Роман воспитания

- Что вы, Миша! Я сам! - Лев Израилевич отбивался от помощи при одевании пальто.

- Да, спасибо, Миша, но я сам... ну!

- Ничего, - говорил Миша, насильно втискивая Льва Израилевича в его пальто, - когда я буду в вашем возрасте, мне тоже станут пальто надевать!

Все смешалось в доме Обломовых: и лицо, и одежда, и мысли, как говорил Лев Израилевич, Света прямо обезглаголела. Что это с Мишей вдруг? И почему Лев Израилевич не ответит ему, хаму, хотя бы так: "Да-да, я все понимаю... надеюсь, я не окончательно дряхл, иначе вы, как интеллигентный человек, мне бы об этом ни гугу!"

Во время Настиного бессмысленного тараторенья Света наконец пришла в себя: ты чего, зашипела она на мужа, как с гостями-то нужно! Миша в ответ показал ей кулак.

- Имейте в виду! - на прощанье попросил Лев Израилевич. - Когда вы ссоритесь, я в это время в параллельном пространстве все чувствую и страдаю.

- Ну? А мы вам будем кричать в параллельное пространство: не страдайте уж очень-то! Там! - Миша охотно переключился с ревности на всякие параллельные пространства, потому что это по крайней мере интересно, а ревность - это озлобление, скука и не для Миши, нет.

- А ты, Света, в старости замучаешь детей ежесекундной нравственностью, да-да! - говорил Миша.

Света молча оделась и ушла в магазин, а когда вернулась, муж в финской своей дубленке, вывернутой наизнанку, листал "Морфологию сказки"; но каждая сказка начинается с недостачи - яблоки в саду кто-то ворует, пшеницу потоптали... Волк! Пусть волк украдет посох, так-так... а без посоха и елку не зажечь, правда?

- Бороду сбрей, а то вспотеешь: на тебе еще будет борода ватная, мирно отвечала Света...

Дед Морозище

- Здорово, Дед Морозище! - зычно приветствовал Мишу глава пермской писательской организации Омлетов. - Я внуков на елку привел!

Миша хотел ответить: "Здорово, графоманище!", но он внутри чувствовал себя уже почти Дедом Морозом, поэтому сделал Омлетову щедрый подарок в виде того, что не сказал ему гадость.

- Разбинтуйте мне конфетку! - кинулась к Мише - Деду Морозу маленькая снежинка с конфетой в руке.

Мише было совершенно некогда разбинтовывать конфету - ему посох спрятать надо, поэтому он попросил Антона помочь крошке снежинке, но та с рыданиями прямо заставила лично Деда Мороза "разбинтовать" ей конфету.

- Негодство! - прошептала Настя и толкнула снежинку локтем.

- Это твой папа? - спросила снежинка. - Тебе повезло! Но я знаю, что если поехать на юг, то можно привезти папу. - И вдруг она топнула ногой и закричала на мать: - Вычеркните в паспортах ваш развод, не могу больше!

Мама снежинки, телевизионщица Сухова, заткнула рот дочери шоколадной конфетой.

Настя покосилась на Свету: может, та тоже даст ей конфетку, но та разглядывала с Сонечкой игрушки на елке.

Подошел Омлетов и запанибратски спросил у Светы:

- У тебя очень красивые дети - где ты таких берешь?

- Если бы нового года не было, то и людей бы на земле не было! доверительно сообщила Омлетову девочка-снежинка.

- Почему? - не понял Омлетов: у него было лицо упитанного доцента.

Но снежинка вдруг задала совершенно из другой оперы вопрос: можно ли навсегда сохранить воздушный шарик? Миша - Дед Мороз вышел без посоха и тоже сильно заинтересовался вопросом о шарике. Ему вдруг захотелось быть настоящим повелителем ветров и снегов. Он спел басом партию вьюги: ии-ууу-о-ы-и-и-и...

- Де-е-ти! Во-о-олк украл мой волшебный посох (тут снова голос пурги). А без посоха нам не видать и подарков! Одна надежда на вас! Тут где-то должна быть записка от доброй волшебницы...

Антон подал ему нужную записку: "Твой посох в пяти шагах от елки". Дед Мороз отмерил пять шагов - там его ждала в щели пола еще одна записка: "Нужно прыгнуть влево". Миша с гиканьем прыгнул - посох в его руках. Он начал стучать им об пол, но елочка не зажигалась.

- А может, нужно еще головой об стену постучать? - спросил Миша и трижды стукнулся головой об стену: елочка зажглась. - Вы что, заскучали, дети?

- Они не заскучали, они забалдели, а внешне это выглядит одинаково, ответила ему Света, провожая взглядом женщин, которые побежали от детей в туалет: от напряженного смеха с ними случилось то, о чем в романах не пишут применительно к женщинам (исключение - Рабле).

Миша играл Деда Мороза, как чай пил: он с удовольствием гикал, прыгал, выл вьюгой, проклинал невидимого злого волка, который опять спрятал подарки. В записке доброй волшебницы было указано: "Парами, держась за руки, проползти четыре метра". Дети подозрительно быстро построились и, потея, поползли к подаркам. И вдруг из пары выскочила все та же девочка-снежинка и спросила у Деда Мороза:

- А есть где-нибудь дома - такие, как с брошенными детьми, но только там брошенные папы, чтобы выбрать получше и непьющего?

Миша вместо ответа сунул ей в руки подарок и поцеловал ручку, как у взрослой дамы. И пошел переодеваться. Только Миша с Антоном вышли из директорского кабинета, как девочка-снежинка подлетела и крикнула:

- А вы были Дедушком Морозом! Я вас узнала! Я вас знаете как узнала по тому месту, из которого у мужчин борода растет!

Чего она привязалась к этому месту, из которого борода растет? Антон стал оттирать девочку-снежинку от своего отца, а отец в это время вспоминал, когда же он обнажал свой подбородок - разве что в то время, когда он головой бился об стенку, борода несколько сползла...

- Бывший! Бывший Дедушка! Вы придете к нам домой на елку Дедом Морозом? Или быть дядей?

Миша якобы в рассеянности рванул вперед, и вся семья бегом за ним. Настя вцепилась в рукав Миши, Антон язвил: "Нашла родственников, дядю еще придумала..." Миша вдруг заявил, что вообще-то восемьдесят процентов населения России - родня Ярославу Мудрому, значит... в самом деле почти все родственники... Света считала, что не восемьдесят процентов, а лишь семьдесят семь... Восемьдесят, утверждал опять Миша. Так в уютных спорах о родстве с Ярославом Мудрым и добрались до дома.

А дома Света спросила Мишу: выпить надо? Нет-нет, не хочется, отвечал он. Дети угостили родителей сладостями из своих подарков, и Света еще раз спросила у мужа, может, все-таки он выпьет? Да ведь он уже сказал, что не хочет, чего это Света?..

- А ты говори, говори! - вот чего это она. - Мне так приятно это слышать.

О тонкости художников

Настя с утра первым делом закричала голосом своей пьяной матери:

- Дура! Безымянка! Спать не даешь! Как дам под зад... кошатина.

- Настя! - укорила ее Света. - Разве так можно? Художник, тонкий человек, только представь, что Ван Гог бы с утра на кого-нибудь грубо закричал!..

- О да, Ван Гог такой тонкий, что даже пытался зарезать Гогена!

Света была умна, но она забыла, что умна. Вот и сейчас, выпустив кошку Безымянку на улицу, она пошла на кухню и там угрюмо уставилась на градусник за окном, предчувствуя, что день пройдет неважно. А Миша, увидев Свету в таком состоянии, пошел в комнату и "наехал" на Настю: чего это она ест сладости из своего кулька лежа в постели!

- Древние римляне тоже ели лежа, ты сам говорил!

- Настя! И где ты видишь сейчас древних римлян? Они все вымерли! - не растерялся Миша, после чего опять пошел на кухню и озадачил жену заявлением: - А что касается безжалостного Ленина, то он в Россию не с неба упал такой - ты Печорина проанализируй!..

Настя стянула все лицо вниз, превратив его в какой-то рваный ботинок, который просит каши. Лицо Насти еще молчало - в раздумье и ожидании взрослых, без которых рыдать было бессмысленно. И тут в дверь позвонили. Сначала появилась кошка Безымянка с выражением обиды на морде: эх вы, люди, грубые какие, а еще называете себя высшими существами, а как со мною, такою тонкой натурой, обращаетесь! Чуть что - на улицу выставили. Следом за кошкой вошли писатель К-ов и Дороти, которая была вся в конфетти. Прямо с елки, что ли? Нет, просто... в конфетти - нет, это она под компостером сидела, насыпались бумажки, значит. Что же такое случилось у них, что не заметили, как на Дороти сыплются какие-то ничтожные бумажки? Писатель К-ов мял свое пухлое лицо о косяк двери:

- Взялся писать о доярке! Хотя мне это совершенно до лампочки, но начальству нужно... Вдохновение приходит и уходит, а кушать хочется всегда. У меня семья.

Дороти взмахнула руками, чтобы было видно ее новое платье модели "летучая мышь", и все объяснила: доярка не захотела, чтобы про нее писали! Да-да, героиня очерка не согласилась. Закочевряжилась почему-то. И нельзя понять: если просто из скромности, то можно через обком нажать еще... Обком ведь должен создавать свой иконостас. Ван Гога вот не заставляли рисовать колхозников.

- Быть или иметь - вот в чем вопрос! - сказал Миша. - Ван Гог написал же "Едоков картофеля", но сам... - Тут Миша перехватил взгляд Светы, который можно было перевести так: "Как я устала от ссор!" Миша тотчас вспомнил, что для Дороти общение - это обмен общими местами, и продолжил так: - А кстати, почему вы не были на елке в Домжуре? Я там всех заморозил... ах, синяя Настасья там могла бы повеселиться... простужена? Понятно.

- А куда уходит старый год? - спросила Сонечка, всегда желавшая общаться с гостями.

- В дом престарелых... Где старые года все вместе вечность коротают, - с ходу сочинил Миша, для которого общение - всегда сочинение сообща.

- Ну хорошо, - созрела для общения и Настя, - заставят меня рисовать... дояру... доярку, да... так я с помощью фона уже смогу свое сделать! Штора там в золотых цветах, как на картинах Возрождения, это одно, а если фоном сделать картину "Едоки картофеля", то... ваще оняне!

- Что в переводе означает "вообще нормально", - отредактировал Миша.

Настя подпрыгнула так, что сразу снизу соседки застучали по батарее. Это был тоже способ общения для тети Пани.

На горку

Настя обещала в каникулы сводить детей на горку, и вот они наконец выбрали день, с утра начали собираться. Причем Антон, как всегда, наполовину одевшись, замер в глубоком раздумье над раскрытой "Жалобной книгой" Чехова. "Ты - картина, я - портрет. Ты - скотина, а я нет". Разве картина и портрет не относятся друг к другу как род к виду, а, Настя?.. Папа говорил, что машина и трактор вот относятся... Антон очень любил надеть одну штанину и что-нибудь осмыслить. Но Настя торопила, и скоро они вывалились из квартиры. У Светы болела спина. Хоть бы дети подольше покатались, пока Света намажется змеиным ядом и полежит. Их не было три часа. Наконец Настин голосок послышался за окном. Почему голосок такой скандальный? Что случилось? И Миша выглянул в форточку: никого, лишь мирно замерзает пьяный на скамейке.

- ...я не понимаю, зачем это Троцкого проклинают за его теорию перманентной революции, а Кубу хвалят, но Кастро именно по теории Троцкого.

Света остановила красноречие мужа и послала его растолкать пьяницу. Во-первых, вдруг он не пьяный, а больной. Во-вторых, пусть дети меньше видят такое. Миша решил по пути и на горку сбегать. Он собирался, в то время как Антон то и дело прерывал одевание размышлениями вслух. Наконец он ушел. И вернулся без детей. На горке их нет. Света тут же забыла про свою спину. Ох эта Настя! Куда они ушли? Позвонить нужно всем-всем...

А уже пятый час вечера. Света в своем сверхпроводимом состоянии рисовала себе все возможные и невозможные ужасы. Можно поехать к йогу Андрею, но в такой гололед транспорт ходит совсем плохо. И все же Света оделась и вышла из дому. На остановке сидел нищий без одной ноги. А у Светы была примета: подай первому нищему! И она подала ему рубль. "Все будет хорошо!" - сказал ей нищий. С сомнением она прошла под крышу остановки. "И за что нам такое страдание?" - прочла надпись перед собой. Число сегодняшнее. Вдруг медленно подполз троллейбус с развороченным задом. Возле самой остановки он дернулся на скользкой дороге, затрепыхался, и тотчас его развернуло поперек проезжей части. Прямо на Свету оскалилась пробоина возле задних дверей. На многих пассажиров это так сильно подействовало, что они стали уходить. А Света осталась, проклиная Настину пьяницу мать, родившую такого расторможенного ребенка. Ну вовсе без тормозов! Готова в любое приключение пуститься немедленно. Тут подошел автобус. Света стучится к Андрею. Патриарх лекарственных трав удивился: почему она не звонит - так сильно спешит, понятно, но детей здесь нет и не было.

- Слушай, Патриарх, дай мне вот что... валерьянки или чего. - Света уже вся дрожала.

- Чифирем могу напоить, только сама раздевайся, а то моя Диана...

Чифирь ей был ни к чему. А трав и настоек, значит, нет, выпито уже. Но йог Андрей предложил с нею поехать в милицию. Света отказалась: вид у него уже не самый свежий, только повредить может... А вдруг дети за это время уже пришли домой? И Света побежала к остановке. Она снова час простояла на морозе, глядя на плывущие буквы световой рекламы, и вдруг от ярости включилась в действительность и прочла: "...ЛИЦО НАШЕГО ГОРОДА..." Но у нашего города нет лица, а есть морда... есть харя... И тут подошел автобус. Света вошла и вышла. Не помня ничего, она очнулась уже возле двери подъезда, где дворничиха тетя Паня громко рассуждала:

- Давление? Нет? А что? Настя? Я дам таблетки, немецкое название, аппарат... Его домуправша пила, помогло, паспортистка пила, вылечилась... У нас так не умеют лекарства делать!

"...ЫСТАВКА "КАЖДЫЙ ЧАС НАС ПРИБЛИЖАЕТ К КОММУНИЗМУ"..." - пылала и уплывала световая реклама на высотном доме вдали. Да, ножницы между светящимися лозунгами и учерняющейся жизнью стали Свете вдруг сразу видны. А ведь реклама могла бы скоро о выставке Насти Новоселовой вот так... светить...

- Тетя Паня, Настю с моими не видели сегодня? На горку ушли с утра и...

