Гном в верхнем мире

Сын рода Гррхон, от рождения первых гор правящего в глубочайших шахтах Гхросса, сердито и неодобрительно глянул в сторону солнечного горна, раскалившегося уже почти добела. Сощурился и отвернулся. У бога Опрокинутых озер золото не переводится, а сияние его горна озаряет весь мир поверхности. Хорошо хоть, ночами Труженик спит. Людям сияние его огня желанно, а для гномов оно мучительно. Как и Опрокинутые озера неба – без края, лишенные крепости настоящего каменного свода. Ни тебе опор, ни следа кирки. Колдовская работа! А гномы сами не колдуют и иным не советуют.

Рртых прищурился и зашарил по карманам. Благо, в любимой куртке их десятка три, да и штаны походные неплохи, есть куда рассовать ценное барахло. И просто барахло. Поди пойми, может, сегодня оно не полезно, а завтра сгодится в самый раз.

Гном с сомнением изучил старый вощеный листок с узором. Ножны, заказ из южной Бильсы. Им коней подавай – да побольше, табуном. Из-за этого пришлось месяц к свету глаза приучать и лошадок рассматривать, день за днем. Спасибо, егеря человечьи помогли, не отказали. Заказчик как коней своих увидел – затрясся. Может, впрямь неплохи? Приятное было дельце, небольшое, но памятное. Год, как исполнен заказ, пивом с перцем запит и забыт, – а задумка все шуршит по карманам. Рртых повертел листок, усмехнулся и снова убрал. Гномы запасливы, а вощенка для растопки хороша. Как любая бумага.

Ох и побегал Рртых Второй, знаменитый тезка, покуда секретик у оллфов умыкнул! Да и после, как в погоню за ним пустились сторожа, архив оллфовский сберегающие… все как есть – маги, наисильнейшие. Но Рртых оказался хитер и проворен. Славное дело совершил, как жить без бумаги? О том есть песнь, и ведома она каждому жителю подгорья. Почти так же любима, как и большой сказ о Рртыхе Первом, великом бойце гномов.

А он вот – Третий из Рртыхов, пока ничьих добрых слов не заслужил, даже и без стихотворчества. Как тут отличишься, когда оллфы Стеной отгорожены, а люди, слабаки вершинники, не накопили тайн, достойных кражи. Может, изобрести чего? Вот как прадед хотя бы. Малую войну умудрился в один день выиграть, без большой крови и долгих мстительных обид, а уж к старости вовсе род прославил. Очки выплавил, да не только темные, но и для улучшения зоркости годные. Вторые, слава Рудокопу, Рртыху без надобности, а вот чернью покрытые – самое оно, годны. Без них к вершинникам только мальчишка пустоголовый полезет прямиком из шахт.

Славное и полезное изобретение – дымчатые очки! Одна беда – хрупкие они, нежные… У Рртыха, гнома обстоятельного и запасливого, было с собой три пары. Одна не вынесла последнего шкуродера. Всё ж лазы не для его роста и сложения обустраивались. И так чуть не голый полз, вещи следом волок, так все одно, не сохранил кожаный чехол целости стекла. Вторая пара ухнула в щель с мешком провизии, сильно расстроив не склонного к голоданию гнома.

Зато последние, любимые, бережно уложенные в медный узорный футляр его собственной чеканки, – выжили. И теперь гордо оседлали короткий нос, плотно и надежно угнездились под кустистыми бровями, оперлись золотом оправы в широкие скулы. Благодать!

Еще бы, дурное дело – смотреть на чужую плавку, не защитив глаз. В давние времена гномы из-за беспечности слепли и к старости звались Кротами. Так и бродили по привычным, наизусть знакомым, пещерам, бормоча под нос глупости о ненужности и бессмысленности зрения. Всегда так: чего лишились – то и хаем! А как без него? Ни тебе руду распознать, ни камень оценить, да и девушки, проныры расчетливые, тоже пользуются. Сколь сказок у гномов напридуманно, с грустной яви подсмотрено: сама тоща да уродлива, три фута с половиной роста в ней, – а слепому и не разобрать! И до богатства коварная пройдоха дотянется, и род испоганит.

Тощий мелкий квелый гном – это не просто позор, а настоящее несчастье! В шахтах такой не надобен. Выработки с него чуть, а трав на лечение уходит – как на трех здоровых. За золото у вершинников выменянных трав, между прочим! Так, по женской злобе, погибли, сошли до убогого жития в верхних пещерах, некогда славные Ллтыхи и Пфттуры. Были в древние времена по пяти футов ростом, а теперь смотреть тошно! Четырехфутовые недомерки уже имеются – и до того, по правде если, не дотягивают, каблуки в моду ввели! Тьфу, ну прям позор древнего горняка!

Рртых нервно дернул головой. Короткая шея еле позволяла это движение, вовлекая в него всю массу плечевых мышц. Если разобраться, то мысли глупые и недельные. Его работа ныне – не руду прошлого перемывать да сортировать, а выйти на поверхность и глянуть толком, что за беда у вершинников, отчего перевалы пусты? Тихо глянуть, тайком. Оттого и ползти пришлось старыми норами, узкими и ненадежными. Отец, вот уж королевская кровь взыграла некстати, взялся послать в дозор упомянутых Ллтыхов. Недомерков, которые против горного барса и вдвоем не встанут! Кошек они, вишь ты, опасаются… Рртых сердито хлопнул футляром, убрал его в ближний нагрудный карман. Снова фыркнул. Недомерки трусоватые, ничем славы не заслужившие – и всё ж пошли наверх. Им и дорогу наладили, и припас полный дали, и проводников из наилучших – как же, слабаков теперь беречь принято. А что такие рассмотрят? Да ничего, у них в роду из любых пяти старших трое – Кроты! Как разгорится горн в Опрокинутых озерах, мордами в песок зароются и будут ныть до сумерек.

Потому для него, для подгорного принца, верное дело – лично все проведать и собственное мнение выковать бережно, без спешки. Чтоб не с чужих слов узор-то угадывать, на россказни полагаясь.

Он и отцу так объяснил план. Казалось, не понять невозможно! Рыжий Кныттф, правящий всего-то полвека, еще молодой и готовый к новым замыслам, как ни странно, не воспринял здравую идею. Точнее, очень даже воспринял, и своего обожаемого «малыша», ростом как раз в упомянутые пять футов, да еще и с тремя дюймами сверх того, усердно запер в нижних штольнях.

Запер!!!

Рртых зарычал от мерзости воспоминания. Именно так и было, да еще хуже, отец объяснил негромко и сердито: когда из щелей сочится гремучий газ, для выяснения меры опасности используют птах, а сами – благо, разум есть, – берегутся и наблюдают. Лттыхи и есть канарейки, чего их жалеть? Сказав так, Кныттф провернул ключ в засове, деловито проверил второй запор, третий… зыркнул на охрану. И ушел, унося золотой фонарь вершинного света, недавнее изобретение гномов. С появлением ярких фонарей выходить на поверхность и привыкать к горну Труженика стало проще и быстрее. А отец оставил в шахтах только масляные лампы и факелы. Тоже – милая хитрость. После нескольких недель при тусклых светильниках лишь безумец сунется на поверхность. Враз Кротом сделаешься, да еще и рассудок Труженик отшибет, огнем вершинного горна спалит: он мужик обстоятельный. Ка-ак жахнет золоченым световым молотом по маковке… Рртых нервно уплотнил оправу, прижимая к скулам.

Два месяца прошло с упомянутого разговора. Высочество мрачно долбил скалы и сердился все более, поскольку жила рубинов шла отменная, а радости от их добычи не проявлялось и малой.

Может, Кроты и недомерки, но мыслимое ли дело: гнома равнять с разменной монетой и отсылать в безнадежное дело? Или отец себя перемудрил, или недоговаривает так крепко, что и подумать противно. Уж не война ли у вершинников? Или мор какой загадочный, или маги с ума посходили и шалят? Мысли крутились и шелестели, как шестеренки в хороших часах, передавая бегучую силу идеи тайного похода от колесика к колесику: раз дело неладно – надо бы самому вызнать вдвойне – раз надо вызнать, пора из штольни наверх выбираться, а коли не пускают – им же хуже.

Нашли, кого не пускать! Ключи Рртых выковал в первые же дни, по свежей памяти. Очки умыкнул заранее, притащил с собой. Охрану успокоил, выбрав подходящий момент. Связал покрепче, чтоб ребят потом не шибко ругали. Собственно, они ему как раз успели вкратце пересказать то, что сами собирались услышать от величества. Отец в гневе многословен и разнообразен. Да и рука у него, надо признать, в полной силе. Ох, трудное будет возвращение. Вот разве – если с пользой, с большом важным сообщением. Рртых тяжело вздохнул и заранее потер шею. Чего там, и с сообщением будет больно.

Но это – позже.

Пока же проблемы вершинников темны, как угольная штольня. Третий день Рртых носится по горным тропам, постепенно привыкая к тому кошмару, который называют рассветом, и не нашел ни единой живой души! Только след то ли Ллтыхов, то ли следующего посольства – свежий совсем. Вел след по тропе вниз, к большому торговому плато. И обрывался очень неприятно. Были там и кровь, и следы от добротных наконечников стрел лучшей гномьей ковки, глубоко изжаливших скалу. Только подгорников не нашлось, как и обычных меток хода боя, оставленных для своих, пришедших с подмогой поздно, не заставших драку. Им разбираться в таком неприятном случае только метки и позволят.

