Рорк - искатель приключений

Глава девятая

Привыкший проводить, если того требуют обстоятельства, по нескольку дней без сна, Рорк поднялся перед рассветом. Он вошел в кухню и начал готовить кофе. Его первоначальный план состоял в том, чтобы покинуть город прежде, чем рассветет, но так как накануне Дарии выпало, по его мнению, слишком много переживаний, он решил, что ей необходимо поспать.

Сахар спозаранку прибыл на своем фургоне и привез с собой полицейского художника. Неописуемый «форд-таурус» теперь переходил в распоряжение Рорка и Дарии.

– Здесь чудесно пахнет, – сказала Дария, появившись на кухне. На ней были серые леггинсы и серая же, слишком для нее просторная, трикотажная рубашка с эмблемой университета Лойолы.

Когда Рорк паковал в доме у Дарии вещи, гардероб ее, состоявший главным образом из деловых костюмов, показался ему слишком строгим. Однако ее нижнее белье – совершенно другое дело. Пока он собирал всякие кружевные штучки – из тех, которые не пострадали от рук полицейских вандалов, – у него сложилось впечатление, что она, должно быть, скупила весь отдел дамского белья в знаменитом магазине «Цветок Парижа» на Ройял-стрит. Невероятно, но одна лишь попытка угадать, что она носит под своим тускло-коричневым обмундированием, вызвала у него сильное возбуждение.

Он передал ей чашку с кофе.

Она отпила один глоток, затем со вздохом наслаждения одобрила:

– Вкус у него такой же хороший, как и запах.

Подняв на Рорка глаза и увидев в его темном пристальном взоре желание, Дария вспыхнула и потупилась. А Рорк, отгоняя от себя соблазн проверить, удастся ли вот так же воспламенить все ее тело, постарался переключиться на более насущные вопросы:

– Как поживает твоя память?

Она слишком ярко все воспроизводит… Как только Дария вспомнила в мельчайших подробностях эротический сон, приснившийся ей перед самым пробуждением, щеки ее вновь залились румянцем.

– Ничего нового об убийствах она мне не подсказала.

– Посмотрим, можем ли мы это поправить. Если ты хочешь.

– Безусловно. – Она готова была на все, только бы разогнать невыносимый туман, все еще окутывавший какую-то часть ее памяти.

– Тогда проведем эксперимент.

– Вот здорово!

Ироничная сухость ее тона заставила Рорка рассмеяться.

– Не надейся, никакой остроты ощущений, ничего похожего на хождение по краю пропасти.

Остроты ощущений ей хватило с избытком вчера вечером, когда она его купала. До того, как он послал ее подальше.

– Боюсь, я и вправду могу превратиться в адреналинового наркомана, – призналась она.

– Очень может быть. Но поверь мне, крошка, склонность к мазохизму – дурная привычка. Ничего такого не будет. Просто Майк прислал сюда художника. Чтобы сделать по твоим описаниям портрет убитого в дельте реки, о котором ты вспомнила.

При одной мысли об этом леденящая струя страха поползла у нее вдоль позвоночника.

– Хорошо. – Ей совсем не хотелось вспоминать ужас, который она испытала, видя, как умирает тот несчастный человек, но у нее не было выбора.

– А потом я увезу тебя из города.

– Куда? В другой безопасный дом?

– Что-то вроде этого. Укромное местечко у речного залива. – Рорк заметил, что последние его слова заставили Дарию окаменеть. – Я туда часто езжу на охоту и рыбалку, – объяснил он. – Там мы будем в безопасности, пока Майк разберется с этим делом, а мы тем временем попытаемся восстановить твою память.

– Ты надеешься, что в том месте мне легче удастся вспомнить лица людей, которые застрелили беднягу?

Его лицо было таким же мрачным, как и ее мысли.

– Да.

Ну что ж, хорошо хотя бы то, что Рорк не юлит, ведь ему наверняка понятно, как страшит ее сама мысль о возвращении к месту ночных кошмаров.

– Я поеду. – Она выдохнула это еле слышным шепотом, в знак полной капитуляции. Да никакого выбора у нее и нет. Внутреннее чутье подсказывало ей, что ответ на все невыясненные вопросы можно найти в темных, таинственных болотах речной дельты.

