Россия накануне смутного времени

Глава 3 Реформа «двора»

В обстановке народных волнений и резкого ослабления центральной власти правительство было вынуждено пойти на самую большую уступку в пользу недовольной земской знати и дворянства. Оно ликвидировало «двор» — последыш ненавистной опричнины.

Почти нет сведений о том, как протекала ликвидация «двора» при Федоре. По всей вероятности, этот процесс потребовал известного времени, в течение которого часть бывших «дворовых» чинов в думе и приказах подверглась чистке, а оставшиеся утратили прежние привилегии вследствие слияния «дворовой» и земской чиновных лестниц и восстановления единого «государева двора».

После падения А. Ф. Нагого и Б. Я. Вельского из Кремлевского дворца один за другим исчезали думные дворяне. Дольше других в думе оставался бывший воспитатель царевича Федора М. А. Безнин. Именно он выходил к восставшему народу в дни апрельских волнений в Москве. Популярность Безнина в столице объяснялась прежде всего его военными заслугами. В конце Ливонской войны он разгромил войска курляндского герцога, помешав им принять участие в осаде Пскова. Через несколько месяцев после коронации Федора он нанес поражение крымским татарам под Калугой[134]. Немного времени спустя М. А. Безнин ездил с важным дипломатическим поручением в Литву и еще в апреле 1586 г. заседал в думе в качестве думного дворянина[135]. Однако ранее августа того же года влиятельного думного дворянина, сделавшего некогда карьеру в опричнине, принудили постричься в монахи и сослали в Иосифо-Волоколамский монастырь[136].

Крупнейшим деятелем опричнины был думный дворянин и печатник Р. В. Алферьев. Он был удален из Москвы еще раньше, чем его двоюродный брат М. А. Безнин. 20 июля 1585 г. состоялся приговор о его назначении вторым воеводой в пограничную крепость Ладогу. Алферьев пробыл там неполный год, после чего получил разрешение вернуться в столицу. Но в Москве он немедленно подвергся местническим наскокам. Ф. Лошаков-Колычев затеял с ним тяжбу и выиграл дело благодаря тому, что боярский суд возглавлял в то время боярин И. П. Шуйский. С этого момента Р. В. Алферьев окончательно выбыл из высшей правительственной иерархии[137].

Земская оппозиция не прочь была расправиться с бывшими опричниками. Но Годунов не допустил разгрома «двора». Санкции против «дворовых» людей носили сравнительно мягкий характер. Б. Я. Вельский попал на воеводство в Нижний Новгород и сохранил думный чин оружничего. Современники утверждали, что опальный пребывал «во обилии тамо и покои мнози»[138]. «Дворовый» окольничий С. Ф. Нагой попал на воеводство в Казанский край. Его брат, окольничий Ф. Ф. Нагой, возглавил удельное правительство при царевиче Дмитрии в Угличе.

Начало полной реорганизации «двора» положили два правительственных распоряжения. Первое касалось наделения дворян подмосковными поместьями. Второе привело к составлению списка, определившего персональный состав двора царя Федора. Правительство Годунова и Щелкалова пошло по стопам правительства Адашева, предпринявшего реформу «двора» в середине столетия.

В связи с перестройкой органов центрального управления правительство Адашева пыталось создать постоянный дворянский контингент для службы в столице. Трудность состояла в том, что хозяйственные заботы надолго отрывали землевладельцев от службы. Значительную часть осени, зимы и весны феодалы проводили в своих сельских усадьбах, нередко расположенных в отдаленных и глухих местах. Власти использовали для постоянных поручений прежде всего «лучших слуг», располагавших землями поблизости от столицы, которых легко было вызвать на службу. Но таких «слуг» не хватало. И тогда возник проект образования особого фонда поместных земель в Московском, Дмитровском, Рузском и Звенигородском уездах, т. е. на расстоянии не более 60–70 верст от столицы. Этот фонд предполагалось использовать для земельного обеспечения «лучших слуг», не имевших подмосковных деревень[139].