Каждый гном знает нерушимый закон. Напали – отмахни секирой или киркой рядок зарубок: люди тебе враги или гномы, с магами явились или без, сколько их, а если успеешь – то укажи, с чего началась заварушка. Для всего есть простые знаки. Пара движений опытной руки – и готово письмо. Охрана была знатная, из норников, те бойцы настоящие. Неужели и на это у них не нашлось времени?

Рртых решил посидеть возле следа и подумать, а заодно понаблюдать за тропой. Тем более, пока его глаза не способны воспринять яркость раскаленного добела горна Опрокинутых озер. Рртых тяжело вздохнул и задернул полог, усердно уплотнил щели, уже нащупанные пальцами вездесущих лучей. Стало уютнее, обиталище в малой пещерке посетил привычный сумрак. Сперва зеленоватый после избыточной яркости внешнего света, но потом мягкий, домашний. Рртых упихал за спину малый, уцелевший от падения в трещину, мешок. Надо сидеть и ждать заката, чтобы заново поупражнять глаза. И думать, коль времени полно. А объяснение, по первому впечатлению, всего-то одно и неприятное: раз бой был мгновенным, встретили гномов – маги.

Маги есть лишь у людей, и такое начало разговора с посольством гномов называется очень страшно: война… Нет, подобное утверждение слишком серьезно и не определяется одним днем. Рртых встряхнулся. Больших войн давно не было. Так, стычки из-за золота или наивные попытки людей вызнать, где гранят алмазы. Глупости, мелочь. Воров и разбойников ловили общими силами. Егеря страны Рониг – вообще люди толковые, без ржавчины на душе. Судили обычно достаточно справедливо.

Да мыслимое ли дело: вершинникам воевать подгорных? Для них лабиринт ходов даже малого верхнего города незнаком и загадочен, какие там могут быть бои! Сила магов – и та в глубинах не обеспечит верной победы. Потому что есть обвалы, газы, сонный и рудничный взрывчатый, угольная пыль… да мало ли средств! Лезть вниз для людей – самоубийственно.

Однако пропавшее посольство уже третье по счету, насколько ему, Рртыху, известно. Может, и не третье… Папа знал слишком подвижный характер наследника и наверняка оградил его по мере сил от лишней информации. Ну и шлак с ними, с мыслями без достаточных знаний, резко выдохнул Рртых. Лучше выспаться.

С такой здравой идеей гном устроился в каменной нише, зевнул разок, прикрыл веки и обмяк. Бессонница – самое непонятное для пещерника слово. Настоящее оскорбление. Такой позор приключается лишь с лодырями. И лечится просто – двое суток с киркой, мимо всяких там смен и перерывов, и обязательно по твердой породе. Железное, как и сам гном, средство. Правда, Рртых полагал, это мягкая и слабая мера. Ему доводилось рубить уголь и по три дня. Ничего особенного, чуток подуставал только. Впрочем, и про бессонницу в роду подгорного короля не слышали. Ленивые гномами не правят – кто таких послушается?

Рртых открыл глаза парой секунд позже – по внутреннему ощущению – ибо сны народу гор неведомы. Довольно потянулся, отмечая, что яркий предзакатный свет в пещерке уже не мучителен для глаз. Еще неделя, и он вполне освоится наверху.

Футляр выплюнул на ладонь очки, темные стекла добавили закату пасмурности. Гном неспешно отодвинул полог и осторожно раскрыл веки. Нормально, если на огненный горн не глядеть. Зато в тенях гномье зрение куда сильнее любого иного. Мир сумерек виден ясно, в полном цвете, да еще если камни теплы – в объеме. Вот она, малая лощина, где подловили посольство, вся, как на ладони. Скалы жмут тропу с двух сторон, лишь одна площадка пошире имеется. Дорожка ровная, для конных обустроена, да и повозка по ней малая пройдет. Только давно уже не бывают тут торговцы. Тем более – к ночи. И лежит лощинка тихая, мирная, пустая.

Пустая?

Гном замер и осторожно нашарил секиру коротким движением кисти руки. Вот и встретил первого вершинника. Лазутчика!

Человек двигался медленно и осторожно, грамотно хоронился за каждым камнем и то и дело замирал, вслушиваясь в вечернюю тишину гор. Достаточно рослый для племени людей, легкий – это оттого, что молод, – Рртых уже разобрался в людской худобе. Бывает болезненная, а случается и такая, она позже в добротную силу перерастает. Многие егеря худощавы. А этот – из них, сразу видно по темной одежке знакомого кроя, по сапогам, тихим на ходу и удобным. Вершинник добрался до камней, иссеченных стрелами, еще раз осмотрелся и встал в рост. Недоуменно тронул следы, метнулся, припал к мелкому щебню тропы, изучил капли старой крови. Сел, принялся задумчиво смотреть по сторонам. Гном кивнул – так он сам делал два дня назад. Пытался понять, кто напал, откуда. Тоже не смог сообразить, глупые мысли в голову лезли, а умные так и застряли на входе. Казалось, будто люди или иные загадочные враги… вышли из камня или ждали в засаде на глухой тропе, уводящей к обрыву, откуда нет пути. Рртых знал про тупик, а лазутчик – нет. До полуночи парень ползал по скалам, заслужив некоторое уважение со стороны Рртыха своим усердием и опытностью в горах. И полностью убедив принца рода Гррхон: человек сунулся сюда один. Не иначе, тоже поперек чьих-то важных указаний. Оно и видно – мальчишка, в кости легкий, в силу еще не вошел толком. Чуть не задохнулся в гномьих лапах.

Утро лазутчик встретил в гостеприимной пещерке гнома, бережно упакованный в собственный плащ. Рот пленнику Рртых затыкать не стал. Просто предупредил – мол, кое-кого тут уже подловили, если нас услышат, тоже не пожалеют. Человек оказался понятливым. И нудным.


– Совести у тебя нет! – заныл он едким шепотом. – Говорят, вы камни грызете и тем сыты. А я нормальной еды хочу, понимаешь? Развяжи, ну куда я денусь!

– Куда я денусь, вот что важнее, – буркнул гном. – Может, они тоже тебя развязали. А ты магов свистнул.

– Уже свистнул бы, если б знал, как, – зло пообещал тот.

– Логично. А вдруг ты сам колдуешь? Руками помашешь, и засну я, дурак дураком.

– А так умный сидишь, – надулся пленник. – После пяти наших посольств, порванных в лоскуты, сюда никого ценнее пьяни подзаборной не отсылают.

– Так ты еще и выпиваешь лишнее, в такие-то годы? – презрительно скривился гном. – Лентяй?

– Потомственный, – огрызнулся парень. – Я стременной сотника горного егерского дозора. И его сын, кстати. Так что придержи язык. Эх и врезал бы я тебе… ничего, наши подойдут, сквитаюсь.

– Раньше надо было стараться, – беззлобно посоветовал гном, прищурился насмешливо. – Слушай, стременной, а где ваша сотня и та лошадь, у которой ты состоишь при стремени? Я этих зверюг отродясь не видывал, окромя как по делу, ради заказа с ножнами. Но стремена часто ковал, так что знаю. Должна быть лошадь. Здоровенная.

– В конюшне она, – скис мстительный пленник. – Ты точно подметил. Никто меня не посылал в дозор. Только через два дня сюда снова придут наши. Вот я и подумал, надо глянуть заранее, что и как. Засаду устроить.


Гном ненадолго задумался. Интересное дело: и там потери, и здесь недосчет. Кто ж всем гадит? И крепко гадит, умело.

Стременной терпеливо ждал, пока гномьи мысли выстроятся в цепочку решения. Знал – переупрямить подгорников нельзя, но убедить некоторых, давая настоящие факты, можно. Рртых глянул на пленника с растущим интересом. Егерь ему не враг, отродясь такого не случалось, и теперь, спасибо Труженику, не произошло. Вполне симпатичный парень. Загорелый, люди Ронига вообще в большинстве – медные кожей. Правда, это светлая медь, не то, что в Бильсе, степном южном краю. Волос у егеря курчавый и темно-коричневый. Глаза довольно крупные, озорные, переливчато-серые. Хороший цвет. Когда зол – сталь, а как к девкам выберется, в нижние селения, так, пожалуй, чистый шелк.

Егерь тоже рассматривал гнома с интересом. Собственно, такого огромного подгорника он видел впервые. Отец говорил, что торговые гномы самые мелкие, что торговля по меркам жителей Гхросса – ремесло неудачников. А настоящие гномы работают руками, они руду рубят, сталь куют и бою обучаются. Они выше торговцев и мощнее. Но чтобы настолько? Даже не стыдно, что в плен попал – такому поди возрази. Небось ему и гномихи не возражают. Даже по меркам людей очень симпатичный гном. Волос рыжий, в красное золото, глаза синие, острые, с хитрым прищуром. Кожа светлая, но не бледная. Видно – и наверху он не первый раз, и возле горна стоял часто. Толковый гном, настоящий. И, кажется, уже что-то решил для себя.


