Ромео с большой дороги

Глава 8

– Ну и как вам песня? – спросила Ирка.

– Очень печальная, – кивнула я. – Тёма, очевидно, добрый человек, не всякий захочет помочь родителю, который не принимал участия в его воспитании.

– Может, и так, – протянула Ирка, поворачиваясь к чайнику.

– У тебя иное мнение?

Домработница бросила в чашку пакетик с заваркой.

– Знаете, Дарь Иванна… Впрочем, не мое дело.

– Нет уж, говори.

Ирка глянула на меня.

– Вы этого Тёму рассмотрели?

– Не очень, – призналась я, – но он здорово похож на Дегтярева – лысый, толстый.

– Тут недавно по телику шоу двойников показывали, – сообщила Ирка, – ну прямо офигеть, до чего они на звезд смахивают. Представьте, Киркорова женщина изображает, ростом с телевышку. Во чего бывает!

– Ты куда клонишь? Высказывайся прямо! – велела я.

– Уж простите, Дарь Иванна, – занудила Ирка, – но вы человек увлекающийся, наивный, Машенька вся в маму пошла. Хоть вы ее не рожали, а одинаковые вышли. Зайка, та ваще безголовая, а Дегтярев только орет: «Я самый умный, остальные дураки», но на самом деле его годовалый ребенок вокруг пальца обведет. Один Аркадий Константинович рассудительный, но его ж никогда дома нет. Мой долг вас предостеречь.

– От чего?

Ирка схватила сахарницу.

– Полковник этого Тёму обнял и чуть не зарыдал, а сам бормочет: «Сынок любимый, ничего о тебе не знал, никакого письма не получал!» Разве так можно?

– Как?

– Верить человеку на слово! – вспыхнула Ирка. – У него чего в паспорте стоит? Ведро Тимофей Николаевич. При чем тут Дегтярев?

Я заморгала. Ирка подняла указательный палец.

– Во! Это раз. Теперь два. Ему про Ложкино приятель выяснил. Что ж он не сообщил правду: не деревня, а коттеджный поселок с домами за дикие сотни тысяч баксов!

– Вполне вероятно, что официально Ложкино числится селом, – пояснила я, – наш же поселок получил название от ближайшей деревни. У нас почтовый адрес «Ложкино-1», однако про цифру все забывают.

– Ладно, – кивнула Ирка. – Только я сумку этого Тёмы разбирала. Жуть!

– В каком смысле?

– Вещи – дерьмо, – заявила домработница, – я в шмотках разбираюсь.

– Грязное и рваное?

– Нет, – ухмыльнулась Ира, – новое совсем, чистое и целое. Но все российское: рубашки, белье, свитер. А ботинки… Говнодавы настоящие, простите, конечно!

– Не у всех есть деньги на фирменные вещи, – возмутилась я. – Ира, откуда такой снобизм? Между прочим, я очень люблю белье, которое шьют в Минске, стараюсь покупать только его: хлопковое, натуральное, изумительное. А куртки? Вон Зайка купила дорогущий пуховик, и тут же «молния» сломалась, а у Дегтярева российский третий год, как новый.

– Китайский, – поправила Ирка.

– Ну и что? Зато он стоил две копейки и цел до сих пор, – не сдавалась я. – Да бог с ними, с вещами. Давай вспомним о продуктах! Покупали мы итальянские макароны, и вечно они нам какими-то недоваренными казались. Перешли на родную «Макфу» и кушаем аппетитнейшие «гнезда» с грибочками в свое удовольствие! И, ко всему прочему, от них не толстеешь, и варятся они очень быстро!

– Тут вы правы, – согласилась Ирка. – Только у нас деньги есть, мы покупаем российское не от бедности, просто эти товары больше нравятся. А Тёма нищий! Видела я, какими он глазами на портьеры глядел, даже пощупал их. Нехороший человек.

– Ты сделала подобный вывод после того, как гость потрогал драпировки?

