Рорк!

8

Победа, которую одержал Флиндерс, совершив убийство на Тигги Хилл, не принесла ему ничего хорошего. Присутствие неизвестных людей среди рорков, убитых у подножия холма, породило странные слухи по всему Южному Токленду. Люди среди рорков! Это было больше, чем неслыханно, — это было невероятно, и, однако, приходилось этому верить.

Не было разумных причин того, что это событие привело к утрате Флиндерсом авторитета. И, возможно, не авторитет он потерял. Но дело это странное, пугающее, и даже люди отшатнулись от него, а поскольку Флиндерс был с этим делом связан, дикие люди отшатнулись от Флиндерса. То ожидавшееся им свидание с главами кланов так никогда и не состоялось. После долгого напрасного ожидания он оставил свой лагерь на Тигги Хилл.

Союз, нарушенный таким образом, было нелегко возобновить. Вожди, вернувшись с Севера, застали свои кланы в беспокойстве и тревоге. Рассказ, который они привезли с собой, было нелегко усвоить; как этот рассказ, так и основанное на нем соглашение вызвали новую волну слухов и толков.

Одно обстоятельство, однако, оказалось усвоить достаточно легко.

Гильд-станция дала материалы для изготовления ружей и серу для пороха, и все нужно срочно использовать против Флиндерса. В этом никакой неопределенности не было. Если бы им дали больше ружей, дикие токи согласились бы напасть и на небо. Поддержка Флиндерса таяла, как тонкий весенний снег на солнце; она не выдержала простого сообщения, что выступление против него принесет мушкеты и порох. Вскоре каждая кузница звенела от ударов молотов; запасы дерева, хранившиеся много лет, были извлечены для такого случая и превратились в ложа мушкетов, а древесный уголь и резко пахнущий натр смешивались с серой в примитивных пороховых мельницах: смесь размалывалась, увлажнялась, высушивалась, вновь размалывалась.

Флиндерс, конечно, слышал об этом. И не ждал. Разъяренный, спустился он с Утеса: напал на Ниммаи, но был отброшен; налетел на Овелли, но и тут не сумел одержать победу; и оказался зажатым между Домиником и Малларди, а на помощь им спешили другие кланы. Потери его были огромны, он отступал, хромая, как рорк на трех ногах, и спас его только неожиданный дождик, погасивший фитили мушкетов и смочивший порох.

Он должен был считать себя счастливым, вернувшись в свое скалистое убежище на Утесе, где в этот момент его не решились преследовать; тут он мог подумать о своих потерях, о своих рухнувших надеждах и о скудной кладовой. План нападения на Гильд-станцию растаял в тумане, поднимавшемся с черных скал и среди черных, покрытых тем же черным мхом стволов гигантских деревьев.

В некоторых отношениях большой совет на Холлоу Рок напоминал прибытие Ку-корабля. Были воздвигнуты такие же большие павильоны, организовано такое же (если не то же самое) снабжение продовольствием. Вновь повсюду царил дух возбуждения и подвижности. Но на этом сходство, разумеется, и кончалось. Ку-день наступал раз в пять лет, но каждые пять лет, и каким бы новым он ни казался, на самом деле он не был новым и не будет, если не считать самого первого его прибытия. Совет же у подножия Холлоу Рок, уникальной геологической формации планеты, был еще более уникальным социальным явлением. Никто не знал, чего ожидать от него.

Харб, Ломар, несколько станционных чиновников (они по-прежнему находились в шоковом состоянии не столько от возможности встретиться лицом к лицу с рорком, сколько от перспективы обходиться без выпивки в течение всего совета) и прирученные токи прибыли, как и намечалось, на аэрокрафте. Они увидели медленно поднимающиеся в спокойном воздухе дымы костров диких токов — только мужчин: те не взяли с собою женщин. Не было их и в группе прибывших со Станции, за исключением Норны.

