начала миссис Вадингтон – ты в последнее время давала отцу читать Фенимора Купера?

– Конечно, нет!

– Ты уверена?

– Абсолютно. Едва ли у нас во всем доме найдется хотя бы одна книга Фенимора Купера!

– В таком случае, он опять тайком ходил в кинематограф и, наверное, видел там Вильяма Харта! – воскликнула миссис Вадингтон.

– Неужели он опять..?

– Да, снова один из его припадков!

– И серьезный?

– Настолько серьезный, что он отказывается надеть смокинг к обеду. Он заявил мне, что если «ребятишкам», – (миссис Вадингтон вздрогнула от одного лишь созвучия этих слогов), – если «ребятишкам» не нравится его фланелевая рубаха, то пусть они обедают без него. И лорд Хэнстантон посоветовал отправить тебя урезонивать отца.

– Лорд Хэнстантон! Он уже здесь?

– Я вызвала его по телефону. Я с каждым днем все больше и больше привязываюсь к нему. Ах, какой очаровательный человек!

– Угу! – промычала Молли тоном, не выражавшим особенной уверенности.

Дело в том, что мисс Вадингтон не питала слишком горячих чувств к лорду.

– Он так красив!

– Угу!

– И так благовоспитан!

– Угу!

– Я была бы счастлива, если бы ты вышла замуж за такого человека, как лорд Хэнстантон. Молли нервно теребила пуховую оторочку своего пеньюара. Уже не в первый раз между нею и мачехой заходил разговор на эту тему. И слова миссис Вадингтон служили в данную минуту для того, чтобы прозондировать почву.

– Право не знаю… – начала Молли.

– Чего ты не знаешь?

– Вы не находите, что уж больно он чопорный?

– Чопорный?

– Ну да, точно он весь туго накрахмален.

– Я не понимаю, что ты хочешь сказать. Но если ты думаешь, что у лорда Хэнстантона превосходные манеры, то я вполне согласна с тобой.

– Я далеко не уверена в том, что люблю людей с превосходными манерами – задумчиво возразила Молли. – Вы не находите, что человек робкий и застенчивый может быть вполне привлекательным?

Она умолкла, несколько раз переступила с ноги на ногу, а потом мечтательным голосом продолжала:

– Мужчина, за которого я хочу выйти замуж, должен быть невысокого роста, худощавый, с добрыми карими глазами, который осмеливается лишь издали глядеть на тебя, который так застенчив, что боится заговорить с тобою. А когда ему, наконец, предоставляется удобный случай для этого, он запинается, краснеет, издает ужасно забавные звуки, спотыкается и делается похожим на ребёнка…

Миссис Вадингтон медленно поднялась со стула, точно грозовая туча, нависшая над мирными полями.

– Молли! – крикнула она. – Кто этот молодой человек, о котором ты говоришь?

– Что вы, мама, ни о ком я не говорила! Я только рисовала себе в воображении!

– А! – произнесла миссис Вадингтон с большим облегчением. – Но, по твоим словам, можно было подумать, что ты знакома с ним.

– Как вы могли даже подумать?

– Я надеюсь, что, если найдется такой молодой человек, который будет глядеть на тебя, издавать забавные звуки и спотыкаться, ты не станешь обращать на него внимания.

– Ну, разумеется!

Внезапно миссис Вадингтон вздрогнула.

– Весь этот вздор, который ты говорила, совсем выбил у меня из головы все мысли о твоем отце. Скорее одевайся и сейчас же отправляйся к нему. Постарайся урезонить его. Если он откажется присутствовать на обеде, нас окажется тринадцать и тогда, конечно, все пропало.

– Я через несколько минут буду готова. Где сейчас папа?

– В библиотеке!

– Я сию минуту спущусь к нему.

– А когда ты кончишь говорить с ним, зайди в гостиную и поболтай с лордом Хэнстантоном. Он там совершенно один.

– Хорошо, мама.

– Мамаша, – поправила ее миссис Вадингтон.

– Хорошо, мамаша! – повторила Молли.

Мисс Вадингтон принадлежала к числу послушных, хороших девушек.

* * *

Молли Вадингтон была не только хорошей и послушной девушкой, она умела также убедительно говорить. И лучшим доказательством этого может послужить тот факт, что, когда стрелки показывали восемь часов десять минут, к дверям, которые вели в гостиную в доме номер шестнадцать по Семьдесят Девятой улице, спускался краснощекий человечек с курчавыми седыми волосами и с хмурым выражением лица. Это и был мистер Сигсби Вадингтон, одетый хотя и небрежно, но все же, как подобает джентльмену, готовящемуся присутствовать на званом обеде. Остановившись в дверях, Сигсби Вадингтон посмотрел на слугу Ферриса вызывающим, уничтожающим, презрительным взглядом.

