Первый прибывший военачальник - комкор Г.М. Штерн, разобравшись в обстановке, приказал немедленно прекратить все бессмысленные и разрозненные атаки с целью отбить высоты у японцев. Такое решение было единственно правильным, поскольку 40-я стрелковая дивизия только начинала спешно выдвигаться к прорванному участку государственной границы. На подготовку атаки Заозерной и Безымянной командованию дивизии давалась только одна ночь.
Японцы провели первые бои силами своей 19-й пехотной дивизии, одновременно подтянув к участку Посьетского пограничного отряда еще и 15-ю и 20-ю пехотные дивизии, механизированную бригаду и кавалерийский полк, артиллерию. Кроме того, для возможной огневой поддержки японских сухопутных войск (если боевые действия переместятся к югу, к морскому побережью) к устью пограничной реки Туманган подошел отряд японских кораблей в составе одного крейсера, 14 миноносцев и 15 военных катеров.
Наступление 40-й стрелковой дивизии на японские позиции на советской территории началось на рассвете 2 августа. Главный удар наносился с севера силами 119-го и 120-го стрелковых полков. Второй удар - вспомогательный наносился с юга силами 118-го стрелкового полка, который поддерживал танковый батальон. Главной целью атаки являлась высота Безымянная.
Стрелковым батальонам приходилось вести наступление по узкой болотистой полосе между озером Хасан и государственной границей. Это создавало большие трудности и влекло за собой лишние, не оправданные потери в людях. Но приказ на бой со всей строгостью требовал от командиров и бойцов: ни в коем случае не нарушать государственной границы Маньчжоу-Го.
Атака Заозерной и Безымянной была подготовлена наспех и велась без артиллерийской поддержки из-за опасения, что снаряды могут упасть по ту сторону государственной границы. К исходу дня 2 августа 119-й стрелковый полк, преодолев вброд и вплавь озеро Хасан, вышел под сильным огнем японцев на северо-восточные скаты сопки Заозерная. Уставшие и промокшие красноармейцы под сильным огнем японцев (огонь вела их артиллерия) были вынуждены залечь и окопаться. Атака полка захлебнулась.
Такой же неудачной оказалась атака и 120-го стрелкового полка, который овладел восточными скатами сопки Безымянной. Не смог выполнить поставленную боевую задачу и 119-й стрелковый полк. Наступавшие понесли большие потери в людях. Участник Хасанских боев командир стрелкового батальона капитан Стеженко вспоминал об атаке 2 августа:
"Наш батальон наступал на японцев через южный выступ, имея задачей занять Заозерую. Перед нами лежало пространство в 150 метров, сплошь оплетенное проволокой и находящееся под перекрестным огнем. В таком же положении находились наши части, наступавшие через северный выступ на Безымянную... Мы могли бы значительно быстрее расправиться с зарвавшимся врагом, если бы нарушили границу и овладели окопами, обходя их по маньчжурской территории. Но наши части точно исполнили приказ командования и действовали в пределах нашей территории..."
На поле боя был найден "походный" дневник японского унтер-офицера "части Сато, подразделения Камура". Вот как он описывал бои на озере Хасан:
"1 августа.
Тяжелые снаряды противника беспрерывно рвутся на наших позициях. В 14.00 над нами появились самолеты противника и сбросили бомбы. Налетели тяжелые бомбардировщики, сбросили огромного размера бомбы.
2 августа.
Находясь на высоте Чашкуфу (Заозерная), всю ночь с 1 августа до 2 августа рыли окопы. На высоту начали атаку танки противника. В этот день было что-то ужасное. Беспрерывно рвались бомбы и снаряды. Мы то и дело перебегали, о еде и думать нельзя было. С полудня первого августа в течение полутора суток ничего не ели. Бой продолжался. Удалось поесть только огурцов и запить грязной водой. Сегодня солнечный день, но среди дня не было видно солнца. Настроение подавленное. Чувствую себя отвратительно. Так воевать невыносимо.
4 августа.
Рыли окопы. Во время записи разорвался снаряд. Сильно устал. Болела голова. Спал мало. Артиллерия противника вела ураганный огонь. Огромные снаряды рвутся на наших позициях..." (На этом дневниковая запись обрывается.)
Поспешность наступления 40-й стрелковой дивизии, которая еще не успела полностью подтянуться к государственной границе, диктовалась прежде всего частыми предписаниями свыше. Там не владели обстановкой на поле боя и торопились доложить в Москву, в Кремль, товарищу Сталину и победе на озере Хасан. Вот как оцениваются события 2 августа в "кратком описании Хасанской операции", составленном штабом Дальневосточного военного округа:
"...40-я стрелковая дивизия к утру 2 августа заканчивала свое сосредоточение и на 2 августа получила задачу нанести противнику удар и овладеть районом высота Безымянная - высота Заозерная. Здесь, несомненно, была проявлена поспешность. Сложившаяся обстановка не требовала столь быстрого действия, к тому же значительная часть командного состава как дивизионов (артиллерийских. - А.Ш.), так и танковых батальонов была лишена возможности произвести 1 августа засветло рекогносцировку и организовать взаимодействие на местности. В результате этой поспешности к 7 час. 2 августа (к часу начала наступления) часть артиллерии, прибывшей ночью, оказалась не готовой, положение противника, особенно его передний край, изучены не были; связь полностью развернуться не успела, левый фланг боевого порядка не мог начать наступление в назначенный приказом час..."
На следующий день, 3 августа, 40-я стрелковая дивизия, не добившись успеха, стала выходить из боя. Ее отход на исходные позиции происходил под сильным огнем японцев. Лишь к 15 часам дня батальоны дивизии вышли в назначенные им районы сосредоточения.
В месте расположения отошедшей от высот стрелковой дивизии уже вовсю "действовал" начальник Главного политического управления РККА, он же заместитель наркома обороны Л. Мехлис. Полновластный сталинский эмиссар вмешивался в приказы командующего Дальневосточным фронтом, отдавая собственные распоряжения. А главное - Мехлис на скорую руку творил суд и расправу. Одна из его телеграмм в Москву гласила:
"Из Посьета, 3 августа.
Москва. Наркому обороны Ворошилову.
Приказал отдать под суд трех лейтенантов и политрука, а не командира 40-й стрелковой дивизии. Телеграф безобразно перепутал... Вопрос о командире 40-й СД я не решил, тем более обстановка боя. Я приказал лишь арестовать и судить четырех подлецов артиллеристов по Вашей директиве. Армейский трибунал будет судить в полевом порядке.
Мехлис".
Чтобы понять "весомость" сталинских репрессий в Хасанских событиях, можно сослаться на воспоминания о 30-х годах участника тех боев на границе в Приморье бывшего красноармейца
С. Шаронова:
"До хасанских событий я служил в 120-м стрелковом полку 40-й стрелковой дивизии. Боевой подготовкой занимались мало. В 1937-1938 годах многих командиров забрали. Командование дивизии обез-главили полностью: арестовали комдива Васенцева, комиссара Руденко, начштаба Шталя, начальника артиллерии, начмеда и его жену, офицера-медика. В полку - та же картина. Мы, рядовые бойцы, порой не знали, кому верить. Тянулись только к политруку Матвееву, настоящему большевику, еще красногвардейской закалки. Его тоже забирали, потом вернули. Мы спрашивали у него, когда же будем боевые гранаты метать, все деревянными да деревянными? Ему такие вопросы можно было задавать, мы знали. А Матвеев отвечал: "Вам гранату метнуть, а для государства в корову это обойдется". Он задумывался и добавлял: "Да... еще повоюете..."
Тот же Мехлис еще 31 июня сообщил в Москву: "...в районе боев нужен настоящий диктатор, которому все было подчинено". "Засветившийся" маршал Советского Союза В.К. Блюхер для этой цели уже не подходил: судьба прославленного красного полководца Гражданской войны была предрешена.
Свидетельство тому все тот же приказ народного комиссара обороны маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова № 0040 от 4 сентября 1938 года:
"Даже после получения указания от Правительства о прекращении возни со всякими комиссиями и расследованиями... т. Блюхер не меняет своей пораженческой позиции и по-прежнему саботирует организацию вооруженного отпора японцам. Дело дошло до того, что 1 августа с. г., при разговоре по прямому проводу тт. Сталина, Молотова и Ворошилова с т. Блюхером, тов. Сталин вынужден был задать ему вопрос: "Скажите, т. Блюхер, честно, - есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет у вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание - я бы считал, что вам следовало бы выехать на место немедля".
3 августа нарком обороны Маршал Советского Союза К.Е. Ворошилов принимает решение возложить руководство боевыми действиями в районе озера Хасан на начальника штаба Дальневосточного фронта комкора Г.М. Штерна, назначив его по совместительству командиром 39-го стрелкового корпуса. Таким образом командующий фронтом маршал В.К. Блюхер фактически отстраняется от непосредственного руководства боевыми действиями на государственной границе.
В состав 39-го стрелкового корпуса входили 32, 40 и 39-я стрелковые дивизии и 2-я механизированная бригада, а также части корпусного усиления. Одновременно в боевую готовность приводилась вся 1-я общевойсковая армия, оборонявшая Приморье.
Возможность прекратить военный конфликт у озера Хасан мирными переговорами еще была. В Токио быстро поняли, что победный бой местного значения за две приграничные сопки может вылиться в гораздо более широкую вооруженную конфронтацию. Но главные силы императорской армии находились в то время не в Маньчжоу-Го, а вели военные действия против чанкайшистского Китая. Поэтому было принято решение локализовать пограничный вооруженный конфликт на выгодных для себя условиях.
4 августа японский посол в Москве М. Сигэмицу заявил советскому народному комиссару иностранных дел М.М. Литвинову о готовности правительства Японии приступить к переговорам по урегулированию пограничного конфликта. Посол Сигэмицу знал, что его империя вполне могла с позиции силы раздувать костер большой войны.
Советское правительство выразило готовность к таким переговорам, но при обязательном условии - японские войска должны быть выведены с захваченной пограничной территории. Нарком иностранных дел М.М. Литвинов заявил японскому послу:
"Под восстановлением положения я имел в виду положение, существовавшее до 29 июля, т. е. до той даты, когда японские войска перешли границу и начали занимать высоты Безымянная и Заозерная..."
Токио, уверенное в своих силах, с такими условиями советской стороны не согласилось. Ее московский посол М. Сигэмицу предлагал вернуться к границе до 11 июля - то есть до появления пресловутых окопов на вершине Заозерной.
Однако такое предложение японской стороны запоздало по одной весомой причине. ТАСС уже передало официальное сообщение о том, что японские войска захватили советскую территорию "на глубину в 4 километра". Однако в действительности такой "глубины захвата" просто не было. По всей Советской стране шли многолюдные митинги протеста, участники которых требовали обуздать зарвавшегося агрессора.
"...Мы просим наше правительство, - заявил многотысячный коллектив Московского автозавода, носящий ныне имя его первого директора И.А. Лихачева, - не оставить провокацию японской военщины без последствий. Пусть фашисты испытают на своей шкуре силу и могущество нашей Родины, пусть узнают крепость и морально-политическое единство советского народа.
Из Ярославской области на стол народного комиссара обороны СССР маршала К.Е. Ворошилова легло письмо (одно из многих подобных). В нем говорилось:
"Мы, комсомольцы и несоюзная молодежь села Стрелы Ростовского района Ярославской области, прочитав на собрании сообщение о новом провокационном выступлении японских агрессоров на Дальнем Востоке, с гневом протестуем против этой провокации и просим партию большевиков, правительство и нашу доблестную Красную Армию дать наглым захватчикам сокрушительный отпор. А мы еще сильнее и крепче сплотимся вокруг нашей партии Ленина.
Мы все как один с единодушием просим нашего Наркома обороны взять нас, комсомольцев и несоюзную молодежь, досрочно на военную службу".
5 августа ТАСС распространило ответ народного комиссара иностранных дел М.М. Литвинова японскому послу в Москве: "Советские народы не станут мириться с пребыванием иностранных войск хотя бы на клочке советской земли и не будут останавливаться ни перед какими жертвами, чтобы освободить ее".
Стороны за считанные дни нарастили в месте боев большие силы. На 5 августа оборону на сопках Заозерная и Безымянная держали, имея в ближайшем тылу войска второго эшелона, японские 19-я пехотная дивизия, пехотная бригада, два артиллерийских полка и отдельные части усиления, в том числе три пулеметных батальона, - общей численностью до 20 тысяч человек. В случае необходимости эти силы могли быть значительно усилены.
Японцам в районе приграничных высот непосредственно противостояли советские 40-я и 32-я (командир - полковник
Н.Э. Берзарин) стрелковые дивизии, 2-я отдельная механизированная бригада (командир - полковник А.П. Панфилов), стрелковый полк 39-й стрелковой дивизии, 121-й кавалерийский и 39-й корпусной артиллерийский полки. Всего в них насчитывалось 32 860 человек. В воздухе наступление советских войск были готовы поддержать 180 бомбардировщиков и 70 истребителей. В состоянии готовности находились корабли, авиация и береговая оборона Тихоокеанского флота.
Наступательная операция на высоты Заозерная и Безымянная готовилась по всем правилам военного искусства. Москва в лице Сталина и наркома обороны Ворошилова торопила с ее проведением. Маршал В.К. Блюхер, который осуществлял общее руководство, в очередной раз вызывается к прямому проводу для разговора с Кремлем:
"Сталин: Скажите-ка Блюхер, почему приказ наркома обороны о бомбардировке авиацией всей нашей территории, захваченной японцами, включая высоту Заозерную, не выполняется?