У тети Пани был сильно развит комплекс вахтера: она минуты не могла прожить, чтобы кого-нибудь не ругать. Сейчас же она принялась осуждать Настю: лиходейка, без ума, детей еще взяла... не родится от свиньи бобренок, а родится тот же поросенок... А может, они уже дома? Света побежала бегом, ворвалась, как вепрь, - детей не было. Она сказала Мише, что сейчас сбегает в милицию, и тут же упала без чувств. И тут вошли дети. Они, оказывается, замерзли, зашли согреться во Дворец Свердлова, где у Насти знакомая работает, потом снова на горку... снова греться... и так несколько раз за день... Света встала. А Миша слег. Что-то в спину тоже... того... вступило. Тут в гости пришла сестра Миши со своими близнецами и стала бросать на лежащего брата штирлицевские взгляды: мол, чего это он не вышел, не помог им раздеться. Миша решительно и кособоко прошествовал в туалет.

- Так и ходишь? - спросила ехидно Лю, когда Миша шел обратно.

- Я могу только ходить и лежать. Сидеть, оказывается, не могу...

- А как же ты на унитаз пристроился?

- В позе космонавта: полусидя-полулежа, когда перегрузки действуют в наиболее безболезненном направлении: грудь - спина.

- Вот, Настя, до чего ты человека довела! - радостно вскрикнула Лю.

Миша почувствовал, что сестра доведет его сейчас еще сильнее. Он хотел лечь на диван, но вдруг резко перекосился в другую сторону и упал, потеряв сознание. Света побежала вызывать "скорую". Когда она вернулась, Миша уже открыл глаза. А когда вошла миниатюрная женщина в белом халате, Миша даже выпятил свою мускулистую волосатую грудь.

- Встаньте! - приказала терапевтесса.

Мини-терапевтесса подбежала к его мышечной громаде и запустила ему пальчики меж ребер. Миша побледнел, задышал на всю комнату, но продолжал улыбаться. Видимо, чтобы исключить симуляцию, терапевтесса неожиданно подскочила высоко вверх, в полете сцепила руки и, уже летя вниз, нажала на череп подозреваемого. Полы ее халата победно развевались. Миша глухо рявкнул и стал оседать.

- Люмбаго, - удовлетворенно сказала терапевтесса. Миша ответил невнятным сипением, после чего лег, несколько усох и стал мутно глядеть в потолок.

- Понервничали, простудились или выпили много, - готовила она уколы, в очередной раз радуясь, что наука оказалась права.

Миша согласно сипел, с надеждой глядя на ампулы, которые могут его спасти от физического и морального падения. После укола стало в самом деле легче. Он даже встал. Встать было проблемой. Да еще сестра трещит без умолку:

- Ну вот, он вышел походкой Синей бороды - нервный смех меня одолел, честное слово...

Вдруг от этих слов Мишу пронзила такая боль, что он на некоторое время поверил в бога, а может быть - даже в Бога.

Близнецы успели прокатать по коврику в детской банки тушенки. Коврик стал коричневым и жирным. А Лю в это время похвалила своих сыновей за примерное поведение, называя их не акселератами, а почему-то бройлерами. Один из братьев принимал антибиотики. Судя по тому, что мать дала ему таблетку сразу по приходе и вот сует снова, они просидели в гостях уже четыре часа. Миша решил чем-нибудь вспугнуть сестру и запел:

- Доктор Живаго лечит люмбаго-а...

- Ты, люмбажный муж, лежишь - и лежи! - не поняла его замысла Света. Она-то знала, что сейчас Мишиному сердцу достанется за упоминание запрещенной литературы.

- Пижоны! Тебе, Свет, надо мужа разогнуть, а ты небось будешь вечером Пастернака читать! Дают ведь самиздат на ночь, я знаю...

Миша бессильно вытянулся на своем диване. И тут Настя схватила решительно карандаши, подняла с полу резинку с нарисованным на ней глазом в форме пирожка (ее излюбленная форма глаз) - Настя сейчас попробует сделать набросок с тети Люси, да, именно вот сейчас, захотела. И тетя Люся должна молчать, иначе выйдет похоже!

Лю замолчала, хотя сил не было, как ей хотелось высказать все этим родственничкам! Ведь каждую резинку можно разрезать на три части, экономия, а у них целые валяются, и на каждой нарисован глаз, огромный, словно, можно подумать, намекают: КГБ за нами всюду и всегда следит, да!

- Это глаз художника за всем подглядывает. Или - природы... - (Про Бога ей уж лучше и не напоминать, а то тут такое начнется...)

- Тетя Люся, Настя вас похоже так рисует, - заметил Антон и для солидности добавил: - Но не слишком ли красиво? Слащавости мама не любит...

- Ничего! - обрадовалась Лю. - Красота спасет мир! Давай, Настя, работай, желаю успеха! И пусть пятерки сыплются на тебя!..

- Пятерки - это в смысле деньги, бумажные? Нет? оценки... а... Вы, тетя Люся, молчите! Я рот должна рисовать... Кто там звонит? Йог Андрей!

- Откуда и куда так поздно? - строго спросила Света.

- Из дорождения в посмертие, - не моргнув глазом ответил йог.

В уголках глаз у него была такая белая накипь, какая бывает на пути из запоя в белую горячку. Между тем йог Андрей упал на колени перед диваном с лежащим Мишей и начал объясняться в любви другу. Лю подозрительно косилась на эту сцену, Настя рисовала, Миша лежал, йог Андрей на коленях объяснялся в любви, а Свету в этот миг пронзило ощущение блаженства. Ни с того ни с сего! Она примерно так это расшифровала: "Повезло мне: не спилась, как Андрей, не слегла, как Миша, не оболванилась советской идеологией, как Лю... Сплошные плюсы, ни одного минуса! Я счастливчик из счастливчиков..."

- Наиполнейший! Болеть не нужно! - мямлил йог Андрей. - Не дури.

- Патриарх! Ты бы мне помог с лекарствами, - повторял Миша.

- Ты ин-те-претируй, что я говорю... - Йог вдруг заснул, уткнувшись головой в Мишину ногу, во сне пробормотав имя Бродского.

- Ин-тер-претировать! - поправила его Лю. - Пить меньше нужно!

- А ты б выпивала иногда, сестра, а? Трезвость тебя не красит. - Миша вдруг выпалил, хотя обычно с сестрой был осмотрителен: - Наш Патриарх, может, второй Бродский...

- Сбродский! - усмехнулась Лю, - вот он кто, твой Патриарх...

"А я - Патриарх плюсов... одни плюсы", - продолжала блаженствовать Света, радуясь тому, что Миша прямо и резко отвечает сестре.

- Цвета, а можно клейкопластырь Мише на спину? - Настя вспомнила, как ей от кашля недавно клеили на грудь перцовый пластырь. - А почему нельзя? Волосы у мужчин, а-а... в-в-в... - (Это она вобрала в себя громко слюну, которая копилась от аппарата для зубов.) - ...в-в-в...

- И это все?! - спросила Лю, увидев набросок своего портрета видимо, внутри себя она представляла богаче мимикой, чувствами и прочее. Впрочем, этот вечный наш русский вопрос "И это все?!" утомил.

- Хорошо для надписи на барельефе... могильном. "И это все?!" - вдруг оживленно заметил Миша и даже двинул плечом, подогнул ногу, в общем, сменил немного позу, утомившую тело.

Лю вздрогнула:

- Юмор - это не путь, - сказала она металлическим голосом.

- Но средство, - наугад встрял Антон.

- Средства - это деньги, Антон, - поправила его Настя, уверенная, что уж в этом-то она разбирается, ведь тетя Фая всегда говорила ей: "Средств нет, чтоб купить тебе сладкое".

Света вдруг представила Настю с мозолями на руках от пересчитывания денег. Почему это? А неизвестно почему. Только энергия счастья уплыла от ее тела: руки опустились, недоштопанная наволочка выпала из них. Что это? А это вечер, спать пора, так стучал в окошко зимний ветер, но его речь вполне понимал один только йог Андрей, который похрапывал в такт редким дребезгам оконного стекла.

- Идите домой. - Настя растолкала спящего, но он пошел не домой, а к соседке Нине, которая почему-то была ему нынче рада, начала за стенкой визгливо хохотать над рассказами гостя, отчего Ивановым еще некоторое время снились то хохочущие алкоголики на скамейке, то дети на горке, то и вовсе больные в психбольнице.

Рублев

- Корову жалко!

- Сам ты корова! Антон-батон...

- Ага, ее сожгли для какого-то кино! Она живая была, а кино все равно меньше пользы приносит... людям...

- Антон, на эти деньги, от билетов, можно сто коров купить и вырастить, да!

- Хорошо, Настя! Представь, что твою собачку бы сожгли ради кино, а потом тебе дают деньги - на, купи сто собачек! Ты бы согласилась?

- Но корова-то не твоя была, Антон!

- Все равно она чья-то, - резонно заметила Соня.

Света наконец что-то стала понимать: кино, корова, пожар... Это о фильме "Андрей Рублев", что ли? Успокойся, Светочка, сядь и не кричи! Все уже лучше. Что есть, то есть! Настя так любит иконы, а там... в фильме... И ясно, что втроем Настя, Соня и Антон так замерзли на горке, что журчали носами так, будто уже началась весна. Кто их пропустил в кинозал Дворца Свердлова? Ах, Настиной матери знакомая, все понятно. Настя еще думала, что кино про богатых, потому что называлось "Андрей Рублев". А там сначала некрасивый мужик летел на воздушном шаре. Антон засмеялся, он решил, что это комедия. Он читал недавно про тех, которые из Америки сбежали на воздушном шаре - в богатство на острове... Но Настя не поняла, как именно там все стали богатыми.

Свете хотелось спросить детей: "Вы что-нибудь доброе-то вынесли из фильма, нет?!" А ведь раньше, когда она еще не вышла замуж, Света совсем не считала, что искусство создано для воспитания. Но сейчас она подумала, что уж для нее-то оно могло бы, искусство, сделать исключение и поучить детей: "Берегите мать! Она у вас одна". Очень хотелось такого киноискусства... Настя потом еще поняла, что Рублев так и не станет богатым - даже к концу фильма она бы вообще его назвала не Рублев, а Копейкин! Потом Настя забыла про деньги, спохватилась, ойкнула: как это она - и забыла! Так жена, бывает, вспомнит, что муж ее изменил ей когда-то, и сразу грозно смотрит на него: мол, вот, иногда я прощаю, но вообще-то смотри!.. Так и Настя себе попеняла: конечно, с таким Рублевым она бы подружилась, но вообще-то без денег что за жизнь такая... бедная... А Цвете Настя сказала, что иконы в конце ей очень понравились. Мол, хотя у Рублева нет ни рубля, но у него есть что-то другое, как у Миши, богатство внутри. Настя была так умна, что знала: скажи Цвете что-нибудь про иконы, про богатство внутри Миши, она и отстанет. Настя уже всегда знала, что такое сказать, чтобы от нее отстали, но еще не всегда умела сказать так, чтобы похвалили.

Город Пермь

Мишу списали с бюллетеня, хотя ходил он еще несколько "набок". Света в обеденный перерыв решила навестить мужа на работе - она боялась, что он уже там где-то упал и лежит. Был январский день, но ткань небосвода в одном месте была так раскалена, что это позволяло увидеть весь город сразу. Если взять старые районы Москвы, новостройки Комсомольска-на-Амуре и ветхие домишки деревни Чердаково, а после перемешать все это, вот и получится город Пермь. Многочисленные церкви там и тут уже сделали полшага в небытие, но в то же время мерцанием неистаявших куполов еще говорили, что могут возвратиться. Света, конечно, спешила и машинально про себя отмечала, что здесь есть какое-то даже обещание со стороны церквей, надо в этом разобраться бы, но потом, потом, мимо... Город уходил в небытие, но думал, что грубыми наркотическими встрясками в виде стел с перекошенными от патриотизма лицами можно оживить улицы Перми. Новые дома своей одинаковостью с блеском воплощали идею равенства. Таким образом, главным украшением города оказалось солнце, и, конечно, уж оно не сияло одновременно над Пермью и в то же мгновенье - над Нью-Йорком, как написал писатель К-ов в своей новой повести. Он так спешил провозгласить, что наши люди в нечеловеческих условиях остаются творцами, что на время забыл про два полушария, про вращение Земли вокруг Солнца, а может, вообще больше склонялся к теории Птолемея о плоской Земле...

Света плюс Миша

Когда Света подошла к издательству, оттуда доносился какой-то созидательный грохот. Вошла растерянно. Потолочное перекрытие между первым и вторым этажами ходило ходуном.

Света осторожно начала подниматься, опасаясь строительного кирпича по мозгам. На втором этаже не было ни души, только от ковровой дорожки поднимался не то пар, не то дым.

В редакции сидел Миша и с мученическим видом внимал старушке, которая обиженно частила:

- Я участница трех войн: Халхин-Гол, финская, Великая Отечественная и так далее.

- А что так далее? - уточнил Миша, подавая Свете стул.

- Можно я прочту два стихотворения?

- Маргарита Владимировна! Я внимательнейшим образом... Ваши стихи очень искренни, но... "Как хорошо гулять в лесу, когда такая тишина, не слышно выстрелов "Авроры""... Какая "Аврора" в лесу-то?

- Она всегда в моем сердце. А вы знаете про отрицательное уподобление? "Не стая воронов слеталась..." - Видно было, что старушка прошла царскую охранку, сталинские лагеря, послереабилитационные мучения, все это разрушило ее разум, но сильно укрепило выживаемость. И наконец она привела самый веский довод: - К тому же университетов не кончала.

- Астафьев тоже не кончал, просто талантлив от природы, - сказал Миша, рухнув духом и отчетливо слыша возражения автора:

- Вот и у меня - от природы... Да еще если б вы не уклонялись от своих обязанностей - поработали над моими стихами, а не занимались бы в рабочее время гимнастикой. Конечно, я ничего не могу вам дать, и вы этим пользуетесь!

Света поняла, какой это грохот был слышен, - значит, Миша проводил производственную гимнастику. Она увидела на его столе лист бумаги, а на нем строка, потом еще такая линия... такая кривая засыпания. Видимо, он уже дремал, а ручка сама шла и шла.

- Я вижу, все в порядке, - сказала Света вставая.

- А тебе чего надо?! - закричал на нее закорябанный жизнью Миша.

Она повернулась и ушла, почти не отражая мир со всеми его запахами, красками и шевелениями. Но у ближайшего автомата остановилась и набрала номер редакции:

- Вам позвонила участница татаро-монгольской войны. Я скоро умру, поэтому требую, чтобы вы напечатали мои стихи!

- Света, понимаешь, ее стихи нам рекомендованы с неодолимой силой. Извини меня... Клянусь тебе, я буду становиться все лучше и лучше, а в последние пятнадцать минут жизни буду совершенным, вот увидишь.

Школа

Света зашла в учебную часть. Там сидел лишь один старшеклассник в трусах. Физкультурник, наверное.

- Вы одежду принесли? - вошел завуч. - Да, вот полюбуйтесь. Хотел вынести серную кислоту! Положил пробирку в карман, а она лопнула.

- А я думала, физкультурник.

- Вы просто... гармонично воспринимаете действительность! - Куницын веером распустил свой второй подбородок, представился и стряхнул соринку с воротника Светы - в нем, видимо, еще осталась частица мужчины, не переваренная бюрократом. - Ваше заявление? Кофе хотите?

