Роман на Рождество

Глава 33

На следующий день

7 декабря

Музей Ашмола оказался скучнейшим местом. Побродив среди множества выставленных там чучел животных, Поппи принялась увлеченно рассматривать белку-летягу, Флетч же с сочувствием подумал, что еще не видел более жалкого зрелища, чем этот пришпиленный к доске зверек с вытянутыми вперед когтистыми лапками.

– Посмотри, белка будто молит о пощаде, – заметил герцог. – Просит: «Отпустите меня, пожалуйста!»

– Лучше обрати внимание на ее пятый палец, – проигнорировав его шутливые слова, посоветовала Поппи. – Он немного отстоит от остальных, как большой палец у человека. Правда, интересно?

Флетч уже начал бояться, что несчастное животное будет являться ему во сне.

– Неприятное зрелище, – с отвращением сказал он. – Летяга должна прыгать по деревьям, перелетая с ветки на ветку, хотя, по-моему, без крыльев она не может летать по-настоящему. Ее же, бедняжку, прибили к доске и водрузили на стену. А какой здесь мерзкий запах!

– У таксидермии есть свои недостатки, – признала Поппи, но ей самой, как заметил Флетч, здешнее амбре было нипочем.

Ничего удивительного, что хранитель музея, придя в полный восторг от столь очаровательной и заинтересованной посетительницы, начал с готовностью открывать для нее всевозможные шкафы с табличками «Только для научных сотрудников», а потом даже привел чету в цокольный этаж и принялся копаться то тут, то там, поднося даме-натуралистке футляры с самым отвратительным на вид содержимым.

– Да это высушенная человеческая голова! – не удержался от восклицания Флетч, заглянув в один такой футляр.

– Только не надо повышать голос, – одернула его герцогиня и склонилась над жутким экспонатом с таким видом, будто он был из золота.

Провожаемый презрительным взглядом хранителя, герцог ретировался на лестничную площадку, где запах ощущался слабее, и вытащил из кармана листки с выступлением Линчберри. Пока Поппи занимается изучением экспонатов, есть время поправить свой доклад, а то он оставляет желать лучшего.

Перечитав его, Флетч попросил у хранителя пузырек чернил перо.

С трудом оторвавшись от очаровательной посетительницы, хранитель выполнил просьбу, и герцог, закатав обшлага камзола, взялся исправлять свою речь.

К тому времени, когда начало темнеть, Флетч написал пять полных страниц. Он был очень доволен. Более того, он чувствовал, что может выступить, не заглядывая в записи, хотя именно изложение текста на бумаге помогло его запомнить. Речь получилась простой, ясной и, Бог свидетель, весьма впечатляющей. Из-за угла вышла Поппи. Но в каком виде! Она словно побывала в драке – розовое платье фасона «полонез» помято, все в каких-то коричневых пятнах, кружевная оборка разорвана.

– Господи, что с тобой случилось? – испуганно воскликнул Флетч, вскочив на ноги.

Поппи непонимающе воззрилась на него, и он тотчас сообразил, что с ней все в порядке. Больше всего его удивило, что из ее высокой изысканной прически выпали несколько локонов – прежде за Поппи такой небрежности не водилось. Даже занимаясь с ним любовью, она старалась держать голову прямо, чтобы не растрепать волосы.

Видно, посещение музея внесло коррективы в ее привычки.

– Мистер Мансон любезно позволил мне осмотреть коллекцию капитана Кука, привезенную из второго путешествия, – поведала герцогиня. – Мне посчастливилось увидеть даже не внесенные в каталог экземпляры, размещенные в цокольном этаже.

– Опять летяги? – без энтузиазма спросил Флетч.

– Нет, там было одно удивительное животное, раза в два больше крупной крысы… – с восторгом принялась рассказывать Поппи.