Рорк знал, что она согласится. Теперь оставалось только надеяться, что его, по общему признанию, опасный план не закончится их гибелью.

Полицейский художник оказался дружелюбным и талантливым. Он терпеливо рисовал наброски до тех пор, пока не составил из отдельных фрагментов эскиз, который более-менее походил на лицо убитого человека, запомнившееся Дарии. Но ее не удовлетворил результат.

– Это может быть кто угодно, – пробормотала она, рассматривая рисунок.

– Вы даже не представляете, насколько полезными бывают такие портреты, – заверил ее художник. – А вы действительно молодец, мисс Шиа. Вот эта татуировка в виде капли слезы, например, подразумевает, что он кого-то убил. Если он отбывал срок, то мы сумеем сравнить его портрет с фотографиями преступников в полицейском архиве.

Лично Дария не считала, что от этого будет какая-то польза. Некоторую надежду вселяла мысль, что Майк О'Мэлли может оказаться действительно хорошим детективом, как это утверждает Рорк.

– Интересно, не относится ли убитый к числу тех, кому я предъявляла обвинение на судебном процессе? – прошептала она.

– Это может быть кто-нибудь из тех, кого ты посадила, – одновременно с нею высказался Рорк.

Они переглянулись, и Дария почувствовала себя согретой первой искренней улыбкой, которой он ее одарил.

– Существуют разные возможности, – согласился художник, опрыскивая рисунок из пульверизатора фиксирующим составом. – Вы могли оказаться свидетелем убийства члена банды. – Он повернулся к Рорку: – Вы собираетесь поддерживать с нами связь?

Рорк кивнул:

– Майк знает, как со мной связаться.

Он проводил художника до дверей, оставив Дарию на кухне. До нее долетали обрывки их тихого разговора, и она гадала, не про нее ли говорят.

– Кейт одно время был местным представителем в ассоциации полицейских, – сообщил Рорк, вернувшись на кухню.

– Да ну? – Понимая, что Рорк не относится к числу людей, склонных к мелочным сплетням, Дария пыталась догадаться, зачем он ей это сказал.

– Забавная история. – Рорк долил себе в чашку свежего кофе, затем протянул кофейник ей. Дария вопросительно взглянула на него. – Выходит, что государственная организация вкладывала деньги в избирательную кампанию твоего жениха.

– В этом нет ничего необычного. Кандидаты всегда стараются заручиться поддержкой местной полиции.

– Возможно. Но здесь было немного по-другому. Часть руководства, даже не стараясь замаскировать свои намерения, внушала людям, что для всех было бы выгодно, если бы сами полицейские распоряжались средствами на предвыборную кампанию.

– Они им угрожали?

– Я не стал бы применять это выражение. – Он отхлебнул кофе, разглядывая ее поверх чашки, чтобы сразу заметить малейшие проявления фальши. Если бы в то роковое утро он обратил больше внимания на поведение и состояние Наташи, она, возможно, осталась бы в живых. – Скорее, я бы определил их методы как лицемерную агитацию за выполнение полицейскими своего гражданского долга. Они, мол, лучше знают, в какого кандидата нужно вкладывать деньги.

– Не могу поверить, чтобы людей убивали из-за отказа давать деньги на проведение кампании.

– Это уж слишком. Даже для Будро, – признал он. – Но они ступили на очень тонкий с точки зрения законности лед. Что бы ты сделала, если бы случайно натолкнулась на незаконные взносы в фонд проведения кампании?

– Обвинение в подлоге финансовых документов, – без колебаний ответила Дария.

– Против собственного жениха?

– Если он нарушал закон, у меня не оставалось бы выбора.

Рорк покачал головой, думая, каким простым был бы мир, если бы делился только на черное и белое, на хороших парней и плохих.

– Я знаю, о чем ты думаешь, – заявила Дария. – Что я слишком старомодна. Уж слишком негибкая, даже жесткая.

– Штат Луизиана – не лучшее место для проявления жесткости, – напомнил Рорк.

– Я знаю. В том-то вся беда. Не только здесь, но и повсюду. Люди думают, что правила и законы не имеют большого значения. Они не стесняются их нарушать – начиная с мелочей вроде превышения скорости или уклонения от уплаты налогов, потом перестают выплачивать деньги на содержание семьи, а потом…

– …становятся на скользкий путь, по которому скатываются в тюрьму Ангола, – закончил за нее Рорк.