Правительство Годунова и Щелкалова начало с того, на чем остановилась Избранная рада. В 1587 г. оно распорядилось «учинить» подмосковные поместья определенного оклада за высшими московскими чинами. Текст указа не сохранился, но Указные книги Поместного приказа воспроизвели основные его фрагменты В Указных книгах названы оклады почти всех чиновных групп: членов Боярской думы, дворцовых чинов, стрелецких командиров и приказных людей. Руководствуясь принципом службы, правительство ввело более дифференцированную систему замельных окладов по сравнению со шкалой окладов 1550 г. Тысячники Адашева получали 200, 150 и 100 четвертей поместной земли. В правление Годунова и Щелкалова бояре сохранили оклад в 200 четвертей, московские дворяне — оклад в 100 четвертей. Зато для провинциальных выборных дворян был введен половинный оклад в 50 четвертей. Стрелецкие сотники получали несколько больше — по 60 четвертей на человека[140]. В «лучшей тысяче» 1550 г. почти отсутствовала высшая приказная бюрократия[141]. В 1589 г. право на подмосковные поместья получили не только думные и большие дьяки, но и столичные подьячие, «что сидят у дел по приказам».

Проект 1550 г. если и был осуществлен, то лишь частично. Для испомещения «тысячи» надо было иметь свыше 100 тыс. четвертей земли. Таким фондом свободных земель правительство Адашева, по-видимому, не располагало. Правительству Годунова и Щелкалова не требовалось такого количества земель, чтобы осуществить указ 1587 г. Если даже предположить, что подмосковные поместья получили все московские чины, то и в этом случае максимальный фонд земель был бы все же примерно вдвое меньшим, чем минимальный фонд «лучшей тысячи» в 1550 г. (см. табл. 2). В итоге разорения 70—80-х годов более половины всех земель в Центре полностью запустело. Из этих пустующих земель, вероятно, и выкраивались в основном подмосковные дачи.

Таблица 2

ПРИМЕРНАЯ РОСПИСЬ ЗЕМЕЛЬ В ПОДМОСКОВЬЕ, НЕОБХОДИМЫХ ДЛЯ ОБЕСПЕЧЕНИЯ МОСКОВСКИХ ЧИНОВ В 1587 г.[142]

В источниках можно найти прямые указания на практическое применение указа 1587 г. Одним из первых новым указом воспользовался сам правитель. «И в даче лета 7095-го июля в 15 день, — значилось в документах Поместного приказа, — написано: дано Борису Годунову в подмосковное поместье и в оклад в Московском уезде… 214 четвертей»[143]. Главные владения Годунова (его «приданая» вотчина, полученная от М. Скуратова) располагались в бывшем опричном уезде — Малом Ярославце. В столичном уезде у него была лишь небольшая вотчина — на 113 четвертей. По проекту Адашева, вотчинники Московского уезда лишались права на получение подмосковного поместья. Правительство Годунова и Щелкалова то ли не подтвердило этого правила, то ли сделало исключение в пользу правителя. Меры царя Федора в некоторых отношениях знаменовали возврат к политике Адашева. Составление списков «тысячи лучших слуг» и Дворовой тетради 1552 г. явилось важным этапом в формировании так называемого государева двора. Разрабатывая проект испомещения «лучших слуг», правительство рассчитывало привлечь на столичную службу дворян из разных местностей, включая отдаленную Новгородско-Псковскую землю. Через два года оно отказалось от этого намерения. Никто из новгородских «лучших слуг» не попал в Дворовую тетрадь. Списки Дворовой тетради, как значилось в ее заголовке, включали только дворян Московской земли[144]. Отдаленность Новгорода затрудняла как привлечение местных помещиков на столичную службу, так и решение в московских приказах земельных дел помещиков, принадлежавших к составу новгородской «кованой рати». В связи с этим власти разделили высшее военное ведомство, организовав подле Большого Разрядного приказа Новгородский Разряд[145]. Большой Разряд ведал служилыми людьми Московской земли. В его стенах и была составлена Дворовая тетрадь. Помещики Новгорода, Пскова, Великих Лук не попали в списки московского двора. Они служили по своим уездам и пятинам.