Блюхер: Докладываю. Авиация готова к вылету. Задерживается вылет по неблагоприятной метеорологической обстановке...
Сталин: Скажите, товарищ Блюхер, честно, есть ли у вас желание по-настоящему воевать с японцами?.. Что значит какая-то облачность для большевистской авиации, если она хочет действительно отстоять честь своей Родины!.."
5 августа 1938 года была сформулирована и одобрена новая военная доктрина СССР. Взамен "малой крови и могучего удара" - "победа любой ценой". Хасанские события стали ее первой проверкой на практике.
В тот же день народный комиссар обороны СССР маршал Ворошилов направил Блюхеру и Штерну директиву - выбить японские войска с высоты Заозерной, используя фланги. То есть войскам Дальневосточного фронта разрешалось в предстоящей наступательной операции перейти государственную границу. И, соответственно, вторгнуться на территорию сопредельного государства Маньчжоу-Го.
Боевой приказ командира 40-й стрелковой дивизии полковника В. Базарова, которая сражалась на озере Хасан с первого до последнего дня, был отдан полкам 6 августа в 5 часов утра. Он гласил:
"...40-я стрелковая дивизия, атакуя японо-маньчжур... имеет основной задачей уничтожить противника совместно с 32-й стрелковой дивизией в районе Заозерной, овладеть и срочно закрепить за собой высоту Заозерную..."
Перед наступление 32-я стрелковая дивизия обратилась к 40-й с призывом: "Для лучшего решения задачи вызываем 40-ю стрелковую дивизию на социалистическое соревнование: кто первый поставит советский флаг на сопке Заозерной, загрязненной самурайским сапогом".
Наступление советских войск на неприятельские позиции на Заозерной и Безымянной началось в 6 августа 16 часов. Первый удар по ним нанесла советская авиация - 180 бомбардировщиков под прикрытием 70 истребителей. С тяжелых бомбардировщиков ТБ-3 на неприятельские позиции на высотах и за ними было сброшено 1592 авиабомбы общим весом 122 тонны. При обстреле с воздуха японских позиций было израсходовано 37 985 пулеметных патронов. Участник этой воздушной атаки штурман эскадрильи Гаврилов вспоминал:
"Шум моторов заглушал взрывы неприятельских снарядов, которые рвались где-то возле нас. Мы пошли на зенитные батареи противника. У подножия сопок - вражеская батарея. Вижу, как бьют орудия. Я перевел самолет на крутое пике, спустился до 800 метров и разом из всех пулеметов залил батарею свинцом и сбросил бомбы. Набрав высоту, развернулся. Посмотрел вниз: результаты неплохие..."
После налета авиации по высотам и по местам предполагаемого сосредоточения японских резервов был произведен огневой налет артиллерии. Тысячи снарядов обрушились на высоты, уничтожая огневые позиции японцев, разбивая блиндажи и укрытия, засыпая землей и камнями окопы и ходы сообщения.
В 16.55 началась общая атака Заозерной и Безымянной пехотой при поддержке танковых батальонов 2-й механизированной бригады. Атакующих сразу же встретил сильный ружейно-пулеметный огонь. С маньчжурской территории на небольшом участке завязавшегося боя сосредоточили свой огонь несколько вражеских артиллерийских батарей. Ожесточенный бой на ближайших подступах к высотам и на скатах сопок продолжался до глубокой ночи.
О событиях 6 августа в "Кратком описании Хасанской операции", составленном штабом пограничных и внутренних войск Дальневосточного округа, говорится следующее:
"Поскольку был положительно решен вопрос о вторжении на территорию противника, правый фланг наступающих частей 32-й стрелковой дивизии захватывал высоту Черная, а левый фланг 40-й стрелковой дивизии - Хомоку. В связи с плохой погодой вылет авиации задерживался и наступление пехоты 6 августа фактически началось около 17 часов. Около полуночи подразделения 118-го стрелкового полка 32-й стрелковой дивизии вышли на южную часть гребня высоты Заозерная и водрузили на ней красный флаг (фотография его появилась на страницах всех центральных советских газет)... Противнику все же удалось в тот день удержать за собой северную часть гребня высоты Заозерная и гребень высоты Безымянная..."
Бои за высоты продолжались 7, 8 и 9 августа. На третий день боев части 40-й стрелковой дивизии овладевают почти всем длинным гребнем (кроме его северной части) сопки Заозерной. На следующий день полки 32-й стрелковой дивизии, настойчиво атакуя, захватывают высоту Безымянную. Японское командование подтянуло к району боев свои резервы. Начались яростные контратаки неприятельской пехоты. 7 августа японцы контратаковали высоту Заозерную двенадцать раз, но каждый раз безуспешно.
Японцы в районе боев удержали за собой только небольшие, хорошо укрепленные высоты Черная, Пулеметная Горка (высота получила такое название за обилие пулеметных гнезд на ней) и Богомольная. Артиллерийский огонь велся не только по японским позициям на высотах, но и по корейскому селению Хомоку, где на огневых позициях стояли вражеские батареи.
Об ожесточенных боях 9 августа на озере Хасан в сообщении штаба 1-й Приморской армии говорилось:
"9 августа японские войска вновь предприняли ряд атак на высоту Заозерная (Чанкуфын), занимаемую нашими войсками. Японские войска были отброшены с большими для них потерями. Расположение наших войск проходит по линии границы, за исключением района высоты Безымянной, где японские войска вклиниваются в нашу территорию метров на двести, а наши войска в свою очередь вклиниваются в японо-маньчжурскую территорию метров на триста. На всем участке продолжается артиллерийская перестрелка".
Комкор Г.М. Штерн (репрессированный как и его командующий Дальневосточным фронтом маршал В.К. Блюхер) писал о боях у озера Хасан, которые велись в неимоверно трудных условиях для наступающей стороны:
"Скрыть место и направление нашей атаки не было никакой возможности... Владея Заозерной и Безымянной, японцы просматривали сверху вниз весь район расположения РККА и все пути к этому району. Они могли пересчитать каждое наше орудие, каждый танк, чуть ли не каждого человека. Возможность... вообще какого бы то ни было маневра для частей Красной Армии полностью отсутствовала... Атаковать можно было только... прямо в лоб японским позициям... В течение трех суток, с 7 по 9 августа, шли тяжелые бои по освобождению советской земли от захватчиков".
10 августа состоялась очередная встреча японского посла в Москве М. Сигэмицу с представителями Советского правительства. Конфликтующие стороны договорились по дипломатическим каналам прекратить огонь и восстановить статус-кво на границе СССР с Маньчжоу-Го. На следующий день, 11 августа, в 12 часов дня военные действия у озера Хасан были прекращены. Согласно договоренности советские войска, равно как и японские, оставались на линии, которую они занимали 10 августа в 24.00 по местному времени.
Первая встреча военных представителей обеих сторон для фиксации положения войск состоялась южнее высоты Заозерная того же 11 августа. Однако не обошлось и без накладок. В сообщении ТАСС по этому поводу говорилось:
"При первой встрече военных представителей СССР и Японии 11 августа сего года военными представителями СССР было заявлено, что, несмотря на прекращение в 13 ч. 30 м. 11 августа (местного времени) боевых действий, часть японских войск нарушила соглашение о перемирии и, воспользовавшись перемирием, продвинулась вперед на 100 метров и заняла часть северного ската высоты Заозерной. Несмотря на протест военных представителей СССР и требование их о немедленном отводе японских войск на их прежние позиции, японские военные представители категорически отказались исполнить это законное требование. Ввиду того, что на указанном участке обе стороны сблизились до 4-5 метров и вооруженное столкновение могло стихийно снова возникнуть в любой момент, военные представители обеих сторон на месте решили обоюдно отвести на этом участке на 80 метров назад войска каждой стороны. По получении об этом донесения советское командование на Дальнем Востоке в соответствии с заключенным соглашением о перемирии отдало распоряжение о немедленном возвращении наших частей на прежние позиции, которые они занимали в 24 часа 10 августа, и предложило потребовать от японских представителей отвода японских войск. Это распоряжение нашими войсками было точно выполнено..."
Военный конфликт у озера Хасан не получил продолжения. Свои войска с клочка захваченной советской территории японское командование отводило на удивление дипломатов двух государств крайне медленно. На северной части гребня высоты За-озерной японцы "задержались" до 13 августа. А на высотах Пулеметной Горке, Черной и Богомольной до 15-го числа. 13 августа состоялся взаимный обмен трупами погибших.
Дозорные наряды Посьетского пограничного отряда вновь заняли свои посты на высотах. На приграничной полосе остались только опаленные огнем следы недавних боев: земля была наполнена осколками снарядов и авиабомб, пулями и патронными гильзами. Однако от этого советская граница на Дальнем Востоке не стала менее "горячей". Она оставалась такой до победного 1945 года.
Пограничный конфликт в районе озера Хасан в 1938 году по времени был скоротечен и не сопровождался большими потерями. Людские потери японских войск за время хасанских боев, по свидетельству японских источников, составляли 500 человек убитыми и 900 ранеными. Потери частей, непосредственно участвовавших в боях, составили 20 процентов. Передовые части потеряли половину своего состава и были лишены боеспособности.
Полные потери войск советского Краснознаменного Дальневосточного фронта, который был расформирован сразу же после окончания хасанских боев, долгое время скрывались под грифом "секретно". В начале 90-х годов гриф секретности с материалов о потерях Вооруженных Сил СССР в войнах, боевых действиях и военных конфликтах был снят.
До этого приводилась следующая цифра погибших - 236 человека. В секретном приказе наркома обороны маршала Клима Ворошилова за № 0040 фигурировали уже другие цифры - 408 убитых и 2807 раненых. Однако в действительности потери советских войск оказались гораздо большими.
Согласно рассекреченным данным, советские потери во время боев на озере Хасан составили 717 человек убитые, 75 - пропавшие без вести и попавшие в плен и 3279 раненые, контуженные, обожженные и больные. Особенно велики оказались боевые потери среди командного состава, и прежде всего в пехоте - "царице полей". Среди 717 погибших командиров (офицеров) оказалось 129 человек, младших командиров (сержантов)-191 человек. Больше половины заболеваний в ходе боев были связаны с необеспеченностью действующих войск доброкачественной питьевой водой. Многочисленными были случаи заболевания малярией.
Среди убитых оказался и "виновник" Хасанского конфликта - начальник инженерной службы Постьетского пограничного отряда В. Виневитин, сразивший из винтовки наповал японского жандарма на самой вершине сопки Заозерной. Лейтенант-сапер был убит по ошибке своим же советским солдатом из-за неразберихи с поролями.
Советское правительство высоко оценило мужество и воинскую доблесть участников боев на озере Хасан. 26 военнослужащих удостоились высокого звания Героя Советского Союза. Свыше пяти тысяч командиров, красноармейцев и пограничников удостоились орденов Ленина, Красного Знамени и Красной Звезды, медалей "За отвагу" и "За боевые Заслуги". За проявленное мужество и отвагу своих бойцов "главные действующие лица" Хасанских событий 40-я стрелковая дивизия была награждена орденом Ленина, а 32-я стрелковая дивизия - орденом Красного Знамени.
В целях увековечения памяти героев Хасана Президиум Верховного Совета СССР Указом от 5 июля 1939 года переименовал приграничный Посьетский район Приморского края в Хасанский район.
Но были награды и другого рода. Приказом наркома обороны СССР маршал В.К. Блюхер был отстранен от командования войсками Краснознаменного Дальневосточного фронта и вызван в Москву за назначением на последнюю свою "должность". Его обвиняли теперь не только в нежелании и неумении воевать на озере Хасан. В ворошиловском приказе № 0040 говорилось:
"...После разоблачения и изъятия из армии изменников и шпионов т. Блюхер не сумел или не захотел по-настоящему реализовать очищение фронта от врагов народа. Под флагом особой бдительности он оставлял вопреки указаниям Главного военного совета и наркома незамещенными сотни должностей командиров и начальников частей и соединений, лишая таким образом войсковые части руководителей, оставляя штабы без работников, не способными к выполнению своих задач. Такое положение т. Блюхер объяснял отсутствием людей (что не отвечает правде) и тем самым культивировал огульное недоверие ко всем командно-начальствующим кадрам КДфронта..."
Из этого видно, сколь существенные "потери" понесли войска Краснознаменного Дальневосточного фронта в ходе боев у озера Хасан не от своего противника. Комкор Г.М. Штерн не разделял мнения своего старшего начальника в вопросе об "отсутствии командных кадров". Герой хасанских боев в своем выступлении на XVIII съезде ВКП (б) заявил следующее (по стенограмме):
"Я должен сказать несколько слов о наших командирах. Всякие борзописцы за границей, из понятных для нас с вами соображений, пытаются изобразить дело так, что из-за того, что мы с вами уничтожили кучку всякой дряни тухачевских, гамарников, уборевичей и им подобную сволочь, у нас в Красной Армии нет хорошего командного состава.
Красная Армия обладает достаточным числом замечательных людей, командующих и взводом, и ротой, и батальоном, и полком, и дивизией, и высшими соединениями. Командный состав Красной Армии ковался под непосредственным руководством товарища Сталина, товарища Фрунзе, товарища Ворошилова. (Аплодисменты.) Все эти люди знают свое дело, испытаны не только в боевой подготовке мирного времени и не только на Хасане. Эти люди преданы своей Родине до конца, готовы в любой момент отдать свою жизнь за дело партии, за дело Ленина - Сталина (аплодисменты) и сумеют, если им нужно будет отдать свою жизнь, сделать это так, чтобы раньше получить десять жизней врагов на одну жизнь нашего драгоценного человека. (Аплодисменты.)