– А вы не зубоскальте, – надулась Ирка. – Он еще от Хуча шарахнулся, ноги поджал и спросил: «Он кусается?»

Я села на табуретку и почувствовала легкий дискомфорт. Меня всегда настораживают люди, которые не любят животных. Предположить, что Хучик способен кого-то укусить, может либо дурак, либо очень злой человек. У мопса и зубов-то практически нет, выросли через один.

– Знаете, как дело обстоит? – наседала Ира.

– Ну?

– Тёма ваш распрекрасный за своими Уральскими горами чуть с голоду не помер, – застрекотала домработница, – вот и решил в богатый дом пристроиться. Приехал сюда и набрехал с пять коробов. Мамин дневник… Ха! Он вам его показал?

– Нет.

– Вот! Теперь тут поселится, оденется, обуется, отъестся и ваще навсегда останется. Дегтярев его уже за сыночка считает, Манюня жалеет, даже Ольга прослезилась, глядя, как эта кастрюля полковника обнимает.

– Ведро, – машинально поправила я.

– Один шут разница, – скривилась Ирка. – Гоните его вон, прохиндея, вот мое мнение.

– И как ты предлагаешь провести операцию?

– Прямо так и скажите: «Вали домой».

– Не могу.

– Почему? – уперла руки в бока домработница.

– Не принято подобным образом обращаться с гостями.

– Тьфу! Если станете всех привечать, в нищете помрете.

– А где сейчас Тёма?

– Его Дегтярев в Москву увез.

– Нельзя же выгнать сына полковника.

– Он ему никто.

– Откуда такая уверенность?

– Задницей чую, – заявила Ирка.

Я постаралась скрыть усмешку. Надо же… Судя по некоторым расхожим выражениям, вышеупомянутый орган является главным для русского человека: он им чувствует беду и одновременно ищет на него приключений.

– Надо приблуду на анализ отправить. Генетический. Есть такой, я знаю, – посоветовала Ира. – Вот у нас на двадцать пятом участке Мироновы живут… Слышали?

Я кивнула.

– Хозяин горничную выгнал, – ажиотированно продолжила Ирка, – беременную. А та, не будь дурой, в лабораторию сносилась и его жене под нос бумажку сунула, где черным по белому написано, кто отец ее будущего ребенка.

– И кто?

– Ой, Дарь Иванна, несообразительная вы! Ясное дело, сам хозяин. Надо у этого Тёмы кровь взять. Вот и станет ясно, чей он сын! – торжественно закончила Ирка.

– Неудобно как-то, – промямлила я, – подойти и заявить: «Предполагаю, вы обманщик, поехали на экспертизу». А если он и впрямь родня Александру Михайловичу? Обидим и Тёму, и полковника.

– Тогда надо хитростью анализ взять. Обманом.

– Как?

– Подумаю и соображу, – пообещала домработница.

– Хорошо, – согласилась я, – тоже поломаю голову над проблемой. Но очень тебя прошу, давай соблюдать презумпцию невиновности.

– Чего?

– Пока мы не доказали, что Тёма обманщик, он честный человек и живет в Ложкине на правах сына полковника, – объяснила я. – Понятно?

– Ничего, – мстительно процедила Ирка, – пусть временно сыром в масле катается! Скоро закончится лафа, я его сама веником вымету!

– Только после лабораторного заключения, – предостерегла я и услышала звонок своего мобильного.

– Даша? – спросил чей-то знакомый голос.

– Да, а кто говорит?

– Рита Секридова.

– Алиса пришла? – обрадовалась я. – Сделай одолжение, не выпускай ее, уже еду!

– Хорошо, – сухо выронила Рита, – жду.

Я бросилась к машине. Завела мотор и, не обращая внимания на сильный дождь, понеслась на Солянку.

Дверь в квартиру Риты опять оказалась открытой.

– Добрый день! – закричала я, влетая в прихожую. – Алиса, вы где?

– Ее нет, – мрачно сообщила Рита, высовываясь из кухни. – Иди сюда! Чего тарарам подняла?