– У нас тоже три посольства пропало, если не больше. Так что можешь моей пещеркой пользоваться, – великодушно разрешил гном. – Я сам здесь тайком от своих. Но учти. Сидеть тихо, будить, если что нехорошее начнется, – честно. И как еще один-единственный раз скажешь, что я могу сытым быть, камни глодая, убью. Это не особенно приличная шутка, тем более теперь. С едой у нас уже полгода туго, как с вами не ладим.

– А у нас в зиму было холодно, – пожаловался стременной, выбираясь из плена плаща. – Сестренка кашляла, до сих пор ей худо. Уголь-то ваш в домах очень нужен, как не стало его, подвоз дров не успели наладить. Степь внизу, топить нечем. А зима была лютая. Кстати, звать меня Энтор. А если длинно – виконт…

– Не надо длинно, знаю вашу нудность, – взмолился гном, торопливо соображая, как некстати было бы именовать себя полным титулом. – Рртых. Это мое имя.

– Очень приятно, – кивнул стременной, развязывая свой мешок. – Козий сыр. Это мой завтрак. Присоединяйся.

– Славно, – кивнул гном. – А то, будь неладна кривая кирка, припасы мои ухнули в такую гнусную щель, что и не достать. Ух я злостью изошел: серые дикие крысы пируют, а сам я – хоть подыхай.


Завтрак примирил лазутчиков. Сытость вообще настраивает на благодушный и спокойный лад. Без особых подначек они распределили дежурства. Гном оставил себе ночь, а человек – день, это устраивало обоих. И давало надежду, что неизвестные похитители и губители посольств не останутся незамеченными. Энтор уселся дежурить, одобрив систему маскировки гномьего логова и честно признав, что сам бы так не смог обустроить лаз. Рртых кивнул благосклонно, принимая похвалу – и рухнул в темный глухой сон.

Разбудил его юноша незадолго до заката, усердно зажимая рот сложенным втрое плащом. Гном нервно поправил свои заплетенные в тройные короткие косицы усы, ощупал ленточку-завязку на бороде. Вроде, пока убивать не за что, прическа цела. Наспех устроил на носу очки и подобрался к пологу вплотную, недовольно щурясь на излишне яркий свет. Впрочем, сегодня с погодой везло. Дым верхней кузни тянулся через весь свод Озер и застил свет с редким усердием.

В лощине копошились двое.

Едва различив их, Рртых задохнулся и вжался в камни. Рядом, бледнее мела, замер Энтор. Гномы не уважают магию и самих магов побаиваются. Люди опасаются гномьих знахарей, которых зовут шаманами бездны. Те и другие стараются не упоминать ведимов. Правда, люди их переиначили в ведьменей, а гномы – во вддыхров. Но и тех и других к ночи не поминают. От таких и днем отбиться – большая удача.

А уж в сумерках, когда темные в полной силе…

И без упоминания, незваные, на площадке, где оставил последние следы гномий отряд, копались два ведима. Средних лет, жирноватые, не особенно рослые, в балахонах невнятно-серого тона. С неизбежными для их расы черными волосами и глазами, в глубокой тьме которых не различить зрачка. В руках – черные посохи из обугленной мертвой древесины. Из-под коротких рукавов видны локти. И черные узоры татуировки – до самых пальцев.

Гном скосил взгляд на напарника. Тот на миг прикрыл веки. Оба никогда не видели Черных, но описания знали крепко и согласились без слов: нет повода к сомнениям, рядом, в полусотне саженей – они, полулюди, демоново семя. И творят они злое колдовство, против которого бессильны маги и шаманы. Чертят знаки на щебне, деловито перебрасываются короткими фразами на чужом, шипящем наречии. Время от времени вслушиваются в тишину и осматривают горы. Опытные и осторожные, место знают, – отметил гном. Вон как точно и уверенно шарят взглядами по тропам, не упуская и малых, и тайных. А безопасные сплошные скалы пропускают при быстром повороте головы.

Работа Черных затянулась до полуночи. Лежать без движения оказалось с отвычки от ратных уроков мучительно трудно, но и шевелиться столь близко от настороженного врага – невозможно.

Наконец ведимы закончили свое злое дело и разошлись без единого слова, по короткому согласному движению рук. Один выбрал тропу вниз, другой двинулся вверх по склону. Гном согласно кивнул – перед тем, как наладить засаду, надо осмотреть подступы. То есть вернутся враги очень быстро. Отпущенной передышки засадникам хватило для многого необходимого. Рртых вручил человеку свой строенный малый арбалет. Тот осмотрел, восхищенно щелкнул языком и добавил к вооружению человечий, более массивный и неуклюжий. Оба знали – ведимы очень быстры, но если бить с малого расстояния и двумя залпами, шанс есть. Грубым болтом людей напугать и отвлечь, а тройным ударом более мощных гномьих – постараться ранить.

Рртых в несколько движений зачернил особой пастой лицо, ладони и секиру, передал баночку человеку. И коротко шепнул – он пойдет к скалам за тропой, там есть малая засидка, подготовленная заранее.


– Не вступай в рисунок… – зашипел почти без звука Энтор.


Рртых презрительно скривился: что он, мальчишка? Между прочим, вполне уже взрослый гном, сорок один год без малого. Под зиму отпраздновали в дворцовых пещерах совершеннолетие. Уж не чета человечьему мальчишке. Сколько ему? Да лет двадцать, не больше. Гномы бы такого не допустили до огранки худших камней серой воды.

Наследник рода Гррхон заскользил по камням, обходя лощинку, юркнул за заслон шкур у неприметной ниши и замер. Хорошее место, он сразу присмотрел на случай боя. Если верить следам на камнях, вддыхры выйдут на посольство самое дальнее в десяти футах от этой скалы. Если повезет, он будет у врагов за спиной.

Почти неразличимый шелест щебня отметил возвращение врагов. Гном стал дышать мелко и плавно, стараясь вовсе не шуметь. Он точно представлял, где оба Черных. Сам рассматривал те щели, но счел неудобными. Он ведь не маг, для него оттуда до тропы далековато. Да и плечи у боевого пятифутового гнома пошире человечьих – и заметно.

Секира приятно грела правую руку, малый топор был приготовлен в левой для первого движения. Гномов не зря зовут каменными. Кто с намеком на их упрямство, а иные – со знанием подлинной природы и опасливым уважением. Человек в такой вот позе простоит – при наилучшей подготовке – полчаса-час. А боевой гном – сутки. Гордый представитель рода Гррхон не без причин полагал себя способным выдержать и двое суток. Но так долго не устоят уже никакие вддыхры…

Шум движения небольшого отряда донесся снизу, от долины, перед рассветом. Он был еще далеко, когда мимо скользнули тихие и ловкие разведчики, осмотрели лощину, нашли безопасной и ушли дальше – вверх по тропе. Негромко процокали копыта четырех лошадей в полной боевой сбруе. Гном одобрительно прищурился – работа его народа, и не из худших. Наспех сказать трудно, но, возможно, род Лыхм. Знатные оружейники, но буквально помешаны на нелепых лиственных узорах. Словно они – вершинники какие-то. Прям тошно, ведь напоказ стараются, клиенту в угоду, а не от души. Иной раз витки так кладут – заказчики приносят в переделку. Красота велика, а удобство – оно для хорошего стремени тоже важно. Вот вещи с клеймом Гррхон ни разу не приносили на доработку. Короли не работают по-черновому.

Звук копыт стих вдали.

Пора, уже скоро. Рртых наклонил голову – почти неприметно – и стал дышать полнее, нагоняя свежую кровь. Люди так не умеют, многие гномы, особенно из торговых, – тоже, а он обучен сполна. И руки будут крепче, и движения быстрее. Это главное в бою против вддыхров, которые чудовищно стремительны, словно мало того, что урождаются злобными и сильными магами все до единого.

Основное посольство подъехало кучно. Охрана берегла седого невысокого человека на легком вертком коне. Старик, к удивлению гнома, не был обременен никаким оружием. Он ехал в центре группы спокойно, почти лениво, даже вроде бы прикрыв глаза. Зато два десятка воинов смотрели по сторонам тревожно и пристально. Да и с чего им быть спокойными? Насколько понятно со слов Энтора, им отлично известна страшная судьба прежних походников. Рртых уважительно изучал отряд. Достойные воины, знают, что участь их, по сути, предрешена, но службу несут честно.

Сзади слева нечто почти неприметно шевельнулось – и щебень под копытами коней потек, рванулся вверх шипами каменных игл.

Старик широко раскрыл глаза и крикнул что-то резко и повелительно. Рртых усмехнулся. Мудрый дед всегда говорил: не суди о камне, пока он сокрыт в корке породы, сперва добудь, очисти, да в душу глянь. И то… надо ж, как в жизни бывает! Он, гном, рад встрече с магом. А вот вддыхры – не рады. Оба вырвались из своих щелей и завизжали, потянулись горелыми посохами к пошатнувшемуся кудеснику.

Из пещерки сухо щелкнул первый арбалет и сразу же второй, едва вддыхр выбрал направление для уклонения. Парнишка почти успел – все три болта прошли вплотную к боку, разорвав серый просторный балахон. Но малый топор Рртыха исправил положение, как гном и планировал. Шея – она топору лакомая мишень. В косом ударе лезвие ушло глубоко и удачно, до самой ключицы вддыхра от спины прорубилось.