Утро дня, назначенного для Совета, застало диких и прирученных токов по-прежнему в одиночестве, и по мере того, как тянулся этот день, Ран так нервничал, что начал сожалеть о командирском запрете на выпивку. Было достаточно причин для этого запрета, поскольку в пьяном виде поведение большинства станционных чиновников становилось непредсказуемым. К тому же Харб понимал, что рорки не одобрят тост «Смерть роркам!»

Дикие токи из подозрительности или опасений первое время не хотели входить в павильон. Пока Харб обсуждал с Раном, как преодолеть это препятствие, и пока Ран, слушая вполуха, осматривал местность в поисках признаков приближения рорков, Норна взяла дело в свои руки.

— Жан, — сказала она, подойдя к мистеру Малларди, стоявшему несколько в стороне от остальных. — Ты сердишься на меня за то, что я стала женщиной другого?

Он осмотрел ее, не говоря ни слова. Потом проговорил:

— Если бы я убежал с тобой в Роркленд, может, ты бы стала моей. — Она ничего не сказала, и он продолжил. — Но я не убежал. У меня нет права сердиться.

— Я рада. Тогда пойдем вместе со мной в павильон и поедим вместе.

Лед, разбитый таким образом, никогда не смерзался больше, и Ран, перестав осматриваться, пошел вслед за всеми в павильон… Постепенно между ним и Жаном возник тот особый тип отношений, который бывает между двумя мужчинами, соперничающими из-за женщины. Несколько позже начавшийся разговор был внезапно прерван. Вбежал один из станционных чиновников, и было ясно, что он нарушил запрет на выпивку. Голосом, в котором смешивалось удивление, испуг и одурманенность, он громко сказал:

— О, мой член и мои ляжки — все вокруг кишит рорками!

Было названо количество членов делегации — 50, и они этого скрупулезно придерживались: прибыло 25 рорков и 25 роркменов. Среди роркменов были и женщины. Впервые Ран — и, разумеется, остальные — видел женщин-подкидышей. Их было не очень много… молодая девочка примерно десяти лет, державшая на руках ребенка, и старая, очень старая женщина. Именно она нарушила молчание, установившееся в павильоне.

— Пахнут… — пробормотала она. — Как они пахнут…

Оборудование павильонов включало ванные комнаты, ими постоянно пользовались, но каждое живое существо имеет свой специфический запах. Дикая жизнь в Роркленде сильно обострила чувства старухи. Следующим заговорил Рэнго. Он сделал шаг вперед и, пристально всматриваясь в лицо одного из роркменов, сказал тихо и неуверенно, потом повторил громче:

— Брат? Брат?

Никто ничего не сказал. Он беспомощно и неуверенно повторил: «Брат». Это больше не было вопросом. Тогда один из роркменов, не двинувший ни единым мускулом, выступил вперед. Рэнго смотрел на него. Они встретились и обнялись. Лицо Рэнго исказилось от волнения, но на лице его давно потерянного брата была лишь странная необычная улыбка.

Ломар, глаза которого увлажнились, сказал:

— Вы все видите теперь, что люди живут среди рорков. Нужно ли вам еще доказательство, что человек и рорки могут работать вместе? Конечно, рорк нападает на человека — если тот предварительно сам нападет на него. Но не иначе.

Рорки. Выступите вперед. По одному и медленно. Ну, рорки! Давайте!

Вновь молчание. Только шум ветра, больше ничего. Потом медленно, медленно на своих высоких изогнутых в коленях ногах выступил вперед старый, уже не черный, а серый рорк. На полпути он остановился.

— Рор'к. Идет, — сказал он. И: — Рор'к идет. В мире.

Ран услышал, как кто-то рядом с ним с трудом глотнул. Рорк сделал еще несколько шагов, потом сел, сложив ноги. Только тогда очнулись прирученные токи. Когда двинулся вперед второй рорк, они схватились за амулеты и забормотали магические формулы. Но никто из них не закончил этого… Постепенно они выпрямились. Кое-кто продолжал держаться за амулет. Но Ран знал, что сделан первый шаг к победе над страхом.