Пока он читал заявление, Света коротала время, составляя словесный портрет завуча: анфас - утомление, в профиль - переутомление. В сутках двадцать семь часов. Любимый жанр - трагедия.

- Скажите... это правда, что ваша Настя моет пол? А разве может первоклассница выжать тряпку!

- Почему нет?

В ответ Куницын изобразил такое огромное сочувствие Насте, что даже отставил чашку с кофе. Света пустилась в разнузданную ироничность:

- Остынет кофе!.. Жалеть-то легче, чем воспитывать...

- В этих немецких чашках кофе очень долго горячий, - ласково улыбнулся завуч, но подобрал свой второй подбородок.

Света поспешила уйти. Школа шумела ломающимися голосами старшеклассников. "Замётано, замётано!" - "Что замётано?" - "Что ты дурак!" Боги, боги! Эта шуточка ходила по коридорам еще во времена Светиного детства. "Подайте слепому на цветной телевизор!" А вот это уже совершенно новое что-то... "Самолет, самолет, ты возьми меня в полет!" - пропел сонливый дошкольник, сын уборщицы. Ну, это уже будет вечно звучать, пока самолет не превратится в космолет. Интересно, в пору космолетов уборщицы тоже будут жить в подвалах школ со своими маленькими детьми?

Из класса выглянула Расисим:

- Очень ждем вас! Сколько у меня проблем с вашей Настей! Девочку от всего тошнит. Надо лечить ребенка, раз взяли...

Молчаливый хор всеобщего осуждения стукнулся в уши Свете. А может, давление подскочило.

- Предложения Настя никогда не заканчивает! И откуда она знает, что такое девственная плева?! - уже гулаговским голосом вопрошала Расисим.

Света начала про то, что ничего плохого нет в интересе ребенка к устройству своего... своих органов. Настя хочет определиться. Нас ведь раздражают люди, которые не определились в половом отношении. Женственные мужчины, например. Соловейчик в своей книге пишет, что... Цитата убеждала сильнее, чем слова живого человека. На Свету уже смотрели с уважением. Сталинизм ядреный. Мнение, пропущенное через цензуру печати, их сразу покоряет, думала Света.

Когда выходили, отчим Лады подал Свете пальто и предложил пройтись пешком две остановки - до дома.

- Вы выглядите как студентка, - сказал он при этом.

- Просто пальто с пелериной. Нет денег на новое... А вообще-то Пушкин считал, что каждый должен выглядеть на свой возраст... - Света смолкла, она вдруг поняла, откуда ей известна фамилия Куницын, - это был один из учителей Пушкина в Лицее. - Смотрите: позы деревьев совсем человеческие под тяжестью снега.

"Вольф, Рудольф, Адольф?" - пыталась она вспомнить немецкое имя отчима Лады.

Было скользко, и отчим Лады предложил Свете руку, она с облегчением приняла помощь. Рудольф, кажется! Он не немец, а просто мода ведь на красивые имена была тогда... По батюшке Потапыч.

- Лада растет такая обидчивая у нас! - сказал он, как бы прося какого-нибудь педагогического совета.

- Но она же меланхолик.

- Нет!

- Разве холерик?

- Нет!

- А кто?

- Нормальная!

Света поняла, что преувеличила знания попутчика.

- Светочка! - донесся знакомый голос. - А еще один поэт писал, что женщины светолюбивы... Они тут по ночам гуляют, понимаете ли!

Это был Лев Израилевич с красной повязкой на руке - в составе дружины заставляют ходить по улицам: без пяти минут доктор наук - и в дружину! Как только не стыдно этой действительности! Так примерно говорила Света, знакомя его с попутчиком: отчим Лады это! Какой такой Лады, Лев Израилевич ничего не понял, но на всякий случай пообещал, что Мише ничего не скажет.

Мама Лады

Как-то Настя заявила:

- Мама Лады купила б мне джинсовый сарафан, да! Она говорит: нет времени, а то бы они оформили меня к ним жить. Чтоб с Ладой вместе жила.

- Ну! Как? Помнишь, у них картина эта с волчатами. Три волка на луну воют. Еще лунный свет мастерски... Как с волками жить? По-волчьи выть, что ли? - Света машинально осуждала людей, повесивших такую картину.

- Просто у мамы Лады нет времени меня оформлять... А то б они взяли меня и любили, как родную! - твердила свое Настя.

- Перестань говорить ерунду, Настя. Ты прекрасно знаешь, что все это сочинила сама! - грозно заявил Миша, которому хотелось спокойно почитать.

Но Настя упрямо стояла на своем: серьезно, мама Лады ее полюбила, хочет взять, но вот только оформлять долго, ей некогда!

- Мы поможем быстро оформить! - не выдержала Света. - Пошли!

Миша отвернулся к стене, показывая, что он в этом спектакле участвовать не хочет. Поздно уж очень. Но Света быстро оделась, а Настя зачем-то спрашивала у Сони, где ее фломики. С собой хочет фломастеры? Ну и ну!

- Говорю вам: на ночь глядя не ходите! - простонал Миша с дивана. Настя хочет счастья, она и подождет до утра.

Про себя он твердил народную мудрость вроде того, что утро вечера мудренее и сколько волка ни корми, он все равно в лес смотрит.

- Нет, она не выдержит до утра! - взвизгнула Света. - Ты хочешь оттянуть Настину счастливую жизнь до утра, ну и ну!

Про себя она думала: Настя никогда ей не простит, если встать на ее пути к счастливой жизни.

- Да, не выдержу до утра! У них аквариум в кладовке двести кубометров, вот! - прокричала Настя.

- Ты сама там, Настя, будешь плавать! - захохотал Миша. - Но! Света, дай мне слово, что вернешься с тем же настроением, с каким ушла. Не хуже!

На улице было темно. На доме Лады горело три буквы: "ОНО" "ГАСТРОНОМ" было когда-то. А вот рядом на пирожковой горят четыре буквы: "РОЖ...А".

Не жаль мне, не жаль мне

Растоптанной царской короны,

Но жаль мне, но жаль мне

Разрушенных белых церквей,

зачем-то вслух прочла Света.

- Это Рубцов? - спросила Настя. - Я к вам в гости буду приходить! Помнишь, ты рассказала, как его баба убила топором! Все из-за того, что люди из детдома. А я никогда не буду в детдоме!

Если умолять: "Настя, не уходи!", то потом она будет пользоваться этим и шантажировать: "Купи сарафан, а то я!.." Много сил потрачено на девочку, но зато узнали, какие люди бывают... как мама Лады! Да, чтобы узнать людей, не жалко и потраченных сил... Познание вообще бесценно. На вытаявшем куске асфальта сидела кошка цвета асфальта. Охотница за воробьями. Сейчас и Настя сменит окраску в сторону окружающей среды дома Лады. Будет говорить не о поэтах, а о вещах...

- Здравствуйте! Вот Настя говорит, что вы ее взять хотите.

А Настя в это время уже разделась и смотрела на себя в зеркало.

Родительница Лады ушла, убавила звук телевизора и вернулась в прихожую:

- Ну что ты, Настя! С чего тебе в голову это пришло? Мы такого ничего не говорили.

- А-а! Это слышала Лада, и тетя Паня подтвердит! - крикнула Настя, полагая, что если их припереть, то уж точно ее возьмут.

- Рудольф! Рудольф! - закричала мама Лады, словно призывая стаю волков, которые выгонят незваных гостей.

Рудольф вышел с красным от пива лицом и сразу поднял голос на жену свою:

- Ты что! В самом деле говорила такое?!

- Но Настя сама попросилась... Ей с Ладой хочется. Но вы ведь не отдадите? - с надеждой в голосе спросила мать Лады.

Вышла Лада и заявила:

- Двенадцатый час ночи. Вы чего тут?

- Ребенок ведь не котенок, чтобы им перебрасываться, - зевнул отец Лады и ушел дальше смотреть телевизор.

- Вот именно. А теперь Настя считает, что вы ее больше понимаете. И вам придется ответить за свои слова: взять девочку к себе!

Настя уже двинулась было в комнату вслед за Ладой, но мать Лады остановила ее рукой: нельзя! Свете она сказала так:

- Вы что! У нас бабушка умирает от рака! И нам не до Насти!

Настя вдруг начала покашливать - от неловкости положения.

- Видите! - добавила мама Лады. - Она у вас болеет часто! Ладочку будет заражать еще... Да и о вас Настя никогда не говорит плохого: дядя Миша читает вслух каждый вечер, Света - рисует... А у нас ничего этого не будет, Настя!

- А мне и не надо! - радостно кивнула девочка, полагая, что начался торг и можно уступить кое в чем.

- За свои слова нужно отвечать. На словах легко быть хорошими. А вы делами докажите. Позвали - берите.

- Цвета, пойдем, - позвала вдруг Настя.

- Сами эту дрянь взяли, сами и воспитывайте, - закричала мама Лады. Чтоб она нам вшей и лишаи нанесла! Нет, не бывать...

- Вши, лишаи... А вы как думали?

Света говорила спокойно, ведь она обещала вернуться с тем же настроением, что... У нее не одна Настя, силы на других нужны. Но в это время рука Рудольфа выросла над Настей и вышвырнула ее вон из квартиры. А в руки Свете кинули пальто девочки. Дверь захлопнулась. Света думала, что Настя все поняла. А Настя в это время думала: все испортили! Специально эти Ивановы ночью пошли туда! Сразу... А надо было постепенно приучать родичей Лады... Вообще-то она твердо была уверена, что всем нужна, во всем мире, просто ее еще не знают. А как сделать, чтобы узнали? Может, картины помогут?

Вернувшись домой, она сразу же взяла бумагу. Что рисовать? Кого? Себя! Автопортрет. Сама-то она у себя всегда под рукой! Миша думал, что она хочет извиниться своим рисованием, и эта слепота его приведет в конце концов к тому, к чему приведет... Но и Настя ведь тоже была права: человек должен быть нужен.

Будни

Позвонили в дверь: телеграмма от Светиной матери о том, что приезжает. И Света пала духом вопреки известному призыву "Духом окрепнем в борьбе!". Где уж тут окрепнуть в борьбе с мамой Лады, предстоящим визитом инспектора по опеке плюс родная мамочка, которая будет все время учить жить, с первой минуты: "Света, как ты села - ну-ка ногу на место! Смотрите, она все еще ногу под себя на диване!.. Дочь, не размахивай сумкой во время ходьбы - ты меня позоришь!" Конечно, придется вылизать весь дом, у Антона кровать и под кроватью, как сознание и подсознание (сверху заправлено, аккуратно, а под кроватью яблочные огрызки и фантики из-под конфет, батарейки и грязные носки).

- Свет, ты что, первый ребенок в семье у родителей, что ли? Ну понятно - первенцами всегда недовольны... к ним повышенные требования, их ждали... Теперь понятно!

- Что понятно, Андрей? Говори.

Когда Света вышла мыть посуду, йог Андрей вышел за нею:

- Почему ты взяла Настю? Хочешь матери своей доказать, что неродную вот любишь? В то время как она тебя, родную, не ценит... С точки зрения Фрейда...

Света начала бормотать про мать: мол, с нею говоришь - как бы идешь по узкому коридору, тесно, боишься лишнее сказать!

- Но мне-то еще хуже, я вообще единственный, - чуть не заплакал йог Андрей, втайне надеясь этим выманить у Светы на опохмел; и он рассчитал все точно - она налила ему два бутылькб кукурузных рылец, спиртовой настой.

И тут пришла Инна Константиновна.

- Что это Настя дома не сидит?

Света сразу же подарила инспекторше мемуары сестры Цветаевой. Щедрым голосом Инна Константиновна сообщила: одна артистка ТЮЗа просит себе Настю! Такая одинокая женщина, сама шьет, вяжет. Ах, не отдадите! И чего вы за нее держитесь? Уникальная личность? Но это не Цветаева все-таки. Вот у Цветаевой - уникальность.

Света лихорадочно прикидывала, что бы еще подарить гостье, а Миша думал: "Да ты бы Цветаеву в упор не заметила, когда б ее живую увидала! Думала б: седая изможденная женщина в платье, просвечивающем от ветхости. Да встреться ты с самим Шагалом!.."

- Вы почему не на работе, Миша? - строго спросила Инна Константиновна. - Ах, пол лаком покрыли в издательстве, что вы говорите! Деньги у них есть, значит... А на дом вам дали задание?

Йог Андрей наскоро призвал всех организовать союз читателей и первым пунктом устава записать: не читать членов союза писателей. Он надеялся успеть на вторую смену на работу. Там-то уж он сможет хорошо похмелиться, патриарх лекарственных трав! И Света вспомнила, что она патриарх плюсов. Сейчас она покажет инспекторше камни, что дети собирают.

- Сад камней в Японии - это изумительно, - в ответ начала Инна Константиновна рассказывать о своем турне по Японии. - Да вы ко мне в гости придите! Я покажу все, что привезла.

Йог Андрей понял, что пора делать ноги. В последнее время он утратил интерес к женщинам, даже таким красивым, как эта инспекторша. Много они хотят. Вот другое дело настойки - тоже женского рода, на спирту, конечно, способствуют медитации... Йог он или нет?

Света не доверяла йогам. Если бы они были такими могущественными, то разве позволили б этим варягам... англичанам... править у себя на родине!.. Наверное, все это одни разговоры, чтоб нравиться женщинам. И не больше.

- Одна - женщина, другой - мужчина, вот и вся причина, по которой камни... - лепетала Инна Константиновна, наслаждаясь интеллектуальным общением.

Света думала: чего бы уж такое ей дать, чтоб ушла поскорее? Миша мечтал сам уйти в себя. Инна Константиновна была уверена, что все счастливы общаться на таком высоком уровне. Андрей же думал о скорой встрече с настойкой. И все их мыслительные токи так сложно переплелись, что образовали ткань бытия. Можно было почти зрительно видеть паутину-сеть этих переплетений в ауре квартиры Ивановых...

Письмо: "ЗДРАВСТВУЙТЕ, ДОРОГИЕ БАБУШКА И ДЕДУШКА! ПОЛУЧИЛИ ВАШЕ ПИСЬМО. ОТВЕЧАЕТ ВАМ АНТОН. ДЕЛА У НАС НЕВАЖНЫЕ. МАМА СКАЗАЛА ПАПЕ: "ВЫХЛОПАЙ ОДЕЯЛО!" А ОН РАЗГОВАРИВАЛ С АНДРЕЕМ. И МАМА ВЫГНАЛА ПАПУ. ОН УШЕЛ ИЗ ДОМУ. НАПИШЕТЕ: ИЗАБРЕЛИ ЛИ У ВАС ДЕЦКИЕ САДЫ?"

- Ну и ну! - обрадовалась возможности поучить кого-то жизни Настя. Антон, ты чего? Бабушка подумает, что родители развелись. А ведь когда это было! И Миша вскоре вернулся, помирился с Цветой, а ты об этом ни слова!

