Роман с седовласым ловеласом

Глава пять

Атлас

— Мне все равно, куда, чёрт возьми, ты пойдешь сегодня, но ты не должен быть здесь, — говорю я Денни, который всё ещё слоняется вокруг сарая, как будто ему не найти лучшего места. Этот мужчина действует мне на нервы.

— Ладно, — говорит он, приподнимая чашку с кофе и наблюдая, как я работаю. — Я заслужил это. Но что сделано, то сделано. Ко мне сегодня придет пара, чтобы посмотреть на это место. Я хочу быть здесь, чтобы…

— Ты кусок дерьма, ты знаешь это? — я поднимаю седло и накидываю его на Бисквита. Это двенадцатилетний конь, один из последних, купленных отцом на аукционе. — Я уверен, что ты также собираешься продать всех животных? Или они заслужили твоё милосердие?

— Я думаю, что продам их вместе с ранчо, если только ты не сможешь позволить себе выкупить их у меня, — смеется он, как будто это какая-то чёртова шутка. Ему повезло, что я не бью его прямо сейчас в горло.

Он усмехается, пиная ботинками сено, прежде чем взглянуть на меня с той же самодовольной ухмылкой, которая была у него с тех пор, как мы были молодыми.

— У тебя есть сердце, Атлас, но я чертовски уверен, что ты не умеешь вести бизнес. Мы оба это знаем. Бросай это дерьмо и двигайся дальше. У нас обоих всё будет хорошо. У тебя в кармане скоро будет пятьсот тысяч. Мы вся семья, которая у нас осталась. Давай не будем ссориться из-за денег и…

Мой взгляд привлекает хруст позади него — это Кловер. Её волосы собраны в низкий хвост, на ней узкие синие джинсы, облегающие фигуру, красная фланелевая рубашка и высокие резиновые сапоги. В руке у неё также блокнот и карандаш. Думаю, она пошла за покупками, ведь сомневаюсь, что она брала с собой этот наряд.

— Кловер, — говорю я, направляясь к ней. Мне противно, что я снова думаю о том, чтобы прикоснуться к ней после нашего вчерашнего рукопожатия. В этот момент я бы даже согласился на легкое прикосновение к ее руке. Хотя теперь, когда мы оказались лицом к лицу, я вспомнил, насколько она молода, и протянул руку. Я смотрю на Денни, ожидая его замечаний. Я надеялся, что он уйдет к тому времени, как она приедет.

— А это кто? — Денни подходит к ней с широкой улыбкой на лице, как будто она свежее мясо. Мне следует ударить его ещё раз только за то, что он посмотрел на неё. Он гораздо ближе к её возрасту, и, если честно, он привлекательный парень. Не такой высокий, как я, но всё же высокий, мускулистый, и у него такие же фирменные голубые глаза, которые свойственны нашей семье со стороны отца. Мама всегда немного завидовала этому. Раньше она говорила, что единственное, что она смогла нам передать, это сумасшествие. Но она ошибалась — эта женщина сделала бы что угодно для кого угодно. Она бы просто сделала это с паяльной лампой в руке.

Денни протягивает руку, чтобы поприветствовать Кловер:

— Я Денни, брат Атласа. А ты?

— Просто уйди, — говорю я, направляя Кловер к Бисквиту, который ждет, чтобы на него сели верхом. — Она здесь проводит исследование для книги. — Я помогаю ей оседлать лошадь, думая, что ей понадобится некоторая тренировка, чтобы научиться садиться на лошадь, но она ведёт себя естественно, легко подпрыгивает и сидит.

Денни кивает и ухмыляется, как будто не верит в это, но я не обращаю на него особого внимания. Вместо этого я забираюсь на свою лошадь Рио. Это ещё один черно-белый четвероногий скакун, немного старше, около двадцати лет.

— Прости за него, — говорю я, выходя из сарая и направляясь к горе. — Это тот засранец, о котором я тебе говорил.

Она кивает:

— Да, он похож на занозу в заднице.

Мне хочется спросить её, что она имеет в виду, но я не хочу больше говорить о Денни.

Ее руки лежат на роге седла, а тело перемещается слева направо, пока Бисквит идет рысью. Он шёл по этому маршруту столько раз, что, вероятно, смог бы сделать это с завязанными глазами.

— Ещё раз спасибо, что принял меня сегодня, — говорит она, глядя на меня. — Я думаю, это то, что мне нужно. По крайней мере, так будет лучше, — смеётся она.

— Ах, чёрт, всё хорошо. Я очень рад, что у меня есть компания, правда. Если только тебе не нужно, чтобы я заткнулся, чтобы ты могла сосредоточиться. Тогда непременно, — я показываю молнию, закрывающуюся перед моими губами.

— Нет. Я хочу получить полный опыт, ковбой и все такое. — Она смотрит на меня и усмехается. — А потом мне нужно запереться и закончить эту книгу.