Каждое достижение заслуживает, чтобы его описали подробно, а потому не безынтересно заметить, что Молли Вадингтон вошла в библиотеку, где находился ее отец, ровно без семи восемь. В восемь без шести минут и сорока пяти секунд она принялась уговаривать отца, в восемь без шести минут Сигсби Вадингтон начал сдавать позиции. В восемь без трех минут он был загнан в тупик. В восемь без одной минуты он поклялся, что ни в коем случае не уступит, и, конечно, уступил.

Мы не станем вдаваться в мелкие детали тех доводов, которыми Молли сумела воздействовать на отца. Если горячо любимая дочь говорит отцу, что давно уже ждет знаменательного дня, на котором должен присутствовать интересующий ее человек, что она даже сшила платье специально для этого случая, но все пойдет прахом, если он, отец ее, откажется присутствовать на обеде – у человека, который и после этого не сдастся на уговоры, в груди не сердце, а камень.

У мистера Вадингтона сердце ни в коем случае не было из камня. Правда, многие сведущие люди утверждали, что лоб у него медный, но насчет его сердца никто не мог сказать ничего дурного.

Ровно в восемь он был уже в своей комнате, где принялся напяливать на себя смокинг, а в восемь часов десять минут, как видите, он уже стоял внизу и смотрел на Ферриса уничтожающим взглядом.

Сигсби Вадингтон мысленно отметил, что Феррис похож на огромную бородавку.

Феррис мысленно отметил, что мистеру Вадингтону следовало бы постыдиться и не показываться на людях в таком галстуке.

Но мысли-это еще не слова. И Феррис вслух произнес следующее:

– Коктейль, сэр?

A Cигсби Baдингтон вслух ответил:

– Угу! Да поживее!

После этого диалога наступила пауза. Несмотря на коктейль, мистер Вадингтон все еще продолжал злобно глядеть исподлобья, а Феррис снова превратился в мраморное изваяние и, по своему обыкновению, стал перебирать в памяти воспоминания своих юных дней.

– Феррис! – произнес, наконец, мистер Вадингтон.

– Что прикажете, сэр

– Вы когда-нибудь были на Диком Западе, Феррис?

– Нет, сэр.

– У вас было когда-нибудь желание поехать на Дикий Запад, Феррис?

– Нет, сэр.

– Почему? – пожелал узнать мистер Вадингтон, и его лицо тотчас же приняло воинственное выражение.

– Насколько я понимаю, в западных штатах Америки совершенно отсутствует всякий комфорт, а общество далеко не соблюдает общепринятых манер порядочных людей.

– Дорогу мне! – не выдержал мистер Вадингтон и кинулся к выходной двери.

Он чувствовал, что задыхается в этом доме. Его тянуло скорее на свежий воздух. Душа его жаждала побыть хотя бы в течение нескольких кратких мгновений наедине с безмолвными звездами.

Будет смешно отрицать, что в этот момент мистер Сигсби Вадингтон находился в весьма опасном настроении. История народов показывает, что самые страшные восстания происходили именно там, где люди были особенно притесняемы. И то же относится к отдельным личностям. Нет ничего страшнее внезапной ярости мужа, находящегося под башмаком у жены, когда он вдруг поднимает знамя восстания. Даже миссис Вадингтон готова была признать, что, как ни легко ей было держать в руках мужа при нормальных условиях, он становился совершенно неукротимым, когда на него находил припадок, и тогда его по степени бешенства можно было сравнить лишь с диким слоном. Миссис Вадингтон принимала все меры к тому, чтобы в таких случаях не попадаться на его пути, пока у него не унималась глодавшая его лихорадка, только потом она, как следует, отчитывала его.

Мистер Сигсби Вадингтон стоял на тротуаре около дома, жадно вдыхал в себя ту смесь пыли и отработанного бензина, которая в Нью-Йорке слывет воздухом, и с тоской смотрел на те жалкие тусклые звезды, какие можно наблюдать на небе восточных штатов. Мистер Вадингтон был угрюм, глаза его были налиты кровью. В эту минуту он замышлял кровавые набеги индейцев, хитроумные планы и отважные подвиги ковбоев. Молли глубоко ошибалась, уверяя, что во всем доме не было ни одной книжки Фенимора Купера. Сигсби Вадингтон хранил в потайном ящике своего стола несколько книг, тщательно оберегаемых от взоров людских, и только сегодня утром он упивался страницами своего любимого писателя. Мало того: ему удалось незаметно улизнуть из дому, и он отправился в маленький кинематограф на Шестой Авеню, где показывали картину из жизни ковбоев, под названием «Девушка из ранчо».

Сигсби Вадингтон стоял на улице в смокинге, напоминая собою статиста, одетого для роли официанта. Но мысленно он сейчас был в мокасинах и широкополой шляпе, а окружавшие его люди звали его «Том-Двуствольный».