И в данной ситуации это был вообще шаг к победе.

Роркленд следовало нанести на карту.

Так думал Ран, стоя на безымянном, источенном дождями холме в сердце этой местности. Когда-то были проведены наблюдение и картографирование с орбиты, и когда-то эти данные были пригодны. Но они не были пригодны сейчас и вряд ли пригодятся в будущем. В таких обстоятельствах оказалась неоценимой помощь роркменов.

Один из них как раз поднимался к нему, дождь стекал по его волосам и обнаженной груди и плечам.

— Что там впереди, Транак, в этой долине, заросшей папоротниками? спросил Ран.

Человек ответил ему частью словами, а частью жестами, что долина значительно расширяется и в ней находится небольшой источник. Мало вероятно, считал он, чтобы там были рипы…. Однако и там они могут быть.

Ран кивнул и повернул голову, заговорил в маленький микрофон на плече, а Транак заторопился обратно, чтобы заняться дальнейшей разведкой. Через несколько минут небольшой отряд углубился в долину. Ран знал, хотя и не мог этого видеть, что другой отряд движется с противоположной стороны. Ни один рип в этой долине не останется в живых. Скалы слишком крутые. Ран вытер свое залитое дождем лицо и заторопился вниз по холму, неся за собой длинный шест с белым флагом. По этому сигналу и слева и справа двинулись такие же флаги. Он знал, что, как направленная волна, эта линия пересекает весь узкий континент.

Война с рипами продолжала свое медленное, но неумолимое продвижение вперед.

Война эта была необыкновенно важна из-за природы противника. Но важнее она была из-за природы союзников. За один месяц Ран перевернул обычаи и традиции, складывавшиеся столетиями. Прирученные же токи, работающие рядом с дикими — не буквально рядом, но в одном деле, — знали об этом. Дикие токи, объединившиеся с гильдсменами. И, конечно, самое удивительное — люди (цивилизованные, варварские и выродившиеся), люди работали с рорками! Лишь клан Флиндерса, по-прежнему непокорный и укрывшийся на своем Утесе, не принимал в кампании участия.

Ран слегка вздохнул, вспомнив, что договор о совместной деятельности заключен только на один год. Конечно, это неплохо, но пока еще не настало время устанавливать постоянное согласие. За год две объединившихся расы (включая четыре группы людей: диких токов, прирученных токов, гильдсменов и роркменов) должны уничтожить двух своих врагов: хищных рипов и порождаемую ими токскую лихорадку.

Из крошечного передатчика послышался голос:

— Скиммер-5 докладывает командованию.

— Как дела, Мантон?

— Немного медленно… Пусть центр чуть замедлит свое продвижение вперед. Не нужно ломать линию.

— Ладно. Каков урожай?

— Большая стая рипов двигалась вдоль берега. Часть из них прорвалась, и нам пришлось развернуть линию, чтобы ни один из них не ушел. Эй! Я сам убил нескольких рипов!

— Хорошо, хорошо, Мантон! Что еще?

— У скиммера-5 больше ничего. Конец сообщения.

Сказалось ли умение командира убеждать или подействовала общая ситуация, но Старчи Мантон прервал свои бесконечные возражения, решив, что теперь как раз крайний случай. Он привел в действие скиммеры и все надземные средства передвижения (сказав, правда, что их трудно будет применять в бездорожном Роркленде); и действовал с большим рвением. Возможно и то, что но него подействовала отдаленность Ку-дня, которого он страшно боялся.

Нечто подобное происходило и с другими гильдсменами. Сообщали, например, что Релдон, находившийся в координационном центре западной линии, не выпил ни капли с момента начала кампании! А старый «Кэп» Кондерс, впервые за год оставив свои зловонные сушильные навесы, с таким энтузиазмом включился в работу, что медик был вынужден запретить ему действовать так энергично.