Ворошилов (из-за стола президиума): Десять мало. Надо двадцать. (Смех, аплодисменты).
Штерн (с трибуны): Поправку принимаю. Прошу внести в стенограмму. (Смех.)".
Через два с половиной года прославленного в печати героя хасанских боев, счастливо пережившего 30-е годы, расстреляют в бериевских застенках как врага народа. Но произойдет это тогда, когда немецкие войска подойдут к Москве.
Бои на озере Хасан в 1938 году показали серьезные недостатки в боевой обученности войск РККА, которые выразились в ее конкретных действиях в ходе пограничного конфликта. В том секретном ворошиловском приказе № 0040 констатировалось:
"События этих немногих дней обнаружили огромные недочеты в состоянии КДВ фронта. Боевая подготовка войск, штабов и командно-начальствующего состава фронта оказалась на недопустимо низком уровне. Войсковые части были раздерганы и небоеспособны; снабжение войсковых частей не организовано. Обнаружено, что Дальневосточный театр к войне плохо подготовлен (дороги, мосты, связь)..."
Об этом же говорили сразу после окончания боев на совещании командного и политического состава Посьетского пограничного отряда. Вот отрывки из записей, которые сделал батальонный комиссар К. Телегин:
"Забелин. На Заозерной создан штаб, но он бездействовал... Махалину не могли помочь, потому что штаб не знал, что ему делать, руководство раздваивалось...
Мачалов. Полевые части от Новой деревни до Заозерной побросали противогазы, пулеметы, приходилось собирать...
Яровенко. Округ прислал гранаты Ф-1, а пользоваться ими не могли... Бинокли на 40 проц. негодны...
Фомичев. Просил обеспечить по 4-5 гранат на бойца - не дали, только после боя прислали... Боевой подготовкой не занимались, потому что превратились в хозяйственных командиров. Сено, дрова, овощи заготовляем, строительство ведем, белье стираем...
Колесниченко. На заставе мы сидели и ничего не знали, что происходит, до получения газет, хотя я с крыши видел, что делается. Я лично наблюдал расположение японской батареи, пулеметов, передвижений, зенитных батарей доносил, докладывал дежурному, но эти данные во внимание не принимали...
Лебедев. Не было увязки между подразделениями, даже стреляли по своим танкам...
Сухарев. Не продумана система организации питания и снабжения. Военком 40-й стр. боялся взять на себя ответственность за мобилизацию плавединиц для подброски грузов на фронт ("а если сорву путину?").
Терешкин. Недоволен тем, что моему штабу на Заозерной не давали работать, все приезжающие давали разные указания... Федотов приехал: на кой черт нарыли на вершине и натянули проволоку. Спустились вниз и окопались... Почему все-таки сдали За-озерную?.."
Как показали события 1941 года, опыт пусть и непродолжительных Хасанских событий был позабыт в Красной Армии довольно скоро. А ведь на дальневосточной границе воевали против кадровой, современной японской армии. Да и к тому же позаимствовавшей немало нового у германской, гитлеровской армии. На эту тему и по сей день ведется немалая дискуссия среди военных историков и исследователей.
Хасан стал преднамеренной пробой сил для японской императорской армии. По другому ее высшее командование и не смотрело на этот пограничный конфликт. О его преднамеренности свидетельствует, в частности, телеграмма начальника штаба 19-й пехотной дивизии Накамуры. Поскольку его дивизия несла в боях за удержание захваченных высот большие потери, он просил начальника штаба японской Корейской армии генерала Китано "немедленно начать дипломатические переговоры", заявляя, что армия уже "продемонстрировала свою мощь... и пока есть выбор, нужно остановиться".
Уроки Хасана были забыты и в японской императорской армии. Иначе бы скорых событий на реке Халхин-Гол могло бы и не быть. Генералитет страны Восходящего Солнца не стал бы второй раз удостоверяться в реальной силе Рабоче-Крестьянской Красной Армии и пробовать на прочность дальневосточные пределы Советской державы. Правда, на сей раз на дальних подступах к ним, но с перспективой выхода на территорию Забайкалья.
О том, что Япония будет пробовать свои военные возможности на новом направлении, было известно. Об этом открыто писала мировая пресса. Так, итальянский журнал "Аффари истери" еще в марте 1935 года сообщал своим читателям следующее:
"С Дальнего Востока приходят малоуспокоительные известия о намерениях Японии относительно Монголии. Угроза захвата Внешней Монголии не является воображаемой или искусственно созданной Москвой для внешних и внутренних маневров. Эта угроза реальная и непосредственная".
О подготовке японской Квантунской армии еще раз "скрестить мечи" с Красной Армией, о намерениях императорского военного командования перенацелить удар с восточной границы Маньчжоу-Го на запад хорошо знали и в Москве. Показателем в этом отношении может служить продолжительная беседа 1 марта 1936 года в Кремле И.В. Сталина с американским газетным магнатом Роем Говардом, председателем американского газетного объединения "Скриппс-Говард Ньюспейперс".
Последнего в первую очередь интересовало положение на границах Монгольской Народной Республики с Маньчжурией. В Вашингтоне понимали, что вторжение японской армии в Монголию приведет к серьезному военному конфликту на Дальнем Востоке, который может изменить геополитическую ситуацию в бассейне Тихого океана. Вот выдержка из той кремлевской беседы:
"Говард. Каковы будут, по-Вашему, последствия недавних событий в Японии для положения на Дальнем Востоке?
Сталин. Пока трудно сказать. Для этого имеется слишком мало материалов. Картина недостаточно ясна.
Говард. Какова будет позиция Советского Союза в случае, если Япония решится на серьезное нападение против Монгольской Народной Республики?
Сталин. В случае, если Япония решится напасть на Монгольскую Народную Республику, покушаясь на ее независимость, нам придется помочь Монгольской Народной Республике. Заместитель Литвинова (народного комиссара по иностранным делам. - А.Ш.) Стомоняков уже заявил об этом японскому послу в Москве, указав на неизменно дружеские отношения, которые СССР поддерживает с МНР с 1921 года. Мы поможем МНР так же, как помогали ей в 1921 году.
Говард. Приведет ли, таким образом, японская попытка захватить Улан-Батор к позитивной акции СССР?
Сталин. Да, приведет.
Говард. Если вспыхнет война, то в какой части света она может разразиться раньше? Где грозовые тучи войны больше всего сгустились - на Востоке или на Западе?
Сталин. Имеются, по-моему, два очага военной опасности. Первый очаг находится на Дальнем Востоке, в зоне Японии. Я имею в виду неоднократные заявления японских военных с угрозами в адрес других государств. Второй очаг находится в зоне Германии. Трудно сказать, какой очаг является наиболее угрожающим, но оба они существуют и действуют..."
"Спецсообщение Разведывательного управления РККА о подготовке Японией нового вторжения на территорию СССР.
3 марта 1939 г.
О подготовке японцами новых провокаций против СССР
Докладываю агентурные данные, полученные из Китая:
1. Английские круги в Китае считают весьма вероятным, что японцы в ближайшее время предпримут новое вторжение на советскую территорию, причем предполагают, что масштаб этой провокации будет более крупным, чем это было в районе оз. Хасан в июле - августе 1938 г. Однако ввиду того, что цель предстоящего вторжения на территорию СССР заключается в том, чтобы поднять патриотические настроения в японской армии и в народе, это вторжение не будет глубоким и японцы постараются быстро уладить этот "инцидент".
2. В японских военных кругах в Шанхае муссируются слухи о том, что в мае 1939 г. следует ожидать большого выступления против СССР, причем, по слухам, это выступление может вылиться в войну.
3. По сведениям, требующих проверки, генерал-лейтенант Исихара в настоящее время совершает объезд пограничных частей и укреплений районов на маньчжуро-советской границе, где проводит инструктивные совещания с командным составом. Японские военные круги в Шанхае рассматривают эту поездку Исихары как часть плана подготовки к новому нападению на СССР.
Примечание РУ: Генерал-лейтенант Исихара является командиром укрепленного района Майдзуру на о. Хонсю в Японии. В армейских кругах Исихара известен как большой знаток тактики и считается очень способным полководцем.
Врид начальника Разведупра РККА
комдив Орлов".
Глава третья
ГОД 1939-й. ХАЛХИН-ГОЛ. НЕОБЪЯВЛЕННАЯ ВОЙНА
Проба сил на озере Хасан вынудила высшее японское командование признаться самому себе в том, что ранее выработанные стратегические планы наступательной войны против СССР "устарели" по времени. Японцы летом 1938 года смогли убедиться в неожиданно прочной обороне советской границы в Приморье и поэтому императорский Генеральный штаб решил найти такое место для нового удара, "где бы противник не ожидал наступления".
В Токио не теряли времени даром. В течение осени "хасанского" года были разработаны два варианта плана наступательной войны против Советского Союза. Сам сверхсекретный план получил кодовое наименование "Хати - го" (план операции номер восемь).
Вариант "Ко" ("А") предусматривал одновременный удар на восточном и северном направлениях. После этого намечались решительные действия против Забайкалья.
По варианту "Оцу" ("Б") первоначальный главный удар планировался на западном направлении с целью выхода к южным берегам озера Байкал и перекрытия Транссибирской железнодорожной магистрали. Таким образом Забайкалье и Дальний Восток отрезывались по суше от остальных районов СССР и перед японской армией "открывались" хорошие оперативные возможности для разгрома восточной группировки Красной Армии.
Разработанный в строгой секретности план был в двух вариантах направлен в штаб Квантунской армии для изучения. Именно ей предстояло во второй раз попробовать крепость советской границы. После тщательного анализа ее командование пришло к выводу о наибольшей целесообразности сосредоточения основных наступательных усилий на западном направлении. То есть там, где сходились границы трех государств: Маньчжоу-Го, Монголии и СССР. Квантунские штабисты-аналитики считали его наиболее уязвимым для оборонительных действий советских войск.
Доработанный вариант "Оцу" ("Б") был одобрен в Генеральном штабе Японии уже в мае 1939 года. Для реализации этого варианта предусматривалось использовать 40 пехотных и 5 механизированных дивизий с привлечением других армейских сил. В целом план "Хати - го" предусматривал достижение полной готовности к нападению на Советский Союз лишь в начале 40-х годов.
План "Хати - го" предусматривал создание на территории Маньчжурии трех фронтов - Западного, Северного и Восточного и одной воздушной армии. То есть планом предусматривалось проведение широких фронтовых наступательных операций, что отвечало современным требованиям военного искусства.
Каждый фронт имел конкретную задачу. Так, войска Северного фронта (10 пехотных дивизий) должны были начать наступление из района западнее китайского города Хайкэ и оказывать поддержку войскам Западного фронта, наступавшим из района Калган - Баотоу во Внутренней Монголии. Перед Северным фронтом стояла задача нарушения движения по Транссибирской железнодорожной магистрали и разгром противостоящих ему советских войск. После прекрытия движения по Транссибу войска фронта выдвигались в район Рухлово (Сковородино) и далее к городу Хабаровску.
В состав Восточного тоже выделялось десять пехотных дивизий. Первоначально он должен был принять оборонительное положение и сдерживать советские войска с территории Приморья. После их разгрома Восточному фронту предписывалось оккупировать основные районы Приморья с городом Владивостоком (туда намечалось высадить морской десант) и развивать наступление вдоль реки Уссури на Хабаровск.
Наиболее мощным должен был стать Западный фронт, состоящий из 20 пехотных и 5 механизированных дивизий. Главный удар он наносил по району города Нерчинск в Забайкалье, где ему предстояло разгромить советские войска восточнее Читы. Далее фронту предстояло развивать наступление в сторону Улан-Удэ и Рухлово, одновременно оккупируя советской Забайкалье и Монгольскую Народную Республику.
В докладе командования Квантунской армии Генеральному штабу заявлялось, что Советскому Союзу для ведения боевых действий на западном направлении придется "затратить усилий в 10 раз больше, чем японской армии".
В Маньчжурии к началу войны должны были закончить сосредоточение 35 авиационных эскадрилий, сведенных в воздушную армию. Ей предписывалось в самом начале боевых действий уничтожить советскую авиацию в Приморье и наибольшую поддержку с воздуха оказать наступающему Западному фронту.
В период наступательной операции Квантунской армии против СССР намечалось приостановить активные действия японских экспедиционных войск в Китае. Часть их, переброшенная по железной дороге на север, привлекалась для поддержки Западного фронта. Кроме того, японское командование опасалось прорыва советских мобильных (механизированных) войск в Южную Маньчжурию.
Причин, толкавших правящие круги страны Восходящего Солнца на новый, гораздо более крупномасштабный военный конфликт, было несколько. Но стремление взять реванш за Хасан было не самым главным. Главной было ценой "большой войны" вынудить СССР отказаться от помощи Китаю или, по крайней мере, значительно ослабить ее. Победа давала Токио хорошую козырную карту в дипломатическом противостоянии Вашингтону и Лондону.
Была и еще одна немаловажная причина - требовалось поднять авторитет императорской армии, подорванный поражением на озере Хасан и невозможностью завершить войну в Китае. Помощь ему со стороны Москвы все возрастала. К середине февраля 1939 года в Китае находилось 3665 советских советников, инструкторов, военных летчиков и техников. Летом того же года туда прибыло более 400 летчиков-добровольцев и авиатехников (свыше 200 советских летчиков погибло на китайской земле).