Антон вспомнил, что папа в самом деле вернулся уже. И повеселел и принялся с усердием выпускать свою занудную газету "Фаустенок". В номере два он поместил карту полезных ископаемых, точнее, так: карту полезных и бесполезных ископаемых в квартире Ивановых.

Миша вдруг заявил: не вынесет он тещи! Уйдет на эти дни из дома. Якобы в командировке. Теща пусть думает, что он уехал... А как же спина? Света так боялась остаться одна - ей не выстоять под натиском упреков своей мамы.

- Спина? Да, спина на вашей стороне. Остаюсь. Куда я с такой спиной? Болит она, - подумав, ответил Миша.

Антон хотел его порадовать и начал писать новое письмо родителям Миши: "ДОРОГИЕ БАБУШКА И ДЕДУШКА! ПИШЕТ ВАМ АНТОН. ДЕЛА У НАС НЕВАЖНЫЕ. НЕДАВНО НАСТЯ ЗАЛЕМОНИЛА МНЕ ЯБЛОКОМ В ГЛАЗ. НАСТЯ - ЭТО НОВАЯ НАША СЕСТРА..."

- Не залемонила, а лимон ведь все-таки! - чуть не заплакала Света. Что ты все печальные новости им пишешь! Радовать бы стариков...

- Расисим ругается: дневник за вторую четверть все еще не подписали! - сказала Настя.

Миша ответил: нервы у него от спины в таком беспорядке, что он уже не вынесет вида ее дневника - подпишет с закрытыми глазами. Пусть Настя лишь ткнет его палец, куда поставить закорючку подписи. А она как раз не хотела этого: в дневнике четверки и пятерки. Одна тройка есть, и то... Надо было прочитать по литературе "снег осел", а она прочитала "снег осёл"...

Света, женское начало семьи, материнская ипостась, стала говорить про то, что пора идти через час на вокзал, в конце концов, они встречают не кого-нибудь, а ее родную маму, без которой ничего этого бы и не было.

- Нас лишили родителей путем прививки образа Павлика Морозова! - Миша горестно начал искать носки. - Все время мы их подозревали и мечтали донести, как Павлик. Мои родители заставляли меня воровать колхозное зерно. Без него скот не выкормишь. И пример Павлика меня терзал прямо... Он-то донес, вот и герой. А я уже не мог... почему-то... но думал об этом... Нашлось одиннадцать одиноких носков!..

Света возразила:

- Дело в том, что наши родители были всегда не на нашей стороне, а на стороне государства, учителей. Их в школу вызовут, поругают, а они все потом на нас!.. Я училась на "отлично", конечно, но были в поведении разные поступки... И как в шестом классе я удивилась, когда у нас появилась девочка из интеллигентной семьи. Ее родители всегда были на ее стороне. Лиза такая Пароходова... Вот тогда я начала что-то понимать...

- Видимо, были у нас воры, - печально стонал Миша. - Одиннадцать одноногих воров унесли одиннадцать одиноких носков...

- Фрейд бы сказал, что тебе не хочется идти на вокзал, вот и...

- А мне он внушает сомнение. Получается, что сознание хитрое, а подсознание - истина. Но ведь то, что под кроватью у Антона - огрызки эти, бумажки, не является сутью нашего сына! Если уж так... Сознание и подсознание... Да, Антон? Ты же аккуратист?!

Инну Константиновну они встретили сразу, как вышли из дома. Как в романе.

- О, вы ко мне, в районо? Да? Надумали? - обрадовалась она.

- Нет-нет, мы на вокзал... встречать.

- А то смотрите: ловите момент! Моменто мори, как говорится.

- Цвета, а бабушку как зовут? Александра Филипповна? Ну... мне не запомнить.

Миша сказал: все очень просто! Отца Александра Македонского звали Филипп. Вот и запомни: Александра Филипповна.

Но Настя вспомнила, как Миша им недавно читал рассказ "Филиппок". Так легко сразу запомнилось!

- Папа, а почему твои... бабушка и дедушка мои... тебя заставляли воровать это зерно? А не сами... - сдавленным голосом спросил Антон видимо, его очень взволновали подробности из детства отца.

Миша не успел ничего ответить, а Настя уже все объяснила: понятно же, взрослых поймают - в тюрьму сразу. А детей... нет.

Очень бабушку свою,

Маму мамину, люблю!

У нее морщинок много,

А на лбу седая прядь.

Очень хочется потрогать,

А потом поцеловать!

такими стихами, выученными как-то в детском саду, Антон встретил бабушку с поезда.

И Александра Филипповна сразу взяла его за руку. Седела она в самом деле красиво - прядями. И гордилась своей моложавостью.

- Дочь, ты чего это горбишься-то? Ну-ка... спинку прямо! - твердым голосом заявила Александра Филипповна Свете. - Не позорь меня на всю Пермь.

- Бабушка! - отвлек Антон всех от скандала. - А я написал письмо в газету: "У вас там работают идиоты, которые считают пауков насекомыми. Но пауки не относятся к насекомым, они же паукообразные".

Настя в это время то подбегала к Александре Филипповне сбоку, то отбегала, то снова подбегала, опять уходила в сторону, после с другого боку подходила. Сумеет ли она нарисовать бабушку так, чтоб та оценила и полюбила? Света сомневалась.

- Бабушка, а я провожу эксперимент по воздействию времени! расхвасталась Сонечка. - Да. Фольгу золотую положила в первый день нового года. В свой ящик стола. И посмотрим, долежит ли она до следующего нового года. Это эксперимент!

Только Миша внес в квартиру две огромных сумки тещи, как сразу же свалился на диван и закрыл глаза. Спина опять отнялась. Александра Филипповна покачала головой, оглядывая тесноту комнат Ивановых. Вот, сказала она с укором, ухаживал за Светиком Валера Киселев в одиннадцатом классе, помнишь, он теперь деловой стал, в завкоме работает, у него квартира из четырех комнат... Мать уязвляла дочь самым уязвляющим уязвлением.

- А мы сами себе господа, - вяло отругивалась Света, ставя разогревать борщ. - Надо "скорую" Мише вызвать, ты за борщом-то посмотри сама, мама.

- Оспода! Вы себе оспода! Конечно... Что это за девочка с вами? Неужели взяли? Надо же! Чужая и свои, какое сравнение - как половик и ковер.

- Мама! Ты лучше уезжай сразу обратно, чем нам жизнь ломать, сказала Света и отправилась за "скорой".

Александра Филипповна раздавала детям гостинцы, загадывая загадки:

- Сколько горошин входит в стакан?

- Я знаю: горошины ногами не ходят! - закричала Настя и получила свою шоколадку.

Вдруг Александра Филипповна посмотрела на часы и бросилась к телевизору. Шла какая-то очередная серия французского детектива. Александра Филипповна сидела перед экраном так напряженно, словно ждала: сейчас ей покажут что-то самое важное, главное для ее счастья. Герой фильма жил в роскоши (по советским понятиям), хотя в советских газетах все писали о нищих на улицах Парижа. Но Александра Филипповна с огромным доверием смотрела на все. Энергии в главном герое было столько, что она просачивалась сквозь экран. Александра Филипповна подкачалась энергией и с огромным напором стала давить на дочь: половик и ковер! Света вспомнила, какой они взяли Настю - одни ребра, на подгибающихся ногах...

- Ты родную мать хочешь выгнать из дома, чтоб чужую девочку воспитывать, да?! - кричала Александра Филипповна.

- Точно. Ты все точно поняла, мама, - спокойно отвечала Света.

- Да мы с Настей еще подружимся, может, правда, Настя? - не изменив тона, сделала поворот на сто восемьдесят градусов Александра Филипповна.

Йог Андрей в это время вышел из туалета и представился Александре Филипповне:

- Я здесь настолько привычен, нечто вроде мебели, деталь обстановки, так сказать, очень рад познакомиться, вот советую принять двадцать капель элеутерококка, бодрит пожилых людей. - Он купил полсумки настойки элеутерококка для Ивановых якобы. За вчерашние хлопоты.

- Какая глупость! - доверительно-громким голосом сказала йогу Александра Филипповна. - Взяли чужую. А деньги? Свои по миру пойдут...

- Мама, но ты же ходила по миру: во время войны вы с братом милостыню просили... И что? Выросла нормальным человеком.

Йог вдруг горячо возразил:

- По миру пойти? Они уже пошли по миру, только... мир сам пришел к ним! Друзья приносят и одежду, и обувь, то, что осталось от своих подросших деток...

Звонок Дороти

Мише позвонила жена писателя К-ова:

- Представляешь! Застала его в постели с другой женщиной!

- Как обидно, - растерянно отвечал Миша. (А что в таких случаях говорят-то? - лихорадочно соображал он.)

- Наоборот! Миш, это же новая шуба мне! - заливалась Дороти.

- Да, плохо быть бедным... - начал вслух в трубку размышлять он. Что с бедного взять? С богатого шубу, а бедного можно только выгнать.

- Ты всегда не то говоришь. Бедного можно под это дело заставить вымыть окна, понял?!

- Понял, - сказал Миша, хотя на самом деле он ничего не понял. На что-то она намекала ему, что ли? Надо у Светы спросить...

Письмо Александры Филипповны

"Здравствуйте все: Света, Миша, Антоша, Соня и Настя! Во первых строках моего письма сообщаю, что доехала я хорошо. Отец меня встретил. Как живет дочь? Плохо, говорю, денег не хватает от получки до получки. Куда она девает деньги? А я говорю: спрашивала то же самое, Света отвечает, что не пропивают, не прячут, не раздают, в карты не проигрывают, в землю не закапывают, в сберкассу не уносят... Мы уже привезли большую телегу навоза на огород, если не украдут до весны, то хорошо, да у нас вокруг у всех украли. У нас пока все нормально, жить можно, чего и вам желаем, всех целуем, но мы купили тушенку 0,5 говяжью, пришлем посылкой, если не вытащат на почте, то хорошо, но у брата вытащили, ему послали дети, вот у всех дети заботятся о родителях, а мы еще ничего от вас не получали. Да дай Бог вам всем здоровья! Деньги экономьте! И такие наши дела. Еще куплю подсолнечное масло и пришлю в канистре. Ваша мама, бабушка, ваш отец и дедушка".

Настя и смерть

- А сегодня ночью я чуть не умерла, да, Цвета?

Света вопросительно посмотрела на Настю.

- А пальцы на ногах сгибались и отгибались, сгибались и отгибались.

- Это судороги, от высокой температуры. Я дала тебе анапирин. - Света принялась целовать девочку, приговаривая, что вылечит ее и спасет.

Миша продолжал семейное чтение Гоголя.

- А что это за парикмахер, который приходит без спроса? - удивился Антон.

- Это смерть приходит без спроса - Гоголь ее назвал парикмахером.

- Очевидно, мы все умрем, - судорожно выдохнула Настя.

На обед Света сначала подала салат в длинной салатнице, украшенный цветком из половины яйца.

- Это называется "Похороны цветка"? - спросила Настя грустно.

Опять у нее эти мрачные мысли в голове! И Света с чрезмерной страстностью кинулась ласкать Настю. Тут Миша вызвал Свету якобы на предмет поиска носков в детскую.

- Ты еще ничего не поняла? - спросил он. - Все это у Насти - только повод получить побольше ласк от тебя! Не тревожься ты!..

В следующий раз, когда вечером Настя опять завела разговор о смерти, Света не тревожась сразу выдала ей три поцелуя, два поглаживания по голове, а также некоторое количество объятий и похлопываний.

Миша, заканчивая чтение очередной главы из Гоголя, солидно произнес:

- Вы слушали чтение "Сорочинской ярмарки" Гоголя. Московское время двадцать часов. А сейчас сообщения о погоде...

Каникулы в Москве

Настя:

- Апельсинищи! Идем мимо памятника Пушкину: сидит на нем голубь! Идем обратно: нет голубя... Пушкин, наверное, потихоньку его смахнул и стоит как ни в чем не бывало. Клево так!.. Цвета, там столько хороших вещей, что стоит толпа, и они еще спросили: "Пермь - это что? У вас там хлеб белый есть? А асфальт?" Я сказала, что есть, но его каждый год ломают и делают, ломают и делают. Может, у них карта кладов, они ищут их... Цвета, Цвета! А шляпы в Москве во-от такие, - ведет пальцем столь сложную линию вокруг головы, что Света спросила: "Ты шутишь?" - "Нет, во-от такие" - и ведет ту же самую сложную линию.

Антон (чертя схему пермского метро):

- Дядя Вася живет в ослепительно сахарных жилых домах, как говорит папа, массивах... Первая остановка пермского метро - "ЦУМ"... Конверт купили, чтобы бабушке письмо послать, а там написано: "Изготовлено в Перми". Продукты в Москве вкусные... Через Каму метро можно провести, нет?.. Я покупал свирель в "Детском мире", она глухо звучала, я хотел поменять, а продавщица как закричит: "Дома знаешь как будет бить по мозгам!"... Я три схемы метро в Перми сделал - на всякий случай. Кольцевая по центру...

Соня (заканчивая лепить из пластилина "Памятник Пушкину" - весь в голубях, которые так размахались своими крыльями, что видны у поэта лишь ноги, кудри и шляпа):

- Мне в Москве понравилось набирать по телефону сто - и тут же тебе сообщают время! Точное! Таким важным голосом, словно после этого время на земле кончается... Только я за что в Москве ни схвачусь, меня бьет молния! Москва искрит как-то... Хотя в Перми я та же Соня, но меня не бьет молния. Папа, мы еще поедем в Москву? В мою?

Миша:

- В мою задумчивую поедем, а не в вашу суетливую и быструю, спешащую Москву! В столице, конечно, тоже загрязненность воздуха, но по сравнению с Пермью воздух кажется чистым! Я детям сказал: дышите сильнее этой загрязненностью, а то в Перми опять будем большей загрязненностью дышать... Продукты, правда, там вкусные. А у нас ешь словно глину - чуть различных оттенков, но одну и ту же глину. Встали мы в очередь за колбасой и дрожим: вдруг не дадут на всех, милицию вызовут, колбаса копченая, и я даже вспотел весь от напряжения: дадут - не дадут. Вдруг кто-то: "Продавец! Почему у вас колбаса на витрине не разрезана? Я как узнаю, с жиром или без?!" Я ждал, что она сейчас ему рявкнет в лицо, а она извинилась и... разрезала колбасу на витрине! А тот недовольно пробурчал: "Жирная" - и ушел из магазина. Только тут я понял, до чего нас в Перми довели... Или шли мы к "Новому миру" - там кинотеатр, по левой стороне, жара почти, капель, окна учреждений распахнуты, и в каждом окне на всех этажах мелькают одинаковые портреты Ленина - ну точно как у Дали на картине "Вызывание Ленина". Дали вот тоже мы купили... очень дорого, правда... Японский! Качество-то!