Флетч незаметно передал хранителю кошелек с вознаграждением и стал смотреть на увлеченную рассказом жену. Он еще никогда не видел ее такой возбужденной – она была так хороша! Ее возбуждение передалось и ему – герцог с ужасом почувствовал, что под напором его проснувшейся плоти панталоны уже готовы лопнуть. К счастью, Поппи никогда не обращала внимания на его тело. Ах, как горели ее глаза, как красиво лежали на плечах белокурые локоны, какой нежный румянец выступил на щеках – совсем немного, только на высоких скулах. Флетча так и подмывало расцеловать эти нежные щечки, может быть, даже легонько укусить за ушко…

Он опомнился, поймав удивленный взгляд жены.

– Ты хорошо себя чувствуешь, Флетч? – спросила герцогиня.

– Вполне. Я просто задумался, не хватит ли удар твою горничную, когда она увидит, во что превратились твои платье и прическа?

Не удостоив его ответом, Поппи продолжала:

– Самое удивительное, что это животное носит детенышей в подобии сумки у себя на животе, представляешь?

– Неужели?

– Да! Оно называется опоссум или сумчатая крыса, хотя капитан Кук отнес его к семейству собачьих.

– Ах вот как, – пробормотал с умным видом Флетч, направляя жену к выходу.

– Я с его мнением не согласна, – заявила Поппи. – Поэтому сразу же напишу доктору Лаудену, а потом и поговорю с ним на эту тему. Видишь ли, хоть голова опоссума действительно напоминает собачью, наличие у него сумки говорит о его принадлежности к другому, совершенно особому виду. Ты меня понимаешь, Флетч?

– Конечно, дорогая, – поддакнул он, подсаживая ее в карету. – В гостиницу «Собака и куропатка»! – приказал он кучеру.

Герцогиня не замолкала и в карете. «Пожалуй, с тех пор, как мы покинули музей, она говорит не переставая», – подумал флетч.

– По словам мистера Мансона, капитан Кук, предположив, что эти животные любят фрукты, угостил одного из них апельсином. Но собака не станет есть апельсин!

– Определенно не станет, – устало подтвердил герцог. Наконец карета подъехала к гостинице, и Флетч, открыв дверцу кареты, выбрался в сырой вечерний сумрак. Промозглый холод недвусмысленно предрекал приближение снегопада. Герцог протянул руку жене, молча помог ей спуститься и повел в дом.

Судя по гулу голосов и пьяным крикам, доносившимся из общего зала, не говоря уже о типе, прикорнувшем на полу в коридоре, гостиница была переполнена. Вышедший навстречу новым постояльцам хозяин улыбался довольно кисло, видимо, озабоченный чересчур большим притоком гостей.

– Прошу меня извинить, милорд, – поклонившись, нервно сказал он, – боюсь, мы не сможем предложить вам ночлег…

– Но мы заранее заказали комнаты, – возразил Флетч. – Мой слуга должен был приехать сюда несколько часов назад. Я – герцог Флетчер.

– Боюсь, ваш человек не прибыл, ваша светлость, – покачал головой хозяин. – Свободных комнат нет – у меня пирует Эндрю Уинстон, и, как видите, он ведет себя довольно шумно.

В это мгновение дверь общей залы распахнулась, оттуда вывалились несколько сцепившихся в драке разгоряченных спиртным мужчин и со всего маху врезались в стену. Хозяин гостиницы даже не вздрогнул.

– Значит, не прибыл… – задумчиво протянул Флетч. – Как это возможно? Второй экипаж выехал одновременно с нами сегодня рано утром из Чалгроува.

– Думаешь, произошел несчастный случай? – встретилась Поппи.

– Не исключено, – согласился хозяин. Он щелкнул пальцами, и тотчас к нему подскочили два форейтора, сидевшие неподалеку.

– Поезжайте с людьми его светлости, проверьте дорогу на Чалгроув, – приказал им хозяин и повернулся к Флетчу: – Возможно, карета с вашими слугами застряла в грязи. К несчастью, до ближайшей гостиницы отсюда не меньше часа езды. Но не беспокойтесь, я сделаю все возможное, чтобы устроить вас у себя.