Эту последнюю причину японские историки определили следующим образом: "Лишившись уверенности в победе, армия находилась в состоянии сильной раздраженности и нетерпения - как в отношении военных действий против Китая, так и в отношении операций против СССР".
Однако ни плану "Хати - го", ни его второму варианту "Оцу" ("Б") не суждено было сбыться. Начавшиеся было военные события "в полосе наступления Западного фронта" стали развиваться совсем по другому сценарию, в разработке которого японский императорский Генеральный штаб участия не принимал. Новое столкновение японских и советских войск произошло несколько ранее спланированного и утвержденного в Токио.
Это столкновение вошло в мировую военную историю под названием "Халхин-Голский конфликт" на границе Монголии (МНР) и Маньчжоу-Го или Китая. Но он больше напоминал локальную, пограничную войну, которая шла с мая по сентябрь 1939 года. Однако конфликт на Халхин-Голе в истории войной так и не назвали, хотя было немало войн, в которых были задействованы гораздо меньшие силы.
Командование Квантунской армией постаралось "отвлечь" как можно больше внимания советского военного руководства от берегов Халхин-Гола. С этой целью на советско-маньчжурской границе действиями "местного" командования Квантунской армии и маньчжурских войск преднамеренно обостряется обстановка. Ее нарушение следует одно за другим. Вот лишь некоторый их перечень.
14 февраля 1939 года японские военнослужащие нарушают государственную границу СССР на участке Ханкайского пограничного отряда в Приморье. В результате боевого столкновения был убит японский унтер-офицер Кимамура Эситами.
23 февраля нарядом 53-го (Даурского - в Читинской области) пограничного отряда был ранен при нарушении советской границы на острове № 268 на реке Аргунь и взят в плен унтер-офицер Томигава.
26 февраля в боевом столкновении на советской территории японскими военнослужащими был захвачен раненым пограничник красноармеец Моков, захвачен также труп красноармейца Гузеватого. С этими "трофеями" нарушители смогли беспрепятственно уйти на свою сторону, в Маньчжурию.
5 марта японцы вновь нарушили советскую государственную границу в Приморском крае - на участке Гродековского погран-отряда. В ходе боевого столкновения были убиты капитан Хосисукэ Такисабура, ефрейтор Оцуба и солдат-маньчжур Ли Люнцзин...
Советская сторона никак не могла быть заинтересована в новом обострении ситуации на своей дальневосточной границе. Показателен факт, что уже после начала военного конфликта на реке Халхин-Гол в ответ на запрос японских дипломатов Л.П. Берия сообщил им, что подлежащие обмену лица и трупы могут быть доставлены в любой пункт сухопутной границы между СССР и Маньчжоу-Го к 20 мая 1939 года или другому сроку, который устраивает противную сторону. Ставилось лишь одно условие - японские власти должны были предупредить советскую сторону о месте и дате такого обмена за пять суток.
События на берегах реки Халхин-Гол стали как бы более широкомасштабной копией событий на озере Хасан. Причиной маленькой необъявленной войны, в которой, с одной стороны, участвовали советские войска и армия Монгольской Народной Республики, с другой войска японской Квантунской армии, стал пограничный конфликт. Связан он был с необоснованными требованиями японских и, естественно, маньчжурских властей об односторонней демаркации государственной границы между двумя странами.
Вопреки официальным картам, на которых была зафиксирована государственная граница Монголии (Внешней) и Китайской империи (МНР и Маньчжоу-Го) - восточнее реки Халхин-Гол на 20-25 километров, японские власти стали настаивать на демаркации границы - на признании реки Халхин-Гол пограничной чертой между Монголией и Маньчжоу-Го. Многочисленные документы на сей счет, которые имелись в монгольской столице Улан-Баторе, японо-маньчжурской стороной во внимание не принимались.
Более того, линия государственной границы в районе реки Халхин-Гол на японских картах начиная с 1935 года стала переноситься в глубь Монголии на расстояние до 20 километров. На картах же до 1934 года такого не было.
На границе начались военные столкновения. 24 января 1935 года японо-маньчжурские войска совершают нападение на монгольскую пограничную заставу в Халхин-Сумэ и затем захватывают близлежащую к ней территорию. Это было только началом агрессивных действий Японии, ее квантунской армии против МНР.
31 января японо-маньчжурская пехота на 41 грузовике и кавалерийский отряд в 50 сабель совершили новое вторжение на монгольскую территорию. Нападавшие сперва заняли пограничную заставу в Халхин-Сумэ, потом погранзаставу "Монголрыба". Монгольские пограничники, выполняя инструкцию военного министра МНР, главнокомандующего Монгольской народно-революционной армиией Гэлэгдорижайна Дэмида, не ввязываясь в перестрелку с противником, отошли на 6 километров и остановились в районе Нарийн-Нур (Узкое озеро). В Улан-Баторе считалось, что из политических соображений это было сделано правильно.
Переговоры о демаркации государственной границы между Монголией и Маньчжоу-Го (по сути дела предотвращения назревавшего пограничного конфликта) начали вестись уже в начале июня 1935 года на железнодорожной станции Маньчжурия. Однако позиции сторон сразу же разошлись. Делегат Японии Канки в своем заявлении от имени правительства Маньчжоу-Го поставил перед монгольской делегацией следующие требования:
"Маньчжоу-Го откомандирует в соответствующие пункты на территории МНР (в том числе и в Улан-Батор) для постоянного проживания своих уполномоченных, которые будут держать связь со своим государством, отправлять нужные донесения и будут пользоваться правом свободного передвижения. Если с этими требованиями не согласятся, наше правительство... потребует отвода всех войск МНР, находящихся к востоку от Тамцак-Сумэ (то есть Темцик-Булака)..."
Требования Канки дополнил японский военный атташе в Маньчжурии Какура, который предъявил к монгольской делегации новые требования, но уже от имени штаба Квантунской армии. Он настаивал на допущении своего представителя в назначенный им пункт монгольской территории и на проведении телеграфной линии для связи с ним.
На эти требования правительство Монгольской Народной Республики 13 июля 1935 года дало ответ, в котором подчеркивалось, что "требования правительства Маньчжоу-Го о командировании уполномоченных в подходящие для них пункты для постоянного проживания и установки телеграфных линий для связи с ними правительство МНР отвергает как прямое покушение на суверенитет и независимость МНР".
Переговоры были сорваны в ноябре 1935 года. Правительство Маньчжоу-Го, по указанию Токио и штаба Квантунской армии, заявило: "...в дальнейшем все вопросы мы собираемся решать по своему усмотрению". Такое правительственное заявление одной из сторон за столом переговоров было нечем иным, как прямой угрозой применения силы для "исправления картографической ошибки".
Таким образом создавались дипломатические предпосылки для халхингольской "картографической" агрессии императорской армии Японии против бесспорно слабейшего противника, но имевшего военного и политического союзника в лице Советского Союза.
Необъявленная война, начавшаяся первоначально на дип-ломатическом поприще, уже вскоре обернулась боевыми столкновениями на монгольско-маньчжурской границе. Только в первом квартале 1936 года японо-маньчжурские войска совершили более десяти вооруженных налетов на сопредельную сторону. Это свидетельствовало о том, что в штабе Квантунской армии к такого рода враждебным действиям на границе с Монголией были уже готовы. В марте 1936 года начальник этого штаба генерал Итагаки заявил, что Монголия занимает важное место в японо-маньчжурской внешней политике. Или, говоря иначе, в планах командования Квантунской армии.
Так, 24 марта 1936 года в 15 часов отряд японских и маньчжурских военнослужащих напал на монгольскую пограничную заставу Монгол-Дзагас у озера Буир-Нур. Завязалась перестрелка. К нападавшим прибыло на четырех грузовиках подкрепление, однако монгольские пограничники отбили нападение. На следующий день под вечер японо-маньчжурский отряд численностью около 200 человек повторил нападение. Поскольку силы были неравные, то монгольским пограничникам пришлось отойти на семь километров в глубь своей территории.
На рассвете 26 марта нарушители границы, обнаружив отход монгольских пограничников, переправились через реку Халхин-Гол и заняли помещение заставы. Однако появление над заставой военных самолетов с монгольскими опознавательными знаками заставило японо-маньчжурский отряд переправиться обратно через реку и уйти на свою территорию.
После двухдневного затишья, 29 марта в 12 часов дня большой японо-маньчжурский отряд напал на монгольскую пограничную заставу Адык-Долон, которая находилась в 45 километрах от границы. Объясняется это тем, что впереди нее тянулся совершенно пустынный незаселенный район. Одновременно нападение было совершено на другую монгольскую пограничную заставу - Булан-Дерсу, расположенную на 50 километров севернее и в 8 километрах от линии государственной границы. Получив подкрепление, монгольские пограничники отразили нападение и заставили противника укрыться на сопредельной территории.
Наиболее сильное нападение состоялось в 9 часов утра 31 марта. Японо-маньчжурские войска на 72 грузовиках при поддержке 12 танков, бронемашин и 4 самолетов вновь напали на пограничную заставу Адык-Долон. Монгольским пограничникам пришлось отступить, и противник дошел до высоты 652 метров и дороги, связывавшей Баин-Тумэн и город Тамцик-Булак. На сей раз в бой пришлось вступить регулярным частям армии Монголии и агрессор бвл вынужден отступить за Адык-Долон.
В ходе боев 29 и 31 марта на монгольской границе были захвачены пленные. О результатах их допроса и положении на восточной границе МНР начальник Разведывательного управления РККА С. Урицкий сообщал наркому обороны:
"На границе спокойно.
Результаты опроса пленных.
1. Захваченный в бою 29.3 подполковник Ивамото, японец, 46 л., дворянин, инструктор артиллерии и вооружения 4-й баргутской кавбригады. Имеет пулевые ранения в левую ногу и бок. Ивамото прибыл в Маньчжурию из города Хух-Хото из 5-го артполка в августе 1935 г. и служил в Мукдене, в Хайлар прибыл 25.3 и 27.3 уехал на границу с целью инспекции. На допросе держит себя спокойно, ничего существенного не говорит... Утверждает, что ехал на охоту (на волков) и не знал, что попал на территорию МНР...
2. Капитан Юро, японец, 36 л., дворянин, зав. оружием 4-й баргутской кавбригады, здоров, прибыл в Хайлар из офицерской школы в Мукдене в феврале 1936 г. 1 марта выехал в Булун-Дерсу, где замещал командира 1-го эскадрона 7-го баргутского кавполка японского капитана Сато, выехавшего на короткий срок в Хайлар. Свое появление на границе объясняет поездкой с целью ознакомления с районом. Заход на территорию МНР объясняет случайностью и неясностью границы...
6. В бою 31.3 захвачен в плен рядовой Ямада Танзо, японец, по специальности шофер, 23 л. Служил и участвовал в бронечасти капитана Ивадзаки (номер части не знает, говорит, это засекречено от солдат). Ранен в левую руку, осложнений нет; охотно отвечает на все вопросы. В бою 31.3 участвовал на танкетке... Беседует исключительно радушно и просит отправить его в Москву.
7. У японского подполковника отобрана секретная схема, включающая Баргу и северную половину восточного аймака МНР, а также часть границы СССР; масштаб карты 1:2 000 000. На территории СССР изображены частично пограничные пункты. Северная половина восточного аймака МНР изображена схематично. Граница Маньчжоу-Го и МНР проведена по южному берегу р. Халхин-Гол и далее сворачивает по р. Тулай-Гол, отрезая территорию МНР в направлении на Халун-Аршан на 60 км...
9. Ход событий, по данным опроса пленных, рисуется в следующем виде: отряд подполковника Имамото в количестве 7 грузовых и одной легковой машин выступил в Булун-Дерсу на рассвете 29.3 и направился на границу. Заставу Адык-Далон солдаты видели около 8 час. утра. Говорят, что обошли ее на расстоянии ок. 8 км, продолжая двигаться по дороге на юго-запад, и ошибочно углубились на территорию МНР. Между 13 и 14 часами неожиданно подверглись бомбардировке самолетов и ответили на их обстрел огнем двух станковых пулеметов, двух ручных пулеметов и винтовок. Все пленные заявляют, что случайно попали на территорию МНР, и объясняют это неясностью границы. Солдаты цели поездки не знают. Имамото говорит, что ехал охотиться на волков. Всего на машинах было 60 японских солдат, 6 японских офицеров и 2 баргута. При нападении самолетов машины рассыпались и пошли на север. Во время бомбометания люди спешились, одна машина остановилась на поле боя, под ней укрылись от огня подполковник, капитан, шофер и баргутский солдат, которых и захватили в плен в 2-3 км юго-западнее заставы Адык-Далон на территории МНР в глубине до 2 км.
31.3 в бою на территории МНР участвовали:
1) Отряд капитана Ивадзаки в составе 9 грузовых машин (рота мотопехоты - 100 бойцов) и 10 танкеток. Этот отряд прибыл в Хайлар из Гунчжулина в начале марта 1936 г., откуда 2 марта был направлен в Ассыр-Сумэ.
2) До полка мотопехоты на 50 грузомашинах выступили в ночь 30.3 из Ассыр-Сумэ. В полку около 500 бойцов. На каждой машине - одно отделение в 10 бойцов. По всем данным, этот полк - из Гунчжулина и часть капитана Ивадзаки из его состава.
3) 7 самолетов, прибывших на поле боя (эти самолеты за несколько дней до боя прибыли из Хайлара).