Картина Дали "Осеннее каннибальство" показалась Свете символом взаимоотношений между столицей и провинцией в родной державе. Из сел вагонами гонят в Москву мясо, а потом пермяки и все остальные рюкзаками его развозят обратно по своим домам. При этом москвичи обзывают провинциалов "мешочниками", а те называют жителей столицы "объедалами всея Руси", и уже непонятно, где одни, где другие, ибо совестливые москвичи еще шлют посылки своим родным и друзьям в глубинку, при этом на время становясь мешочниками и закупая всего помногу... поедают друг друга, конечно, не так изящно, как у Дали на картине, но это поедание по кругу именно на картине отражено... Ой, что это я, подумала Света, Дали еще жив и отменно здоров, если мои мысли до него долетают, то... ой, во второй раз спохватилась Света, какие мысли долетают!.. Сколько во всей стране-то альбомов Дали - сто? Девяносто? И цена альбома кому по карману? - две месячных зарплаты!

- Спи, ангел мой. - Света поцеловала Настю и убрала альбом, выключила свет, мельком взглянув на пакет с японским пиджаком и не подозревая, какие ее ждут перипетии как с пиджаком, так и с Дали.

Одежда в древней Советии

Одежда во времена Брежнева была еще партийной. В театр уже можно было надеть что-нибудь модное, но на работу - ни-ни. Какой переполох вызвал в издательстве Мишин новый бархатный пиджак японского производства! С этого дня Главный начал на Мишу коситься подозрительно. У него вообще была привычка коситься, выработанная специально: в прямом ведь взгляде нет намека, а посмотришь искоса - человек начинает ежиться, думать: чего Главный на меня искоса поглядел, может, работать мне получше надобно? Миша уж всем рассказал, что пиджак ему подарил друг Василий, который растолстел от сидячей работы... Про то, что это "способы общения с Абсолютом", он не говорил. Про то, что три часа в день Василий работает лопатой, тоже ни слова... Главный стал уже доставать Мишу этими частыми косыми взглядами.

А куда деться от косых взглядов Главного? На бюллетень, конечно, тем более что спина каждую весну у него сдавала. Но и тут Главный влепил ему выговор за неявку на ленинский субботник. Это же было сакральное действо, неодолимая вещь - 12 апреля одна тысяча девятьсот древнесоветского года... За это, кстати, Мишу потом премии лишили. А все японский пиджак! Миша уже готов был купить новый, но без премии - денег нет, денег нет - ходит в японском пиджаке. Круг замкнулся. Выход неожиданно предложил ему редакционный художник Петр Кузин, который навестил больного друга по поручению профкома:

- Чувачок, знаешь что... продай-ка ты Японию мне, а то они тебя выживут из издательства. Я ведь в Европу двигаю, к балтийскому морю! Жена-то моя литовка, в Литве еще коммунизм корешки не пустил так крепко, буду там в этом пиджаке... А ты, кстати, когда станешь мне письма слать, не спутай, пиши - Пятрасу Кузинасу, а жена моя отныне Кузинене. - И Петр латиницей на листе бумаги изобразил красиво, как настоящий художник, что нужно написать на конверте. Иначе письмо не дойдет.

Пиджаки, пиджаки, кругом японские пиджаки! Миша шел на работу в один из последних апрельских деньков, а они выскакивали на него из поперечных улиц, бросались навстречу, выползали из подъездов и смутно мелькали из окон автобусов, обретая внутри себя потомков Ермака, скрещенных с аборигенами (коми и манси). Многие пермяки казались похожими на зеленого змия, которому путем доморощенных заклинаний приходилось каждый день превращаться в человека - чтобы зарабатывать на водку, да, на нее, питательную для змия водочку.

Что же случилось? Ведь свой пиджак Миша никому не продал, потому что подарки не продают - есть такая примета. И тут произошла встреча с Кузиным, облаченным в коричневый японский пиджак.

- Старичок! Все в порядке - японцы завезли нам триста тысяч таких пиджаков за опилки Краснокамского комбината... Не знаю, как ты себя чувствуешь в этом инкубаторе, но я-то уезжаю в Литву!

И Миша понял, что если бы революция случилась вчера, то большевики, конечно, изрубили бы все триста тысяч коричневых пиджаков, но поскольку правили уже правнуки их, передельщиков мира, то они не чувствовали, что ради идеи можно пожертвовать красивыми японскими пиджаками. И вот сто тысяч коричневых японских изделий уплыло в область, а остальные носили пермяки: работники обкома, поэты, официанты в ресторанах и студенты.

А что же Главный редактор? Его косые взгляды, конечно, были смяты нашествием японской мануфактуры: отсюда виден пиджак - и оттуда виден пиджак, уже не накосишься, тем более что с поэтами он виделся ежедневно, да и в ресторанах бывал часто. Так получилось, что с утра пиджак и к вечеру в ресторане - пиджак.

А пиджаки носились долго-долго. Причем первые пять лет они вообще выглядели как новые. Кстати, оказались они не совсем бархатными - просто так благородно отливали на свету. На шестом году носки японские локти получили красивые потертости, напоминая японские же старинные предметы, которые высоко ценились за древнюю простоту и странную настоянность на времени. А что касается йога Андрея, то он проносил пиджак всю перестройку и в нем же встретил эпоху рынка.

1 Мая

Кто запланированным воем просится на демонстрацию 1 Мая? Настя, конечно! Это когда у всех высокая температура и грипп диктует постельный режим...

- У меня же нет гриппа!

- Будет, если под снегом продемонстрируешь, вон какие хлопья!

- Это мультичные хлопья, большие, как в мультике... Тем более что нам велели по двадцать веточек принести каждому, а вы мне не разрешили!

- Нечего природу всеблагую губить, Настя! А другие нам не пример. Почему? Потому что в классе сорок человек, умножь на двадцать веточек! А сколько классов в школе? А сколько школ в городе?

- На эти веточки цветы бумажные сделали - для демонстрации.

Света гладила постиранные шторы, утюг шипел, когда она брызгала на ткань водой, и Света тоже шипела: ради демонстрации всю зелень в городе погубить, что ли!

- А мне плохую оценку поставят!

- А нам не нужны хорошие оценки за плохие дела.

Антон, лежа в постели, играл на расстегнутом значке, пальцем щелкая по игле застежки: тым-тым-тым.

- Я скоро в музыкалке буду.

А Настя играла всеми хамелеонами своей души: премилому Антошечке все можно, а ей ничего. Всего-то мечтала: на демонстрацию вместе с Мишей, а он... а они... Антон уже играл на туго натянутой нитке: дныз-дныз-дныз.

- Я все держу как смычок: и ложку, и хлеб. Не зря хожу на подготовительные курсы в музыкалку. Скоро поступлю и...

Ладно, сказал Миша, пошли, Настя! Он выпил жаропонижающее и начал одеваться. Миша, ты быстрее можешь? Он задумался: может или нет? Мультичный снег падал, казалось, прямо внутрь, на сердце, - там что-то шипело. Еще быстрее ей - вы подумайте!

- До свидания, кисточки! - помахала Настя своим корейским новым кисточкам и бросилась в шум-гам праздника, представляя, как она будет забегать вперед колонны и дирижировать ею, потом отставать и подталкивать ее сзади.

Уже через полчаса Света услышала за окном голос мужа:

- Тетя Паня, вы Настю не видели? Мы с ней пошли на демонстрацию, а она вдруг исчезла...

- Дуги-то гнут с терпением, а не вдруг, - ответила дворничиха. - А почем нынче свежие огурцы? О-о, кожедерство какое, о-о...

Огурцы, значит, Миша купил, когда заходил в магазин искать Настю. Апчхи. Боже мой. Апчхи. Боже мой. Дныз-дныз-дныз. Антон, прекрати, и кто это, Настя пришла? Но позвонил йог Андрей, а не она. А у нас грипп. А у всех грипп - он антигриппин принес. Водка? О, у нас Настя вместо алкоголя так взбадривает... и обеспечивает непредсказуемость жизни, как у тебя алкоголь.

- Я ноги до колен износил в поисках этой дуры, - рассказывал Миша, сохраняя народно-тети-Панин стиль. Мультичный снег продолжал падать под громкую маршевую тра-та-та за окном. Йог усмехнулся: алкоголь как генератор непредсказуемости - Ивановы все еще помнят то его приключение, значит...

- Секретарша Аня тоже недавно напомнила, как я к ней в трусах... и босиком поутру.

- У тебя есть своя секретарша? И труд пишешь, как Василий? О!

- У меня нет своей секретарши. Но чужие-то секретарши у меня были...

Насти нет. И хорошо, подумал Миша. Тихо так без нее. А, это музыка за окном утихла, значит, демонстрация закончилась. А жаль. Сейчас ведь она придет. И точно: за окном голос:

- Сорок один - ем один! Все шарики мои! Жентос, не трогай! И ты, Сидор, уйди. Мои.

Со связкой разноцветных майских шаров ворвалась. На самом деле она понимала, что Миша имеет право обижаться, ведь сама ему говорила: "Вместе, вместе!" Умоляла его. И он выпил две таблетки, чтобы с нею пойти... Но если сделать вид, что она не понимает этого, то Цвета поверит или нет? И Настя зачастила: все там несут в руках что-то: кто гармошку, кто ветку с цветами, кто - портрет, кто - ребенка, и только Миша вышел пустой, как дурак, один такой, а ведь он взрослый - должен понять, что так нельзя. Вот она и побежала догонять маму Лады - увидела ее с шариками и догнала! Всю демонстрацию вместе прошла, до трибун. Дныз-дныз-дныз - прозвучало в наступившей тишине. Антон, прекрати наконец!

Настя сняла пальто, не выпуская связку шариков из рук, она изо всех сил держалась за них, потому что они напоминали, как она шла среди празднично одетых трудящихся. Правда, погода не располагала трудящихся к солидарности, сыпал снег, но Настя видела, что были энтузиасты, которые вертели сияющими лицами во все стороны, как милицейские лампы-мигалки, посверкивали белозубыми улыбками, словно призывая... а может, они были уже под мухой, подумала Настя.

- Настя, ставь градусник, - тихо сказала Света.

- Нет, пусть она демонстрирует, - заорал Миша. - Она же любит демонстрацию с шариками!

Антон дул разнообразно на дудочке, мечтая, что это какая-то торжественная музыка, но йог Андрей вовремя помог ему - на губах он довольно красиво заиграл марш "Прощание славянки": прым-прым-прым.

- Вы, меланхолики, ничего не знаете о текущем моменте! - Йог взял в руки бутылку с антигриппином. - А кто так громко звонит? Я надеюсь, они не с пустыми руками.

Свое лицо торжественно внес писатель К-ов. Такое лицо надо носить, говорил взгляд Дороти, его второй жены, - и, возможно, последней.

- А Дороти потащила меня к вам смотреть Дали! - Писатель по очереди поцеловал у дам ручки и устроился на диване. - Забыли мы бутылку рислинга приготовили и вот... дома оставили.

- Значит, будете чай пить, - сказала Света, ни секунду не верившая в то, что забыли. Просто люди экономят все время... на что-то. Антон пожалел, что игра в парад так быстро закончилась: он всего два самолетика из газеты сделал - хотел пускать на параде, вот так.

- Убери это безобразие. - Света показала ему на самолетик, размокший в стакане у писателя К-ова. - Иди принеси чистый стакан. Вам с синей Настасьей можно поужинать в детской комнате.

- Сейчас, я только выпущу все через трубу и уж потом заправлю баки горючим - поужинаю. - Антон скрылся в туалете.

- Он мечтает стать летчиком или космонавтом, - наскоро пояснила реплику сына Света и достала с полки альбом.

Писатель К-ов великодушно согласился послушать о Дали, ведь если посмотреть со сто двадцать пятой точки зрения, то в будущем космонавту на неизвестной планете легче адаптироваться к странностям, если знает такие картины...

Миша вдруг стал вспоминать: в детстве он играл в космонавта: кошку завязывал в платок и крутил вокруг своей головы - это была центрифуга. Потом кошка спала очень долго.

- А мы-то спрашиваем у судьбы, за что все болезни и прочее. - Света широко раскрыла глаза. - А ты кошку мучил, и теперь надо расплачиваться...

- Да она потом жила еще сто лет!

- Вот так... все понятно...

Йог Андрей прошептал что-то вроде "карма" и мирно отключился.

Сонечка на всякий случай взяла Безымянку на руки.

- А я знаю, почему сказки хорошо кончаются! Потому что мы фашистов победили. Если б не победили, то в сказках бы Кащей сам всех съедал...

- Деточка, ты уже Дюма начала? - изумленно спросила Настю Дороти.

- Ну, Миша-то нам читает... каждый день! - Настя согрела голос максимумом восторженных нот, какие смогла выдать, чтобы помириться с домашними.

А Света все искала подходящую паузу, чтобы вставить слова Льва Израилевича: да, плохих людей, может, больше на земле, но жизнь идет вперед благодаря хорошим. Кстати, почему его сегодня нет? А раз нет, то пора бы и остальным по домам - она демонстративно раздала детям градусники, и тут в дверь позвонили. Но это не Лев. Это Лю с сыновьями. А у нас грипп! А у нас тоже, ответила Лю. И с гриппом, значит, она пошла к Ивановым, возмутился про себя Миша, но Света взглядом сказала ему, что нужно все вытерпеть.

- А то сказки будут плохо заканчиваться - победой Кащея, - прошептала она.

- Чашек не хватает!

- Сейчас... Миша мне на юбилей свадьбы подарил пару. - И Света достала завернутые в целлофан с бантиком чашки, при развертывании одна распалась на части - была разбита, но искусно скреплена целлофаном.

- Да разве можно в нашем государстве покупать что-нибудь в целлофане! - завелась Лю. - Мой благоверный цветы мне взял завернутыми... и что! Все сломанные оказались.

Тихим ангелом пролетел образ родины.

- Ладно, к счастью, - решительно всех успокоила Света. - Не будем много об этом... Как говорил мой дед, если бы ничего на свете не билось, не ломалось, то для кого заводы бы работали...

- Праведница ты наша! - Шерстяной свитер Миши пришелся Свете на щеку.

- Брат, достань там из сумки две бутылки водки, - сказала Лю закуривая.

Из детской доносилось: "Дура", "А вы осеннее каннибальство вообще", "Скелет", "Фиг его знает!".

- Что это еще за "осеннее каннибальство" такое? - спросила Лю.

- Альбом Дали купили - будешь смотреть? - Из последних сил Света старалась быть любезной с гостьей.

- Ну, поплачете вы, давая детям такие образцы! - усмехнулась Лю.

Света заметалась внутри себя в поисках положительных качеств Лю: не жадная, красивая, с юмором... А главное, что через этот крепкий узелок прошла нить ее, Светиной, судьбы - она через нее с Мишей познакомилась, нужно все вынести. И шарики под потолком своим шамански-мудрым покачиванием из стороны в сторону словно подтверждали это. Прилетел самолетик из детской - опять в чай!

Уже плачут

- Света, хватит! - Миша не находил слов для жены.