Большая секира уже вынуждала второго Черного чародея прыгать. Жирным это, как известно, противопоказано. Рртых рявкнул и повторил урок для вддыхра. Он не рассчитывал попасть, но очень надеялся, что в охрану послов не берут полных идиотов. И не ошибся. Стрелы легли кучно, и одна напилась-таки крови. Подраненный вддыхр метнулся прочь, вверх по тропе. Конные передового отряда уже неслись оттуда, расслышав звуки боя, но Черный ловко скользнул прямо под копыта, извернулся, минуя шипы подков.

Старый маг, о котором забыли все, кроме подхватившего его под плечи охранника, все же бросил последнее и, наверное, самое удачное, заклинание в своей жизни. Всего на долю мгновения оно притормозило стремительную темную тень. И копыта, уже почти безопасные для получеловека, оставленные им позади, смяли вддыхру спину!

Гном кивнул и уверенно шагнул на тропу. Одним коротким движением вернул себе топорик, вторым – отсек голову первого Черного от тела. Согласно преданиям, это самый верный способ упокоить зло. Гном деловито пихнул голову носком сапога и зашагал ко второму телу. Кони шарахнулись, реагируя на смерть и запах крови. Их седоки удивленно охнули.

Из пещерки выбрался Энтор и заспешил к отряду.


– Отец!


Гном тяжело выдохнул. Значит, сотником у егерей был маг. Поздновато он завел семью, мальчишке едва исполнилось двадцать, а папаша-то уже крепко седой. Впрочем, итогом этого боя все обязаны именно ему, толковый оказался колдун. И расплатился за своих егерей – тоже он, что достойно командира.

Рртых подобрал с камней брошенный юнцом арбалет. Свой, любимый, трехзарядный. За такое обращение с лучшим военным изделием его ковки парню бы всыпать, но… потом. А пока – нет времени. Гном на ходу обмахнул секиру тряпицей и убрал в чехол, пристроил на поясе арбалет. Он уже вплотную подошел к группе, скопившейся у тела сотника. Без глупых церемоний подвинул людей плечом и сел. Провел рукой над лицом умирающего, которого уже покинуло последнее дыхание, тронул пальцами веки над угасшими глазами.


– Пошли все вон, три шага назад! Эй, стременной, тащи мой мешок. Магом ему больше не быть, воином тоже. Но, если повезет, жизнь я отпою. Плохонькую, но хоть так…


Парень кивнул и метнулся к лазу без рассуждений. Приволок вещи одним мигом и замер, размазывая по рукам жирную темную пасту. В голове у него бессмысленно метались короткие обрывки вопросов. На ответы времени и сил не осталось. Гном требовал все нового и нового – странного. Веревок, огня, светлых полотнищ, каких-то камней. Его слушались молча и быстро.

Наконец маг оказался упакован в плотный кокон и устроен в круге из камней и рисунков, а его егеря держали факелы в тех самых точках, куда ткнул короткий палец широкой руки гнома. Рртых уселся, отложил секиру, вдумчиво хлебнул из фляги и расстегнул куртку.

Помолчал, недовольно глядя на светлый уже восток. Надел очки.

Прикрыл глаза и затянул что-то заунывно-рычащее, выворачивающее наизнанку и рождающее почти неодолимое желание убраться от тропы, гнома и камней как можно дальше. Но егеря стояли и смотрели с надеждой. Гномы не любят магов. Люди – шаманов. А эта ночь выдалась странная, всё перевернулось и стало немного иным.

Петь пришлось долго.

Под веки уже лилось раскаленное золото горна вершинного Труженика, а старый маг все никак не мог выбраться из-под горы, куда вела последняя тропа людей. Рртых тащил и направлял его, затрачивая на путь куда больше сил, чем ушло бы на самую трудную ковку. Он знал, что сделали с человеком вддыхры, о таком ужасном непотребстве рассказывал дед Збыр, лучший из гномьих знахарей.

Два посоха, направленные в грудь старого, буквально вышибли дух из тела. И не просто вышибли – разорвали нити жизненной связи. Достойно большого уважения то, что после страшного действа маг все же умудрился удержаться на каком-то последнем обрывке нити и сделать важное, спасшее весь отряд. Потому что подраненный вддыхр не ушел бы далеко, затаился и вернулся к ночи. Да еще, того и гляди, с подмогой. Раз твари взялись за тропу, уже не отстанут, дело ясное. Что-то крепко меняется в мире, Черным потребовалась большая война. Вот и ссорят две расы своим злобным коварством. И, судя по настроению отца, гномов они убедили в непорядочности людей. А по совести если, отец хоть и король, но в роду Гррхон не сильнейший. Вот прадед – тот гном из гномов. С ним бы поговорить: а уверен ли Эфрых в вине вершинников?

Но – позже. Теперь вддыхр мертв, и знания о его засаде неизбежно станут доступны хотя бы одной из сторон, ввязываемых в ссору, – людям. Хорошо бы маг выбрался в живой мир и сам рассказал, ему больше веры. Да и парнишку, бестолкового стременного, Рртыху было жаль. Двадцати лет, недорослем, оставаться без отца – мыслимое ли дело? Гномам куда как проще, у них род ведется от первого камня гор, сирот нет. Да и жизнь длиннее. Вот у него, Рртыха, жив дед, да и прадед так гоняет гранильщиков в мастерских алмазного дела – синяки с шей не сходят. Не ослабла рука, да и глаз вполне зоркий, все огрехи до последнего видит. А люди живут малой семьей, Рртых это усвоил из свитков, да и на торге насмотрелся. Есть у них такое словцо мерзкое – приемыш.

Маг, возможно, думал о том же, и брел в гору усердно, без передыхов. Жилы души рвал, а к свету тянулся. И утвердился-таки в своем остывающем теле прежде крайнего срока невозвратимости.

Рртых ссутулился и залепил горящие слепые глаза ладонями. Рядом шевельнулся стременной, укрыл плотным плащом с головой. Заботливый мальчишка.


– Костер жгите, тепло ему надобно, – выдохнул гном. – Мех, фляги с кипятком в ноги, пиво горячее, перец – все сойдет. И мне еды любой, я уже камни жрать готов, клянусь кривой киркой.

– Пошли, в пещерку отведу, – засуетился Энтор.

– Возле отца сиди, говори с ним. Ответить не ответит, а слушать ему тебя полезно, – устало посоветовал гном. – Мало тут иных бездельников, пусть ведут. С вами, людьми, свяжешься – сам обленишься. Сутки без дела, и опять спать охота. Дрянь, больно-то как, ну прям молотом по макушечке, аж искры в мозг впечатались.

– Тяжело шаманствовать? – посочувствовал незнакомый басок.

– Да еще и горн ваш вершинный, – пожаловался гном, чувствуя себя последним Кротом. – Который солнцем зовете. Все глаза мне пожег.

– А мы положим травяные примочечки, – пообещал тот же бас. – Завтрак накрыт, господин гном. Сейчас полог плотненько прикроем, и все будет славно. Мы пошлем к воротам, чтоб ваши знали…

– Нет! – резко оборвал Рртых, сжимая руку охнувшего провожатого. – Извини, погорячился. Нельзя пока к воротам. Сам схожу, мало ли что в нашем городе выдумали, оте… то есть король, шибко зол был еще два месяца назад. С тех пор, похоже, еще одно посольство сгинуло. Как бы не секирами встретили.

– То есть и ваших бьют, и наших, – грустно вздохнул егерь, и гном удивился мимолетной странности его говора. Не местный?

– Вддыхры, их демонская натура, – согласился Рртых. – Топор им в…

– Мы видели, – рассмеялся человек. – Очень внушительно, господин гном.

– Рртых.

– А я воевода Брав, из северных земель. Может, слышал, княжество там имеется, Лесния? Моя родная земля. Тут большая часть людей – егеря Мартига, а передовые – мои ребята. Ну, как глаза?


Гном блаженно вздохнул.

В пещере было замечательно темно. Вход, видимо, забросали с полным усердием. А примочки с травами оказались чудо как хороши. Зеленые кольца где-то в глубине глаз постепенно таяли, меняли цвет, как остывающий металл. Рассудок освобождался от нестерпимой боли.

Воевода уже деловито предлагал мазь. Она тоже оказалась недурна. Гном проморгался и довольно отметил, что все же не стал Кротом. И зрелище перед крепнущими глазами – достойно созерцания. Цельный кабаний бок, да пиво, да еще приправы, за которые в нижнем городе дерут золотом. Детскими наперстками меряют, а тут – целая плошка-ладошка.

Рртых оживился и заулыбался. Плотнее поправил завязочку на бороде. И взялся за дело. После Песни возвращения лучшее средство от слабости – такой вот кабаний бок. Только внизу теперь с подвозом худо, там бы пришлось ограничиться жиденьким варевом из грибов. А разве такой жратвой прокормить пять с лишним футов роста? Свои мысли гном мычал вслух, не переставая жевать и хвалить копчение. Воевода, надо отдать ему должное, слушал внимательно и не пытался урвать кусок из порции выздоравливающего. Только в питье пива составил компанию. И миролюбиво выслушал неизбежные гномьи сетования. Мол, вершинники пиво варить не умеют, только продукты бестолково переводят. Брав кивнул и пояснил: у них на севере варят лучше. И если бы достойный гном испробовал, он бы оценил. Рртых кивнул, ссыпал в кружку все специи и, не слушая охов и ахов, допил последки. Сыто потянулся и попросил разбудить перед закатом.