4) Кав(алерийский) эскадрон 7-го баргутского кавполка. (Наступало: грузомашин - 50, танкеток -10, бойцов - 660, самолетов - 7, сабель -100.
Начальник Разведывательного управления РККА
комкор С. Урицкий".
В сентябре 12 пленных, в том числе подполковник Имамото и капитан Юро, были переданы на берегах реки Керулен властям Маньчжоу-Го. Отказался вернуться только ефрейтор Ханьюан Конинену, кореец по национальности. Правительство МНР разрешило военнослужащему Квантунской армии остаться в своей стране. Все задержанные пленные были переданы совершенно здоровыми. Они оставили прощальные письма, в которых благодарили за хорошее к ним отношение.
В обмен делегация Маньчжоу-Го передала 12 монгольских солдат, входивших в состав заставы Булун-Дерсу, которая была окружена японцами и уведена на сопредельную территорию. 4 остальных бойца заставы умерли в плену - их трупы были переданы делегации МНР с отдачей воинских почестей.
Своеобразной прелюдией этих боев на монгольско-маньчжурской границе стало подписание 12 марта 1936 года в Улан-Баторе между СССР и МНР Протокола о взаимопомощи. В нем правительства двух дружественных государств обязывались в случае нападения на одну из договаривающихся сторон оказать друг другу всяческую, в том числе и военную, помощь. Об этом советская сторона поставила в известность посла Японии в Москве.
После этого бериевский аппарат "почистил" руководство Монгольской Народной Республики, освободив его от людей нерешительных, не способных твердо отстаивать государственную границу от японского милитаризма. В конце июля 1937 года в СССР был арестован как "враг народа" премьер-министр МНР Пэлжидийн Гэндэн, который был расстрелян 26 ноября того же года. Верховным судом СССР 15 декабря 1956 года П. Гэндэн был посмертно реабилитирован.
В том же 1937 году не стало военного министра МНР, главнокомандующего ее армией, Гэлэгжорижайна Дэмида, который за два года до этого приказал монгольским пограничникам не ввязываться в бой с нападавшими японо-маньчжурами. Он ушел из жизни 22 августа на станции Тайга в Кемеровской области, куда по приглашению маршала Советского Союза К.Е. Ворошилова прибыл, чтобы принять участие в качестве наблюдателя на армейских учениях. Официальной причиной его смерти стало пищевое отравление.
Однако этим бериевские чистки среди командного состава армии МНР, и прежде всего в Улан-Баторском гарнизоне, не ограничились. В феврале народный комиссар внутренних дел Союза ССР Л.П. Берия сообщал наркому обороны маршалу К.Е. Ворошилову о проведенных массовых арестах среди начальствующего состава монгольской армии по инициативе министра внутренних и военных дел Маршала МНР Чойбалсана и полномочного представителя Советского Союза в этой стране Скрипко.
Среди арестованных оказались заместитель военного министра командарм Дамба, начальник запасов штаба МНПА Намсарай, заместитель начальника политуправления Амор Сайхан, начальник военно-воздушных сил Шагдыр Сурун, начальник его штаба Мунко, командир 1-й дивизии Тохтохо, командир бронебригады Лхасрун... и секретарь Чойбалсана Баир Сайхан. Все они объявлялись участниками контрреволюционного заговора в руководстве монгольской армии. На очереди стоял арест некоторых членов правительства...
Вооруженные столкновения, носившие откровенно провокационный характер, на границе МНР и Маньчжоу-Го возобновились в 1939 году. 11 мая на монгольский пограничный пост на спорном участке совершил налет отряд японско-маньчжурской (баргудской) кавалерии численностью до 300 человек, поддержанный 5-7 бронемашинами. Нападение было совершено при поддержке авиации. В результате нападавшие сбили у Номон Кан Бурд Обо пограничную заставу в 20 конных бойцов "цириков" и вышли к восточному берегу реки Халхин-Гол.
Подобное нападение на монгольскую пограничную заставу - западнее Дунгур Обо повторилось 14 мая. Только на сей раз со стороны японцев начала действовать авиация, которая совершенно беспрепятственно сбросила на расположение заставы 52 бомбы.
С этого дня развернулись активные боевые действия японской авиации, проводившей разведывательные полеты и бомбометание. Монгольские пограничные заставы и посты подвергались пулеметному обстрелу с воздуха. Командование Квантунской армии стремилось заранее подготовить своих летчиков к действиям в районе военного конфликта, ознакомить их с местностью. Во главе японской авиации стоял опытный ас Моримото, успешно действовавший в китайском небе. Под его командованием наносились многократные удары по военным аэродромам на монгольской территории.
После такой разведки сил Монгольской народно-революционной армии в восточной части страны японцы совершили настоящее вторжение на сопредельную территорию. У него была своя предыстория. Еще в марте 1939 года японский Генеральный штаб направил в штаб Квантунской армии своих офицеров Тэрада и Хаттори из оперативного управления для планирования предстоящей операции речь шла о районе реки Халхин-Гол.
В апреле командующий Квантунской армией генерал К. Уэда отдал приказ № 1488 о действиях войск в пограничной зоне - так называемые "Принципы разрешения пограничных конфликтов между Маньчжоу-Го и СССР". Выполнение его неизбежно вело к сознательному нарушению японскими и маньчжурскими военно-служащими (речь, естественно, шла не об отдельных лицах) советской и монгольской границ. Более того, подобные действия поощрялись.
Согласно этому приказу, командиры воинских частей и даже их подразделений Квантунской армии должны были сами (!) "в случаях, если граница не ясна" (четвертый параграф "Принципов") определять в местах своей дислокации, где проходит государственная граница. При этом командирам всех степеней давалось право атаковать любого противника, который якобы нарушил границу Маньчжоу-Го. Одновременно в приказе генерала К. Уэды командирам приграничных частей было рекомендовано "избегать ненужных конфликтов".
Появление на свет приказа № 1488 сразу же вызвало всплеск нарушений границ Советского Союза и МНР японскими военно-служащими, которые при соприкосновении с пограничниками сопредельной стороны на "законном" основании пускали в ход оружие. Теперь многие нарушения советской границы выливались в вооруженные схватки. В приграничной полосе стали звучать не только винтовочные выстрелы, но и пулеметные очереди и взрывы ручных гранат. Подобные действия японским вышестоящим командованием не только не пресекались, но даже поощрялись.
Командование Квантунской армии заранее продумало и обустроило театр предстоящих боевых действий на восточных границах Монголии. Строились новые казарменные и складские помещения. Спешно достраивалась железная дорога из Салуня на Халун - Аршан и далее на Гуньчжур. Новая железная дорога велась через Большой Хинган, а затем шла параллельно монгольско-маньчжурской границе. Эти пути позволяли осуществлять быструю переброску войск к границам МНР и советского Забайкалья.
После нападений с земли и с воздуха на монгольские пограничные заставы японский генерал-лейтенант Мититаро Камацубара, командир 23-й пехотной дивизии, 21 мая отдал подчиненным частям приказ "уничтожить войска Внешней Монголии в районе Номанхана", то есть в районе реки Халхин-Гол. Выполнение этого приказа японские войска начали в ночь на 28 мая. Речь шла уже не о рядовом нападении на монгольскую пограничную заставу.
Группа войск Хайларского гарнизона Квантунской армии численностью около 2,5 тысяч человек при содействии танков, артиллерии и авиации 28 мая захватила часть территории суверенной Монголии и закрепилась на ней. То есть это было начало операции по овладению восточным выступом МНР между государственной границей Советского Союза, Монголии и горным хребтом Большой Хинган. Захват этого участка давал бы японским войскам удобный плацдарм для дальнейших действий в направлении Читы и озера Байкал, Транссибирской железной дороги.
Военный конфликт на монгольско-маньчжурской границе разворачивался, по описанию японского генерала О. Ямады, участника боевых действий, следующим образом:
"В событиях на Халхин-Голе первоначально участвовала лишь кавалерийская бригада, расположенная в Хайларе. Некоторое время наблюдалось затишье. Однако с июля 1939 г. на Халхин-Гол была брошена половина 23-й Хайларской дивизии. В последующее время оставшиеся части этой дивизии постепенно переводились на театр военных действий. Еще через некоторое время на Халхин-Гол стали перебрасываться самолеты, тяжелая артиллерия, половина 4-й Цзямусынской дивизии.
В последних числах августа было начато наступление на фронте Халхин-Гола. Предполагалось направить в бой по одному смешанному отряду от 2-й и 7-й дивизий. Однако бои прекратились до прибытия этих сил на фронт".
На территории Монголии в соответствии с Протоколом о взаимопомощи от 12 марта 1936 года с сентября 1937 года находились части советской Красной Армии. Это была крупная подвижная группировка войск: 30 тысяч человек рядового и командного состава, тысячи ручных и станковых пулеметов, сотни орудий, 280 бронемашин и 265 танков. Подвижность группировки обеспечивали 5 тысяч автомашин всех типов. На аэродромах и посадочных площадках было сосредоточено 107 самолетов различных типов.
В монгольской столице Улан-Баторе был сформирован штаб корпуса советских войск, получившего наименование 57-го особого. В его состав вошли 36-я мотострелковая дивизия, одна механизированная и две мотоброневые бригады, отдельный мотоброневой полк, кавалерийская и авиационная бригады, части связи и многочисленные инженерные и военно-строительные подразделения. Шесть автомобильных батальонов обеспечивали снабжение корпуса всем необходимым. Однако эти силы к началу халхингольских событий еще не были собраны воедино.
К командованию размещенной на монгольской территории группировки советской Красной Армии и обратилось за помощью правительство МНР. Руководство по ликвидации японского вторжения взял на себя командир 57-го особого корпуса комдив Н.Ф. Фекленко. Он же координировал боевое взаимодействие советских войск с монгольскими.
Однако командир корпуса не владел обстановкой и потому не решался принимать активные действия. Решения подчиненных ему начальников тоже не отличались самостоятельностью. В силу этого боевые действия не отличались высоким уровнем организации. Управление войсками велось на расстоянии более чем 120 километров от поля боя. Более того, никто из корпусного командования в районе вооруженных столкновений лично не появился.
Не было и заблаговременной переброски должного количества войск к месту пограничных инцидентов у реки Халхин-Гол. Так, когда к месту начавшихся боев прибыли первые роты 149-го стрелкового полка, преодолевшие путь более чем в тысячу километров, их без всякой подготовки и минимального отдыха, прямо с марша ввели в бой. Такое, естественно, не могло не сказаться на его исходе, хотя командир полка майор И. Ремизов приложил максимум усилий, чтобы выправить положение.
Командование 57-го особого корпуса ввиду обострения положения на монгольской границе, решило принять первые меры предосторожности. Из различных корпусных частей был сформирован сводный отряд под командованием батальонного командира старшего лейтенанта А.Б. Быкова в составе трех рот мотострелкового батальона 11-й танковой бригады, роты бронемашин, саперной роты и артиллерийской батареи. Численность сводного отряда составила 1200 человек. Сводный отряд в начале марта прибыл в маленький степной городок Тамцак-Булак, где уже были расквартированы подразделения 6-й монгольской кавалерийской дивизии.
Восточнее города на протяжении многих десятков километров никаких советских и монгольских войск, за исключением конных пограничников, не было. Местность представляла собой голую равнину со скудным травяным покровом и без единого деревца. Колея грунтовой дороги вела из Тамцак-Булака к реке Халхин-Гол, протекающей на восточном выступе монгольской территории. У западного берега реки возвышается гора Хамар-Даба. Примерно в 20 километрах к северу от нее на самом берегу реки другая возвышенность, но уже пониже - гора Баин-Цаган.
Рельеф местности на берегах Халхин-Гола был всюду одинаков: песчаные бугры и барханы, обширные ямы глубиной до 40 метров, лощины. Здесь удобно было зарываться пехотинцам в землю, прятать боевую технику и ставить на закрытые позиции артиллерийские батареи. Но движение танков, бронемашин, грузовых автомобилей крайне затруднялось песками.
Долина реки Халхин-Гол представляла из себя сильно заболоченную впадину шириной от одного до трех километров. Ширина самой реки достигала 130 метров при глубине местами до двух метров и сильном течении. Боевую технику на восточный берег через Халхин-Гол можно было перебрасывать только по наведенным паромным переправам. Для конницы были удобные броды.
Монгольская территория к востоку от реки Халхин-Гол простиралась в глубину до 20 километров и имела ширину по фронту 60-70 километров. На этом сравнительно небольшом участке и разыгрались основные боевые события летом 1939 года - бои на Халхин-Голе.
В последних числах мая непосредственно в районе пограничного конфликта находилось: советского-монгольских войск - 668 штыков, 260 сабель, 58 пулеметов, 20 полевых артиллерийских орудий и 39 бронемашин. Остальные силы находились в районе городка Тамцак-Булак и пока к государственной границе не вы-двигались. Японо-маньчжурские войска имели в своем составе 1676 штыков, 900 сабель, 32 пулемета, 18 орудий, один танк и 6 бронемашин. То есть преимущество в силах имела сторона, совершившая агрессию.
В апреле на участке государственной границы в районе реки Халхин-Гол было относительно спокойно. В мае здесь произошло несколько стычек; среди монгольских пограничников имелись убитые. 14 мая два кавалерийских эскадрона японо-маньчжур вышли к берегу Халхин-Гола, оттеснив пограничников. На следующий день пять японских бомбардировщиков нанесли удар по 7-й погранзаставе, разрушив ее постройки. Три цирика были убиты, а 25 человек получили ранения.