– Не смейся надо мной.

– Я не смеюсь. – Ему захотелось поцеловать ее, и это только для начала. Рорк положил пустую чашку в мойку и повернулся к Дарии. Выражение его лица было непривычно серьезным. – Я восхищаюсь тобой. Но очень немногие люди способны разделить твою непоколебимую преданность закону. – Это подразумевало, что список подозрительных лиц может быть очень длинным.

– Поверь, я это и без тебя знаю. – Дария удивила его, искренне рассмеявшись. – В противном случае у меня был бы стопроцентный рейтинг популярности у населения. – Она внезапно встрепенулась, явно что-то вспомнив. – Рорк…

Он молча ждал продолжения.

– Проклятье. – Она закрыла лицо руками. – Кажется, вот-вот…

Ему совсем не нравилось смотреть, как она страдает.

– Это придет, – мягко заверил он ее.

И тут же напомнил себе, что отдаваться на волю чувств сегодня будет даже более опасным, чем вчера. Помимо всего прочего, он слишком похож на своего отца – тот по натуре тоже был скитальцем, человеком, не способным осесть в одном месте, с одной женщиной.

Жизнь сделала Рорка циничным; опыт заставлял его не доверять никому, за исключением старшего брата. Умная, образованная женщина вроде Дарии Шиа не должна увлекаться такими, как он, но, видя, как она страдает, Рорк не удержался: отвел ее руки от прекрасного, расстроенного лица и, наклонившись, приник губами к дрожащему рту.

Поцелуй Рорка был легок, как прикосновение пушинки, и удивительно нежен, без всякой примеси страсти. Тем не менее Дарию он захватил настолько, что она испугалась, как бы у нее не разорвалось сердце.

С нарочитой сухостью она спросила:

– Чего ради?..

– Ради тебя. – Он улыбнулся и прикоснулся кончиками пальцев к ее щеке. – И ради меня. – Они обменялись долгим взглядом. – Нам пора в путь, – спохватился он.

Поскольку Дария покидала дом вместе с ним, она поняла, что отношения между ними в это безмолвное, остановившееся мгновение снова переменились.

Рорк знал, что у многих людей слово болото вызывает ассоциации с непривлекательными картинами зловонного гниения, змей и всяческой нечисти. Однако, хотя ему довелось попутешествовать по многим уголкам земного шара, он никогда не встречал такого чарующего места, как заболоченная, поросшая густыми лесами дельта могучей реки Миссисипи в штате Луизиана. Крупнейшая болотная экосистема Америки служила пристанищем для тысяч птиц, а весной мириады безымянных озер терялись среди огромной, ослепительной, феерической выставки цветов, устроенной самой природой.

При том что Рорк очень любил город, с того времени как его дядя впервые повез его с собой поохотиться в бассейне реки Ачафалайя, озерно-болотный рай стал одним из немногих мест, где он действительно чувствовал умиротворение.

– Какая-то часть моего «я» полагает, что мне следует испытывать страх, – вслух размышляла Дария, пока они проезжали через обширные участки пропитанной водой земли. – Рассматривая этот пейзаж, я вспоминаю кошмар, который здесь пережила.

Это были первые слова, которые она произнесла с тех пор, как они почти час тому назад выехали за пределы Нового Орлеана, и Рорк с любопытством поглядел на нее:

– В сказанном мне слышится некое «но».

– Но более сильная часть моего «я» ощущает умиротворение среди сюрреалистических красот здешних мест. – Не успела она договорить, как вспугнутая ими гигантская цапля плавно взлетела с отмели в ореоле изысканного сизого оперения.

Рорк в глубине души надеялся, что Дария тоже понимает очарование этого загадочного края. Чем больше он узнавал ее, тем сильнее его тянуло к ней. Она даже не жаловалась на запах вареных креветок, пропитавший весь фургон.

– Не каждому дано понять прелесть здешних мест.

– Благодарю за комплимент. После того как мы переехали через мост, я вспомнила, как работала над делом об убийстве, в котором подозреваемый приехал из Хоума. Я провела здесь довольно длительное время и влюбилась.