На золото остывающего горна оказалось глядеть почти посильно.

Гном довольно кивнул и занялся делами. Осмотрел мага, нашел его душу уверенно и крепко связанной с телом, и пообещал осунувшемуся за день от переживаний Энтору, что завтра его отец проснется с самого утра. А к обеду, если все пойдет хорошо, станет пробовать разговаривать. Велел делать для старого удобное ложе, в седле ему не место. Кивнул воеводе, которого сразу отметил, как приятного и обстоятельного человека, и двинулся по тропе вверх. Шел и думал, как у людей порода разнится от родной земли. Этот вот Брав – с севера. Лицом светел, в плечах широк, такие плечи и боевому гному – не стыд показать. Глаза поменьше, чем у Энтора, и сидят глубоко под бровными дугами, по-гномьи. Для боя удобная конструкция. Опять же руки длинные, сам крепок, а движется легко, по-звериному. Глаз серый, спокойный. Небось жили бы на севере боевые гномы – были подобны. А так – нет у подгорников светлых волос, вроде некрашеного льна.

Брав шел вверх по тропе и правда – спокойно. Он прежде не бывал рядом с подгорной страной и находил горы очень интересными. И боевой гном ему по душе пришелся – неспешный, обстоятельный, да и боец – дай бог каждому воеводе таких хоть пяток на заставу. Оружия северянин с собой не взял, утверждая, что послам оно не положено. Коня тоже оставил внизу, чтоб не обеспокоить гномов.

Рртых одобрил, хотя глубоко в его душе тлела искорка недоброго предчувствия. Она разгорелась большим пожаром, когда за последним поворотом открылся скальный лоб на месте входа в гномий мир. Брав охнул. Рртых тяжело вздохнул и остановился. Собственно, этого он и опасался. Отец запер наследника, зная характер сына, неуемный и слишком подвижный для взрослого гнома. Запер, поскольку уже готовил страшное и окончательное решение. Сам, может, не признавался себе, а злая мыслишка тлела где-то в ветоши накопившихся обид. И вспыхнула пожаром в один миг. Скальные плиты обрушены, входы закрыты, запечатаны безвозвратно. Все.

Гном подошел к камням и осмотрел их, тронул крепкими пальцами свежие грани сколов.


– Здесь спустили лавину, – сухо пояснил он. – В иных местах по-разному. Но, уж поверь мне, итог один.

– Заперто, и нет никакого ключа, чтоб открыть, – кивнул человек. – Зачем?

– Чтоб не передумать, – оскалился гном. – Эх, ну дед-то куда смотрел, кривая кирка? Что он, шею королю поленился намять? Или знахари теперь не в почете…

– Не понимаю, – признался Брав.

– Король объявил подготовку к войне, – холодно отчеканил гном. – Будут ковать оружие и собирать войска. Это должен одобрить шаман, как вы его зовете. И не абы какой, а самый наиглавнейший – Збыр Гррхон, Становой знахарь гномьей страны Гхросс. А я не верю, что он мог одобрить. Плохо, Брав. Чуется мне, вддыхры добрались до наших пещер. И распоряжаются, злобой сердца поят. Они уже раз так делали, если верить легендам.

– Как же ты вернешься домой?

– А что я забыл там? – усмехнулся Рртых. – Молот малый при мне, секира тож не утрачена. Да и мозги целы, хоть от вашего горна плавиться начинают. Мне надо здесь правду искать. Внизу теперь не развернуться, ты наших порядков не знаешь. Когда бьет большой барабан, королю поперек и слова нельзя молвить. А он – бьет! Я отсюда пальцами слышу.

– И скоро война?

– По нашим меркам – да. По вашим еще есть время. Мой дед говорил – железо для крови зреет два цикла по восемь лет. Железо – это мы, боевые гномы. От кирки теперь будем отвыкать, от гранильного дела. Ладошками рукоять секиры заполировывать до стеклянного блеска.


Рртых резко отвернулся и пошел вниз.

Воевода постоял, задумчиво тронул скалу. Ничего не расслышал и не ощутил. Приложил к камню ухо, зажмурился от усердия. Пожал плечами разочарованно. Он знал, что жители подгорья чутче воспринимают малейшую дрожь камня. И слову Рртыха верил. Но сказанное звучало так страшно, что хотелось его оттолкнуть. Всего год назад в семье Брава родился мальчик. Назвали Ратичем, а только кто же думал для смертного боя растить его? Землю беречь, разбойников стращать – это понятно, это исконное дело рода. Но беспричинно лить большую кровь? Города пожженные оставлять, узнавать страх бездомья и голода…

Соседи, страна Эрхой, как-то воевали с гномами. По злому умыслу людей все вышло, сами золота подгорного возжелали – и за хотение свое расплатились. Давно это было. Но ужас схоронился в каждом слове старых летописей. Началось с малого. Люди ограбили торговый поезд гномов. Охрану перебили, золото забрали, камни ссыпали в казну, мастеровых увели в плен. По подвалам рассадили, работой завалили дармовой.

Три года жили и считали себя удачливыми.

А потом в одну ночь под стены столицы подошла стальная вороненая змея гномьего войска. К утру камни внешнего вала лежали руинами, разорванные неведомой силой, иссеченные внезапной старостью крошева и трещин. Рубились гномы страшно. Очень слаженно, очень спокойно. Были они ниже людей на голову, а то и более. Но куда шире, и даже не в плечах, всем телом. А еще они были чудовищно, действительно нечеловечески, могучи и неутомимы. Маги города, те немногие, кто остался и признал неправедный грабеж, вышли на внутреннюю стену. За первым боевым порядком гномов тоже появился особый воин, их шаман. Не один, с помощниками. Впрочем, он и один бы, наверное, управился. Довольно голос Рртыха услышать – и уже воевать с гномами не хочется. К ночи маги признали свое поражение. Одни погибли, иных унесли, едва живых. Некоторые вечера и не стали дожидаться, сбежали.

И тогда из общего строя вышел вперед король подгорного мира.

Брав отвернулся от обвала и зашагал следом за Рртыхом по тропе. Нашел в сумерках широкую спину гнома. Так и описывали короля. Рыжий до красноты, как пожар кленов, синеглазый. Выше прочих на голову, могучий и стремительный обладатель двойной секиры, встречи с которой не пережил ни один воин, вставший на пути его величества.

Король без всяких там рупоров и магии рявкнул, и его услышали. Велел вернуть пленников, привезти ко входу в гномий мир украденное, выдать на суд всех до единого участников воровского похода, сменить князя и выплатить возмещение. Дал по доброте души целых десять минут на раздумья, пообещав до того город не стирать из памяти Труженика, как они, подгорники, вроде бы именуют Солнцебога.

Условия были приняты.

А утром город ошарашено смотрел на пустое истоптанное поле и гадал, вросли ли гномы в землю или истаяли с утренним туманом. Их не было – ни единого. Ушли, как пришли: вся война в один день.

Брав прибавил шаг и с трудом нагнал гнома.


– А для чего война? Я слышал про одну, с княжеством Эрхой. Пришли, выставили условия и ушли.

– Знаю. Тогда правил дед нынешнего короля, мудрый Эфрых, – кивнул гном. – То была иная война. Просто восстановление правды. Год на сбор сведений, два на подготовку. Называется – малый поход. Ради него стен скальных не рушат. Мы, мил человек, в ином положении ныне. Война черного гнева рокочет, и нет ничего страшнее. такую ни один король не решался объявлять. Мерзкое дело, позорное.

– И условия? – холодея, уточнил Брав.

– Всех до единого под топор, – сухо бросил гном. – Города в пепел, и так всюду, где погибли наши послы. А шли они в пять больших стран, как я понимаю. Малые земли сгребут до кучи. Стыдно мне, человек, невыносимо стыдно, что мои родичи такое затеяли. Камнем на душу легло решение короля Кныттфа. Жить не смогу, если тот камень не сверну.

– И нам не будет жизни, – кивнул Брав. – Только как их остановить и вразумить?

– Прошлый раз, если верить легендам, в деле были еще и оллфы. Ну, вы их эльфами зовете, а мы переиначили на свой лад. Они долго живут, может, побольше нашего вспомнят?


Брав попробовал отговориться тем, что Стена вокруг мира эльфов непреодолима. Гном кивнул: про Стену знают все. Но был еще и некий Круг мудрых, составленный из эльфов. Они вышли из закрытой земли незадолго до воздвижения Стены и основали поселение где-то необозримо далеко, вроде бы на юге. Некоторые летописи упоминают помимо того орден. То и другое – вне страны эльфов, здесь, в мире людей. И Рртых, как обстоятельный и разумный гном, начнет поиск с доступного. И не успокоится, пока есть хоть малая надежда.

Воевода согласно кивнул. Задумался. Потом осторожно сообщил то, что обычно гномам не рассказывали. Лучшие боевые маги людей всегда учились у эльфов, в Круге мудрых. Это и правда далеко на юге, и защита от проникновения посторонних обставлена не хуже, чем Черная стена. Но пойти и спросить можно. Тем более, старый Мартиг учился в у вечных. Провел там два десятка лет. Десять дают всем ученикам, а на второй десяток оставляют только избранных. Его знают в числе лучших и, возможно, согласятся если не впустить, то хотя бы принять вне Круга.