По подсчетам А. А. Зимина, в середине XVI в. «государев двор» насчитывал около 3 тыс. человек[146]. Однако его реальный состав был меньше, чем списочный. Дворовая тетрадь 1552 г. пополнялась на протяжении десятилетия. За это время немало дворян погибло в ходе военных действий в Ливонии и Казанском крае. Надо учитывать также и естественную убыль людей за десятилетие. Б. Н. Флоря насчитал в различных списках Дворовой тетради 50-х годов более 400 помет о смерти либо отставке служилых людей[147]. На место выбывших «прибирали» других дворян, имена которых заносили в тетрадь. В середине 50-х годов власти осуществили военную реформу в целях упорядочения поместной службы. Возможно, что реформа также повлияла на количественный состав «государева двора». Мало вероятно, чтобы состав «двора» обновился за десятилетие более чем на одну треть. Следовательно, в середине 50-х годов «дворовую» службу фактически несли не менее 2 тыс. человек. Между тем в дворовом списке царя Федора значилось около 1100 лиц[148]. Таким образом, за четверть века состав «государева двора» уменьшился примерно вдвое или более того. Этот вывод полностью согласуется с наблюдением об общем сокращении численности дворянского ополчения во второй половине XVI в.[149]

Не следует забывать, что в годы опричнины «двор» претерпел раскол. Верхи земского дворянства в полной мере испытали на себе действие опричных земельных перетасовок и террора. Судя по синодикам, казни подверглось более 500 дворян и членов их семей. Однако значительная их часть принадлежала не к Московскому, а к Новгородскому Разряду, поэтому влияние террора на сокращение «двора» не следует и преувеличивать. Существенное влияние на численность «двора» оказали громадные потери, которые понесло дворянское ополчение в многочисленных сражениях с татарами, шведами, литовцами и поляками в ходе 25-летней Ливонской войны. Еще более важной причиной общего сокращения «двора» было запустение фондов поместной земли в итоге «великого разорения» 70—80-х годов XVI в. Поместье, надежно обеспечивавшее служебное положение членов «двора» в середине века, пришло в упадок и обезлюдело к концу века. Обеднев, дворяне неизбежно опускались в разряд провинциальных детей боярских. Некоторых из них социальная деградация низвела на еще более низкий уровень.

Реформа «двора» 80-х годов была призвана ликвидировать последствия опричной политики. Неверно было бы думать, будто опричнина расколола один только «двор». При учреждении опричная армия насчитывала 1 тыс. голов, а затем увеличилась более чем вдвое. Собственно опричный двор составляли примерно 300 человек, а остальные принадлежали к разряду «городовых» детей боярских, служивших от опричных уездов. Ту же структуру сохранил и «двор», став наследником опричнины. Он также делился на собственно дворовых и городовых служилых людей, которые получали «государево денежное жалованье з городы»[150].

Реорганизация «двора» при Федоре привела к немедленному отсечению той части худородных провинциальных дворян, которые служили в опричнине, а затем во «дворе» Грозного по спискам «городовых» детей боярских. Реформа «двора», таким образом, плотно закрыла лазейку, которая в два предшествующих десятилетия открывала худородным опричным людям доступ к службе при особе государя и связанным с ней привилегиям. В этом сказалась своего рода аристократическая реакция на опричную затею. Большинство бывших городовых опричников не попало в списки двора Федора и растворилось в массе уездного дворянства.