– Ушла! – расстроилась я. – Ты же обещала ее остановить!

– Она не приходила.

– Послушай, я живу за городом, кататься туда-сюда по пробкам не особое удовольствие. Когда ты позвонила, я поняла, что Алиса явилась домой.

Секридова шлепнулась на колченогий стул, маячивший около буфета.

– Нет, она не объявлялась. Но… Смотри, у Алиски сегодня эфир.

– Так.

– Он прямой, не предварительная запись. Ей люди в студию звонят, заказывают песни, с днем рождения друг друга поздравляют. Ясно?

– В принципе, да, – кивнула я. – Ничего особенного, подобные шоу почти на каждой радиостанции есть.

– Но вечером Алиски на эфире не было, – протянула Рита.

– А кто там был?

– Диджей по фамилии Столяров. Я включила приемник и услышала его голос. Странно.

– Почему? Может, у Алиски случилось неотложное дело, и она попросила ее подменить.

– Нет, – помотала головой Рита, – у них подобное не принято. Генеральный продюсер терпеть не может манипуляции с расписанием. В этом году Алискина смена падала на первое января, в девять утра ей заступать следовало. Приятно, да?

– Невероятно, – кивнула я.

– Если тебе рассказать, из какого Алиска дерьма выплыла, не поверишь, – монотонно вещала Рита. – Ну да не о том речь. Алиска хотела в компании праздник отметить и нашла того, кто согласился у микрофона первого числа париться, – Столярова. У парня как раз облом с бабой случился, ему идти было некуда, вот и сказал Алиске: «Хрен с тобой, я первого оттарабаню». Обрадованная, она побежала просить поменять ей смены. Но начальство встало на дыбы: «Слушатели ждут именно Виноградову, – заявил ей генеральный, – у нас не лавочка со спичками, вот там все равно, какая морда за прилавком. Не нравится сидеть у микрофона, никто не заставляет, получи в бухгалтерии расчет, и разойдемся друзьями». И Алиса, испуганная угрозой босса, в компанию свою не поехала, примчалась первого января в девять утра, трезвая, и вышла в эфир.

Я молча слушала Риту.

– А сегодня вместо нее Столяров вещал, – втолковывала мне Секридова. – Причем вчера утром Алиска, услышав про мое предложение сопровождать Болтова, воскликнула: «Отлично, и выпить мне в свое удовольствие удастся! На работу лишь вечером, можно не ограничиваться бокалом шампанского». Понимаешь, она не думала пропускать эфир. Алиска страшно дорожит своей работой и боится ее потерять.

– Вдруг она попала в больницу? – предположила я. – Позвони ей на мобильный.

– Уже пыталась, он отключен. Хотя вот тут ничего особенного, у Алиски постоянно заканчиваются деньги. Настораживает другое.

– Что? – подскочила я.

Рита вытащила из прически прядь волос и принялась накручивать ее на палец.

– Алиска, как я уже говорила, из грязи выползала. Она мне рассказывала: отец алкоголик, мать ему под стать, вечно бухая. У таких людей детки в младенчестве помирают…

Но Виноградовой повезло. Ее господь наделил упорством и трудолюбием, девочка сумела окончить школу, поступила в институт, пристроилась на радио и начала вылезать из нищеты. Денег у Алисы было мало, соблазнов в столице много, да еще в Москве принято человека встречать по одежке, поэтому радиоведущая тратила весь оклад на оплату квартиры и на обновки, еда в бюджете не предусматривалась. Чтобы не помереть с голоду, Алиса бегала по тусовкам, убивая двух зайцев: знакомилась со всякими людьми и наедалась на фуршете. В сумочке у Виноградовой всегда имелся небольшой пакетик, куда она незаметно клала халявные пирожки и бутерброды, обеспечивая себе завтрак, а то и обед.