– Надеюсь, не в подозреваемого.

Она улыбнулась в ответ:

– Нет. В саму эту землю. А после того как ее покинула, ощутила, что какую-то частицу всего этого забрала с собой.

Дария очаровала Рорка, снова смущенно покраснев.

– Прости меня. Я понимаю, что это звучит безнадежно романтично, но…

– Но это правда. – Рорка мучило искушение немедленно попросить ее выйти за него замуж. Проклятие, слишком уж она совершенна… Для своего собственного спасения ему срочно надо найти в ней хоть какой-нибудь недостаток.

– Туристы отправляются на экскурсии во взятых напрокат лодках, чтобы увидеть несколько нутрий, посмотреть, как гид скармливает аллигатору насаженный на багор кусок сырого цыпленка, съесть порцию вареных креветок под острым соусом табаско, и после этого воображают, что они видели чудеса дельты.

– Для экскурсий это место не очень подходит. Ты не можешь прикатить сюда, сделать несколько моментальных фотографий, затем с ревом и хохотом прочесать пару плантаций, или заскочить в старинный французский квартал, либо заехать в Мемфис, чтобы посетить могилу Элвиса, и тем ограничиться. Это место создано для того, чтобы по нему странствовать, блуждать, мечтать о нем.

– Возможно, именно поэтому ты его так любишь, – сказала Дария. – Потому что это место для странствий. А страсть к скитаниям у тебя в крови.

Точно так же, как и у моего отца. Сколько раз Рорк слышал, как мать обвиняла его в этом? Разница в том, решил Рорк, что если Патрик О'Мэлли до конца жизни продолжал скитаться по свету, побеждая на конкурсах современной фотографии и получая Пулитцеровские премии для журналистов-фоторепортеров, то ее сына уже начинает утомлять бесконечная погоня за чем-то недосягаемым.

Отнюдь не склонный делиться с Дарией своими опасениями о том, как она могла бы перевернуть его жизнь, Рорк просто кивнул и сказал:

– Возможно, ты права.

Что-то здесь не так, размышляла Дария, исподтишка разглядывая его, но притворяясь крайне заинтересованной видом обширных рисовых полей. Отметив, как при ее внешне невинном замечании прищурились его глаза, плотно сжались губы и упрямо выдвинулся подбородок, она подумала, что, возможно, последние годы своей жизни Рорк О'Мэлли потратил не гоняясь за чем-нибудь, а убегая от чего-то.

Как будто уклоняясь от разговоров, Рорк протянул руку, включил приемник и настроил его на местную радиостанцию. Передавали жалобную креольскую песню о трагической любви, и Дария, и без того пребывавшая в мрачном настроении, почувствовала заметное облегчение, когда заунывную мелодию сменила более веселая песенка о пирогах с креветками.

По мере углубления в таинственные пространства дельты их все плотнее охватывала успокоительная тишина. Зная, как изменчив ландшафт заболоченных рукавов реки, как на месте русла неожиданно может появиться широкая отмель, как по виду твердая почва может весной превратиться в стремительно бегущие водные потоки, как затопленная, полностью скрывшаяся под водой земля многократно возрождается снова и снова, Дария удивлялась уверенности, с какой Рорк вел машину.

Казалось, в нем заложен инстинкт почтового голубя. Откуда-то издалека, с по-зимнему бледного неба, все громче доносились раскаты приближающейся грозы, похожие на удары гигантского молота по дьявольской железной наковальне.

Они проехали кладбище, где могилы располагались на возвышениях, чтобы предотвратить всплывание на поверхность гробов во время паводка. Отблеск солнечных лучей на крыльях надгробного ангела мгновенно вызвал у Дарии яркую вспышку воспоминания.

– Рорк! – Она схватила его за руку, почти заставив съехать с узкой дороги.

– В чем дело? – Он выругался себе под нос, выруливая на дорогу.

– Я кое-что вспомнила!

Рорк немедленно затормозил, заглушил двигатель и повернулся к ней. Он надеялся, что эта поездка поможет Дарии заполнить пустоты в памяти, и был доволен, что результат сказался так скоро.

– После того как я рассталась с тобой перед отелем, я бежала по Французскому кварталу и добралась до парка Армстронга, когда меня догнал и схватил человек в капюшоне палача.