Получив приказание командования из Улан-Батора, части 6-й кавалерийской дивизии (два полка, сводный кавалерийский дивизион, артиллерийский дивизион) выступили к горе Хамар-Даба. Вместе с монгольскими конниками к границе ушел и взвод разведки сводного отряда старшего лейтенанта Быкова.
О последних событиях на монгольской государственной границе у реки Халхин-Гол было доложено и в Москву. 19 мая посла Японии господина Того пригласили на прием к народному комиссару иностранных дел В.М. Молотову, который от имени Советского правительства сделал официальное заявление:
"...Я должен предупредить, что всякому терпению есть предел, и прошу посла передать японскому правительству, чтобы больше этого не было. Так будет лучше в интересах самого же японского правительства... Имеется бесспорный факт, что японо-маньчжурские части нарушили границу МНР и открыли военные действия, что это нападение на территорию МНР совершили японо-маньчжурские войска и самолеты. Мы с этим мириться не будем. Нельзя испытывать терпение монгольского правительства и думать, что это будет проходить безнаказанно. Мое заявление находится в полном соответствии с пактом о взаимопомощи между СССР и МНР".
Посол Того сообщил о состоявшемся в здании на Кузнецком мосту приеме и о всей серьезности дипломатической ситуации в Токио. Однако японское правительство не воспротивилось действиям командования Квантунской армии.
По приказу командира 57-го особого корпуса командир сводного отряда старший лейтенант Быков выслал на восточный берег Халхин-Гола взвод разведки, который был 22 мая обстрелян японцами. Тогда монгольские части 6-й кавалерийской дивизии и советский сводный отряд, переправившись через реку, к 28 мая заняли оборонительную позицию в 10 километрах от государственной границы Монголии на ее Тамцак-Булакском выступе.
Японское командование, со своей стороны, подтянуло к линии государственной границы у реки Халхин-Гол свою группу войск из состава 23-й пехотной дивизии. В нее входили часть 64-го пехотного полка, разведывательный отряд дивизии под командованием подполковника Адзума, моторизованная рота под командованием капитана Ковано, 8-й кавалерийский полк и часть 1-го и 7-го баргудских (баргуды - монгольское племя, населявшее маньчжурскую область Баргу) кавалерийских полков. Командовал этой группой командир 64-го пехотного полка полковник Ямагото.
Получив сведения о сосредоточении японских войск на сопредельной стороне, штаб 57-го особого корпуса принимает меры по усилению прикрытия государственной границы МНР в районе Тамцак-Булакского выступа. По тревоге поднимается 9-я мотоброневая бригада, которая походным маршем прибывает в город Тамцак-Булак. Ее передовые подразделения подошли в район боев к исходу дня 29 мая. Бригада прошла 700 километров пути по степи за 13 дней, что для броневой техники того времени было хорошим показателем. 17 мая из Улан-Батора вышла колонна машин 149-го стрелкового полка 36-й мотострелковой дивизии. Мотострелки проделали путь в 1060 километров за 11 дней.
Войска генерал-лейтенанта Камацубары в районе Номонхана (Халхин-Гола) имели над советско-монгольскими войсками в первые бои перевес в количестве штыков в 2,5 раза, сабель - в 3,5 раза, но уступали им по орудиям крупного калибра в 1,5 раза и по бронемашинам в 5-6 раз. Преимущество в тяжелой боевой технике и решило исход первого боя на Халхин-Голе.
Японцы перешли в наступление на рассвете 28 мая. Авиационная группа в количестве около 40 самолетов нанесла бомбовый удар по центральной переправе через реку Халхин-Гол, месту расположения советских и монгольских войск, и их тылам. Затем к месту переправы вдоль реки с севера двинулась ударная группа: отряды подполковника Адзума и капитана Ковано и один из батальонов 64-го пехотного полка. Их задачей было выйти в тыл противника и отрезать его от переправы на западный берег Халхин-Гола. Южнее наступала баргудская кавалерия с задачей замкнуть кольцо окружения.
Весь день 28 мая бои носили исключительно упорный характер. Стоявшие в центре полки монгольской кавалерии не выдержали удара превосходящих сил японцев и баргудов и стали отходить. Один из полков отошел к своему командному пункту, второй - к берегу речушки Хайлыстан-Гол. В такой ситуации пришлось отходить и ротам сводного отряда старшего лейтенанта Быкова. Одна из рот была развернута фронтом на север, другой роте пришлось отбивать наскоки баргудской конницы силой в один полк.
Под вечер советско-монгольские войска отошли к линии песчаных холмов в 2-3 километрах от устья Хайластан-Гола (то есть реки Халхин-Гол) и стали закрепляться на этой позиции, рыть окопы. Одна из рот отряда Быкова отошла к высоте Дунгур-Обо, отстоявшей от берега Халхин-Гола на четыре километра, и закрепилась на ней.
Японцы так и не смогли окружить противника. Когда они на машинах попытались вдоль восточного берега Халхин-Гола выйти к переправе, то попали под огонь артиллерийской батареи старшего лейтенанта Ю.Б. Бахтина. Его орудийные расчеты находились на правом берегу, но при виде подходившей к переправе колонны вражеских машин с пехотой Бахтин по своей инициативе переправил орудия на противоположный берег. Орудийные расчеты повели огонь прямой наводкой. В бой у переправы вступила саперная рота и одна из мотострелковых рот.
Батарея старшего лейтенанта Бахтина стреляла метко: были подбиты машина подполковника Адзума и две бронемашины, охранявшие его штаб. Советские бойцы провели в ходе боя у переправы несколько контратак и японский обходной отряд был разгромлен.
Среди захваченных трофеев наиболее ценным оказалось содержимое машины подполковника Адзума. Это была топографическая карта района боевых действий на Халхин-Голе с четко обозначенной государственной границей Монголии и Маньчжоу-Го и боевой обстановкой, расположением японских войск. Штабная карта свидетельствовала о том, что бои велись на монгольской территории. На Токийском процессе в январе 1948 года трофейная карта станет неопровержимым документальным свидетельством японской агрессии против Монгольской Народной Республики.
Когда к 19 часам 28 мая к переправе через Халхин-Гол подошли первые машины с бойцами 149-го стрелкового полка, положение советских и монгольских войск на противоположном берегу было тяжелым. Тот небольшой участок, который удерживали оборонявшиеся, японцы простреливали огнем из пулеметов и винтовок. Поэтому прибывшие к реке стрелковые роты сразу же бросались в бой.
Схватки 29 мая носили исключительно ожесточенный и упорный характер. Все же советско-монгольские войска, перешедшие в наступление, сумели отбросить неприятеля за пределы государственной границы. Особенно удачным оказался огонь подошедшего дивизиона дальнобойных орудий 175-го артиллерийского полка. Отличился орудийный расчет командира отделения
Н.З. Попова, подбивший вражеский танк, 2 броневика и 8 автомашин.
Японцы отошли на исходные позиции, потеряв только убитыми более 400 солдат и офицеров (раненых было гораздо больше), бросив по пути немало военного имущества. Пехота вывозилась на подошедшей колонне грузовых автомашин. Однако их авиация (большинство экипажей имело опыт боевых действий в Китае) не прекращала своих бомбовых налетов, ведя при этом пулеметный обстрел наземных целей.
Среди трофеев оказалось много личных вещей японских офицеров. В полевой сумке одного из них был обнаружен походный дневник с записями о событиях 28 мая у реки Халхин-Гол:
"Противник решительно задумал окружение и уничтожение. Ему было, по-видимому, известно о недостатках связи нашего тыла, о недостатках боеприпасов и оружия, а также потери... Сегодня в третий раз повторилось наступление. Наши дружественные части (имеется в виду баргудская кавалерия. - А.Ш.) были разбиты, и их никак нельзя было остановить. От всех сил сводного отряда не осталось и тени".
На границе наступило временное затишье. Советско-монгольские войска занялись устройством полевых оборонительных позиций. На этот раз боевое охранение, которое вело круглосуточное наблюдение за противной стороной, было выставлено прямо на линии государственной границы.
Советский Союз еще раз предупредил Токио о недопущении новых агрессивных действий в отношении дружественной Монголии. Народный комиссар иностранных дел В.М. Молотов сделал еще одно официальное заявление по поводу дальневосточных событий:
"Кажется, уже пора понять, кому следует, что Советское правительство не будет терпеть никаких провокаций со стороны японо-маньчжурских воинских частей на своих границах. Сейчас надо об этом напомнить и в отношении границ Монгольской Народной Республики. По существующему между СССР и Монгольской Народной Республикой договору о взаимопомощи мы считаем своей обязанностью оказывать Монгольской Народной Республике должную помощь в охране ее границ. Мы серьезно относимся к таким вещам, как договор о взаимопомощи, который подписан Советским правительством..."
На суше весь июнь боевых столкновений не происходило. Зато в небе шла настоящая воздушная война. Японская авиация, сосредоточенная на аэродромах близ города Хайлара, стремилась завоевать господство. 57-й особый корпус имел в своем составе 100-ю авиационную бригаду, состоявшую из истребительного и бомбардировочного полков. Но силы авиабригады заметно уступали противнику и численно, и по опытности летчиков.
Первое боевое столкновение в небе над Монголией произо-шло 22 мая над горой Хамар-Даба, когда пятерка советских истребителей столкнулась с пятеркой японских самолетов. Стороны потеряли в воздушном бою по одному самолету.
Советскому командованию становится ясно, что для воздушного прикрытия наземных войск сил 100-й авиационной бригады явно недостаточно. В тот же день 22 мая на полевые аэродромы в районе Баян-Туменя перебрасывается из Забайкальского военного округа 22-й истребительный полк в составе 63 истребителей И-15 и И-16. Через несколько дней в Монголию перебрасывается бомбардировочный полк в составе 59 бомбардировщиков СБ.
Начинается настоящая воздушная война, имевшая целью за-хватить полное господство в монгольском небе. 27 мая советские летчики опять встретились с противником. Над горой Хамар-Даба шесть советских истребителей вступили в бой с девятью японскими самолетами, потеряв при этом сбитыми два самолета.
В тот же день у командования 57-го особого корпуса состоялся нелицеприятный разговор по прямому проводу с наркомом обороны Маршалом К.Е. Ворошиловым, который высказал большое неудовлетворение Москвы потерями советской авиации.
На следующий день, когда начались бои на земле и японцев активно поддерживала их авиация, на перехват самолетов противника было приказано поднять в воздух 20 советских истребителей. Но из-за неисправностей удалось взлететь только трем. Все они были сбиты японцами.
Через два часа после этого боя девять советских истребителей взлетели с аэродрома Тамцак-Булак, чтобы прикрыть переправу через Халхин-Гол. Здесь их встретили 18 японских самолетов. В завязавшемся ожесточенном воздушном бою семь советских истребителей были сбиты и два повреждены. Пять летчиков погибли, остальным удалось благополучно приземлиться парашютами.
За два дня воздушных боев потери советской авиации, в составе которой не оказалось летчиков с боевым опытом, исчислялись в 15 истребителей и 11 пилотов. Японская авиация потеряла всего одну машину. Такие потери оказались неожиданными и для неприятельского, и для советского командования. В Москве всерьез озаботились положением в монгольском небе.
28 мая командир 57-го особого стрелкового корпуса комкор Фекленко в боевом донесении о ходе боев в районе реки Халхин-Гол доносил начальнику Генерального штаба РККА Шапошникову следующее:
"Прошу немедленно дать ответ, так как это связано
с планированием боя 29 мая:
1. Авиация противника господствует в воздухе.
2. Западный берег р. Халхин-Гол совершенно открыт и не дает никакого маневра, за исключением района горы Дзук-Хан-Ула, где местность легко пересеченная.
3. Наша авиация не в состоянии прикрыть наземные войска до захвата переправы...
4. Удержать восточный берег р. Халхин-Гол можно, но с большими потерями от авиации противника.
5. Прошу с наступлением темноты отвести части на западный берег и оборонять его, проводя бомбежку противника... (с) задачей уничтожить живую силу противника".
Меры были приняты самые радикальные. 29 мая из Москвы спецрейсом в Монголию вылетели три пассажирских самолета "дуглас". На их борту находилось 48 опытнейших советских летчиков, прошедших боевую школу в небе Испании и Китая. Среди них было 22 Героя Советского Союза. Возглавлял группу отечественных асов заместитель командующего Военно-Воздушными Силами РККА комкор Я.В. Смушкевич. Через несколько дней "дугласы" приземлились на аэродроме Тамцак-Булак.
Одновременно увеличивается численность советской авиации в Монголии. На полевых аэродромах в районе Тамцак-Булака и Халхин-Гола расположилось уже 150 истребителей и 116 бомбардировщиков. Противная сторона имела в районе конфликта 125 истребителей и 140 бомбардировщиков. Теперь воздушные силы сторон стали примерно равными, хотя их наращивание продолжалось.
В двадцатых числах июня в небе над Халхин-Голом начались упорные бои, в которых с каждой стороны участвовали уже по несколько десятков самолетов. 22 июня 105 советских истребителей столкнулись со 120 японскими. Противнику пришлось удалиться в Маньчжоу-Го, потеряв 31 машину. Потери советской авиации в том гигантском воздушном бою составили 14 самолетов, погибли 11 летчиков, в том числе командир 22-го истребительного полка забайкальцев майор Н.Г. Глазыкин.