- Склеить Дали! Зная, что это для меня очень дорогая книга, да она и в самом деле двести рублей стоит! Нет, не могу... Мы должны сдать ее в детдом, сил больше нет! О мамочка, ты же говорила мне... Боже мой... Все мне говорили... Тетя Паня! Писатель К-ов, Лю, наконец.

- Ну, она же робко так склеила. - Миша размочил край альбома и разрезал страницы. - Репродукции не пострадали!

- И не сознается! Значит, так и жить - ожидая, что испортит нам завтра-послезавтра? Я не хочу так жить. Мама говорила, все мне это предсказывали, а я... Глаза выпучила и свое: другая среда, другая среда все исправит...

Миша сдался: в конце концов, ему тоже все это... Осеннее каннибальство...

- Главное, Настя говорит: последней смотрела альбом Лю. Вечно она оговаривает людей! Насте пока про детдом ни-ни...

- Наконец-то! Давно бы так! - обрадовалась Инна Константиновна, прочтя заявление Ивановых о детдоме. - Я вам всегда говорила, а вы талант, талант! Вот и вся ее любовь к искусству: искусство склеила.

Видеть ликующую Инну Константиновну было тяжело, но Света в озлоблении уже потеряла свою функцию приращения.

- Пока Насте ничего не говорите, а то она вам все альбомы заклеит. Инна Константиновна клацнула своей белоснежной вставной челюстью.

- Она... Настя... не очень виновата, ведь кто недополучил в детстве любви... У меня отец из детдома, я знаю. Но у нас просто силы кончились, пыталась что-то доброе про Настю сказать Света.

- Да-да-а, - по-своему поняла Инна Константиновна. - Для таких единственный путь почувствовать себя значительными - зло... В общем, пока я оформляю, Насте ни слова не говорите!

Легко сказать: не говорите! Фигура умолчания буквально стояла в квартире. Света о нее спотыкалась, фигура росла, пухла, нельзя было пройти по комнате, чтоб не стукнуться о нее. И Света потащила Мишу из дому, в кино хотя бы...

Света уже красила губы, и Настя ей заметила:

- Ты могла бы сейчас затеряться в парижской толпе!

Слова были Мишины, но само умение вовремя сказать, прилепиться, понравиться - собственное, Настино. Хватка у нее, конечно...

Миша по дороге говорил: ничего, в детдоме она не пропадет - щеки вон налиты румянцем, руки налились силой. А помнишь?..

- Ну как Настя? Что рисует сейчас? - спрашивали в фойе у Ивановых знакомые - Света вздрагивала и что-то мямлила про Дали.

Света любила Тарковского: золотое освещение лиц, полутени, рембрандтовские говорящие глаза. Но тут шприцы в фильме опять напомнили ей вечные уколы Насте... Вдруг рембрандтовское ушло с экрана и хлынуло многоцветье Зоны, словно с картин Насти полилось раздолье красок. Операция над душой Светы шла под наркозом искусства, так что казалось, делают ее другим (то Писателю, то Ученому). Это им больно. Но вдруг режиссер забыл про наркоз: на экране пошли сплошь сломанные рельсы, проржавевший металлолом, шприцы уже покореженные... это страх перед Комнатой, где сбываются желания. Даже не так: сбываются там сокровенные мечты. Но что, если кто-то спутает сокровенное с выгодным? Ведь все сбудется, все!

Света вошла в Зону вместе с героями и сейчас тоже спросила себя: какие у нее сокровенные мечты? У нее, Светы Ивановой, жены Миши и матери детей, и... и Насте не чужой... В Зоне герои должны по телефону сказать это сокровенное, а в жизни последние дни Света только то и делала, что говорила сама с собой. И она сказала без всякого телефона: пусть Настя останется у нас и вырастет человеком! Проговорив это, Света вышла из Комнаты.

Показался откуда-то из буфета йог Андрей и подарил им афишу "Сталкера" на английском языке.

- Заметила, как девочка двигает стакан взглядом? - спросил он. - Вся надежда на парапсихологию, йогов и экстрасенсов.

- Надежда на чудо, - сказал идеалист Миша. - А Настю мы не должны сдавать. Надо еще стараться.

Света сжала его руку, как в примитивном кино или романе. Это плохие мысли о Насте сделали их беднее на слова и жесты, сразу подумала она, но они еще постараются, и... другие найдет Света выражения чувств для мужа. Достойные...

Дома было прибрано, как всегда, когда Света и Миша уходили куда-либо. Настя лучилась: ну как - Фэ и Бэ в обмороке не валяются? (Она знала, что Миша обычно после фильма произносит: "Феллини в обмороке от зависти уж не валяется" - или: "Бергман без чувств не слег".)

- Такое кино, - сказала Света. - Когда-нибудь я вам расскажу... лет через десять - двадцать. Напомните, и я расскажу. Все.

- Фантастика? - спросил Антон, раскручивая афишу. - Интересно, мы одни во Вселенной или нет?

- Если одни, то должны пылинки друг с друга сдувать, - повторила Настя чью-то реплику, но Свете некогда было вспоминать и анализировать. Надо думать, как завтра у Инны Константиновны заявление выпросить.

Мы работаем

- Вы видели "Сталкера"? - спросила Света.

- Тарковский - это не мое. - Инна Константиновна относилась к людям, у которых заготовлены ответы на неприятные вопросы.

- А мы видели. Вчера... И решили подождать, не сдавать в детдом.

- То, что вы решили, меня не касается. Я здесь работаю, мы все работаем, а не в игрушки играем. Вы написали заявление, я дала ему ход. Ждите результата.

- Но мы передумали, Инна Константиновна, голубушка! Прийти к вам меня заставил фильм... - Света не жалела себя - упрашивала, говорила банальности, плакала. Она довела Инну Константиновну до бешенства.

- Злом победить зло невозможно, - продолжала свое Света. - И мы наконец это поняли...

Инна Константиновна надевала пальто: у нее давление - верхнее инсультное, а нижнее - инфарктное, так что лучше не надо!

И это с таким-то давлением она идет на вторую работу (кажется, логопеда), а не берет больничный, думала Света. Железная женщина! Но мужчины могут все. Пошлю Мишу.

На юг

- Из Одессы вышли Бабель, Олеша, Катаев, а вошли туда совсем другие люди... - рассусоливал Миша. - Хорошо, что Лев Израилевич летит одним рейсом с вами: если что, поможет.

- Аэрон взяла, кулечки... четыре штуки, - вычеркивала Света из дорожного списка то, что уже уложено в сумки.

- В Одессе не стало того, что раньше, - нет одесситов. Раньше что: юмор, одессизмы, а сейчас... Говорят, что в Ленинграде так же вот не осталось ленинградцев... Что ты тянешь руку?

- Подай стопку носовых платков! Где сумка на колесах?

У Насти в глазах уже было написано нетерпение пчелы-разведчицы: побывают у матери дяди Левы, а это новое медоносное пространство. И дом родичей Миши тоже, но там тетя Люся с сыновьями, там мало что перепадет.

- Дядя Лева, я скажу вашей маме, что вы - самый умный в Перми! заранее распланировал Антон.

Настя поняла, что он так хитро будет выманивать что-нибуль вкусное у Баси Абрамовны, нет уж, она первая спросит: есть ли шкатулка с украшениями, есть ли там то, что никто не носит?

В самолете Настю вырвало восемь раз, шесть раз она сбегала в туалет. Наконец у нее вышло все через верх и через низ, так что один воздух циркулировал в организме туда-сюда.

- Цвета, какая мука, - выдавила она неестественным телевизионно-интеллигентным голосом.

Это не поездка в гости, это испытание, подумала Света... Очнулась от запаха: Лев Израилевич тер ей виски мазью "Звезда" и при этом испуганно тряс остатками курчавости.

- Светочка, нельзя же так близко к сердцу все, м-м... Не знаю, как вас оставлять такую! Я ведь с мамой попрощаться еду. Пока уезжаю один...

Куда? В Канаду. В какую Канаду? В такую... брат давно уже там. Все живут двойной жизнью, а Лев Израилевич - тройной. Все на работе говорят одно, дома, на кухне, - другое, а он еще ночами письма от брата читает.

- Вы меня отвлекаете так искусно? Или это правда?

- Правда, я уезжаю. Заставляют...

До Светы доплескивалось, что на работе у него скандал: из творческого кружка, который он вел много лет, одна студентка повесилась. Правда, ее удалось спасти, но записка попала в руки КГБ, что-то про подлость советского режима... Как она будет жить без его советов?

- Одесса-мама, - донеслось откуда-то. Света была как автомат: сумка на колесиках - раз, сумка "инь и ян" - два, рюкзачок Антона - три, Сонечка, дай руку, Настя, держись за дядю Леву!

Сели в автобус, и он вдруг так резко дернул с места, словно его попросили зуб вырвать! Дети повалились на Льва Израилевича, а Света на них. В Канаде так не дергают, наверно, почему-то пронеслось в мыслях.

- У вас, Бася Абрамовна, шкатулка есть? - спросила первым делом Настя.

- Пошли скорее к врачу, а то мы ее опоздаем, - ответила Бася Абрамовна (типичный одессизм, подумала Света).

Но Насте совершенно не хотелось идти:

- У меня все прошло!

- У тебя все прошло, как я - девушка, - мелькая со стаканами чая, говорила Бася Абрамовна. - Левушка, тебе покрепче? А вам, Светочка? Сейчас жасмин... вот. - Она сорвала розовые лепестки с цветка на окне и каждому бросила в чашку по щепотке благоухания.

За чаем Антон успел сказать, что дядя Лева - самый умный человек в Перми. Настя испугалась, что теперь его задарят подарками.

- А шкатулка с украшениями у вас есть? - снова пошла она в атаку.

- Айнф! Пойдемте, я вам что-то покажу, - таинственно подмигнула им Бася Абрамовна.

Настя вздрогнула от предвкушения. Но вместо шкатулки старушка показала им балкон, весь уставленный ящиками с цветами. И большинство из них закрыли уже свои бутоны до утра.

- Закрываются цветы - спать ложиться должен ты, - прошептала Бася Абрамовна.

- Открываются цветы - просыпаться должен ты, - продолжила Сонечка, мечтая о завтра. - Мы у бабушки поедим в саду всего!

Настя сразу поняла, что Сонька подпевает Басе Абрамовне, чтобы побольше ей из шкатулки досталось завтра, тихая-тихая, а внутри-то... сережки уже примеряет, которые ей подарит баба Бася!

- Я вам, Светочка, стол свой письменный подарю, когда уеду, - вдруг сказал Лев Израилевич.

- И мы его будем называть "стол, который не поехал в Канаду", - вдруг поняла Света.

- Куда ты поехал? - залилась слезами Бася Абрамовна. - К Изе в Канаду?

- Бася Абрамовна! А когда вы нам шкатулку откроете? - гнула свое Настя.

И Света взорвалась: когда это кончится, где брать силы! Но Бася Абрамовна сразу открыла старую шкатулку, крышка которой держалась на одном шпингалетике-гвоздике. Насте достались серебряные старинные сережки, а Соне - бусы из кораллов. Антон получил таймер, присланный Изей из Канады. Дети уже спали с открытыми глазами. Но Настя свернула губу в очередную фигуру, приготовленную для воя: если ей бабушка Бася сейчас же не проткнет уши и не вденет подаренные сережки... Бабушка взяла иглу, одеколон, и через пару Настиных громких выдохов все было кончено.

Два менталитета

Александра Филипповна, мать Светы, обычно ругала своих детишек, которым было давно за тридцать, а они обижались, что подтверждало ее версию их глупости и детскости. Александра Филипповна думала: почему они обижаются, как дети, и когда они уже вырастут?

У Баси Абрамовны другой вид материнской любви. Это любовь тихая и глубокая, давящая в одну сторону. Она обкатывала ее сына так, что ему казалось: мать вообще его не воспитывает, как камню в реке кажется, что воды вообще нет, так она незаметно струится.

- Вы никогда, наверное, Бася Абрамовна, не нервничали, - завистливо сказала Света, - потому что у вас вырос вон какой сын.

- Разве это вырос? - спросила Бася Абрамовна. - Чтоб у вас было столько денег, как вам кажется, что он вырос. И дождусь ли, когда они вырастут?

- Зато, как все еврейские мальчики, он был послушен, - продолжала свои плоскости Света.

- Разве я вам не рассказывала? - спросила Бася Абрамовна, как будто они уже встречались много раз, а не впервые сели поговорить. - Левушка был хороший мальчик, но связался с компанией... такой! Бросил книги, приходил домой в три часа ночи. Иногда его приводили. Но если б я думала, что мой сын думает только об выпить, так ладно, а он же еще стал после думать, да-да, только об погулять. На курсе была гойка, по причине ее непереносимой красоты Лева безвременно женился... Объегорила моего Леву. - Но тут Бася Абрамовна вспомнила, что Света - тоже не еврейка, и смутилась...

Пора было на автостанцию, и Лев Израилевич пошел провожать.

- Светочка, помните всегда, как делала моя мама: она выспится сначала, а потом уж... сына беспутного... поражает горестным видом.

За поворотом показался троллейбус. Мы еще увидимся в Перми? Света припала к остаткам курчавости Льва Израилевича. Да-да, я вам еще стол должен подарить, как обещал. Что мне стол - разве он заменит!.. А мне вообще в Канаде ничто никого не заменит.

Свекровище

- Люди стали ленивыми, вот и живут бедно! - выговаривала свекровь Свете. У Светы сразу нервно зачесалось глубоко в ушах, пыталась мизинцем почесать - не достает. А прошло лишь две недели жизни в гостях.

Света улыбалась какой-то неестественной, отчаянной улыбкой. Она думала, будет ли спасать свою свекровь, если вдруг ту... ну, в общем, паралич хватит. Горячая и молодая Александра Филипповна, тогда просто Сашенька, двадцати семи лет от роду, как сейчас перед глазами: ныряет в постель к парализованной свекрови, обнимает ее и засыпает. Она отогревала безмолвную старушку своим телом - сейчас бы сказали, что лечила биополем. И вылечила. А старушка даже не была в полном смысле слова родной - она взяла Светиного отца из детского дома уже большим, кажется, лет двенадцати. Он был несчастного 1928 года рождения: родителей раскулачили, а ребенок оказался в детдоме... А Света? Сможет ли она своим телом согревать?.. Но ведь с тех пор медицина ушла вперед и есть лекарства от инсульта, вот что.

- Ленивые мы, конечно. Но не виноваты... Родились-то от кого? При Сталине самых неленивых расстреляли, остались в живых серые, незаметные. Наше поколение родилось от таких...

Когда Миша приехал через две с половиной недели, он ничего не знал об этом разговоре (Света не успела написать), и мать сразу высыпала всю обойму: ленивые, бедные, для чего учились столько лет в институтах-то, где ум... А Миша отвечал:

- Ты думаешь, что я умный? А я не умный, я просто здесь родился и живу.

Возвращение

- Малиновое варенье возьмите! - Свекровь протянула трехлитровую банку. - Кордовый отрез, Света, мне не нужен, а ты сошьешь себе...