– Черт. Помнится, я видел этого парня. – Пальцы Рорка сжались в кулаки, когда он представил себе человека, который пробежал мимо него.

– Он затащил меня на кладбище, дав понять, что собирается меня убить… и тогда я, пытаясь спастись, кое-что предложила ему…

– Что именно?

Предполагая, что сейчас ему станет известно, какую вещь продажные полицейские искали в доме Дарии, Рорк был ошарашен ее ответом:

– Себя.

– Себя? – Он взъерошил пальцами волосы и растерянно уставился на нее. – Ты что, с ума сошла?

Она вызывающе вздернула подбородок:

– У меня не было выбора. Конечно, я только старалась выиграть время.

– Ты ненормальная.

– Но уловка-то сработала! Улучив момент, я сбежала. Помню, как подобрала с земли свою сумочку – почему-то мне это показалось очень важным – и заметила, что она открыта. Это последнее, что у меня всплыло в памяти.

Немного. Но больше того, чем они располагали раньше.

– Я попрошу Майка поработать над этим.

Фургон, явно предназначенный не только для доставки рыбы, был оснащен сотовым телефоном. Рорк связался с офисом брата.

– Я сразу же отправлю людей, чтобы они как следует обшарили кладбище, – пообещал Майк, когда Рорк пересказал ему последнее воспоминание Дарии. – Хотя, если это какая-то ценность, ее наверняка уже подобрали. Пройдемся частым гребнем по парку Луи Армстронга и весь путь до того места, где ты ее нашел. Она, конечно, могла потерять эту вещь на улице, но улицы были выметены после карнавала уборочными бригадами.

– Возможно, нам повезет, – сказал Рорк.

– Я поставлю свечу Мари Лаво.

Несмотря на серьезность ситуации, Рорка рассмешило заявление брата, высказанное сухим деловым тоном.

– Благодарю тебя, Майк. Я твой должник.

– Эй, именно для этого и существуют братья. – После такого ободряющего ответа Майк повесил трубку.

– Вряд ли это что-то даст, – прошептала Дария.

– Кто знает, вдруг найдется что-нибудь важное, – возразил Рорк. – Кроме того, мы заметно продвинулись вперед по сравнению с тем, где находились пять минут назад.

Это было правдой. У Дарии затеплилась надежда, что эта поездка поможет оживить и другие воспоминания.

Предвечернее солнце уже клонилось к горизонту, когда Рорк повернул фургон на узкую фунтовую дорогу. Через пять минут он остановился перед маленьким причалом. К причалу была привязана плоскодонка.

– Мы собираемся плыть дальше на лодке?

– Туда можно добраться только на лодке или вплавь.

Когда Дария вышла из автомобиля и осмотрелась, она поняла, что ей самой никогда отсюда не выбраться. Волей-неволей приходилось доверяться Рорку и дальше.

Она молча забралась в лодку и уселась на деревянную скамейку с видом королевы, восседающей на троне. Сдерживая усмешку, Рорк вытащил их чемоданы из фургона.

Как только лодка отчалила, Дарии пришлось окончательно смириться с мыслью, что она всецело доверила свою судьбу этому неотразимому, как грех, чужому ей человеку, у которого семь пятниц на неделе и который буквально измочалил ей нервы, бросая своими речами и поступками то в жар, то в холод.

Пока лодка скользила по воде, осторожно обходя отмели, единственным звуком, нарушавшим тишину, было монотонное гудение лодочного мотора, но даже он замолк, когда они достигли места, где было больше тины, ила и жидкой глины, чем воды. Обеспокоенная тем, что они будут вынуждены провести ночь на этом полном испарений болоте, где, казалось, непременно должны обитать привидения, Дария почувствовала облегчение, когда Рорк поднял с днища длинный шест и начал, искусно маневрируя, выводить их через болото к месту назначения. Где бы оно ни находилось.

Пока лодка плавно проплывала мимо высоких болотных кипарисов, их окутывала глубочайшая тишина. На свете нет ничего более безмолвного, чем болото. Особенно в промежутке между днем и ночью, в считанные минуты до наступления сумерек.