Ожесточенные воздушные бои произошли 24 и 26 июня. Соотношение сил было равным - примерно по 50-60 самолетов с каждой стороны. Итогом этих двух воздушных боев стала утрата японцами 25 своих истребителей, которые были сбиты и от которых остались только обломки на монгольской земле.
Командование Квантунской армии, естественно, не могло примириться с кардинально изменившейся ситуацией в водухе. Генерал-лейтенант Мориги, командовавший императорской авиацией в районе Халхин-Гола, подписал приказ, который гласил:
"Для того, чтобы одним ударом покончить с главными воздушными силами Внешней Монголии (то есть с советской авиацией в МНР. - А.Ш.), которые ведут себя вызывающе, приказываю внезапным нападением всеми силами уничтожить самолеты противника на аэродромах Тамцак-Булак, Баин-Тумен, озеро Байн-Бурду-Нур".
Однако случилось непредвиденное. В обломках одного из сбитых в небе Монголии японских самолетов был найден портфель со штабными документами, в числе которых оказалась и копия приказа генерал-лейтенанта Мориги. Советское командование приняло соответствующие меры по повышению боевой готовности своей авиации на монгольских "прифронтовых" аэродромах. Но этих мер, как показали дальнейшие события, оказалось недостаточно.
Удар по местам базирования советской авиации оказался хорошо продуманным. Ранним утром 27 июня над аэродромами 22-го истребительного полка забайкальцев в окрестностях Тамцак-Булака появилось 23 японских бомбардировщика, которых прикрывало 70 истребителей. Служба воздушного наблюдения и оповещения аэродромов "не сработала", и советские истребители смогли взлететь уже в ходе вражеского налета. Во время воздушного боя они потеряли три машины, тогда как противник лишился пяти самолетов.
Однако соседний 70-й истребительный полк понес значительные потери. Телефонные провода от постов воздушного наблюдения к аэродромам полка оказались перерезанными японскими диверсантами. Поэтому, когда над аэродромами появилось около 70 неприятельских истребителей, советские самолеты понесли серьезные потери - 16 машин. Они сбивались, как правило, при попытки взлететь с земли и вступить в бой, не набрав необходимой высоты. Здесь японская авиация потерь не имела.
Налет на наземные позиции советской авиации оказался последним успехом японских воздушных сил в небе Монголии. Когда 28 июня 15 вражеских бомбардировщиков решили повторить под прикрытием истребителей налет на советские аэродромы со стороны озера Буир-Нур, то получили полный отпор. Вовремя поднявшая в воздух советская авиации не позволила японцам приблизиться к своим аэродромам, хотя у противника многие пилоты за время войны в Китае получили право называться асами.
Всего в воздушных боях с 22 по 28 июня японские авиационные силы потеряли 90 самолетов. Потери советской авиации оказались гораздо меньшими - 38 машин. Японской авиации пришлось очистить монгольское небо.
Необъявленная воздушная война в небе Монголии стала поводом для Москвы сделать первое официальное сообщение о военных событиях на Халхин-Голе. 26 июня 1939 года по советскому радио прозвучали слова: "ТАСС уполномочен заявить..." Новости с берегов Халхин-Гола появились на страницах советских газет.
Японская сторона не делала большого секрета из того, что на границах Внешней Монголии и Маньчжоу-Го уже многие месяцы идут боевые столкновения войск Квантунской армии с советскими и монгольскими частями. Так, в прессе Японии регулярно появлялись сводки о воздушных боях.
По поводу явно преувеличенных японской стороной своих успехов в воздушной войне американская газета "Нью-Йорк геральд Трибьюн" писала: "...Японцы, очевидно, выпив слишком много местной водки, приняли дроф на озере Буир-Нур за советские бомбардировщики".
Ожесточенные бои в воздухе с участием сотен самолетов с обеих сторон, понесенные потери, исчисляемые многими десятками крылатых машин, стали своеобразной прелюдией к главным событиям на реке Халхин-Гол. Они не замедлили начаться на суше.
События на монголо-маньчжурской границе приобретали опасный характер. Командир 57-го особого корпуса комкор Н.Ф. Фекленко не отвечал своей должности по причине незнания особенностей боевых действий в условиях степной, пустынной местности. Тогда-то и было решено усилить группировку советских войск в районе пограничного конфликта на Халхин-Голе и направить туда хорошо подготовленного, решительного командира, способного на месте разобраться в сложившейся обстановке. Этот вопрос подняли нарком обороны маршал К.Е. Ворошилов и начальник Генерального штаба РККА Б.М. Шапошников.
Выбор пал на заместителя командующего Белорусским особым военным округом по кавалерии комдива Георгия Константиновича Жукова, будущего самого прославленного советского полководца в годы Великой Отечественной войны 1941-1945 годов. Такое предложение сделал начальник оперативного отделения Генерального штаба М.В. Захаров, будущий маршал Советского Союза, который хорошо знал Жукова как незаурядную личность.
И.В. Сталин одобрил такое назначение.
Жуков к тому времени уже зарекомендовал себя как весьма способный, смелый, творчески и нестандартно мыслящий военачальник. Участник Первой мировой (в которой он стал дважды Георгиевским кавалером) и Гражданской войн успел к тому времени покомандовать 3-м и 6-м кавалерийскими корпусами. В Белорусском особом военном округе он отвечал за боевую подготовку кавалерийских дивизий и отдельных танковых бригад - то есть тех родов сил, которые действовали в районе конфликта на реке Халхин-Гол.
Вскоре после прибытия Г.К. Жукова в район военного конфликта ему было приказано вступить в непосредственное командование сосредоточенными там советскими войсками. Он убедился в том, что командование 57-м отдельным корпусом всей полнотой оперативной обстановки не владеет. Разобравшись на месте с военной обстановкой, Жуков доложил в Москву свои соображения. Он предложил свой план боевых действий: ведение активной обороны на плацдарме за Халхин-Голом и подготовка сильного конт-рудара по противостоящей группировке японской Квантунской армии.
Через день из Москвы пришел ответ: руководство Наркомата обороны и Генеральный штаб РККА соглашались с предложениями комдива Г.К. Жукова. Комкор Фекленко отзывался в Москву, а Жуков назначался на его место. По Транссибирской железнодорожной магистрали началась переброска советских войск к Улан-Удэ. Оттуда войска входили на территорию Монголии походным порядком.
Было создано объединенное советско-монгольское командование. Монгольскую народно-революционную армию в нем представлял Маршал Монгольской Народной Республики Хорлогийн Чойбалсан.
В качестве командующего фронтовой группой, которой было поручено координировать действия советских войск на Дальнем Востоке и частей Монгольской народно-революционной армии, из Читы в район реки Халхин-Гол прибыл командарм Г.М. Штерн, один из героев Хасанских событий. Его боевое сотрудничество, как старшего по званию, с Жуковым оказалось на редкость плодотворным.
Комкор Г.К. Жуков (он был назначен специальным приказом наркома обороны К.Е. Ворошиловым командиром 57-го особого корпуса вместо Н.Ф. Фекленко) блестяще справился с поставленной задачей. Исходя из того, что противник будет стремиться использовать имеющиеся у него преимущества и попытается уничтожить советско-монгольские войска на восточном берегу Халхин-Гола, Жуков счел целесообразным перейти к активной обороне. Он решил, прочно удерживая позиции на восточном берегу широкой, но мелководной степной реки, подготовить сильный контр-удар по противостоящим японским войскам. Но для этого требовалось предварительно усилить группировку советских войск в районе пограничного конфликта.
"Главные трудности были связаны с вопросами материально-технического обеспечения войск, - писал в своих мемуарах "Воспоминания и размышления" маршал Г.К. Жуков. - Нам приходилось подвозить все, что нужно для боя и жизни войск, за 650-700 километров... В преодолении этих трудностей нам хорошо помог Военный совет ЗабВО и генерал-полковник Штерн со своим аппаратом".
Меры, принятые комкором Г.К. Жуковым, оказались исключительно своевременными. Японцы, со своей стороны, сумели за это же время подтянуть к восточным границам Монголии значительные подкрепления. Все это время их авиация не прекращала своих налетов на сопредельную сторону.
Вместе с Жуковым в Монголию прибыла группа военачальников, в том числе и комбриг М.А. Богданов, который стал начальником корпусного штаба. Непосредственным помощником Жукова по командованию монгольской кавалерией стал корпусной комиссар Ж. Лхагвасурэн. Прибытие нового корпусного командира совпало с "качественным" усилением советской авиации в Монголии. Прибыли новые самолеты - модернизированные истребители И-16 и "Чайка".
Именно эти новейшие машины решили исход воздушного боя 22 июня. В этом бою участвовали многие летчики - Герои Советского Союза, продемонстрировавшие высокое искусство пилотажа и бесстрашие. Через два дня японская авиация повторила массированный налет, который вновь был успешно отбит.
Воздушный бой 22 июня над Халхин-Голом получил громкую известность на Японских островах. Самолетную армаду страны Восходящего Солнца возглавлял известный японский ас Фукуда Такео, чье имя не сходило со страниц мировой прессы во время войны в Китае. Однако в первые минуты воздушного боя в небе Монголии его сбил молодой русский пилот Виктор Рахов.
Такео сумел выброситься с парашютом из горящего самолета и приземлиться на монгольской территории. Японский летчик на земле пытался застрелиться, но был взят в плен. Оказавшись в плену, Фукуда Такео попросил показать ему летчика, который так мастерски вел самолет и сбил его. Когда подошел Рахов, японец отвесил ему большой поклон, приветствуя победителя.
В тот день японцы потеряли 31 самолет, а их противник - всего 12 машин. Впоследствии старший лейтенант В.Г. Рахов стал одним из самых известных асов боев на Халхин-Голе, сбив 8 японских самолетов лично и еще 6 в группе. За воздушные победы ему было присвоено звание Героя Советского Союза. Г.К. Жуков дал самую высокую оценку действиям советских летчиков "сталинских соколов".
Японское командование решило повторить вторжение в приграничный район Монголии. 2 июля под командованием генерал-лейтенанта Митинаро Камацубары в районе ведения боев находилось 13 тысяч штыков японо-маньчжурских войск, около 4500 человек кавалерии, 60 артиллерийских орудий калибром 75 мм и выше, 98 противотанковых орудий, 164 пулемета, 130 танков и 6 бронемашин. Были созданы ударные войсковые группы под командованием генералов Ясуоки и Кобаяси (последняя пострадала в боях у горы Баян-Цагана больше всего).
Организационно эти силы составляли: всю 23-ю пехотную дивизию в составе 64-го, 71 и 72 пехотных полков и 23-го кавалерийского полка, 7-ю пехотную дивизию в составе 26-го и части 28-го пехотных полков, 3-го и 4-го танковых полков, Хинганской кавалерийской дивизии в составе трех полков, полка баргутской конницы, двух артиллерийских полков, а также других кавалерийских, артиллерийских и инженерных частей.
Японские войска прикрывали с воздуха пять авиационных бригад, в составе которых имелись 225 истребителей и бомбардировщиков. Их пилотировали лучшие летчики императорской Квантунской армии.
Общее руководство японской группировкой осуществлял бывший военный атташе Японии в Москве в 1927 году генерал-лейтенант Камацубара. Он считался большим специалистом по неприятельской Красной Армии. В помощники ему были присланы командующие авиацией и артиллерией Квантунской армии. Камацубара был настолько уверен в успехе предстоящей наступательной операции, что в приказе специально оговорил, что его штаб будет двигаться в составе главных сил на гору Баян-Цаган.
К этому времени штабом Квантунской армии был разработан план новой пограничной операции под наименованием "Второй период номонханского инцидента". Он по своему содержанию был идентичен неудачной майской операции: создание сильной ударной группировки на правом фланге с целью окружения и уничтожения войск противника на восточном берегу реки Халхин-Гол. Однако на сей раз задача ставилась гораздо шире.
Под непосредственным командованием генерал-лейтенанта Камацубары находилась группировка японских войск численностью в 38 тысяч человек. Штаб располагался в Джинджин Сумэ. Приказ Камацубары № 105 от 15 часов ровно 30 июня 1939 года гласил:
"1. Противник, находящийся в долине реки Халхин-Гол, уже потерял боевой дух, и наступил удобный момент для его уничтожения.
2. Дивизия своими главными силами форсирует реку Халхин-Гол с целью захвата и уничтожения противника, перешедшего границу".
Комкор Г.К. Жуков имел гораздо меньшие силы. Они состояли из 3500 штыков и около одной тысячи сабель союзных совет-ско-монгольских войск, 36 артиллерийских орудий калибром 75 мм и выше, 152 пулеметов, 186 танков и 266 бронемашин. Однако с территории Забайкальского военного округа прибывали новые войска. Японцы на то время имели преимущество и в авиации.
За день до начала наступательной операции японская авиация прекратила свои полеты. Но это не ввело в заблуждение советские войска на переднем крае, а, наоборот, насторожило их. Под вечер, когда спала дневная жара, японская артиллерия открыла сильный огонь по позициям противника.
2 июля японская группировка вновь перешла в наступление. В ночь со 2-го на 3-е июля войска генерала Кобаяси форсировали реку Халхин-Гол на лодках, плотах и даже вплавь и захватили на ее западном берегу гору Баян-Цаган с окрестностями, которая находилась в 40 километрах от маньчжурской границы. Стоявший здесь заслоном один из полков монгольской 6-й кавалерийской дивизии был сбит после короткого и ожесточенного боя. Японцы сразу же начали укреплять ее фортификационными сооружениями и сосредоточивать здесь свои главные силы. Саперы строили блиндажи, а пехотинцы рыли одиночные круглые окопы. По крутым склонам на вершину горы втаскивались противотанковые и дивизионные пушки.