- Часы возьмите: нам надарили их столько, - свекор махнул рукой в сторону шкафа, - Миша, выбери, какие понравятся!

- Стены-то хоть оставьте! - усмехнулась Лю, которая здесь же отдыхала со своими сыновьями.

И Света поспешно стала застегивать замки на всех сумках: ничего не надо, тем более - кто понесет, ведь у Насти на правой руке мозоль от тугой ручки телевизора, а у Антона - от удочки...

- Люсенька, сходи в сад, ведро яблок-то принеси на дорогу! Брат у тебя один. - Свекровь Светы явно заслужила, чтобы ее в случае чего невестка отогревала своим телом.

Но в самолете, когда Миша всем раздал по яблоку, Антон сразу перекосился: кислятина!

- А я все равно съем - буду характер на них воспитывать! - бодрился брат своей сестры, то есть Миша.

Настя, выпив полтаблетки пипольфена, сладко спала всю дорогу. Но вот внизу показались скелеты вечно строящихся предприятий. И эти ребра недостроенных зданий еще раз напомнили Ивановым, что ждать отдельной квартиры не приходится. А как не хочется видеть соседку!.. И впереди сентябрь, надо Насте столько всего купить, да Антону виолончель, а еще пианино... Света так устала за отпуск!..

- Пермь! - проснулась Настя. - Цвета, я хоть с дачи, хоть из Одессы возвращаюсь в родной город - он как новенький!

...Первым пришел в гости Василий, и дети закричали, что плечи у него стали шире! Во всех местах, добавила Света.

- Да, что я вижу на твоих нижних плечах... джинсы!

- Устроился на такую работу: платят бешеные деньги почему-то...

Света думала: вот только немного отдохнет от летнего отдыха, сразу начнет искать третью работу, надо столько всего покупать детям.

- Я так вырос, что раковина мне низко, - заявил Антон, вытирая руки.

- Все равно Антон какой-то споткнутый весь, - поморщилась Настя. Вот я выросла так выросла! - И она прошлась по комнате, неся на голове невидимый кувшин.

Вскоре Настя уже побежала к Ладе, захватив яблок и разных ракушек, и в дверях столкнулась с йогом Андреем.

- Ну что, все еще занимаешься медитацией? - с ходу спросил друга Миша.

- Да нет, я сейчас наблюдаю себя как проекцию мирового духа, - не моргнув глазом отвечал Андрей. - Ну, рассказывайте новости!

- Самая большая новость, что Лев Израилевич уезжает в Канаду, сказала печально Света.

И вдруг Василий заявил: хорошо, что эти евреи уезжают, - навредили уже довольно русскому народу, хватит, масоны они!

- А я смотрю, вислоусый у тебя видок стал: косишь под русопетов? удивленно произнес Миша. - Откуда ты этого набрался?

Вбежала Настя: взять тетрадку. Они с Ладой задачки придумывают задали же придумать десять задачек за лето! Веки у нее были густо намазаны чем-то блестящим. Света завибрировала: что это?!

- Блестки! Елочные игрушки натолкли. Красиво, да?

А что загноится кожа, а на лице так трудно лечить гнойные раны сразу в мозг может инфекция перекинуться! Света уже кричала. Света кричит, а Настя спокойно спрашивает Мишу: какие можно придумать задачки?

- Очень простые. Девочки истолкли двадцать килограммов елочных игрушек для украшения морд. Утром они израсходовали два килограмма, а в обед - четыре. Сколько килограммов осталось на вечер? - Миша спокойным голосом диктовал, а Настя бесилась, но не могла возразить - сама же просила помочь с задачками.

- Любая проблема - это же приглашение к творчеству, а ты, Свет, в крик, - заметил йог Андрей.

Света протирала зеркало, оно вопросительно взвизгивало. И тут в его овал вошел Василий. Он сказал:

- Запад, - он важно и даже величественно, умным голосом повторил: Запад! Он зарылся в благополучие, в процветание... Без паблисити нет просперити!.. Они ж дрожат над просперити и постепенно забывают, что, конечно, это нужно было, но для души.

- А зато у нас какое преимущество? - Миша весело рассуждал, потому что ему весело было вообще рассуждать. Что в лоб, что по лбу. - Мы выживаем, как герои дарвинизма, все силы уходят на выживание, брошены в бой. И тоже душа в стороне... где-то...

Василий с неслышимым миру зубовным скрипом сказал:

- Тебе, Миш, весело, подхихикиваешь, а это значит, что душа у тебя не болит. Вот Андрей Тарковский в Москве, я слышу, уехал на Запад - и что? Не стал давать бесплатных интервью. И чего добился? Журналисты просто не писали о нем ни строчки. Нет чтобы немного цену снизить! - смекалисто сказал Василий, тряхнув одним из подбородков. - Запад развратил его.

- Если б Запад его развратил, он бы давно процветал, усек бы, сколько брать и выгоднее что...

- Миша, тут серьезный разговор, а ты уходишь от серьезного разговора, - с большой мукой в своих маленьких глазках сказал Василий. В его лице все было красивое: глаза правильной формы, прямой нос, чистая кожа, высокий лоб, но все части были словно взяты вслепую из разных наборов во время какого-то сверхсрочного аврала. Света увидела вдруг огромный - от неба до земли - плакат на грубой шероховатой бумаге, сделанный кричащими случайными красками. Пронзительно красный Василий выталкивает бегемотьим животом за рубеж маленького лимонно-желтого Льва Израилевича. Внизу, как полагается, злобно-зеленая ершистая трава, а вверху несколько синих мазков на пустой целлюлозе...

- Больше чтоб не было ни слова про масонов! - приказным тоном выдала Света Василию. - А то...

Забегая вперед, скажем, что Василий понял ее с первого раза. И тема была закрыта раз и навсегда.

- Миша! Папа! - дико закричали на улице Настя и Антон. - Идите сюда! Скорее!

- Мама из тюрьмы пришла! Миша, помоги! - орала Настя.

Миша начал надевать носки, потом долго завязывал шнурки на кроссовках. В форточку донеслось Настино: "Скоро вы там? Они меня в гроб вгонят, эти меланхолики". Насте казалось: вечность уже прошла, а Миши нет.

Он вышел во двор. Темнело. Настя пыталась поднять с земли огромную тушу. Миша брезгливо стал помогать.

- Я не пьяная... я просто упала.

- Мама! Мамочка! Ты узнаешь меня? Я - Настя, Настя!

- Ты - Настя... Узнаю. А это Сережа, - мать Насти показала в сторону Антона. - Ты, Андрюша, дружно с Настей?

- Чего она меня то сережит, то андрюшит, - зло пробурчал Антон.

Вдруг мать Насти крикнула куда-то в сторону:

- Коле-ок!

Настя стала урезонивать мать: тише, не кричи.

- Коле-ок! Коле-ок! Иди сюда! У меня деньги есть.

Никто не подходил. Что делать? Миша помнил, что Новоселовы жили в первом подъезде, но совершенно не знал, есть ли у матери Насти ключи, откроют ли там соседи. Все-таки все двинулись к подъезду номер один. Движения у матери Насти были как у Буратино, деревянно-упрощенные. Вдруг на площадке ноги ее начали разъезжаться в разные стороны, и она села. Настя заплакала.

- Давайте ее сюда! - крикнул участковый милиционер, бегом поднимавшийся по ступенькам. - Это Новоселова?

- Она, она, - частила бабушка с Тобиком. - Вот и хорошо!

- Гуси! Ну гуси... - стала подниматься мать Насти.

- Густь да утка лебедю не пара, - ответила бабушка с Тобиком. - Она ведь задушила тетю Паню за тридцать рублей! Я вхожу в квартиру, а Паня уже лежит...

Настя истерично заголосила:

- За два часа успела! За тридцать рублей! За тридцать!

Невидимый кувшин слетел с ее головы: еще час назад она держалась прямо, и вот уже сгорбленная, в соплях бредет между Мишей и Антоном домой. Бабушка с Тобиком идет следом и причитает: зачем Паня пустила эту гадину в квартиру - не знала, наверное, что соседей дома нет, крепкая была такая, еще могла двадцать лет прожить... после тюрьмы человек уже не человек... У подъезда стояла "скорая", на носилках выносили тетю Паню. Мише показалось, что глаза ее несколько раз моргнули, но он лишь сказал себе: темно, вот и показалось. Бледно-розовые мальвы вовсю цветут, тети Панины...

Света сразу начала причитать, как бабушка с Тобиком: тетя Паня была еще крепкая, голосок чистый, поставленный, словно у артистки, которая играет героиню из народа. И курила она, как артистка, словно в старых немых фильмах своего детства подглядела этот жест салонный: откидывала красиво сигарету в мундштуке... Детство, конечно, прошло в деревне - отсюда ее любовь к цветам, вышивки тоже все были цветочные: скатерть в анютиных глазках, коврик с розами, шторы с какими-то фантастическими волшебными алыми бутонами, окружала себя цветами, записывала добрые дела, кому это мешало...

- Послушай! - остановил ее Миша. - Если каждому дается по его вере, то тетя Паня уже в раю - за добрые дела. Правда, ее тетрадка с записями добрых дел может тянуть ее вниз, но...

Звонок в дверь. Света побежала в коридор - навстречу ей ползли три бледных червяка. Антон тут их поставил в открытой банке, а они захотели путешествовать. Света быстро собрала их в ладонь и так, с букетом из бледно-розовых червей, открыла дверь. Вошла бабушка с Тобиком:

- Не спите еще? И хорошо... Звонила я в больницу-то - будет жить наша Паня! Настя, слышишь? Может, и посадят твою мать, да хоть не расстреляют.

И тут же невидимый кувшин вспрыгнул на Настину головку - она распрямилась и кинулась настраивать антенну на телевизоре.

...А тетя Паня скоро выписалась из больницы, но клумбы свои не холила и не лелеяла, и мальвы стояли полузасохшие. На вопросы Светы о самочувствии она неизменно отвечала:

- Спасибо, ничего.

Суд состоялся в октябре, матери Насти дали семь лет строгого режима. На другой день тетя Паня повесилась. Видимо, биополе от душивших ее пальцев, словно пуля со смещенным центром, было уже пущено по организму ее души и, пока не измесило все, не отпускало... Бабушка с Тобиком прибежала за Светой. Записки никакой не было. Вместо записки на стенке висел свежевышитый ковер с жуткими темно-фиолетовыми цветами. И сама тетя Паня висела с таким же темно-фиолетовым лицом.

Светлые мысли

Прошло три года по древнесоветскому исчислению. Стол, который не поехал в Канаду, много знал светлых мыслей. Светлые мысли срочно понадобились по самым неожиданным причинам: 1) прошли митинги протеста: обижались на весь мир, который не обрадовался меткому ракетному попаданию в южнокорейский самолет; 2) власти разогнали городской Клуб любителей фантастики и т. п. Светлые моменты были под рукой, только нужно было их заметить. Миша считал: очень хорошо, что всех митингующих загнали в узкий издательский коридорчик без окон, закрыли тщательно двери в кабинеты и включили жужжащие лампы псевдодневного света. Народу было мало, часть писателей якобы нырнула в запой, некоторые разъехались по дачам. И это, возможно, зачтется им свыше по более светлому разряду, чем их многотомные сочинения, вызывающие язву у редакторов.

Света не ходила на митинг в свою школу, потому что у нее был отпуск по уходу за Дашей. Да, ведь тут родилась ее Даша.

А Антон уже учится в музыкальной школе, а Настя - в художественной. Тем временем магия власти начала шелушиться и осыпаться, и все получалось, как у дурака в сказке, - наоборот.

Тризну по КЛФ отмечали у Ивановых, и это было одно из самых веселых сборищ, потому что наши любители фантастики уже отвязались от своих надежд и поплыли в волшебном сияющем вакууме безнадежности. Когда в обычный воскресный полдень на заседание КЛФ приплыла дама из обкома и сообщила, что Ле Гуин пугает третьей мировой войной...

- Кто будет собирать ядерные грибы после ракетного дождя? - закричал подполковник Алешин.

- А что, последствия третьей мировой будут радовать? - тихо возмущалась Света.

- У этой дамы было трудное эмбриональное детство и тяжелое предыдущее воплощение, - заметил йог Андрей.

- Окружили и отрезали! - докладывал подполковник какому-то неведомому - самому высшему - начальству, которое может наказывать власть имущих. - Окружили и отрезали!

Антон и Соня появились из детской: мол, Даша проснулась. Даша проснулась, чтобы краснеть щеками и блестеть зубами и чтобы родители поняли: идет новое поколение, которое, может, изменит порядок вещей. Миша понял это сразу, потому что он не пил - ему же идти еще прогуливать Дашу, а она же запросится на горку, откуда ее трудно уводить. Горка для Даши половина мира. Мир-то ребенка невелик, и гора - целая половина его. И плачет она по целой половине мира. Так что Мише пришлось оставить гостей и начать одеваться.

- Ты не потеряешь Дашу? - волнуется Света. - Ты не пил?

- Он пил пиво, а мы на целую октаву выше... водку... - ответил за Мишу Василий.

- Это Клуб любителей фантастики? - спросил писатель К-ов, протягивая заранее приготовленную бутылку портвейна. - Дороти обещала Насте позировать сегодня...

- Ений растет! - буркнул Василий, не выговаривая "г" и этим как бы намекая на то, что растет еще художник, а вот вырастет - тогда и присвоим полное именование. По неписаной договоренности вся компания терпеливо сносила антишутки Василия, потому что нелегкая действительность держала их в напряжении, а вместе, в куче, им было не так страшно потреблять общение и запивать портвейном суровую действительность. Они воспринимали друг друга как горькое, но необходимое лекарство.

- А Даша мне родная сестра! Да. У меня глаза пирожком - и у нее, у меня родинка на мизинце - и у Даши! - выпалила Настя, начиная набрасывать Дороти на альбомном листе.

Благостный с прогулки с Дашей вернулся Миша. Дороти, довольная своим портретом в карандашном варианте, помогала Антону по сольфеджио. Выпили за детей. Они - лучше нас, сказал Миша, нам тлесть... им время цвесть. На фоне Пушкина снимается семейство-о... Что празднуете? - спросила соседка Нина, заглядывая на пение. Полноту бытия, ответил Миша. Как? А клуб? Клуб же запретили! - запричитал подполковник Алешин.

В это время в лезгинке, выбрасывая руки вперед и в стороны, влетела из детской Сонечка: а Безымянка родила. Она черного котенка родила, в белых гольфах. Ля-ля-ля!

- Всегда эмоциональный подъем - это можно назвать контрапунктом семейной симфонии Ивановых, - заметил Андрей.

- Но клуб-то запретили! - продолжал свое подполковник Алешин. Миша хорошо поет, но клуб-то как? Быть-то как?

Миша пел, ликуя, потому что он хоть что-то теперь понял в этой действительности. Ему год назад поручили собрать сборник местной фантастики, так называемый "Поиск", а потом стали ругать за то, что собрал. Миша послал это тогда Булычеву на рецензию, пришел фантастически хвалебный ответ, а Мише за это всадили выговор. Он озверел и раскидал рукопись сборника по кабинету. Две сотрудницы срочно стали собирать по листочку, а третья держала дверь, чтоб не вошел Главный.