– Естественно, я возмещу неудобство всем постояльцам, которые пострадают из-за нашего приезда, – заверил хозяина Флетч.

Еще один посетитель с грохотом выскочил из дверей общего зала и тут же принялся блевать, не успев добежать до выхода. Поппи содрогнулась от отвращения.

– Кто этот Эндрю Уинстон? – спросила она.

– Мы называем его Король Нищих, – ответил хозяин. – В нем только двадцать дюймов росту,[15] но он знаменитость в наших местах. Приезжает раз в год из Лондона покрасоваться перед нами.

– Это известный карлик-пьяница, – добавил Флетч. – Когда он в Лондоне, то каждый вечер проводит в винных подвалах Сюрра.

– Да уж, винцо он любит, – ухмыльнулся хозяин. – А ребята любят выпить с ним, как говорится, за компанию. Поверьте, ваша светлость, я сделаю все, чтобы вам и вашей леди было удобно. Могу сейчас же поселить вас в хорошей комнате – моей собственной, – надо только отдать распоряжение приготовить там все, что нужно.

– Нам нужны две комнаты! – воскликнула Поппи. – И еще одна для моей горничной.

В глазах хозяина появилась паника.

– Ваша светлость, поверьте, в моей гостинице не осталось свободных номеров! – взмолился он. – Я мог бы освободить для вас еще одну комнату, попросив двоих постояльцев переночевать в одном номере, но не больше, иначе мне пришлось бы выгнать людей на улицу.

Флетч взял руку жены в свою:

– Согласись, дорогая, не выгонять же более удачливых постояльцев на холод, в темноту, правда?

– Почему бы и нет? – запальчиво бросила герцогиня. – Заплати им двойную цену, и они будут только рады уступить нам свои комнаты.

Что ж, ее слова не удивили Флетча, он всегда знал, что женщины – жестокосердные создания, но вот нервная нотка в ее голосе показалась ему необычной.

– Бессердечная, – сказал он, – я не собираюсь никого выставлять за дверь, тем более что вот-вот пойдет снег. Это было бы жестоко!

Поппи обиженно поджала губы, но Флетч уже повернулся к хозяину:

– Ее светлость милостиво согласилась на ваше не слишком заманчивое предложение.

В ответ хозяин поклонился так низко, что едва не достал носом колен.

– Обещаю, я приготовлю для вас комнату и самый лучший ужин, какой только можно найти в Оксфорде, – пробормотал он, провожая их к лестнице. – Дайте мне только час, ваша светлость, и я обеспечу вас всем необходимым.

Лестница оказалась узкой и темной.

– Ты бы мог отправиться спать в отдельную комнату, – шепнула Флетчу Поппи.

– И не подумаю! – отрезал Флетч. – Я покрыт пылью с головы до ног, ты – еще хуже. Нам обоим срочно нужны ванна, ужин и хороший сон. Не забудь, дорогая, что я дал обещание больше не думать о сексе, а я – человек слова.

К его радости, Поппи кивнула. «Если она поверила, – подумал Флетч, – у меня найдется целая армия белок-летяг, чтобы заморочить ей голову». Он не понимал, что изменилось, но его опять охватило страстное желание обладать ею, такое же необоримое, как четыре года назад.

Он взял жену за руку – ему захотелось прижать ее к стене и так сильно поцеловать, чтобы у нее задрожали колени. Наверное, страсть вернулась потому, что он впервые увидел Поппи с распущенными волосами – прежде она всегда старалась выглядеть комильфо и даже обнаженная казалась затянутой в невидимый корсет.

Комната находилась в мансарде под самой крышей, просторная, с большой кроватью под скошенным потолком.

– Наша лучшая комната, ваша светлость, – робко заметил хозяин, – очень уютная.

Чистота и белоснежные простыни очень обрадовали Флетча: помимо хорошей выпивки, конечно, это было единственное, что его по-настоящему заботило.