За день приграничная вершина превратилась в опорный пункт японцев. Горе Баян-Цаган суждено было стать ареной ожесточенных и кровопролитных боев с 3 по 5 июля, в которых советские войска продемонстрировали образец ведения активной обороны.
Японское командование рассчитывало силами вспомогательной группы войск нейтрализовать с фронта советско-монгольские войска, оборонявшиеся на восточном берегу Халхин-Гола. А силами переправившейся через реку ударной группировки, опираясь на господствовавшую над местностью гору Баян-Цаган, ударить в тыл оборонявшихся частей противника, отрезать и уничтожить их.
На восточном берегу Халхин-Гола начались жаркие бои. Первоначально успех был на стороне атакующих японцев, которые наступали силами двух пехотных и двух танковых полков (130 танков). Здесь им противостояли полторы тысячи красноармейцев и две монгольские кавалерийские дивизии (3,5 тысячи цириков - конников), одна мотобригада. Однако благодаря успешным действиям советских артиллеристов и летчиков в первый день боев у Баян-Цагана было сожжено более 30 японских танков.
Положение для оборонявшихся складывалось критическое, но на выручку поспешил заблаговременно созданный Г.К. Жуковым подвижный резерв. Не давая противнику времени на организацию дальнейших наступательных действий, Жуков со всей решительностью, не дожидаясь подхода стрелкового полка сопровождения (мотопехоты) бросил в бой прямо с марша находившуюся в резерве 11-ю танковую бригаду комбрига М.П. Яковлева, которого поддержал монгольский бронедевизион, вооруженный 45-мм пушками.
Принимая такое рискованное, волевое решение, Жуков столкнулся во мнениях с командармом Г.М. Штерном. Тот, исходя из положений боевого устава РККА, считал, что танки на укрепленные полевые позиции неприятеля без поддержки посылать нельзя и требовал дождаться подхода стрелкового полка сопровождения. Однако Жуков настоял на своем и впоследствии Штерн признал, что в той ситуации принятое решение оказалось единственно возможным.
Стремительный удар танкистов, поддержанный огнем всей имеющейся артиллерии, поставленной на прямую наводку, и ударами советской авиации, ошеломил противника. Завязались жаркие воздушные схватки. В отдельные моменты в небе над горой Баян-Цаган находилось до 300 самолетов воюющих сторон. Японцы, не успевшие после переправы через Халхин-Гол развернуться в организованные боевые порядки, не смогли противостоять дерзкой атаке танковой бригады. Вскоре танкистов поддержали подошедшие батальоны 24-го мотострелкового полка и 7-й мотоброневой бригады, имевшей в своем составе 154 бронемашины.
Маршал Советского Союза Г.К. Жуков ("великий полководец суворовской школы" - по определению писателя Михаила Шолохова) в своих "Воспоминаниях и размышлениях" писал о том бое:
"Бригада наносила удар с северо-запада; один ее танковый батальон, взаимодействуя с броневым дивизионом 8-й монгольской кавалерийской дивизии и дивизионом 185-го тяжелого артиллерийского полка, атаковал противника с юга.
Развернувшаяся танковая бригада в количестве 150 танков, при поддержке 40 самолетов, стремительно ринулась на врага. В головных порядках главных сил бригады двинулся батальон под командованием командира батальона, замечательного воина майора Михайлова, а впереди батальона уже врезался в боевые порядки японцев взвод лейтенанта Кудряшова, исключительно отважного танкиста.
Японцы были ошеломлены стремительным ударом танковой бригады, притихли в своих противотанковых лунках и только через 10 минут открыли артиллерийский огонь по нашим танкам. От огня противника загорелось несколько танков, и это, видимо, как-то подбодрило японцев. Они значительно усилили артиллерийский и пулеметный огонь. На поле боя уже горело до 15 наших танков. Но никакая сила и огонь врага не могли остановить боевого порыва наших славных танкистов.
Было около 12 часов. По нашим подсчетам, с минуты на минуту должен подойти и вступить в бой 24-й мотострелковый полк. Он был крайне необходим для взаимодействия с танковой бригадой, которая без пехоты несла значительные потери. Но, как это иногда случается на войне, 24-й мотополк вышел по ошибке не к озеру Хуху-Усу-Нур, а к "развалинам".
Развернувшись в боевой порядок, в 13 часов 30 минут южнее озера Хуху-Усу-Нур 24-й полк перешел в наступление, нанося удар с запада на восток. Несколько позже вступила в бой 7-я мотоброневая бригада полковника Лесового.
Японцы отбивались от наших атак отчаянно. Но грозная лавина танков, бронемашин и пехоты все дальше и дальше продвигалась вперед, ломая и громя все, что попадало под гусеницы танков, огонь артиллерии, под удар пехоты.
Японцы бросили всю свою авиацию против атакующих наших войск, но ее встретила и атаковала наша авиация. Бой с неослабевающей силой продолжался всю ночь.
Утром, подбросив за ночь свежие силы, японцы попытались перейти в наступление, но эта их попытка была немедленно подавлена".
Японский солдат Накамура так описал в своем походном дневнике бой 3 июня у подножия горы Баян-Цаган:
"Несколько десятков танков напали внезапно на наши части. У нас произошло страшное замешательство, лошади заржали и разбежались, таща за собой передки орудий; автомашины помчались во все стороны. В воздухе было сбито 2 наших самолета. Весь личный состав упал духом. В лексиконе японских солдат все чаще и чаще употребляются слова "страшно", "печально", "упали духом", "стало жутко".
Начавшиеся трехдневные бои за обладание горой Баян-Цаган оказались бескомпромиссными. С обеих сторон в них участвовало до 400 танков и бронемашин, более 800 артиллерийских орудий, сотни самолетов. Особенно отличились 149-й и 24-й стрелковые полки под командованием майора И.М. Ремизова (ему посмертно было присвоено звание Героя Советского Союза) и И.И. Федюнинского. Японцы постоянно атаковали, стремясь вернуть себе инициативу в боях, но комкор Г.К. Жуков и начальник штаба 57-го отдельного корпуса комдив М.А. Богданов быстро реагировали даже на малейшее изменение обстановки на берегах Халхин-Гола.
Поскольку наступавшие японские войска имели заметное численное превосходство, к ночи 3 июля советские войска отошли к Халхин-Голу, сократив свой плацдарм к востоку от ее берега. Однако ударная группировка японцев под командованием генерал-лейтенанта Ясуоки со своей задачей не справилась.
Об ожесточенности боев за высоту Баян-Цаган свидетельствует такой факт. До 16.00 второго дня боев - 4 июля стрелковый полк Федюнинского отбил около десятка вражеских атак, которые не раз переходили в штыковые, рукопашные схватки. Инициатива полностью перешла к советско-монгольским войскам, и японцам пришлось перейти к обороне, однако гору удержать они не смогли. Они атаковывались теперь с трех сторон, имея за спиной реку Халхин-Гол, и в результате оказались в полуокружении.
В районе горной вершины все три дня боев шли многочисленные воздушные схватки. Японская авиация в небе над Баян-Цаганом потеряла 45 самолетов, в том числе 20 пикировщиков. Последние безуспешно старались оказать поддержку с воздуха своим наземным войскам. С каждым налетом японским летчикам приходилось все труднее - противник встречал их без промедления и сразу же начинал теснить в сторону Маньчжоу-Го, к своим аэродромам.
К вечеру 4 июля японские войска удерживали только вершину Баян-Цагана - узкую полоску местности в пять километров длиной и два километра шириной. На этом участке сосредоточились все силы японцев, которые переправились на западный берег Халхин-Гола. Бои на Баян-Цагане не утихали весь вечер и всю ночь.
Под утро 5 июля японские войска дрогнули и, несмотря на категорические приказы своих командиров драться до последнего, начали отступать с горной вершины по крутым скатам к берегу реки. Тогда японское командование предприняло последнюю отчаянную попытку заставить своих солдат сражаться до последнего патрона на линии окопов. По его приказу единственный понтонный мост через Халхин-Гол был взорван саперами.
Однако это не остановило начавшееся повальное отступление - бросая личное оружие и боевую технику, японцы пытались переправиться на противоположный речной берег кто как может. Все это происходило под огнем противника. Многие бежавшие с Баян-Цагана нашли себе гибель в быстрых водах Халхин-Гола, особенно раненые, которые оказались не в силах справиться с речным течением.
В результате неординарных боевых решений военачальника
Г.К. Жукова японские войска у горы Баян-Цаган оказались наголову разгромленными и к утру 5 июля их сопротивление оказалось сломленным. На горных склонах погибло более 10 тысяч неприятельских солдат и офицеров. Остатки японских войск в беспорядке и панике бежали на противоположный берег реки. Они потеряли почти все танки и большую часть артиллерии.
Трехдневные бои на берегах Халхин-Гола вели японские войска под командованием "специалиста по Красной Армии" генерал-лейтенанта Мититаро Камацубары. В свое время он был военным атташе посольства страны Восходящего Солнца в Москве. О его "отъезде" с поля боя под Баян-Цаганом описывает в своем армейском дневнике старший унтер-офицер его штаба Отани:
"Тихо и осторожно движется машина генерала Камацубара. Луна освещает равнину, светло как днем. Ночь тиха и напряжена так же, как и мы. Халха освещена луной, и в ней отражаются огни осветительных бомб, бросаемых противником. Картина ужасная. Наконец мы отыскали мост и благополучно закончили обратную переправу. Говорят, что наши части окружены большим количеством танков противника и стоят перед лицом полного уничтожения. Надо быть начеку".
Как позже отмечал Г.К. Жуков, после сражения за высоту Баян-Цаган японские войска "больше не рискнули переправляться на западный берег реки Халхин-Гол". Все последующие действия пограничного конфликта проходили на восточном речном берегу.
В Генеральном штабе РККА был сделан обстоятельный (на основе боевых донесений с мест событий) разбор боев с 5 по 9 июля. В телеграмме Ворошилова и Шапошникова командующему 1-й армейской группой, среди прочего, подчеркивалось:
"...Первое. Японцы в бою действуют организованнее и тактически грамотнее, чем мы. Будучи потрепанными, понеся значительные потери, они, прикрывшись сильными заслонами, окопавшимися на удобных позициях, главные силы оттянули к границе для отдыха и приведения в порядок...
Японцы из кожи лезут, чтобы показать свою силу. Мы должны быть умнее их и спокойнее, поменьше нервничайте, не торопитесь "одним ударом" уничтожить врага, и мы разобьем противника с меньшей затратой своей крови".
Пролог необъявленной войны на Халхин-Голе сложился в пользу союзных советско-монгольских войск. В ходе июньских боев им удалось удержать свои позиции в восточной части Монголии. Однако японские войска продолжали оставаться на территории этого государства и готовились к новым операциям. Таким образом очаг военной напряженности на Халхин-Голе продолжал сохраняться. Чтобы ликвидировать пограничный конфликт и восстановить государственную границу Монголии, требовались кардинальные меры.
Жуков со свойственной ему решительностью приступил к подготовке операции, целью которой был полный разгром всей неприятельской группировки, находившейся на монгольской территории. Проведение такой наступательной операции стало возможным только благодаря мерам, которые приняло советское руководство по усилению группировки своих войск в МНР.
Действовавший в районе Халхин-Гола 57-й особый корпус был развернут в 1-ю армейскую (фронтовую) группу, а Г.К. Жуков назначается ее командующим. В соответствии с постановлением Главного военного совета РККА учреждается Военный совет армейской группы из ее командующего комкора Г.К. Жукова, дивизионного комиссара М.С. Никишева и начальника штаба комбрига М.А. Богданова.
В восточную часть Монголии прибывают новые советские войска, в том числе 82-я стрелковая дивизия. Сформированная в спешке на Урале, она оказалась совершенно неподготовленной к ведению боевых действий. Многие ее солдаты никогда не держали в руках оружия. Красноармейцев пришлось в короткий срок обучать стрелять из винтовок, окапываться, бросать гранаты, ходить в атаку, действовать штыком.
В донесении от 16 июля 1939 года начальнику Политуправления РККА о морально-политическом состоянии личного состава 82-й стрелковой дивизии говорилось следующее:
"(В) прибывшей 82 сд отмечены случаи крайней недисциплинированности и преступности. Нет касок, шанцевого инструмента, без гранат, винтовочные патроны выданы без обойм, револьверы выданы без кабуры. Разведбатальон прибыл без положенных бронемашин и мотоциклов, экипажи на эти машины - 44 человека привезут с собой (так в тексте). Полковая школа дивизии не выслана и оставлена (на) зимних квартирах. Личный состав исключительно засорен и никем не изучен, особенно засоренным оказался авангардный полк, где был майор Степанов, военком полка Мусин. Оба сейчас убиты. Этот полк (в) первый день боя поддался провокационным действиям и позорно бросил огневые позиции, перед этим предательски пытались перестрелять комполитсостав бывшие бойцы этого полка Ошурков и Воронков. 12.7 демонстративно арестовали командира пулеметной роты Потапова и на глазах бойцов расстреляли, командир батальона этого полка Герман лично спровоцировал свой батальон на отступление, все они преданы расстрелу. Для прекращения паники были брошены все работники политуправления РККА, находившиеся в это время на КП. После этого 14.7 батальон этого полка снова позорно бежал с фронта. Когда возвратили обратно трусов, был убит японцами работник политуправления РККА, слушатель академии Соколов.