Вся кампания представляла из себя неправильный четырехугольник, стороны которого двигались по направлению к центру… Прирученные токи составляли северную линию. Дикие токи, с другой стороны, составляли южную линию и столь же постоянно двигались на север. В обоих случаях «постоянно» означает лишь приблизительную оценку. Эти две линии должны были встретиться, и туда же со стороны берегов двигались рорки: западная линия двигалась на восток, восточная — на запад. И площадь четырехугольника, ограничиваемая этими линиями, постоянно сокращалась.

Обычно преследуемые рипы не ждали того, когда на них наткнется линия, при ее появлении они бежали. В линиях впереди шли мужчины, вооруженные копьями, мотыгами, дубинами и ружьями. За ними шли женщины и дети и барабанили всем, что только могло барабанить, и звенели всем, что только могло звенеть; они кричали и улюлюкали. Там, где местность была открытой и позволяла использовать скиммеры, расстояние между людьми увеличивалось; они гнали перед собой большую часть фауны Пиа-2, но другим животным позволяли проскальзывать сквозь щели линии.

Скорость движения каждой линии и каждой части линии, естественно, варьировалась в зависимости от погоды и местности. В ясные прохладные дни на травянистых равнинах и слегка холмистых плоскогорьях, которые могли превратиться в отличные пастбища, продвижение вперед было хорошим. Дожди, сильная жара, неровная пересеченная местность затрудняли продвижение. Горы и овраги, естественно, заставляли идти почти ползком; густые леса, болота и заросли колючих кустарников, высокая трава с острыми режущими кромками все это тоже затрудняло продвижение. В Роркленде нет больших рек, которые нельзя было бы перейти вброд; только в периоды дождей они превращались в стремительные потоки.

Белые флаги командных постов иногда быстро продвигались вперед, иногда совсем останавливались. Они двигались от покрытых желтой травой пологих склонов и пахнущего солью морского берега на север; от поросших черным мхом скал и долин юга — через поля краснокрылки, вновь пламенеющие всеми оттенками красного цвета, сегодня влажные, завтра сухие, они шли и шли вперед. И наконец, на западном берегу дикие токи соприкоснулись с поджидавшими их рорками и остановились. Вскоре после этого южная линия тоже соприкоснулась с восточной. Начался второй этап кампании.

Когда-то, глядя из скиммера, Ран Ломар видел линию токов и массу рипов. Но тогда рипы размножались в неисчислимом количестве, а рорки убегали. Теперь было иначе.

Насколько мог видеть глаз, в обе стороны двигалась линия с воинской точностью… Он слышал топот ног, видел облако пыли, ощущал странную вибрацию рорков. Покачивались их желтые маски, покачивались стебельчатые глаза. Хотя рипов было уничтожено мало сравнительно со вспышкой того прошлого года, их растущая концентрация объяснялась уменьшением территории обитания. Время от времени рипы объединялись в стаю и пытались, ощетинившись и оскалив пасти, защитить свою территорию. Но линия рорков неколебимо двигалась вперед, и рипы отступали.

Ломару пришло в голову несколько запоздалое опасение. Если рипы распространяют лихорадку, собравшись в большом количестве, то не повлечет ли их нынешнее положение новую вспышку болезни? Маленький медик, так решительно оторвавшийся от своих излюбленных мхов, что мог уже никогда не вернуться к ним, с энтузиазмом включился в решение этого вопроса. Рипов ловили и, убивая, вскрывали, изучали их внутренние органы, подвергали их ткани, а также почву, растительность различным биологическим исследованием.

Наконец был вынесен вердикт.

— Конечно, конечно, — говорил маленький медик, пытаясь одолеть свой энтузиазм, — это только предварительное мнение, а не официальный рапорт.

И Харб, потный, грязный, нетерпеливый:

— Говорите, парень! И говорите побыстрее, а не то…

И медик торопливо, не дожидаясь, пока командир кончит фразу, заговорил. Найдены следы скрытой латентной лихорадки. Никаких признаков ее активизации среди рипов. И дальше:

— …конечно, это только мое мнение — ведь различные болезни не одинаково действуют на разные организмы — так вот, мое мнение, что лихорадка вирулентна только в те годы, когда они размножаются… и мое мнение заключается в том, что именно эффект лихорадки заставляет рипов так невероятно размножаться!