– Приготовьте нам с герцогиней горячую ванну, но для начала принесите мне бренди, а ей – стаканчик вина, – распорядился он.

– Вина? – удивленно переспросила Поппи, оторвавшись от заметок, которые сделала в музее.

– Да, именно вина, – твердо повторил герцог. – А потом ты примешь ванну.

Хозяин гостиницы поспешно вышел, а Поппи решила наконец прояснить ситуацию.

– Не лучше ли тебе выйти? – спросила она мужа. – Разумеется, если ты уступаешь мне право принять ванну первой.

Вместо ответа Флетч, уже с облегчением стянувший с ног сапоги, подошел к кровати и рухнул на нее, как подрубленное дерево.

– Ты шутишь, дорогая, – проговорил он, утопая в целом ворохе подушек. – Я совершенно выбился из сил, ведь мы уже два дня в пути. К тому же провели семь часов в музее, будь он неладен. У меня до сих пор во рту мерзкий вкус музейной пыли.

Между тем Поппи подошла к зеркалу. Увидев свое отражение, она вскрикнула от ужаса и попыталась вернуть на место выбившиеся локоны. Бесполезно.

– Даже не пытайся, – посоветовал Флетч, с трудом выбираясь из подушек, чтобы сесть. – Ты выглядишь ужасно.

– Раньше ты мне никогда такого не говорил, – сердито посмотрела на него герцогиня. Ее попытки поправить прическу привели только к тому, что черное липкое вещество, которым было измазано ее платье, оказалось на волосах.

– Ну, тогда мы были нормальными мужем и женой, а сейчас все иначе, – ответил герцог.

Поппи опять повернулась к зеркалу и попыталась привести в порядок волосы.

– Ты только пачкаешь их, – заметил Флетч через несколько мгновений.

Герцогиня досадливо охнула.

– Просто вычеши эту гадость щеткой, – посоветовал он.

– Но я не умею! Уверена, что ты тоже не сам расчесываешь и укладываешь себе волосы.

– Ничего подобного. Я не прибегаю к помощи камердинера: терпеть не могу, когда ко мне прикасаются мужские руки. И одеваюсь я всегда сам, разве что сапоги помогает надеть слуга.

– Но нам, женщинам, слишком трудно самим одеваться и раздеваться, – возразила Поппи. – Без помощи горничной я не могу справиться даже с боковыми турнюрами.

– Не знаю, заметила ли ты, но сейчас здесь твоей горничной нет. Так что тебе придется раздеваться самой, – ответил Флетч, мысленно возблагодарив Бога за пышные складки стеганого одеяла, скрывшие от ее глаз предательскую выпуклость на его панталонах.

– Разумеется, я постараюсь раздеться сама, – решительно заявила Поппи.

– За чем же дело стало? – попробовал подзадорить ее Флетч. – Сними свои турнюры, тебе сразу станет легче двигаться, – ухмыльнулся герцог. Сам он уже снял камзол, жилет и краги.

Бросив на Флетча подозрительный взгляд, Поппи попросила:

– Не смотри на меня!

Он откинулся на подушки и закрыл глаза.

– Мои любовные поползновения остались в прошлом, дорогая, разве ты забыла? – напомнил Флетч. – Кроме того, меня не тянет к замарашкам.

Но к этой замарашке его тянуло, и еще как! Не в силах устоять, он наблюдал за ней из-под ресниц.

Поппи беспомощно шарила руками вокруг себя, пытаясь найти тесемку от каркаса кринолина. «Как слепой опоссум в ночи, – подумал Флетч, вспомнив заинтересовавшего жену зверька, – Нет, так она никогда не разденется!»

– Тебе помочь? – спросил он.

Поппи резко обернулась и с негодованием воскликнула:

– Как тебе не стыдно за мной подглядывать?!

Флетч спустил ноги с кровати, и Поппи тотчас опустила свои юбки.

– Дорогая, тебе никогда не справиться одной, – принялся увещевать ее Флетч. – Я уже видел тебя обнаженной, так какая разница?