- Клуб взяли и закрыли! - На кухне подполковник Алешин поведал Нине всю историю. - Ле Гуин, мол, пугает третьей мировой войной...

- Ночь темна перед рассветом, - рассеянно сочувствовала Нина, думая о своем: второй день магнитная буря, голова раскалывается, а соседи пьянку устроили, шум такой, что...

Подполковник увидел слезы на глазах и подумал, что это огромное сочувствие. Он не знал, что слезы от магнитной бури, и хотел обнять Нину.

- Безымянка второго котенка родила, - влетела на кухню Сонечка.

- Хватит! - закричала Нина, и ее сверчкообразный голос поднялся до недосягаемых нот. - Чтоб тихо стало, поняли? Я скоро комнату менять начну, чтоб никаких гостей... а то...

Всю ночь Безымянка перетаскивала котят к Насте в постель, та спросонья кричала:

- Цвета, Цвета! Убери! Опять котята!

- Ничего, просто кошка тебе доверяет...

И тут Свету осенило: надо выхлопотать Насте комнату, пусть соседка в нее поедет... раз уж здесь ей так не хочется.

Ревность

Каждый день во время уборки Света снимала с кухонного шкафа красную кружку с водой. Выливала. На пятый день она не выдержала и закричала: кто и зачем воду... на шкаф! Настя фыркнула: а она-то думает, какой дурак ее сладкую воду все выливает! Только разведет с сахаром - выльют. Настя ею челку ставит - по-модному, как лаком для волос. Миша пожал плечами: чего кто выиграл-то? Все выяснили, зато совершенно исчезло волшебство из жизни. Света яростно выпучила на мужа правый глаз: тебе хотелось, чтобы все с фантастикой прояснилось, да? Так и ей иногда хочется ясности. Настя, чего ты все в окно да в окно, работай себе, Дороти так ждет портрет! Но Настя решила, что и так сойдет, и убежала. (Хомо во дворе появился! Это какой Хомо? Про которого на заборе, как в баню идти, написано: "Осторожно, злая собака".) В дверь дико-нервно затрезвонили. Мама Лады, за эти годы располневшая так, что стала походить на Екатерину Вторую времен пугачевского бунта.

- Извините! - зычно, но сдержанно произнесла она. - Ваша Настя! Да-да, Настя! Говорит, что убьет Ладу за то, что она отбила Хомо!

- Настя? - Света сразу обессилела и присела на корточки прямо в коридоре, в голове пронеслось вчерашнее - как вдруг ни с того ни с сего Настя спросила:

- Цвета! У нас будет хоть машина-то когда-нибудь, нет?!

Миша срочно позвал в форточку Настю. Когда она вошла, мама Лады властно, как настоящая Екатерина Вторая, спросила, правда ли, что она обещала убить Ладу.

- Убью! - ледяным голосом ответила Настя. - Отбила у меня парня!

Тут мама Лады забыла, что она похожа на царицу, - в голосе ее пошли зазубренные подголоски:

- Забыла, откуда тебя в люди взяли? С помойки! Забыла все, да?

- Все равно я ее убью.

- Настя! - снизу слабый голосок подала Света. - Ты почти шестьдесят картин написала уже! Мы с тобой столько книг прочли! Как ты можешь?

Настя поняла, что они перед нею пасуют, решила, что хоть чего-нибудь да вырвет у жизни сейчас: если Ладу не убьет, так Света и Миша спросят: "Чего тебе не хватает, девочка?", а она скажет: "Джинсов!" Но вместо этого Миша спросил: "Настя, можно тебя на секунду?" - и увел в комнату. Мама Лады подумала, что там сейчас он даст Насте такую затрещину своей могучей ручищей! Она даже зажмурилась, ожидая травматического крика Насти, она же не знала, что Миша стиснутыми губами спросил у Насти, как зовут маму Лады по имени-отчеству. Когда невредимая Настя снова вышла в коридор, на царственном лице мамы Лады показалось замешательство, словно она получила неприятное известие о графе Орлове.

- Я вот сейчас заявлю в милицию, Настю поставят на учет... - Мама Лады двинула последний аргумент.

- Мы разберемся, - монотонно бормотал Миша. - Разберемся, Лидия Сергевна. Уважаемая!

- Вот убью, тогда и разберетесь! - сказала Настя и снова застыла взглядом на маме Лады, словно это смотрела стеклянная куколка из страшилок.

Лидия Сергеевна поняла, что поздно будет разбираться, если она в самом деле умертвит Ладочку! А ведь убила же ее мать тетю Паню. Душила и почти задушила... случайно соседка подошла тогда... Тут вдруг чекан лица засырел и потек, и она разрыдалась совсем по-простому:

- А вы... взяли, и вот теперь пусть не выйдет без вас она на улицу... сопровождайте всюду ее, ходите по бокам...

- Мы разберемся, - продолжал бормотать Миша кланяясь.

Когда лицо исчезло из квартиры, Света все еще никак не могла встать с корточек.

- Иди сюда! - Миша посадил Настю напротив себя и сказал: - Мы возьмем бурята! Мальчика шести лет, который вместе с Дашей лежал в больнице... помнишь, Света, какой он умный! Света, пиши заявление! Такой чудесный мальчик, пусть живет с нами тоже...

Настя прямо речь потеряла. Эти Ивановы делают такое! Какого еще бурята? Зачем он ей? И так денег не хватает на джинсы... Нет бы наказали ее, а они вечно ведут себя диким, непредсказуемым образом! Бурята в семью! Он же в детском доме учится на четверки, значит, ему там семья! Пусть он хороший, но сюда-то его зачем брать?

Съезд

Антон в последнее время надувался и важно смотрел на родителей. Они все свое: мусор да мусор вынеси, словно не понимают, с каким солидным человеком имеют дело!

- Мама, а сколько денег ты мне дашь на Москву? - наконец спросил он. - Ты что, газет не читаешь? "Пионерская правда" в каждом номере пишет про Всесоюзный съезд, а ты...

- Ну зачем в Москве деньги? Мороженое бесплатно. - Света вспомнила чей-то рассказ про такой Всесоюзный съезд: главное впечатление - мороженое бесплатно давали.

- Ты же знаешь главную заповедь? - спросил Миша. - Пионер, к поеданию мороженого будь готов! - Всегда готов! А что, в самом деле тебя выбрали? Не зря мы столько сил, я и мама, потратили на сына своего!

- Со всего Союза я увижу пионеров, - мечтательно ответил сын. - С Чукотки, из Грузии, из Эстонии...

- А мы в газетах будем дома читать: Антон съел девять порций мороженого - настоящий советский пионер! - Но Миша все же хорошо чувствовал брежневскую политику. По его расчетам выходило, не Антона должны послать в Москву, а сына обкомовца, например. - Так тебя точно выбрали делегатом, Антон?

- Папа, газеты читать нужно! Это Всесоюзный съезд, понял? Все пионеры съедутся в столицу нашей родины. - Антон даже пожал плечами: для чего и в пионеры вступать, если не для того, чтобы всем детям в Москве на съезде встретиться.

- У родины не бесконечные запасы мороженого, - ответил отец. Поэтому сделали выборы. Из каждого города по одному-два. У вас в школе были выборы уже?

Еще и выборы? Если бы Антон заранее это знал, он бы боролся за возможность быть выбранным... как-нибудь. А теперь что? Ходил, мечтал - и все зря! Это в отца он такой мечтатель, вот что. В душу Антона впервые закрались диссидентские настроения: зачем вообще нужно вступать в пионеры, если на Всесоюзный съезд не едешь? Загоревал он, сразу начал покашливать, родители поняли, что нельзя дать сыну ослабнуть, а то мусор придется самим выносить.

- И туалетов не хватит! - сразу заявила Света. - Всю Москву завалить, что ли, пионеры хотят?

- Мама, ну можно ведь по квартирам расписать пионеров! - не сдался Антон.

Но и Света не сдавалась: что значит по квартирам? Вот в нашей квартире есть один туалет, мы в очередь по утрам выстраиваемся, а представь, что в это время на лестничной площадке еще очередь из пионеров извивается. Кому это понравится? Москвичам? Нет, завалят пионеры Москву своим пионерским... на букву "г"...

Антон: можно было этот съезд всех пионеров сделать по республикам, но куда-то пионер ездить должен! Пионер - значит первый, не зря роман у Купера так и называется - "Пионер". Первопроходец... Вон Инна Константиновна уже в четыре страны спутешествовала, а детям ничего.

- Для таких глупых, как она, лучше бы сидеть на одном месте, тогда хоть что-то начнешь понимать, а путешествие - это самовычитание для Инны Константиновны. Она съездила в четыре страны, и ее самой стало меньше, сказал Миша.

- Ничего она не глупая! Надо о комнате для Насти хлопотать - Инна Константиновна все силы отдает, ты чего! - вскинулась Света.

- Придумал! - закричал Антон. - Напишу в газету и предложу Всесоюзный съезд пионеров у моря, у Черного, на берегу! Вот что!

- Ну и что? Море - это природа, и она не понимает, что есть пионеры, что надо выдерживать, у природы нет шеи, на которую можно красный галстук надеть и сказать: "Будь готова ко всему!.."

И тут звуки арифмометра в квартире дали знать, что Антон все понял и успокоился, сел на арифмометр просчитывать очередные расходы на фотодело, которым увлекся в последнее время. Арифмометр громыхал и сотрясался - он был куплен Настей в магазине уцененных товаров, и под его скрипучее громыханье шла жизнь.

То, что хочется забыть

Настя хотела убить Ладу, а потом аппендицит хотел убить Настю. Гюго бы тут написал главу, полную содроганий сердечной мышцы, а один из соавторов этого повествования тоскливо заявил:

- Там был дежурный врач, который ночью спал и не хотел идти к умирающей Насте, хотя Света стояла перед ним на коленях. Его можно описать, но не хочется о него пачкать русский язык!

- Ты опиши лишь бестеневую лампу в операционной, нестерпимый блеск инструментов, кровь...

- Не будем. Опишем, как хирург вынес Настин аппендикс: черный, нефтяной, словно набитый черноземом... мол, никогда такого не видел! И что у вас ребенок ел все детство?

- К душе Насти это не имеет прямого отношения. А что она говорила тогда?

- "Цвета, я никогда не забуду, как ты спасла меня, но вы не берите бурята... умного".

- Сентиментальность - слишком сильное оружие, его нужно использовать в микроскопических дозах, а не заливать ею мозги читателей, как лавой... Напишем лучше, что произошло далее.

- Настя уронила Сонечку с качелей. На юге. Ты побледнел, а ведь это была не беда, а чудо! Соня не дышала, но в это время и в этом месте подумай! - оказался единственный человек, который умел делать искусственное дыхание. И он спас Соню, значит, она очень нужна в этом мире.

- Но полная потеря зрения!

- Она уже через сутки все видела. Зрение вернулось.

- Почему Света разрешила им качаться на этих качелях, когда за неделю до этого на них насмерть убилась первокурсница?

- Именно что Света запрещала! А Настя же расторможенная, ей Соня кричала: "Остановись - у меня голова закружилась!" И Антон кричал. Даже старушки со скамейки и те орали, чтоб остановили качели... Но Настя еще сильнее их раскачивала... Света когда прибежала на зов, Соня уже была на коленях у тренера, но надо же "скорую" вызывать и прочее. Лишь через год Света спохватилась и захотела найти того тренера, отблагодарить, но его уже не было в живых. Машина перевернулась, на которой он ездил за спортинвентарем... Вот так. У него запоминающаяся фамилия: Простосердов.

В больнице Соню увели в процедурную, чтобы сделать внутривенно хлористый кальций, а потом оттуда медсестра выходит, а другая спрашивает ее: "Ну что?" - "Кончилось". Сердце Светы, конечно, остановилось. А медсестра продолжает: "Немой заговорил!" - "Заговорил? Вот и немой..." Это очередная серия по телевидению шла. Закончилась просто серия, телевизор-то стоял в процедурной.

- Ладно. А Настя что?

- Настя все повторяла два дня: "Я вся обескожуренная! Цвета, я вся обескожуренная".

- Ну понятно. Хотела сказать "обескураженная", но умишко-то слабенький. А Света дальше что?

- Дальше интересно. Перед поездкой на юг не было денег. Мишу в очередной раз лишили премии, наверное. А Василий же зарабатывал в своем военном институте кучи денег. И хвастался. И Ивановы у него попросили двести рублей взаймы, а он отказал. "Я не хочу рисковать". - "Да мы тебе вернем долг, а если не вернем, то это будем уже не мы!" - "А вдруг у вас не будет, не хочу так рисковать!" - "Но мы вот рискнули - Настю взяли, а ты!.. Мы тебе не простим этого никогда!" - кричала Света.

А деньги дали родители йога Андрея. Он попросил, и они запросто... И вот тут, в приемной, когда Сонечка уже живая, но еще слепая, Света помянула добрым словом Василия, что не давал денег, мол, не он сам - он выполнял волю судьбы, а Андрей... он зря дал... Тем более что от Миши из Перми пришло письмо, в котором в очередной раз было написано: "Самая большая новость: Андрей бросил пить! Говорит, что получил последнее предупреждение свыше..." И Света опять прокляла йогов, которые только говорят о мистике, а сами ничего не предчувствуют...

- Слушай, давай что-нибудь веселое напишем сейчас! Как Настю с картинами снимали на телевидении или как Света лежала на сохранении с Дашей.

- Что ж тут веселого-то? Подумай! У Светы гемоглобин сорок при норме сто тридцать, за нею заведующая консультацией на машине приехала...

- Ну а Света в это время ушла на "Осеннюю сонату" Бергмана.

- Не ушла, а уползла, висела на локте Миши... А на другой день легла на сохранение, заведующая обращалась с нею, как с умирающей: "Как сегодня спали? Как головка - не кружится?" Так в советских больницах говорят лишь с кандидатами на тот свет.

- Все плохое хочется забыть. Напишем что-нибудь повеселее!

- Кстати, надо написать, почему Ивановы не взяли бурята: в районо отказали, мол, жилплощадь не позволяет, и все...

Вопросы

Папа, а почему у Экзюпери "Маленький принц" грустно кончается, в сказках ведь должен быть счастливый конец? Это в народных сказках, Антон, все хорошо кончается, потому что с точки зрения народа вообще все хорошо кончается: народ-то остается жив! А с точки зрения одного человека, увы, конец может быть всяким... Цвета, а английские кошки без переводчика поймут русского кота или тоже должны выучить кошачий английский язык? Не должны. А почему не должны?.. Как это дядя Андрей ушел в моих суконках от нас - я ведь ношу маленькие, а у него ноги чуть поменьше папиных? А вот на этот вопрос, Сонечка, никто в мире никогда не сможет ответить, хотя факт остается фактом: в твоих суконках он дошел до дома...