По мере того как цивилизация медленно исчезала за их спинами, Дария вдруг обнаружила, что почти забыла причину своего появления здесь. Она чувствовала приятную расслабленность. Это место навевало одновременно меланхолию и успокоенность, и ее до сих пор пассивная память стала потихоньку дрейфовать каким-то определенным курсом, подобно медленному течению, неуклонно приближающему их к заливу. Где-то очень далеко аккордеон наигрывал французскую песенку «Хорошенькая блондинка».

Они проплыли мимо маленького указателя, приколоченного к огромному болотному кипарису: «Нефтепровод и газопровод. Не бросать якорь и не производить работ драгой».

– Мой отец был исполнительным директором нефтяной компании, – внезапно сообщила Дария.

Рорк бросил на нее взгляд, обрадовавшись, что к ней вернулась еще какая-то часть памяти, но желая, чтобы эти воспоминания имели большее отношение к их делу.

– Майк узнавал, где живет твоя семья. Но не добился никакого успеха.

– Дело в том, что я единственный ребенок в семье. А мои родители погибли в авиационной катастрофе в Скалистых горах за полгода до того, как я закончила колледж.

Рорк предположил, что это объясняет такую заметную черту ее характера, как независимость. Когда вам не на кого опереться, то ничего не остается, как научиться твердо стоять на собственных ногах.

– Ты выросла в штате Колорадо?

– Нет. Я родилась в Новом Орлеане, но меня отправили учиться в частную школу в Европе. Работа папы была связана с многочисленными переездами, поэтому родители решили дать мне образование в стабильной обстановке. В Швейцарии, – припомнила она, представив себе кристально чистые озера и покрытые снегом Альпы.

Рорк вспомнил о большом шумном доме, всегда заполненном братьями, тетями, дядьями и кузенами, в котором вырос он сам.

– Звучит так, как будто ты страдала там от одиночества.

Она вздохнула:

– Было дело. И от постоянного холода. Помню, когда мне было четырнадцать лет, я попробовала уговорить родителей перевести меня в школу на Гавайях, но отец боялся, что я буду убивать время на Вайкики вместе с пляжными бездельниками.

– Мне кажется, что почти всех отцов четырнадцатилетних девушек гложут одни и те же тревоги.

Она усмехнулась, припомнив споры между нею и отцом, которые яростно сотрясали трансатлантические телефонные линии.

– Меня это допекало, но теперь вынуждена признать, что он был прав.

– Значит, отец держал тебя под бдительным надзором монахинь.

– До тех пор, пока я не была условно освобождена, чтобы отправиться в Стэнфорд.

– И там ты вознаградила себя за потерянное время?

Она с минуту подумала над вопросом. Затем покачала головой:

– Не совсем так. Меня считали чудачкой. Я вечно сидела, уткнувшись носом в книгу, а поскольку провела много лет в женском окружении, то даже не имела представления, как надо держаться с мальчиками.

Рорк припомнил их первую встречу в гостиничном коктейль-холле.

– Совершенно очевидно, что в какой-то промежуток времени между заточением и тем вечером, когда ты меня подцепила в «Голубом заливе», тебе удалось обучиться искусству общения.

Так как полуулыбка Рорка нейтрализовала сарказм его тона, Дария не обиделась.

– Предполагаю, что кое-чему я научилась. Кроме того, возможно, ты показался мне покладистым, а именно это тогда мне и было нужно.

В этот раз он расцвел полновесной улыбкой от уха до уха, от которой ее обдало теплой волной сердечности.

– Сладкая моя, единственное определение, которое никто и никогда не применял к моей персоне, это «покладистый».

Теперь, познакомившись с ним поближе, Дария уже могла в это поверить.

Когда узкая тинистая протока неожиданно опять вывела лодку на чистую воду, Рорк отложил шест и снова включил двигатель. Сумерки опускались длинными серебристо-розовыми полосками, создавая какое-то потустороннее свечение фантастической красоты.

Они обогнули излучину, и внезапно река развернулась в просторную водную гладь, которую можно было назвать и скрытым озером, и заливом. На самой высокой части берега, под сенью широко раскинувшихся ветвей огромного многовекового дуба, стояла хижина на сваях в старинном «плантаторском» стиле.