— В течение одного дня? Ты оказываешь на себя слишком большое давление. Это тебе скажет любой писатель. Тебе нужно отпустить ситуацию и просто позволить этому случиться.

Она смеется:

— Легко сказать, когда перед тобой не стоят сроки.

— Это навык. Чёрт, даже у Микеланджело были сроки.

Её лицо искажается, но очень мило, нос слегка сморщен.

— Я думала, ты на моей стороне. Что случилось со всеми этими вещами о природе, которые ты мне рассказывал вчера вечером?

— Я на твоей стороне. Тебе просто нужно дать себе разрешение пройти через этот процесс. Прямо сейчас ты собираешь информацию. Сегодня вечером ты напишешь несколько тысяч слов. Завтра, возможно, ещё несколько тысяч. Тебе придется снова найти свою страсть к словам, иначе ты и дальше будешь сталкиваться с той же проблемой.

Она смотрит на меня так, словно я продаю воду озеру.

— Что?

Она качает головой и смотрит на горизонт, пока мы поднимаемся на вершину хребта мне надо было заткнуться. В любом случае, не уверен, что я добавил к этому разговору, кроме роста неуверенности в себе, который, я думаю, ей не нужен.

— Я не должен был ничего говорить. Я уверен, что ты знаешь, что делаешь. Прости.

Она смотрит на меня, затем снова отводит взгляд, обхватывая себя руками и быстро проводя ими вниз.

— Всё в порядке. Ты пытаешься помочь. Я просто ошеломлена. Я имею в виду, посмотри на всё это вдохновение, и всё, о чём я думаю, это слова.

— Ну, это потому, что ты замерзаешь, — говорю я, направляя Рио на вершину хребта. Прохладный ветерок проносится мимо нас. — Я захватил одеяло и немного горячего шоколада.

— Ты все продумал, — произносит Кловер, проводя руками по мягкому пуху одеяла.

Я протягиваю ей термос с горячим шоколадом и прислоняюсь к камню рядом с ней. Так близко, что чувствую запах её сладких духов. Что-то цветочное, может быть, немного фруктовое.

— Трудно думать, когда пытаешься не отморозить себе задницу, — говорю я. — Надеюсь, это поможет.

Она улыбается и кивает, глядя на горы, возвышающиеся вдали над ранчо.

— Ты правда никогда раньше не была на ранчо?

Она качает головой:

— В северной части штата много ферм, но это похоже на съемочную площадку. Здесь невероятно.

— Я знаю. Когда я был молод, то сидел здесь и писал песни обо всём на свете. Это место, прямо здесь. Раньше я называл его «Рок вдохновения», — я поглаживаю ледяной валун, затем смотрю на Кловер. — Я просто не мог оставить это место. Сегодня к Денни придут люди, которые хотят посмотреть на ранчо.

Она вздыхает:

— Ребята, вы когда-нибудь ладили?

— Его кровь течет иначе, чем моя. Он денежный парень, а я… другой. Иногда мы сходимся во взглядах. Большую часть времени мы видим насквозь друг друга. Для него главное — результат. Для меня это воспоминания. Папа вложил всю свою жизнь в то, чтобы сделать это место таким, какое оно есть. Мама тоже. Я просто не понимаю, как он может продать всё это и обналичить чек, как будто это ничего не значит.

— Когда я была маленькой, у моего дедушки была молочная ферма. Ничего подобного этой. Она была небольшой, и у него было около пятидесяти коров, но вся семья моей мамы выросла там. Это было особенное место, понимаешь? В любом случае, дедушка скончался, и по той или иной причине ферма перешла в руки моего дяди, который, как и Денни, продал её. Моя мама пыталась сражаться с ним, но в конце концов проиграла, и ферма теперь превратилась в магазин мороженого. Для моей мамы это было опустошительно, но через некоторое время она поняла, что ее брат не смог продать воспоминания, которые они там оставили. Они навсегда останутся с ней. — Кловер проводит рукой по своим длинным тёмным волосам и смотрит на меня. — Не знаю, поможет это или нет, но я просто подумала, может быть…

— Ты довольно мудрая для своего возраста, — говорю я, желая забрать свои слова обратно. Кто такое говорит? КТО? Старики, вот кто.

— Мудрая? — она смеется. — Нет. Совершенно невежественная и зажатая в сроках… да.

— Значит, ты человек. Стресс по поводу жизни — это нормально. Важно то, как ты справишься с этим.

Разговор с ней заставляет меня осознать, что я вообще не очень хорошо справился со всем этим дерьмом с Денни.

— Так для чего это нужно? — спрашивает она, указывая на ангар. — Я тоже часто вижу их на севере, но никогда не знала, для чего они нужны.

— Я считаю, что молочные фермеры в вашем районе используют их для хранения сена. Мы же всегда использовали его для хранения зерновых кормов, — пока я говорю, она пишет в своем блокноте.