К дому подкатил великолепный роллс-ройс, и мистер Вадингтон отошел шага на два в сторону. Из автомобиля вылез какой-то жирный джентльмен и помог сойти своей не менее жирной даме. Вадингтон тотчас же узнал их. Это был мистер Бодторн с женой. Бодторн занимал пост вице-президента треста зубных щеток и, естественно, купался в золоте.

– Уф! – вырвалось из груди Сигсби Вадингтона, которого буквально тошнило от одного вида этих людей.

Жирная пара скрылась в доме. Спустя несколько минут подкатил другой роллс-ройс, а следом не менее роскошный автомобиль, тоже какой-то иностранной марки.

Из этих машин вынырнули на свет «Объединенные фабрики кукурузных консервов» с женой и «Объединенные фабрики мясных консервов» с дочерью. В общей сложности этот груз на корню стоил добрых восемьдесят-сто миллионов долларов.

– Доколе, о господи, доколе? – простонал мистер Вадингтон.

А когда дверь за гостями закрылась, мистер Вадингтон вдруг заметил в нескольких шагах от себя какого-то молодого человека, который вел себя до чрезвычайности странно.

* * *

Причина, почему так странно вел себя Джордж Финч – ибо это был никто иной, как он, – объяснялась тем, что он обладал очень робким характером и, естественно, не в состоянии был руководить своими движениями на основе чистого разума. Будь на его месте другой молодой человек, с более грубой натурой, с лицом, смахивающим на морду армейского мула, и пожелай он навестить какую-нибудь девушку, чтобы справиться о здоровье ее собачки, он, не задумываясь, приступил бы прямо к делу. Вытянув манжеты из рукавов, поправив галстук, он уверенными шагами поднялся бы по ступенькам крыльца и нажал бы кнопку звонка. Так поступил бы кто угодно – но только не Джордж Финч.

Методы Джорджа были совершенно иные. Правда, весьма грациозные и приятные на вид методы, но совершенно иные. Сперва он стоял, в течение нескольких минут, опершись всем телом на одну ногу и не спуская глаз с дома номер шестнадцать. А потом, точно чья-то дружеская рука вонзила иголки в икры его ног, он конвульсивно вздрогнул и одним прыжком бросился вперед. Но, едва достигнув крыльца, он сдержал свой натиск, отступил назад и снова замер на месте. А спустя несколько минут острия иголок снова сделали свое дело, Джордж Финч бросился одним прыжком к крыльцу дома номер шестнадцать, опять отскочил назад и вновь замер в прежней позе.

К тому времени, когда мистер Вадингтон решил узнать причину такого странного поведения, Джорджу Финчу, очевидно, надоело стоять на одном месте, и он принялся ходить взад и вперед, что-то бормоча про себя.

Вовсе не в таком настроении находился Сигсби Вадингтон, чтобы терпеть подобные чудачества. Он мысленно решил, что такие вещи могут происходить только под небом тлетворного Нью-Йорка. Там, на Западе, мужчина на самом деле мужчина, и он не танцует танго возле крыльца чужого дома. Он отчетливо помнил описание героя в одном из романов Дикого Запада, где говорилось: «Гордо стоял он, откинув голову назад, и мускулы его рук переливались под фланелевой сорочкой, а в голубых глазах горел пламенный вызов.» Какая разница, подумал мистер Вадингтон, между таким человеком и этим дурачком, который, по-видимому, готов был потратить лучшие годы своей жизни на расхаживание по тротуару.

– Эй, вы! – резко окрикнул он Джорджа.

Этот окрик захватил Джорджа Финча, так сказать, на лету – в тот момент, когда он отскочил от крыльца и снова остановился возле дома, опершись на одну ногу. От неожиданности он потерял равновесие и, наверное, упал бы, если бы ему не удалось ухватиться за левое ухо мистера Вадингтона.

– Прошу прощения! – сказал Джордж.

– А какая мне польза от того, что вы просите прощения? – зарычал Сигсби Вадингтон, нежно поглаживая поврежденное ухо. – И что вообще вы тут делаете, черт вас возьми?

– Я пришел с визитом, – начал объяснять Джордж.

– Вы что?

– Я пришел с визитом.

– Куда вы пришли с визитом?

– А вот сюда. Дом номер шестнадцать. Мистер Сигсби Вадингтон!

Мистер Сигсби глядел на молодого человека с нескрываемой враждебностью.

– Вы пришли с официальным визитом? Вот как! В таком случае вам, может-быть, интересно будет узнать, что меня зовут Сигсби Вадингтон, и убей меня бог, если я знаю, кто вы такой. Ну-с, что вы скажете?

У Джорджа занялось дыхание в груди.

– Вы Сигсби Вадингтон? – спросил он чрезвычайно почтительным тоном.