В процессе формирования единой системы управления окончательно сложилась новая чиновная система московского двора. Как показал В. Д. Назаров, новые чины фигурировали уже в боярских списках 1546–1547 гг., а также в записях Разрядного приказа и в московских летописях 50-х годов[151]. Эта система включала помимо высших думных чинов также дворецких, казначеев, дьяков, стольников, стряпчих, жильцов, дворян.

Однако в середине века чиновная структура не была столь развита, чтобы полностью заменить собой принцип аристократического и территориального членения двора. Составители Дворовой тетради поместили вслед за перечнем бояр и окольничих списки дворецких, казначеев, постельничих, печатников, а также 68 больших и дворцовых дьяков. То были руководители вновь организованного приказного аппарата управления. Для них было сделано исключение. Зато прочие чины в Дворовой тетради не фигурировали.

В последующие десятилетия значение «чинов» возросло, и при составлении списка двора Федора структура «двора» окончательно приобрела чиновный характер. Дворовый список 1588–1589 гг. включал списки членов Боярской думы, дьяков, стольников и стряпчих, жильцов, больших и выборных дворян. На долю столичных чинов, не входивших в думу, но занятых в приказах и на дворцовой службе, приходилось более 280 мест. При формировании этой чиновной группы правительство столкнулось со сложной задачей. Надо было объединить две чиновные «лестницы», образовавшиеся в земщине и опричнине. Казалось бы, бывшие члены опричного двора (верхушка опричного корпуса) могли рассчитывать на зачисление во двор Федора в первую очередь. Но по сравнению с земцами опричники отличались худородностью, и земщина не желала считаться с их выслуженными в опричнине чинами. Правительство Годунова не осталось глухим к требованиям земщины. Приказные люди получили шансы сохранить дьяческий чин, выслуженный в опричнине, но низшие дворцовые чины лишились такой возможности. По наблюдениям А. Л. Станиславского, почти все стольники, стряпчие и жильцы, служившие на «дворцовой» службе Ивана IV, утратили прежние чины и либо были записаны в разряд выборных дворян в дворовом списке царя Федора, либо стали «городовыми» детьми боярскими[152]. Такие меры, как исключение низших разрядов служилых людей с «дворовой» службы и понижение чиновных дворян, выдвинувшихся на службе в опричном дворе, неизбежно должны были усилить аристократический характер «дворовой» службы при царе Федоре.

В дворовом списке царя Федора окончательно оформились два новых чина: «больших московских дворян» и «выборных» из городов. Управлять страной с помощью одной столичной знати правительство не могло. На протяжении второй половины XVI в. оно нашло новую форму привлечения верхов провинциального дворянства к делам управления — дворянский «выбор». В эту категорию зачисляли «лучших» детей боярских из уездов. Выборные дети боярские периодически, в течение одного — трех лет, несли службу в столице. Хотя они стояли на самой низшей ступени «дворовой» службы, но на их долю приходилось более половины всего состава двора Федора.

Самую высшую ступень «дворовой» иерархии занимали лица, занесенные в боярский список. Сопоставление списков бояр середины и конца века позволяет сделать вывод о значительных переменах в составе правящего боярства. В списке 1552–1553 гг. первые места занимали Рюрикович князь И. М. Шуйский и гедиминович князь П. М. Щенятев. За ними следовали князья И. Ф. Мстиславский, Д. Д. Пронский, Д. Ф. Палецкий-Стародубский, Ю. М. Голицын-Булгаков, Ф. И. и П. И. Шуйские, А. Б. Горбатый, Ю. И. Темкин-Ростовский, Ф. А. Куракин-Булгаков, И. И. Пронский, С. И. Микулинский, Д. И. Курлятев-Оболенский, С. В. Ростовский, В. С. и П. С. Серебряные и Д. И. Немого-Оболенский[153]. В боярском списке 1588–1589 гг. большинство названных фамилий (включая князей Щенятевых и Голицыных, Пронских, Стародубских, Горбатых, Ростовских, Оболенских, Микулинских) вовсе не фигурировало. Клан Булгаковых представлял один лишь престарелый князь Г. А. Куракин, занимавший низшее место в думе — рядом с четырьмя ярославскими княжатами, которые в 1552–1553 гг. не имели боярских чинов.