Гном кивнул, его густо-синие глаза разгорелись. Первая цель понятна. А, как известно, – усмехнулся Брав, – гном подобен боевому тарану в своей «гибкости и сговорчивости». То есть, если нашел не к месту выстроенную стену поперек своего пути, – прошибет. Не с наскока, нет. Все будет планомерно. Гном подготовится, соберется с силами – и прошибет. И повторит такое простое и логичное, с его точки зрения, действие, со всеми последующими преградами. Характер гномов создает немало насмешек и веселых историй. Мол, люди давно перелезли, обошли или отказались от бессмысленного пути, а гном все там же, и бараны в упрямстве тренируются, на него глядя. Три года такие веселые истории рассказывали в княжестве Эрхой. А потом узнали их очень не смешной конец.


– Гном, я отошлю своих воинов с отчетом домой и пойду с тобой.

– На барана тренироваться? – поинтересовался рыжий знаток человечьих сплетен.

– Видимо, самое время.

– Завтра мага спросим.


Брав кивнул и смолк.

За изгибом тропы уже виднелся лагерь. Точнее, походный порядок. Полусотник выстроил людей и ждал лишь воеводу, чтобы объявить начало движения. Увидел гнома, хмуро покачал головой, предчувствуя дурное. Пояснил – никто не пожелал оставаться в погубившей многие посольства долинке. Как на погосте ночевать: разве для едва живого командира такое полезно? Рртых согласился, лучше уходить.

Ему попытались предложить коня, вызвав законное недоумение и у гнома, и у лошади. Брав рассмеялся, отдал повод своего вороного безлошадному Энтору и пообещал, что не отстанет пешком от двужильного гнома. Мол, на севере тоже пешники ногами не слабы. Рртых с некоторым сомнением устроил любимую секиру за седлом, проверил мешок, еще раз глянул в лицо спящего мага и зашагал вперед. Он знал горы и обещал провести вниз удобной для конных короткой дорожкой. Торговые гости ее не жалуют – для повозок узковата.

Получасом позже долина опустела. Запятнанные кровью камни и щебень егеря вынесли и сбросили в указанные гномом щели, узоры стерли, следы боя спрятали. Обычная мирная лощинка… Когда пятью днями позже двое старых ведимов решили выяснить, куда делись пропавшие сородичи, им удалось понять ничуть не больше, чем Энтору и Рртыху – в отношении прежних засад. Отряд егерей к тому времени уже скакал холмами, вплотную приблизившись к малой крепости первой заставы людей. На равнине спешку позабыли и двинулись более спокойно, чтобы собраться с мыслями. И было от чего – один вид крепости настораживал.

Обычно там стоял скромный гарнизон королевства Рониг, чья граница соприкасается с горным кряжем гномов. Но теперь шпили пестрели от флагов. Итогов похода егерей ждали сын короля, советники двух соседних государств, визирь с юга, из Бильсы, племянник императора дальних западных земель… Рртых выдохнул сквозь зубы, изучая гербы и ленты. Война готова была разразиться, в нее уже поверили все. Если бы маг Нисий Мартиг и его егеря легли в долинке, гномам бы никто более не поверил, и надолго. И оружие ковали бы обе стороны, и крови жаждали, себя не помня и не жалея.

Вддыхры умеют нашептывать злые желания, исполняя огненные пляски и завоевывая мысли вполне нормальных, разумных, правителей. Мол, у гномов – золота без меры. И камни бесценные, и уголь, и руды – наилучшие.

Нисий лежал на носилках, удобно устроенных для него. Гном, преодолев природную нелюбовь к лошадям, устроился на спине крупного спокойного северного коня, уперся ногами в толстую жердь носилок и беседовал с магом. Старый ему понравился. Достойный человек, из которого бы получился вполне уважаемый гном при ином раскладе планов Труженика. Маг внимательно выслушал историю пропажи гномьих посольств, засады на вддыхров, тела и головы которых теперь везли в мешках, засыпав солью для сохранности. Егеря рассудили: с таким доказательством не поверить в засаду станет невозможно. Да и трофей редкостный – два Черных! Соли, кстати, велел набрать гном, а потом еще спел что-то рычащее над трупами.


– Ты прав, – слабо кивнул Нисий. – Надо идти к мудрым. Только одно неверно в плане. Меня в Круг не пустят, таков их закон. Человек имеет право на одну встречу с вечными. И моя – в прошлом. Бери сына, воеводу Брава и скачи. В крепости вам делать нечего, время потеряете. К тому же, извини уж, кое-кто может счесть тебя отличным заложником, Рртых Третий, сын рода Гррхон.

– Знаешь, – сокрушенно вздохнул гном.

– Тебя, шалуна, все знают на пограничье, – улыбнулся маг. – Не в лицо, так по описанию. Помню, лет двадцать назад изрядный был скандал, когда ты с тремя такими же оболтусами уворовал перец.

– Взаймы взял, – затосковал гном. – Мы же представились, попросили, все честь честью.

– Да ясно, что взаймы, – согласился маг. – Мне. А того мужичка, возницу, убедить было потруднее. Четыре гнома при секирах, ночью, на узкой тропочке просят плошку перца… то еще зрелище. – Маг мечтательно улыбнулся вновь. – У него пес и то заикался! Шаманы лечат от заикания?

– Ага.

– Ага, – порадовался Нисий. – А вот маги – с трудом, учти на будущее. Ох и намаялся я, аж взмок! Зато с вами, недорослями несолидными, стало весело. И король ваш вроде не таким зверем глядел, уж по молодости был больно строг этот Кныттф… Еще мой отец много всякого рассказывал. И охрана ворот помягче сделалась, поразговорчивее. Увы, всё пыль, всё ушло. Но я полагаю, есть добрый знак в том, что ты с нами. Многие гномы упрямы, но ты менее иных. К тому же ты справедлив.

– Спасибо.

– Тебе спасибо. Жить всем хочется, старикам вроде меня – тоже. Да и сына ты спас. Мы потомственные маги, ему уже время в Круг ехать. Это не честь, гном, это долг. Не хочу, а отсылаю.

– Я тоже знахарем быть не желал. А дед Збыр ка-ак вразумил, до сих пор во всю шею внятно. Как он там, что с ним – душа ноет… эх, кривая кирка!

– Кирка-то при чем?

– Так согнул ее дедушка, – покаянно вздохнул Рртых. – Вот аккурат здесь, об шею. И пошла наука впрок. До Станового знахаря мне не вырасти во век, но я рад, что вернул тебя. Отдыхай. И учти, магия тебе теперь недоступна, уж извини, так вышло. Неумеха я, первый раз всерьез пел. Половину жил жизненных стянул, а прочие не сошлись. Магия – она тонкая, а у меня пальчики – сам погляди, под секиру выкованы.

– Это правда. Удачи тебе, Рртых.

– И тебе здоровым жить да в покое, а за малышом я пригляжу в пути.


Рослый, серый в яблоках, конь с очаровавшей гнома кличкой Сумрак принял неумелого седока покровительственно. Жеребцу исполнилось уже пятнадцать, он смотрел на жизнь куда спокойнее, чем в юности. С добродушием, характерным для мохноногих леснийских коней, скушал темный хлеб с солью и дождался, пока всадник заберется в седло, никак не менее чем с пятой попытки. Людям гномья посадка тоже понравилась. Рртых от помощи отказывался с рычанием и полз по конскому боку, как по трудной отвесной скале, при этом еще и ругался разнообразно, то и дело поминая неких загадочных Лыхмов, которые не умеют ковать стремена.

Главным достоинством серого Сумрака была иноходь, и ее прелесть гном оценил сполна, выпрямившись в седле и неодобрительно приглядываясь к резвой рыси вороного жеребца Брава. Аллюру, ничуть не пригодному для передвижения гнома.

Город со всеми его флагами и лентами остался в стороне. Рассвет опасно надвигался, требуя спешить, пока неокрепшее зрение терпит яркость Опрокинутых озер, наливающихся нежной молодой бирюзой поверх плотного слоя огненных прожилок опалового востока, где греется горн.

Энтор прекрасно знал местность и обещал устроить привал на замечательном постоялом дворе, где и свинина вкусна, а пиво варят свое, и получается оно вполне пристойно. Гном сам упрямо сполз наземь, отвел коня в стойло и вычистил. Он не любил неуважения к спутникам, а Сумрака счел стоящим приятелем с мирным характером. Да и сила серого иноходца впечатлила гнома. Вес в нем, пятифутовом, немалый, а еще секира, молот, топорик и прочее всякое, мелочь. Но конь нес и не жаловался.

Напоследок гном деловито рассмотрел подковы, поболтал с местным кузнецом и, изо всех сил сохраняя неспешность шага, нырнул в полутемный зал, ставни которого уже закрыли по просьбе Энтора. Пиво оказалось достойным внимания, свинина – бесподобной, количество острых приправ привело гнома в восторг. А свежий, прежде невиданный, мелкий и отменно злой красный перец буквально примирил с существованием неба. Гном так и сказал – мол, согласен именовать на вершинный лад: достойно, раз под ним растет эдакая вкуснотища.