– Я самый.

Джордж смотрел на отца Молли, точно перед ним было прекрасное произведение искусства, ну, скажем, полотно знаменитого художника, в роде тех, за которые знатоки дерутся, и которые продаются с аукциона за несколько сот тысяч долларов. Мы хотим этим дать читателю приблизительное понятие о том, какие чудеса может творить любовь, так как, рассуждая честно, беспристрастно и спокойно, Сигсби Вадингтон был не что иное, как абсолютное ничтожество, и едва ли было в нем что-нибудь такое, чем можно было бы любоваться.

– Мистер Вадингтон – пролепетал Джордж – я чрезвычайно горжусь знакомством с вами!

– Вы что?

– Я горжусь знакомством с вами.

– Ну, и что из этого следует?

– Мистер Вадингтон, разрешите вам доложить, что я родился в сердце, так сказать, Дикого Запада в штате Айдаго…

Как часто мы слышим о том изумительном действии, которое производит масло на бушующие воды океана. Говорят, также, что при одном только взгляде на святой Грааль утихали самые свирепые воины. Но никогда еще с самого начала человеческой истории не случалось такой внезапной перемены с человеком, как это произошло с мистером Сигсби Вадингтоном, который сразу перешел от яростной враждебности к ласковому добродушию.

Слова Джорджа Финча, словно заговор чародея, подействовали на него. Вадингтон совершенно забыл о том, как сильно давало еще знать о себе ухо, за которое так импульсивно ухватился молодой человек, стоявший перед ним. Весь его гнев, так сказать, распылился, испарившись как роса под лучами солнца. Он ласково посмотрел на Джорджа. Он с отеческой нежностью провел по руке Джорджа.

– Вы действительно родом с Дикого Запада? – воскликнул он.

– Да, действительно!

– Из этой чудесной страны, из этой великой страны, с ее необъятными степями, где так легко дышится на приволье?

Лично Джордж Финч едва ли стал бы описывать в таких красках пыльный и грязный городишко, в котором он родился, где население пило грязную воду и где нельзя было получить приличной сигары. Тем не менее, он утвердительно кивнул головой.

Мистер Вадингтон сделал размашистый жест рукою и продолжал:

– О, Запад! Я чувствую что-то родное в его приволье! Я люблю каждый цветок, которым пестрит его простор. Я могу часами наслаждаться видом его холмов, купающихся под горячими лучами солнца.

Джордж Финч подтвердил, что он вполне согласен с мистером Вадингтоном.

– Прекрасные долины Запада! Таинственные в своем прозрачном полумраке! Неисповедимые в своем дрожащем золотистом тумане, низко стелющимся над ними!

– Ах! – только произнес Джордж.

– Вековые сосны, степенно кивающие верхушками! Старые осины, трепещущие под напором ветра и колыхающиеся, точно волны морские в бурю!

– Черт возьми! – вырвалось у Джорджа, который не в состоянии был сдержать восторга.

– А вековые дубы, которые рельефно выдаются на горизонте, на фоне беспредельных степей?

– Красота! – поддержал его Джордж.

– Послушайте, вы, – сказал мистер Вадингтон – мы непременно должны чаще встречаться с вами. А сейчас зайдите-ка ко мне, мы вместе пообедаем.

– Сейчас?

– Ну да, сию минуту. У нас там сидят несколько тупоголовых бездушных миллионеров, но вы не обращайте на них внимания. Можете смотреть на них и в душе презирать их. А после обеда мы с вами улизнем ко мне и побеседуем по душам.

– Но не будет миссис Вадингтон возражать против неожиданного гостя?

Мистер Вадингтон выпятил грудь, ударил по ней кулаком и воскликнул:

– Послушайте, вы… кстати, как вас зовут? Финч? Послушайте, Финч, неужели я похож на человека, который позволит жене командовать им?

Джордж Финч подумал, что мистер Вадингтон как-раз и есть тот тип мужчины, который позволяет жене командовать собою. Но, конечно, момент был неподходящий для того, чтобы открыто выразить свое мнение.

– Это очень любезно с вашей стороны! – заметил он.

– Любезно? А скажите, пожалуйста, если бы мне случилось ехать верхом по бесконечной прерии, и меня настигла бы гроза, и я остановился бы возле вашей хижины, на Западе, разве вы стали бы размышлять о том, любезно это или нелюбезно, если бы я попросил чего-нибудь поесть. Вы бы несомненно сказали: «Заходи в мой дом, друг. Все, что у меня есть, к твоим услугам». Не так ли? Ну, так вот!

Мистер Вадингтон достал французский ключ и отпер дверь.

– Феррис! – обратился он к слуге. Распорядитесь накрыть лишний прибор. Тут ко мне приятель один с Запада приехал, и он не откажется с нами кой-чего пожевать.

Загрузка...