Согласно традиции, в середине XVI в. самые аристократические фамилии проходили службу по особым княжеским спискам[154]. Сопоставление этих списков по «дворовым» документам Грозного и Федора позволяет судить о сдвигах в составе и структуре «двора» к концу XVI в. (см. табл. 3).

Таблица 3. СЛУЖИЛАЯ КНЯЖЕСКАЯ ЗНАТЬ ПО ДВОРОВЫМ СПИСКАМ ИВАНА IV И ФЕДОРА

Суздальская знать, происходившая от одного корня с московской династией и сидевшая большими гнездами в коренных русских уездах, до опричнины располагала исключительно сильными позициями. К концу XVI в. численность суздальской знати неизбежно должна была сократиться вследствие опричного террора и земельных конфискаций, а также военных потерь и разорения обедневших княжат. Однако на фоне общего сокращения численности «двора» удельный вес суздальской знати на «дворовой» службе уменьшился не столь значительно, как могло показаться на первый взгляд. Надо учитывать также и то, что княжеский список 1552–1553 гг. на протяжении десятилетия пополнился многими именами.

К верхушке «государева двора» принадлежали удельные князья, проходившие службу по особым спискам. Как в середине, так и в конце века в списке удельных фигурировала знать преимущественно литовского происхождения, позже других появившаяся при московском дворе. При Избранной раде по удельному списку начинали служить князья Вельские и Мстиславские. Иван IV использовал этих знатных гедиминовичей, чтобы оттеснить от руководства Боярской думой коренную суздальскую знать, ближайшую родню правящей династии. При Федоре Мстиславские сохранили пост старших бояр думы, но подле них появились другие гедиминовичи — князья Трубецкие.

В середине XVI в. по удельному списку служили девять князей из рода Трубецких[156]. Однако «великие» вотчины Трубецких подверглись дроблению и измельчали, вследствие чего никто из членов этого рода не смог выслужить в то время боярский чин. Правда, служба в опричнине и при «особом дворе» Грозного вынесла этих измельчавших удельных владык наверх. После объединения земского и «дворового» списков Трубецкие заняли в думе место подле Мстиславских, но такое положение не соответствовало местническому значению Трубецких.

Князья Воротынские и Одоевские начали карьеру как служилые князья в середине века. Все они в дальнейшем выслужили боярские чины. Однако последние бояре — М. И. Воротынский и Н. Р. Одоевский — после опричнины подверглись казни. Сыновья опальных наследовали чин служилых князей, но никто из них не получил при Федоре боярство.

Опричнина Грозного подвергла традиционную «дворовую» службу решительной ломке. Рядом со старым «государевым двором» возник «особый двор», четыре пятых которого составляли худородные «городовые» дети боярские. Реформа Годунова — Щелкалова восстановила единый «государев двор» и вернула «дворовой» службе прежний характер. По сравнению с опричным временем высший слой «двора» стал более аристократическим, а низший — менее худородным. Реформа «двора» окончательно закрепила новую чиновную структуру «государева двора», сложившуюся в ходе формирования новых органов управления единого государства.

Слияние раздельных дворовых списков положило конец расколу «двора», начавшемуся в годы опричнины и продолжавшемуся 20 лет. Этот факт имел многообразные последствия. «Особый двор» в руках Грозного служил надежным инструментом поддержания порядка при любых столкновениях с могущественным боярством. Окончательная ликвидация «особого двора» временно ослабила верховную власть. В обстановке разраставшегося конфликта с аристократией правительство Годунова — Щелкалова вынуждено было искать выход из кризиса в более жестоких репрессиях.