Алиса целеустремленная девушка, она мечтала шагнуть выше по карьерной лестнице, ей было охота пробиться на телевидение, стать звездой, обрести большой оклад, купить собственные хоромы, машину… В общем, планов громадье. В отличие от очень многих девиц Алиса не желала выскакивать замуж, она надеялась лишь на себя и кокетничала с мужчинами на вечеринках с единственной целью: рассчитывая встретить всемогущего продюсера, который произнесет заветную фразу: «Давно ищу ведущую шоу, похожую на вас».

Выпить от души Алиса позволяла себе лишь тогда, когда участники тусовки расходились по домам. И то не всегда. Иногда новые знакомые предлагали продолжить вечер в другом ресторане, и Виноградова ехала с ними. В этом случае нужна трезвая голова, налаживание связей в Москве – процесс длительный и довольно трудный, а Алисе страшно хотелось стать звездой, она на все готова ради карьеры.

Если на тусовке случался облом, то есть никаких интересных встреч не происходило, вот тогда Алиска, выждав нужный момент и увидав, что в зале осталось пять-шесть крепко поддавших личностей, подходила к столику, где наливали спиртное, и быстро опрокидывала в себя пару-тройку бокалов. Не следует считать Виноградову алкоголичкой, ей просто требовалось расслабиться.

Но тут надо упомянуть об одной физиологической особенности Алисы. Девушка способна выпить довольно много вина и не опьянеть. Вернее, алкоголь «догоняет» Виноградову не сразу. Около часа она ходит трезвая, но в какой-то момент весь принятый алкоголь бьет ей в голову, причем с такой силой, что Алиска падает замертво…

Рита остановилась и посмотрела на меня.

– Понятно объясняю?

– Да, – кивнула я, – у меня есть один знакомый, Вадик Рогачев, у него та же особенность: вливает в себя водку стаканами и вроде как ни в одном глазу. А потом – бах, лежит на полу. Его словно выключают.

Рита слабо улыбнулась.

– Вот-вот. Алиса очень хорошо знала о том, какую шутку с ней играет выпивка, поэтому наливалась перед уходом и почти всегда успевала доехать до дома.

– Почти всегда?

Секридова включила чайник.

– Ну, пару раз она засыпала, не добежав до квартиры. Я ее находила во дворе, на лавочке. Но это исключение, обычно Алиска добиралась до спальни. Вернее нет, она вваливалась в квартиру, а там уж где упадет. Понимаешь, ее натурально вырубало, могла улечься в ванной на полу, в прихожей возле комода или в коридоре развалиться. Я с ней пыталась ругаться, говорила: «Если уж доперлась до дома, так дойди до койки». А Алиска растерянно хихикала и отвечала: «Извини, Ритусь, я собой в такой момент не управляю. Темнеет в голове, и все! Мне, главное, в квартиру притопать».

Чайник начал выпускать из носика пар, Секридова взяла с подоконника кружку, бросила в нее пакетик с заваркой и хмуро поинтересовалась:

– Понимаешь теперь, отчего я не слишком удивилась, когда ты про шкаф сказала? Нет, сначала, когда про смерть Алиски услышала, испугалась. Но потом сообразила: она домой заявилась, решила раздеться и в гардероб упала. Если честно, я правда подумала, что тебя Катька подговорила меня разыграть…

– Уже слышала историю про календарь, – перебила я модельку. – Зачем ты сейчас меня позвала, если Алиса не пришла?

Рита нервно огляделась по сторонам.

– Знаешь, похоже, ее украли. Унесли или увезли.

– Кто? Куда? Зачем? – принялась я задавать бестолковые вопросы. – И где шуба?

Секридова отхлебнула чай, дернулась.

– Вот, блин, горячий… В общем, когда ты уехала, я Катюхе позвонила и скандал устроила, пообещала ей морду расцарапать за ее шуточки. А Катька чуть не зарыдала: «Никого не посылала, на твое место не лезу». Уж так она оправдывалась, так отнекивалась… Потом Алиски в эфире не оказалось. Но главное… Смотри!