Поппи пробормотала что-то о супружеской бесцеремонности.

– Милая, о чем речь? Я много раз видел тебя в нашей постели совершенно голой! – Не слушая ее возражений, Флетч снова поднял юбки. – Чего ты боишься? Мы же пожилая супружеская чета, помнишь? Скоро я, наверное, возьму в привычку пускать при тебе ветры на сытый желудок.

– Ты не посмеешь!

– Еще как посмею! Представь, как однажды на званом обеде, издав неприличный звук, я сделаю вид, что виновата ты. – Герцог нашел тесемки от бокового турнюра и стал их развязывать. – Толкну тебя локтем и нарочито громко заявлю: «Не беспокойся, дорогая, я всем скажу, что это сделал я!»

– Ну, тогда я убью тебя, Флетч! – В голосе герцогини слышалась нешуточная решимость.

– Каким же образом? – спросил герцог, переворачивая Поппи другой стороной, чтобы развязать тесемки второго турнюра. Он должен был отвлечь ее разговором, чтобы она не заметила, как у него дрожат пальцы. Ирония судьбы – глядя сейчас на одетую жену, он просто умирал от безумного желания, хотя всего несколько месяцев назад сам отказался от обладания ею, обнаженной, покорной.

– В наказание я напою тебя слабительным!

Флетч поднял голову – Поппи с озорным огоньком в глазах показала пальчиком на тесемки – вместо того чтобы развязать, он каким-то образом ухитрился затянуть их в узел.

– Да-да, я дам тебе слабительное, – весело продолжала она, – а сама просверлю в твоем горшке дыру!

– Проклятая штуковина! – пробормотал герцог, стараясь развязать узелок. – И как только твоя горничная со всем этим справляется?

Поппи посмотрела через плечо на неподдающиеся тесемки:

– Они должны развязаться, ведь с другой стороны у тебя получилось.

– А с этой нет. – Флетч уже хотел попросить жену нагнуться, чтобы ему было удобнее дотянуться до узелка, но прикусил язык: если Поппи нагнется, он наверняка потеряет голову и набросится на нее. Нет, так рисковать нельзя.

Он накинул юбки жены себе на левую руку и попытался разорвать узелок.

– Что за отвратительная идея пришла тебе в голову насчет моего ночного горшка? – продолжал герцог, стараясь не смотреть на округлые очертания ее ягодиц, соблазнительно просвечивающие сквозь тонкую сорочку.

– Моя мама… – пробормотала Поппи, но сразу осеклась.

– Мне трудно представить леди Флору, атакующую мой горшок.

– О, она может преподнести тебе сюрприз.

Наконец второй турнюр вместе с проволочным хитросплетением упал на пол. Раздосадованный трудностями Флетч пнул его ногой.

Поппи вскрикнула от ужаса:

– Осторожно, ты можешь его повредить!

– Мне твои бедра нравятся без всяких искусственных накладок, – ответил он, поспешно возвращаясь в постель, чтобы скрыть от жены свое возбужденное состояние.

– Вот уж от кого не ожидала услышать такое признание, так это от тебя, Флетч. Кринолины с турнюрами нынче в большой моде, а мода всегда была для герцога Флетчера самым главным.

– Пожалуй, с этим я немножко переборщил, – заметил герцог, удобно откидываясь на спинку кровати. – Но только потому, что очень старался привлечь твое внимание.

Поппи всем телом повернулась к нему.

– Что ты сказал? – изумленно спросила она.

– Я хотел, чтобы ты меня заметила. Но теперь, когда я смирился с тем, что ты никогда не будешь любить меня как мужчину, уже нет нужды так стараться.

Герцог думал, что его признание обрадует Поппи, но вместо этого ее глаза наполнились слезами.

– Господи, как же это печально, Флетч! – пробормотала она.

– Мои трудности уже в прошлом, дорогая! – поспешил он утешить жену. – Сейчас это не проблема.