Во внезапно наступившей тишине он не совсем уверенно добавил:

— Это, конечно, только предварительное мнение.

Для споров и обсуждений не было времени. Движение вперед продолжалось все дни; все ночи разжигалось множество костров. С тех пор, как этот континент, шипя и свистя, поднялся из моря, здесь не видывали такой активности. Костры лагерей и сторожевых постов пылали, крайбэби душераздирающе плакали в лесах и кустарниках. Внутри, во все сокращающемся четырехугольнике, слышно было, как кашляют и подвывают рипы.

Территория, отведенная для третьего этапа плана, составляла от 20 до 50 квадратных миль. По мере того как линии приближались к этой территории, сопротивление рипов все возрастало. Но теперь линии людей и рорков были несравненно плотнее… Свирепых хищников убивали копьями и дубинками, расстреливали, разрывали могучими когтями. Люди, да и рорки, разумеется, иногда оказывались ранеными. Но быстрая же медицинская помощь привела к тому, что смертельных случаев было исключительно мало.

Наконец эта последняя территория была достигнута где-то северо-западнее центра континента. Здесь начиналась третья часть плана.

Открылся коридор примерно в милю шириной. Рипов гнали с последней территории в этот коридор. Им не позволяли останавливаться и передохнуть. Преследователи действовали посменно при свете факелов и костров. Стреляя, крича, ударяя копьями и дубинами, швыряя камни, преследователи гнали рипов к одному определенному месту западного побережья.

Большая часть этого побережья была почти не исследована и не нанесена на карты. Но этот участок берега, обрамленный крутыми утесами, с высоты сотен футов срывающимися отвесно в бурное море, был давно известен, и все его избегали.

Его кипящие, усеянные рифами воды получили название Пропасти Смерти.

Суда диких токов — лодки, плоты, катамараны — описывали большую дугу, огибая это место. К ним присоединился единственный катер Станции, а сверху в максимально близкой дистанции от воды к блокаде присоединились скиммеры.

Но очень мало рипов достигло этой линии.

Четвертая, заключительная, фаза плана выполнялась с меньшим шумом, но не с меньшей основательностью. Теперь все двинулись вдоль песчаного берега, осматривая места размножения рипов. Если бы эти животные были живородящими, задача была бы проще — а может, и труднее, но решалась бы она по-другому. Однако они были яйцекладущими, и даже дети знали, что нужно искать: низкие закругленные песчаные насыпи, укрытые морскими водорослями, тепло от разложения которых грело яйца и способствовало развитию зародышей.

Не было необходимости полностью разрушать кожистые гроздья яиц. Удар дубины, толчок копья, сбрасывающий песок — этого было достаточно. Морские птицы завершали дело. Иногда находили уже разворошенные насыпи, проколотые и высохшие яйца — это была работа других диких хищников.

Дело приближалось к концу. Однажды утром Ран переносил свой белый флаг по последнему участку берега, когда передатчик у него на плече издал сигнал вызова.

— Говорит скиммер-5. Ранни?

— Старчи?

— Здесь бухточка или залив примерно в двух милях от того места, где находитесь вы. С берега она не видна… мешают утесы… но, кажется, я смогу туда проникнуть. Начинаю… Я уже здесь… да, песок, можно приземлиться…

— Осторожно, Старчи, — прервал его Ран.

— Вы говорите это мне?

— Подождите немного, — сказал обеспокоенный Ран. Ответом было частое затрудненное дыхание. Затем послышался уже другой голос — Харба:

— Уходите оттуда, инженер. Немедленно!

Коротким и ужасным был треск в ушах. Вдали над берегом взметнулось пламя. Потом дым. И тишина.

Наконец после короткого молчания Харб пробормотал:

— Он больше не боится жары…

— Или Ку-корабля, — добавил Ран.