— Что об этом? — кончик её пальца указывает на небольшую ветряную мельницу возле пруда за сараем.

— Ветряная мельница?

Она кивает:

— Я знаю, что это ветряная мельница, но какова её цель здесь? Возобновление источников энергии?

Я качаю головой и провожу рукой по подбородку, глядя на неё. Мне нравится, насколько она любопытна во всем.

— Нет. Она черпает воду из глубины колодца. На самом деле это очень круто. Чуть ниже мельницы есть труба, ведущая в колодец. Ветер толкает турбину, и вода течет по трубе, и наполняет пруд за сараем. Папа построил его сам. Ну, с помощью нас, детей, но я не думаю, что мы действительно помогали.

Я смеюсь, вспоминая время, проведенное за переносом кирпичей по четыре штуки и цементных блоков туда и обратно от сарая до края пруда. Тогда это казалось огромной работой. Я бы отдал всё, чтобы провести день с ним, строящим.

Клевер делает несколько заметок в своей книге, затем смотрит на меня:

— Ты скучаешь по дороге? По волнению толпы?

— По толпе нет. По дороге немного. Я всё еще пишу. Буквально вчера вечером написал песню, но дальше дома она не пройдет. Чёрт, я, наверное, даже не буду её записывать.

— О чём она? — спрашивает Кловер с таким интересом и невинностью, что я опешил. Прошло много времени с тех пор, как я с кем-либо разговаривал о своей музыке, особенно о своих оригинальных песнях. Большинству людей просто нужны обложки с каким-нибудь ковбойским акцентом, от которого они могут упасть в обморок. Я не жалуюсь. Лодж дает мне возможность поделиться своей музыкой. Мне нужно сохранить эту часть себя живой, она держит меня приземлённым.

Я смотрю на Кловер, рассматривая её мягкие розовые губы, когда она задумавшись проводит по ним кончиком пальца, ожидая моего ответа.

— Она о жизни, старении, одиночестве, попытках найти смысл в мире без любви. Наверное, довольно удручающе, — смеюсь я. — Чем старше становишься, тем больше понимаешь, как мало значит все остальное без неё.

— Я до сих пор не могу поверить, что ты никогда не был влюблен, ты такой… — она делает паузу, но я знаю, что она скажет.

— Старый? — я смеюсь. — Сорок восемь. Я думаю, это довольно много. Но не чувствую этого. Большую часть дней мне всё ещё кажется, что мне двадцать. Я всегда слышал, как люди говорили это, но никогда не верил этому, пока сам не оказался здесь.

— Ты не старый, — говорит она. — Пятьдесят — это новые тридцать.

— Ха! Что ж, тогда у меня началась новая жизнь. Я только что вернулся на пару десятилетий назад.

Она делает ещё один глоток горячего шоколада, на этот раз оставляя на губах пятно шоколада, которое так и просится быть стёртым кончиком моего пальца.

— Ты найдешь любовь, — говорю я, подавляя желание прикоснуться к ней. — Поверь мне, ты молода, ты красива, ты талантлива… у тебя все получится. Даже если ты сейчас в это не веришь.

Она смотрит на меня взглядом одновременно игривым и искренним.

— Ты очень добр, и я благодарю тебя за это. Моё юное сердце не выдержит большего. — Она игриво хватается за грудь и наклоняется вперёд, как будто умирает.

Я не уверен, что именно в этот момент меня поражает, может быть, это движение, может быть, улыбка на её лице. Что бы это ни было, это побуждает меня протянуть руку и стереть пятнышко шоколада с её мягкой губы.

— Извини, у тебя было немного…

— Все в порядке, — произносит она, её щеки розовеют. — Спасибо.

Её взгляд снова ловит мой взгляд, и на секунду, держу пари, мы оба чувствуем одно и то же — неописуемое тепло, трепет в животе, покалывающее удовольствие, почти ноющее.

— В любом случае, — говорю я, немного поправляя джинсы, чтобы скрыть увеличивающуюся выпуклость. — Хочешь спуститься в курятник? Я могу немного испачкать тебе руки и поручить тебе несколько легких обязанностей по скотоводству.

Она усмехается и плотнее наматывает одеяло на плечи, делает ещё один глоток шоколада, затем снова поворачивается к Бисквиту, который уткнулся носом в снег в поисках зелени.

— Я правильно тебя расслышала? — её брови игриво сужаются. — Ты собираешься меня испачкать?

Я смотрю на неё и откашливаюсь, мой член снова дёргается от её кокетливой реакции. Возможно, это часть её процесса. Возможно, мне не стоит вдаваться в подробности. Может, мне стоит отсмеяться над шуткой и ничего не сказать. Все эти варианты кажутся вполне приемлемыми, но у меня другие планы.

— Ты не ослышалась. Мы очень испачкаемся.