Предметом гордости хижины могли считаться переднее крыльцо с верандой и наружная лестница на мансарду-гарсоньерку, которая в старые времена обычно отводилась в больших семействах под спальню для юношей. Сейчас, когда солнце быстро опускалось в воду, хижина драпировалась в складки теней. Гирлянды испанского мха висели на ветвях кипарисов, плотно окольцовывавших постройку. Дом был расположен в таком месте, которое считалось очень уединенным даже по стандартам этого затерянного уголка.

Когда Рорк подводил лодку к причалу, Дария, слишком хорошо понимая, что означает жить в доме, затерянном в глухомани, в окружении огромных водных пространств, осторожно сказала:

– Мне не хочется выглядеть привередой, но сколько времени прошло с тех пор, как здесь кто-нибудь жил?

Он оглянулся на нее через плечо, так как в этот момент выключал двигатель:

– А в чем дело? Возникла проблема, как разделить жилище с хлопковым плантатором-изувером?

– Кажется, что в своей жизни я достаточно наобщалась с двуногими змеями, – сказала она. – И не стремлюсь обогащать свой опыт, знакомясь с ползучими.

Он рассмеялся:

– Не волнуйся. Майк часто здесь уединяется. И мой дядя Клод приезжает сюда каждый раз, когда ему хочется побороться с дикой природой и пожить отшельником. Я позвонил ему перед вылетом из Москвы, и он сообщил, что полностью подготовил дом и наполнил кладовую всем необходимым.

Дария даже не потрудилась скрыть облегчение.

– Извини. Я понимаю, ты, вероятно, считаешь меня нервной женщиной, но…

– Заткнись. – Когда он наклонился к ней, Дария приготовилась к еще одному поцелую, но он просто слегка прикоснулся губами к ее лбу. – Ты самая храбрая женщина из всех, каких я когда-либо встречал.

Комплимент, который, казалось бы, приятно услышать. Но он почему-то ее не обрадовал.

– В самом деле?

Ее лучистая улыбка растопила корку льда, покрывшего его сердце намного раньше, чем случилась та катастрофа в Москве. Еще в самом начале своей карьеры Рорк осознал, что если принимаешь все близко к сердцу, если позволяешь себе слишком остро переживать, то боль и страдания могут сожрать тебя заживо. Некоторые военные корреспонденты сильно пили, чтобы забыть ужасы, очевидцами которых они были. Другие стремились заглушить свою память сексом или наркотиками. Некоторые, не выдержав, кончали самоубийством.

Еще с того дня, когда Рорк обнаружил репортера известной корпорации Эй-Би-Си, который был ему чем-то вроде наставника, повесившимся на стропилах в руинах разбомбленного Бейрута, лед стал покрывать его сердце, как защитный панцирь. За прошедшие годы ледяной слой затвердел и стал намного толще, и, хотя время от времени в нем появлялись трещины, он никогда не подвергался такой опасности растаять, как сейчас.

Ему очень хотелось ее поцеловать – даже хуже, ему необходимо было ее поцеловать, но он отодвинулся подальше.

– Тебе приходила в голову мысль, что, приехав сюда, прямо в сердце безлюдной глухомани, с совершенно посторонним человеком, ты рискуешь быть убитой?

– Ни на секунду. – С ее губ исчезла улыбка, а выражение лица стало таким надменным, какого он у нее никогда не замечал. На бледном, полупрозрачном, как лепесток водяной лилии, лице Рорк вдруг заметил даже морщинки от напряжения. – Не с тобой.

Она действительно была самой безрассудной и одновременно самой отважной женщиной из всех, кого он когда-либо встречал. Либо немного сумасшедшей. Как бы то ни было, Дария против его воли всколыхнула в глубине его души, под ледяным панцирем, нечто новое. А точнее, решимость мужчины, самца, защитить свою женщину. Любой ценой.

Чувствуя, что он ступил на зыбкую почву, Рорк обдумывал, не отвезти ли ему Дарию обратно в город, прямо в ФБР, куда он, вероятно, должен был привести ее в самом начале их знакомства. Но внезапно, по закону коварства судьбы, угрожающее громыхание на горизонте превратилось в зловещий грохот, раздавшийся прямо над головой. Через несколько секунд небеса разверзлись, и на них хлынул проливной дождь.