Коварный сын мага воспользовался случаем и рассказал о предстоящем пути, перемежая нудные перечисления городов, обычаев и племен сведениями о производимых там пряностях.

Путь предстоял долгий. Сперва следовало идти вдоль южного отрога гномьего кряжа, затем по берегу порожистой реки Ниги, рожденной ледниками гор, холодной и беспокойной. Двигаться надо до впадения ее в полноводную Стовь. Там Энтор предлагал подумать о местах на больших баржах или сплавных плотах. Путь ведет к океану, ведь Круг расположен на полуострове, связанном с берегом тонкой длинной ниткой дороги. А сам этот клок земли лежит близ устья Стови, западнее основных торговых поселений, в безлюдном местечке. Брав кивнул. Простые люди магии не любят, тут они с гномами единодушны. И потому селятся от мудрых поодаль, чтобы на их чудеса взирать из безопасного, как кажется деревенскому жителю, удаления. А лучше того – и вовсе не знать и не видеть странного.


– Согласен, – кивнул гном. – Спать надо, а не глупости городить. Карту я запомнил. Три тысячи верст, не менее. Если все кривули дальней дороги перечесть, ох и работа башмакам!

– Копытам и подковам, – поправил Энтор.

– Ага, – задумался гном. – И то верно. Подковам. Уходим на закате?


Ему кивнули, хотя рыжий уже не смотрел и не слушал, нацелившись на сон.

Зато вечером услышали самого гнома. Стук молота разбудил сперва Энтора, а затем и Брава. Звучный, почти беспрерывный и спорый. Оба пытались бороться с напастью, но шум, дополняемый визгами, бранью и грохотом, их быстро одолел, поднял с кроватей и погнал во двор.

Зрелище, надо отметить, того стоило. Большая часть жительниц поселка ругалась за место в очереди, пытаясь последний раз пустить в дело и без того сломанные и негодные предметы утвари.

По одной женщины ныряли под плотный полог, натянутый в дверях кузни ради создания необходимого гному полумрака. Очередь на миг стихала, и голос новой просительницы чистым медом разливался в предвечерье. Потом звон и стук возобновлялись. Парой минут позже женщина, совершенно счастливая, покидала кузню. Энтор нашел несколько очаровательных селянок в хвосте очереди и решил, что раздувать меха можно и нужно. За плату, само собой. Девушки захихикали и пообещали егерю свое полное внимание, если он ускорит работу кузнеца.

Брав покачал головой и ушел ужинать. Он здраво рассудил, что все и любые подробности безобразия увидит из окна и вызнает у хозяйки постоялого двора. Так и получилось. Стосковавшийся по работе гном проснулся еще до обеда, надел очки, замотал голову плащом и потребовал дать ему хоть какую работу. За полчаса Рртых починил все, что нашлось в хозяйстве из безнадежного железного старья. Это заметила глазастая соседка, хитро выпытала у младшей дочери содержателя постоялого двора про слабость гостя к приправам – и приволокла вдвоем с сыном плуг, три лопаты, дырявый котел, сковороду…

Острым к соседскому счастью зрением страдала не одна она, да и скрыть восстановление, например, большого медного котла – дело непосильное. Слух о том, что единственный на весь Рониг гном, отказавшийся участвовать в войне, способен починить буквально всё – мгновенно облетел село и взволновал души. Известна умопомрачительная цена упомянутого большого котла, победно пронесенного по главной улице управляющим из дворянского дома, самого богатого на всю округу. И запрошенное за его ремонт в городе – тоже знакомо, на то и существуют сплетни. Но правдивый рассказ управляющего о том, что гном залатал котел всего-то за щепоть редкого восточного бордового перца… Да он похуже сплетни! Село всколыхнулось и по-новому взглянуло на безнадежный железный лом. Рртых стал обладателем редкостной коллекции приправ. И продолжал богатеть с каждой минутой.

Когда горн небесного Труженика стал бледнеть и все отчетливее скользить к краю неба, очередь иссякла. Энтор вынырнул из кузни, голый по пояс и гордый собой. Его уже ждали девушки, вода и вышитые полотенца. Гном появился позже, тоже весьма довольный, с пухлой холщевой сумой, до самого верха забитой мешочками и коробочками с приправами, драгоценными в подгорной стране. Брав с нескрываемым интересом изучил фигуру Рртыха. Ничего подобного ему видеть не доводилось. Широкий монолитный мужичина, сотканный из сухих – кто бы мог подумать – жил. Длинных, выглядящих непривычно, и очень внушительных. Гном мылся долго и с удовольствием. А воевода забавлялся, наблюдая задумчивые вздохи дородной хозяйки постоялого двора. Женщину огорчало то, что посетители не задержатся еще немного, хоть на одну ночку. Столь же безмерно это обстоятельство радовало хозяина, тихо звереющего за стойкой.

Рртых закончил плескаться, обмотал голову полотенцем и зашагал к дому. Он умел помнить однажды пройденный путь и двигался уверенно, не глядя под ноги. В темном уюте зала синие глаза обрели долгожданный отдых от дневного света. Гном встряхнулся и подсел к столу воеводы. Брякнул связкой подков. Поманил ручищей хозяина.


– Нож, для дела, – важно сообщил гном. – У нас такими разделывают мясо, я ваши глянул – дрянь. Мясо отменное, а ножи – дрянь. Вот, смотри. Хорош ли? Ага, понял, сам покажу.


Последний недовольный человек в поселке подошел, с сомнением тронул широкий тесак. Гном вскочил, схватил разделочную доску, зелень, копченый окорок и взялся пояснять, чем хорош его нож и как им правильно пользоваться… Так что скоро хозяин пребывал в том же блаженном состоянии, что и все прочие. Брав даже заподозрил с легкой неприязнью, что за дополнительную пару ножей румяный детина простит еще одну ночевку с любыми ее последствиями.

Вот только гном тонкостей людской души не рассмотрел. Быстро умял остатки ужина, оделся в поход, заплел усы, перевязал тесемкой подсохшую бороду и натянул куртку, обхлопав все ее бессчетные карманы. К этому времени вернулся Энтор и сразу вывел лошадей. Благодаря его усердию путники покинули гостеприимный двор еще засветло.


– Знаешь, кудрявый, – задумчиво сообщил гном, – а ты, пожалуй, женишься пораньше папаши. Хорошо меха раздуваешь, как на девок поглядишь. Самое время тебя к мудрым, под пудовый замок! Брав, присматривать за ним надо. А то целый поезд к Кругу приведем. И станут мудрые решать, кому наш парень более всего задолжал.

– Просто двигаться надо быстрее, чтоб уставал и падал спать замертво, – предложил воевода.

– Тоже дело, – согласился гном. – Вот не думал я, что конь может быть хорош, а привязался. Поедем быстро, согласен. Еще деньков пят, и я смогу на горн ваш полуденный в очках смотреть. А пока замотаюсь плащом.

– Жестокие вы, – фальшиво возмутился стременной, чуть задумался. – Ну, ничего. Девушки магов уважают еще больше, чем егерей.


Как ни спешили путники, но шпили башен Круга увидели лишь к исходу южной поздней осени, истратив на путь четыре с лишним месяца. Пришлось переправиться через три крупных и десятки мелких рек, преодолеть четыре границы, где неизменно впадали в ступор при виде верхового гнома. И не просто гнома! Рост и стать Рртыха Третьего никак не соответствовали представлению вершинников о гномьей породе. Обретая дар речи, стражи границ донимали путников вопросами, досматривали с пристрастием – чтобы заново изумляться коллекции приправ, странности и мощи оружия, пестроте группы.

Брав вздыхал, прикрыв глаза и начинал пояснять и разбираться. Именно благодаря его спокойной манере общения, знанию всех и всяческих местных обычаев, дело очередной раз обходилось без особых осложнений. Но потерянного времени вернуть никто не мог, и его старались наверстать, – чтобы упереться в новый заслон.

Тревога висела в воздухе и ощущалась всеми. Она копилась давно, это было очень заметно. Сплетни и слухи ползли – один другого нелепее. Старые и новые истории переплетались, путались и наслаивались, обрастали бесконечными домыслами. Гном хмурился, вслушиваясь в них, самые разные, в каждой местности свои и, увы, одинаково невеселые. До какой-то степени могло успокаивать лишь то, что о гномах плохого не говорили – не накопилось еще. Разве что досадовали на срыв старых договоров, отмену новых заказов и торговые убытки. И на то, что ювелирное дело без гномьих камней – немыслимо, столичные модницы Ронига и Рэнии в голос стонут и требуют простить подгорникам все, лишь бы стали доступны рубины, столь желанные в этом сезоне.

Тревогу рождали иные слухи.

Где-то видели ведьменей, и там сгорела деревня, дотла. Говорят, дети пропали, да взрослым повезло не больше – все как есть вымерли, помянуть многих некому.

Странно болеет городской голова – зол и своих не узнает, а сменить его почему-то не торопятся. Уже и письма в столицу писали, и граф из соседнего уезда приезжал, был принят плохо и в гневе сказал, что сживет невежду со свету… а тот никак не сживается. Зато сам поедом людей ест, извел придирками, а еще и ворует страшно.