Поппи вернулась к зеркалу и снова занялась волосами. Но как она ни старалась, становилось только хуже.

– Боюсь, как бы эта черная гадость не оказалась смолой, – понаблюдав за ее усилиями, сказал герцог. – Ты уже довольно сильно испачкалась.

Флетч прекрасно помнил, с какой замечательной прической начинала день жена. На это украшенное массой завитых локонов и лент, четырьмя перьями (одним длинным и тремя покороче) чудо парикмахерского искусства с шиньоном на макушке ушло, должно быть, не меньше целой коробочки пудры. Теперь же оно являло собой жалкое зрелище – перья повисли, а уж волосы… Герцог потрогал пальцем черное пятно на плече жены.

– Точно, смола, – констатировал он.

– Ты можешь ее счистить щеткой? – спросила Поппи, стараясь увидеть пятно в зеркале. – Я вижу что-то черное, но, боюсь, мне самой не достать.

– Для начала давай снимем с твоей головы все лишнее – перья, ленты и так далее.

Поппи задумалась.

– Как ты думаешь, мою Люси скоро найдут? – через минуту спросила она, видимо, надеясь на скорое возращение горничной, которое избавило бы ее от забот.

– Дорогая, ты должна знать, как убирают волосы на ночь.

Герцогиня уперла руки в бока и сердито напустилась на мужа:

– Неужели ты не понимаешь, что женские волосы привести в порядок гораздо труднее, чем мужские?! – Она была так прелестна в гневе, что Флетч едва не бросился ее целовать. – Вам всего-то и надо, что немножко попудрить волосы… – продолжала Поппи.

– Только не мне. Я не пудрю волос, – вставил Флетч.

– …и завязать их сзади лентой. Это и я смогла бы.

– Тогда почему не делаешь, хотя бы изредка?

– Выйти на люди причесанной, как пятилетняя девочка? – хмыкнула она. – Ни за что!

В дверь постучали, и в комнату вошел хозяин гостинцы с оловянной ванной в руках, за которым следовали трое слуг, тащивших по два ведра горячей воды. Хозяин со стуком поставил ванну у окна и повернулся к постояльцам.

– Мы нашли ваших слуг, милорд, – сообщил он.

– Вот и хорошо! – обрадовалась Поппи. – Моя горничная Люси скоро приедет?

– К несчастью, их карета свалилась в канаву, – сказал хозяин. – Насколько мне известно, мужчины, находившиеся снаружи, не пострадали, но камердинер его светлости герцога и горничная миледи были внутри, вот им досталось: камердинера выбросило из кареты, и он пришел в себя только около часа назад, а девушка сломала руку.

– О нет! Бедная Люси! Я сейчас же еду к ней! – воскликнула герцогиня.

– Не волнуйтесь, миледи, с ней все в порядке – я распорядился перевязать ее и доставить обратно в «Лису и колибри». Мой человек уверяет, что девушке дали поссет,[16] чтобы успокоить боль, и теперь бедняжка спит, как младенец.

– Мой камердинер тоже там? – спросил Флетч.

– Да. Поверьте, им сейчас хорошо, как клопам в перине, – ответил хозяин. – А я придумал, как помочь герцогине: ей могла бы временно прислуживать наша Элси, которая работает на кухне.

С этими словами хозяин отошел в сторону, пропустив вперед здоровенную девицу с волосатыми, как у мужчины, руками. Она смущенно улыбнулась, обнажив щербатые зубы.

Бросив взгляд на остолбеневшую жену, Флетч поспешно сказал:

– Раз уж так сложились обстоятельства, то этим вечером мы с ее светлостью предпочли бы наслаждаться прелестями сельской жизни без слуг. Даже не думайте возражать: я решительно не желаю отрывать вашу служанку от ее обязанностей на кухне.

Поппи открыла было рот, собираясь что-то сказать, но Флетч выпроводил незадачливых посетителей раньше, чем она успела выплеснуть на него свое негодование.