— Златогорье! — услышала Ромашка в полусне голос кондуктора. Оказывается, она заснула, убаюканная мерным покачиванием автобуса.
Вскочив, она схватила спортивную сумку и вслед за несколькими пассажирами вылезла из автобуса. Только здесь, на свежем воздухе, она окончательно проснулась. Автобус уже катил вперёд по шоссе, люди расходились.
Ромашка огляделась по сторонам. Она стояла рядом со стеклянным киоском. В одном окне продавали открытки с видами и газеты, в другом бутерброды, кексы и куски пирога в целлофановых пакетах, в третьем висела картонка с объявлением: «Свежее молоко». Ромашка достала из спортивной сумки кошелёк с деньгами. Ей хотелось пить. А хорошо бы сейчас стакан холодного молока!
Но продавщица принимала товар, и Ромашке пришлось подождать.
Какая-то женщина с большой кожаной сумкой через плечо подошла к киоску и подала в другое окно толстую пачку газет. Ромашка сразу догадалась, что это почтальон. Высокая, сильная женщина, ещё не старая, а лицо загорелое и дружелюбное. Ромашка тут же почувствовала к ней доверие.
— Ну и жара, — сказала почтальонша продавщице молока. — Налей-ка мне, что ли, стаканчик!
И тут она поглядела на Ромашку, стоявшую возле окошка со спортивной сумкой за спиной.
— Ну что, путешественница, автобусом к нам приехала?
Ромашка кивнула.
— Одна? Или ждёшь кого?
— Я в гости… Дайте мне, пожалуйста, молока и кусок кекса, — попросила Ромашка продавщицу, достававшую из большого холодильника бутылки с молоком.
Продавщица налила второй стакан:
— Вот, получай, путешественница!
— К кому же ты в гости приехала? — спросила почтальонша.
— К Алоизу Посошку, — ответила Ромашка.
— Да ну! К нашему дедушке Алоизу? Вот он удивится! Таких молодых гостей он давно уж не видывал. Откуда же ты его знаешь?
— Я его не знаю. Он мой двоюродный прапрадедушка. А вы его знаете?
— Конечно. Почтальон всех знает, кому письма носит. Сам-то он теперь в деревню не спускается. Ему ведь, поди, уже лет девяносто. Но так-то он жив-здоров. Бодрый старик.
— А далеко его дом?
— Да если быстро идти, за час дойдёшь. Только под конец в гору, подъём крутой. Доберёшься ли?
— Доберусь! Мы со школой сколько раз на экскурсию ходили. А как туда пройти?
Почтальонша задумалась.
— Не так-то это легко объяснить. А мне сейчас как раз в другую сторону. Ну ладно. Сперва пойдёшь по Деревенской улице до водокачки — вон она и отсюда видна, старый домишко с башенкой. А там развилок — дорога на три дороги расходится, столбик такой со стрелками. И на одной написано: «Лавандовый луг». По этой дороге и пойдёшь.
Она замолчала и стала прислушиваться к далёкому позвякиванию колокольчиков — звук этот быстро приближался и становился всё громче и громче.
Колокольчиков было много-много, они звенели переливаясь, то заглушая, то перебивая друг друга, и всё-таки они приближались все вместе, нестройной волной звона. Одни колокольчики гулко гудели, другие звонко звенели, и всё это сливалось в волшебный звон — звон колокольчиков огромного стада деревни Златогорье. Коровы шли словно лавина, растянувшись во всю ширину шоссе. А рядом со стадом — пастух и овчарка. Пастух поздоровался с продавщицей и с почтальоншей, а та спросила:
— Куда сегодня гонишь стадо, Мартин?
— К подножию Драконовой горы.
— К Драконовой горе? Тогда, значит, ты пройдёшь по Лавандовому лугу? Вот этой девчушке тоже туда, она к Алоизу Посошку в гости приехала. Не возьмёшь ли её с собой?
— Почему не взять? — сказал пастух. — Пошли, попутчица! А как тебя звать-то?
— Ромашка, — ответила Ромашка.
Она сказала это очень громко, потому что коровы толпились вокруг неё, обходя киоск. Первые уже сворачивали на Деревенскую улицу, словно знали дорогу, колокольчики их гудели, звенели, пели. А пастух говорил басом — его голос сливался со звоном.
— Вот оно что! Ромашка? У нас так зовутся только цветы. Ну пошли, мои коровы ждать не умеют!
Он помахал на прощание продавщице и почтальонше, а Ромашка еле успела сказать им «Спасибо!» и крикнуть на ходу «До свидания!».
Овчарка Мориц, словно поняв, что Ромашка тоже стала теперь как бы членом стада, ткнула её влажным носом в ногу, будто говоря: «Ну, давай-давай побыстрей!» И Ромашка бросилась догонять пастуха.
Вот уже она зашагала с ним рядом.
Они шли по Деревенской улице, пока не дошли до водокачки. Здесь они свернули налево и вскоре вышли из деревни. Теперь они шагали по узкой долине, с обеих сторон окружённой густым лесом, лес этот медленно взбирался в гору. Долина вилась широкой лентой между его высокими стенами, и среди сочной зелёной травы журчал, сбегая вниз, весёлый ручей. В траве было так много ярких цветов, что у Ромашки глаза разбегались — такого она ещё не видела. Разноцветные водосборы, белые полянки тысячелистника и жёлтые наперстянки, васильки, маки, крупные синие колокольчики и её тёзки — нежные и ясные ромашки. А по берегам ручья целые выводки незабудок… Пастух всё поглядывал на Ромашку, а потом сказал:
— Оно и видно, что ты из семьи Посошков. Они с давних пор с травами да с цветами на «ты». Это ведь они посеяли лаванду на горном лугу. Давным-давно дело было, никто и не помнит когда… Лет сто назад, а может, и больше.
— А я тут не вижу лаванды, — сказала Ромашка. — Прапра, моя двоюродная прапрабабушка, всегда кладёт сушёную лаванду в шкаф под бельё. Потому оно у неё и пахнет так хорошо.
— Увидишь ещё лаванду, как придём на луг, — ответил пастух. — Там они её и посеяли, Посошки. Правда, теперь уже не весь луг от неё голубой, другие цветы её повытеснили…
Пастух стал расспрашивать Ромашку про её житьё, и она рассказала ему про отца, про Прекрасную Лило и Прапра.
Солнце уже поднялось высоко, и в долине было так жарко, что даже говорить не хотелось. Долго шли они молча, а потом пастух остановился и сказал:
— Ну, пришли. Вон он, Лавандовый луг. А на самом верху, на краю леса, дом Посошков.
Словно широкий ковёр, расстелился Лавандовый луг по крутому склону горы. Со всех сторон его обступает лес. А на вершине горы — островерхая крыша.
Теперь они поднимаются в гору по самому краю луга. Луг ещё пестрее долины. Но на нём так много одичавшей лаванды, так упорно она пробивается среди ярких цветов, что чудится, будто весь он окутан голубоватой дымкой.
Стадо мирно бредёт по краю леса, взбираясь всё выше и выше. Нет, оно не вытопчет голубой луг: овчарка Мориц без труда удерживает коров на границе леса — они ведь любят тень, да и тут сколько хочешь сочной травы.
Быстро идти никак нельзя. Поднялся ветер, он шумит и свистит в вершинах деревьев, сливаясь со звоном колокольчиков в настоящий волшебный хор. Ромашка и сама бы запела, только тонкий её голосок всё равно не расслышишь в этом лесном оркестре.