На скот пал мор, звали мага, но в результате он нелепо погиб, теперь ищут второго, испытать удачу. Ночами в селе собаки воют, а к чему – неведомо…

Все глупости, странности и страхи складывались в одну общую картину растущего непорядка. Заметного каждому, требующего внимания – и оставляющего, как кажется простому обывателю, равнодушными всех до единого правителей и их советников, министров, визирей – как ни назови. Любых людей, наделенных полнотой власти. Есть беды – и нет спешащих на дознание отрядов охраны, нет дотошных магов, нет и единого слова от мудрых, закрывшихся в своем малом мирке у берега. Зато копится, растет, шевелится невнятное озлобление, выплескиваясь в самых неожиданных формах. Бьют жен, пьют без меры, дерутся зло и до большой крови, соседей жгут. И ведьменей особенно нет, по крайней мере, мертвых, чтоб прилюдно показать – вот, поймали, казнили. Мертвых нет, живых видели мельком и то – не точно, а черное их дело процветает…


Круг путники увидели на восходе.

Малый остров располагался в двух верстах от берега и связан был с основной сушей узкой – одному конному только-только проехать – каменной гривкой. Белый мрамор ее плит сиял древним узором. Тонкая арка обозначала вход, вместо ворот вился в ней лилейным узором туман. Тот же туман закрывал остров от глаз, давая заметить лишь высокие шпили трех башен – серебряные, ажурные.

Энтор спрыгнул с коня и подошел к туманным воротам. Тронул рукой вязь, проступившую под пальцами стальной сизой ковкой. Уверенно назвал себя, род и отца, учившегося в Круге двадцать лет назад. Металл истаял, в тумане качнулось некое сомнение. Все прибывшие отчетливо ощутили взгляд, изучающий их. Пристальный, удивленный, прямой. Потом туман колыхнулся и распался, выпустив высокого человека в светлом одеянии. Явного южанина – это читалось в чертах смуглого лица и волнистой густоте черных волос, в гибкой грации незнакомого поклона-приветствия.


– Вас примут, – сообщил пришедший. – Но учтите, уйти с острова не всегда возможно так быстро, как вы полагаете, входя. Маг проведет здесь десять лет. Гном останется на пять, его согласны учить. Воин сам решит, когда уходить. Я вот до сих пор не счел свое время истекшим.

– Благодарим, – поклонился Рртых и чуть суетливо уточнил, удивляя спутников: – а коня моего вы не обидите?

– Странные теперь гномы, прежде их к лошади и близко подвести не удавалось, – удивился южанин. – Коня можно держать в стойлах внешней школы. А обижать его, достойный гном, при вас и я бы не решился. Хотя это может повод получить интересный опыт боя.

– Я тебе дам веский повод, – буркнул Рртых, гладя бархатные губы своего Сумрака. – И опытом обеспечу, клянусь кривой киркой. Пошли, малыш, никто тебя не тронет. Выбьем мы из них овес, выдавим и ячмень. Сам пригляжу.


Когда серый в яблоках получил всё, что обещал ему хлопотливый гном, Рртых поднялся в большой зал центральной башни, где его уже ждали друзья.

Их устроили в удобных креслах, на столиках у подлокотников оставили кубки с водой. Гном с интересом рассмотрел три кресла напротив, пока пустые. Что-либо спросить он не успел. Двери внутренних покоев распахнулись и впустили в зал тех, для кого предназначались свободные места.

Эльфов, – это Рртых понял сразу по танцующей легкости шага, по гибкости слишком тонких фигур, по непривычному разрезу крупных глубоких глаз. А вот знаменитые длинноватые уши в глаза не бросались, вопреки не особенно вежливому вниманию всех трех гостей.

Двое вошедших были мужчинами, чей возраст в человеческом восприятии казался близким к тридцати пяти – сорока. Рослый светловолосый выглядел чуть старше, более плотный и низкий обладатель черных, как ночь, прямых волос и болотно-серых глаз казался молодым.

Женщине Брав не дал бы более тридцати, и ее внешность, вопреки ожиданиям, не блистала «неземной красотой» из легенд. Скорее её можно было описать, как живое и подвижное обаяние. Хотя назвать некрасивой светловолосую голубоглазую эльфийку не посмел бы и черный недоброжелатель. Но красота была чужая, непривычная, и в нее хотелось всматриваться, привыкая и находя особенности. Взгляд голубых глаз смущал еще больше – слишком они глубоко проникали в душу. Гном даже головой тряхнул – вроде говорить и не начинали, а уже есть ощущение общения.

Именно женщина начала разговор.


– Мы увидели вас и мы опечалены. Есть древнее пророчество: когда сюда ступит нога гнома из рода Гррхон, мир погрузится в новую войну, исход которой не определен. Но и не пускать бессмысленно, так судьбу не обманешь. Потому приветствую вас, гости. Мы окажем любую помощь, на которую способны. Я Эриль, старшая из мудрых. И, пожалуйста, не думайте, что мы себя возвеличиваем титулом в глупой гордыне. Так звался совет короля эльфов, в который мы входили очень давно – совет мудрых. Мы покинули край Лирро, когда Стена, прозванная позднее Черной, отгородила его от прочих земель. Мы были против отделения вечных от мира, но в Лирро уж тогда не желали слушать советов, лишь восхваления. Справа сидит советник и мастер боя, Кэльвиль. Слева наш маг, Лоэльви.


Гном с некоторым подозрением изучил легкую фигуру светловолосого мастера боя. Как он с секирой управляется? Кивнул, глянул на спутников и, по их молчаливому согласию, взял на себя бремя представления и основного рассказа. Затем Брав дополнил известное ему о делах севера, а Энтор передал то, что велел рассказать отец.

Эльфы некоторое время молчали. И снова заговорила женщина.


– Я могу твердо назвать причину изоляции гномов, хотя меня она ужасает, – дрогнувшим голосом молвила Эриль. – Это ведимы, я подозреваю их же руку и в изоляции нашего народа, случившейся много раньше. Тогда король словно обезумел… А мы не совладали, он никого не слушал. Теперь вы повторяете наш горький путь, Черные явно контролируют вашего короля. Как – не скажу, это почти невероятно, ведь народ гномов стоек и упорен. А уж семья Гррхон вне всяких упреков, достойный Рртых. Но я давно ощущаю силу ведимов, растущую в горах.

– Увы, гном, – добавил светловолосый Кэльвиль. – Мы не в силах пойти и всё выяснить, как желаешь ты, и это желание очень заметно… Я далеко не лучший из воинов Лирро, я давно живу в покое, да и прежде больших войн не знал. Нас только трое, и мы делаем то, что возможно. Учим, храним историю. Эльфы полностью замкнулись, это наше горе. Одолеть ведимов без наших воинов трудно, но устранить Стену способен лишь король. А ведь именно он замкнул заклятие.

– Н-да, опять молотом по макушке, – вздохнул гном. – Что я буду делать тут пять лет?

– Учиться у меня, – молвил третий эльф. – Древний ларец замкнул демонов при помощи шамана вашего народа. Сила его песни была велика. Насколько я знаю, гномы не утратили секретов древней магии своего народа. Вы бережно храните знания, это достойно большого уважения. Мне ведомо, как соединить в тебе, пусть и в малой степени, магию эльфов и знахарство. Ведь короля страны Гхросс хотелось бы вернуть в сознание, а не убить.

– Да уж, не могу не согласиться, все же речь о моем отце, – куда более охотно кивнул гном. – Но где нам искать силу? Настоящую, для боя, для магии… чтоб ведимов, как вы зовете гнилых вддыхров, укоротить на все их головы?

– Не знаю, – горько выдохнула Эриль. – Мы оставили ларец ордену людей. Башня ордена в диких лесах на границе нынешней Леснии и гор, близ Лирро. Если точнее, это стык границ Эрхоя, Леснии и дикого леса у эльфийской Стены. Крепок ли орден – мне неведомо, от магов севера никто не приходит уже сотню лет. Возможно, тайную тропу нащупали и перерезали ведимы. Прежде орден проведывал тот, кому очень трудно заступить дорогу, он единственный из эльфов помнит древнюю войну и умеет одолевать ведимов, и не только их. Но увы, его нет с нами уже пять сотен лет. Это пугает.

– Учите. Станет надо найти эльфа престарелого, я поищу как следует, а до страхов мне нет дела, – энергично потребовал гном. – И учтите, мне надо много внимания, я до дела жадный.

– Всё мое время – ваше, достойный гном, – поклонился с улыбкой Лоэльви. Школой людей станет заниматься Эриль.

– Отлично, – согласился гном, высверливая взглядом дырочку во лбу своего нового учителя. – Вот и начинайте. Мои пять лет уже пошли, а время дорого. Может, папаша там выдрал деду бороду, а я и не знаю.


О худшем гном предпочитал не думать. Потому что боялся не застать дома ни деда, ни прадеда. Рртых знал, насколько оба против всяческих скороспелых решений, а уж войн – особенно. И совершенно не понимал, как могли загреметь барабаны при живом дедушке. А если ведимы уничтожили деда Збыра, лучшего гнома на всем свете, если свалили и это на людей – вот тогда многое понятно. Такое могло довести отца до крайнего, неконтролируемого гнева! Не только отца – весь подгорный народ. Особенно при условии, что побег наследника сочтен похищением… А может, и Рртыха дома числят погибшим?

Рыжий нервно фыркнул, отстегнул бесполезную секиру и решил учиться с полным усердием.

Загрузка...